Немного о Цинфане

*** Когда лорда пика Цяньцао вновь вызывают с вестью о том, что Шэнь Цинцю, защищая своего щенка, получил порцию Неисцелимого, он замирает и молчит, кажется, целую вечность. Звуки как-то резко стихают, оставляя уши на растерзание противному ультразвуку, а в голове воцаряется вязкая пустота. Этого не может быть. Просто не может. Цинфан, подгоняемый паникующим адептом, уточняет уже по пути: точно ли Цинцю ранен, точно ли защищал Бинхэ, знал ли, что за яд использует противник. Одно с другим не вязалось совершенно. Это не мог быть Цинцю. Он же, кажется, все еще должен находиться в пещерах… Старый Змей не стал бы так рисковать своей шкурой, ведь он сам же фыркал над пафосным названием яда и, узнав от Цинфана, что исцеление от него действительно, вот абсолютно точно, невозможно, сжал свой веер почти до хруста и, замерев, потемневшим взглядом уставился вдаль. Словно уже обдумывал способ ведения боя, возможные слабости противника, обманные маневры.. да даже отступление (по возможности, максимально достойное). Словно уже кожей чувствовал атаку и не мог такую угрозу, пусть и чисто гипотетически вероятную, оставить без решения. Остаться немощным калекой после стольких усилий, стать неисцелимым посмешищем, потеряв свое величие и место под солнцем? Да черта с два. Шэнь Цинцю ослепил бы громилу бамбуковым листком, отрубил бы занесенную в ударе руку, благо, в скорости и меткости на Цанцюн ему почти нет равных, он отшвырнул бы маленькое отродье с линии атаки взмахом веера, усиленным своей ци (тот, скорее всего, переломал бы себе с десяток костей во время «спасения»). Но он ни за что бы не позволил себе такой ошибки. У Шэнь Цинцю точно должен был быть план. Он ведь даже заставил Цинфана перерыть потенциально полезные свитки («.. или где ты там находишь информацию, не в чае же своем») и напрячь извилины, чтобы создать хоть какой-то стабилизатор, хоть что-то, любой возможный способ, не вылечить, так подавить яд, если «какой-нибудь кретин умудрится подставиться под удар, а ты, великий лекарь всея Цанцюн, ничерта не сможешь сделать». Братец Шэнь, этот проклятый Змей с его удивительным чутьем, как и всегда, оказался прав. Ошибка состояла лишь в том, что он сам оказался тем кретином. (Нет, одергивает себя Цинфан уже на месте, не он.) *** Новости о своем состоянии и перспективах (которые настоящий Цинцю уже давно знал и лишь взбесился бы, напомни ему кто об этом лишний раз, да еще в присутствии посторонних) лорд пика Цинцзин принимает вполне спокойно и (невозможно для себя настоящего) легкомысленно. Цинфан сцепляет руки в замок, чтобы они не вцепились в бледную шею легкомысленного чудовища. Наклоняясь чуть ниже необходимого (настоящий Цинцю бы надменно приподнял бровь от такой дерзости) с приготовленным лекарством, Цинфан спрашивает тихо, чтобы услышал лишь лорд пика Цинцзин: - Зная про яд, умудрился подставиться под удар. Ну не кретин ли? Цинфан сам не замечает, как задерживает дыхание, ожидая ответа. Раздраженного шипения от узнавания собственных слов. Тонну яда и проклятий сквозь сжатые зубы. Полного игнорирования с безмолвным обещанием расплаты всем и каждому. И не получает ничего, кроме удивленного взгляда и виноватой улыбки, исчезнувшей за раскрытым веером. Хорошо играешь, думает Цинфан, но не так. Когда настает черед внешней стабилизации ци, лорду пика Цяньцао нестерпимо сильно хочется выругаться. С едва заметно изменившимся ритмом, с Неисцелимым внутри, меняется сама суть энергий, и потому ци Цинфана теперь не годится в качестве донорской. Зато годится ци лорда пика Байчжань. Что само по себе чертовски странно. Но удивляться у лекаря уже просто нет никаких сил. После объяснения причин, принципов и требований предстоящей процедуры (Цингэ морщится, но не отказывает в помощи), Цинфан все еще надеется на привычную реакцию дикой, застигнутой в своей уязвимости змеи. Но становится свидетелем вежливой благодарности. Что-то внутри, оборвавшись, исчезает, укрыв пустое место апатией. Цинфан давит в себе желание опустить руки и начинает руководить процессом. Цинцю или не Цинцю, лечить его все-таки надо. *** - Ты не заметил ничего странного в этом ублюдке? – Вопрошает Цингэ, когда они покидают Цинцзин. – Мне показалось, что он изменился. Цинфану хочется сказать, что ему не показалось, что это не их Цинцю, что в этом ублюдке странно абсолютно все, и только полный слепец мог не заметить подмены (от мысли, что кто-то мог радоваться «изменению» становилось обидно за брата). Что нужно собирать людей, звонить во все колокола, допросить этого и отправиться искать настоящего Цинцю. Но что-то на границе сознания с горькой насмешкой шепчет «бесполезно, хоть перерой ты все три мира, исчезнувшего не найти». - Ты не должен так отзываться о своем старшем брате, братец Лю, - устало вздыхает Цинфан, потирая пульсирующие виски. Получить подтверждение своим опасениям и догадкам в этот раз оказалось крайне неприятно. – В конце концов, тебе теперь придется быть его стабилизатором и желательно, чтобы при этом у тебя не возникало желания убить лорда пика Цинцзин. Цинфан просто физически не может назвать самозванца своим старшим братом. Горло словно сдавливают ревниво сжимающиеся чешуйчатые кольца. Цинфан пытается проглотить, откашлять, стереть это ощущение, стараясь не привлекать внимания Цингэ. Но ощущение лишь мстительно усиливается. А Цингэ только фыркает в ответ. - Вообще-то, у меня никогда его и не было. Извалять эту надменную рожу в грязи, да, но не убить. И, вспомни, это он всегда грозился убить меня в самый неожиданный момент. Разве нет? Цинфану хочется сказать, что теперь он может спать спокойно (на самом деле, он мог это делать всегда – Змей никогда бы не убил умышленно члена своего гнезда), но он молчит. Хочется сказать, что извалять того Цинцю где бы то ни было у него тоже теперь не выйдет. Но он молчит. Молчит до тех пор, пока кольца на шее не ослабляют свою хватку. - В любом случае, братец Лю, сегодня он даже поблагодарил тебя за помощь, - и это чертовски пугает самого Цинфана, - поэтому и ты должен быть к.. Шэнь Цинцю, - слова выходят из сжатого горла с хрипом и паузами, - более внимателен. И великодушен. От своих же слов почему-то становится тревожно. Цинфан замирает на месте, осознавая, что ему бы совершенно не хотелось взаимного «великодушия» местного бога войны и нового Цинцю. Хватка на горле, словно сочувствуя (или в насмешку?), внезапно исчезает. Так, что хлынувший в него поток воздуха вызывает рефлекторный кашель. - Эй, с тобой все нормально? - Конечно, - скрывая страх за натянутой улыбкой снова лжет Цинфан. – Все в полном порядке, - отвечает он, когда хочется вцепиться в бога войны и рассказать все, что есть на духу, когда готов умолять этого бога перевернуть весь свет, но найти пропавшего брата. – Не стоит беспокоиться, - уверяет он, зная, что это бесполезно, чувствуя и слыша в воздухе, как рассыпается во тьме алмазными осколками Змей. Примечание: Возможно, кого-то напрягла фраза про то, что Змей никогда умышленно не убил бы члена своего гнезда, и этот кто-то внутренне воскликнул "А как же Лю Цингэ?!" Так вот. Как я и написала в этой главе, в моем хэдканоне раньше ци Цинфана и Шэнь Цзю были схожи, они вполне спокойно могли поддерживать друг друга при острой на то необходимости (крайне острой, черта с два Цзю обращался бы за помощью, если бы была хотя бы маленькая вероятность справиться со своими проблемами самому). Но, как характер, так и ци Цингэ совершенно, абсолютно не гармонировала с ци Цинцю. Попробуй кто из них вторгнуться в поток другого, вышла бы реакция, схожая с ядерной. Армагеддец. А теперь вспомним канонную невезучесть Цзю, когда все его попытки помощи оборачиваются пиз.. кхм.. большой проблемой и возвращаются к нему лишь ножами в спину: когда мелким оборванцем остановил повозку Цю, чтобы она не переехала "брата", этот же "брат" его предал, а самого Цзю забрали в рабство; когда помог Ци-гэ спасти остальных, бежать, в итоге сам оказался избит и заперт, отдуваясь за грешки всей группы; когда пощадил Хайтан, в дань светлой памяти, именно она потом его и обвиняла в бесчеловечности на суде... Уверена, история умалчивает сотню-другую таких эпизодов. Но вернемся к пещерам. Зная, что все лорды в курсе о его там нахождении, зная, что, сопоставь кто время исчезновения/смерти Цингэ со временем "самосовершенствования" Цзю, и виновник этой смерти станет очевиден (плюс, поганый характер и угрозы самого Цзю), стал бы такой умный человек убивать своего брата и так очевидно портить свою репутацию? Я думаю, нет. Но он мог попытаться (зная, что в округе нет никого, а за помощью бежать времени нет), как и Юань, заглушить своей ци искаженную ци буйного братца. И вот тут явился бы тот самый нежданный ядерный Армагеддец с летальным исходом Цингэ. Попытка помочь оказалась убийством. Поэтому, когда Юэ спросил у него напрямую, действительно ли он убивал Цингэ, Цзю не подтвердил, но и не опроверг свою причастность к его смерти, лишь криво усмехнувшись и закрыв тему. Не признавать же, что его попытка помочь и в тот раз вышла ему боком. На этом у нас все~