***
— Детка, эй, детка! Проснись! — Томас тряс меня за плечо, заставляя открыть глаза. Я попыталась отмахнуться от него, продолжить спячку, куда добровольно впала пару суток назад, вылезая из-под одеяла только в туалет. — Это важно! — Отстань. Звук работающего телевизора начал прибавляться, игнорировать его больше не получалось. Голос дикторши центрально канала после частой ранее прокрутки новостей казался уже роднее голоса собственной матери. — Итак, мы ведём прямой эфир из центрального полицейского участка, — бодро провозгласила она сбивчиво. — Сейчас мы попытаемся взять репортаж у Джеймса Гордона, задержавшего несколько часов назад Тео Галавана. Детектив обвинил мэра в убийстве, сейчас он находится под стражей у себя дома. Пойдёмте. Не особо осознавая, что происходит, я скинула одеяло, переворачиваясь на другой бок. Репортёр в телевизоре бодро шагала по ступенькам, камера, следуя за ней, дрожала, картинка прыгала вверх-вниз. Скрип дверей заставил полностью погрузиться в происходящее, и я будто стояла рядом с ней, отчётливо видя доводящие до исступления лица полицейских, сидящих за своими столами. Ни один из них не поднял голову, наоборот, они больше зарылись в ворох бумаг. Камера окинула весь участок, не успевая сфокусироваться на ком-то определённом, возвращаясь к репортёрше, вдруг махнувшей рукой в сторону лестницы. — А вот и герой дня. Детектив Гордон! Детектив! — девушка сорвалась с места, явно боясь, что жертва, будучи обнаруженной, скроется из виду, но брат, завидев её, сам начал спускаться вниз. Оператор поспешил за ними, чтобы успеть показать телезрителям сенсацию. — Пожалуйста, покиньте участок, — Джеймс встал боком, пытаясь закрыть лицо рукой. — Детектив Гордон, каковы будут ваши комментарии? На каком всё-таки основании был задержан Тео Галаван? — репортёрша умело увильнула от попытавшегося поймать её полицейского, суя брату под нос микрофон. — Значит ли это, что Готэм вновь останется без руководителя? — Пресс-конференция будет завтра. Сейчас, прошу вас, выключите камеру. — Кого по вашим словам убил Тео Галаван? Это был бывший мэр Готэма — Обри Джеймс? Не дожидаясь продолжения начинающегося цирка, я вскочила с дивана, перепрыгивая через сидящего на полу Томаса, обложившегося учебниками и тетрадками. Под недовольные возгласы Джеймса из телевизора сгребла на пол со стула одежду, которую скидывала туда последние дни, в поисках чего-нибудь поприличнее, без вековых заломов, останавливаясь на джинсах и свитере. — Куда намылилась? — поинтересовался друг, пытаясь напустить безразличия в голос. — Звонить Освальду. — Серьёзно? — Да, — я обернулась к Томасу, надевая свитер на пижамную кофту. — Он должен был видеть этот сюжет. Значит, наконец выйдет на связь. Теперь ему ничего не мешает вернуться. Отвернись. — Кэй, ты действительно думаешь, что он… — Томас замялся, начиная вновь поднимать запрещённую тему. — Освальд жив! Он не мог умереть! Только не сейчас. И я сказала — отвернись! Или предлагаешь мне пойти так? — О, нет! Не пугай соседей моими трусами, — друг нервно хохотнул, откидываясь на диван и закрывая глаза руками, давая сменить шорты в цветочек на штаны. — Куда ты собралась? Или думаешь, что если немного отойдёшь от дома, прослушка в телефоне перестанет работать? — Поднимусь к девушке с пятого этажа. Мы успели с ней немного познакомиться. Надеюсь, она будет дома. Если нет, дойду до супермаркета. Вроде у них внутри стоял автомат. Копы не пойдут за мной внутрь. Главное, чтобы им не пришло в голову запросить видео с камер. — Не надо было тебя будить… — Томас обречённо вздохнул. — Есть смысл навязываться с тобой? — Нет. Я быстро. Кстати, можешь смотреть. Аккуратно выглянув в окно, чтобы удостовериться, что полицейская машина на месте, я выскользнула из квартиры, в миг оказываясь на два этажа выше. Полное отсутствие сил вдруг сменилось неожиданным подъёмом благодаря довольно удручающей для всех жителей новости. Мне же хотелось запеть какой-нибудь победный марш, ведь арест Галавана, помимо