Shine

Вот вроде говорят, что разбитое сердце трудно склеить, вылечить невозможно, не поддаётся реконструкции оно. Так говорят видимо те, кому не приходилось сращивать кости и восстанавливать мышцы, кто не видел стертую до мяса кожу, кто не зажимал хлещущую кровь, что пропитывает собой всё вокруг настолько быстро, и ты не успеваешь её даже различить. Где кончаешься ты и начинается она. Кто не собирал по частям и учил жить заново, каждый раз начиная сначала. Юнги на разбитое сердце не жаловался никогда, предпочитая тупому куску мяса железки и механику, сводящий с ума код и бесконечные ряды цифр, не имеющие души, голоса, но обладающие разумом. Машины — его страсть и первая и последняя любовь, безумие, его личная отрада, привели Юнги к проблемам, никак с ними не связанными. Проблемы упали через порог его мастерской, гремя запчастями и истекая настоящей кровью вперемешку с маслом. Юнги, шарахнувшийся вначале к пистолету, после разглядел рыжие грязные волосы, разряды импульса в искусственной жиле на шее и слабо вибрирующие окончания. Он не хотел, матерился, сквозь зубы шипел ругательства, но поднял недокиборга и дотащил до стола, едва ли не умирая под этой тяжестью. Получеловек слабо реагировал и на вопрос в глазах жестянщика лишь кивнул. Юнги снимал пластик быстро, отточенным движением срезая пластины, также быстро сканировал развороченную грудную живую клетку, с бьющимся человеческим сердцем, опутанным жилами и датчиками. Жертва чужого эксперимента не дёргалась, и к моменту, когда Юнги закончил, будучи весь в масле и крови, утираясь какой-то тряпкой, слабо мигнул импульсами на шее, открывая глаза. — Спасибо… Прошелестело ломано и с жутким акцентом, после чего киборг отключился. Юнги, откровенно отвисший, вновь выругался. Необходимо было спрятать эту тушу, пока клиенты, которые завалятся с утра пораньше, его не увидели. Парень недолюбливал киборгов, предпочитал с ними не связываться, но в этот раз его что-то дёрнуло. Заставило обратить внимание на умирающего… человека?.. К счастью ли, или к негодованию, но под утро киборг исчез, оставив после себя карту с кредитами. Юнги подсчитал и присвистнул: он столько за месяц получает. Вот и киборг, вот и железка. Через несколько недель Юнги и думать забыл о странном киборге, пока в дождливую ночь через его порог не упала знакомая туша. — Да ты, блять, издеваешься?! Разбитые кости и порванные мышцы, развороченные жилы и артерии. Как он дополз до его ангара, Юнги не знал. Но почему-то снова всё бросил, бросился. Выхаживал два месяца, в которые и узнал уже Тэхена, жертву чужих экспериментов, беглого киборга, парня-сироту. На рассказ отреагировал только дымом от сигарет, но внутри свело что-то от чего-то. Железка. Юнги окрестил его так и пинка добавил, отправляя из своего ангара через несколько месяцев. Тэхен ушёл, но теперь в памяти остался. Карими глазами и волосами атомно рыжими, странным смехом, синими искрами по самой радужке и тихим биением настоящего сердца за пластиком и железом. Юнги не скучает, нет. И не ждёт вовсе. Ему вообще похуй и он не привязался к этой железке. Вот только… Только в третью их встречу от Тэхена больше железа, чем человека осталось. И Юнги не уверен, что сможет. Что справится. Что спасёт. Не механизм, а живое сердце. Прошитое пулей, надрывно бьющееся. Оно сильно кровит, а Тэхен молчит, бледный, закусывает губы и сжимает механическую руку. Юнги незаметно утирает слёзы, но молча продолжает штопать, ремонтировать, возвращать. Несколько дней, бессонные ночи, чистый кофеин вместо крови и пара прядей седых волос, когда сердце останавливалось. Юнги падает на пол, подбирая под себя ноги и ждёт, когда загорятся импульсы. Вроде говорят, что разбитое сердце трудно склеить, вылечить невозможно. Вы попробуйте живое заштопать, жизнь вдохнуть, поверить и снова научить. На шее Тэхена загорается импульс, а губы шепчут: — Привет…