Война судеб

Едва вступив на тротуар в новом мире Алану в лицо тут же дунули потоки лёгкого холодного ветра, который сбросил плащ с его плачь на снег, укутывающий весь асфальт. На улице стояла зима; не слишком холодная, скорее просто прохладная, даже несмотря на то, что уже была ночь. Медленно падающие снежинки красиво отдавали блеском в свете горящих уличных фонарей. «Я узнаю этот город.» Лейк вновь оказался в знакомом ему месте, но в котором он уже не был уж очень давно. В этом мире Йоркшин был точно такой же, как и в его родном. Эти улицы не изменились ничуть. «Сколько же я уже нее был здесь. Возможно ли сосчитать сколько уже веков прошло, когда я последний раз был хоть в одном из вариантов этого места? Я шёл вперёд в бесконечность, но всё равно умудрился прийти сюда.» Сделав несколько шагов вперёд Алан осмотрелся. Он находился на довольно просторной, но пустой улице. Кругом не было ни души, хотя при этом где-то там вдалеке виднелись проезжающие через перекрёсток редкие машины. Да и люди тоже периодически появлялись, но всё так же были очень редки и шагали куда-то по своим делам. Такая безлюдность, пусть и в ночное время, была не очень типичной для этого города. Но тут, пока Алан стоял и смотрел вдаль, его со спины окликнули. — Ох нихрена ж себе! Ты чего без шапки гуляешь парень, да ещё и в одной рубашке? Дураком станешь! Это был знакомый голос. Обернувшись Алан увидел стоящего возле себя Грега Ганна. Он практически не изменился; был одет в осеннюю куртку, а на голове торчали взъерошенные русые волосы. Это действительно была альтернативная версия того самого Грега Ганна. — Слушай, я конечно всё понимаю, зима в этом году совсем не холодная, но ты хоть бы не ходил в одной только сраной рубашке! До сих пор поражаясь встрече со старым знакомым Алан в итоге легонько усмехнулся и ответил: — А я не мёрзну. — Ну смотри, дело твоё. — А сам чего без шапки? Не боишься дураком стать? — А я уже дурак, мне можно! — Понятно. Лейк не стал задерживаться и неторопливо пошагал дальше, но Грег тут же увязался за ним. — А ты откуда такой? — спрашивал он, — И куда идёшь? — от него чувствовался запах алкоголя, но небольшой. Если он и выпил, то совсем немного. — Пришёл я сам не знаю откуда, а иду туда, не знаю куда. — Ха, забавно… Странный ты парень. — Я знаю. А сам то ты откуда, и куда идёшь? Судя по запаху ты уже успел что-то отметить. — А, это? Да у меня просто сегодня был выпускной. Я институт закончил! Меня пригласили на бал, но мне там не понравилось, скучно, поэтому я набил несколько рож, включая преподавателей, и свалил нафиг оттуда! — Недурно. Последствий не боишься? — Какие ещё последствия! Диплом то всё равно уже у меня! А так хотя бы немного разбавил тот тухляк. Танцы, конкурсы, король и королева бала — дерьмо всё это! Но видел бы ты все их рожи, когда я вырубил короля, разбив бутылку с пивом об его голову, а после сорвал с королевы её платье, обнажив для всех её «пилотку»! Ха-ха-ха-ха, вот это было зрелище! А потом я устроил мордобой. — А ты знаешь толк в веселии. Алан продолжал неспешно идти вперёд. Он практически не глядел на идущего рядом Грега, постоянно смотря куда-то в пустоту. — Ты какой-то грустный. Что это с тобой? — спросил его Ганн. — Да так… Просто ты похож на одного моего старого знакомого. Он погиб очень давно, но я всё ещё помню его, как и нескольких других близких мне людей. — Они тоже погибли? — Да. Я много кого потерял. Можно сказать, что большую часть жизни я одинок. Но меня это не сильно расстраивает. В одиночестве тоже есть свои прелести. — Ха, да брось! Куда кайфовее ведь быть с кем-то. Они свернули в тёмный переулок. Из звуков было слышно разве что лазающих в мусорном баке кошек, а из света вдалеке виднелась тусклая и мигающая лампочка, висящая над задним входом в какое-то здание. — Не дело это быть одному, — продолжал свою мысль Грег, — Не, я тебя тоже понимаю. Были у меня как-то друзья — те ещё пидорасы, я с ними порвал и каждому где-то в чём-то поднасрал. Но не быть же совсем одиноким. Это ведь как заниматься отшельничеством в пустыне. — А ты пробовал? — спросил Лейк, будто бы самую малость намекая Ганну о том, что он уже проходил это. — Мне вот кажется, что ты слишком замкнут в себе, — начисто проигнорировал он вопрос, — По тебе это видно, хоть я тебя и только что встретил. Может тебе бабу найти? О, вот кстати одна! Алан посмотрел вперёд и увидел, что возле крыльца заднего входа, под тусклым фонарём стояла повёрнутая к ним спиной девушка. Она немного припустила голову и смотрела вниз, думая о чём-то своём. Проходя мимо немного развеселившийся Грег решил пристать к ней. — Девушка, а девушка! А не хотите познакомиться с моим другом? Она повернулась к ним лицом, и какого-же было удивление Алана, когда он увидел перед собой так знакомую ему ту самую Брунхильду. Всё так же она была одета в мужскую одежду: длинное пальто, свободные штаны цвета хаки и тяжёлые сапоги. На голове были всё те же алые волосы, завязанные в хвост, оставляя лишь чёлку на лбу. Но в этой вселенной она выглядела несколько моложе, уже чуть больше соответствую возрасту Лейка, примерно лет на двадцать пять. Ну и здесь у неё не было того ужасного ожога на лице. Удивившись словам невесть откуда появившегося перед ней Ганна, она ответила. — Слышь, пацан, иди отсюда пока цел! — Во, видал! — обращался Грег к Алану, — В самый раз для тебя! Огонь баба, с характером! — Тебе жить надоело? — риторически спросила Брунхильда с невероятно озлобленным лицом. — Ну умереть от такой крошки как ты я был бы не прочь. — Я тебя поняла. Тут Брунхильда резко схватила Грега промеж ног, прямо за его пах, и без особых усилий подняла над собой. Ошалевший Ганн тоненьких голоском выдавил из себя: — Яйца! Яйца мои! После Брунхильда откинула Ганна в сторону, словно какой-то мячик, забросив того целиком в открытый бак с мусором неподалёку. — А ты чего? Тоже хочешь получить? — обратилась она к Лейку. — Простите моего друга, мисс. Он просто немного выпил лишнего. Но не сказал бы, что он полностью неправ, — глядя в её глаза на лице Алана появилась улыбка, — Я действительно был бы не прочь познакомиться с вами. — Понятно. Значит и тебе конец! Брунхильда тут же попыталась нанести удар в челюсть, но Алан без проблем уклонился от этого. «Ха, прям как в старые добрые времена. Повеселимся!» Не став церемониться Алан тут же ответил, ударив Хильду в живот, так что та скрючилась и едва не свалилась с ног. Она была удивлена и явно не ожидала такого ответа. — Уж извини красавица моя, но я не придерживаюсь какой-либо морали или этикета; женщин бью так же, как и мужчин. Крепко стиснув зубы и даже немного улыбнувшись Брунхильда выдавила из себя: — А вот это уже интересно! Хильда резко выпрямилась и попыталась вновь ударить в челюсть, но и в этот раз Алан заблокировал её удар и ударил в ответ, попав ей в нос, так что тот путь и не сломался, но кровь всё же пошла. Но Брунхильда пришла в себя мгновенно. Она собиралась вновь ударить в челюсть, но то была уловка, во время которой она пробила Лейку лоу-кик. Тот такого не ожидал и пошатнулся, чем воспользовалась Брунхильда и в этот раз уже успешно нанесла удар в челюсть. Наотмашь Алан попытался ударить, но девушка тут же взяла его руку в захват и швырнула лицом в кирпичную стену. Лейк ударился головой, но бдительность не потерял. Он моментально среагировал, когда его соперница попыталась атаковать в спину, и с разворота нанёс удар локтем, попав и разбив той губу. Но в это же время раздался приглушённый крик: — Что ещё там за шум?! Запасная дверь здания неподалёку распахнулась и бодро осматриваясь по сторонам оттуда выскочил Патрик Хьюз. И в этой вселенной он был всё такой же, как и раньше. Увидев происходящую драку и быстро всё обдумав Патрик тут же выкрикнул: — Ублюдок! Как ты посмел ударить девушку?! Быстро подскочив к Брунхильде он с замаха ударил Алана в голову, так что тот не успел среагировать и просто отлетел назад, ударившись затылком об стену. — Всё в порядке мисс, теперь вы в безопасности, — обращался он к Хильде, — Вам нужна помощь? Но та отреагировала довольно резко. — Не мешай дерьма кусок! И тут же она нанесла Хьюзу апперкот в подбородок; у того едва зубы все не вылетели. Пошатываясь Патрик немного отошёл назад и вытаращил свои ошалевшие глаза. Но подумав пару секунд он прохрустел шеей и пробормотал себе под нос: — Ну хорошо, пусть будет так! И вот теперь уже он присоединился к драке с этими двумя. Влетев в драку Патрик тут же нанёс Хильде хай-кик в плечо, а пришедший тем временем в себя Алан сделал ему выпад ногой в живот. Они начали обмениваться друг с другом ударами. Алан бил Хильду в челюсть, та била в ответ, её бил Патрик, его бил Лейк, Хильда добавляла. А в это время, пока шла драка, в коварной тени переулков каменных многоэтажек тихо крался один человек. В Йоркшине уже достаточное долгое время орудовал неуловимый серийный убийца. Он убивал всех подряд без разбору, будь то мужчина, женщина, старик или ребёнок. И делал он это исключительно ради удовольствия. Этим маньяком был Майк О’Джим. Майк подобрался поближе к месту, где шла драка, и поначалу наблюдал за происходящим. Он увидел в двух дерущихся мужчинах и одной женщине потенциально лёгкую добычу, которую можно будет без проблем прикончить, учитывая, что те в пылу битвы совершенно его не замечали. Майк подошёл ещё ближе и уже собирался накинуться на одного из них, но вдруг неожиданно во время своего замаха Патрик ненароком зацепил О’Джима, попав в глаз и откинув того на несколько метров назад. Майк рухнул на снег и ещё пару метров прокатился, прежде чем лег на спину. От удивления он аж широко раскрыл глаза. Для него явно было слишком неожиданным встретить такое сопротивление, пусть и ненамеренное. Случайный удар Патрика оказался достаточно сильным. — Что это вообще было? — пробормотал он себе под нас, параллельно поднимаясь на ноги, схватившись за глаз, куда пришёлся удар. А пока Майк вставал на ноги из мусорного бака рядом начал вылезать Грег. Немного отойдя от полученной травмы яиц, он наконец решился действовать. И выражение его лица было очень злым. — Ну я вам такое устрою, суки вы подзаборные! Вам всем пиздец! Выпрыгнув из бака он уже собрался присоединиться к драке тех троих, но тут его за плечо схватил Майк, который углядел и в нём свою добычу. — Тоже хочешь получить, гондон?! — прикрикнул на него Ганн. Грег тут же ударил Майка в нос, но тот едва пошатнулся. Кровожадность просыпалась в нём, он начал входить в раж, и боль уже была не так заметна. О’Джим улыбнулся, что было больше похоже на оскал, и нанёс Ганну удар в живот, от чего тот скрючился. Но страдал Грег недолго, его это только раззадорило. Не разгибаясь он сделал рывок вперёд и свалил Майка на землю, после чего насел сверху и нанёс несколько удар по лицу. Однако О’Джим даже не думал уходить в защиту. Он схватил Ганна за горло, после чего откинул от себя в сторону, подбросив при этом нижней частью тела, оттолкнувшись ногами от земли. Откинутый в сторону Грег моментально поднялся на ноги, как и его противник. Он сделал выпад ногой вперёд, собираясь ударить О’Джима в живот, но тот успел схватить его за ногу в момент попадания. Казалось, ситуация непростая, ещё немного и его нога может быть сломана. Но Грег тут же оттолкнулся второй ногой от земли и поднявшись в воздух закинул её Майку за плечо, следом за чем принялся непрерывно бить соперника кулаком в лицо. Но к его удивлению эффекта это практически не произвело. О’Джим и не думал падать, а только скалил зубы, и непонятно: то ли от боли, то ли от удовольствия. Майк отпустил ногу Грега и схватил его за одежду, после чего отодрал от себя и подбросил высоко вверх. А когда тот падал, то он нанёс ему хай-кик, попав точно в поясницу, отчего раздался неприятный хруст. Но тот ещё и на землю не упал, как Майк нанёс удар кулаком в живот, отбросив Ганна в сторону. Кряхтя Грег кое-как смог подняться на ноги. Боль от полученных ударов хоть и частично подавлялось страстью битвы, но всё равно ощущалась. — Силён ублюдок! — выругался он себе под нос. Разница в физической силе была слишком большой, и одними лишь обычными ударами тут нельзя было обойтись. Майк выставил руки слегка вперёд, будто собираясь идти на захват, и тут же кинулся в атаку. Но Грег пошёл ему навстречу. Он нанёс прямой удар, который О’Джим перехватил, плотно схватившись обоими руками за кулак. Но в этот же момент Грег увёл его руки в стороны, а сам, отогнув на втором кулаке два пальца, попытался выколоть ему глаза. И у него это почти получилось, но в последний момент Майк слегка опустил голову и пальцы попали чуть выше бровей. О’Джим был готов ответить, но Грег успел ударить лоу-кик, из-за чего его соперник пошатнулся, а затем ударил размашистым хай-киком прямо в висок, пусть и сам чуть не упал. Майк оказался ненадолго оглушён и выпустил из захвата Грега. На несколько секунд они разошлись в стороны друг от друга. Грег понимал, что обычной прямолинейной атакой ему не победить, поэтому кинулся вперёд и теперь начал использовать различные уловки, ложные выпады, и атаковал в наиболее уязвимые места. Так они и махались друг с другом, постепенно уходя по переулку в сторону. А в это время, опираясь на стену здания, в переулке стоял себе и мирно курил всё такой же флегматичный Хакселл. Он слышал идущую где-то в стороне драку, но не обращал на это внимания. Но вот дерущиеся Майк и Грег вскоре дошли до него и стали махаться уже перед его лицом. Долго это терпеть Хакселл не собирался, поэтому спокойно обратился к ним. — Ребята, я конечно всё понимаю, но не могли бы вы перенести свой конфликт в другое место? Так ведь можно и зашибить кого-нибудь. Но те совсем не замечали его. От недовольства Хакселл слегка нахмурился и ещё раз обратился к ним. — Послушайте, если вы сейчас не прекратите, то могут пострадать лю… Но тут случайный удар Майка ненароком пришёлся слишком близко к Хакселлу и выбил у него изо рта сигарету. И вот теперь он уже разозлился не на шутку. — Ну как хотите! Быстро подошедший к ним Хакселл схватил обоих за головы и ударил лбами друг о друга, следом за чем, когда те оказались оглушены, врезал Грегу в живот, а Майку прописал апперкот. Но признав нового врага Грег тут же оклемался и попытался ударить Хакселла ногой, но тот заблокировал его и в момент блока нанёс удар кулаком по внутреннему бедру поднятой ноги Ганна. От полученных повреждений Грег крепко стиснул зубы, но Хакселл ударил его лоу-киком по второй ноги, повалив на землю, следом за чем моментально опустился сам. В сжатом кулаке он слегка выдвинул вперёд костяшку указательного пальца, после чего нанёс три молниеносных удара по лицу: в переносицу, в область над верхней губой, в подбородок. Столь болезненные повреждения заставили Ганна схватиться за лицо и серьёзно дезориентировали его. Хакселл встал и резко обернулся, и в это время ему чуть было не выколол глаза Майк, но всё же он успел уклониться. И в этот момент практически одновременно О’Джим и Хакселл нанесли друг по другу удары, от которых никто не сумел уклониться. Майк попал Хакселлу кулаком в горло, а тот в свою очередь ударил его в висок. Оба пошатнулись и схватились за места ударов. Хакселл громко и яростно прокашливался, а Майк пытался справиться с возникшим звоном в ушах. В это же время в себя пришёл Грег. Вскочив на ноги, он нанёс по каждому из соперников резкий удар — меж ног. Майк и Хакселл скрючились от боли. Такое перетерпеть был не в состоянии уже никто из них. — По яйцам то за что? — выдавил из себя Майк. — А как же бойцовская честь? — добавил Хакселл. — В жопу честь! — воскликнул Грег, — Я получил по своим шарам, и вы получайте! Стиснув зубы, они перебороли боль и вновь кинулись бой. Так и били он друг другу морды. Грег с Майком и Хакселлом, Алан с Патриком и Брунхильдой. И находили они в этом мордобое что-то завораживающие. Боль от пропущенных ударов странных образом разделялась с очень необычным, но приятным чувством. Они получали от этого настоящее удовольствие. В их глазах читалось веселье, словно у маленьких детей. Так и продолжалась эта драка, пока силы не начали покидать их.

