Back in Black

      «Может ты перестанешь сходить с ума?», — спросил как-то Томас, когда я в очередной раз висела на телефоне, пытаясь дозвониться в центральную библиотеку. — «Либо стань уже грёбаным детективом, либо сходи к психиатру».              Какого-то иного выхода друг так и не смог мне предложить, ибо по его словам, его просто не существовало. Именно поэтому он стал ещё чаще заскакивать по вечерам, а на вопрос, что обо всём этом думает его девушка, лишь отшутился, подмечая, что блонд — её натуральный цвет волос. Но при этом их телефонные разговоры с каждым разом становились всё дольше и экспрессивнее, да и настроение Томаса оставляло желать лучшего. В первую неделю он даже почти забросил работу, хотя врал всем, что шеф загрузил его так, что вряд ли разгребёшься до Рождества, сопровождал меня везде, где только позволяли общественные нормы и нормы этикета. Похоже Пингвин маячил у него перед глазами чуть ли не больше, чем у меня. Ведь в тот самый вечер, когда мне всё же удалось отсрочить неизбежную кончину визиточников, мафиозный король лично вызвался подвести меня до дома и, прощаясь, просил передавать привет «тому смышлёному помощнику мистера Грина», под чьим наставничеством как раз и ходил Томас. Всё-таки глупо было думать, что эта история коснётся только меня.              Переживать дни оказалось очень просто, если распланировать время так, чтобы не оставалось ни одной свободной минуты присесть. Самым сложным оказалось перекрасить пол в съёмной квартире, хотя, казалось, чего там такого? Купи краску, кисточку побольше, сдвигай мебель в разные стороны и в путь. Только кто же знал, что начинать нужно не с того угла, откуда можно войти в комнату или где закончил в прошлый раз? Но осознание собственной глупости пришло слишком поздно, в тот самый момент, когда под ногами остался крошечный, нетронутый островок, а вокруг красовалось непроходимое море из свежевыкрашенного пола. Надеюсь, оставленные следы возле плинтуса поднимут настроение не только мне, но в дальнейшем и новым квартиросъёмщикам, потому что закрасить их потом нормально не получилось.              Дальнейшим пунктом назначения был приют для бездомных животных, находившийся в паре улиц от дома. Раньше, проезжая каждое утро мимо него на работу, я всё обещала себе, что зайду туда и поинтересуюсь, как можно помочь бедным зверюшкам, оставшимся без хозяев. Уезжая из Вашингтона, я оставила в одном из таких заведений маленькую беспородную собачку по кличке Слон и частенько вспоминала о ней, скучая. Нет, к числу нерадивых хозяев я не относилась и познакомились мы со Слоном уже в приюте, когда университет решил приобщить своих студентов к волонтёрству. За несколько недель мы сроднились со Слоном настолько, что потом я раз в пару месяцев заходила проведать его и остальных жителей приюта. Здесь же, в Готэме, в тёмном углу, откуда тянуло гнилью и разлагающейся плотью, я обнаружила самые большие и прекрасные на свете зелёные глаза. Кошку, которой так и не дали имя, принесли подростки. Они вытащили её из какого-то подвала с полуразгрызенным гипсом на задней лапе. Из-за того, что гипс промок, конечность начала преть и от длительного пребывания, можно сказать, в парилке, выглядела не лучшим образом, начала гнить. Под толстым слоем серебряного цвета антисептика, перебивающего сбивающий с ног запах, виднелись участки синюшно-фиолетовой кожи, кровоточащей и мокнущей, оставшаяся шерсть после снятия гипса клочками торчала в стороны, ссохшись в корку. Когда я увидела её, мысль была только одна — лапу было уже не спасти, но приходящий ветеринар ждал. Надежда на лучшее оставалась, чувствительность не пропала, кошка могла шевелить пальчиками. И мы вместе ухватились за неё, начав бороться. Работники приюта были не против и с радостью перекинули на меня заботы по уходу за проблемным животным, которого вряд ли кто-то заберёт, даже если лапу удастся сохранить. Хромые-то в человеческом обществе были никому не нужны, что говорить о животных. Ведь домашние питомцы должны были быть ласковы, красивы, чтобы не было стыдно показать приходящим гостям, и где-нибудь в самом дальнем ящике, который никто так ни разу в жизни и не открыл, иметь паспорт с чистейшей родословной.              Забегая в приют и до, и после работы я меняла ей пелёнки, кормила с ложки, потому что самой ей было трудно есть из-за слишком огромного воротника на шее, просто разговаривала, получая взамен огромную порцию немой любви. Несмотря на её состояние, кошка явно была домашняя, и вполне возможно, кто-то искал потерянное животное, но время шло, а любящие хозяева так и не приходили. Зато на третий день нашего случайного и теперь почти неразрывного знакомства в помещении появилась пара с девочкой лет пяти в сопровождении работника приюта. Сидящие в клетках кошки, жившие в небольшой комнатушке, зашевелились, вскакивая и выгибая спины, попутно распушивая хвосты. Послышались первые негромкие, но настойчивые «мяу», подхватываемые с разных сторон. На меня они уже так не реагировали, привыкнув к глупому человеку, что приходил сюда пару дней и сидел в углу на холодном, грязном полу с дефектной тушкой на руках.              — Посмотрите на Марселуса, — работница, девчонка лет семнадцати, указала на одну из клеток, где сидел огромный рыжий мейн-кун. Совать руки внутрь она уже не рисковала, потому что котяра тяпал абсолютно всех, кто пытался к нему прикоснуться. — Настоящий лев, только маленький. А посмотрите какой хвост.              Прикопаться было не к чему. Девушка действительно не врала, ведь кот выглядел как персонаж с коробки корма для животных, а запустив его в дом, можно было забыть о мытье полов, ведь даже павлин позавидовал тому опахалу, что сейчас скромно называли хвостом.              — Или вот Звёздочка. Мы нашли её вместе с братишками и сестрёнками в коробке под дверью. Остальных разобрали, она осталась здесь одна и тоже очень хочет домой. Марта, хочешь посмотреть?              — Да, — девочка сначала подпрыгнула на месте, но так и не смогла достать до верхней клетки. Звякнула щеколда и работница приюта взяла в руки маленький белый комочек с чёрным пятнышком в виде звезды на носу.              — Нравится?              — Красивая, — но, видимо, недостаточно, потому что через мгновение девочка отскочила к нижней клетке на противоположной стороне. — Мама, смотри какой кот!              Но обитателю той камеры, повидавшему многое в этой жизни коту по кличке Боец, вряд ли тоже сегодня удастся найти новую семью. Пусть я видела не так много желающих завести себе четвероногого друга, ведь пока я находилась в приюте, приходили где-то около восьми человек, но все они как по команде отходили от клетки Бойца со словами о том, какой он страшненький. Хотя за маленьким коренастым пепельного цвета тельцем с массивными лапками, испещрённой шрамами морде и отсутствием одного уха скрывался ласкун и любитель помурчать.              Рядом с тихим недовольным мявом зашевелилась моя зеленоглазка, пытаясь лечь поудобнее на полотенце на полу, хотя выбор у неё всё равно был не велик — лежать в любом случае приходилось на одном боку. Но это было всё же лучше, чем сидеть в небольшой клетке, где здоровому животному не всегда хватало места разместиться. Работница приюта продолжала водить посетителей от одного угла к другому, рекламируя наиболее удачные экземпляры, в отличие от своей напарницы, которая пыталась сводить родные души. Когда открылась очередная клетка с породистым котом, я перестала прислушиваться к разговору рядом, пытаясь унять раздражение. Как вообще можно было так поступать? Бедные животные и так оказались одни по вине бесчувственных, решивших немного поразвлечься, хозяев, а теперь ещё должны были конкурировать между собой за место под солнцем, потому что очередной человек решал их судьбу. Вот почему нельзя было просто молча ходить рядом и ждать, когда тебя попросят открыть клетку, чтобы забрать домой вон то пусть неказистое, зато с таким тёплым взглядом создание?              — Привет, — я вздрогнула, поднимая голову. Рядом со мной стояла та самая пришедшая девочка, отделившись от родителей, и радостно улыбаясь. От левого глаза к виску тянулось большое красное родимое пятно.              — Привет, — я улыбнулась в ответ, чувствуя просто невероятное чувство тепла, исходящее от девочки.              — Я — Марта, — мне по-деловому протянули руку.              — Кэйтлин, — мы закрепили наше знакомство крепким рукопожатием. — Выбрала себе уже кого-нибудь?              — Неа, — Марта дёрнула плечами. — Котик без уха красивый. И с чёрным ошейником тоже.              — А как тебе рыжий лев с во-о-о-о-о-о-от таким хвостом? — я раскинула руки в стороны, явно преувеличивая размеры достоинства мейн-куна, отчего девочка радостно засмеялась. — Он всем нравится.              Моя юная собеседница явно задумалась над тем, что же мне ответить. Нахмурилась так забавно и по-детски и наконец выдала:              — Если он всем нравится, то почему его никто не взял?              — Ну…              Я растерянно моргнула, глянув на работницу приюта, давшую подержать матери девочки обычную трёхцветную кошку, перевела взгляд на царапину на руке, оставленную зеленоглазкой в первые минуты нашего знакомства. Абсолютно простой вопрос не то, что поставил меня в тупик, он заставил мозг забуксовать. Что было ответить на это? Что мейн-куна рекламировали слишком активно и складывалось впечатление, будто от него хотят побыстрее избавиться? Что он имел слишком большие размеры и мог не вписаться в отведённые его возможным хозяевам жилищные метры? Что кто-то боялся его просто не прокормить? Никто не спрашивал у людей, почему они не выбрали то или иное животное.              — У него глаза злые. Я боюсь его, — тем временем ответила Марта на свой же вопрос. — Мне показалось, что он хочет на меня наброситься. Зачем кот, который тебя не любит? А это твоя кошка? — она кивнула головой в сторону зеленоглазки.              — Нет, — я вздохнула. — Просто занимаюсь с ней, потому что никто не хочет этого делать.              — Что с ней?              — У неё болит лапа. Возможно, врачу придётся её ампутировать, — пришлось взять себя в руки, чтобы вдруг не разреветься при посторонних. — За ней нужен особый уход.              Марта опустилась перед нами на корточки, чуть склоняя голову на бок и долго рассматривала зеленоглазку.              — Она замечательная! Зачем эта штука на голове?              — Воротник? Чтобы она не слизывала мазь с лапы, иначе не будет заживать.              — Понятно, — девочка плюхнулась на колени и, встав на корточки, почти вплотную подползла к кошке. Я напряглась. Но вместо того, чтобы отпрянуть от нас, ведь запах вокруг был спёртый и зловонный, Марта протянула к ней руку и коснулась спины, слегка поглаживая. — Выздоравливай, киса. Кэйтлин, почему ты её не заберёшь?              — Не могу.              — Но ты же её любишь.              Марта не спрашивала, озвучивая то, в чём я сама боялась себе признаться. Что сейчас, что в случае со Слоном, я очень быстро привязывалась к животным, буквально в первые часы, а потом тряслась перед входом в приют, боясь больше не увидеть родную морду. Но взять животное домой всё равно было просто невозможно.              — Знаешь, — я попыталась подобрать нужные слова, чтобы девочка поняла заковыристую взрослую логику, основанную уж точно не на здравом смысле, что я прекрасно осознавала, и с чем жила. — Не всегда получается делать то, что хочешь. Я правда люблю эту кошку, но знаю, что не смогу полноценно ухаживать за ней и уделять столько времени, сколько ей нужно. Особенно сейчас. Не хочу, чтобы она целый день сидела одна в пустой квартире и ждала, пока придёт хозяйка. Ей нужен абсолютно другой человек, лучше — целая семья, которая будет её любить и заботиться о ней.               — Мы можем делать это, — девочка подняла голову, хотя только что почти утыкалась носом в мягкую шерсть. Она словно спрашивала у меня разрешение. — Мама не работает, я прихожу из школы в двенадцать. Вечером папа может играть с ней. У нас большой дом, даже бассейн есть. Но кошки не любят плавать, верно?              — Да, им больше по душе мягкий диван и вкусный корм.              — Мы купим самый суперски вкусный! Папа! — девочка уже стояла на ногах, чуть не прыгая. — Мама!              — Да, дорогая? — мужчина, обернувшийся в нашу сторону, поправил съехавшие на нос очки и направился к нам. Меня он заметил не сразу и сильно смутился, когда дочь успела схватить его за руку и заставляла нагнуться. — Извините. Она вас не сильно потревожила?              — Нет, что вы. Мы очень хорошо провели время. У вас замечательная дочка.              — Спасибо.              — Папа, я нашла кису, — девочка ещё раз с силой дёрнула отца за руку и показала на зеленоглазку пальцем. — Ей нужна наша любовь и забота.              — Марта, — мужчина встретился со мной взглядом, в котором читался вопрос, а я лишь пожала плечами. Что я могла сделать в этой ситуации? — Можно я посмотрю кошку поближе?              — Да. Только очень аккуратно, пожалуйста!              Укол ревности не заставил себя долго ждать. Если простить ребёнку любопытство я ещё могла, ведь через минуту она вполне могла забыть о нас, то когда мужчина начал гладить зеленоглазку, пришлось сдерживать жуткое желание закричать, прогнать всех из нашего угла и больше никого не подпускать сюда. Закрыться вдвоём от всего мира и жить, никого не трогая, при этом желательно, чтобы никто так же не трогал нас. К счастью, энтузиазм родителей пропал в тот самый момент, когда работница приюта вкратце описала всю ситуацию, показала расходы на лечение и обрисовала жуткий прогноз ветеринара, не соответствующий действительности и очень приукрашенный. Но вечером после работы я застала всю семью в сборе. Отец крепко обнимал у дверей приюта жену и ревущую на всю улицу дочь. От нехорошего предчувствия закололо сердце. Я схватилась за ручку в тот самый момент, когда дверь начала отворяться. Вторая работница приюта, не молодая девица, рекламирующая животных, с клеткой в руках, где сидел Боец, побледнела, увидев меня. В тот день моей зеленоглазки не стало, а на моих руках оказалась жизнь второго любимого питомца.              Данное событие застало меня врасплох, напрочь убивая шаткое состояние равновесия, которое я успела взрастить после последней встречи с Пингвином. Состояние страха вперемешку с пустотой вернулись, будто и не отступали вовсе, а ждали где-то неподалёку, пока я сама захочу вернуться к ним. Непрекращающиеся слёзы было просто невозможно контролировать. Вроде сейчас могло казаться, что ты полностью спокоен и держишь себя в руках, но через мгновение крепко стискиваешь зубы, чтобы не заорать посередине центральной площади от боли. Хотя, казалось, поступи я так, никто из окружающих бы даже не заметил происходящего. Для Готэма было вполне обыденным явлением встретить на улице пребывающего в истерике человека, сидящего где-нибудь на лавочке, трясущегося и закрывающего голову руками. Все были сами по себе, и чужие проблемы не интересовали никого, разве что кроме бомжей и проституток, пару раз подходивших ко мне с вопросом о том, не нужна ли помощь.              