антология фантасмагорий

Всё великолепие жизни – как и полагалось, звучало туманно и неисполнимо, а слово «мозаика» так и вообще глупо. Воспоминания о Майке вызывали отчаяние. Эла передергивало, а рука сама тянулась за кубком каждый раз, как он осознавал, что неделями трахался и спал в одной кровати со Зверем, что впоследствии одним лишь движением руки остановил ему сердце. Но к черту всё. Сейчас в его объятьях Квентин и разжать руки, означает оторвать какую-то слишком значимую часть от себя. И Эл с толикой печали целует его в лоб прямо под тускло блистающей серебром короной. Но миссия на корабле она только для Кью, он всегда об этом мечтал, а Верховный Король должен вернуться к своим обязанностям и заняться делами Королевства, да и с Марго он не виделся целую жизнь. И это оказалось тоскливее, чем он мог предполагать, поэтому сейчас Эл просто наслаждается нахождением рядом, хоть никакая поддержка ей оказывается не нужна. И он счастливо улыбается глядя, как виртуозно Бэмби обводит вокруг пальца своего малолетнего нелепого муженька. Но все же внезапно вернувшаяся память о той жизни не желает выпускать его разум из своих пут. Горько и почти что больно осознавать, что теперь он никогда не ощутит этих отчаянных поцелуев, что дарил ему Кью. Хотя, раз боги Филлори мертвы, может и навязанные ими правила о замужестве больше не работают?.. Элиот помнит, как они пили за первый и последний год, и как расплескали все вино по плиткам рядом с собой; помнит, как замечательно было гладить спину и бока Кью, пока тот выгибался под лаской, как большой кот, и лажал на каждом втором фейерверке, что наколдовывал. Милый верный Кью, что никогда не осудит, не отвернется и не предаст. И Ариэль со своими персиками и сливами, внезапно вторгнувшаяся в их зацикленную на чертовой мозаике жизнь – третья женщина, что даже вызывала положительные эмоции в нем. И сын Кью, хоть и оставивший их так… отважный, верным своим идеалам, слишком рано повзрослевший… Их сын. И это была его семья, которой он никогда не желал, но которая принесла ему истинное счастье. А поцелуи Кью всегда, как и в самый первый тот сумбурный раз, были честными и с толикой отчаяния в каждом соприкосновении губ. Элиот вспомнил и понял, что опрокинув в очередной раз Кью спиной на мозаику, он тогда и осознал, какое всё великолепие жизни она отражает.