Раб неведомого, служитель бесконечного

Мирак выделил Азидалу комнату в храме и одного из прислужников. Он не заходил к бывшему учителю несколько дней — занимался чертежами для нового храма, распределял ресурсы, отправлял людей на стройку, выслушивал отчёты Закрисоша и Дукана. Ему пришлось потратить немало времени, убеждая последних отречься от прошлой веры — страх перед драконами смягчал даже жёсткие черты Закрисоша, делая его дрожащим отблеском самого себя. «Восстаньте со мной, — звал Мирак, — я знаю то, чего не знаете вы, я владею тем, чем не владеет никто». У них не было выбора. Но и у Мирака не было выбора тоже. Тьма непрестанно наблюдала. Она таилась меж дверных щелей, неизбывно напоминая о горьком привкусе власти и кошмарном падении в неестественное удовольствие. А потому — чертежи, книги, разговоры, подозревающие лица мрачных нордов, покорность бывших жрецов — головокружительные мелочи динамики действительного уводили разум из даэдрических чертогов. Только над снами жизнь была не властна, и тогда потусторонний мрак Обливиона вновь терзал мысли смутными образами из памяти. Азидал был последним средством. Его болотно-зелёная роба вызывала тошнотворное чувство, тянущее в подкорке мозга щекотное ожидание — Мирак боялся этого разговора и вместе с тем желал его. В конце концов, дела кончились, и он замер перед дверью, по старой привычке ещё чувствуя отголоски юношеской робости. На стук в дверь никто не отозвался, и тогда Мирак толкнул её. Комната была исчерчена рунами и символами. Значение многих из них оставалось для него загадкой. Хуже всего было то, что оживлённый труп, стоящий перед окном, издавал тихое, противное завывание. Белесые слепые глаза уставились на вошедшего, а гнилые конечности зашевелились в жажде вырваться из магического плена. — А вот туда ступать не стоит, — Азидал, сидящий на кровати, не высовывал тонкого, почти эльфийского носа из потрёпанной книги. Его неухоженные волосы и борода были в ещё большем беспорядке, чем когда Мирак видел его в последний раз. Мирак вернул ногу в прежнее положение и пригляделся: на полу, в месте, куда он чуть не шагнул, виднелась полустёртая руна. — В иное время я бы позволил тебе научиться на собственной ошибке, но сейчас ты желателен, хм, живым. — Что произошло, Азидал? Почему ты здесь? — Мирак говорил тихо и напряжённо. Азидал вскинул голову и пристально уставился на бывшего ученика, подняв седые брови. — Даже не думай, — ядовито выплюнул он, — ты не выиграешь сражение со мной. Ты либо на моей стороне, либо мёртв, Мирак. Впрочем, второе в конечном счёте включает первое, хе-хе. Азидал положил книгу в стопку других томов и подошёл к Мираку, спокойно ступая среди символов по очевидным ему одному островкам безопасности. Время не пощадило мага. Он постарел и исхудал ещё больше, чем во время их последней встречи в Бромьунаре, а под мрачно сверкавшими глазами залегли глубокие тёмные круги. — Пошли, — сказал он. — Пройдемся по твоим владениям. Мне не помешало бы размять кости. Они поднялись по коридорам подземелья, освещаемые подрагивающим светом факелов. — Я не собирался сражаться с тобой, — это было ложью; Мирак готовился к худшему, когда входил. Азидал отмахнулся. — Не говори ерунды, естественно, ты собирался. Иначе я зря тебя обучал. Откуда у тебя это? — он, не глядя, ткнул узловатым пальцем в клинок на бедре Мирака. — И кто перековал твою маску? Чья сила властна над моим зачарованием, кто изменил филигрань моей магии, придав ей нездешнее совершенство? — Сначала ответь на мои вопросы, — тон Мирака был ледяным. — Вопросы, — проворчал Азидал. — Я на них и отвечаю. Ты ведь призывал Хермеуса Мору и призвал успешно, ты, мой ученик, единственный из всех этих остолопов, кто достоин моих знаний… Он вдруг осёкся, хотя Мирак молчал, не собираясь рассказывать о жуткой бездне, вторгшейся в жизнь безо всякой просьбы, лишившей разум девственной пелены незнания без обрядов и молитв. Нет — то было постыдное, тяжёлое бремя, от которого в душу закрадывалась холодная пустота; и если бы он призывал Хермеуса сам, то уже пожалел бы. — Что это? — с отвращением произнёс старый маг, глядя в темноту коридора. Мирак повернул голову. Феньярк, полуэльфийский мальчишка, которому повезло выжить в день захвата Фолейна, шёл по коридору с детской беззаботностью, пока рядом с ним не пронеслась пылающая сфера чистой магии. Феньярк по-девчачьи взвизгнул и упал на землю, закрывая голову. — Маленький фалмер, — прошипел Азидал, выращивая в