***
Едва оказавшись в новом мире Лейк тут же вступил в лужу. Дождливая осенняя погода этого крупного города практически не оставляла места, где бы можно было ступить, не промочив обувь. Но Алана это не волновало. Уже порядком уставший он присел на лавочку неподалёку от автобусной остановки. «Эх, как же мне надоело это всё.» — Чем-то расстроены? — раздался голос рядом. Сбоку от Алана на этой же лавочке сидел грязный и бедно одетый человек, скорее всего бездомный, но держал в руках и читал библию. — Да так… немного. — ответил Лейк, — Человек один погиб из-за меня. Можно даже сказать, что это я убил его. Но я всего лишь приблизил неизбежное. То, как этот человек жил… во что он верил… он бы в любом случае рано или поздно добился бы своей смерть от кого-нибудь ещё. Разве я поступил плохо? Разве моя позиция не имеет право на существование? Я что, плохой? — Вы ужасно поступили. Вот Иисус учил, что неважно какой человек, какие его взгляды, но уважать его нужно. Любить нужно всех, независимо от их взглядов. Нужно просто раскрыть своё сердце. — Вот-вот, он мне говорил то же самое! — вновь загорелся Алан, — Говорил про любовь, про добродетель. Вот как в книжке этой написано, так он это и мне говорил вживую. — Он? Простите, а кто вам это говорил? — Иисус. Мы с ним долгое время путешествовали вместе. Мы делились друг с другом идеями, рассуждениями, смотрели вместе на мир. Но в один момент между нами возникла ссора и мы разошлись. Он мне тоже тогда талдычил про любовь и доброту, но мне кажется, что он просто сам не вполне понимал, что это такое. После этого бездомный закрыл книгу, встал и поспешил уйти. — Сумасшедший. — пробормотал он себе под нос. Впрочем, уход бездомного Алан будто и не заметил. Он всё равно продолжал рассуждать о прошлом, обдумывая всё у себя в голове. «Мы столько были вместе. Столько всего пережили. Но даже после всего этого, спустя столько времени, я всё равно не могу понять тебя. Ты ведь вовсе и не был расстроен своей казнью. Я видел это, тогда, когда стоял перед твоим крестом. Ты будто сам добивался этого. И ради чего? Это твоя любовь?» Тяжко вздохнув Лейк откинулся на спинку лавочки. Закрыв глаза, он начал отдаваться воспоминаниям о том роковом дне. «И почему всё получилось именно так?»***
—Нет, нет, и ещё раз нет! Я же сказал, что это невозможно не при каких обстоятельствах! — горячо отвечал Заратустра своему собеседнику, — Я не стал и не стану помогать тем немощным. Они сами виноваты, что настолько слабы. У них нет никакой воли к жизни. Заратустра и Иешуа вдвоём прогуливались по берегу реки, по обе стороны суши от которых была пустыня. Между ними шёл жаркий спор. — Не ты ведь мог бы это сделать. — Мог бы, но не хочу. Да, можно было бы им помочь. Но разве не лучше самому находить силу, нежели чем ждать, пока кто-нибудь другой даст её тебе. Можно было бы вершить чудеса и помогать всем подряд, мы с тобой оба способны на это. Но ведь лучше научить человека рыбачить, чтобы он добывал себе рыбу сам и был всегда сыт, нежели чем постоянно давать ему подачи. — Но ведь не у всех есть возможность помочь себе. С некоторыми могла в жизни произойти такая несправедливость, что они просто не способны одолеть свою слабость, даже когда очень сильно этого хотят. — Ну… тут уже ничего не поделаешь. Жизнь бывает несправедлива. Всем не угодишь, всем не поможешь. — Если бы ты только не боялся. Тут Заратустра резко остановился. От услышанных слов его кровь закипела, а в глазах загорелся огонь. Он подскочил к Иешуа и встал перед ним, преградив дорогу. — Боюсь?! Ты хочешь сказать, что я чего-то боюсь?! Иешуа сочувствующе посмотрел на своего товарища. Он легонько положил руку на его плечо. — Я ведь знаю, что ты хороший человек. Ты добрый, просто боишься это признать. — Добрый? А с чего ты взял, что я именно добрый? Может я на самом деле злодей? — Не бывает злых людей — есть просто несчастные. И в тебе оно тоже есть, я вижу это. Ты