возвращения Освальда, давал свободу и мне. Не нужно было спать в обнимку с пистолетом, оглядываться по сторонам в поисках копов или девочек Зсасза, от которого тоже не было вестей. Плюс ко всему справедливость должна была восторжествовать — хоть в чём-то Джеймс не подкачал. Значит, он тоже оказался не настолько плох, как я думала о нём в последнее время. Нужно будет извиниться перед ним при встрече, но сначала достучаться до Хлои. С девушкой я познакомилась сразу, как въехала в съёмную квартиру, пару раз она заскакивала ко мне за всякой мелочью и обещала помочь в случае чего. Оставалось надеяться, что у неё дома был телефон. Простояв под дверью пару минут, давя на звонок, и не дождавшись ответа, я развернулась так же молниеносно, как и взлетела наверх, спускаясь к выходу. Дорога была каждая секунда, лишь бы быстрее услышать голос Освальда. За прошедшие дни, проведённые в полном отсутствии информации о нём, я гнала все плохие мысли, связанные с ним и с его кончиной. В то, что Пингвин выжил, не верил Барнс, продолжая поиски скорее трупа, чем подозреваемого. Так, для галочки. Томас всячески старался обходить больную тему, пару раз нарвавшись на скандал. Тема Освальда стала табу для всех, даже Буллок принял это, переставая отпускать подколки в сторону его длинного носа. «На каждого таракана рано или поздно найдётся свой тапок», — как-то выразился он в разговоре с коллегами, не заметив моего раннего прихода на допрос. Поэтому верить в Освальда оставалось только мне: слепо, безумно, глупо. Может, друг прав и это действительно любовь? Тряхнув головой, чтобы выбить из неё все странные мысли, я постаралась сбавить шаг и принять абсолютно беззаботный вид, который только был возможен в моём положении, чтобы ничем не выдать себя полицейским, ехавшим позади. Хорошо, что немытые несколько дней волосы скрывала шапка, а под пальто не было видно задравшихся рукавов от пижамы под свитером. Ну просто невеста на выданье. Прежде чем воспользоваться автоматом, пришлось купить бутылку колы и пачку сигарет и изобразить на кассе негодование по поводу неожиданно разрядившейся в мобильнике батарейки. Направиться сразу к телефону-автомату было бы слишком подозрительно, зато после нескольких переспросов у продавца о том, как пользоваться доисторической трубкой в углу, вопросов могло не возникнуть. Даже если меня запомнят, что точно случится, всегда можно сказать, что я звонила домой, чего сделала первым делом, с минуту повисев на линии с Томасом, прося друга сообщить полный перечень продуктов, оставшихся в холодильнике. А так как вчера он закупился на неделю вперёд, у прослушивающих и его телефон копов, на ближайшее время все мысли будут только о еде. Закончив один разговор, я незаметно нажала на рычажок, сунула монеты и, дождавшись длинных гудков, набрала другой номер, выученный наизусть в попытках гипнотизирования стены, в надежде хотя бы телепатически связаться с Освальдом. Оставалось вновь нажать на рычажок для соединения, но я всё никак не решалась сделать это, то сжимая, то разжимая дрожащие пальцы. Что будет, если он не возьмёт трубку? А что произойдёт, если его телефон вновь окажется не в сети? Будет ли это значить, что Освальд действительно мёртв? Действительно ли он видел тот сюжет по телевизору, и есть ли он у него сейчас вообще? С чего я вообще решила, что всё должно быть именно так? Ведь даже если он был в курсе всего, телефон Освальда тоже явно был на прослушке, за ним следили, чтобы вычислить того, кто нагло покусился на жизнь Галавана. Никого не волновало, что мэр, непонятно только — бывший или ещё действующий, сам обвинялся в убийстве. Поправив сползшую на лоб шапку, я приложила к щеке трубку, чтобы хоть немного унять накативший жар. Дура, ну какая же я дура! — Девушка, с вами всё в порядке? Неожиданно плеча коснулись, и я вздрогнула, разворачиваясь. Взмахнула рукой, ударяя трубкой по рычажку. — Тодд? — моему удивлению не было предела. — Привет, — парень неловко улыбнулся. — Рад видеть тебя