Фантом

      Ему семь и он бежит вниз, раскинув рукава кружевной рубашки. «Как у девчонки» - надувал он губы, когда няня, маленькая эльфийка, заботливо расправляла накрахмаленный воротничок. Но сейчас это не имело значения. Он бежал вниз с холма, и его ноги едва касались земли. Он кричал от восторга, а ветер уносил крик за далёкие зелёные холмы. Вот-вот, и он взлетит, даже волшебная метла не нужна, летать можно и так! Солнце стоит в зените, и кобальтово-синее небо слепит ему глаза. Ещё немного, и он взлетит... - Нет! Он не взлетел. В очередной раз он не взлетел. Грязнокровка оттолкнула его с легким стоном, тяжело дыша, словно загнанная антилопа. В глазах Люциуса все еще рябило, а руки дрожали, словно все ещё сжимая гладкие податливые щёки. Тяжелым, мутным взором он посмотрел на дрожащую девушку. - Иди сюда, - прохрипел Люциус, ощущая на губах влагу ее рта. - Не могу, - тихо раздалось в ответ. - Но мне нужно... Как грязнокровка этого не понимала? Это же очевидно, ему просто нужно это, раствориться, забыть себя, снова пробежать по холму, снова поцеловать ее. В голове Люциуса плыло, словно он был пьян. - Я не могу, - ещё раз повторила девушка чуть более твёрдо. У волшебника мелькнула неожиданная мысль. - Это все из-за того раза? Ты мстишь мне? Он увидел, что девушка изменилась в лице, став такой бледной в свежем утреннем свете. - Я не мщу тебе, но и повторять это не хочу. - Вздор! Тогда... все ведь может быть иначе, грязнокровка! Ты не знаешь, но я могу быть и другим... - Это неважно, - резко оборвала его Эва. - Неважно? Поэтому ты сейчас идёшь на попятную? Да ведь в прошлый раз ты сама меня соблазнила! Я надирался в своё удовольствие, как вдруг вошла ты. В том пеньюаре... И я ненавидел тебя, клянусь Мерлином, как я тебя ненавидел, и я хотел сделать тебе так больно, так грубо... и вот ты сама пришла ко мне..., - бессвязно бормотал волшебник. Его испачканные запекшейся кровью щеки горели; он стал прохаживаться туда-сюда перед замершей Эвой, лихорадочно приглаживая чёрные волосы руками. - Да, ты сделал мне больно. И я благодарна тебе за это. Ещё пару минут, и я развоплотилась бы, - сказала Эва, бесстрастно глядя на своего недавнего мучителя. Люциус замер, приподняв одну бровь. - Так ты использовала меня? - прошептал он, словно не веря своим ушам. - Ты, безродная малолетняя грязнокровка, использовала меня? Гнев хорошо знакомыми Эве мазками исказил красивое лицо мужчины, собрав ошмётки крови в узкие скобы вокруг сжатого рта. Он разъярённо посмотрел на девушку и бессознательно сделал к ней шаг, сжав кулаки. - Да знаешь ли ты, что после того, как тебя унесли домовики, я хотел повеситься? Мысль о том, что я сделал, жгла меня, словно огромная ядовитая оса. Пока ты в своё удовольствие валялась без сознания, я места себе не находил! Я не мог никого видеть, потому что мне казалось, что все они знают, что я натворил. Я переспал с грязнокровкой... Я ощущал себя прокаженным, не больше, не меньше! Больше всего на свете я страшился встретиться с кем-нибудь глазами, с Эйвери, Мальсибером... да даже с Пратчеттом, будь он неладен! А все из-за тебя, - угрожающе прошипел он сквозь зубы, - словно блаженный, я позволял себе забывать, что я женат на грязнокровке, делал вид, что все может быть по-прежнему, стоит только потерпеть и быть хорошим слугой... Но вот это случилось, и больше я не мог лгать самому себе. Я вошёл в тебя и... Вдруг раздался тихий, но хлесткий звук. Малфой издал булькающий звук удивления и схватился за щеку. Эва, всхлипнув, потирала руку, а из глаз у неё катились слёзы. Только что она отвесила мужу пощёчину. - Ты..., - только и мог вымолвить Люциус. Ему не было больно. Только не сейчас. Его голова так горела, что он не почувствовал прикосновения девушки. Раздался тихий дрожащий голос: - Я ненавижу тебя. Я ненавижу себя, я просто хочу умереть, - и Эва зарыдала, закрыв лицо руками, а затем стала оседать на пол. Люциус быстро подхватил ее под руки. Она качнулась, но устояла на ногах, лишь уткнувшись в его шею. - Оставь меня, - пробормотала Эва, поневоле касаясь губами его истертой воротником мантии кожи. - Уже поздно, нам нет обратной дороги, как же ты не поймёшь. Обнимая ее, словно в танце он двинулся к кровати. Люциус медленно уложил ее на прохладные простыни, но Эва все равно безвольно стукнулась головой, не открывая плотно сжатых век. Мужчина скинул туфли, а затем мягко склонился над девушкой, целуя по очереди то нос, то щеки, то лоб. - А ведь ты ударила меня, значит, я имею полное право отомстить, - мурлыкал он, нежно обводя губами черты ее лица. - Отстань от меня, старый козел! - выкрикнула Эва и уперлась руками в тяжелую грудь, полы его мантии щекотали ей виски. Услышав это, Малфой, недоуменно уставился на жену, а затем расхохотался, перекатившись на спину. Невидимый купол морока спал, страх отступил, а слёзы замерли, не пролившись. Кто бы мог подумать, но смех у Люциуса был приятный, с легкой хрипотцой, без сардонических едких ноток. Эва впервые услышала, как он смеётся, и недоверчиво повернулась к мужу, опершись на локоть. - Что смешного? - поинтересовалась она, обтирая рукавом мокрые щёки. Малфой только покачал головой, прикусив нижнюю губу. - Сама ситуация. Театр абсурда, - выдохнул Люциус и прикрыл глаза. Бессонная ночь, полная тревог, дала о себе знать. Вытянувшись на кровати, он вдруг как никогда ощутил силу земного притяжения. Веки сами собой закрылись... - Ну вот, я же говорю, что ты старый, - хмыкнула Эва, увидев, что волшебник намеревается уснуть. Малфой приоткрыл один глаз, и тут же притянул к себе девушку. Та легонько вскрикнула, но не испугалась. - Я не старый, ясно тебе? У волшебников до сорока считается молодость, а затем идёт средний возраст, - угрожающе прошептал Люциус, а затем укусил Эву за ухо, вызвав у последней сдавленное хихикание. - Ну вот, а тебе сколько? Явно же больше... Ай! - говорить было сложно, потому что попеременно приходилось отбиваться от атак волшебника, который, сжав ее ноги между своими, норовил то укусить девушку за нос, то щекотал ей все лицо отросшей щетиной. Эва смеялась, пытаясь прикрыться руками, но бороться с кем-то, тяжелее тебя раза в два, было совсем не просто. - Ведёшь себя как идиот, - проворчала Эва, раскрасневшись от удовольствия, разомлев в объятиях Люциуса. - Ты вроде пять минут назад умирать собиралась, а все туда же, оскорблениями бросаешься..., - хитро прищурился Малфой. Теперь Эва покраснела по-настоящему. - Не твоё дело. - К сожалению, мое. Снимай платье, грязнокровка, нам надо поспать. Последние слова мужа Эва расслышала не слишком четко, потому что он выпустил ее, сел на кровати и стал расстегивать золотые петлички мантии. - Если ты думаешь... - Раздевайся давай. Трогать я тебя не буду, а вот спать рядом с этим грязным тряпьем, хоть и некогда соблазнительным, я не собираюсь, - произнеся это, Малфой одним плавным движением скинул с себя рубашку и мантию и принялся за брюки. - А я думала, тебя только домовики раздевают, - заметила она, возясь с крючками своего платья. Люциус, расстегнув брюки, прищёлкнул языком, и велел ей повернуться спиной. - Вот так, - удовлетворенно сказал он, когда крючки быстро сдались под его ловкими пальцами, и Эва через голову стянула верхнюю часть наряда. - У меня-то опыта снимать вечерние платья побольше твоего будет. И заметь, без помощи домовиков. - Не сомневаюсь, - отчего-то мрачно пробормотала Эва. Когда она закончила возиться с низом, наконец оставшись в шелковой комбинации, то увидела, что Люциус, небрежно скинув своё роскошное одеяние на пол, пытается вытащить из-под себя легкое покрывало. Взгляд девушки сразу упал на нижнюю часть его туловища. - А я все думала, какие у волшебников трусы..., - сдавленно хихикнула она, а затем звонко засмеялась, откинув назад голову. Зелёные боксёры с чёрными перекрученными змеями оставляли не слишком большой простор воображению. Правда, трусы были до середины бедра и не сказать чтобы очень свободные... Эва ещё раз хихикнула, но сильные руки ощутимо дернули плечи девушки вниз. - Ну вот что ты за маленькая грязнокровная тварь такая, - уже сонно прошептал Люциус, прижимая к своей щеке лохматую голову. Солнце уже окрасило комнату веселыми красками наступившего дня, но волшебник неумолимо проваливался в сон. Эва так быстро уснуть не смогла. Ей было жарко в объятиях мужа, но высвобождаться не хотелось. - Люциус, - тихонько позвала она его, не поворачиваясь, - почему мне кажется, что сегодня - утро после Рождества? Но, Малфой, разумеется, уже спал. Пока Эва раздумывала, как бы аккуратно вылезти из этой медвежьей хватки, неслышно появился Гребеня и задернул тяжелые шторы, мигом погрузив комнату в темноту. Девушка вздохнула. Теперь точно ничего, кроме сна, ей не светило.

***

      На столе стояли тарелки с поджаренным хлебом, вазочки с лавандовым и фиалковым джемами. В отдельном котелке ничком лежали яйца, принимающие именно ту степень готовности, которая была угодна просителю: хочешь яйца всмятку - оно таким и окажется, а хочешь яичницу глазунью, так разбей яйцо над тарелкой и на донышко шлёпнется горячая ароматная бело-желтая рожица. Но Эва была бы не Эва, если бы на ее тарелке не громоздились горы жареного бекона и кукурузных лепёшек. Перед Люциусом стояла дымящаяся чашка с кофе. В одном халате, небрежно расстегнутом на волосатой груди, он расслабленно читал «Ежедневный пожиратель». Насколько помнила Эва, раньше бессменная газетёнка называлась «Ежедневный пророк».       По правде говоря, Эва не могла вспомнить, когда в последний раз ей было также хорошо и спокойно. Вдоволь наспавшись, они проснулись с Люциусом одновременно. Слегка помятый и слегка не в духе, волшебник не нежничал с женой, но и до грубости тоже не опускался. Выйдя из комнаты, накинув только халат, он с досадой оглядел все бесчинства прошлой ночи. Кучи дерьма домовики убрали, но вот над остальными повреждениями стоило ещё поработать. Бесчисленные разбитые вазы и фарфоровые статуэтки Люциус даже не стал пересчитывать. Презрительно фыркнув, волшебник отложил газету и снова принялся за кофе. - Неужели сегодня будет спокойный день, без русских медведей, ученых магглов, сумасшедшей Беллатрикс и прочего, - сказал волшебник, с удовольствием откидываясь назад. Эва, сидящая рядом с ним, почувствовала, как он вытягивает под столом длинные ноги. - Я бы не зарекалась, - хмыкнула девушка, расправившись с кукурузной лепешкой. - Что пишут в «Пророке»? Ой, то есть в «Пожирателе». - Возьми газету и прочитай сама, - недовольно отозвался чём-то раздражённый Малфой. - Я за завтраком не читаю газет, - лаконично ответила Эва, снова берясь за бекон. - Значит, не узнаешь, что там, - отрезал волшебник. Но затем смягчился, - ничего хорошего, грязнокровка, там нет. Сплошная заказуха. Пий Толстоватый пока не обрубил связи с маггловским премьер-министром, но трения уже назревают. - Так премьер-министр знает про волшебников? - от удивления Эва чуть было не раскрыла плотно набитый рот, но вовремя спохватилась. - Ещё как. Но теперь его ждёт много нового, - мрачно отозвался Люциус, рассеянно глядя в окно. - А что с Хогвартсом? - Ничего, что ему сделается. - А магглы... по-прежнему будут там учиться? - с тревогой спросила Эва, пытаясь предугадать ответ по лицу мужа. - Нет. Магглы по рождению и полукровки будут первые три года после достижения одиннадцатилетия учиться в промышленных училищах. Там их научат самым азам магии, а затем они будут обязаны поступить на работу, - бесстрастно ответил Люциус. - И как ты к этому относишься? - Я бы относился к этому исключительно положительно, если бы не находился в том положении, в котором я сейчас. Сердце у Эвы противно заныло, словно старая заноза в пальце. Есть совершенно расхотелось и она резко отставила от себя тарелку. Малфой сделал вид, что не заметил этого. Некоторое время они ели молча. Точнее, молча ел Люциус, откусывая небольшими порциями тост, Эва же угрюмо смотрела перед собой. Однако, незлобивая от природы, долго играть в молчанку девушка не смогла. - Как Драко? - спросила она после недолгой паузы. Люциус доел тост, вытер пальцы о салфетку и ответил: - Лучше. Восстанавливающее зелье, которое этот маггл придумал вливать в вену вместе с маггловскими зельями произвели мощный эффект. - Словно раздумывая, стоит ли сообщать следующее жене или нет, Малфой нехотя продолжил: - Я даже говорил с ним сегодня. У Эвы округлились глаза. - Что? Когда? - Пока ты была в будуаре, - невозмутимо ответил маг, а девушка покраснела. Что правда, то правда, сегодня она и впрямь задержалась в дамских покоях дольше обычного, тщательно причёсывая волосы и выбирая наряд. В итоге, разумеется, она остановилась на простом льняном платье, но волосы у неё блестели ярче обычного, а глаза и вовсе поражали свое синевой. Люциус, ввиду отсутствия гостей, лишь накинул халат, холодно пояснив, что именно так он предпочитает завтракать в выходные. - И что он сказал? - снова спросила Эва. - Тебе передать весь разговор дословно? - Да, будь добр! - вспыхнула раздражением миссис Малфой. Мужчина усмехнулся и впервые за припозднившееся утро посмотрел ей прямо в глаза долгим, пристальным взглядом. Она не могла не заметить, насколько молодым и отдохнувшим Люциус выглядит сегодня, несмотря на непростую ночь. Правда, завтракали-то они сейчас в полдень... - Он мало что помнит. Доктор Барнетт предупреждал меня об этом... - Ага! Так ты значит помнишь, как его зовут. А то все «маггл» да «маггл»... - Доктор Барнетт предупреждал меня об этом, - с нажимом повторил Люциус, не замечая выпада жены, - в таком случае ничего говорить ему не нужно. Доктор сам поговорит с ним, когда тот достаточно окрепнет. - Да уж, Драко после всего произошедшего точно понадобится психотерапевт. Не могу поверить, что Беллатрикс... - Довольно! - резко одернул ее Люциус. - Я об этом ни говорить, ни слышать не желаю. Эва замолчала, снова покрывшись красной краской. - Извини. - Не стоит. Вдруг девушка встрепенулась. - Но погоди! Как доктор попадёт к нам в следующий раз? - Не к нам, грязнокровка, а... впрочем, это уже неважно. Я что-нибудь придумаю. Думаю, в ближайшие дни лорд будет достаточно занят, чтобы не обращать внимания на своего опального слугу. Люциус явно хотел произнести последние слова с иронией, но от Эвы не укрылось, до чего мужчина помрачнел. Девушке страстно хотелось сказать что-то ему в утешение, но горький опыт научил ее, что в такие моменты лучше промолчать.

***

      После обеда Эва лениво валялась на диване, свесив на пол одну ногу. Ветерок из открытого окна обвевал ее вспотевшую от жары голову, и она прикрыла глаза, наслаждаясь этим нежданным подарком. Люциус ушёл в кабинет, ему нужно было заняться делами поместья. Эва не последовала за ним, ей тоже нужно было о многом подумать. Ведь вчера произошло нечто странное, она ясно это почувствовала - другая сторона на миг залезла в этот мир, размывая законы пространства и времени. И проводником была она, Эва. Подумав об этом, девушка тут же одёрнула себя. «Какие ещё тут могут быть законы пространства и времени, если у них тут волшебные палочки и всякая прочая ересь... нет, что-то тут нечисто, со всей этой магией и прочим. И со мной, со мной все нечисто в первую очередь». Нет, ей нужно было знать больше.       Люциуса она нашла не в кабинете, а в верхнем подземелье, как любезно сообщил ей Гребеня, смерив хозяйку, как всегда, презрительным взглядом огромных слезящихся глаз. «Вот тварь вредная» - подумала Эва, но тем не менее, поблагодарила ушастого эльфа.       Муж девушки недовольно осматривал полки с вином, сверяясь со списком, который зачитывала ему Мафальда. Домовиха-гоблиниха выглядела измождённой, то и дело норовя опереться на низкую бочку: видимо, большая часть вчерашних чар пришлась была сотворена именно ей. - Мерлинова борода, портвейна тоже нет! Вот скоты, даже мадеру вылакали. Немедленно сделать закупки! И проследи, чтобы все были с маркировками... А, Эва. Чего тебе? - резко спросил Люциус, заметив жену. На миг девушка просияла, услышав, что Малфой назвал ее по имени, но затем, не желая выдавать своих чувств при Мафальде, как можно спокойнее сказала: - Я хотела кое-что у тебя спросить. - Я занят, - бесстрастно ответил Люциус и вновь уткнулся в пергамент. - Я прошу тебя. Негромко ругнувшись, он сел на бочку, вручив перед этим список Мафальде. - Нельзя отложить это на час позже? - Я хочу знать сейчас. Люциус, что со мной происходит? Ответный вопрос Малфой задавать не стал. Глубокая вертикальная морщина прорезала его переносицу, которую он тут же принялся тереть. - Я не знаю ничего об этом. Ты спросила не того. - Но ты же учился в Хогвартсе! - Да, но обскуры не были предметом моего глубокого интереса. Они исчезли ещё до того, как я родился, по крайней мере, в цивилизованном магическом мире. Отсталые страны я в расчёт не беру. - И неужели ничего про них неизвестно? - То, что я знаю, наверняка знаешь и ты. Это сгусток подавленной магии, который постепенно приобретает форму обскури, который убивает ребёнка в раннем детстве. - До десяти лет? Малфой кивнул, сцепив руки на груди. Рукава его рубашки были закатаны до локтя, а на плечах виднелись следы грязи там, где их широта превосходила узкие проходы винного подземелья. - Но почему я ещё жива? - голос Эвы подозрительно задрожал. Люциус скривился. - Не знаю. И вряд ли кто-то из ныне здравствующих это знает. - Я могу умереть в любой момент! А тебе плевать! - вдруг выкрикнула Эва, развернулась на каблуках и помчалась прочь. Если бы она задержалась на секунду, то увидела бы, какое странное выражение лица стало у ее мужа...

***

      Она летела, не разбирая дороги, еле вписываясь в крутые и узкие повороты. Паутина лезла в рот и уши, но девушка ничего не замечала. Попасть в тюремные катакомбы она не боялась - Эйвери давным-давно зачаровал их, и ходу никому туда не было. Очередной поворот закончился тупиком, и, всхлипывая, Эва уперлась лбом в влажную и холодную стену. - Только умерев начинаешь осознавать, какой глупостью было тратить свою жизнь на слёзы и обиды, - раздался рядом негромкий приятный голос. Эва вздрогнула. Слева от неё, над грудой сваленных сундуков неярко светилась уже знакомая ей фигура. Через мгновение Эва вспомнила и имя. - Месье Теодор! - Мадам Эвелина, - почтительностей кивнул призрак в ответ. - Вы знаете мое полное имя! Откуда? - Слышал ненароком, - уклончиво ответило привидение. - Вы полны сюрпризов, месье, - улыбнулась Эва. Призрак хитро сощурился, отчего тонкий длинный нос оказался прямо над изящно вздернутой губой. - Мертвые знают больше, чем говорят. Но меньше, чем кажется живым.- глаза у Теодора при этом странно сверкнули. Эва вдруг почувствовала нарастающее чувство тревоги и любопытства. Она сделала маленький, крошечный шаг к призраку. - Вот как, - медленно протянула она, продолжая смотреть прямо на него. - Наверное, говорить загадками - удел каждого мертвого? - Смотря кого считать мертвым. Ведь что, по сути, смерть? Лишь переход на другую сторону. - Но вы, несомненно мертвы. И, несомненно на земле, - осторожно сказала Эва, чувствуя, как от напряжения у неё сводит зубы. - И что же из этого следует, - мягко спросил призрак в ответ, словно поощряя девушку. - Я не знаю. Почему вы не ушли в мир иной? - спросила Эва, уже зная, что не получит ответ на свой вопрос. - Все тезисы для идеального силлогизма у вас есть. Подумайте, ведь это так просто, но никто из живых никогда не поймёт это. Почему мертвые возвращаются?- призрак теперь был прямо напротив девушки, два шага, и прошёл бы сквозь ее горячую плоть. Глаза Теодора, с неясными провалами глазниц, сверкали потусторонним огнём. У Эвы пересохло в горле. Вдруг она все поняла.

***

Выйдя из подземелья, Люциус с наслаждением ощутил жаркое тепло летнего солнца, скраденное толстыми стенами мэнора. Он вернулся в кабинет, и перебирал пергаменты, подставив лицо солнечному свету, льющемуся сквозь высокие узорчатые окна. - Наслаждаешься солнышком? - раздался позади него блеклый голос. Люциус не обернулся, лишь пригладил волосы и сказал: - Ты столько времени проводишь в моих подземельях, Альфред, что тебе ли не знать, как приятно после сырости ощутить солнечный свет. Эйвери неслышно прошёл по длинному ковру и сел в кресло, нахохлившись, словно серая птица. - Приятного тут мало, соглашусь. Но Служба есть Служба. Малфой резко обернулся и посмотрел на собеседника, ожидая увидеть в его глазах издевку над его, Малфоевским, положением придворного шута. Но Эйвери был серьёзен. - Что же за дела удерживают тебя вдали от солнца столько дней? - размеренно произнёс Люциус. - Скажи мне лучше, друг мой, владеешь ли ты все ещё окклюменцией так, как учил нас некогда Северус? Я советую тебе тренироваться в этом, тем более, что для отражения атак легилименции палочка не требуется. Лицо Малфоя вытянулось. - Не понимаю, о чем ты, - сухо произнёс он в ответ, - Лорд никогда не поощрял подобные уроки среди своих сторонников. - Верно, верно... все приказания лорда нужно исполнять, так ведь? Или как ещё иначе нам чувствовать себя в безопасности? - вдруг философски спросил у Малфоя волшебник с серыми глазами, серыми волосами и серой душой. Люциус медлил с ответом, чувствуя, как много от этого зависит. - Если бы нашёлся... иной путь почувствовать себя в безопасности..., - продолжить он не смог. Эйвери смотрел на него, не мигая, а затем медленно покачал головой в разные стороны. - Лорд озабочен тем, что я много времени провожу в твоих катакомбах. Было бы очень учтиво с твоей стороны не расстраивать его рассказами об этих пустяках. - Ты предлагаешь мне солгать лорду о том, что ты ходишь сюда? - вдруг резко и прямо выпалил Малфой. Ему надоел этот напыщенный волшебник, который чувствует себя в мэноре, как у собственном доме. - Я предлагаю тебе умолчать об этом. И при необходимости воспользоваться легилименцией. Люциус замер, приподняв бровь и закусив губу. Воздух вокруг него стал неподвижен. - Ты сделал так много неверных выборов, Малфой. Сейчас тебе нельзя ошибиться. Но финальное решение, разумеется, за тобой. Поднявшись всем телом, словно тяжёлая птица, Эйвери, не подав бывшему другу руки для пожатия, ушёл через дверь, ведущую из кабинета в сад. Оттуда послышался хлопок трансгрессии. Люциус облокотился на стол. Чёрная туча, отступившая утром, снова нависла над ним. Как было глупо думать, что все может быть наладиться... все будет только хуже! Вдруг раздались тихие шаги, и в дверях показалась грязнокровка. Непривычно бледная и привычно грязная, в паутине и ещё бог весть в чем. Однако, посмотрев в синие испуганные глаза, на душе у Люциуса вдруг полегчало; что называется, отлегло. - Люциус, - негромко сказала она, по-прежнему глядя на него странными заставшими глазами, - мне нужна твоя помощь. Я хочу кое-что проверить.       Не говоря ни слова, Малфой вдруг сорвался с места, и крепко, до боли сжал ее в объятиях. Часы пробили файф о’клок. Пора было пить чай.