***

Неподалеку был один небольшой ресторан, в который они вошли всей своей необычной компанией: Алан, Грег, Майк, Хакселл, Брунхильда и Патрик. Ресторан был открыт, но на удивление полностью пустой. Не было совершенно никого, даже персонала. Это показалось необычным для всех, кроме Лейка, который специально наколдовал это место, чтобы они все вместе могли отдохнуть здесь. Посредине главного зала стоял большой стол, за который все и уселись. Майк нашёл и приложил лёд к своему глазу, под которым у него появился синяк после случайного удара Патрика. — До сих пор яйца болят. — сказал Грег. — Скажи спасибо, что не оторвала. — ответила Брунхильда. — А за мои извиниться не хочешь? — обратился Хакселл к Ганну. — Ещё чего! — ответил тот. — Ну и ладно. Мне вообще пофигу, если честно. Некоторое время они молча посматривали друг на друга. Мирные посиделки за столом после случившегося мордобоя до сих пор вызывали некоторый дискомфорт. А Алан ехидными глазками наблюдал за их гляделками и ждал дальнейшего. Но вот, прокашлявшись, первым решился заговорить Патрик. — И так… как же получилось, что все вместе мы здесь собрались? — А хрен его знает. — ответил Хакселл. — Очевидно же, что все просто задолбались махаться, — сказал Грег, — Верно я говорю? — Не знаю, как ты, а у меня ещё есть силы набить пару морд. — сказала Брунхильда. Но тут Патрик резко прервал все. — Так, стоп! Давайте по порядку. Я, например, вообще не имею понятия кто здесь кем является. Давайте сначала представимся. Меня зовут Патрик Хьюз. — Я Брунхильда. Но скажи-ка, а что ты вообще забыл в том переулке? Какого чёрта ты выскочил из той двери? — А, это? Так в том здании спортзал. Я отдыхал после упражнений и вдруг услышал шум у чёрного входа, и поэтому решил выйти проверить. А там… было что было. Ну я и решил вмешаться, защитить, потому что бить девушек неправильно. — Ха! Но стоило тебе разок заехать в морду, и ты тут же забыл про это. — Ну… когда девушка начинает бить парня, она уже не девушка — она спарринг-партнёр. — Вот это правильно! — А почему так? — немного удивился Хакселл, — Обычно ведь женщинам не нравиться, когда мужчины их бьют даже по таким оправданиям. — А я и не говорила, что мне такое нравиться. Но подобная жёсткость в мужчинах достойна уважения. Остальные сучки, что смеют называть себя женщинами, может и могут рыдать, когда им дают даже слабую пощёчину, но я не такая. Во-первых: я за равенство, хотя бы частичное; считаю, что женщина должна быть сильнее, чтобы стоять наравне с мужчиной. Жизнь жестокая штука; она не щадит никого, вне зависимости от пола. Кровь у всех одинаковая; и хоть клинок, хоть пуля, но пораниться и умереть может одинокого каждый, и плевать, что у тебя между ног. А во-вторых: всякий мужчина должен быть способен ударить того, кто слабее его, а иначе он не мужчина, а жалкое чмо. Ведь как можно собираться драться с равным или тем, кто сильнее тебя, если не способен поднять руку даже на слабого. От такой речи на короткое время все замолчали, а после Алан негромко просвистел и сказал: — Сурово. А Грег добавил: — Услышь тебя сейчас какой-нибудь моралист — точно сгорела бы жопа! А следом Хьюз обратился к Хакселлу. — А что насчёт тебя? — Меня зовут Хакселл. И я… ничего. — То есть как это ничего? — удивился Патрик. — А вот так. Ты ведь хотел знать, что каждый из себя представляет и что делал в том переулке. Я вот просто стоял там и курил. Я обычный человек, безработный, что просто идёт по жизни. Я вообще ищу, чем бы заняться по жизни, но пока ничего не приносит удовольствие. И так с самого детства. А ведь до кризиса среднего возраста мне ещё далеко. — Далеко? А сколько тебе лет? — поинтересовался Патрик. — Мне двадцать четыре. — Сколько-сколько?! — воскликнул Ганн, — А выглядишь на все сорок. — Вот так. Не надо было начинать курить в младшей школе. Затем Патрик посмотрел на молчавшего всё время Майка и обратился к нему: — А что насчёт тебя? Ты кто такой? — А ты что, до сих пор не понял? — сказала Брунхильда, — Это же тот самый серийный маньяк, которого полиция не может поймать уже несколько месяцев. — Да ладно?! Майк убрал пакет со льдом от глаза и слегка зловеще улыбнулся. — Он самый — Майк О’Джим. — Он хотел убить нас, рассматривая в качестве своих жертв, если ты не понял, — пояснил Алан Хьюзу, — Но видимо не ожидал такого сопротивления. О’Джим отвёл взгляд и вновь сделал мрачное лицо, но всё же решился продолжить говорить. — Обычно мои жертвы не такие храбрые. Все, кого я встречал до этого, либо цепенели от страха, либо убегали, либо вообще теряли сознание. Редко кто решался давать отпор, но даже тех смельчаков всегда удавалось без проблем уложить парой точных ударов в нужные места. — Эй, а это ведь ты неделю назад пристрелил нескольких бомжей возле моего института? — спросил Грег. — Вот только не надо тут! Я никогда не убиваю бомжей, они слишком скучные. И уж тем более я не использую пистолет или какое-либо ещё огнестрельное оружие для убийства. Иногда я убиваю режущим или дробящим, но чаще всего делаю всё голыми руками. Это непередаваемое удовольствие разрывать собственными руками жертву, отрывая от неё по кусочку, отгрызая, оставляя при этом в живых, смотря, как их глаза переполняются страхом от наблюдаемого. От маниакальности Майка некоторым стало не по себе, но совсем чуть-чуть. По-настоящему удивить никого из присутствующих он не мог даже таким. Возможно, потому что все присутствующие и так были со своими «особенностями», что хорошо знал тот же Лейк. — Отгрызая? — переспросил Хьюз. — Да, я обычно ещё ем своих жертв, когда голоден. И бывает, при удачных обстоятельствах, делаю это живьём, в укромном месте. Зато на еду не нужно много тратиться. — Ужасно! Как можно есть человеческое мясо? — На самом деле вполне можно, — возразил Грег. — Если отбросить этическую часть, то каннибализм вполне практичен и даже полезен. Так поедание определённых частей тела, приготовленных определённым образом и взятых у определённых людей может лечить болезни и укреплять организм. В древности люди пили кровь гладиаторов как средство от эпилепсии. Некоторые народы использовали толчёных в порошок мумий как средство против кровотечения и от немощи больных. Человеческий жир помогает при ревматизме и артрите. Да и вообще человеческое мясо содержит все необходимые питательные вещества, необходимые самому человеку. Вот так. После этого на Грега все смотрели странными взглядами, даже Майк. — Что? Что такого? Учиться надо, тупицы необразованные! Занимались бы самообразованием — не смотрели бы на меня так. Ой, да пошли вы все! Тут Грег встал с места и ушёл в сторону туалета. Казалось, будто он был немного обижен на что-то. А следом тут же встал и Майк, который ничего не говоря направился в сторону кухни. — Чокнутые какие-то. — пробормотала себе под нос Брунхильда, следом за чем встала и направилась в женский туалет. А затем, решил последовать примеру остальных, встал и Патрик. — Пойду-ка посмотрю, что тут в остальной части ресторана происходит. Вдруг люди есть. Так за столом остались сидеть только Лейк и Хакселл. Хакселл не собирался никуда уходить, вместо этого он достал и закурил сигарету, а также предложил одну Алану. — Будешь? — Не курю. — Правильно, и