в добром здравии, Кэйтлин. — А? Да… — пришлось приложить усилие, чтобы вспомнить, что мы виделись с ним в последний раз в тот самый момент, когда Виктор спас меня от кучки подростков и, закинув на плечо, унёс домой. — Нехорошо тогда получилось. Голос из трубки еле слышно провозгласил, что абонент не в сети, окончательно разбивая все мои призрачные надежды. Пришлось вернуть её на держатель как можно скорее, чувствуя, как в горле образуется ком, а желудок сводит спазмом. Уйти бы, вернуться обратно в надёжно выстроенное на диване гнездо, где тепло и никто не потревожит, но мешался Тодд. В любой другой момент я, возможно, была бы рада его видеть. Мы могли бы постоять и поболтать, если у него возникло такое желание, но не сейчас. — Прости, мне нужно идти, — махнув в сторону выхода, я сунула руки в карманы пальто и пошла прочь. — Кэйтлин, — чёрт! Пришлось остановиться после нескольких сделанных шагов и обернуться. Тодд уже нагнал меня. — Ты не ответила — у тебя всё хорошо? — Да, — кивнуть для убедительности. — Слушай, я правда спешу. — Хорошо-хорошо, я понял. Один вопрос, — Тодд встал полубоком, тем самым загораживая мне часть прохода. — Тебя с ним что-то связывает? — С кем? — В тот раз… Ну, ты понимаешь. Я отвернулась в сторону, смотря в пол. Пресловутое «понимаете» только больше накаляло обстановку. — Простое недоразумение. Понятия не имею, кто это был. — Спасибо. Спросить бы за что, но всё лишнее отпало само собой, когда Тодд отступил, открывая мне путь к свободе, существующей лишь между двумя порогами автоматической двери магазина. Полицейская машина тут же мигнула фарами, включая ближний свет и начиная разворачиваться, чтобы затем со скоростью черепахи плестись впереди меня, следуя к дому, где, запершись на все замки, я скатилась вниз по стене в прихожей, прячась под верней одеждой на вешалке.***
На следующий день во время завтрака Томасу позвонили. Ударившийся в детские воспоминания друг, пытавшийся тем самым немного приободрить меня, тут же помрачнел, выслушивая что-то и упорно стараясь делать вид, будто ничего не происходит, прикрывая динамик свободной ладонью. Похоже, дела шли не так уж хорошо: у меня, не у него. На себя Том забил окончательно. Если по первости его девушки ещё пытались вытащить его куда-то, то теперь даже они поняли, что это бесполезно. Пару раз он правда выбирался якобы на свидания, но возвращался домой не позднее, чем через час, и совсем не выглядел удовлетворённым, довольным жизнью самцом. И сейчас он достаточно быстро собрался, оставляя недоеденные тосты, а через десять минут швырнул на стол готэмский вестник, затягиваясь прямо на кухне, хотя с его переездом мы договорились, что в квартире никто курить не будет. — С каких пор ты подсел на утренние газеты? — я оторвалась от давно остывшей овсянки, которую мучала уже битый час. — С тех самых, когда в них стали писать про тебя. Похоже, копы слили информацию писакам. Уверен, Барнс лично утверждал каждое слово. — Всё настолько плохо? — Нет, но лишнюю шумиху это точно привлечёт. Стеф пытается разобраться, но кто знает, сколько человек увидят статью. — Можно посмотреть? — Рано или поздно всё равно узнаешь. Только постарайся сильно не огорчаться, хорошо? Подозрительно глянув на Томаса, я притянула к себе газету, на обложке которой красовалась фотография украшенного центрального парка. Кажется, в ближайшее время собирались отмечать день города, но меня это мало интересовало, в отличие от злосчастной статьи. Что же в ней могло быть, что непременно должно меня расстроить? Казалось, за последнее время всё, что могло это сделать, свершилось, произошли даже самые невероятные события. Но легче всё равно не становилось, от предвкушения очередной порции грязи и лжи хотелось свернуть газету в трубочку и отправить её в мусорное ведро. После вчерашней попытки дозвониться Освальду оказалось, что полное отсутствие информации и неизвестность гораздо лучше, а жить в ожидании спокойнее, чем узнать правду, которую нельзя изменить, или