Back in Black

      — Знаете, иногда мне хочется его убить. Особенно ночью, когда он спит рядом, ни о чём не подозревая, — молодая девчонка девятнадцати лет поёжилась в кресле, пытаясь удобнее устроиться. Сменив несколько поз, она залезла в кресло с ногами, предварительно скинув с себя туфли. Её светлые короткие волосы закрыли лицо, заставляя меня отвернуться в сторону. Карандаш в руках треснул, разламываясь на две части, но этот факт остался незамеченным. Клиентка была полностью погружена в свои мысли, и мои проблемы её мало интересовали. — Взять и придушить его подушкой, смотреть, как он дёргается в конвульсиях, пытается хвататься за шёлковые простыни за пять тысяч, которые сам купил неделю назад. Эти простыни не дают мне покоя с тех самых пор, как горничная их постелила. Я каждую ночь ворочаюсь, не могу уснуть и мечтаю только о том самом… Скажите, это вообще нормально?              — А как вы считаете сами?              — Конечно же — нет! Думаете, я не понимаю, откуда у меня подобные мысли? Думаете, я не вижу, как вы смотрите на меня, и думаете, чего не хватает этой ненормальной? Захомутала себе богатенького старика, живёт, ни в чём себе не отказывая, развлекается с любовником в свободное время и ещё жалуется на жизнь. Ото всех вокруг только это и слышу!              — Я так не считаю, миссис Перри. Я полностью нахожусь на вашей стороне и принимаю ваши переживания. Возможно, кто-то из вашего окружения действительно так думает, но настолько ли вам важно их мнение?              — Да, — голос девушки дрогнул, идеально вычерченные косметикой контуры лица не смогли скрыть всю ту боль, что таилась внутри. — С мужем меня познакомила мама. Он сдавал анализы в клинике, где она работала медсестрой…              Клиентка коснулась цепочки, висящей у неё на шее, начиная теребить массивный кулон с огромным красным камнем. Горло сжал спазм, из-за чего пришлось сделать глоток воды. Отложив кусок карандаша на столик, я ещё выше натянула горловину чёрной водолазки, стараясь наверняка похоронить под тонкой эластичной тканью синяки, которые за три дня только больше налились и расползлись, приобретая яркий красновато-фиолетовый оттенок с примесью тёмно-серых крапин.              После короткого разговора с Барбарой и ещё более молниеносного знакомства с крепкой хваткой Джерома Валески Томас нашёл меня у чёрного выхода, завёрнутой в ковёр. Затем всё вокруг завертелось, а воздух наполнился запахом табака: друг, не переставая, курил одну за одной, расхаживая из стороны в сторону и причитая только одну фразу: «Что теперь делать?», когда через какое-то время из здания закрытого отеля вместе с трупом Джерома вывезли и труп Пэнни Грея. Резкий порыв ветра сорвал край ткани, открывая толстую, коротко стриженную голову с воткнутой в глаз вилкой. По дороге домой я обнаружила в кармане куртки клочок с написанным на нём номером телефона, на утро с него пришло сообщение: «Надеюсь, случившееся не помешает нам остаться подругами?». Дрожащими пальцами я набрала в ответ короткое: «Нет», но оператор раз за разом присылал одну и ту же отписку о том, что данный номер не существует в их базе.              Наверное, мне нужно было благодарить Барбару, ведь именно по её милости я осталась жива и мне не свернули шею. Да я была полностью в этом уверена, но не находила в себе сил даже мысленно сказать ей спасибо, тратя последнюю энергию на то, чтобы прогнать её безумный образ, таскавшийся за мной повсюду. Фигура в меховой шубе с засвеченными прожектором пепельными волосами и горящими на затемнённом лице разъярёнными глазами. Я не могла избавиться от неё даже в туалете и не расставалась с пистолетом. Под подушкой поселились новые портновские ножницы, на кухне рядом с хлебницей был специально забыт тесак для мяса, в ванной на раковине лежала отцовская бритва с открытым лезвием, а в коридоре под верхней одеждой — большая отвёртка. Томас, слегка успокоившийся и понявший, что его никто не подозревает в смерти начальника, сначала пытался нервно шутить надо мной, но после сам схватился за отвёртку, когда встречал курьера, привезшего пиццу, и втихаря отхлёбывал из фляжки, которую хранил во внутреннем кармане пиджака. Я делала вид, что не видела этого, взамен мне разрешили выпивать одну чашку кофе в день.               Первое, что я сделала, когда прошёл шок, — позвонила в кассу аэропорта, узнавая расписание рейсов до Вашингтона. Затем записалась на приём к заместителю главы ПП Майклу Уилсону, в надежде получить «справку» об отсутствии нарушений во время работы, сдать в архив дела клиентов и получить разрешение на окончание только начинавшей ползти в гору карьеры в Готэме. Но он, как назло, вместе со всей остальной верхушкой только-только улетел на какой-то симпозиум в Нью-Йорк, поэтому работать приходилось ещё, как минимум, полторы недели. Из-за этого мне пришлось начать пользоваться машиной, проглатывая то, что Виктор Зсасз дышал в спину, напевая песни с оставленной в подарок кассеты. Он казался мне не таким уж и страшным по сравнению с призраком рядом, а уж тем более случайной незнакомой блондинки в шубе, которая загнала меня в кадиллак, просто поздоровавшись со мной. Лишь через несколько часов после этого я опознала в ней соседку по площадке, падая на пол за креслом в кабине в перерыве между клиентами.              — Я совсем, ну ни капельки не люблю его, — продолжала миссис Перри, давно размазав жирный слой чёрной водостойкой подводки для глаз с тушью по щекам, о водостойкости которой успела сообщить между делом. Она не плакала: сначала рвала предложенные ей салфетки, пытаясь справиться с ломавшимся под наплывом эмоций голосом, затем зажала их в дальний угол глубоко внутри, начиная тереть пересыхающие глаза. — Мы с Робертом собирались пожениться и подали заявление в тот день, когда мама познакомила меня с ним…              В дверь постучали.              Я вскочила на ноги, роняя из рук планшет с бумагами.              — Вы кого-то ждёте? — растеряно спросила девушка, возвращая меня к ней в кабинет.              — Нет, — я постаралась успокоить себя тем, что это всего лишь какой-нибудь новый, очень настойчивый клиент, проигнорировавший табличку «закрыто» по ту сторону двери, которую я всегда вешала во время приёма. Даже соседствующие со мной рабочие из разряда «муж на час» никогда не беспокоили меня, видя её, поэтому что сейчас делать, я не знала. По инструкции мы должны были продолжать работу, не обращая внимание на внешние факторы.              В дверь снова постучали. Громче, настойчивее, нетерпеливее.              — Откройте. Вдруг что-то срочное, — клиентка мотнула головой в сторону звука, явно желая хотя бы на секунду избавиться от меня, чтобы не продолжать говорить.              — Сейчас вернусь.              Я двинулась к выходу, радуясь тому, что в очередном порыве страха, когда разъярённые глаза наблюдали за мной из окна, передвинула в кабинете кресла. Теперь они стояли не по центру, а у стены так, что одно кресло находилось спинкой к окну, а другое к двери. Я занимала то, на которое больше не падал солнечный свет, мой же клиент был отгорожен ото всего кроме него, поэтому при всём желании не мог увидеть пришедшего.              