несчастен, но в глубине души ты добрый человек. Можешь называть это как хочешь, но суть не поменяется. Ты сочувствуешь другим людям и искренне желаешь им всего наилучшего. В глубине души ты хочешь им помочь. Но ты боишься, что они отвергнут тебя. Боишься, что они причинят тебе боль. Боишься, что твою помощь никто не оценит. Ты хотел бы проявить доброту и нежность, обнять других. Но тебе страшно, что этим воспользуются и нанесут удар исподтишка. Вот в чём твой страх — тебе страшно, что твою доброту примут за слабость. Но нельзя вечно держать шипы выпущенными и не подпускать никого. Людям нужны другие люди. Нужно просто научиться принимать остальных. Вот и ты — научись этому. Открой своё сердце, прими их любовь и одари своей. После этого Заратустра не на шутку разозлился. От ярости он и вовсе оскалил зубы, словно рассвирепевший зверь. И вот, не сдержав злости, он поднял руку и ударил пощёчину Иешуа. — Да что ты вообще можешь знать о любви?! — накричал он на него, — Ты ничего обо мне не знаешь! Но когда Иешуа вновь поднял голову после удара и посмотрел на Заратустру, то тот опешил. Злость смешалась с растерянностью. Несмотря на крик и удар взгляд Иешуа не выражал ни капли ненависти. Это были всё так же невероятно добрые глаза. Как не ударь этого человека, но он никогда не станет отвечать. Злость была ему абсолютно не свойственна. Он мог простить всё что угодно. Заратустра сделал несколько шагов назад и с трудом вымолвил: — Глупец… ты ничего не знаешь… Ты понятия не имеешь кто я. После он развернулся и больше ни разу не посмотрел в сторону старого друга, но напоследок сказал: — Всё кончено. Прощай. Так их пути и разошлись.***
Воспоминания о тех временах навивали на Лейка некоторую грусть и даже сожаление. «Эх, и почему всё так кончилось?» «Но вот зачем тебе нужно было всё это? Неужели ты действительно не понимал всей правды жизни? Ты всё равно продолжал стоять на своём и идти до конца, даже когда под угрозой оказалась твоя жизнь. Ха… всё-таки мы немного похожи.» «Ты был умён, но в тоже время не до конца избавился от глупости. А ведь столько умных слов исходило из твоих уст. Ты так много знал, так много понимал. Любой человек становился для тебя открытой книгой. Но для полной мудрости тебе не хватало ещё чуть-чуть. Ещё чуть-чуть… поброди ты в пустыне чуть подольше, больше побудь один, и тогда ты смог бы достичь чего-то большего. Ты был достоин большего.» Алан кинул мимолётный взгляд на стоящую неподалёку церковь, куда во всю ломились прихожане. «Жаль только, что никто из людей так и не смог понять тебя. Ты учил их любви, а они переполнились ненавистью. Вырезали себе идола на кресте и молятся ему. Да вот только душа от этого богатой не становится. Эх~… не тому ты их учил. Не того ты хотел.» Глядя через стены Алан видел в церкви большой каменный крест, а также иконы на стенах, на которых изображался его давний друг. И вновь Алан охватило это странное чувство. Он вновь тяжело вздохнул. «Не думаю, что когда-либо я смогу полностью принять тебя. Мы слишком разные. На не по пути.» «Однако… я не до конца понимаю где… но всё же… Возможно в чём-то ты всё-таки был прав.» Встав с лавочки Алан покинул эти земли.***
Вступив в новый мир Лейк моментально оказался в толпе множества людей. На него никто не обращал внимания, все были заняты своими делами. Многие бродили, кто-то общался между собой, но все без исключения будто ждали чего-то и готовились к этому. А располагалась вся эта толпа в некоем большом подземном туннеле, с высоким потолком, на которым было достаточно лампочек для качественного освещения. Окинув своим всевидящим взором весь мир, а после чутка порывшись в его истории, Алан тут же понял где находился. «Ага, понятно — первый этап экзамена на Охотника. А этот мир практически полностью идентичен моему изначальному. Различия минимальны.» Но тут со спины Лейка окликнули. — Эй, мистер, не подскажите где можно найти экзаменатора? Я