не начинай. Сделав затяжку Хакселл откинулся на стуле и уставшим взглядом уставился в потолок. — Так ты всегда был таким? — спросил у него Алан. — Ты про что? — Я имею в виду безразличным. Кажется, будто тебя вообще нельзя ничем удивить и ничего тебя не интересует. И ты ведь был таким всю жизнь, сколько себя помнишь. Но почему же так? — Ну… я всё-таки больше считаю себя пофигистом, чем просто безразличным; хотя в чём-то ты прав. Но, а с чего бы тебе наверняка вот так знать, как у меня было всю жизнь? — А хорошо в людях разбираюсь. — Хе… разбираешься… А я вот не знаю почему так. Вот был я таким и всё, ничего не могу поделать. — Но ведь должна же быть какая-нибудь причина. Попробуй подумать. Сделав ещё затяжку и убрав сигарету изо рта Хакселл задумчиво уставился в потолок. — Быть может это такой способ самозащиты от окружающего стресса. Я имею ввиду, что вот происходит вокруг всякий пиздец и любому другому человеку это действует на нервы. А из этого вытекают различные болезни, да и вообще много проблем. А мне вот пофигу на всё это. Я просто живу, забив на всё. Ведь, пожалуй, это тоже важно уметь: забить на всё. Пофигизм довольно полезен, если так посмотреть. Но… — «Но» что? — вскинул бровь Алан. — Но порой у меня возникает странное чувство, что… всё это уже было, и не раз. Что уже много раз я жил… пытался испытывать удовольствие, и даже по-настоящему испытывал. Но что-то всегда не получалось; что-то мешало. Будто в один момент меня начали постигать сплошные неудачи, одна за другой; и как не пытался, но я не мог ничего изменить. И вот по итогу всё так и получилось, что от безнадёги я просто решил забить на всё. Какой смысл что-то делать, если ничего не изменить? Вот и получается, что ничего изменить нельзя, постоянно неудачи, удовольствие не получить, и остаётся только забить. А если так подумать… может я просто первый, кто всё это осознал? Может поэтому я стал таким? Хрен его знает. Выслушав его Алан встал со стула и неспешно направился в сторону кухни, но перед этим он напоследок обратился к Хакселлу. — Не надо сдаваться. Ты способен на большее, чем тебе кажется; ты способен получать удовольствие. Я видел это в тебе, когда ты дрался. В твоих глазах ещё горит огонь. Хакселл хотел что-нибудь ответить, но не мог найти слов. Вместо этого он всё же предпочёл молчать, но задуматься ему теперь было о чём. — Меня, кстати, зовут Алан Лейк. — напоследок сказал Алан и ушёл. Пройдя через кухню Лейк зашёл на склад, где обнаружил сидящего на полу Майка, который ел кусок сырого мяса, взятого из холодильника. — Чего? — спросил он Алана, прожёвывая откусанный кусочек, — Я сегодня ещё не ел. — Да ничего, просто так зашёл, проверить. Скажи, а ты ничего не боишься? — А чего мне стоит бояться? — По сути сейчас ты находишься в компании пятерых неизвестных тебе людей. А ведь если так подумать, то любой из них может попросту сдать тебя, сообщив полиции. — Ха, и меня это должно волновать? Какая-то полиция? Однажды уже пытались задержать, так я двоим разорвал глотки, а от остальных сбежал. Да и… — тут он резко замолчал. — …и не похоже вы на тех, кто сдаст меня. Так ты подумал? От чего-то у тебя в голове возникли такие мысли. Может ты что-то сумел увидеть во всех нас. — Ничего подобного! — немного вспылил О’Джим, но быстро успокоился, — Просто… предчувствие у меня такое. А я привык доверять своим инстинктам. — И всё же, — Лейк подошёл поближе, — Изначально ты ведь воспринимал нас как свою добычу. А что теперь? Почему ты передумал охотиться на нас? Вдруг решил вместо любимой своей человечины съесть курятину из холодильника, причём напичканную различными антибиотиками ещё на ферме. Может всё-таки есть что-то в тебе, чего ты боишься и не понимаешь? Майк не стал отвечать, а вместо этого скривил лицо, явно не желая говорить на эту тему. Но Лейк не отставал от него. — Тебя ведь что-то грызёт изнутри, я вижу это. Я могу видеть людей насквозь, если захочу. Во время нашей драки, и сейчас, рядом со всеми нами, ты что-то чувствуешь; чувствуешь, но боишься это признавать. Так что же это? Расскажи всё с самого начала. Майк кинул на него озлобленный взгляд, но уже спустя несколько секунд смог успокоиться. Говорить на эту тему ему явно было тяжело, но глубоко вздохнув он всё же решился. — Когда-то у меня был младший брат. Мы были сиротами, а он был для меня единственным членом семьи. Для нас в те времена жизнь была особенно тяжёлой, приходилось по-настоящему выживать. Он заботился обо мне; я не умел ни читать, ни писать, а он научил, несмотря на то, что был младше меня. Но вот однажды случилась трагедия. Из-за своей мягкости брату было тяжело добывать себе еду, да и постоять за себя он не очень-то и умел. Вот ему и аукнулось это. В тот день меня не было с ним рядом. Его убили в одном из переулков, пырнули ножом, а тело сбросили в канализацию, где позже его и нашла полиция. Тогда я был расстроен, но также и понял в чём была вся проблемам. Я вынес для себя важный урок. — И какой-же? Он повернулся к Лейку, оскалил зубы и крепко сжал кулак. — Жестокость! В этой жизни нужно быть более жестоким! Брат погиб из-за своей мягкости; он не был способен проявить достаточно твёрдости, когда это было так необходимо. Это его и сгубило. — Поэтому ты докатился до жизни маньяка? — И что с того?! Можешь считать меня злым, но мне будет всё равно. Что я получил бы, будь мягче — ничего, а скорее всего просто бы сдох! А так, благодаря силе, жестокости, я могу вселять страх в других и не бояться за себя. Несколько секунд Алан молча смотрел на него, после чего тяжело вздохнул. — Ты прав. Не к лицу будет тебя чрезмерная мягкость. Ты прекрасен в своей жестокости; именно она даёт тебе силу. И действительно, порой в жизни нужно быть чуть более жестоким. Прояви чуть-чуть лишней доброты — и вот ты лежишь поверженный. Трудно с этим поспорить. Он развернулся и собрался уходить прочь, но напоследок обратился к О’Джиму вновь. — Но всё же есть в тебе некое желание, которым руководит давно забытое чувство. Железное, чёрное, колючее сердце, которое давно закрылось ото всех, но в котором, тем не менее, осталось ещё тлеющая жажда близости. Быть может на самом деле в глубине души ты хотел бы чего-то большего; хотел бы чуть-чуть измениться. Стоило бы научиться грамотно балансировать между своей жестокостью и открытостью к другим, совмещая всё это. Ведь в конце концов: хороший человек должен быть хорош во всём. О’Джим молчал. Ему нечего было сказать, но в его глазах и на его лице виднелась набежавшая грусть. Алан уже собрался уходить, но Майк успел его окликнуть напоследок. — Постой! Скажи хоть как тебя зовут. — Меня зовут Алан Лейк. Следующим делом Лейк зашёл в мужской туалет. Там он обнаружил сидящего возле кабинки на корточках Грега, который потирая подбородок о чём-то думал. — Обиделся на что-то? — спросил его Алан, — Это из-за случившегося за столом? Не сразу, но спустя пару секунд смотрения в одну точку Ганн заметил его. — А? Не, что ты, какая обида! Обижаться на такое могут либо слишком умные, либо слишком тупые. — А о чём тогда задумался? — Да так… о своём. А, это… забыл спросить, а как тебя звать то? — Алан Лейк, приятно познакомиться. Лейк подошёл поближе и облокотился об писсуар. — Мне вот интересно, — заговорил он, — Почему же ты увязался за мной? Мог бы пойти дальше по своим делам, но решил пойти за незнакомцем и в итоге ввязался в драку. — Говоришь, как будто это что-то плохое. Я, если ты не забыл, до этого устроил драку у себя в институте, на балу. А тут драка в подворотне, да ещё и с серийным маньяком — сказка! — Так выходит, что для тебя главное повеселиться. — Выходит так. — А что, в институте в обычные учебные дни не было весело? — Шутишь что ли?! Параша это, а не учёба! Про веселье вообще промолчу. — Но что есть для тебя веселье? — Это то, ради чего я живу. Знаешь, в определённый момент мне показалось, что жить становиться как-то скучно. Проживаешь день за днём, делаешь какую-то однообразную и скучную хрень, стремишься хрен пойми к чему. Я имею ввиду, что однажды я осознал, что вся эта обычная жизнь мне нахер не нужна. Отучиться, повзрослеть, найти вторую половинку, жениться, завести детей, состариться и сдохнуть — такая хрень всё это, если честно. — А вот некоторые считают, что ради этого и стоит жить. Я вот слышал, что многие заводят детей, чтобы в старости тебе было кому подать стакан воды. Не хочешь такого? — Да нахуй оно мне нужно! Лучше спрыгнуть с крыши, чем быть таким старым пердуном, что даже стакан воды себе налить не можешь. Я лучше проживу короткую, но насыщенную жизнь, чем буду доживать до такой немощной старости, прожив при этом как посредственное унылое говно. — Значит в этом вся суть? — Вот именно! Такая жизнь мне нужна! Можно сказать, что моя стихия — хаос. Плевать в чём придётся учувствовать, любое дерьмо, главное, чтобы было интересно и непредсказуемо. И, наверное, поэтому я не люблю быть нормальным, — он тяжело вздохнул, и пылающая в нём ещё несколько секунд назад задорность резко поубавилась, — Знаешь, я скорее предпочту прикинуться дурачком; так интереснее. Да и вообще говорят, что дуракам живётся легче. Такая роль мне по душе. Хотя даже так во время учёбы в институте было совсем нелегко. — А что же было? Улыбка окончательно пропала с лица Ганна. В его глазах появилась грусть; он уставил свой взгляд в пол. — А говно было полное. Я ведь только сегодня полностью осознал, что впустую просрал годы своей жизни. Зачем мне это высшее образование? Что, я не мог бы без него устроиться в жизни? Мог. Дало оно мне что-то особенное? Да нет. — А как же знания? Как же ум? — Да чушь всё это! Никакого ума образование не прибавляет. То, что ты много знаешь ещё не значит, что ты дофига умный. Ладно я-то дурак, но те, кто со мной учился — конченные кретины! Понимаешь? Они-то может были круглыми отличниками, заучивали всё, но вот сами по себе являлись полными идиотами; ни на что не были способны в ситуациях, требующих реального ума. В самой учёбе нет ничего сложного. Пока остальные сидели и рвали себе жопы, чтобы что-то заучить и получить хорошую оценку, я просто сидел и ковырялся в носу, и при этом тоже умудрялся получать хорошие оценки. Главное просто понять эту систему и правильно подстроиться под неё, и тогда никаких проблем не будет. А так для реального обучения гораздо практичнее самообразование, — Грег тяжело вздохнул и совсем опустил голову. Грусть совсем одолела его, — Какое же это всё говно… Говно эта система. Я вот помню, как однажды в наш институт пытался поступить один парень. Он не умел считать; вернее умел, но только на пальцах. Но при всём при этом был невероятно одарён в области химии. Я с ним общался. Он мог в домашних условиях сварить любую дурь, имея под рукой только чистящие средства, различные напитки и прокисшее молоко из холодильника. Но он не поступил! Системе плевать на твои индивидуальные особенности и таланты. Либо подстраиваешься под неё и играешь по её правилам, либо идёшь куда подальше. И ведь именно она определяет твоё будущее и твою социальную роль. Грег достал из внутреннего кармана своей куртки сложенную бумажку и развернул её. То был красный диплом, который, по всей видимости, он и получил сегодня. Он продолжил говорить. — И по итогу всё определяет эта проклятая бумажка. Одна жалкая бумажка с горстью циферок решает, насколько ты умён. А если у тебя её нет — ты тупой. И ради этого я просрал свои годы? Получается так. Грег томно вздохнул и встал на ноги. Подойдя к унитазу в кабинке, он порвал свой диплом на мелкие кусочки и выкинул их все туда, после чего смыл. Затем он подошёл вплотную к Лейку и смотря ему в глаза грустно и натужно улыбнулся, после чего сказал: — Получается, я снова тупой. И после он молча ушёл. Теперь, оставшись один, Алан воспользовался своим колдовством. На основе информации о смытом дипломе он создал у себя в руке ещё бумажку. На ней была написана изначальная дипломная работа Грега, от которой он решил избавиться, подумав, что она не удовлетворит экзаменатора. Тогда он решил написать что-нибудь попроще. Ну а в этой же работе было написано полное доказательство существования мультивселенной. Глядя на работу Алан улыбнулся. «И всё-таки он гений.» Выйдя из туалета Алан услышал копошение на кухне и решил зайти проверить. И там он увидел заглядывающего в тумбочки Патрика. — Ни души! — говорил он, — Что за ресторан такой? Ни единого человека, но при этом открыт. — Магия, — сказал ему Лейк, — Наколдовал кто-то. А если серьёзно, то просто меньше думай об этом. Открыт и открыт, подумаешь. — Тебе-то легко говорить, ты ни о чём не волнуешься. Даже женщину способен ударить. — Ха, до сих пор рефлексируешь на этот счёт? Но ты ведь тоже с ней дрался. — Но я-то делал это в качестве самообороны. А так я не считаю это чем-то достойным мужчины, что бы там ни думала сама Брунхильда. — Ох ты какой благородный! Ну прям герой из классических романов. Тут Патрик на пару секунд кинул на него пристальный взгляд. — А что же значит по-твоему быть героем? Тут уже сам Лейк замолчал и немного задумался. Вопрос Хьюза ввёл его в небольшой ступор. — Ну… смотря о каких героях говорить. О чём ты конкретно? — Я думаю ты знаешь, что я имею ввиду. Я вижу какой ты человек. И ты знаешь ответ на мой вопрос. Алан пристально посмотрел на него, но потом вновь расслабился. — Хм, с одной стороны: кто такой герой классического романа? Бесстрашный воин справедливости? Рыцарь в сияющих доспехах? Может и так. Только вот понятие справедливости относительно. Что справедливо для одного, может быть полностью несправедливым для другого. И чем же тогда, получается, занимается этот самый герой? — Несёт свою справедливость. Может его добро и относительно, но это всё же его добро. Да и в любом случае найдутся те, кто будет рад разделить с ним его справедливость. — Тоже верно. Но если так рассматривать, то в такой истории и злодея не может быть. Раз всё относительно, то в этой истории каждый будет являться героем и нести свою справедливость. Вот и выйдет, что будет здесь битва не героя со злодеем, а героя с героем. — Ну… тоже верно, — неохотно признал Патрик, — Прям драма какая-то получается. — Трагедия. — А? — не совсем понял Хьюз. — Получается трагедия. Не надо путать сопливую драму с величайшим искусством трагедии. Это разные вещи. — А в чём отличие? Тут Алан пригладил волосы, встал в гордую позу и прокашлявшись сделал свой голос более театральным, будто выступал на сцене. — Что есть величайшее искусство трагедии? Может это когда герои заливаются горькими слезами об утрате? Или, когда вопреки страдающим сердцам расстаются вынуждены расставаться друг с другом? Вздор! Не путайте дешёвую драму и главным человеческим искусством! Трагедия есть нечто большее! Когда главный герой свято верит в свою мечту. Когда несмотря ни на что он идёт вперёд, ради осуществления своей мечты. Несмотря на все трудности он идёт. И он прекрасно осознаёт, что в конце этого пути его ждёт лишь неминуемое поражение. Но всё равно борется и идёт к своей мечте. Несмотря ни на что он несёт свету свою справедливость! И именно в этом и есть вся прелесть трагедии; её величайшее искусство и ценность. Вот оно, главное восхваление мужества и всего человеческого! Этот тот жанр, где рождаются настоящие герои! Подняв взгляд к потолку Патрик на некоторое время замечтался, после чего легко улыбнулся. — Так вот оно, получается, что значит быть героем. — Получается так. — Идти вперёд и несмотря ни на что нести свою справедливость и стремиться к мечте. В этом, выходит, вся наша сущность? Получается мы с тобой два героя, каждый из которых несёт свою справедливость этому миру. Я отстаиваю свою, а ты свою. — Но может быть наша с тобой справедливость на самом деле не так уж и различна? — Лейк тепло улыбнулся. — Хм, может и так. Но в таком случае можно лишь желать, чтобы каждый был героем своей истории и писал её, как сам того хочет. — Истинно так. Алан собрался уходить, но перед этим Патрик спросил: — Эй, а как тебя зовут то? Лейк немного задумался, а после улыбнулся и ответил: — Меня зовут Данко. Ни проронив больше ни слова Алан развернулся и пошёл прочь с кухни, но напоследок услышал, как Патрик, задумавшись, тихо говорил про себя: — Быть героем? На самом деле, наверное, грустно это… быть героем трагедии. Грустно осознавать, что ты всегда считал свою жизнь за комедию, а она оказывается трагедией. С одной стороны, в этих словах не было ничего такого, о чём можно было волноваться, но почему-то от них Лейка прошибла дрожь. Впрочем, он не придал этому особого значения и пошёл дальше. Далее Алан зашёл в женский туалет. Там он увидел Брунхильду, которая стояла перед зеркалом и вытирала разбитую губу салфеткой. — Я побеспокоил тебя? — вежливо поинтересовался он. — Нет, ничего такого, можешь заходить, — безразлично сказала она, не отрываясь от зеркала. Он подошёл к ней поближе и встал около соседнего зеркала. — Ты уж извини, что разбил губу. — Ерунда, не извиняйся. Бывало и похуже. — Я сразу понял, что ты девушка с характером, вот и решил не проявлять жалость. — Правильно решил. Не люблю хлюпиков; впрочем, я об этом уже говорила, — она закончила вытирать губу и выкинув салфетку отвернулась от зеркала, — А этот твой дружок, Грег, парень со странностями. — Да не обращай на него внимания. Он может и странный, но на самом деле гораздо умнее чем кажется. Хотя если так подумать, то у кого из нас нету своих собственных странностей? — Тоже верно. Подёргав плечом Хильда неожиданно скривила лицо, после чего помассировала левое плечо и скривилась ещё сильнее. — Чёрт, пора принимать. — сказала она про себя. Лейк стал молча с интересом наблюдать. Брунхильда сняла с себя пальто, а следом и свитер, под которым теперь оставалась лишь футболка. Она широко оттянула воротник, обнажив плечо. Теперь Алан имел возможность хорошо разглядеть часть её тела. У неё была хорошо развитая мускулатура с приличным рельефом. Но это были вовсе не уродливые перекаченные мышцы, а именно что гармонично и умеренно развитая мускулатура. Она была правильной, женственной, и только красила это прекрасное и натренированное тело. А кожа на плечах так и вовсе была достаточно гладкой, чтобы вызвать соблазнительное желание нежно погладить её. Но Алан успел заметить и один нюанс. На передней части плеча виднелись старые шрамы. Это были несколько пулевых ранений, от патронов среднего и крупного, снайперского калибра. Одна из пуль судя по всему прошла насквозь. Но также виднелись и шрамы помельче, будто от осколков. Брунхильда достала из внутреннего кармана пальто шприц, а следом и ампулу со странной жидкостью, похожей на лекарство. Но только она собралась набрать жидкость в шприц, как ампула выскользнула у неё из руки. И только Хильда успела ахнуть, как стеклянная ампула вдребезги разбилась об пол. — Чёрт! Дерьмо! — выругалась она, — Это была последняя! Придётся так терпеть. — О чём это ты? — поинтересовался Алан, — Что это было? — Это? Забей, длинная история. — А мне интересно послушать. Начни с самого начала. — Прям с самого? — Прям с самого, да поподробнее. Я хочу узнать побольше о тебе. — с нотками флирта произнёс Лейк. Не обратив внимание на его заигрывание Брунхильда схватилась за плечо и начала аккуратно его массировать, параллельно задумчиво уставившись в стену. И вот она начала свой рассказ. — Я родилась в одной очень далёкой и консервативной деревне. Мы не были закрыты от остального мира, но держались поодаль от цивилизованных городов. Верность традициям была очень сильна в нашей общине. И вот была у нас одна традиция: из каждой семьи, при желании, могла быть выдвинута кандидатура одной молодой девушки на почётное звание валькирии. Это была особая категория женщин-воинов, которые в своём мастерстве и силе ничем не уступали мужчинам. Валькирий было мало, но они пользовались большим почитанием, стоя наравне с мужчинами, что для остальных женщин было просто немыслимым. А семья, которая имела у себя валькирию, так же завоёвывала большое уважение и вес в обществе. Но вся загвоздка была в том, что для того, чтобы получить это звание, нужно было пройти через адские испытания. Не у всех хватало смелости решиться на такое; не каждый отец рисковал позволить своей дочери учувствовать в этом. Многие получали травмы, а иные и вовсе умирали не то что на главных испытаниях, но даже во время тренировок. Чтобы заслужить и носить это почётное звание нужна была исключительная сила, ловкость и мастерство. Поэтому девушек ничуть не щадили, а зачастую относились к ним даже жёстче чем к мужчинам. Я решила для себя получить это звание. Отец предупреждал меня о всей серьёзности решения, но мешать не стал. Он же, кстати, и сломал мне первый раз нос на нашей тренировке. Но я не отступала. Я тренировалась, подвергала себя натуральным истязаниям, старалась изо всех сил, чтобы стать сильнее и получить звание валькирии. И когда наступило время главных испытаний — я получила его. Но тухнуть в деревне мне не хотелось. Я хотела повидать мир и испытать себя, поэтому покинула деревню. Уходить у нас было не запрещено, так что меня все поняли. Чтобы проверить себя на прочность я подписала контракт и вступила в армию. В принципе, учитывая мою закалённость, в обычной службе не было ничего сложного. Я быстро дослужилась до старшего сержанта и получила должность заместителя командира взвода. И всё шло гладко, до тех пор, пока нас не отправили в самый разгар развязавшего военного конфликта. Тогда в одной из стран ближнего востока началась война, а армия нашей страны выступила союзником действующего правительства, которое воевало против террористов. Вот меня и отправили тут. А ведь это восток: пустыня, жара, верблюды. Но то, с чем пришлось там столкнуться… Она замолчала. Что-то мешало ей говорить. И то ли это была боль в плече, то ли тяжесть воспоминаний. — Так что же там произошло? Через силу она продолжила рассказ. — Я ещё никогда так сильно не ошибалась, как с выбором пойти в армию. Знаешь, существует много различных дурачков, что идут служить по своим причинам. Кто-то ради денег, другие чтобы отдать долг родине, а иным просто интересно поиграть в войнушку, в весёлое, как им кажется, занятие. Да вот только оказавшись в реальности, в настоящей, суровой реальности, вся дурь из их голов выходит моментально. Никакие деньги не стоят всего этого кошмара, долг родине оказывается наивной чушью, а весёлые пострелушки совсем не весёлые. Зачастую, увы, они это понимают в момент попадания пули в их череп. И только лишь полные отморозки способны получать удовольствие и находить правильным этот ад. Да, мы попали в самый настоящий ад. Я получила несколько пулевых ранений; одно от снайпера на вылет. Но то были лишь цветочки. Боевики, что воевали против нас, были теми ещё больными ублюдками. Жалость была им незнакома. Они брали в плен наших солдат и пытали, а зачастую показательно убивали, снимали на камеру и отправляя видео со зверствами нам. Всё, конечно, чтобы запугать нас. Я видела, как молодым парням отрезали головы; ещё живых обездвиживали и кувалдой разбивали конечности в кровавые ошмётки; некоторым отрезали гениталии и заставляли есть. Но и это было ещё не худшим, — она повернулась к Лейку и посмотрела в его глаза, — Тебе когда-нибудь приходилось убивать детей? — он не ответил, но был готов слушать дальше, — А мне приходилось. Однажды, на