пальцах следующий огонёк. — Здесь. Десятилетия я терпел — не для того, чтобы видеть их и сейчас. — Мальчишка не фалмер, — Мирак счёл необходимостью вмешаться. — Но, скорее всего, полукровка. Азидал, приди в себя, он храмовый послушник, а не агент эльфов. Азидал неодобрительно хмыкнул, но магию погасил. — Сгинь, живность, — велел он. Феньярк пугливой тенью унёсся прочь в темноту коридоров. — Так вот, о чём я… ты спрашивал, что привело меня в Фолейн. Конарик, этот идиот, назвал меня старым сумасшедшим, потребовал, чтобы я затаился где-нибудь и больше не попадался ему на глаза — и я ещё должен быть благодарен? Напыщенный мальчишка! Кретин самонадеянный! Где бы вы все были без меня?! — Ты рассорился с культом, — подытожил Мирак. Тревога разжала когтистую лапу, позволив сердцу биться спокойнее. — К сожалению, после я заметил серых, — продолжил Азидал, успокаиваясь столь же резко, сколь и вспыхивая. — Они следили за мной. Скорее всего, мнение Конарика — их рук дело. Высокомерные альтмерские мрази. Я так и не закончил эксперимент в Устенгреве со стёртыми душами. А ведь я был близок к разгадке. — И ты рассорился с орденом Псиджиков, — снова подытожил Мирак. — Да, да, я знал, что рано или поздно они снова сунут свои альтмерские носы в мои дела. Сущности Каирна тоже не были в восторге от моего маленького исследования, но с ними, во всяком случае, проще. Пока я не спустился, конечно… — Сущности Каирна? В чём суть твоего эксперимента? — О, — Азидал оживился, — в перераспределении синкретической энергии духа и имени через множественные метаморфозы морфолитов. Это пришло мне в голову, когда я думал о сущности башен. Диренни! Я столько времени потратил, выясняя, каков её истинный секрет, но проклятые ублюдки отказались даже намекнуть. Очень, очень жаль. Я знаю лишь, что есть нечто, хранящееся в ней… нечто, связанное с самой плотью Нирна? Возможно. В любом случае, это могло бы дать невероятную мощь. — Я не вижу связи, — сказал Мирак. — Какое отношение имеет Адамантиновая башня к энергии душ? Что ты имеешь в виду? — Неважно, — отмахнулся Азидал. — Я закончу, и ты всё увидишь. Бессмертие — вот будущий результат моего маленького исследования. Вычисления идеальны, осталось лишь сплести верный узор. Настоящее бессмертие — не то подобие, которое есть у нас сейчас. Может, даже большее, чем то, которым владеет Конарик. Он потёр руки. Кольца на жёлтых узловатых пальцах блеснули в факельном свете. — Так почему ты здесь? — Мирак вернулся к теме, которая беспокоила его наиболее сильно. Азидал замолчал и глянул на него с непонятным выражением. — Мы слуги одного господина, Мирак. Я говорю о сакральности Знания как такового, — ответил он наконец. — Ты поможешь мне. Я планировал обосноваться в пещерах Колбьорна. Мне нужны люди. Нужна свежая кровь. Мне нужны Камни Силы — их особенная магическая природа. Ты дашь мне это. Ты обязан! Он снова вспыхнул яростью, как вспыхивает промасленный фитиль. — Я не откажу тебе, Азидал, — медленно сказал Мирак, — но я хочу знать, каким образом ты смог найти меня. — Хермеус велел мне отправиться за тобой, — последовал ответ. — Ты ведь это хотел услышать? Нет, он не желал слышать этого. Осознание того, что Хермеус приставил к нему соглядатая столь прямым и безыскусным способом — точно в насмешку, — вызывало у него только ярость. Азидал вдруг затрясся в приступе дребезжащего старческого смеха. — Тот, кто владеет знаниями, несущими боль и тишину, — забормотал он. — И это верно, это истина… ничто не может быть сокрыто под вуалью слепоты… ничто… Мирак вздрогнул. Паутина, сплетённая божественной скользкостью щупалец, всё туже затягивала его незримыми нитями. Он видел и понимал — но не мог ничего сделать. Он мог лишь спрашивать себя — это ли судьба? Была ли всегда та фаталистическая удачливость и те триумфы и открытия — не заслугой его воли, но Дланями Прорицателя? Они говорили ещё долго, и Мирак вскоре убедился, что Азидал окончательно обезумел. Он говорил вещи, которые никак нельзя было понять, нёс несусветную ерунду о колёсах и богах, о нитях и мантлинге, о снах и двемерских машинах. Его речь скатывалась в мешанину смыслов и концепций. Иногда он называл Мирака другим именем, незнакомым. Потом вдруг смаргивал слёзы. В эти моменты он выглядел жалким. Измученный разговором с бывшим наставником, Мирак вернулся в свои покои и уснул. Даже тьма, чьи ласковые касания напоминали о вспыхивающих отвратительной желтизной глазных сферах Хермеуса, не обеспокоила его сна.