иметь извечное человеческое любопытство, готовое расковыривать только-только затянувшуюся рану и лезть туда грязными пальцами, делая её только больше. — На какой странице? — Листай, не промахнёшься. Посмотрев на друга, чтобы удостовериться, что он всё ещё рядом, я взялась за страницу, открывая разворот, посвящённый приготовлениям ко дню городу. Чёрно-белые снимки уличных палаток, поставленных вдоль главной аллеи парка выглядели весьма заманчиво. Возможно, стоит сходить отвлечься. Следующий разворот занимали повседневные новости: черлидерская команда взяла какой-то кубок, чья-то собака, субботник в мэрии. Видимо, сотрудники пытались вывести из помещений ещё не успевший особо впитаться дух Галавана. Кулинарная рублика, объявления о купле-продаже. Бесполезной информации не было предела, пока я не перевернула очередную страницу, с которой на меня посмотрел Освальд. Его изображение занимало добрую четверть листа, где он с перекошенным от ярости лицом кричал на кого-то около своего клуба. Счастливчика, естественно, в кадр не поместили, зато упоминаемого Пингвина выставили во всей красе: сощуренные глаза, раскрытый рот, сгорбленная спина (именно это фото стало первым, которое я вырезала, чтобы оставить хоть что-то на память об Освальде). Всё остальное место занимала статья. Приступать к ней было особенно страшно, но поверхностно пробежавшись по словам, я всё-таки начала читать с самого начала. Её составитель не сообщал ничего нового, оперируя всем известными фактами о покушении и побеге, разве что разбавляя начало мутными фактами из биографии Освальда и восхождении по ступеням преступного пути. Мальчик с зонтом — хорошее начало карьеры, ничего не скажешь. — И что здесь сверхъестественного? — внимание от сути статьи постоянно перетягивало на себя фото. — Посмотри пару абзацев до конца. — Угу… Приблизительные подсчёты состояния мафиозного короля, состоящие чуть больше, чем из трёх нулей на конце, впечатлили, потом пошло перечисление имущества, купленного, естественно, на подставных лиц, в конце которого оказалась я. Моргнув и для верности потерев глаза, я вновь вернулась к месту, где закончила. Перечитала предложение ещё раз и ещё, пока не начал доходить верный смысл. Журналист, написавший статью, очень умело играл словами, перепрыгнув с одной темы на другую, не делая никаких переходов. В итоге вместе с парочкой особняков и яхтой во владении Пингвина оказался и личный психоаналитик — имя с фамилией тоже прилагались. Хорошо, хоть не додумались указать адрес кабинета и номер телефона, иначе от звонков уже не было бы отбоя. Мало ли в городе желающих поглазеть на человека, знающего страшные тайны Пингвина. — Чёрный пиар — тоже пиар, — я хмыкнула, пытаясь определиться, что должна была сейчас чувствовать. Радость из-за того, что Освальд всё ещё гипотетически жив или злость за утечку информации? — Сколько в Готэме проживает Кэйтлин Гордон? Всегда можно сказать, что я не она. — Лишняя шумиха не входила в наши планы. Стеф хотел съехать с темы до того, как начнётся судебное разбирательство. Помнишь, ты жертва обстоятельств? А это, — Томас кивнул на газету, —вызовет ненужные обсуждения, посеет зерно сомнения. Даже жёлтая газетёнка может всё испортить, здесь же, можно сказать, про тебя снял фильм BBC. — Всё равно ничего не изменишь. Сам сказал — это не жёлтая газетёнка. — Не недооценивай Стефа. Он уже трясёт главного редактора вестника. Он от их конторы скорее камня на камне не оставит, чем позволит кому-то помешать двигаться по намеченному плану. — Не боишься, что добрый брат окажется гораздо хуже злого? Случись что, Грей вряд ли будет разбираться в твоих мотивах. У белого нет оттенков. — Ну ты же не скажешь ему, — Томас осмотрелся по сторонам, приложил палец к губам и, чуть приподняв скатерть, заглянул под стол. Показал жестом, что всё «ок», и, придвинувшись вплотную ко мне, прошептал на ухо: — Никто никогда не должен узнать, что ты по доброй воле помогаешь Пингвину. Помнишь? — Мог бы и не напоминать. — Молодец, детка, — друг коснулся моей щеки, убирая за ухо прядь волос, и резко ткнул пальцем в статью. Будь я в нормальном состоянии, точно бы свалилась со стула, но сейчас благодаря заторможенной реакции могла просто наблюдать за всем со стороны. — Зато этому О’Брайену точно не поздоровится. Будет знать, как выдавать в свет непроверенную информацию. — Кому? — фамилия звучала достаточно знакомо, особенно в сочетании с готэмским вестником. — Тодду О’Брайену. Журнашлюшке, который написал это. Может начинать собирать свои вещички и писать заявление по собственному. Эй, детка, ты чего? — Томас успел схватить меня за руку, когда я попыталась встать со стула. — Ничего. Мне просто нужно умыться. Здесь очень душно, не находишь? Очередной удар под дых оказался не настолько сильным, как все остальные, ведь с Тоддом мы были знакомы всего пару дней, но достаточно неожиданным, чтобы в очередной раз придавить меня на пару часов к дивану. Пришлось приложить усилие, чтобы припомнить наш вчерашний разговор: не досконально, обрывками. Вот, значит, зачем он упомянул о встрече с Зсасзом. Решил поинтересоваться насколько мы были близко знакомы, ведь наёмник работал на Пингвина. Интересно, он делал это до того, как вписал моё имя в статью, или после? Хотя о чём был вопрос — скорее всего, в тот момент тёпленький тираж уже выходил из-под печатного станка, бережно собираемый работницами типографии. Рассказать о своём знакомстве с автором газетного опуса я всё-таки решилась, пусть далеко не сразу. Томас, заломав за спину руки, хотел было высказаться, но на какое-то время отвернулся к стене, куда повесил постер с Грейс Келли — своим недостижимым идеалом красоты, которая погибла в прошлом году в автокатастрофе. Обмолвился с ней парой слов, восклицая, за что ему достались все эти муки, и поинтересовался у меня, о каких ещё мужчинах в моей жизни ему следует знать. Назревший очередной скандал прекратило лишь сообщение мистера Грея. Выпущенный в продажу тираж изъяли в кратчайшие сроки со всех прилавков, а после обеда в готэмском вестнике в статье о Пингвине не было сказано ни слова обо мне. В конце же появилась приписка, что автор статьи приносит свои глубочайшие извинения некогда упомянутой им персоне за беспокойство и ничем не подтверждённые сведения. Уволили ли Тодда после этого, осталось невыясненным, зато после следующего допроса Буллок якобы случайно зажал меня в дверях, пока Стефан Грей предъявлял претензии Барсу из-за утечки информации. — Радуешься? — раздражённо выплюнул он мне в лицо, беря в кольцо. Одной рукой Буллок держался за косяк, другую завёл мне за спину, но не прикасался. — Слила парня и живёшь припеваючи? — О чём вы? — я рассматривала коричневого цвета старый рукав пиджака у себя перед носом. — Тот журналист. Признаюсь, Тодди мне тоже не нравился, только зачем так жестоко? Сломать ему каждый палец, руки в нескольких местах. Ладно, понимаю — будет меньше писать, но… — детектив поморщился. — Засунуть ему в рот дохлую птицу… Зачем? — Какую птицу? — я резко обернулась, нос к носу встречаясь с Буллоком, из-за чего ему пришлось чуть отодвинуться. — Я-то откуда знаю? — спеси в нём поубавилось, казалось, он даже слегка растерялся. — Маленькая, жёлтенькая, со свёрнутой шеей. Можешь узнать у Эда, он знатный ихтиолог. — Орнитолог. — Чего? — Ихтиологи изучают рыб, — безразлично начала я, глядя уже совсем в другую сторону. Мистер Грей до сих пор стоял рядом с Барнсом. Судя по накалу их разговора и начинающим появляться хиленьким жестам, проскочить к выходу незамеченной не составит никакого труда. Остановить меня мог разве что Буллок, но он, похоже, до сих пор переваривал информацию, что двойка по биологии в школе у него стояла не спроста. Поэтому, улучив момент, я нырнула вниз, проскакивая под его локтём. Всё, с меня довольно! Пора было прекращать то, что каждый встречный пытался лезть в мою жизнь, творя всякую ересь из-за лучших побуждений. Ладно Томас — он имел на это полное право. Освальд тоже получил некоторое послабление, хотя я ещё до сих пор не решила, буду ли устраивать ему трёпку из-за слежки и мотания меня по всему городу, когда он вернётся. Но бедная канарейка была ни в чём не виновата! Оборвать чужую жизнь, пусть и не человеческую, ради подписи, чтобы кто-то тебя узнал — слишком! Да и зачем вообще было нападать на Тодда?! Вряд ли он по собственной воле накропал статью о Пингвине, по крайней мере в это хотелось верить. Выскочив из участка, я быстро отыскала через дорогу припаркованный тёмно-синий седан, на котором обычно каталась афроамериканка Виктора. В салоне виднелась какая-то возня — значит, она точно была внутри. Оставалось подсесть к ней и потребовать, чтобы она срочно отвезла меня к Зсасзу или хотя бы дала контакты, чтобы с ним как-то связаться, и вежливо поинтересоваться о происходящем. Так что не став терять ни минуты, я нырнула в поток, гудки недовольным звоном со всех сторон обдали меня, но было всё равно. Одной царапиной больше, одной меньше — всё можно списать на нервный срыв из-за доведения копами. Слишком многое навалилось на бедную девочку, которая просто хотела вернуться домой и приносить пользу людям, только её неопытность сыграла с ней злую шутку. Так должна была начинаться речь, придумывавшаяся по вечерам от скуки в ванне, для присяжных. На ходу дёрнув за ручку, я ввалилась внутрь салона, жалея, что пистолет остался дома. По настоянию адвоката пришлось избавиться даже от перцового баллончика, чтобы не представлять опасность для общества. Вряд ли, конечно, пушка могла подействовать на киллершу, но можно было хотя бы попробовать воспользоваться эффектом неожиданности. — Что происходит? — взвизгнул женский голос. — Девушка, я не такси! — Я… — слова встали в горле, я подавилась ими, пытаясь сдерживать кашель. Передо мной сидела не афроамериканка с ярким макияжем, не азиатка с жёстким начёсом, а вполне обычная женщина, явно не имеющая никакого отношения к Зсасзу. Неужели я ошиблась машиной? — Выйдите немедленно, иначе я позову полицию! Даже не думайте, что сможете ограбить меня у участка! Прочь! — на меня наставили ключ с болтающимся под ним на цепочке брелоком. Из глаз начали течь слёзы, горло сдавливало спазмами. Я попыталась кивнуть и нащупать за собой ручку, но женщина с диким криком бросилась на меня всё с теми же ключами. По щеке прокатилась острая боль. Из салона я вывалилась неожиданно, кто-то выдернул меня оттуда в тот самый момент, когда ненормальная пыталась оставить меня без глаза, тыча ключом в лоб. — Мэм, успокойтесь. Мэм! — Буллок толкнул меня за спину, пытаясь остановить перебравшуюся через пассажирское сидение женщину, жаждущую возмездия. — Всё хорошо. — Девица пыталась меня обокрасть! Вломилась в машину! Полиция! — Мэм, я и есть полиция. Вот, видите? — он вытащил из кармана штанов значок, высоко его поднимая, чтобы видели все вокруг. На крик начали подтягиваться заинтересованные скандалом прохожие. — Я — детектив Буллок, а это… — Наглая воровка! Задержите её, детектив, — завопила ещё громче женщина. — Она хотела меня убить! — Убить? Да что вы, — хохотнул Буллок и обернулся в мою сторону, стреляя убийственным взглядом. Голос его оставался весёлым. — У неё интеллект как у годовалого ребёнка. Родовая травма, понимаете? Сестра одного нашего сотрудника. Сиделка ему не по карману, сами знаете, какая у полицейских зарплата. Вот и приходится брать с собой на смены. Извините, не досмотрели. Максимум, на что она способна, — описать ваш салон. Из него, кстати, не попахивает? — Сделать что? — ключи выпали у женщины из рук, она буквально повалилась на Буллока в полуобморочном состоянии. — Ну зачем настолько сильно переживать? — он начал махать рукой, приказывая отходить в сторону участка. — Наш сотрудник оплатит вам автомойку. Полную чистку! Выглядеть будет как новенькая. Вы даже не вспомните, что кто-то надул вам на сидение. Кто-то из прохожих громко засмеялся, заставляя женщину впасть в истерику. — Пойдём, — меня мягко взяли под локоть, разворачивая в сторону полиции. Рядом оказалась Лесли, которую я не заметила ранее. — Нужно обработать щёку. Возможно, придётся накладывать швы.***
Нанести антисептик на ватный диск, побольше, чтоб капли стекали по коже. Дать ему высохнуть и смазать боевое ранение мазью вокруг для более быстрого заживления. Царапина от ключей оказалась не настолько глубокой, потребовалась лишь капля клея, чтобы соединить края, и к вечеру можно было снять повязку, но смотреть на себя в зеркало было настолько тошно, что я продолжала закрывать её свёрнутой в несколько слоёв конструкцией из бинта. Красная, опухшая, неровная линия криво тянулась от носа почти доходя до скулы. Лесли обещала, что от неё не останется ни следа, но верилось плохо. Наоборот хотелось, чтобы это осталось со мной на всю жизнь как напоминание о глупости и необдуманности действий. После стычки с той женщиной Барнсу почти удалось засадить меня обратно в обезьянник на пару суток за мелкое хулиганство. Помогла лишь кругленькая сумма, которую Томас копил на машину, и всё обаяние его начальника, дошедшего до главного судьи. В конце концов пришлось пообещать вести себя тихо, иначе ещё одна выходка, и я подпишу себе приговор собственными руками. Даже друг пообещал, что ни разу не придёт ко мне в тюрьму, показав реальность своей угрозы, не ночевав дома. Правда, утром я нашла его спящим под дверью на лестничной площадке, но решила ничего не говорить об этом. Из квартиры мне запретили выходить строго-настрого даже в магазин, поэтому очень скоро я начала чуть ли не бросаться на стены. Одно дело заточение в четырёх стенах по собственной воле, совсем другое — насильно. Сразу находится множество дел, которые требуют срочного осуществления, и для них просто катастрофически необходимо выйти на улицу. Поэтому приглашение Лесли устроить небольшой девичник оказалось как никогда кстати. Против никто не был: найти приключений на свою голову в стенах патологоанатома и детектива полиции я вряд ли бы смогла. Смущало лишь то, что мы были с ней совсем не знакомы, но этот факт перекрывался желанием сменить не только обстановку, но и компанию. Сейчас как никогда в жизни я ощущала сильную потребность в подруге, с которыми разошлась после знакомства с Остином. Было бы странно позвонить кому-нибудь из них спустя столько лет и сказать: «Эй, привет! Не хочешь поболтать?». Конечно, можно было поговорить ни о чём с Томасом, но с ним с каждым разом становилось всё сложнее. Былая лёгкость в наших отношениях испарилась, он словно еле держал себя в руках, находясь рядом со мной. К семи друг привёз меня к дому Лесли, заводя прямо в квартиру и удостоверившись, что я разделась. Хорошо, хоть не решился забрать сапоги, как обещал до этого. — Можешь посидеть с нами, — Лесли улыбнулась ему. — У нас есть ещё одна свободная пара тапочек. — Нет. Я обещал маме зайти, так что оставляю её на тебя, — он потрепал меня по волосам, подхватывая моё пальто. — А это я возьму с собой. Веди себя хорошо, детка. Отсалютовав, Томас быстро ретировался, оставляя наедине с девушкой брата. Что делать и что говорить в этой ситуации, я так и не придумала, зато Лесли оказалась более готовой к приёму гостей. — Проходи, располагайся, — она провела меня в гостиную, соединённую с кухней. — Сейчас принесу чай. Расскажи, как твоя щека? Беспокоит? — А с ней что-то произошло? — я попыталась пошутить. — Нет, что ты! Видимо, я перепутала тебя с кем-то другим. В последнее время столько работы, что иногда думаешь: хмм, я вроде бы только что проводила вскрытие этого мужчины. Начинаешь смотреть бумаги и оказывается, с утра были одни женщины. Мир словно сошёл с ума за последний месяц. — Это точно, — обсуждать почему, смысла не имелось. Тёмная сторона вновь осталась без предводителя, на смену Освальду до сих пор никто не пришёл. Крупные группировки по-тихому вели войну, уничтожая себя, пока всякая шушера вела разгульную жизнь. Полиции вроде как удавалось держать всё под контролем, но морг участка всё равно был завален трупами преступников. