Back in Black

      — И что вы предлагаете делать?              — Ну-у-у-у, — протянул Бутч. — Приготовь Освальду завтрак? Я приеду часа через два, как только разберусь с делами. Всё, бывай.              Он поставил точку в разговоре, оканчивая его короткими гудками и оставляя меня одну в тёмной прихожей. Единственная горевшая на кухне тусклая лампочка, одна из двух, лучше всего освещала причудливую тонкую вазу с торчащими из неё засохшими ветками, стоящую почти у самой двери. Уродливая тень от этой композиции ложилась на стену, возле которой я стояла. Знал бы кто, сколько усилий мне пришлось приложить, чтобы не завопить от страха, когда она попалась мне на глаза, больше всего походя на сломанный в нескольких местах череп лося с увесистыми, неестественными в изгибах лопатами рогов.              В очередной раз удостоверившись, что телефон стоит на беззвучном, гипнотизируя и давя на совесть сорока пропущенными вызовами от Томаса, я заглянула в зал. Пингвин спал на том же самом месте, где я его оставила, — на диване. Замученный, уставший и полностью выжатый, он отключился в ванной около трёх, когда его наконец перестало рвать. Потом я с горем пополам перетащила его в комнату, укладывая и закутывая в одеяло, найденное в шкафу. Самой пришлось устроиться рядом на полу у него в ногах, чтобы потом не дай Бог не пришлось принимать здесь душ, если желудок Пингвина извлёк из себя не всю бутылку принятого им виски. Но из-за неудобной позы и использования куртки вместо хотя бы пледа страшно болела шея, ныло полностью содранное при встрече с Джеромом колено и тянуло затылок.              Я попыталась успокоиться, но мысли всё равно возвращались в тот злополучный вечер торжества. Только теперь к ним вплетались картинки из вчерашнего допроса и то, как Пингвин пытался влезть в петлю. За спиной вновь появилась тень в шубе, которая при ближайшем рассмотрении оказалась старой шалью, висевшей на вешалке. Недолго думая, я спрятала её под висевшим там же розовым плащом, явно женским и очень винтажным.              Умывшись, увеличила количество успокоительного до трёх таблеток, понимая, что дневную дозу придётся пропустить. Ничего. Пелена перед глазами и лёгкая заторможенность — единственное, что мне удавалось выжать из зелёных капсул. Побочка лишь мешала работать, чем только больше раздражала. Остальные, к счастью, действовали гораздо лучше, почти сводя на нет головокружение и постоянное чувство холода. К перманентной слабости я уже почти привыкла, сонливость наконец давала возможность плюнуть на всё и хоть немного отдохнуть в своё удовольствие. Больше никаких библиотек, газет, приютов для бездомных животных и любых накатывающих волн альтруизма. Оставалось лишь уговорить Пингвина пару раз прийти ко мне для верности на псевдоконсультации, чтобы Джеймс ничего не заподозрил, а дальше закончить все дела и с чистой совестью лететь в Вашингтон. Можно даже попробовать подбить Томаса уехать со мной. После смерти начальника его в Готэме вряд ли что-то держало, а так я могла бы позвонить матери, пригласить её в гости, хоть она, естественно, не приедет, зато будет готова помочь устроить одного очень хорошего человека на работу. Вряд ли другу понравится подобная перспектива, но ему вовсе не обязательно знать, что за него поручились. Если хочет достичь всего сам, то никто не будет открыто ему мешать.              Когда часы показали половину десятого, предложение Бутча больше не казалось таким уж безумным. За полтора часа брождения по пустой квартире организм начинал напоминать, что его, вообще-то, неплохо было бы покормить, потому что оставить его без ужина ещё вроде как нормально, но и без завтрака — уже слишком. Останавливало только то, что готовить я собиралась не у себя на кухне, и непонятно, как на это мог отреагировать Пингвин. С другой стороны, он вылакал вчера столько, что по моим подсчётам, должен был оклематься только к вечеру и то в таком состоянии, что вряд ли смог бы подняться на ноги. Поэтому, навернув пару кругов вокруг кухонного стола, я всё-таки решилась пожарить яичницу, торжественно клянясь помыть за собой посуду и купить взамен двум съеденным яйцам с парой кусочков колбасы новую упаковку яиц и батон колбасы, чтобы не отрабатывать ещё и их.              Разбив о край сковородки первое яйцо, я была готова расправиться со вторым, когда сзади послышался шорох. Я обернулась на него, но никого не обнаружила. Даже в тёмном коридоре никого не было. Похоже, Барбара была права, когда говорила о том, что думала, будто я останусь в Вашингтоне со своими психами. Именно там мне и было место, особенно в ближайшие пару месяцев. А что? Прийти, попроситься на постой, сообщив мимоходом о призраке в белой шубе, который шляется за мной, рассказать о том, что меня несколько раз пытались убить, и запросить сразу отдельную палату с кондиционером и кабельным. На счету мамы как раз хватит средств, чтобы оплатить курорт по медицинским показаниям.              — Ты зажралась, детка, — пробормотала я себе под нос, усмехаясь и пытаясь пародировать слова Томаса, которые он выдал на днях. — Скоро мы все уедем в Аркхем. Почему бы нет? Там точно должны иметься одиночные камеры.              Может, вернувшись в атмосферу безумия, я даже смогу продолжить работу в медицине, в будущем получу ещё одну степень и докажу-таки тем светилам, выгнавшим меня из госпиталя Святой Элизабет (1), что мои юношеско-новаторские идеи всё-таки работают и помогают людям гораздо лучше, чем постоянный приём угнетающих нервную систему антидепрессантов и арт-терапия по средам и субботам. В те идеи я, правда, уже давно не верила, оставив их в прошлой жизни, но работать с больными мне всё-таки нравилось гораздо больше, чем со здоровыми. Наблюдать, возможно, истинную личность, чистую и свободную от всевозможных установок, навязанных обществом, или же наоборот порождённую им субстанцию, пытающуюся защититься от внешнего мира с помощью галлюцинаций, панических атак, истерических припадков или чем похуже.              — И не говори, — опять пробормотала я себе под нос, специально вызывая страшный образ Барбары рядом с собой. — Я и так зна…              — Мама? Это ты?              От неожиданности я выронила лопатку, которой пыталась соорудить нечто наподобие омлета, и чуть не свезла на пол горячую сковороду.              В дверях кухни стоял Пингвин, держась обеими руками за косяк, и раскачивался из стороны в сторону с такой силой, будто в любой момент собирался упасть. Лицо его сравнялось с оттенком тёмно-серого галстука, болтавшегося в районе живота. Расширенные зрачки, слегка подрагивая, явно были расфокусированы.              — Ты! — зашипел Пингвин после добрых пары минут тишины, вздрогнув и ощерившись. В ничего не выражающих до сих пор глазах, казалось, скопилась вся злость этого мира. — Что ты здесь делаешь?              — За-завтрак… — я обернулась в бок, где только что была тень в шубе, надеясь, что она подскажет мне, что делать дальше, но наткнулась только на пустоту.              Пингвин, тяжело вздохнув, поковылял ко мне, останавливаясь у столика рядом с мойкой. Выхватил из подставки миксер, провод которого с грохотом бухнулся на пол и пополз змеёй следом за ним.              — Мистер Кобблпот, пожалуйста, давайте поговорим спокойно? — взмолилась я, начиная отходить в сторону, пока мои внутренности не превратили в кашу даже неработающим прибором. — Я расскажу вам всё, что хотите.              Оскал на лице Пингвина стал только шире.              — Я уже спросил — что ты здесь делаешь? Неужели это такой сложный вопрос?              — Нет. Я просто не так вас поняла. Я правда делала вам завтрак… Извините, можно выключить? — я мотнула головой на плиту, косясь на давно зарумянившуюся яичницу, явно успевшую подгореть за те несколько минут, что я сначала пыталась слиться со стеной, а затем мы играли в мафиози с похмелья и его несостоявшуюся пока жертву. Мне кивнули, хватаясь свободной рукой за висок. — Хотите воды?              Пингвин окинул меня презрительным взглядом исподлобья, поморщился, дёрнул за миксер, провод которого запутался в ножке табурета, обернувшись вокруг неё несколько раз. Когда провод не поддался, он рухнул на тот самый табурет, отшвыривая в сторону не пригодившееся оружие. Один венчик выскочил из паза, отлетая в другой конец кухни.              — Давай свою воду.              — Да. Сейчас, — не знаю, сказала ли я это на самом деле или фраза прозвучала лишь в моей голове, но приказ был чёткий и ясный, и выполнить его было нужно незамедлительно.              Стакан, правда, нашёлся не сразу, да и чайник оказался пуст. Пришлось наливать воду из-под крана, Пингвин против этого, видимо, не был, запросив ещё одну порцию. Пил он жадно, рывками, каждый раз останавливаясь после нескольких глотков. Один раз мне даже показалось, что всё выпитое вот-вот выплеснется наружу, но подозрения не оправдались, потому что количество жидкости было доведено до четырёх стаканов. Только после этого он с новой порцией злости в глазах поднял голову, уставился на меня, хватаясь за край стола так, что побелели костяшки пальцев.              — Вечером мне позвонил Бутч и попросил приехать. Сказал, что вы не в себе, — я решила не дожидаться очередного вопроса о том, что я здесь всё-таки делаю. Меня саму это страшно интересовало, ведь помощник Пингвина уже давным-давно должен был явиться, чтобы выпустить меня на свободу и самому мучиться с перебравшим боссом. — И я подумала, что лучше будет…              — Подумала? Заметно, — перебил меня Пингвин. — Только не мозгами.              — Что вы имеете в виду?              — Повтори-ка ещё раз, зачем ты приехала? — Пингвин, отцепившись от стола, поставил на него локоть и подпёр щёку сжатыми в кулак пальцами.              — Говорю же, мне позвонил Бутч и…              — Да-да, я это уже слышал. В участок ты тоже явилась поэтому?              — Вообще-то — да. Я даже не знала, что вас задержали и обвиняли… В том, в чём обвиняли.              — Супер, — Пингвин закрыл глаза, начиная делать глубокие вдохи так, что довольно свободная на нём рубашка обтягивала грудь. Похоже, ему снова становилось нехорошо.              — Мис…              Он выбросил вперёд руку с раскрытой ладонью и разведёнными пальцами. Все слова так и остались непроизнесёнными, потому что кто-то невидимый вдруг снова вцепился мне в горло и пытался задушить, хотя головой я прекрасно понимала, что Пингвин своим жестом просто приказал мне заткнуться, не больше. Даже если он захочет меня убить в своём нынешнем состоянии, я успею оккупироваться в ванной, а там смогу выторговать свою жизнь за пару походов в туалет. Дальновидный Бутч закрывал квартиру ключами босса, чтобы тот не дай Бог не выпер меня до начала оказания помощи.              — В нашу первую встречу мне показалось, — прервал молчание Пингвин, сжимая пальцы в кулак и выставляя вверх указательный, — что ты молодая, образованная, а главное дальновидная девушка, которая понимает правила и не старается бросать кости там, где играют в карты. Но, похоже, первое впечатление действительно обманчиво, потому что я…              — Мистер Кобблпот…              — Не. Перебивай. Меня, — отчеканил Пингвин мягким, спокойным голосом, всё не открывая глаз. — Я не понимаю, зачем ты влезла в игру, которая не имеет к тебе никакого отношения, и как вообще оказалась в участке, если не знала, что я там. На это у меня есть вроде бы два логичных объяснения. Первое — ты пришла к Джиму проведать его, по-сестрински занести вишнёвый пирог на обед и, увидев меня, решила изобразить из себя мать Терезу-спасительницу. Второй — ты сейчас очень нагло, но очень умело врёшь мне, потому что пришла туда по чьему-то указанию. И я, кажется, догадываюсь, кто мог тебя послать. Поэтому сейчас я буду тебе очень благодарен, если ты честно ответишь мне, кто ты — идиотка или предательница и мы со всем этим покончим.              — Позвольте узнать — как?              — Очень просто. В одном случае я позвоню твоему брату и попрошу, чтобы он держал тебя от меня подальше, в другом — пущу пулю в лоб. Естественно, не себе.              Н-да. Интересные умозаключения, от которых я оказалась в полном шоке, так и не понимая до конца, в чём меня всё-таки обвиняют. Если, конечно, предстоит выбирать, то я за второй вариант развития событий с быстрой и безболезненной смертью, но и прибить себя просто так я тоже не позволю. Особенно, когда внутри уже разгорелся праведный гнев хотя бы на то, что меня не хотели слушать, обвиняя непонятно в чём. Ведь своего помощника он явно за врага не считал, значит, называя меня предательницей, думал о ком-то другом. Да и вообще странным образом успел позабыть, либо просто не хотел слушать о том, что я уже вроде бы несколько раз сказала, что здесь, как и в участке, оказалась именно по просьбе Бутча. Интересно, стоит вообще пытаться заикаться об этом в третий или четвёртый раз?              — Что молчишь? Не можешь выбрать?              Я нагло кивнула, понимая, что этого жеста Пингвин не увидел, потому что до сих пор не соизволил посмотреть на меня и вместе с вынесением приговора пытался доспать те несколько часов, которых не хватало ему до полного восстановления. Присела на краешек подоконника, чуть отодвигая в сторону раскинувший во все стороны длинные ветвистые стебли с многочисленными мелкими листьями цветок. И кто только держит подобное на кухне? Достала из кармана мобильник — десять пятнадцать. Первый клиент был записан сегодня на половину первого. Что ж, если я не успею к нему, в очередной раз перенося или отменяя встречу, то пришлю счёт Пингвину. Моё время тоже стоит денег, пусть и не таких огромных, как у него.              — И долго я буду ждать? — Пингвин заёрзал на стуле, наконец опуская руку, которую тоже до сих пор держал на весу. Стоит отдать ему должное — я даже в самом бодром состоянии не смогу столько просидеть в подобной позе, ни разу не шелохнувшись. — Сбежала что ли? — уже пробубнил он, выпрямляясь и явно готовясь идти искать меня.              — Нет.              Пингвин вздрогнул, чуть не подпрыгнув, и распахнул глаза, впиваясь в меня пристальным взглядом. Белок его глаз затянула ярко-красная сетка, которой не было, когда мы только начинали разговор.              — Хотите ещё воды?              — Отвечай уже! — рявкнул он на меня, накрывая пальцами проступившую и отчётливо пульсирующую венку над бровью.              — Хорошо, мистер Кобблпот. Но в таком случае вам придётся разработать ещё один вариант решения событий. Например, позвонить Джеймсу, а затем пристрелить меня у него на глазах. Или вот вам ещё один… Не хотите меня послушать? Как-то я смогла удивить вас. Может, и сейчас попробую?              Пингвин как-то странно поджал губы, но всё-таки махнул рукой в знак позволения, пока я пыталась подбирать слова. Начало оказалось самым сложным. Нужно было как-то заинтересовать его, хотя больше хотелось обозвать его полным идиотом и попросить позвонить Бутчу. А что? Это идея. Почему я должна, как школьница, стоять и оправдываться, когда не сделала абсолютно ничего плохого по крайней мере для самого Пингвина? Пусть разбирается с тем, кто разворошил его бурную фантазию.              — Секунду.              Включив на так и не убранном обратно в карман телефоне дисплей, я открыла журнал вызовов, листая бесконечные пропущенные за ночь. Наконец нужный номер нашёлся, длинные гудки заполнили кухню. Я прижала палец к губам, успев тем самым усмирить моего собеседника, готового вновь бросаться обвинениями.              Бутч взял трубку, когда даже моё терпение было на исходе.              — Я же сказал — приеду как закончу дела, — проорал он сквозь какой-то металлический грохот и зубодробильный шум от работы отбойного молотка. — Как там Освальд?              — Злится.              — Это его обычное состояние, — усмехнулся Бутч. — Почти всегда. Не обращай внимания.              — Привет, Бутч, — выпавший из поля зрения Пингвин подал голос, и мне вновь захотелось слиться со стеной. Я даже была готова на то, чтобы меня там замуровали, оставив снаружи только одну голову в виде победного трофея в рамке, и снизу привесили какую-нибудь табличку с пахабной надписью.              — Оу, босс… Не знал, что вы там. Всё нормально?              — Не совсем, — я вновь успела первой, прижимая телефон к груди, потому что Пингвин как-то очень грозно начал подаваться к нему навстречу. — Извините, что отвлекаю, но у нас с мистером Кобблпотом возникли некоторые трудности во взаимопонимании. Могли бы вы разрешить их, сказав, как вчера я оказалась у него в квартире?              — В квартире? А, босс, я психологиню вызвал. Вы сидели узлы эти вязали, вот я и подумал, что случись что… Врач всё-таки, первую помощь поможет оказать кому-нибудь, кто под горячую руку мог попасться.              Ну-ну.              — Она не врёт, умерьте свою паранойю. Это всё?              — Нет, Бутч. Скажите ещё как…              Звук похожий на скрежетание бензопилы был настолько громким и реалистичным, будто прозвучал за стенкой в соседней комнате, и пропал так же быстро, как и ворвался в трубку. Его сменили охи Бутча, чей-то мат и еле слышные оправдания, которые очень быстро сошли на нет. Похоже, что Бутч-таки накаркал, когда говорил о медицинской помощи, и я, даже если бы и могла её оказать, не смогла бы сделать это по телефону. Кажется, теперь моя невиновность накрылась медным тазом. Надо было всё-таки начинать с интересующего всех вопроса вместо того, чтобы заходить издалека. Ведь о том, что я находилась здесь в квартире, мне никто и слова не сказал.              — Да я те голову снесу ща этой же пилой! Взял он её, идиот, — проорал, заглушая, похоже, звуки стройки какой-то мужик. — Мистер Гилзин! Тащите ебучую аптечку! Не видите — человеку плохо!              — Ничего с ним не будет, успокойся.              — А? — я подняла голову на Пингвина.              — Чтобы свалить этого верзилу, нужно, чтобы на него рухнул десятиэтажный дом.              И, действительно, слова Пингвина оказались правдой. Потому что пока на той стороне «провода» пытались выяснить, куда заныкали последнюю упаковку бинта, телефон стал пусть и медленно, но отдаляться от основного шума и голосов.              — Черти безрукие, — Бутч вернулся к нам в полном здравии, его голос нисколько не изменился, хотя он, вроде как, успел чем-то получить. — Босс, вы тут?              — Да.              — Товар прибыл, его разгружают. На несколько ящиков нет документов, пытаемся их вскрыть. В одном какое-то мутное зеркало, говорят, впарили в придачу. Девать было некуда. Ещё в одном непонятно что.              — К вечеру успеют всё доставить?              — Куда они денутся? Часа в три можно будет проверять.              — Не сегодня. Пусть управляющий поработает хоть раз в жизни. Да, Бутч, — Пингвин вдруг взял на пару нот вверх, словно вспомнил о чём-то очень важном. — Кажется, у нашей гостьи были ещё вопросы к тебе.              — Ну, ок? Слушаю. Кэйтлин?              Я пришла в себя только после произнесения моего имени, до сих пор пытаясь отойти от происшествия с бензопилой, когда ему на пятки уже наступал разговор о делах, о которых мне явно было знать не положено. Конечно, знания о каком-то товаре и зеркале не придают моей персоне никакой важности, но ведь явно существовали люди в теме и, чтобы эта информация не дошла до них, меня надо было заткнуть. Так что, получается, теперь оправдываться перед Пингвином нет никакого смысла и он всё равно пустит мне пулю в лоб? Может, всё-таки к Джеймсу?              — Плохо слышно, — Бутч начал дуть в динамик. — Сломали что ли? Дьявол!              — И-извините, — мой голос звучал жалко даже для меня самой. — Могли бы вы ещё кое-что рассказать?              — Давай по-быстрому. Дел невпроворот.              — Да, конечно, — я посмотрела прямо в глаза Пингвину, пытаясь вернуть остатки прошлой уверенности и злости, что были со мной ещё минут пять назад. — Мистер Кобблпот совсем не хочет меня слушать, поэтому могли бы вы сказать, как я оказалась в участке и почему дала показания?              — Вон вы о чём, — нехотя проворчал Бутч. — Да, Освальд, я попросил психологиню подтвердить, что она была с тобой, когда прирезали ту чиновниху. Новый капитан орал, что у него столько улик, чтобы отправить тебя в Блэкгейт, что никакого суда не надо, а у неё как раз остался не закрытый должок. Джим бы точно своей младшей сестричке поверил, так оно и вышло. Здорово же получилось, правда?              — Получается, — Пингвин сидел с открытым ртом. — Что её в участок послал не он?              — Кто? Нет, босс, он вряд ли о ней вообще знает. Снаряд прилетел явно оттуда, откуда не ждали. Ну, на ура всё сработало!              — ИДИОТ! — сорвавшись с места и подлетев ко мне, Пингвин выхватил телефон из рук. Его всего трясло и было видно, что он ещё сдерживается. — Ты понимаешь, что ты натворил? Нет? Не знает он, да? Зато в отсутствии у тебя мозгов точно уверился!              Ответа с той стороны больше не последовало, громкая связь оказалась выключена, а я переживала за телефон, который почти что раздавили.              — Чтобы через полчаса был здесь! Да плевать я хотел каким образом, Бутч. По небу лети, траншею под землёй прокопай, телепортируйся. Это не мои проблемы, — последнюю фразу Пингвин выдал уже в отведённый от уха телефон и с силой ткнул на кнопку завершения вызова. Он стоял так близко, что смог без особых проблем воткнуть мобильник мне в карман джинс, который тут же обжог бедро, словно это были раскалённые добела кусочки угля. — А ты, — Пингвин было ткнул пальцем мне в грудь, но остановился в миллиметре, так и не коснувшись. Тонкие ноздри расширились от гнева, глаза потемнели, отчего полопавшиеся капилляры проступали более отчётливо. — Я говорил тебе, что ты мне ничего не должна! Или слова Бутча звучат для тебя более авторитетно?              Единственное, что я смогла сделать, — отрицательно помотать головой и зажмуриться. Ведь всё должно было быть совсем не так! В моём представлении Пингвин, узнав правду, расслаблялся и переставал винить меня непонятно в чём. На деле же он разозлился ещё сильнее, окончательно запутывая и без того бессвязные мысли в голове. Хорошо было только Бутчу, втянувшему меня во всё это гиблое дело, потому что не на нём сейчас отыгрывался его босс, но и это, похоже, было временным явлением.              — Ты вообще понимаешь, во что ты ввязалась?              — Нарушила закон? — слова дались с такой лёгкостью, будто я спрашивала что-то типа: «На улице идёт дождь?» или «Скажите, пирожные у вас свежие?». Но всё было гораздо-гораздо сложнее, потому что отравиться или промокнуть могла не одна я, и осознание этого, отсутствующее до сих пор, начало приходить. Боже, что же я натворила!              Пингвин хмыкнул.              — Могла бы и не нарушать, как и не вестись на речи Бутча. Запомни раз и навсегда — через кого-то я только передаю приказы, о невозвращённых долгах же напоминаю лично. Жаль, что на психфаке тебя не научили слушать! Хороший из тебя, наверное, психолог, да? Как и кухарка.              Приоткрыв один глаз, я обнаружила Пингвина у плиты, ковыряющего вилкой мою яичницу на сковородке. Отрезав один кусочек, он наколол его и поднял, показывая знатно подгоревшую нижнюю часть.              — Будь ты поварихой или служанкой, я бы заставил тебя это съесть и ни разу не поморщиться. Но я не настолько суров, чтобы поступать так со своими друзьями. Ты ведь помнишь о том, что мы друзья? — я кивнула, наблюдая за тем, как мой завтрак отправляется в помойное ведро с диким отвращением на лице, хотя подгорел всего лишь краешек яичницы, в середине она была вполне себе ничего. — Поэтому будь добра — сделай блинчиков.              Наверное, нужно было возмутиться, выхватить у Пингвина сковородку из рук и треснуть его ею или обидеться, сесть на стул и ничего не делать, только пришла я в себя, когда тесто для блинов было уже готово, а в ванной шумела вода. Единственное полезное хобби, кроме учёбы и чтения книг неожиданным образом пригодилось мне впервые в жизни, хотя блинчикам я предпочитала большой кусок сочного мяса с острым соусом. Руки делали всё на автомате, наливая тесто на сковородку, разравнивая, переворачивая, снимая и в очередной раз наливая. Это успокаивало, а тщательная проверка качества, чтобы ничего не подгорело, занимала всю концентрацию внимания, не давая думать ни о чём другом.              Пингвин был прав. Послушай я его, не поведись на Бутча, то могла бы сейчас сидеть дома перед телевизором и прятаться от всего мира под пледом, шарахаясь от каждого шороха. Сейчас же приходилось прислушиваться к шуму воды и гнать прочь представавшие перед глазами картинки. На фото, которое показывал Буллок, женщина лежала вся в крови, кровь вообще была повсюду. Значит, убивавший её, должен был запачкаться и после отмываться от неё. Но я была в ванной, выложенной белым кафелем, и не заметила там ни единого красного пятнышка, да и каких-либо пятен в принципе. Её вообще будто недавно выдраивали с хлоркой, как и всю квартиру. Вокруг было чисто, всё убрано и сложено по своим местам. Местами странно, витиевато и слишком чудаковато, словно владелец собирал и тащил в дом весь винтажный раритет с рюшами в нежных цветах, но всё равно порядок никто не отменял. А наводить его надо было не раз в месяц, время от времени хватаясь за тряпку для протирки пыли, потому что все эти рюши служили прекрасным пылесборником. Пингвин на подобного собирателя не походил: его костюмы причисляли его совсем к другой эпохе. Значит, убирался здесь кто-то другой, явно женщина, причём очень тщательно. Следовательно, домой он отмываться вряд ли бы пошёл. Так попытка оправдать его провалилась, показывая лишь недостаточность улик, что только больше угнетало. Поэтому вместо того, чтобы начать жарить очередной блинчик, я быстро проверила всю подошву мужских ботинок, стоящих в коридоре. Крови, естественно, не оказалось, зато обнаружились несколько пар стёртых женских туфель на невысоком каблуке. Одни были молочного цвета с резко обрубленным носом и огромными бантами по середине и явно сочетались с напугавшей меня с самого утра шалью. Значит, хозяин в квартире имелся всё-таки не один.              Дальнейшие поиски компромата решено было отложить, потому что в ванной стало тихо, а тесто для блинов ещё не закончилось. Да и какая в принципе разница, была ли в квартире кровь или нет, если Бутч и так подтвердил вчера их причастность к совершению преступлений? Будто найдя её и отмыв, я могла снять с себя часть вины?              Может, узнать, зачем он делал это? Попытаться понять причину… Я горько улыбнулась, представляя, как оправдываю безжалостное убийство с шестнадцатью ножевыми, и сунулась в холодильник, просто так, чтобы занять руки, пока жарился очередной блин. Количество продуктов опять же таки показывало присутствие женской руки в квартире. Два нижних ящика были забиты свежими овощами и фруктами, стояли несколько бутылок с компотом, который я успела попробовать, пока заправляла очередной блин, полуопустевшая кастрюля со спагетти и огромный сотейник с залитым мясом и овощами, больше походившими на суп. В дверце помимо яиц, масла, конфет и соусов стояли красивые баночки, на крышках которых были одеты явно сшитые вручную чепчики с нашивками фруктов. Клубника, черешня, яблоко, апельсин, персик. Кто-то здесь точно был большим сладкоежкой.              «Возьми яблочное. Ты же любишь», — прозвучал в голове голос Барбары, и её псевдообраз волнительно облокотился бедром о соседний шкафчик. Нарочито громко зашвыркали по полу тапки.              Я быстро схватила банку с изображением клубники, поставила её на стол и выключила плиту. Тарелка с блинами отправилась к джему, в дверях появился Пингвин. Я зависла с чайником в руках, так и не налив внутрь воду, совершенно не узнавая страшного мафиозного короля, от одного взгляда которого была готова рассыпаться на части от страха какие-то полчаса назад. Вместо измятого дорогущего строго костюма он был одет в простой серый спортивный, влажные волосы небрежно торчали в разные стороны, не погребённые под тонной лака, на бледном лице, кажется, даже были веснушки. В таком виде он больше походил на абсолютно обычного, ничем не примечательного мужчину, каких в Готэме жили тысячи. Но о том, кто всё-таки передо мной стоит, напоминали воспалённые глаза.              — Блинчики, — быстро отвернувшись, я открыла кран, наливая в чайник воду. Начинал болеть желудок, а мой завтрак торчал в мусорном ведре.              — Выглядят ничего так. Лучше, чем было.              — Спасибо, — чайник встал в пазы на подставке, щёлкая. Зашумел.              На кухне повисла тягостная тишина. Я так и осталась стоять лицом к плите и шкафчикам, хотя еле сдерживалась, чтобы не схватить лежавший под руками нож и не повернуться, ведь моя фантазия была воспалена ещё сильнее, чем глаза мистера Кобблпота. Если раньше, будучи в возбуждённом состоянии, он метался из стороны в сторону, то затаиваясь, то извиваясь от бешенства, теперь, успокоившись под струями горячей воды, он мог продумать идеальный план, мир, где мне не было места. Бутча, почему-то, в нём я оставляла в живых, но оно понятно — тот, будучи огромным бугаём, мог принести хоть какую-то пользу. От меня её не было совсем, да и знала я теперь, похоже, слишком много. Да ещё и этот груз с зеркалом… Вот чёрт!              Чайник щёлкнул, выключаясь, красный огонёк на индикаторе погас.              Я взяла с подставки под посуду стакан, открыла первый навесной шкафчик. Где-то здесь должна была быть упаковка с чаем, странным образом куда-то подевавшаяся. Странно, вчера я нашла её с первого раза, буквально протянув руку.              — Позавтракаешь со мной? — устало спросил Пингвин, отчего я чуть не выпустила стакан из рук. — Не люблю есть один.              — Д-да, конечно.              Второй стакан оказался с рисунком куста роз, на котором набухли большие нежно-розовые бутоны, от которых стало жутко. Они того и гляди были готовы вырваться из керамического плена и полностью обвить с головы до ног. Поэтому его я поставила перед носом хозяина квартиры, забирая себе обычный розовый, выглядящий слишком новомодно и блестяще в нежной обстановке.              Блинчики, на удивление, оказались вкусными. Я бы даже сказала, что никогда в жизни не ела ничего вкуснее них. Пингвин, сначала изображая из себя гурмана, намазал первые несколько штук клубничным джемом ложкой, но потом без зазрения совести схватил блин, сворачивая его и засовывая прямо в банку. Чтобы так ели, я тоже видела впервые, обычно предпочитая поливать их шоколадным или, на крайний случай, кленовым сиропом. Если уж совсем было туго, то могли сгодиться взбитые сливки. (2)              — Спасибо, — на, казалось, довольном лице вдруг появилась грустная улыбка. — Давно не ел ничего домашнего.              — Вам некому готовить? Мне показалось, что… — я осеклась. — Или вы сами? Просто в холодильнике…              — А, это, — Пингвин вытер руки о полотенце и взял-таки ложку, начиная намазывать очередной блинчик неприлично жирным слоем джема. — Готовит мама. Сейчас ей срочно пришлось уехать, но она уже очень, очень скоро вернётся домой. Через пару дней, — он кивнул и сделал глоток чая. Резко отставил стакан в сторону и втянул ртом воздух. Кипяток ещё не успел остыть.              — Здорово. Ваша мама очень хорошая хозяйка. Здесь… миленько, — кажется, пора было готовиться к очередной вспышке гнева из-за интонации, с которой я не успела совладать, но Пингвин смотрел на меня с таким благоговением, что мне вдруг стало стыдно. Стыдно перед вором и убийцей, с которым мы сидели за одним столом и мирно завтракали, как старые друзья. — Правда. Здесь очень уютно, — заключила я, опуская глаза на скатерть в мелкий, еле заметный цветочек. Что ни говори, как не хай странные вкусы миссис Кобблпот, это всё равно было лучше, а главное живее дизайнерского ремонта в чёрно-белых тонах, бывшего некогда у нас в доме в Готэме. Этот же дизайн со своей стерильностью и мертвенностью перекочевал и в новый дом, потом и в мою съёмную квартиру в Вашингтоне, тщательно выбранною мамочкой.              — Она у меня такая — творческая личность. Постоянно что-то украшает, декорирует. В коридоре висит шаль — она сама её связала. И вот ваза, — Пингвин обернулся к тонкой вазе с сухостоем — именно от её тени на стене я чуть не получила сердечный приступ. — Я подарил ей её на позапрошлый день рождения. Абсолютно обычную, стеклянную и ничем не примечательную вазу. Она сделала из неё произведение искусства. Несколько недель выбирала дизайн, грунтовала, красила. Всё своими руками. Правда великолепно получилось?              — Это достойно уважения. Всегда восхищалась людьми, которые могут делать что-то сами, а не просто купить это в магазине. А вы сами? Выжигаете по дереву длинными вечерами?              — Я? Нет. Только играю на фортепиано. Мама научила ещё в детстве. Она очень любила… — он как-то резко повёл плечами, слишком напряжённо в складывающейся непринуждённой ситуации и разговоре. — Очень любит, когда я ей играю. Возможно, мы и с тобой сыграем?              — Может быть, — в кармане завибрировал мобильник. Коротко, значит, пришло сообщение. — Извините, мне нужно ответить.              — Конечно.              На экране высветились всего два слова: «ГДЕ ТЫ???????????». По куче вопросительных знаков было понятно, что Томас уже на пределе и успокоить его можно было разве что только стаканчиком виски или бейсбольной битой по голове. Поэтому, не долго думая, я набрала в ответ: «Завтракаю с Пингвином», и было хотела вернуться к разговору, но новое сообщение, похоже, пришло быстрее, чем моё дошло до адресата.              «Где». Ага. Судя по всему, теперь меня очень недовольно и пристально сверлили мысленным взглядом на расстоянии, отсутствие же каких-либо знаков означало угрозу.              «У него дома». Я было отправила сообщение, но всё же решила добавить ещё пару слов для успокоения друга: «Со мной всё хорошо. Правда. Вечером поговорим».              — Джим волнуется? — Пингвин с интересом смотрел на меня, чуть склонив голову на бок.              — Как же, — я поморщилась. — Кажется, ему не очень понравилось, что вчера я дала показания в вашу пользу.              — Ну, не может же всё и всегда быть так, как он захочет. Мы с твоим братом давние и очень хорошие друзья. Я безмерно его уважаю за всё, что он делает, пытается очистить город от преступности и сделать жизнь простых людей лучше, но… Иногда его заносит в утопические крайности, уж извини за прямоту, — Пингвин развёл руками в стороны.              — По большей части он живёт в них, лишь изредка вылезая наружу. Кстати, мистер Кобблпот, после всего, что произошло между нами тремя, мы с вами непременно должны приложить все усилия, чтобы розовые очки Джеймса не раскололись на миллионы крохотных частиц.              Пингвин хмыкнул, пару раз одобрительно кивая головой. Выпятил вперёд нижнюю губу, что выглядело весьма забавно, особенно в соседстве со стаканом с розочками, спортивным костюмом и высохшими волосами, торчащими в разные стороны. Теперь стало понятно, почему он использовал такое огромное количество лака.              — Вижу, план уже имеется?              — Да. Раз уж я стала вашим психологом, то, может, продолжим играть в эту игру? Я не говорю, что вам нужно будет что-то рассказывать или что-то подобное. Придёте несколько раз ко мне и всё. Можете даже заниматься в это время своими делами, если будет нужно.              — И сколько стоит час твоих трудов?              — Шестьдесят долларов.              — Что ж… Целый час моего сна ещё никогда не стоил настолько дорого, но я понимаю твою обеспокоенность. Плачу сто вместе с компенсацией морального ущерба. Вычту из зарплаты Бутча, раз он заварил всю эту кашу. Всё никак не научу его включать мозги в особо серьёзных случаях. Кстати, когда там надо будет приходить? У меня довольно плотное расписание.              — Когда вам будет удобно. Хоть в пять утра, — Пингвин прищурился, явно не одобряя выбранное время. — В любом случае я подстроюсь под вас. Если будет нужно, перенесу кого-нибудь на другое время. Уже не привыкать, — я нажала на кнопку включения экрана на телефоне, лежавшем на краю стола. До первого клиента оставалось чуть больше полутора часов. За это время нужно было успеть заехать домой и переодеться, при идеальном раскладе успеть принять душ. — Но хочу предупредить вас сразу. По всем своим сеансам я обязана вести записи, которые, по требованию, может забрать суд или полиция. Детектив Буллок, кстати, вчера намекал о том, что сделает всё, чтобы заполучить их в самый кротчайший срок. Поэтому я набросала кое-что на скорую руку. Вам нужно ознакомиться с бумагами, чтобы в случае чего вы могли хотя бы приблизительно рассказать о том, о чём мы с вами говорили.              — И эти записи, как я понимаю, у тебя с собой?              Я кивнула.              — Неси сюда, Гордон.              Уж не знаю, делал ли мне Пингвин комплимент, называя меня по фамилии, но я сорвалась с места на третьей космической, чтоб успеть забрать отсканированные сказки из рюкзака в коридоре и вернуться обратно, пока он не передумал. Но я, похоже, успела очень сильно заинтересовать мафиозного короля, потому что встретил он меня через полминуты с горящими глазами и чуть ли не силой выхватил бумаги. Рукав его спортивной кофты в это время задрался, открывая несколько довольно глубоких продольных царапин на запястье с ярко выделяющимися голубоватыми венами. Я опешила, так и не решившись спросить, а после замечания Пингвина, что он не может сосредоточиться, когда у него стоят над душой, всё-таки вернулась обратно на своё место, пытаясь спокойно пить чай и сосредоточиться на его лице. Всё-таки Пингвин был один из тех, кто особо не скрывал свои эмоции, и одна его интонация или жест могли означать гораздо больше, чем двухчасовая речь. Только взгляд всё равно рано или поздно скатывался вниз к его руке, где под плотной мягкой тканью скрывались порезы. Были ли это все возможные попытки покончить с собой, если это вообще были они? Да и что, в конце концов, было делать мне? По правилам, я должна была вызвать скорую в тот самый момент, когда Пингвин пытался влезть в петлю, передавая его в руки опытного психиатра. Но вряд ли бы мне простили подобную вольность. С другой стороны, что будет, если он вновь попытается что-то сделать с собой, а рядом не будет Бутча? Или Пингвин вновь налакается настолько, что не сможет соображать, а окружение вместо того, чтобы помочь, наоборот протянут руку, помогая влезть на стул, и заботливо выбьют его у него из-под ног.              — Х много рассказывает о школьных годах, предпочитая держаться подальше от настоящего, — я вздрогнула, когда Пингвин вдруг стал зачитывать мои пометки. Кто знает, может, Томас был не так уж и не прав, когда представлял меня девушке Джима как писателя будущего бестселлера? Издам небольшую книженцию о становлении Пингвина как нового крёстного отца, его самого возьму в соавторы. Когда же по книге станут снимать фильм, обязательно потребую, чтобы голос за кадром озвучивал он сам. Из уст Пингвина почему-то мои бредни звучали очень убедительно, будто всё то, что я писала, сидя на полу за креслом второпях, было что ни на есть самой правдивой правдой. — Особенное внимание Х уделил истории о том, как он подрался с тремя мальчишками, которые были старше него на несколько лет. В причины драки он не углублялся, сообщив, что они каким-то образом задели его мать, — голос Пингвина дрогнул, я чуть не подавилась чаем, вжимая голову в плечи. Я уже успела позабыть, что писала о подобном. Просто взяла тему, которая так или иначе касалась девяносто процентов населения всей земли и, чёрт возьми, попала в точку! — На вопрос об отношениях с ней Х ушёл от ответа, но наконец приобрёл живость, естественность в поведении, пока вновь не закрылся. Наша работа начинает давать результат. Похоже, контакт наконец-то налажен. Нужно не упустить доверие Х. Несколько знаков восклицания, настолько жирных, что заползают друг на друга. Они тоже что-то значат?              Пингвин положил бумаги на стол. Я попыталась всмотреться в его лицо, но не увидела там ничего, кроме ожидания. Его порезы захватили почти всё моё внимание.              — У меня выражают степень значимости, — я отвела взгляд, утыкаясь в бутоны на чашке. Они, как назло, казалось, все попрятались в куст и больше не пытались вырваться из стакана и затащить меня к себе внутрь.              — Значит, я очень значимый для вас пациент?              — Клиент, — как и всегда вырвалась поправка. — Я работаю со здоровыми людьми, имеющими психологические проблемы. Моим пациентом, мистер Кобблпот, вы бы были, если бы я работала в Аркхеме, а вы попали туда на лечение. Извините, за сравнение.              Он лишь усмехнулся.              — Так насколько я значимый для вас клиент?              — Я не делаю различий между ними, подходя к каждому со всей ответственностью. Но вы, смею заверить, на особом контроле.              — Звучит страшно… приятно, — он хлопнул в ладоши, растягиваясь в довольной улыбке. — Но у меня есть одно требование, от которого будет зависеть наше сотрудничество. Друзья зовут меня Освальд и непременно на «ты». Иначе какая это дружба? Фальшь.              — Вы правы.              Пингвин недовольно кашлянул.              — Да, ты прав, — я быстро исправилась, всё-таки сдаваясь и решаясь на авантюру, иначе просто не простила бы себе, случись что, да и не смогла бы работать, думая лишь об одном. — Освальд, раз мы друзья, могу я попросить кое о чём?              — Конечно! Могу хоть луну подвинуть на небосводе.              Я подняла голову.              — Тогда сними, пожалуйста, кофту.              — Что? — ошарашено выпалил Пингвин. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, пока он вообще не отвернулся от меня, садясь боком. Его щёки слегка зарделись. — Зачем ещё?              — Я должна осмотреть вас. Вчера я еле успела стащить вас с табурета, когда вы пытались сунуть голову в петлю. Теперь порезы на руке. Я должна…              Кухня вдруг заполнилась смехом, почти похожим на тот, как смеялся на пленке из участка Джером. Разница была лишь в том, что безумие это отличалось. Пингвин вкладывал в него всё своё превосходство, власть над ситуацией, ум и амбиции. Захлёбываясь, он утирал слёзы, катящиеся по щекам тыльной стороной ладони, почти сгибаясь пополам. Когда по ту сторону стола осталась виднеться только его спина, он резко перестал смеяться, словно до этого всего лишь изображал приступ, и вскочил на ноги.              — Запомни раз и навсегда — я никогда в жизни не наложу на себя руки. Быстрее это сделают те, кто мешает мне идти вперёд. Понятно? — он говорил настолько серьёзно, что я поверила. В голове даже не возникло вопросов о том, зачем он всё-таки соорудил две висельные петли, развешивая их в разных концах комнаты. — Но раз ты просишь.              Пингвин расстегнул молнию и стащил с себя спортивную кофту, откидывая её на стул. В несколько шагов оказался подле меня, послушно вытягивая руки вперёд.              — Хотел покормить кошку, — он повернул расцарапанное запястье. — Всё никак не привыкнет к новому хозяину в клубе.              Порезы, действительно, выглядели так, как и описывал их Пингвин — неровные, несколькодневной давности, пусть и глубокие. От запястья они уходили в сторону большого пальца и резко прерывались, что явно свидетельствовало о том, что попытки суицида не было. Больше никаких свежих ранений не обнаружилось. Я даже проверила вены, аккуратно касаясь холодной бледной кожи. Лишь на левой руке чуть выше локтевого сустава виднелся старый шрам.              — Упал в восемь с дерева, — сообщили мне. — Можешь придумать очередную душещипательную историю.              — Босс, я… — громкий голос Бутча, которого мы успели проморгать, разлетелся по кухне. — О-о-о…              — Ну, наконец-то! — я почувствовала, как напрягся Пингвин. Вырвавшись, он грозно сделал шаг в сторону своего помощника, только что спокойное лицо почернело и совсем не от похмелья. — Напомни, сколько я давал тебе времени?              

***

             Из квартиры Пингвина или уже Освальда, к имени которого мне нужно было привыкнуть, я успела выскочить до того, как начался грандиозный разнос. Не уверена даже, что моё отступление успел кто-то заметить, поэтому я просто захлопнула дверь и выскочила из дома так быстро, насколько могла. У себя я была ровно через четыре минуты, стаскивая одежду прямо на ходу и заскакивая в ванную. Слава Богу, Томаса дома не оказалось! Сообщений он больше тоже не присылал, что означало только одно — очень серьёзный разговор. Но о нём я решила подумать после, так как страшно опаздывала на работу. Поэтому не сразу заметила курящего у входа высокого мужчину в синем рабочем комбинезоне — начальника ремонтной конторы, соседствующей с моим психологическим кабинетом за стенкой.              — Привет, соседушка, — пробасил он, смачно сплёвывая себе под ноги.              — Привет, Стив. Не видел, ко мне уже поднимались?              — Да с час уж крутятся, нос свой дрянной везде суют. Ребят моих с выездов сорвали, ублюдки.              — О чём это ты? — я непонимающе посмотрела на него, останавливаясь. — Индус, вот такого роста, — я подняла руку чуть выше головы, показывая рост. — Лет сорока.              — Так не знаешь что ль? — Стив обхватил ладонью затылок. — У тебя там копы шарются.              — Копы?              — Ага. Ищут какие-то папки. Даж к нам заходили, но я их без ордера-то послал куда подальше. Подкинут ещё чё, ты смотри, соседушка.              — Да. Спасибо.              Слова Стива никак не желали укладываться в голове и выглядели из разряда тех же самых сказок про Пингвина, которые я собиралась издавать пару часов назад. И, судя по всему, они были такой же правдой. Но разве полиция имела право устраивать у меня в кабинете обыск без моего в нём присутствия? Кто их вообще туда пустил? Или, выпроводив их, придётся покупать новый замок?              Я развернулась к двери, чуть не получая ей в нос. Послышался скрип, женский голос приказывал кому-то ехать ровнее, добавляя, что если этот кто-то, судя по всему мужчина, водит машину так же, то никогда не доверит ему свою жизнь. Затем командирша вышла спиной вперёд из-за деревянной двери. Девушка примерно моего роста поправила форменную фуражку, из-под которой до плеч шли непослушные, сильно завитые волосы. Смуглая кожа говорила о том, что кто-то из её родителей, похоже, был афроамериканцем. За ней появился нос тачки, где лежал мой сейф с делами клиентов. С боков его поддерживали двое парней, тоже в форме. Тачка всё время кренилась то в один, то другой бок. Вёз её опять же слишком молодой для полицейского парень, можно — мальчик, сворачивая к полицейскому фургону, стоявшему через две припаркованных от моей машины. Странно, что я его не заметила.              — Держи его, держи, — тачка в очередной раз завалилась, и один из страховщиков отскочил в сторону, явно не желая ловить сейф ценой собственных костей. Водитель отпустил ручки. Сейф с громким лязгом упал на асфальт. Моё сердце сжалось от боли и понимания, что сейчас творится внутри него, и сколько времени потребуется, чтобы потом собрать все дела воедино, если это вообще возможно.              — Вот чёрт, опять не открылся! — тот самый парень, что отскочил в сторону, нагло пнул моё имущество. –Дверца приварена что ли?              — Тебе-то какая разница? Грузи его давай, — заявил водитель, поднимая валявшуюся рядом тачку.              — Сигаретку? — рядом со мной возник Стив, протягивая открытую пачку. Я закрыла её, делая шаг вперёд. К детишкам, решившим поиграть в полицейских, уже подъехал фургон для перевозки заключённых.              — Отлично! Сразу и погрузим. Мартинес, вставай туда, Гаред…              — Не была бы так уверена в этом, мэм, — перебила я девушку, ставя ногу на сейф, который вроде как начали поднимать несчастные, раскрасневшиеся и вспотевшие мальчики. — Что здесь происходит?              — Изъятие вещественных доказательств, — отчеканила она в ответ. — Пожалуйста, отойдите, иначе мне придётся задержать вас за препятствие служащим при исполнении.              — Даже если эти служащие средь бела дня воруют чужое имущество без каких бы на то не было причин?              — У нас есть на это ордер, мисс Гордон, — заявил один из парней, вставая рядом со своей напарницей. Надо же — они знают, как меня зовут! — Поэтому предлагаю вам проехать с нами и добровольно присутствовать при изъятии улик.              — Каких ещё улик?              — Будто вы сами не знаете, мисс Гордон, — раздался голос позади, на который я обернулась. Передо мной возвышался мужик-шкаф в деловом костюме и лысым черепом. Его круглые щеки и короткая шея, едва торчащая из-за ворота рубашки, делали голову похожей на шар для боулинга. — Натаниэль Барнс — капитан полиции, — он достал из кармана значок вместе со смятым клочком бумаги, разгладил его и сунул всё мне под нос. — Вчера в участке у нас не вышло толкового разговора. Так, может, сегодня в отсутствии подозреваемого вы сможете сообщить нам что-нибудь новенькое? Пока ещё всё можно переиграть, списать на угрозы.              — Одному из ваших детектив я уже говорила, что мне никто не угрожал.              — Я видел. Детектив Буллок был очень расстроен.              — Знаете, мне ни капельки не жаль, — я выхватила бумажку из рук капитана, пробегаясь по строчкам. Это действительно было разрешение на изъятие, подписанное главным городским судьёй, но не целого сейфа, а одного конкретного дела. Внизу, кстати, имелось несколько граф для моей росписи. Одна после ознакомления с обстоятельствами изъятия, другая после изъятия вещдоков. — Так позвольте узнать, капитан, на каком основании вы вломились в мой офис, варварски вынесли оттуда сейф, а сейчас пытаетесь его украсть?              — Что вы, Гордон! Никто не пытается его украсть. Мы конфискуем его на основании неявки владельца в необходимое время. Наш секретарь несколько раз звонил вам вчера вечером и сегодня утром, чтобы предупредить, но вы, увы, не брали трубку. Поэтому нам пришлось прибегнуть к крайним мерам, соответствующим ситуации. Сами понимаете — один кандидат в мэры убит, двое других подверглись нападению. Нынешний мэр пропал и несколько дней не выходит на связь. Так что грузите, ребята, грузите, — шкаф кивнул, и парни позади меня засуетились, пытаясь оторвать от земли сейф.              — Но вы не имеете права! Вот здесь написано, — я потрясла постановлением, которое тут же у меня отобрали.              — Я знаю, что здесь написано, мисс Гордон, — бумага отправилась во внутренний карман пиджака. — А ещё я знаю то, что вы так и не явились на обыск в нужное время, хотя мы предупреждали вас заранее. Так же я знаю, что в ордере нет ни одной вашей подписи, поэтому доказать обратное будет сложно. Отойдите и не мешайте правосудию свершиться. Мне бы совершенно не хотелось приводить вас в участок в наручниках и портить репутацию нашему лучшему детективу. Но, если вы настаиваете, думаю, ваш брат с удовольствием покажет, что задержит хоть родную мать, если она будет покрывать преступников или… содействовать им.              — Знаете, если бы здесь была наша мать, то вы бы говорили совершенно иначе, — или бы выли от боли, когда она воткнула бы каблук вам в зад. Но капитан, естественно, этого не знал, поэтому стоял с самодовольной мордой, явно видавшей чересчур много кирпичей на своём пути. — А задержать придётся вас, если хоть одно из дел, лежащих в этом сейфе, попадёт в чьи-либо руки. Я как специалист несу ответственность за хранение личной информации своих клиентов. Поэтому…              — Поэтому мне вас ни капельки не жаль, — шкаф похлопал себя по груди, где за подкладкой лежал ордер. — Детектив Буллок будет рад, когда очередного психолога в Готэме лишат лицензии на работу. У него с ними особые отношения. Не смотрите так на меня, мисс Гордон, не смотрите. Я всего лишь делаю свою работу и делаю её хорошо в отличие от вас. Пинкни, вы готовы?              — Да, капитан! — послышался надрывной выдох и сейф-таки водрузили на пол полицейского фургона. Жаль, что никто не надорвался. — Можем ехать.              — Хорошо. Попросите свободную патрульную машину сопровождать нас. Нельзя оставлять ценный груз без присмотра. Правда, мисс Гордон?              Я лишь зло смотрела на то, как шкаф захлопывает дверцы фургона и идёт к пассажирскому сидению спереди.              — Встретимся в участке, мисс Гордон. Надеюсь, вы окажетесь там раньше нас.              — И не надейтесь, — ответила я, но ответ этот так и повис в воздухе, не услышанный никем. Засветился экран телефона. — Боюсь, вам сначала придётся пообщаться с нашим адвокатом. Алло, Фиби…