Выдохнув, я вытащила из кармана синих брюк в клетку ручку, готовясь всадить её гостю, если понадобится. Нажала на ручку, открывая крошечный проём, куда не протиснулся бы даже самый худой на свете человек. Но и сквозь него была прекрасно видна массивная фигура помощника Пингвина. Бутч, кажется, так его звали.              — Нет, — я дёрнула дверь на себя, натыкаясь на мешавший её закрыть ботинок. Нет, нет, нет.              — Здравствуйте, Кэйтлин. Мы можем поговорить?              — Я работаю, — очередная попытка с силой хлопнуть дверью не увенчалась успехом. Здоровяк наоборот раскрыл её почти нараспашку, чуть не вырвав из петлей. — Пожалуйста! — я зашептала, указывая пальцем в сторону кресел.              Бутч кивнул, нагибаясь ко мне.              — Нашему общему другу очень нужна ваша помощь, — прошептал он. — Причём срочно. Надеюсь, вы помните о том, что должны ему взаимную услугу?              — Д-да, — я не отводила взгляда от носового платка, торчащего из кармана пиджака Бутча. Странно. На улице сегодня было на удивление холодно, а правая рука мафиозного короля разгуливала словно летом. — Мне нужно полчаса. Всего полчаса.              — Не больше. Вы же не хотите разозлить старого доброго Пингвина?              — Я спущусь через полчаса.              — Так-то лучше, — с нажимом произнёс Бутч и растянулся в улыбке, махая рукой. — Привет, — выдал он нормальным голосом, и я с ужасом осознала, что моя клиентка сидела и наблюдала за нами. — Извините за вмешательство. Уже ухожу, продолжайте, — мне помогли закрыть дверь, не забыв напомнить, что у меня всего тридцать минут.              Сессию мы закончили уже через десять, благодаря вмешательству со стороны и телефонному звонку мужа миссис Перри. После него она совсем замкнулась в себе, извинилась, вытащила из сумки деньги и вылетела из кабинета. Бежать за ней смысла не было, внизу её ждал водитель, да и проделывала она подобные фокусы не впервые.              Ещё десять минут я неподвижно просидела в кресле, наблюдая, как цифры сменяют друг друга на электронном циферблате часов, стоящих на столике. Немая тень в шубе выжидающе стояла рядом, спиной я чувствовала её надменный, усмехающийся оскал. А чего я, собственно, ожидала? Вот так просто поверить в слова Пингвина о дружбе и о том, что я ему ничего не должна, было самой большой ошибкой в моей жизни. Успокоиться и жить дальше, даже не вспоминая о том, что ввалилась к нему в дом, пусть и незаконно занятый, устроила переполох, моля о помощи. Хотя воспоминания об этом в свете последних событий совсем вылетели из головы.              Тень в шубе растворилась, стоило развернуться к ней, чтобы задать вопрос, словно намекая на то, что теперь она не самое страшное событие в моей жизни.              — Не убьёт же он меня в конце-то концов, — я встала, подходя к окну и распахивая его. Высунулась наружу, глядя сначала на знакомую машину, затем на пожарную лестницу между окнами моего и соседнего офиса. Слишком далеко, не допрыгнуть. Да и в любом случае внизу меня будут ждать. Слишком глупо при таком раскладе свернуть себе шею, пытаясь выйти из окна. — Я нужна ему живая. Да и Джеймс вряд ли ему простит, если со мной что-то случится.              С последним заявлением я явно погорячилась, но расследовать, случись что, моё убийство он точно будет должен. Правда я не была уверена в том, разрешат ли ему это сделать из-за родственных связей между нами, от которых, впрочем, осталось только одно название.              До конца срока часы отводили пять минут.              Закрыв окно, я быстро влезла в рукава куртки, сгребая всё необходимое в рюкзак и запирая кабинет. На негнущихся ногах стала спускаться вниз, скрепя зубами и уговаривая себя, что другого выхода нет. Как бы внутри всё не противилось происходящему, как бы не хотелось рвануть наверх и уйти через крышу, перебравшись на соседнее здание, где пожарная лестница вела на другую сторону дома, ступенька сменяла ступеньку. Будь вылет из Готэма сегодня или хотя бы завтра, ещё можно было попробовать сбежать, никому ничего не сказав, а вот прятаться больше недели у меня вряд ли бы получилось. Да и в любом случае мой долг перекинули бы на кого-нибудь из близких — такова жестокая действительность. И если Джеймс вполне мог с ним справиться, то ввязывать в это Томаса или его семью я не хотела.              — Я не буду никого бить, насиловать или убивать, — первой начала я, залезая в машину и радуясь тому, что у меня нет друзей в Готэме, да и вообще в принципе, кроме одного единственного человека.              — И не нужно. Для этого есть другие люди, — Бутч повернул ключ в зажигании, плавно двигаясь с места, даже не дав мне пристегнуться. — А вот соврать всё-таки придётся.              — Кому и для чего?              — Освальду необходимо алиби. Его обвиняют в покушении на Галавана, убийстве Дженис Колфилд и перестрелке в штабе Рэндалла Хоббса, устроенную Зсасзом. Слыхала?              — Да, — я отвернулась к окну, пытаясь найти в рюкзаке бутылку с водой, которую теперь всегда носила с собой, и горсть таблеток: одну от давления, три какого-то БАДа, две успокоительного и три ибупрофена. От сочетания последних двух день на пару часов становился немного красочнее и протекал гораздо быстрее.              — Тогда ты должна знать и того, кто ведёт его дело. Отгадаешь сама или мне назвать его имя?              — Не надо.              — Понятливая — молодец, — меня похлопали по плечу, останавливаясь на светофоре. Мы ехали в участок. — Не знаю, что вы сделаете, но он должен выйти сегодня же, и чем быстрее, тем лучше. У Пингвина очень много дел, важных дел, — Бутч особенно выделил последние слова. — Ему некогда сидеть в клетке.              Я ухмыльнулась. Да даже не будь он занят ничем ближайшие несколько лет, всё равно вряд ли бы променял свободу на пару суток в участке. Вообще вряд ли кто-то пошёл бы на подобное добровольно, если только ему не нужна защита или алиби для более сильных мира сего. И то и с тем, и с другим в конечном итоге могли быть проблемы, особенно у меня. Проще было убить, причём самого Джеймса, чем доказать ему, что Пингвин во время совершения убийства находился со мной, а покушения он вообще не собирался организовывать. Да я и сама не понимала, зачем ему это делать? Все трое, насколько я знала, были претендентами на роль нового мэра Готэма после того, как старый сбежал куда-то со своей любовницей, и повлиять на подполье никак не могли. Разве что Пингвин хотел оставить город без какой-либо законной власти, взяв правление в свои руки. Но он был не настолько туп, чтобы совершить подобное, особенно после своей кровавой многоходовки для восхождения на трон.              — Скажите, — я продолжила разглядывать проплывающий за окном пейзаж. — Он правда виновен в том, в чём его обвиняют?              — Зачем тебе?              — Чтобы увереннее врать. Если я буду знать, что он ничего не делал, то помогу невиновному избежать наказания.              — А если я скажу, что лично помогал ему расстрелять Галавана, стоял на стрёме, когда он заколол Колфилд, и рассчитался с Зсасзом за не до конца выполненное задание?              — Тогда… — я немного помолчала, обдумывая ответ. — Буду пытаться врать ещё усерднее, чтобы не попасть в чёрный список. Так что скажете?              Я повернулась к Бутчу. По его щеке скатилась капелька пота, весь лоб был покрыт испариной. Он очень сильно волновался, крепко сжимая пальцами руль.              — Молодцы Гордона прострелили Виктору плечо. Пришлось накинуть сверху на лечение.              Кивнув, я тупо уставилась на собственные колени, борясь с диким желанием закинуться ещё одной дозой успокоительного коктейля, но в таком случае могла доехать до участка либо в полностью невменяемом состоянии, либо в отключке, а мне за оставшиеся ещё минут десять дороги предстояло придумать вразумительное алиби для Пингвина.              Поначалу мозг отказывался выдавать что-то более-менее вразумительное, возвращаясь к первоначальной истории, которую я при знакомстве вешала на уши Виктору. Но как показала практика — быть девушкой Пингвина оказалось плохой идеей, особенно по переписке. Нужна была более правдоподобная, рабочая версия, способная удовлетворить всех и имеющая под собой весомые основания. Такая, которую можно было пощупать и… Для этого её нужно достать из сейфа с личными карточками клиентов. Точно! Почему бы не сделать его одним из них? Ведь даже у мафиозного короля вполне могут быть проблемы на личном фронте, внутриличностные конфликты и ещё много чего интересного, чего я не имела права раскрывать без ордера судьи, охраняя тайну информации, полученной от своего подопечного. При таком раскладе я успею раз десять внести несколько записей в карточку с якобы нашими встречами, а если нет, то всегда могу сказать, что работала тайно, без ведения бумаг. Подобная практика, конечно, не особо одобрялась, но и не запрещалась, её использовали в основном для работы с известными личностями, чтобы никакие сведения не попали не в те руки. Оставалось только надеяться на то, что сам Пингвин не испортит ситуацию криками о том, что он вполне нормален, и ему не нужен никакой психолог. Но в таком случае всегда можно было намекнуть, что на меня надавили, заставили дать ложные показания, и дело с концом.              Только чем ближе мы подъезжали к участку, тем сильнее таяла моя решительность. Не получалось даже мысленно репетировать речь. Я путалась в показаниях, забывая дату нашей первой встречи сразу же, как только придумывала её, не могла вразумительно объяснить, при каких обстоятельствах мы познакомились, особенно тяжело давалась сама причина обращения Пингвина ко мне. Как не крути, в любом случае он должен был проколоться и поведать мне о своих деяниях, содеянных или будущих — не важно. И я, как честный гражданин и хороший специалист, обязана была сообщить об этом в полицию.              — Он не хотел этого делать.              — Что? — я обернулась к Бутчу, припарковавшемуся у участка.              — Босса вынудили совершить эти преступления. Сам бы он никогда не пошёл ни на что подобное, — Бутч вытащил из кармана пиджака носовой платок, на который я любовалась, когда он только пришёл ко мне на работу. Вытер пот со лба. Его выражение лица отражало, казалось, искреннюю обеспокоенность. — Существуют ситуации, когда мы не можем отказаться.              — Прямо как у меня?              — Нет. Когда выхода действительно нет.              — Ладно. Сделаю всё, что будет в моих силах.              Я почти что вывалилась из машины, отскакивая от неё, словно от огня. Конечно, можно было продолжить диалог с Бутчем, пытаясь докопаться до правды. Хватило бы пары вопросов, чтобы он выдал, ради чего его босс пошёл на преступления. Заодно поинтересоваться, какие у меня могли быть варианты действий, на которые он явно намекал, говоря, что именно у Пингвина не было выхода из сложившейся ситуации. Но я предпочитала быстрее закончить с одной проблемой и вляпаться в другую, гораздо более сложную и многогранную. Ведь даже если у меня получится обмануть всех и избежать наказания за лжесвидетельствования, брат не простит мне того, что я уже пару месяцев разгуливала у него под носом. Да и мои действия могли значительно подпортить его карьеру. Говорить о том, что я его жена, которой он изменяет направо и налево — это одно, и совсем другое — во всеуслышание сообщать о связи с преступником. Хотя моя карьера после такого, если не взлетела бы ввысь, то репутация среди коллег точно бы возросла, ведь будь моя история правдой, много кто бы захотел «полечить» Пингвина от его проблем. Изменить его, сделать нормальным, раскаявшимся членом общества. Добровольно упечь в Блэкгейт или на крайний случай в Аркхем.              Внутри участка было многолюдно. Значительная часть копов тусовалась у столов своих коллег рядом с обезьянником. В одном его углу кучковались пара проституток, прижимаясь к бомжам, в противоположной стороне, облокотившись головой о решётку, сидел Пингвин. Судя по всему, спал. Глаза его были закрыты, безмятежность на лице не соответствовала обстановке. Заодно картину портила разбитая нижняя губа с ещё сочившейся сквозь корочку по подбородку кровью. Видимо, при допросе времени зря никто не терял. А так как Джеймс всегда был против рукоприкладства на службе в любом его проявлении, то, скорее всего, грязной работой занимался его напарник. Жаль. В баре он показался мне достаточно милым.              Я ещё раз окинула взглядом столы, пытаясь найти брата, но его нигде не было видно. Поэтому было решено спросить про него у кого-нибудь из коллег, когда из-под земли рядом со мной вырос тот самый полицейский, которому я призналась, что являюсь женой Джима.              — Добрый день, — радостно отрапортовал он. — Снова ищите детектива Гордона?              — Да. Могу я увидеть его?              — Он сейчас отсутствует. Может, мне что-то ему передать?              — Нет, детектив нужен мне лично. Я могу подождать его здесь?              — Здесь? — полицейский замялся. — Это возможно, но не думаю, что вам стоит это делать. У детектива Гордона очень сложное дело, никто не знает, когда он вернётся.              — Ничего, у меня достаточно свободного времени. Тем более я готова сообщить ему кое-какую информацию по его важному делу. Можете так и сообщить ему по телефону, а пока, пожалуйста, проводите меня к его рабочему месту. Я всё равно не уйду отсюда, не поговорив с ним, — иначе Бутч, сидевший напротив участка в машине, просто-напросто вышибет мне мозги из ружья, лежавшего у него на заднем сидении и аккуратно прикрытого газеткой.              Молодой полицейский спорить не стал.              — Да, конечно! Пройдёмте.              Он указал рукой в сторону лестницы, ведущей на второй этаж, после чего я проследовала за ним, занимая место за одним из трёх сдвоенных столов, находившихся чуть сбоку от двери с табличкой: «Капитан полиции: Натаниэль Барнс». Надо же, прошла всего лишь пара дней, а в участке уже назначено новое руководство. Хотя это было вполне ожидаемо, ведь после разбушевавшегося рыжего мальчика, у него в городе появилось много последователей, и утихать после его смерти они не хотели. Чтобы толпа не пошла мстить за своего кумира, по новостям каждый раз крутили новость о том, что у обезвредившего его на благотворительном вечере Тео Галавана, для охраны выставлена чуть ли не национальная армия. Поэтому было особо непонятно, как Пингвин смог так просто взять и организовать на него покушение, подробности которого я хорошо знала из тех же новостей. Потому что его и кучу журналистов расстрелял мужчина из проезжающего мимо лимузина, когда Галаван давал интервью у здания мэрии, находясь в окружении не только телохранителей, но и расставленных по периметру огромных чёрных джипов явно не с гражданскими внутри.              