одной миссии, нам приходилось зачищать многоэтажные дома от террористов. Мы продвигались этаж за этажом. Самих боевиков было немного, но соль не в этом. В том здании были дети; мирные, как мы думали. Мы хотели их вывести, но, когда один из моих бойцов хотел взять одну девочку на руки та подняла платье, а под ним был пояс со взрывчаткой. Взрыв! Парня и ещё нескольких детей рядом разорвало в клочья, а меня и остальных малость контузило. Это был шок. И таких было полно. Это были не дети, а маленькие монстры с промытыми мозгами, что затесались среди нормальных ребят. Они прикидывались нормальными, но в любой момент были готовы подорвать себя, ударить ножом исподтишка или выхватить запрятанный где-нибудь автомат. Выбора не было — нам пришлось убить всех; этаж за этажом. А что ещё было делать? Любой из них мог оказаться скрытым чудовищем. Было страшно; страшно за своих товарищей; страшно за свою жизнь. Мы расстреливали и закидывали гранаты в комнаты. Так, и только так. Но роковой поворот случился в другой день. Мы направлялись из одной точки в другую, но случайно отошли от нужного маршрута. И тогда, шагая по пустынной степи, один из бойцов наступил на спрятанную противопехотную мину. Бедняге тут же оторвало всю нижнюю часть тела, нескольких контузило, а одному осколки попали в висок, превратив в овоща до конца жизни. К сожалению осколки достали и меня, попав в плечо. Позже врачи извлекли часть наиболее крупных осколков. Но также оказалась часть особенно мелких, что застряли в труднодосягаемых местах, которые было никоим образом невозможно извлечь без серьёзных повреждений руки. Современная медицина была неспособна на такое. И вот врачи мне дали выбор: либо до конца жизни сидеть на обезболивающих, либо ампутировать руку. Выбора, как ты понимаешь, и меня как такового и нет. Так и закончилась моя служба в армии. Она закончила свой рассказ. Внезапно нахлынувшая волна боли заставила её крепко стиснуть зубы и сжать сильнее плечо. — И вот так ты живёшь? — спросил Алан, — Когда нет лекарств просто терпишь это? — Ха, а что ещё делать? — она натужно улыбнулась, — К этому невозможно привыкнуть. Приходиться только терпеть. Алан отвернулся в сторону. Его выражение лица было полностью серьёзным. — Несправедливо. — сказал он. — Несправедливо? Да чёрт возьми, жизнь, увы, несправедливая штука. Но ничего не поделаешь, приходиться мириться. — Это несправедливо; я не собираюсь мириться с этим. — он вновь повернулся к ней и посмотрел прямо в глаза, так что Хильда даже слегка оторопела, — Боль нужна в жизни, с этим глупо спорить. Благодаря боли мы становимся сильнее, крепче, превосходим себя и других. Но разве это справедливо, когда ты обречена на вечную боль? Нечестно, когда ты вынуждена терпеть страдания, без возможности всё изменить. Несправедливо, когда боль отягощает тебя, не давая возможности наслаждаться всеми прелестями жизни. Брунхильда немного недоумевала с его слов. А он положил руку на её больное плечо и сказал: — Считай как хочешь, но я не собираюсь мириться с такой несправедливостью, даже если это часть жизни; неправильная часть. Он убрал руку и развернулся, будто собрался уходить. Но тут Хильда его резко окликнула. — Постой! Она была ошарашена. Глаза Брунхильды округлились и рот приоткрылся сам собой от шока. Не веря в случившееся, она щупала плечо. — Боль… она прошла! Ничего не болит, вообще! Но… но… но как? Она резко схватила Алана за руку и прижала к стене, не давая возможности уйти. — Как?.. — спрашивала она, — Ты ведь это сделал?! Но как? Как? — Магия! — отшутился он. — Столько времени… Я столько времени терпела эти муки! Столько терпела!.. — глядя на него у неё пошли слёзы, — Столько терпела… Теперь Хильда окончательно заплакала. От бессилия она опустила голову Лейку на плечо и стала пускать слёзы ему в рубашку, а тот был и не против. Одной рукой Алан аккуратно обнял её, чуть-чуть прижимая к себе. Кожа на её тренированном теле была на удивление нежной. Ощущения от прикосновения к этим мышцам сквозь футболку были необычны и приятны. А волосы отдавали неизвестным, но манящим запахом. Выпусти достаточно слёз Брунхильда немного собралась и спросила: — Как тебя зовут? Немного подумав Лейк ответил: — Меня зовут Зигфрид. Вытерев последние слёзы, она вновь пришла в себя и отлипла от него. Но теперь в её взгляде не было старого отторжения и безразличия. Вновь одев свитер и пальто, она собралась уходить, напоследок сказав: — Не знаю, как это произошло… ты это сделал или нет, но… Спасибо за всё. Брунхильда покинула туалет. Оставшись один Алан подошёл к мусорному ведру. Разжав кулак, он выкинул осколки, которые всё это время держал в руке. Вскоре гуляния по ресторану закончились и все вновь собрались за одним столом. — Я видел, как он мясо сырое жрал! — указывал Грег на Майка. — А тебе то что? — спрашивал Майк, — Тоже хотелось? — Может и хотелось! А может я и не голоден вовсе! — Именно поэтому ты где-то нашёл повидло и втихую ел его, спрятавшись в углу, — указал ему Хакселл, — Да-да, я всё видел. Ганн недовольно уставился на него, но отвечать ничего не стал. — А мне хочется спросить: кто ты вообще такой? — обратился Патрик к Лейку, — Мы ведь толком ничего и не знаем о тебе. — Вы много чего и друг про друга не знаете. — ответил он. — Тоже верно. Но тогда давай начнём с тебя. Продолжим, так сказать, нашу ночь знакомств. Расскажи о себе. Алан немного задумался, стараясь понять, как лучше ответить им. — Да тут и рассказывать особо нечего! Я обычный парень, что живёт обычной жизнью. Сейчас вот работу ищу, да гуляю периодически по различным мероприятиям. — Что-то не похож ты на обычного парня. Есть в тебе что-то… особенное. —пристально посмотрел на него Хьюз. — Кстати, чисто из интереса, а чего это ты решил ночью так прогуляться? — спросила Брунхильда, — О тебе не будут беспокоиться? — Не переживай на этот счёт — у меня никого нет. — ответил ей Алан. — То есть как это никого нет?! — удивился Патрик, — Вообще никого? Даже родителей? — Да, я сирота. Я детства привык быть один. — Это как? А как же друзья, знакомые? — Я одинок полностью, — решительно ответил Алан, хотя подобная мысль не укладывалась в голове Патрика, судя по его глазам, — У меня нет ни друзей, ни знакомых, ни родных. Я сам по себе. Подобное удивило всех, кроме Майка, который сам был такой, и Хакселла, которому было пофиг. — Ужасно, должно быть это. — проговорил Патрик. — Не особо, — ответил Лейк, — Мне такое даже нравится. — Но как такое может нравится?! — А вот так. Многие переоценивают важность различных отношений. На самом деле без них даже лучше; сплошные плюсы. Одиночество очень даже полезно. Другие люди не особо нужны. — А вот тут позволю не согласиться! — резко возразил Грег, — Человеку необходимы отношения с другими людьми. Это является неотъемлемой частью его жизни. — Это с чего ты так решил? — Я человек науки и привык смотреть на всё через её призму. И наука говорит, что социум неотделим от человека. — Но он так же и губит его. Сам подумай: сколько неординарных личностей сгубило общество? Другие люди склонны подавлять, изничтожать тех, кто, по их мнению, может представлять опасность. Они бояться тех, может нарушить их привычный уклад жизни; привнести что-то новое, необычное; пусть и лучшее, но они бояться этого. Они подавляют тех, кто сильнее их, потому что завидуют этой силе, но в виду слабости собственной воли не способны заполучить её. Люди коварны, лживы, лицемерны. Слишком много среди них отребья, которое только отравляет по-настоящему выдающихся личностей. Но вот одиночество делает человека по настоящему сильным. Учась полагаться только на самого себя человек развивает себя. Некоторым следует проводить больше времени в пустыне собственной души. Грег серьёзно задумался. Почёсывая подбородок, он думал, что ответить на такое. Но по итогу он немного вспылил и быстро протараторил. — Да не может человек жить без другого человека! Это абсурд! — но быстро успокоился, — Я конечно всё понимаю, среди людей много пидорасов. Но есть ведь и нормальные. Да и чисто биологически люди нужны друг другу. Каким бы сильным ты не был, но нужен кто-то ещё, близкий. Ведь если следовать закону жизни, то нам всем нужно размножаться, чтобы род человеческий продолжал жить, а это невозможно сделать без других людей. Да и в конце концов, чтобы человек смог стать человеком ему нужен другой человек. И я говорю не про биологию, а про нечто более духовное. Нужен тот, кто воспитает его, сделает настоящим человеком. Теперь уже задумался Алан. Правда на это он потратил меньше времени, чем Грег. — Хорошо, но тогда у нас возникает интересная дилемма. Ради продолжения рода, жизни; ради воспитания и очеловечивания; пусть даже ради выживания, человеку необходим социум. Но в тоже время этот социум пагубно влияет на человека, подавляя в нём некоторые его индивидуальные качества, которые, по мнению этого самого социума, представляют опасность, либо являются объектом зависти. Да, этот так, ты ведь сам не стал отрицать мои слова. И вот в этом и есть вся дилемма: где найти компромисс? Раз оба наших мнения имеют место быть в реальности, то придётся придумать способ их сосуществования. Так что? Что думаешь? Возможен ли баланс и гармония? Что делать? Как в такой ситуации поступать? Алан не на шутку озадачил Грега. Он будто давил на него своими мыслями. Ганн упорно думал. Изо всех сил он морщил лоб, пытаясь найти ответ. Казалось ещё немного и у него задымится голова. Но вот его словно осенило. Он легонько усмехнулся и спокойно ответил. — Найти того, с кем можно будет одиночествовать вдвоём. Эти слова поразили Алана до глубины души. Он не ожидал такого услышать, но в тоже время понимал, что скорее всего всё так и было. Он будто бы услышал то, что и так знал, просто всегда отрицал это и старался забыть. Его губы дрожали в попытке найти достойный ответ, но за ними была лишь пустота. Он сдался и повесил голову. — Да, — тихо проговорил он, — Наверное ты прав. Патрик довольно улыбался. — Ну вот, другое дело. А то у тебя была какая-то уж слишком злая позиция. — Как говорил один человек: «злых людей не бывает; есть просто несчастные». — возразила Брунхильда. — А кто так говорил? — поинтересовался Хакселл. — А я не помню. В книжке какой-то когда-то прочитала. Но тут после долгого молчания наконец пробудился Майк. — Хм… странно всё это. — Что странного? — спросил Хьюз. — Ощущение у меня странное. Всё такое… знакомое. Будто я… уже был здесь и слышал всё это. Будто всё это… уже было. Как это чувство… — Дежавю, — ответила Хильда, — Обычно это так называется. — Во, точно! — внезапно резко подтвердил Хакселл. — А я-то всё думал, что это за чувство такое. Меня оно тоже регулярно мучает. Будто всё уже было. — Ха, забавно… и меня тоже. — И меня. — добавил Грег. — И меня. — подтвердил Патрик. Все переглянулись друг с другом. — А я вот книжку одну читал, — сказал Грег, — Там была написана одна интересная теория, согласно которой дежавю является отголосками воспоминаний из прошлой жизни. Мы уже когда-то проживали эти события, поэтому всё и кажется таким знакомым. — Только не говори, что это те книги, в которых пишут про зелёных человечков. — с насмешкой сказала Брунхильда. — Ну… ничего не поделать. В науке нет единого мнения касательно этого феномена, поэтому и не грех обратиться к мистике. — Так это что получается?.. — с нотками безнадёжности проговорил Майк, — Что всё уже было и всё повторяется? И я просто… проживаю повтор? — Угу, — пробормотал Патрик, — Выходит так. А прикиньте, если бы дежавю было постоянным. По сути знаешь свою жизнь наперёд, как всё произойдёт, что ты проживёшь. Можно сказать, что для некоторых это будет этаких своеобразный Рай. — Какой-то хреновый Рай если честно, — с тоской сказал О’Джим, — А если я не хочу так жить? За что мне всё это? А вот если бы… всё было по-другому. — Не будет по-другому! — решительно и жёстко ответил Грег, подливая масла в огонь безнадёжности, — Нас много учили, что всё лучшее будет потом. Но мы все здесь в Раю, и нет иного нам Рая! Не будет иного нам Рая. Пусть это были лишь размышления о мистике, но они смогли нагнать на всех тоску. Вроде и ничего не было в этом, но все всё равно загрустили, сами не понимая почему, но чувствуя сердцем что-то близкое и трагичное. Но вот Алан встал из-за стола. — Что-то душно мне стало. Схожу проветрюсь. — Долго не задерживайся, — предупредил его Патрик, — А то простынешь. Так Алан ушёл от них на улицу. Выйдя из ресторана, он сразу же почувствовал дуновение уличного воздуха, такого свежего по сравнению со зданием, которое он и наколдовал. И хоть он не желал чувствовать холод, но от приятных потоков лёгкой освежающей прохлады не стал отказываться. Перейдя на другой конец улицы, он стал постепенно уходить прочь от ресторана, в окне которого видел активно идущую за столом дискуссию. Они продолжали общаться и без него. Но он всё равно уходил прочь. «Нет… не моё всё это.» Но вот, собираясь зайти за угол, он внезапно наткнулся на ещё одного примечательного человека. То был он сам, его альтернативная версия в этой вселенной. Этот Алан Лейк был точно таким же, как и он, только менее уставшим и грустным, и носившим в эту зимнюю ночь пальто. Они стояли друг напротив друга, не отрывая взгляда. По-настоящему был удивлён по сути только альтернативный Алан, но не сильно это показывал, а скорее относился с подозрением к увиденному. — Так~… и как это понимать? — спросил альтернативный. — А ты поверишь мне, если я скажу? — Ну так говори. — Скажем так… теория мультивселенной оказалась правдивой. — Хм, ну ладно. — Веришь мне? — Я верю в то, что вижу перед собой не галлюцинацию. А остальное придёт само. Так… тебе что-то нужно от меня, другой я? Лейк немного подумал, после чего посмотрел в сторону ресторана, вновь на другого себя и указал ему рукой на тот самый ресторан. — Иди туда, к ним. — указывал он на окно и виднеющихся в нём людей за столом. — К ним? — удивился другой Лейк, — Зачем? — Поверь, они нужны тебе. — А если я не хочу? Я всю жизнь живу один, и меня это устраивает. Так зачем мне что-то менять и с кем-то знакомиться? Алан тяжело вздохнул и взглядом престарелого мудреца посмотрел на свою копию. — Одни мудрецы говорят: умён тот, кто учиться на чужих ошибках. Вторые спорят: умён тот, кто учиться на своих ошибках, ибо свой опыт ценнее всего. А я же говорю: мудр тот, кто на своих ошибках учиться, но и на других посматривает. Он не прекращал указывать на окно ресторана, параллельно смотря в глаза своему двойнику. И он продолжил: — Иди к ним. Ты нужен им, а они нужны тебе. Не надо повторять моих ошибок. — А сам то чего тогда не идёшь? — А мне не место в этом мире. Я здесь чужой. А теперь иди. Альтернативный Лейк посматривал на него с недоверием, но решил последовать его словам. С осторожностью он пошёл в сторону ресторана, морально готовясь зайти внутрь к этим пока ещё незнакомым ему людям. Довольный Алан мог только улыбнуться, смотря в окно, как друзья этого мира встречают своего вернувшегося с улицы знакомого. Алан улыбался, а после ушёл прочь. «Мне здесь не место.» Шагая мимо магазинов, он видел в витринах своё отражение. Он остановился, чтобы посмотреть на самого себя. Он смотрел себе в глаза. Долго он стоял и в раздумьях смотрел, пока наконец не произнёс: — Меня зовут Заратустра. И так он и пошёл дальше. Он медленно шагал по городским улицам. Он был доволен и печален одновременно. А со временем ноги принесли его на знакомую улицу, пусть он и был здесь в первый раз. Так он и продолжил гулять по Бульвару Сломленных Надежд.