Когда на душе стало слишком невыносимо и тошно от самой себя, я направилась зализывать раны туда, где всегда это удавалось сделать. Центральная готэмская библиотека встретила меня длинной лестницей, где то и дело, несмотря на ветреный день, располагались студенты стоящего неподалёку университета, и массивными серыми колоннами. Только меж длинных заставленных стеллажей я смогла первый раз спокойно вдохнуть и отключиться от окружающего мира, выныривая оттуда только ради работы и приёма пищи. А по вечерам даже набиралась наглости и отключала телефон, подумывая о том, чтобы завести ещё один только для клиентов. За последние два с половиной года, которые я провела в маневрировании между лекционными кабинетами и посещением дополнительного обучения на консультанта, успела выйти пара интересных книг по психологии, чьи названия были аккуратно выведены в ежедневнике с пометкой «обязательно к прочтению». Но с каждым разом, когда появлялась хотя бы толика свободного времени, значки рядом с ними становились всё жирнее и больше, приобретая красный оттенок поверх синих чернил. Каждый раз находилось какое-то более весомое дело, которое нужно было выполнить незамедлительно, и теперь внутреннему ботанику, жившему глубоко-глубоко внутри, почти дали волю всласть насладиться новыми знаниями. По крайней мере так я думала, пока не обнаружила на стыке разделов «психологии» и «философии» белую обложку «Ночной смены» (1). О том, что Стивен Кинг не входил даже в десятку моих любимых писателей и думать не пришлось, как и о том, что ужасы я обходила далеко стороной, предпочитая фэнтезийные миры с многочисленными приключениями и знакомствами с новыми расами и землями. Но сейчас эти рассказы, которые должны были быть жуткими в другой ситуации, выглядели словно инструкция по выживанию в Готэме, где герои ходили по таким же грязным улицам, получая лишь тычки с разных сторон, пытаясь бороться с миром и собой, чтобы выжить. И теперь я находилась среди них. Осознание этой мысли, крутившееся всё время где-то неподалёку, наконец плюхнулось перед носом и радостно помахало ручкой, когда я добралась до конца одной из историй, совсем не имевшей ко мне никакого отношения (ну да, конечно-конечно). В отличие от главного героя в девять я не хоронила старшего брата после избиения его хулиганами (а жаль), не преподавала английский в школе (слава Богу!) и уж тем более не пыталась вызвать дьявола (как сказать), чтобы поквитаться с малолетними ублюдками-учениками, убившими мою жену (2). Только внутри всё крепло убеждение того, что если я не хочу как тот самый герой искать пособие по демонологии (его на полках я тоже где-то видела), нужно досконально изучить всю возможную «шпану», которую ещё могу встретить на своём пути.              — Мне нужны статьи по криминологии и всё, что имеет отношение к преступности Готэма за последние пять лет. Описания жизни бандитов, их деяния, возможно, биографии. Можете мне помочь?              Я смотрела на шокированную сотрудницу библиотеки, выдающую и принимающую книги, за стойкой.              — Прямо за пять?              — Да, — я кивнула. — Куратор обещал тщательно проверять данные, — пришлось мило улыбнуться. — А мне очень нужен высший балл за курсовую.              Так уже через пару часов благодаря внешности ученицы, недавно окончившей школу, обычно мешающей покупать взрослой тётеньке, имевшей на руках диплом магистра, вино пару раз в месяц, и рассказам о том, как я обещала любимой мамочке стать лучшим детективом в мире (на этом месте пришлось скрестить пальцы не только на руках, но и на ногах тоже), передо мной лежала первая партия газет. Страницы от времени и явно не лучших условий хранения успели знатно пожелтеть и пахли сыростью, зато нужные мне статьи пестрили чьими-то чужими выделениями и пометками на полях, причём явно сделанными ни одним человеком. Вот, значит, почему библиотекарь настолько покорно и безропотно решила выполнить мою просьбу, даже не спросив ученических документов. Спасибо тебе, о великий преподаватель, позволивший мне осуществить мой план, который почти летел ко всем чертям через пару дней корпения над всевозможными газетными изданиями.              Складывалось только одно впечатление — в семьдесят девятом году в городе было чрезмерно скучно. Самым крупным и наглым событием можно было отметить разве что ограбление магазина бытовой техники, стоящего до сих пор у центрального торгового центра, за неделю до Рождества. Множество домохозяек так и не получили тогда новенький миксер или сковородку в подарок от любимого мужа.              Восьмидесятый год прошёл под девизом: «Жаль, что меня тут не было». Работать можно было бы по двадцать четыре часа в сутки! В первых числах января полиция задержала мужчину, которого в последствии обвинили в каннибализме. Точной информации о том, скольких же он съел, найти так и не удалось, но под его нож точно успел попасть ненавистный начальник и скандальная бабулька-соседка вместе с парочкой проституток. Потом аж до мая город терроризировала банда подростков, обвешивающая коровьими и свиными кишками всё, до чего только могла добраться. А после пары месяцев тишины в тёплое августовское воскресное утро со здания мэрии сбросился городской житель, потерявший всё, что смог накопить за пятьдесят четыре года жизни. Выступившие в дневных новостях в прямом эфире родственники рассказали об одной некой религиозной организации, куда вступил их муж и отец, и как после он переписал на них всё своё имущество. И, судя по огромному количеству статей о митингах против возникшей в городе секте, тянущихся аж до самого конца года, подобных тому несчастному бедолаг было не мало. Вернуть награбленное и посадить организаторов секты, естественно, не удалось.              Зато восемьдесят первый не подкачал. Тишина до марта сменилась долгожданным грандиозным скандалом — Кармайн Фальконе, бывший мафиозный король, которого сбросил с трона Пингвин, вдруг выдвинул инициативу о постройке детской онкологической больницы, сразу предоставив на растерзание прессе чертежи будущего здания и смету с заложенным бюджетом. Естественно, финансировать проект он собирался сам, что только раззадорило всех вокруг. Поднялась такая буча, что разве что безрукий и немой журналист ничего не написал на эту благодатную тему. Чуть ли не каждый день на страницах появлялись какие-то подробности о жизни Фальконе, начиная тем, что он ест на завтрак, заканчивая кучей интервью его многочисленных любовниц. Возраст самой старшей из них, к слову, был аж восемьдесят семь лет. Все вокруг сходили с ума, обвиняя новоиспечённого мецената в корысти, в том, что с помощью больницы он хочет лишь преумножить свои капиталы, а главное — поставить во главу строительства своих людей, протащив парочку из них на руководящие должности в администрацию. Особенно ярко горело кресло ответственного за тендеры мужчины с густыми усами, вечно хмурящегося на фото. Он явно был против команды мафии, всё время зарезая очередной документ, комментировав это кратко — обнаруженными в бумагах ошибками. В игру пришлось включиться даже самому Томасу Уэйну и провести с Фальконе серию переговоров за закрытыми дверьми, после чего было сделано заявление о том, что все планы по строительству детской онкологической больницы были переданы Уэйн-групп, и их реализация начнётся сразу же после реконструкции Аркхема. Что двигало тогда бывшим мафиозным королём, так и осталось загадкой для всех, но неизменным оставалось одно — ни один план по прошествии нескольких лет так и не был осуществлён, так как Томаса Уэйна застрелили вместе с женой где-то через полгода в тёмном безлюдном переулке. Киллер оставил в живых лишь их маленького сынишку, наблюдавшего за тем, как постепенно уходит жизнь его родителей. Расследовать это дело отдали детективу Харви Буллоку и его недавно вступившему в должность напарнику Джеймсу Гордону, которого сейчас именовали героем, борющемся с прогнившей системой.              