Нарисовав жирный знак вопроса на стикере, честно позаимствованном со стороны стола напарника брата, я чуть приподнялась, выглядывая вниз на обезьянник, куда запихивали очередную партию проституток. Но удобно устроиться на свободном пространстве лавки им приходилось до тех самых пор, пока сокамерники не просветили их о замечательном соседстве. Быстро смекнув, что к чему, девицы бросились в и так перенаселённый противоположный угол, чуть ли не залезая бомжам на голову. Пингвин от возни рядом не проснулся или просто не подавал виду, что рядом с ним что-то происходит.              Спустя какое-то время поблизости начало крутиться слишком много полицейских, задерживаясь рядом со мной чересчур надолго и смотря на меня неприлично пристально. Кто-то, даже не особо стесняясь, прогуливался рядом без конкретного дела, поднимаясь по одной стороне лестницы и спускаясь с другой. Причём если женская половина ещё старалась не привлекать к себе внимания, то мужская наоборот пыталась сделать всё, чтобы я посмотрела в их сторону хоть краем глаза, отрываясь от изрисовывания очередного стикера. Один особо умный представитель рода человеческого уронил стоящую посередине стола чашку детектива Харви Буллока. Театрально прикрыл рот рукой и как ни в чём не бывало пошёл прочь, даже не подумав убрать за собой осколки. Я тоже не сдвинулась с места, продолжая ждать.              О появлении детектива Гордона я услышала где-то часа через полтора. Тот самый полицейский, встречавший меня, провозгласил на весь участок, что его ожидает его жена и уже достаточно давно. Все как по команде оторвались от своих дел, даже Пингвин зашевелился в углу клетки. Я наоборот уткнулась в стол, начиная считать секунды до нашей встречи. Шаги брата, перепрыгивающего через ступени, звучали довольно громко и грозно среди повисшей в помещении тишины, но стали тише, стоило ему добраться до второго этажа. Он специально замедлился, заставляя меня мучиться всё больше, ожидать, пока его величество всё-таки решит подойти и поздороваться.              — Добрый день, — наконец его голос раздался совсем рядом. Боковым зрением я видела, как он возвысился надо мной, сунув руки в карманы. — Вы хотели меня видеть?              — Да, детектив, — чтобы не утруждать брата тщетными попытками всмотреться в моё лицо, закрытое волосами, я обернулась к нему, запрокидывая назад голову, чтобы он лучше видел. — Здравствуй, Джеймс.              Секундное удивление сменил звериный оскал. Он ринулся ко мне так быстро, что я не успела отреагировать, вжимаясь в спинку стула. Меня дёрнули, цепляясь за воротник водолазки, другой рукой перекрыли путь к отступлению, хватаясь за край сидушки. Я повисла у Джеймса в руках, словно тряпичная кукла, обхватив ладонями его руку, чтобы попытаться скрыть синяки на шее.              — Ты! — выдохнул он мне в ухо, не стесняясь кучи зрителей вокруг. — Я должен был догадаться, что это ты!              — Я тоже очень рада тебя видеть в добром здравии.              — Мать знает, что ты здесь? — мои попытки начать разговор хоть на какой-то позитивной ноте как обычно проигнорировали. — Да чего я спрашиваю? Конечно нет. Ведь так? Отвечай!              Меня тряхнули с такой силой, что я не удержалась и ударилась затылком о спинку стула. Разлилась тугая, тяжёлая боль, но Джеймс не обратил на это никакого внимания, как и на мои стоны.              — Отпусти, — я попыталась оттолкнуть его от себя, толкая в грудь, только силы были неравны.              — Что, почувствовала себя взрослой, самостоятельной, да? Решила наплевать на все запреты?              — Эй, Джимбо! Джимбо! — Джеймс отлетел в сторону, нехотя отпуская меня. Между нами стоял его напарник, разводя в сторону руки, чтобы мы не дай Бог не бросились друг на друга вновь. — Да что с тобой? Я понимаю, что девица заочно попила из тебя немного крови, но не убивать же её теперь за это? А ты вообще как додумалась представиться его женой? — Буллок обернулся ко мне, нахмурился. Одна бровь вопросительно взлетела вверх. — Я тебя где-то видел!              — Я вас тоже, — я кашлянула, начиная тереть пальцами шею сквозь ткань водолазки. Она болела вместе с головой. — Вы подавали мне виски в баре.              — Точно! Как там тебя… Кетрин, Катарина, Карина?              — Кэйтлин.              Джеймс попытался прорваться ко мне, но был остановлен сначала пивным животом своего напарника, а затем тычком в грудь.              — Тпру! — провозгласил Харви Буллок, понижая голос. — Тпру, я сказал. Хочешь, чтобы парни к обсуждениям твоей личной жизни приплели ещё и избиение женщины в участке? Будь добр делать это хотя бы в туалете, чтобы никто не видел, хорошо?              Я закатила глаза, зато брата подобное предложение немного отрезвило. Он пусть и скривился, но всё же отошёл на шаг назад, поправляя узел и так идеально завязанного галстука. Жалко, не задохнулся при этом. Буллок же довольно усмехнулся, хлопая себя по животу.              — Так-то. Теперь предлагаю о насущном. Мадам, — его взгляд вновь устремился на меня. — Полагаю, у вас есть какое-то дело, раз вы не побоялись заявиться в участок средь бела дня? И надеюсь, не постельного характера.              — Вы очень проницательны, детектив. И оно, если позволите, касается одного из ваших задержанных.              — Неужели хотите вытащить из обезьянника одну из своих подружек? — от этой фразы Джеймса перекосило ещё сильнее.              — Нет. Я пришла переговорить с вами по поводу мистера Кобблпота.              — Кого? — теперь настала очередь Буллока нависнуть надо мной, заслоняя собой от замаячившего на горизонте Джеймса, который развалился на столе, не получив доступа к телу. Бить меня Буллок, конечно, не собирался, но атмосфера вокруг него тоже заметно изменилась, потянуло кострами святой инквизиции. — Очень надеюсь, что вы приехали из уголовного розыска, чтобы сказать, что хотите забрать у нас птичку себе на растерзание?              — Увы, детектив. Я не из угрозыска, а в остальном вы правы. Я психолог мистера Кобблпота. Если так сильно хотите — Пингвина, хотя считаю подобное прозвище крайне уничижительным для кого бы то ни было.              — Пусть радуется, что его не зовут козявкой, но он и этого недостоин!              — Пожалуйста, мистер Буллок. Я пришла сюда не за этим.              — Так скажи — зачем же? — прошипел Джеймс, беря меня за плечи. Пока мы общались с его напарником, он успел пробраться незамеченным мимо нас и закрыл собой от любопытных глаз участка со спины.              — Я уже сказала. Чтобы забрать его отсюда.              — Неужели в психушку?              — Опять неудачная попытка, детектив Буллок. Я готова выйти отсюда с мистером Кобблпотом только на свободу.              — На свободу, говорите? Знаешь, Джим, твоя подружка несёт какой-то бред. Может, попробуешь поговорить с ней сам, а я отойду за кофе?              — С превеликим удовольствием, — судя по тону брата, он был готов без суда и следствия выкинуть меня в окно прямо сейчас. И почему вместе с алиби для Пингвина я не подумала о том, что нужно заодно придумать подступы к двум баранам, чтоб это чёртово алиби до них донести? Позвонить что ли Бутчу, сказать, что я не справилась с заданием и пусть ищет нового должника?              — Два кусочка сахара?              — Да.              — Замётано. Вам, мадам жена, ничего не предлагаю. В участке дефицит воды. Своим еле хватает.              Буллок кивнул и как ни в чём не бывало пошёл к лестнице, оставляя меня наедине с Джеймсом. Всё вновь грозилось покатиться по накатанным рельсам и вполне могло закончиться тем, что меня запрут в кладовке, пока братец пойдёт выбивать из ничего не подозревающего Пингвина информацию о том, почему я решила прийти за ним. Надо было что-то делать, причём срочно. Да и вообще переводить неожиданно возникший цирк с конями в более адекватное русло.              — Мистер Кобблпот ни в чём не виноват, — я решила начать с самого главного, заполняя возникшую паузу. — Он был со мной во время совершения преступлений!              Буллок застыл в воздухе, забавно заканчивая шаг после того, как несколько секунд простоял с поднятой ногой. Смотреть на то, как чувствует себя Джеймс я не стала, и так хорошо был слышен скрежет его зубов.              — Поэтому, может, вы запишите уже мои показания и разойдёмся? У меня следующий клиент через пару часов.              — Показания, говоришь? Тащи её в допросную, напарник, — Буллок, видимо, передумал идти за кофе, меняя свою траекторию и направляясь в сторону шкафов у окна.              — С удовольствием, — Джеймс подхватил меня под руку, заставляя встать. — Идём. И без глупостей. Улыбайся.              — Не думаю, что это будет уместно.              Меня стащили на первый этаж под пристальные взгляды целого отделения полиции, провели к обезьяннику самым дальним путём, чуть ли не подходя к самому выходу, чтобы каждый успел рассмотреть виновницу дурного настроения детектива Гордона. Но брат явно имел другие планы на наше с ним дефиле, чуть ли не тыкая меня носом в решётку обезьянника, за которую держался Пингвин с чуть приоткрытым ртом и весь натянутый, словно струна. Только теперь, рассмотрев его поближе, я увидела мятый костюм, растрёпанные волосы, несмотря на огромное количество вылитого на них лака, и испачканные грязью щёки вперемешку с кровью на подбородке.              Я фыркнула, вспоминая об особой добродетельности представителей закона, ступая сначала в длинный тёмный коридор, затем в не менее тёмную крохотную комнатушку со столом по центру. На одной из боковых стен красовалось большое зеркало. Интересно, сколько зрителей набежит посмотреть на допрос?              Джеймс устроился напротив, не говоря ни слова. Странно. Раньше, кажется, он так и жаждал разродиться гневной речью, теперь же сверлил меня пристальным, презрительно-недовольным взглядом. Взгляд этот, впрочем, не возымел никакого эффекта. За столько лет, что мы не виделись с братом, я даже успела соскучиться по его штучкам, которые должны были взывать к моей совести, раскаянию и благодарности за тотальный контроль. В этом он преуспел больше, чем мать.              — Начали? — поинтересовался Буллок, входя в допросную и подпирая стену рядом. В руках он держал какую-то папку.              — Нет. Ждём тебя, — Джеймс упорно делал вид, что всё происходящее здесь ему противно, особенно я. — Начинай.              — Да без проблем. И так, вы мисс Кэйтлин… — он замолчал, явно ожидая момента, когда я скажу, как к себе обращаться. Никаких проблем!              — Кэйтлин Гордон, — я не отвела взгляда от брата. — Мисс Гордон.              Буллок метнулся к Джиму, склоняясь над ним, продолжая прижимать к себе папку.              — Напарник, какого хрена? Она что, правда твоя жена?              — Хуже, — Джеймс сложил руки на груди, поддерживая мою игру в гляделки. — Сестра.              — Твою… медь. Э, ладно! Я всё понял, — Буллок уселся на край стола. — Работать сегодня придётся мне одному. Хорошо, мисс Гордон. Значит вы утверждаете, что являетесь психиатром Пингвина?              — Психологом мистера Кобблпота.              — Психологом мистера Кобблпота, — меня язвительно передразнили. — Так?              — Да. А записывать мои показания вы не собираетесь? — я всё-таки посмотрела на Буллока, усаживаясь поудобнее. Похоже, разговор предстоял долгим и изматывающим, с постоянными переспросами и каверзными вопросами. Всё то же, что я проделывала сама чуть ли не по сто раз на дню со своими клиентами. Разница была лишь в том, что я делала это для того, чтобы помочь.              — Нет. Вон в том углу и вон там висят видеокамеры. Они фиксируют наш разговор. Так что можете не волноваться, все ваши слова будут запечатлены досконально верно и останутся в истории. А теперь расскажите мне для начала, мисс психолог Пингвина, как вы узнали о том, что он сидит у нас в камере?              — Мистер Кобблпот не пришёл на нашу утреннюю встречу. Обычно он всегда предупреждает, если задерживается, но сегодня от него не было звонков.              — И поэтому вы сразу помчались в участок?              — Нет. Я позвонила к нему в клуб, и его помощник сообщил о случившемся сегодня.              — Так разве Пингвина задержали сегодня?              Я застыла, пытаясь сообразить ответ на простой вопрос. Бутч ведь не сказал мне, когда его босса связали и погрузили в полицейский фургон, губу ему могли разбить уже в участке на допросе, но костюм был относительно свежим, да и грязь на щеках тоже не выглядела вчерашней, потому что он с лёгкостью размазывал её, оставляя отпечатки на прутьях.              — Разве нет? Хотя в любом случае я узнала бы об этом утром, когда он не появился у меня на приёме.              — Хорошо. С чем конкретно Пингвин обращался к вам за помощью?              — С трудностями личного характера. Разве это имеет какое-то отношение к делу?              — Прямое, мисс Гордон. Вы называете себя психологом, а насколько мне известно, ваша братья ещё хуже священников. Перед ними люди хотя бы немного стесняются говорить о совершённых грехах, вы же устраиваете им полную индульгенцию. Вижу, хотите сказать, что это не так?              — Абсолютно. Видимо, вы плохо разбираетесь в нашей работе, детектив. В самом начале я предупреждаю каждого клиента о том, что буду обязана сообщить либо в больницу, либо в полицию о том, если он известит меня, что собирается как-то навредить себе или кому-то из своего окружения. Особенно лишить жизни.              — Разговоры разговорами, но как это работает на практике?              — Можете связаться с психологической ассоциацией, в которой я состою, запросить мою характеристику. Они с удовольствием предоставят вам бумаги по двум случаям, когда я докладывала о возможных случаях суицида. Одного еле успели откачать из-за долгой волокиты с бумагами.              — С удовольствием проверим ваши сведения, — Буллок достал из внутреннего кармана пиджака блокнот и швырнул его на стол. — Пингвина, как я понимаю, вы тоже предупреждали?              — В первую очередь, — я вывела заученный наизусть номер телефона и имя секретарши Фиби. — Я прекрасно понимала, кто сидит передо мной, поэтому сразу поставила условие, что если услышу хотя бы намёк о совершённом или планируемом преступлении, то побегу в полицию незамедлительно.              — Прямо так и сказали? — усмехнулся Буллок, явно не веря в мои слова. — Глядя в глаза психопату, укокошившему столько людей, что хватит, чтобы собрать маленькое кладбище? Да вы отчаянная, мисс Гордон. Или глупая?              — Извините, детектив, но мистер Кобблпот никакой не психопат и никогда им не был. Иначе бы я сейчас не сидела рядом с вами. Он бы убил меня сразу же, как только услышал о том, что я могу его сдать. Но как взрослый, разумный человек просчитал все риски и согласился с моими… условиями.              — Что думаешь, Джим? У тебя больше опыта общения с этими двумя.              — У неё степень по клинической психологии, — затихший на время Джеймс подал голос после покашливания. — Освальд, насколько мне известно, тоже не убивает из прихоти или призрачной перспективы разоблачения. Он, скорее, случайно прибьёт её сегодня вечером, когда придёт выяснять, что же она нам рассказала.              Я нервно сглотнула, цепляя ручку на пружину блокнота, которую до сих пор держала в руках. Джеймс был брав, хоть до этого и вроде как признал меня как специалиста впервые в жизни. Но возможными перспективами моей судьбы он всё-таки подтверждал мои выводы, основанные на каплях информации о Пингвине. Психопатией от него не пахло, а импульсивность и вспыльчивость, о коих талдычили во всех СМИ, соответствовали ещё парочке заболеваний, если они у него действительно были.              — Не думаю, что мистер Кобблпот настолько недальновиден. Если он и захочет меня убить, то сделает это, как минимум, через неделю-другую, когда обо мне все уже забудут, — я откинулась на спинку стула. — Поэтому давайте всё же вернёмся к тому, что происходит здесь и сейчас?              — Да-да, конечно. Значит вы, мисс психолог Пингвина, утверждаете, что предупредили своего пациента…              — Клиента, — перебила я, впрочем, бесполезно.              — Пациента Пингвина о том, что сдадите его с потрохами, если узнаете о том, что он кого-то прирезал в порыве бандитского вдохновения. Он с вами согласился, и дальше вы стали обсуждать его проблемки? Кстати, не расскажете, что не даёт спать по ночам человеку, которого боится половина преступного мира? — Буллок охнул. — Неужели его длинный нос?              — Может и так. Но если хотите узнать об этом подробнее, то будьте добры предоставить постановление судьи.              — Вот я так и знал, — Буллок спрыгнул со стола, огибая его и начиная расхаживать по комнате. — Так и знал, что будет опять то же самое. Существует вообще в мире хотя бы один мозгоправ, который не начинает сразу кричать: «Где ваши документы?». Будут, мисс Гордон, поверьте. Причём в ближайшее время. А пока повторите, сколько вы там с ним уже совещаетесь время от времени?              — Около полутора месяцев, — от услышанного Джеймс почернел. — И я бы сказала, что мы достигли значительной положительной динамики, но, думаю, вам это не интересно. Дальше, скорее всего, вы спросите о том, как часто мы встречаемся? Так вот, мистер Кобблпот человек особенный, вы и сами это понимаете. Поэтому он сам назначает время и место встречи. Всего их было около… пяти. Да, пять. Но не как с остальными по часу, а пока будет необходимость в разговоре. Позавчера вечером мы просидели с ним около четырёх часов с перерывом на перекус.              — Позавчера вечером?              — Да, позавчера вечером.              — И до какого времени длилась эта ваша встреча?              — До половины одиннадцатого, — я выдала время, когда сама ушла с работы. Убийство, в котором подозревали Пингвина, судя по тому, что говорили в новостях, произошло в девять пятнадцать. — Он никуда не отлучался, даже в туалет.              — Как вы подкованы в допросах, мисс Гордон.              — Было у кого почерпнуть информацию, детектив.              — Ну, хорошо. Значит, Пингвин был с вами с половины седьмого до половины одиннадцатого, никуда не выходил и не сообщал о том, что хочет убить городского советника Дженис Колфилд?              — Именно так, детектив.              — Замечательно! Теперь взгляните, пожалуйста, вот на это, — Буллок с грохотом кинул на стол передо мной папку, что до сих пор таскал в руках. — Изучите материалы как следует и подумайте хорошенько ещё раз. После этого я снова повторю свой вопрос о том, действительно ли Пингвин был с вами позавчера вечером с половины седьмого до половины одиннадцатого. Так что не стесняйтесь — берите, — он пододвинул папку ближе ко мне, чуть ли не вкладывая в руки.              Я нерешительно, но всё же взяла её, сразу натыкаясь на фотографии. Женщина средних лет лежала на полу в неестественной позе, выгнутая словно змея, держась за живот. На полу под ней растеклась огромная лужа крови. Ещё на паре фотографий был запечатлён пол отдельно, весь заляпанный кровью и с обведённой мелом на паркете следом фигуры убитой. Я быстро отложила эти карточки, утыкаясь в изображение ранений, которыми была испещрена сероватая без одежды фигура. Они тянулись вверх чуть ли не до самого сердца.              — Шестнадцать ножевых, — я вздрогнула от голоса Буллока, продолжая тупо пялиться на фото. — Нанесённых с особой жестокостью. Лезвие входило в тело по самую рукоять. Патологоанатом установила, что смерть наступила после четвёртого, когда было что-то там задето. Но в результатах вскрытия всё подробно расписано, можете глянуть, если интересно. Так что преступник безжалостно колол и колол бездыханное, мёртвое тело ещё двенадцать раз. Видимо, хотел добить наверняка. Или хотел поквитаться с ней за что-то? Как думаете за что? И почему он просто не пустил пулю ей в лоб? Это ведь гораздо эффективнее и быстрее, вы так не считаете?              Я отложила карточку, но тщетно. Перед глазами стояло бледное, окоченевшее тело с запёкшейся на краях ран кровью. Шестнадцать ножевых ранений уже свидетельствовали о том, что преступник находился далеко не в себе. Скорее всего, хотел, чтобы жертва долго мучилась, раз действительно выбрал подобную расправу. Или хотел насладиться самим процессом убийства? Без ответов предполагать можно было долго.              — Теперь я повторю свой вопрос, — шаги за спиной прекратились и раздался крик. — Пингвин действительно был с вами позавчера с половины седьмого до половины одиннадцатого?              — Да.              — И вот так тоже? — Буллок схватил фотографии, расшвыривая их в стороны, выбрал нужную и сунул мне в лицо ту, что я и так не забыла бы до конца жизни. — После этого вы будете утверждать, что он никого не убивал? Что вы разговаривали с ним о его проблемах и жевали бутерброды?              — Да, — я отвернулась к стене, пытаясь отодвинуть чужие пальцы от щеки. — Мистер Кобблпот действительно был со мной позавчера вечером с половины седьмого до половины одиннадцатого. Он никак не мог убить ту женщину, уж простите.              Раздался тяжёлый вдох.              — Будешь извиняться перед её родственниками, идиотка! — меня схватили за шкирку, роняя назад вместе со стулом. Спинка уткнулась в бок детективу, из-за чего я повисла в воздухе. — Ты что, правда будешь прикрывать этого сукина сына? Из-за чего? Что он тебе предложил? Деньги? Красивую жизнь? Угрожал?              — Харви.              — Джим, ты понимаешь, что она врёт? Кишками чую — не был он с ней.              — Харви, — с нажимом повторил Джеймс и заставил поставить меня на место. Заслонил собой.              — Да ты… Вы… Идите оба лесом! — Буллок выскочил из допросной, хлопнув на прощание дверью и крикнув напоследок из коридора, чтобы его напарник сам оформлял меня и Пингвина. — Я в этом дерьме не участвую!              На душе было настолько паршиво, что я попыталась обнять брата, но он не дал мне этого сделать, всем своим видом показывая, что не одобряет происходящее. Он явно хотел что-то сказать, пока собирал разбросанные по полу бумаги, но передумал, потащил меня обратно, устраивать очную ставку с Пингвином, который, к счастью, предпочитал по большей части молчать, лишь покорно кивая на все задаваемые ему вопросы. Джеймс даже пару раз попытался вывести его из себя, но с треском провалился, натыкаясь на полное горечи лицо только что выпущенного из обезьянника мафиозного короля. Провожали Пингвина из участка под громкие улюлюканья проституток и фразочки бомжей, что он, случись что, может обращаться к ним, ведь его скоро и так посадят.              Обратно до работы меня отвёз Джеймс, так и не проронив по дороге ни слова. Я предпочитала брать с него пример, только оставила ему адрес съёмной квартиры, после чего заперлась у себя в кабинете. Достала пустой бланк и спряталась на полу за креслом, пытаясь вспомнить число, когда поехала просить Пингвина о помощи. Буллок явно не стал сидеть без дела, открестившись от дальнейшей работы со мной, и вполне мог оббивать пороги какого-нибудь подкормленного судьи, раздающего разрешения на обыск по звонку. Будь на самом деле так — времени у меня оставалось немного. Если же они проводили всё законным путём, то до утра я могла ещё пожить.              Мистер Х.       Дата обращения: 14.09.1983              Я прикусила губу, стараясь выровнять почерк.              Встреча первая.       14.09.1983       Контакт не установлен. Х вёл себя отстранённо, отказывался объяснять причины посещения. Чувствовал себя неуютно. Резко прервал молчание через полчаса, сообщил, что придёт ещё.       Дальнейшая работа поставлена под вопрос.              Заправившись очередной порцией таблеток, я заварила зелёный чай. Его вкус стал более-менее терпимым и на удивление бодрил так же, как и кофе, от которого у меня сразу же начинала кружиться голова. Доктор Майклсон, узнав об этом в телефонном разговоре, обрадовала меня тем, что, похоже, об утреннем большом стакане капучино придётся забыть на ближайшие пару лет.              Встреча вторая.       19.09.1983       Х пришёл без звонка, заявляя о том, что хочет работать. Был взбудоражен, использовал попеременно несколько закрытых поз. При попытках выяснить запрос замыкался в себе, прерывая контакт.       Встреча продлилась один час двадцать восемь минут.       Следующая до сих пор остаётся под вопросом.              Дальше пришлось оторваться, чтобы внести данные по утренней клиентке с её ненавистным мужем, любовником и неожиданно нарисовавшейся мамой. Через пятнадцать минут на встречу пришёл мистер Сальваторе, не забыв поинтересоваться, как поживает моя покупка, и сообщил, что договорился со своим знакомым, поэтому разрешение на скрытое ношение оружия мне выдадут на будущей неделе. Следующий час мы обсуждали с ним, почему он сбрил свои усы и как сие изменение во внешности повлияло на его семейную жизнь.              Третью и четвёртую встречу с Пингвином я дописывала в полуторачасовом перерыве между следующим клиентом, успевая между делом запихивать в себя лапшу, взятую на скорую руку из кафе напротив. Писать много и ни о чём нас обучили первым делом, поэтому далёкий от сих дел человек вряд ли что-то может извлечь из карточки. Да и велась она не для того, чтобы потом давать кому-то почитать, а для удобства самого консультанта, чтобы, глянув на записи годичной давности, можно было восстановить в памяти основной ход событий. Поэтому писать можно было хоть потегово.              Последний клиент ушёл от меня затемно. После полученного в участке стресса, пропускаемых через себя чужих переживаний и таблеток клонило в сон, но я упорно села писать последнюю встречу с мистером Х от двадцать восьмого октября восемьдесят третьего. Да простит меня Пингвин, но чтобы провести вместе четыре часа, мне пришлось написать о том, что ему снятся кошмары о том, как над ним издевались в школе. Вообще весь упор я сделала на его рассказах из детства и юношества, проводя параллели на взрослую жизнь, о которой он говорить по большей степени отказывался. Но я, как хороший специалист с ещё не искоренившимся перфекционизмом новичка, не оставляла надежду достучаться до него и размотать весь запутанный комок чувств, спрятанный глубоко внутри.              В какой-то момент писать о Пингвине, существующем только у меня в голове, стало настолько увлекательно, что я даже не посмотрела на дисплей завибрировавшего на полу телефона.              — Гордон, слушаю.              — Добрый вечер, Кэйтлин, — поприветствовал знакомый голос, отчего сердце ухнуло в пятки. — Нам нужна ваша помощь.              Захотелось застонать с одним только вопросом: «Опять?». Ведь я уже честно отработала сегодня свою задолженность и по сей момент продолжала это делать, явно заработав парочку бонусных услуг от мафиозного короля.              «Вон! Свали отсюда, Бутч!» — раздались из трубки яростные вопли, причём настолько громко, что я на всякий случай обернулась по сторонам. — «Я буду делать, что хочу, когда захочу, и не буду спрашивать у тебя разрешения. Понял? Если я захочу повеситься, то повешусь! ПО-ВЕ-ШУСЬ! Отпусти!»              «Но, босс», — жалостно протянул Бутч.              «Отпусти ручку или я пристрелю тебя. Клянусь!»              «Босс, не надо. Босс».              Динамик затрещал, послышалась возня, топот и другие непонятные громкие звуки. Я отложила ручку, выпрямилась и облокотилась о спинку кресла, продолжая слушать и ждать. Неприятное чувство тревоги охватило душу, как во время практики в психиатрической клинике, когда очередного пациента на каталке везли в медицинский блок из-за того, что санитар упустил момент и просмотрел принесённые родственниками вещи или украденную за обедом ложку, которой некоторые умельцы умудрялись вскрывать вены.              — Кэйтлин, — Бутч отозвался после отборных ругательств и хлопка двери. — Нам очень нужна ваша помощь.              — Что произошло?              — Босс знатно набрался после освобождения. Теперь сидит, вяжет висельные петли, не реагирует ни на что… Дальше сами слышали. Я не знаю, что с ним делать.              — Такое раньше бывало?              — Да, но… — Бутч осёкся. — Поверьте, я бы не звонил, не будь на то причины.              — Говорите адрес, я приеду.              Остатки сна отбила карточка, которую я впопыхах ксерокопировала, чтобы мистер Х успел изучить её прежде, чем его вызовут на допрос, или прежде, чем он действительно решит повеситься. Либо Джеймс действительно оказался прав, и подобным образом меня зазывали в гости, чтобы выпытать то, что я сообщила детективам на допросе, потому что назвать произошедшее действо дачей показаний язык не поворачивался. Но даже несмотря на прискорбный вариант, я выжала педаль газа в пол, сворачивая в сторону дома. Потому что если Бутч действительно не соврал мне, я могла оставить человека в опасности и плевать было бы потом, кто это был, святой или маньяк.              Жилище Пингвина располагалось где-то в десяти минутах пешком от моей квартиры. Бутч встретил меня на улице возле подъезда старой, обшарпанной пятиэтажки и потащил вверх на самый последний этаж, то и дело прося поторопиться. Похоже, дела обстояли гораздо хуже, чем я предполагала.              Внутри квартиры я быстро скинула куртку, осматривая планировку. Крошечная прихожая вела в разные стороны: на кухню, в туалет, одна дверь оказалась закрыта, из последней, самой дальней, слышались звуки телевизора.              — Я подожду снаружи, — несмотря на мои немые протесты, Бутч всё-таки скрылся за входной дверью, оставляя меня в довольно странном помещении.              Я коснулась искусственных роз, стоящих в вазе на круглом столике рядом с полкой для обуви. Вязаная салфетка продолжала узор на нежно-розовой вазе, или вазу наоборот покупали к салфетке. Понятно было лишь одно — обе вещи выглядели очень древними и словно не из этой эпохи, как и чугунная вешалка для верхней одежды с массивными крючками-загогулинами.              Из дальней комнаты послышался всхлип.              Не медля больше ни секунды, я ворвалась туда, утыкаясь носом в верёвку, тянущуюся вниз от люстры, с массивной петлёй на конце. От второго светильника у окна свисала точно такая же верёвка. Пингвин пристроился между ними на полу у дивана, обхватив себя руками и уткнувшись подбородком в колени. Казалось, он даже не дышал, уставившись в экран телевизора, где шла реклама спагетти.              — Мистер Кобблпот, — позвала я, делая робкий шаг вперёд, огибая ближайшее орудие смерти. — Можно мне войти?              Хозяин квартиры никак не отреагировал на меня.              — Мне позвонил ваш помощник и попросил приехать, — не сообщить о причинах своего визита я просто не могла. — Он очень беспокоится за вас. Мистер Кобблпот.              Я взяла в руки бутылку, стоявшую посередине комнаты, где на донышке оставалась пара глотков виски. От них Пингвину уже явно ничего не будет, но саму бутылку можно было разбить и воспользоваться далеко не по назначению, да и просто случайно смахнуть и пораниться, прогулявшись туда-сюда по осколкам.              — Отнесу это на кухню, хорошо?              Под аккомпанемент начавшегося ток-шоу, я вылетела из зала, чувствуя, как сердце грозится вырваться из груди. Мне было страшно. Заломило затылок в том самом месте, которым я ударилась о стул в участке. Несомненно, Пингвину нужна была помощь, он был абсолютно никаким, находился на грани, но всё же продолжал быть опасным преступником, убившем ту женщину из совета. И много других людей. Пусть он и не являлся психопатом (я успела повторить мысленно это несколько раз, словно мантру), только никто не давал гарантий, что мне не воткнут нож в лоб после одного неудачного слова, или вовсе я не получу шестнадцать ножевых. Рядом не было санитаров, готовых в любой момент подхватить разбушевавшегося пациента, повалить на пол и вколоть ему лошадиную дозу галоперидола для успокоения. Плюс ко всему Пингвин был пьян в усмерть, что только отягощало ситуацию. Поставить бы его под ледяной душ прямо в одежде для начала, а после уже пытаться начинать говорить, заодно выключить телевизор, действующий на нервы. Но сначала сделать чай. Да, так, наверное, будет лучше всего.              Вылив остатки алкоголя в раковину и нажав на кнопку электрического чайника, я заглянула в зал.              — Мистер Кобблпот, вы пьёте слад…              Пингвин пытался залезть на непонятно откуда взявшуюся табуретку у дальней петли. Сделать это ему не давали сильно дрожащие руки и подкашивающиеся ноги. Рванув к нему, я схватила его, оттаскивая в бок и откидывая табуретку. Он попытался вырваться, но я не дала Пингвину это сделать.              Он всхлипнул. Громко, надрывно, втянул ртом воздух, пытаясь подавить спазмы в груди. Зажмурился, стискивая зубы, затряс головой, царапая мою щёку жёсткими от лака волосами.              — Уйди! — его ладони бессильно упёрлись мне в плечи. — Прошу, уйди…              В зелёных глазах отразилось столько боли и отчаяния, что я чуть не захлебнулась в них. На секунду ослабила хватку и лишь крепче прижала Пингвина к себе.              Он застонал. Сначала еле слышно, опускаясь на пол и увлекая меня за собой. Согнулся пополам, утыкаясь лицом мне в колени, переходя почти на крик, от которого вскоре заложило уши. Зарыдал, царапая ногтями пол и валясь на бок. Поджал колени к груди, затихая, но ненадолго, вновь начиная кричать, закрывая ладонями лицо. Я пыталась шептать что-то успокаивающее, пыталась гладить его по голове в моменты затишья, затем получала по рукам и куда он доставал, начиная расходиться вновь. От окна за пару подобных приступов мы переместились к центру комнаты, и Пингвин взвыл от встречи с ножкой стола. Вскочил на колени, яростно начиная молотить по нему, сбивая костяшки пальцев после второго удара. Он вкладывал в удары все силы, что оставались, поэтому мне стоило больших усилий, чтобы оттащить его хоть немного в сторону, обхватывая со спины. Спарринг продолжился даже после исчезновения противника, причём с особым рвением. Всё ещё размахивая руками в разные стороны, Пингвин начал что-то неразборчиво бормотать. Из его речи удалось вычленить только «убью» и «мама». На последнем слове его заело, перемыкая на последний отчаянный крик. Когда же крик прекратился, он неожиданно обмяк и рухнул на пол. Я вместе с ним. Из глаз невольно покатились слёзы, когда Пингвин, переведя дух, жалобно заскулил, прижимаясь ко мне спиной.              Он дрожал.              В голове, перекрывая до сих пор стоящие в ушах крики, зазвучала песенка, сочинённая в детстве Джеймсом. Обычно он пел её, когда мне было плохо. Поэтому не найдя ничего лучше, я стала напевать мелодию, опуская слова, которые были не нужны.              Озорник дятел сегодня тоже делал дырки       И весь лес переломал.       Разозлившись, лесной Бог его клюв в ядовитый превратил.       Проблемка у дятла —       Ядовитым стало его дупло.       Пища тоже ядовита.       Лишь коснётся он друга, и тот сразу умрёт.       Опечалился дятел.       Ядовитая слеза ярко-ярко заблестела. (1)              Пингвин спал.              Теперь я, прижимаясь к нему, старалась не разбудить его, тихо всхлипывая, прокручивая в голове первую встречу с братом за последние три года.

Конец первой части.