хотел бы у него кое-что спросить. Алан обернулся и увидел возле себя мальчишку, который, впрочем, несмотря на свой возраст был совсем не так прост. Но Лейк уже знал, кто это был. «Гон Фрикс.» — Экзаменаторы вот-вот появятся. — ответил Алан мальчику, — Всех уведомлять, когда экзамен начнётся, а пока можешь поговорить со своими друзьями. С двумя ты уже знаком, а третьего скоро узнаешь. Не сомневайся во мне, Гон Фрикс. От удивления Пацан широко раскрыл глаза. — А откуда вы меня знаете? — Ох, поверь, я знаю многое. — Лейк сделал элегантный поклон, будто настоящий аристократ, — Я странствующий волшебник. — Волшебник? Ха, тогда покажи своё волшебство! — Без проблем. Ловко поиграв руками, а после став крутить кусочком плаща, Алан сотворил магию. В один момент из-под плаща выпала и оказалась в его руке живая голова некоего парня по имени Хисока Мороу. Но продлилось это всего пару секунд, после чего голова скрылась под плащом и магическим образом вернулась на место к телу. А сам Хисока, стоящий где-то в толпе, хлопая глазами от удивления, пытался осознать увиденное. Но по итогу не придал этому значения. Он решил, что ему показалось. А вот Гон Фрикс был впечатлён увиденным. И не только он, но и его друзья успели увидеть представление и подошли поближе. — Что это была за магия? Фокусы какие-то? — расспрашивал удивлённый Курапика Курута. — Колдун хренов! — воскликнул Леорио. Алан уже знал, что это были за люди. Он не стал заглядывать слишком глубоко в их истории, но увидел достаточно, чтобы понять кто они. — Ого, а у меня в семье так никто не умеет! — восхитился присоединившийся откуда-то со стороны Киллуа Золдик, — Мои предки должны сначала оторвать голову, а прям вот так они не умеют. Но Алана привлёк непосредственно Курапика. Он понимал, что этот Курута был совсем другим человеком, нежели тот другой, в его родной вселенной. Но чувство старой обиды играли в нём, пусть он и быстро подавлял их. По правде говоря, от той давней обиды уже почти ничего и не осталось, в этом не было смысла. Но тем не менее Алан указал пальцем на левый глаз Курапики, заставив того напрячься, после чего обратился к нему: — У тебя большое будущее парень. Столько ещё надо свершить, стольким отомстить. Ты это… береги свой глазик. «…Хотя, думаю, в этот раз ему на этот счёт ничего не грозит.» — Эй, это что, угроза была?! — резко вспылил Леорио. — Глупости, никакой угрозы. Просто предостережение. Успокойся мальчик. — Мальчик?! — удивился Леорио, — Меня ещё никто не называл мальчиком. Все обычно думают, что мне около тридцати, хотя на самом деле девятнадцать. Эй, да и ты не выглядишь стариком! С чего это называть меня мальчиком?! Тебе же максимум чуть больше двадцати! Или на самом деле ты старше чем выглядишь? Сколько же тебя тогда лет, а? — Ты даже цифр таких не знаешь. — тихо пробормотал Алан, так что его никто не услышал. Четвёрка героев наблюдала за таинственным волшебником. Они собрались вместе даже чуть раньше положенного. Можно сказать, что по своей воле их решил объединить вместе Лейк. — Что это за парень? — спросил Киллуа у Гона, подойдя к нему поближе и тыкая в плечо, — Странный какой-то, но интересный. Ты его знаешь? А в это время Лейк уже понимал к чему всё идёт. «Ну что ж, ещё одно путешествие, ещё одно приключение. Так уж и быть, стану частью этой истории, почему бы и нет.» Гон Фрикс — весёлый, оптимистичный, немного наивный, открытый паренёк, который легко знакомился с людьми. Неудивительно, что он решился сделать следующее предложение: — Слушай, а ты это… не хочешь пойти с нами? Попробуем сдать экзамен на Охотника вместе! Остальные были удивлены такому предложению, но ничего против не имели, как, впрочем, и Лейк. — Мне нравиться это предложение. Я согласен. — Ура! Алан вновь сделал небольшой поклон, после чего представился новоиспечённым друзьям, что стали частью этой новой, теперь слегка изменившейся истории. — Меня зовут Заратустра.