За газеты восемьдесят второго и почти подходившего к концу восемьдесят третьего я трясла библиотекаря неделю, несколько раз в день названивая на все известные номера, указанные в справочниках. Нашла даже телефон директора, который Томас отобрал у меня и сжёг лишь бы я не мешала работать нормальным людям. Информационная ломка становилась с каждым днём всё сильнее, а по ночам подсознание в виде снов перебирало известные факты. Как назло, они оказались абсолютно ненужными, потому что большинство тех, о ком я читала ранее, либо были мертвы, либо отбывали пожизненное. Остальные же тупо не забредали в старый Готэм, обитая на территории Нероуз. Но всё это оправдалось с лихвой, когда я получила несколько огроменных стопок газет. Казалось, они занимали приблизительно половину от размера прошлых трёх годов. Видимо, я настолько задолбала библиотекаря, что она решила отделаться от меня разом, но тон, которым она пожелала мне удачного дня, никак не вязался с перспективой стать хоть чуточку свободнее. Скрывающийся подвох проявился сразу же, как я просмотрела все даты выхода газет — вся кипа затрагивала чуть больше полугода восемьдесят второго. Видимо, преступность, как и предполагали эксперты, действительно повысилась после смерти Томаса и Марты Уэйн, хотя никаких особых причин для подобного я так и не усмотрела. Нужно было изучать не только колонку криминальных сводок, но раздумывать над этим долго я уже не смогла, а мысль начать всё с самого начала отпала сама собой. На самом верху одной из кип с главной полосы на меня смотрело знакомое лицо, напечатанное крупным планом. Не будь я знакома с ним лично, то ни за что бы не признала в милом молодом человеке в сером свитере с короткой стрижкой и кроткой, милой улыбкой Пингвина.              «Разыскивается Освальд Честерфилд Кобблпот», — гласила короткая заметка. — «Всем, кто имеет хоть какую-то информацию о нём, просьба сообщить её по номеру телефона».              Дрожащими руками я судорожно пролистала весь выпуск, но ничего там больше не обнаружила. Судя по событиям, тогда на протяжении двух месяцев всех вокруг волновало одно только убийство Уэйнов и ход его расследования, чем очередной пропавший мужчина из бедного района. И почему только никто не додумался написать по какой причине разыскивали Пингвина? Что он такого успел натворить? Интересно, он уже тогда начал свои злостные деяния? Наверное, да. Причём занимался этим не первый год. Вряд ли можно скинуть со своего пути кучу претендентов на трон, имеющих на него гораздо больше прав, а главное — жизненного опыта. Не удивлюсь, если Освальд возглавлял ту самую банду подростков, что украшала город потрохами в восьмидесятом.              Разыгравшийся интерес, подогретый азартом и начавшимся везением, требовал немедленного удовлетворения. Поэтому я начала быстро пролистывать последующие выпуски, не особо заботясь о том, что могу что-то пропустить, ведь особо громкие преступления всё равно попадали на первую страницу. Но того, что последовало дальше, я совсем никак не ожидала увидеть. С обложки явно жёлтой бульварной газетёнки теперь на меня смотрели две до боли знакомые физиономии полицейских, которые то и дело крутили по телевизору чуть ли не каждый день.              «После тяжёлой борьбы детективами центрального отдела полиции был ликвидирован киллер, оставивший Готэм без «света». Совсем ещё юный в профессии Джеймс Гордон сумел разрубить гордиев узел, за который боялись браться маститые специалисты. Даже убойный отдел предпочёл умыть руки, пока…»              На небритом несколько дней лице того самого юного бойскаута красовалась радостная улыбка, а благодарный мэр Обри Джеймс, склонившись ему чуть ли не в ножки, благодарно жал мужественную руку раскрывшего дело детектива, крепко обхватив её двумя ладонями. Напарника, Буллока, правда, пришлось долго искать на снимке и всё же сделать вывод, что половина прищуренного глаза и кусок недовольно поджатых губ таки принадлежат ему.              На следующий день, судя по сводкам, бравый детектив вместо положенного отдыха задержал группу портовых воров, не дававших покоя крупным компаниям, которые доставляли свои грузы в Готэм. Никто из них, правда, не пел хвалебные оды своему спасителю, отказавшись от комментариев, но кто-то этой ночью действительно стал спать спокойнее. Наверное.              Затем заголовки газет начали пестрить одной мыслью — в городе появилось слишком много беспризорных детей. Первым интервью дал глава департамента социальной службы Готэма, затем к нему подключился мэр, давший указание быстро найти места в приютах для оставшихся один на один с судьбой бедняжек. Снежный ком, возникший непонятно откуда и становящийся с каждым днём всё больше и больше, развалился пополам в тот самый момент, когда Джеймс Гордон сделал официальное заявление, что в городе появилась организация, похищающая тех самых беспризорников. Он убеждал граждан в том, что подобное ни в коем случае нельзя позволять, ведь на их месте может оказаться и их ребёнок. Естественно, к концу недели в очередном тайтле он уже получал благодарности за раскрытое дело.              Шариков (3) — человек, свалившийся совершенно неожиданно для верхушки, подвешивал первых коррупционеров города к метеозондам, вызвав тем самым особый ажиотаж у жителей. Некоторые даже бездумно бродили по улицам в надежде на то, что им удастся увидеть, как очередная зажиточная мразь взлетает в воздух, пока официальное правосудие ищет на неё хоть какие-то улики, чтобы обвинить в крупном хищении или взятке. Чистильщика власти, пришедшего на помощь обычным людям, ловить было особо тяжело. Перед зданием полиции и мэрии собирались толпы с плакатами, требующие оставить в покое спасителя бедных, на центральной площади один умелец даже организовал «воздушную книгу» — огромную общую тетрадь, куда записывал имена, что сообщали ему горожане и краткую информацию о том, в чём несчастный провинился. Естественно с идеей о том, что список потом передадут народному мстителю, а он уже сам выберет, кто достоин небесной кары. Но она быстрее находит самого Шарикова, естественно, от уже небезызвестного всеми Джеймса Гордона и его менее известного напарника.              Сразу же после этого журналисты раздули шумиху вокруг Аркхема, который так хотела реанимировать покойная Марта Уэйн, вернув старому заброшенному зданию название психиатрической клиники, где люди могли бы получать полноценную квалифицированную помощь. Но теперь вместо восстановления больницы всё чаще звучали речи о земле, на которой она стоит, и о просторах рядом. Городские советники же, которые всё-таки старались как-то поддержать старый проект, вместо продажи земли «вдруг» начали умирать непонятным образом. Эта новость особо никого не взбудоражила, разве что кроме самих советников, поэтому освещали её мало и крайне неинформативно. Пару раз делались обзоры предварительных голосований по поводу того, что всё-таки ждёт многострадальную дурку, а один репортёр вообще выдвинул инициативу организовать там тематический парк развлечений и предлагал организовать в честь этого сбор подписей. Чем кончилось дело, оказалось непонятно, но убийства городских мужей довольно скоро прекратились, в одной жёлтой газетёнке даже мелькал снимок Джеймса Гордона, закрывающего собой мэра Джеймса. Приходилось верить на слово, потому что фотография была настолько смазанная, что разобрать там что-то было вообще нереально. Забавили больше шутки Вселенной, ведь два Джеймса нашли друг друга и почти не разлучались, а мэр благодаря бравому блюстителю закона мог бы переезжать жить и работать в участок: целее бы был и не нужно тратить время на дорогу, чтобы пожать детективу руку за очередное раскрытое преступление. Но шутки шутками, только во всей этой истории становилось жалко одного ни в чём неповинного человека — Буллок на каждом новом фото становился всё более уставшим и смурным, даже щёки начали впадать. Повезло ему, однако, с напарником, ничего не скажешь!              Но великий детектив Гордон не думал об этом, продолжая раскрывать дело за делом, словно нет ничего на свете проще, чем поймать спросонья, совершенно случайно, маньяка-убийцу, по пути на обед обезвредить банду, решившую ограбить центральный банк, а вечером, заскочив за бутылочкой пива, помочь разобраться хозяину магазинчика с местной шпаной, что трясёт через день его кассу. Естественно, поэтому раскрыть дело о заполонившем улицы новом наркотике «Гадюка», который на небольшой промежуток времени повышает физические способности человека, попутно сводя его с ума, а потом разрушает организм, не составило особого труда. При этом он успел забежать на банкет, организованный Уэйн-групп и спасти от воздействия этого самого наркотика весь руководящий состав.              Когда же появились первые заметки о воскресшем маньяке, убивавшем первенцев самых богатых людей Готэма ещё десять лет назад и именующего себя Козлом, перед глазами предстал образ всё того же Джеймса Гордона, несущегося с крестом в одной руке и осиновым колом в другой на мифическое древнее существо Козлотавра, да простит меня Кентавр! Но иначе мозг отказывался воспринимать информацию и почти был готов отказать из-за интоксикации великим борцом с преступностью. За почти шесть часов зависания над газетами оставались только два вопроса: случайность ли то, что с появлением Джеймса Гордона по улицам Готэма потекли кровавые реки, и не сам ли он выпускал преступность на дела, придумывая с каждым разом всё более изощрённые деяния, после которых Стивен Кинг мог нервно курить в сторонке, несмотря на все свои изданные бестселлеры.              Отложив газету в сторону, я тяжело вздохнула, ведь оставшаяся непросмотренная кипа всё ещё оставалась неприличных размеров. Позади меня кто-то шикнул, отчего я обернулась на звук и получила в довесок грозный взгляд дедули в чёрном, старомодном, но отлично выглаженном пиджаке. Удовлетворившись, он быстро вернулся к чтению, а вот я ещё долго разглядывала окружающих, окончательно выбившись из колеи. Страшно хотелось выпить, и желательно чего-нибудь покрепче, что случалось крайне редко. Я даже не смогла вспомнить, когда последний раз превышала дозу в два бокала вина, наполненных где-то на треть, максимум наполовину. Сейчас же было необходимо взять бутылку виски и знатно из неё отхлебнуть, как это делают в фильмах в трагических моментах. Нет, на сегодня точно пора заканчивать чтение, да и вообще признать тот факт, что любой, кто попробует перейти дорогу Готэму, непременно будет пойман Джеймсом Гордоном, а Пингвин со своей свитой — единственные люди, которые могут попасться мне на глаза и что-то сделать. Вообще странно, как эти двое смогли поладить, тем более подружиться. Разве что мафиозный король на самом деле агент под прикрытием, разрушающий преступное сообщество изнутри. Было бы весело, если бы это оказалось так.              Тихо усмехнувшись своим мыслям, чтоб не нарушать тишину в зале, я быстро собрала газеты воедино, запоминая, на какой дате остановилась. Ведь всё равно завтра я вернусь сюда вновь за очередной порцией знаний, как обычно. Сверху оказался выпуск Готэмского вестника, чьё название занимало почти половину первой страницы с массивными заглавными буквами. А ведь именно в нём работал Тодд, которому я обещала с месяц назад сходить в кино. Несколько раз после прощания с Пингвином я честно заскакивала в кафе напротив, чтобы извиниться, но сначала не попадала на его смену, потом новый бармен сказал, что теперь он будет работать здесь вместо него. Вроде ничего страшного не случилось, мы были знакомы всего неделю обеденных перерывов, только при воспоминании об этом мне до сих пор становилось стыдно за несдержанное обещание. Видимо, именно поэтому уже через пять минут после сдачи макулатуры обратно библиотекарше я стояла в огромном вестибюле с высоким куполообразным потолком и слушала длинные гудки приёмной готэмского вестника. Как там искать Тодда я понятия не имела, ведь ничего кроме его имени и приблизительно запомненной должности я не знала, как в принципе и то, зачем я это делаю.              — Готэмский вестник, — раздался наконец на той стороне запыхавшийся звонкий женский голос. — Вероника, слушаю вас.              — Здравствуйте. Я бы хотела поговорить с одним вашим сотрудником.              — Да, конечно, — женщина заполнила ещё не успевшую начаться из-за меня паузу. — Кто вам нужен?              — Тодд…              — Мистера О’Брайена нет на месте, он на встрече. Его сегодня больше не будет, перезвоните ему на мобильный.              — А вы бы не могли подсказать его личный номер?              — У вас есть на чём записать?              — Да, минуту.              Я ошарашено полезла в рюкзак за ежедневником, пытаясь запомнить уже произносимый номер. С горем пополам с четвёртого раза мне удалось переспросить его и удостовериться, что записано всё верно, после чего услышала короткие гудки. Выйти на Тодда оказалось на удивление не такой уж сложной задачей, хотя будь я директором газеты, уволила бы такую секретаршу, особо не раздумывая. Мало ли зачем мне был нужен их работник. Теперь оставалось надеяться, что это был тот самый, нужный Тодд. Поэтому прежде, чем нажать на сигнал вызова, я полминуты гипнотизировала экран, готовясь к возможному провалу, но и тут мне тоже повезло. Голос оказался знакомым.              — О’Брайен, слушаю.              — Тодд, привет. Это Кэйтлин. Мы познакомились с тобой в кафе, когда ты там работал. Помнишь?              — Капучино с лесным орехом и шоколадный брауни. Как не помнить? — он по-доброму усмехнулся и, похоже, был рад меня слышать. — До встречи, мистер Блек. Да, Мистер Стоун, — раздался громкий сигнал автомобиля. — Извини, Кэйтлин.              — Нет, ты прости. Я не вовремя?              — В самый раз. Пресс-конференция только что закончилась и на сегодня я свободен как ветер. Может пересечёмся где-нибудь?              — Только не в кино.              — Да, я помню, что у тебя на него аллергия. Имеешь что-нибудь против бара?              — В принципе — нет. Если там тихо и не играют в дартс.              — Отлично. Говори, где ты сейчас.              — Выхожу из центральной библиотеки.              — Вообще замечательно. Стой там, я буду минут через десять.              Выполнить его просьбу не составило особого труда, тем более погода сегодня оказалась просто превосходной. Ветер, что не стихал последнюю неделю точно и сбивал с ног, прекратился, по ощущениям было градусов двадцать. Расстегнув куртку, я облокотилась о перила, не решаясь сесть на ступени перед библиотекой и запачкать новые ярко-голубые джинсы. Солнце ещё не спешило заходить за горизонт, рабочий день у клерков должен был закончиться только через час, а люди вокруг уже никуда не торопились. Все лавочки через дорогу напротив были заняты парочками, не обращавшими внимания ни на кого кроме себя. Одни из них, с виду вообще школьники из старших классов, никого не стесняясь, страстно целовались, устроившись в самом центре под раскидистыми ветками дуба. Сначала девчонка закинула своему кавалеру ноги на колени, после чего он вовсе подхватил её, полностью усаживая к себе и нагло запуская руки под и без того короткую кожанку. Три старушки на соседней лавочке среагировали на это молниеносно, начав что-то активно втирать им. Парочка разлепилась друг от друга всего на несколько секунд, изучая помеху справа, затем снова слилась в поцелуе, уже больше походившим на начало эротического фильма.              Хорошо всё-таки иметь рядом человека, которого любишь ты, и который любит тебя. И абсолютно неважно, сколько тебе при этом лет. Но многие, расставшись с этим чувством, почему-то забывают о том, как были когда-то счастливы, и упорно стараются поселить в душе других такую же пустоту, что чувствуют сами.              — Привет!              Я даже не успела вздрогнуть от неожиданности, когда меня схватили в охапку и крепко обняли. Благо тут же отпустили, поэтому не пришлось отвоёвывать обратно своё личное пространство.              — Ты быстро, — я улыбнулась Тодду. Выглядел он растрёпано: распахнутое пальто с закинутым за плечо галстуком, волосы торчали в разные стороны, а на щеке след от ручки. Но, несмотря на всё это, на душе становилось тепло и радостно. Наконец-то я встречалась с кем-то живым, новым, ведь ни с кем, кроме Томаса, с приезда в Готэм, в принципе, не общалась вовсе.              — Вообще-то я опоздал на пятнадцать минут, — покорно заявил он, виновато опуская голову. — Готов к любой казни, но сначала прими это в знак извинения.              Тодд сунул руку в карман, пошарил там и извлёк брелок с мультяшным оранжевым котёнком, на макушке которого торчал огромный белый бант чуть ли не больше головы.              — Не нравится?              — Нет, что ты… — я переводила взгляд с брелока на Тодда и обратно, совершенно не зная, что сказать в подобной ситуации. Навыки общения с парнями не как с представителями вида человеческого, тем более принятия от них подарков, не важно каких, за последние три года почти атрофировались за ненадобностью. — Просто это так неожиданно. Спасибо. Я же хотела извиниться за то, что не пришла тогда, а ты…              — Кто старое помянет. Главное, что ты позвонила сегодня. Я рад.              — Я тоже. Но знаешь, есть одно маленькое «но».              — Какое? — Тодд вдруг растерялся.              — У тебя тут, — я коснулась пальцами щеки в том месте, где у него был след, — ручка.              — Ручка?              — Ага, — я кивнула.              Возникшее вселенское непонимание очень быстро сменилось смехом, в конце передавшемся и мне, разряжая витающую между нами неловкость. Мы вроде бы только успокоились, и Тодд достал из кармана пиджака платок, чтоб вытереться, но делал это с такой забавной миной, что я не удержалась и рассмеялась вновь. Окончательно прийти в себя удалось лишь минут через десять, когда с горем пополам уже мне удалось избавиться от ручки, а в руках Тодда оказались мои ключи, куда он быстро прицепил брелок.              — Кажется, ты потеряла, — он протянул мне связку. — Держи.              — Но как? — я сунулась в грудной карман куртки, молния которого оказалась расстёгнута. — Они ведь были здесь!              — Котёнок очень сильно хотел оказаться там, поэтому вызвал их телепатией.              — Эй, а если серьёзно? — сунув ключи обратно в карман и застегнув его, я упёрла руки в бока.              — Вытащил их, пока ты меня вытирала. Это не сложно, если попрактиковаться. Неудачный способ поразить девушку, да?              — Насчёт каждой не знаю, но меня ты произвёл неизгладимое впечатление. Надеюсь, сделать слепок ты не успел? Не хочу лишиться телевизора и последней налички.              — Не дрейфь, у меня вчера была зарплата. Она кончится не раньше, чем через две недели, — Тодд подмигнул мне. — Поэтому позволишь мне тебя чем-нибудь угостить?              — Почему бы и нет? Заодно расскажешь, где научился так виртуозно подрезать чужие вещи.              — Не поверишь. Пару лет назад писал статью про карманников, — мы начали спускаться по ступеням библиотеки, обходя то и дело сидящих под ногами студентов. — Один из них согласился дать пару уроков, анонимно, естественно. Оказалось, всё проще простого. Главное, чтобы внимание человека было плотно сосредоточено на чём-то одном, вот как сейчас. Ты даже не услышала звук молнии, хотя он достаточно громкий.              Решив проверить слова Тодда, я дёрнула за язычок, расстёгивая и застёгивая карман с ключами. Он действительно оказался прав, потому что не услышать этот звук было просто нереально.              — А советов по поводу того, как не стать жертвой воров, он тебе случайно не рассказывал?              — Разве что не открывать на площади кошелёк со стопкой пятисоток и не светить перстнями с бриллиантами. Всё равно, если тебя захотят обокрасть, то сделают это в любом случае, как не старайся защититься. Ну, если, конечно, у тебя нет собственного телохранителя.              — Очень жаль, но у него сегодня выходной. Придётся надеяться на то, что все вещи всё-таки останутся при мне.              — Тогда позволь мне тебя защищать. После удара этим не устоит никто, — Тодд приподнял и покрутил за ручку портфель-папку рыжего цвета и, судя по пухлости, довольно набитый бумагами. — Главное не потерять, иначе шеф мне голову снесёт.              — Очень важная информация?              — Почти сверхсекретная. Комиссар Лоуб сегодня неожиданно ушёл в отставку — ни тебе слухов, ни предпосылок. Позвонили с утра в редакцию и вежливо пригласили. По этому поводу в мэрии устроили небольшой сабантуй. Вспоминали его былые заслуги, говорили слова благодарности, наставляли на новые свершения. Знаешь же, как бывает — либо хорошо, либо никак. Поговаривают, у него семейные проблемы, что-то с дочерью. Как теперь будем жить без комиссара?              — Не беспокойся, к вечеру назначат нового, и всё пойдёт своим чередом.              — Это вряд ли. Нам на ту сторону, — Тодд подхватил меня под руку и стащил с тротуара на зебру, в переходящую дорогу толпу. Я послушно шагала за ним, рассматривая малознакомый пейзаж. Здесь я проезжала разве что пару раз на машине, которую, наверное, уже сдали на металлолом, поэтому пыталась хоть немного запомнить дорогу. — Лоуб много лет был на этой должности, все привыкли к нему и знали, что от него ожидать. Может, святым он не был, зато держал видимый баланс правосудия. А вот что устроит новый комиссар — ещё вопрос.              — Перемены всегда пугали людей, к лучшему они, к худшему — не важно, но без них нет развития. Да и если на место Лоуба придёт коррупционер и тиран, думаю, найдутся люди, которые смогут ему противостоять.              — Да, в этом ты несомненна права, — Тодд томно вздохнул и расплылся в довольной улыбке. — Не поверишь, что случилось потом, в конце того сборища.              — И что же?              — На сцену взошёл Джим Гордон, — от одного только упоминания о доблестном рыцаре в блестящих доспехах захотелось выхватить у Тодда его обещанный тяжёлый портфель и треснуть его им пару раз, чтоб заткнулся. Я ведь так хотела отдохнуть, отвлечься, а в итоге детектив вновь шёл тенью рядом со мной. — Ему наконец-то вернули значок.              — Он что, потерял его? — не удержавшись, перебила я.              — Нет, его сняли со службы ещё месяц назад. Он работал регулировщиком недалеко от центра.              — Правда? — слова Тодда бальзамом легли на душу.              — Да. Неужели ты не знала?              Я лишь отрицательно покачала головой в ответ. Не говорить же о том, что всё это время я изучала старые газетные статьи, полностью выпав из реальности. Не будь работы и Томаса рядом, я, наверное, вообще бы не знала, какой сегодня день недели, число и месяц.              — Ну ты даёшь. Об этом же трубили во всех новостях! Гордона хотели снять сразу после окончания конфликта между Фальконе и Марони, но там что-то не заладилось. Поэтому Лоуб ухватился за непойманных визиточников. Помнишь, которые сжигали офисы, если владелец отказывался платить им дань?              А сейчас, скорее всего, они уже гнили в земле за ненадобностью. Но Тодд, естественно, об этом не знал.              — Громкое было дело, только полиция отказывалась признавать их существование.              — И не признали. Поджоги прекратились сразу же после отставки детектива Гордона. Коллеги из криминальных сводок поговаривали, что всё было затеяно только ради этого.              — Бред. Каким нужно быть дураком, чтобы устроить в городе погром только ради свержения одного полицейского?              — Не знаю. Но факт остаётся фактом — Гордон ушёл, и поджоги прекратились. Только это не самое интересное. Угадай, за что ему вернули значок?              Тодд аж трясся от возбуждения, потирая руки. Похоже, возвращение в строй городского героя его очень сильно радовало. И, высказав ему свои версии, я скорее всего знатно подпорчу ему настроение. Но в голову ничего, кроме как перевёл через дорогу бабушку или снял с дерева котёнка, не приходило. Что вообще могут делать регулировщики, кроме того как махать полосатой палкой, указывая кому в какую сторону ехать?              — Я даже представить не могу, поэтому рассказывай.              — Он поймал банду тех самых визиточников! Припёр их к стенке вчера вечером. Капитан полиции сделала заявление прямо во время прощания. Их дело уже передано в суд, первые слушания состоятся на следующей неделе. Представляешь, какие повороты судьбы! Кэйтлин, ты меня слушаешь?              — Да-да-а, — протянула я, пытаясь сглотнуть вставший в горле ком. Связки вдруг сдавило, говорить становилось тяжело. — Мне как-то нехорошо.              — Сейчас, мы уже почти пришли.              Преодолев ещё два магазинчика, Тодд распахнул передо мной дверь, пропуская внутрь бара и усадил за один из столиков, давая выдохнуть. Его новость застала меня врасплох, словно взявшийся из ниоткуда открытый канализационный люк. При этом раздражало и злило не то, что за прошедшее время я успела смириться с тем, что частично по моей вине погибли люди, не то, что Пингвин никак не сообщил о том, что всё-таки выполнил мою просьбу, а то, что он сдал их Джеймсу, чтоб тот выслужился перед обществом и в очередной раз показал, какой он крутой коп, оберегающий ночной сон готэмитов. Интересно, а всех остальных преступников, о которых писали в газетах, он тоже ловил так же? Куда делась хвалёная и воспетая в балладах совесть Гордона, не дающая ему спать по ночам из-за вселенской несправедливости?              — Чай, — передо мной заботливо поставили большой коктейльный стакан с плавающим внутри лимоном. Тодд опустился на диванчик напротив с кофейной чашкой, закинул пальто в угол. Его галстук так и оставался запрокинутым за плечо. Я машинально дотянулась до парня и вернула его в исходное положение.              — Так гораздо лучше. Спасибо за чай, — пришлось сделать глоток, потому что в горле предательски закололо. — Похоже, я надышалась пылью в библиотеке. Извини.              — Ладно тебе. Сам знаю это дурацкое чувство. Покопаешься полчаса в архиве и весь день как в тумане. Что ты вообще забыла в этом царстве знаний?              — Изучала один вопрос по работе, — я отвела взгляд, начиная разминать ложечкой лимон. Забавное зрелище, а главное обидное, ведь чай оказался неалкогольный. — Иногда приходится закапываться в учебники, чтобы лучше понять клиента. Не читать же ему сначала мне две полуторачасовые лекции по предмету.              — Странно. Я всегда думал, что психотерапевту не нужно ничего, кроме его профессиональных знаний.              — Не скажи. Иногда человек может прийти с проблемами по работе, где помимо прочего необходимо ещё разбираться в хитросплетениях и особенностях профессии. Или его культура или религия могут иметь абсолютно иной смысл, чем наши. Я лично предпочитаю не работать не с католиками после того, как во время практики в университете ко мне пришёл иудей. Целый час не знала куда деться, а спрашивать расшифровку каждого пятого слова было неимоверно стыдно. Поэтому иногда приходится заранее восполнять пробелы в знаниях.              — У нас как-то попроще будет. Нет, иногда бывает, что нужно написать обзор на открытие нового магазина женского белья или придумать гороскоп на неделю вперёд, но обычно все занимаются тем, что им больше всего удаётся. Я как начал на старших курсах увлекаться политикой, так в ней и остался. Но тебе, похоже, эта тема совсем не зашла.              — Если честно — да. Совсем ничего в этом не понимаю и стараюсь ни к кому не соваться со своим мнением.              — Ты меня заинтересовала, Кэйтлин, — Тодд облокотился на локти. — Поделишься?              — Не думаю, что тебе понравится.              — Не сочти за оскорбление, но вряд ли ты сможешь сказать что-то, что мне придётся не по нраву. И не потому, что ты можешь в чём-то не разбираться или не знать, а потому, что обычно люди, которые несут полную дичь, не предупреждают об этом. Так что я очень бы хотел послушать то, что ты думаешь о политике. Если на то пошло, то пусть это будет твоим извинением за кино.              Я невольно закатила глаза.              — Ты знаешь, что это шантаж? — но несмотря на это я всё-таки улыбнулась.              Тодд подмигнул мне.              — Я профи в этом деле. Ну так что?              — Только не говори потом, что я тебя не предупреждала! — расстегнув и скинув куртку, в которой становилось жарко, я поудобнее устроилась на диванчике со стаканом чая. — Хочешь узнать всё, что я думаю о политике? Так это то, что большинству людей в своей жизни не до неё. Каждый выживает, обеспечивая себя и семью. Кто как может, конечно, но делает это. Пытается сделать жизнь лучше, опять же для себя и родных. Молча борется с системой и власть имущими. А все эти межгосударственные отношения, программы по сохранению южноамериканских морских котиков или назначение нового комиссара проходят мимо, потому что только мешают заниматься действительно важными делами. Ведь вряд ли тот самый морской котик или Лоуб заберут детей из школы, сходят за продуктами и сделают очередной взнос по кредиту за кого-либо. И основная их задача — не мешать делать это людям. Вот и всё. А те, у кого хватает времени на обсуждение подобных тем, либо имеют штат прислуги и счёт на кругленькую сумму в банке, либо те, кто перекладывает ответственность за все свои беды на кого угодно, лишь бы их не решать. Поэтому виноват во всём будет и старый комиссар, и новый, и все последующие. Просто потому, что человек привык так думать. Или же это их работа, как у тебя.              — А к какому лагерю относишь себя ты?              — Я?              — Да, — Тодд очень внимательно и сосредоточенно смотрел на меня. В его голосе не звучало больше и толики веселья, он был абсолютно серьёзен. Похоже, я знатно задела его профессиональный интерес. — Ты та, кому не до этого, или та, кто пытается обвинить власть во всех земных катаклизмах?              — Я как дочь прокурора и адвоката по уголовным делам, а также младшая сестра военного и бывшая девушка полицейского скажу только одно — будь моя воля, то никогда бы не ввязывалась во всё это. И пока что у меня получается спокойно существовать без желания вписаться на сторону зелёных или идти бастовать против мэра, который сидит за километровым забором в золотой ванне, пересчитывая заначку на чёрный день. Со мной никто из них всё равно не поделится, но и работаю я в первую очередь потому, что мне это нравится. Ну, ладно, ещё потому, что хочу выкинуть старый, скрипящий от одного только взгляда хозяйский диван и купить новый. Так что можешь причислить меня к группе тех, кому всё равно, лишь бы не трогали.              — Но ведь ты же психолог.              Я пожала плечами, пытаясь уловить смысл того, что до меня пытались донести.              — Объясни, пожалуйста, к чему ты клонишь.              — Как ты работаешь с такой позицией, если дело заходит о политике или к тебе вообще придёт лично какой-нибудь сенатор?              — А-а-а… — я улыбнулась. — Поверь, моим клиентам совершенно неинтересно, что я думаю по тому или иному вопросу, они сами пришли по нему высказаться. А если дело всё-таки доходит до моих предпочтений, то есть несколько способов свернуть с этой темы. Всё равно знание о том, что я перевожу деньги в фонд по спасению южноамериканских морских котиков, никак не помогут им в жизни. Разве что дадут возможность за свои же деньги пообсуждать меня, вместо решения своих проблем.              — Зато прекрасная работа: тебе платят за то, что ты особо не напрягаешься и рассказываешь о себе.              — В таком случае пусть переводят мне оплату и не приходят. Я в появившееся окно могу принять ещё кого-нибудь.              Тодд молчал, склонив голову на бок, всё ещё выражая абсолютную серьёзность. И молчание это начало слегка затягиваться, заодно тяготить. Складывалось впечатление, что я своей речью убила всю прелесть нашей с ним сегодняшней встречи, и он просто пытается придумать более вежливую причину, чтобы прямо сейчас сделать ноги. А ведь я предупреждала, что моё мнение мало кому нравится.              — Ну так что, будешь со мной дальше дружить?              — Конечно! Давненько я не встречал девушку, которая не боится напрямую высказывать то, что думает. Но о политике мы больше говорить не будем. Что на счёт музыки?              Но, как назло, ни в музыке, ни в кино, ни в кулинарных пристрастиях и даже в предпочтении транспорта мы с Тоддом не сошлись. Я вообще тихо выпала в осадок, услышав о его пристрастиях к велосипедам, тем более в Готэме. Как вообще можно пользоваться им в месте, где девять месяцев в году, если не больше, идёт то дождь, то снег, то вообще надвигается какой-нибудь катаклизм? Я иногда успевала замёрзнуть в своей колымаге, хотя стоило отдать ей должное — печка там работала отменно. Здесь же вполне могла превратиться в сосульку, добравшись на двухколёсном до работы, если раньше бы не попала в больницу на скорой. В итоге мы скатились в обсуждение «Дороги славы» Хайнлайна и вполне могли бы перейти к другой книге, если бы я, позабыв про свой стакан с чаем, поставленный на стол, не смахнула его на себя, пытаясь изобразить какой-то жест. На тонком светло-сером трикотажном свитере расползлось огромное тёмное пятно, заставляя поёжиться от холода. Тодд уже протягивал мне салфетки, но они мало чем помогли.              В туалете, к счастью, оказалась сушилка для рук, куда я пристроилась сразу же, периодически пропуская желающих использовать её по назначению. Поток воздуха в ней оказался слегка разогретым, поэтому пришлось повозиться, прежде чем удалось привести себя в порядок, а заодно и согреться. И, видимо, этого времени вполне хватило Тодду, чтобы смыться, потому что вернувшись обратно, я не обнаружила за нашим столиком ни его самого, ни его вещей. Лишь моя куртка и рюкзак лежали там, где я оставила их минут десять назад, заодно стоял новый, точно такой же стакан чая. Возможно, он выбежал куда-нибудь, может, даже покурить, ведь сидели мы здесь уже порядка двух часов. Или тоже отправился в туалет, прихватив с собой бумаги. Вдруг кто решит их позаимствовать. Но в таком случае пальто он бы оставил здесь? Или нет?              Гадать было бесполезно. Поэтому я сначала решила вызнать обо всём у официанта, иначе будет очень неловко, если никто из нас не расплатится по счёту, а потом уже попробовать позвонить Тодду.              Из персонала в зале оказался только одинокий бармен за стойкой, стоящий спиной к столикам и надраивающий до блеска пивные бокалы. Я быстро устроилась на высоком стуле по другую сторону от него и постучала пальцами по пластиковой поверхности.              — Вы не подскажете?              — Да? — мужчина ловко подхватил следующий бокал с подноса.              — Вы случайно не видели, куда исчез мой спутник? — благо народу в зале сидело немного и уследить за всеми было вполне возможно.              — Просил передать, что его срочно вызвали на работу, и убежал так быстро, будто земля горела под ногами, — послышался смешок. — Зато всё оплатил, не волнуйтесь.              Бармен наконец соизволил обернуться ко мне лицом, и я обомлела, крепко хватаясь за края барной стойки, чтоб не упасть. Вот кого, а этого человека я совсем не ожидала встретить в обычном, ничем не примечательном баре средней руки в белом переднике и зачёсанными назад рыжими волосами, покрытыми лёгким слоем лака.              — Вы ведь Харви Буллок?              Фраза вылетела сама собой, о чём я успела тут же тысячу раз пожалеть, потому что мужчина нахмурился, явно не радуясь тому, что его узнали. Но очень быстро взял себя в руки и уже почти через мгновение сиял так же, как и пивные стаканы за его спиной. Теперь я уже было хотела открыть рот, чтобы извиниться за своё любопытство, но в голове возник голос Пингвина с его дурацким вопросом о том, насколько часто я прошу прощения. Ну почему всё в конечном итоге вновь свелось к одним и тем же личностям, хотя вечер начинался просто прекрасно? Почти что свидание, которое могло перерасти в будущем в настоящее, если бы не моя неловкость и сбежавший по работе Тодд. И в оправдания последнего очень хотелось верить, ведь парень мне действительно понравился.              — Можно мне виски с колой?              Бывший коп за стойкой быстро поставил перед собой стакан и подхватил бутылку с коричневой жидкостью внутри. Был ли алкоголь хорошим и было ли это на самом деле виски я понятия не имела, но сразу же сделала глоток, когда мне перед носом поставили заказ. Быстро распространяющееся тепло приятно обволакивало, напоминая о том, что сегодня я успела только позавтракать.              — Сколько с меня?              — За счёт заведения, — Буллок сунул в стакан голубую трубочку. — Сегодня ты спасла меня от очередного допроса того журналюгишки.              — Тодда?              — Да чёрт его знает, он особо не представлялся. Настоящая заноза в заднице. Чуть ли не каждый день ходит и выспрашивает, задаёт свои каверзные вопросики. Прямо акула пера, — Буллок тяжело вздохнул и начал протирать стойку. — Знаешь что, девочка, не связывалась бы ты с ним, чтобы потом не пришлось пожалеть. Он вроде и красивый, но весь какой-то скользкий.              Я пожала плечами.              — Мы совсем недавно познакомились. Я его мало знаю.              — Раз так, может, познакомишься и со мной? Тем более меня ты уже знаешь, а вот я тебя нет. Нехорошо получается.              — Меня зовут Кэйтлин, — улыбнувшись, я сделала ещё глоток из стакана, опустив трубочку вниз. Судя по яркому вкусу горечи, виски для меня не пожалели. — Но, к сожалению, мой старший брат не позволяет мне знакомиться в барах, — да и ходить по ним тоже, но знать ему об этом совсем не обязательно. — Спасибо за коктейль!              Отсалютовав, я переместилась обратно за столик к одиноко лежащим вещам. Набрала сообщение Тодду с просьбой перезвонить, как только у него появится время, а заодно забила его номер в записную книжку. Разливающийся по венам алкоголь потихоньку начинал делать из этого вроде бы пропащего вечера нечто сносное, пока Буллок громко и требовательно не попросил всех покинуть закрывающееся заведение. Его тон совсем не походил на голос бармена, так обращались к людям блюстители закона. Уж слишком часто я слышала подобное, чтобы начать это различать. И моё предположение только окрепло, когда, стоя у закрытых дверей, бывший коп порекомендовал немногочисленным посетителям взять такси и не высовываться из дома. Правда больше объяснять он ничего не захотел, скрываясь в свете фонарей под звук ревущего мотора.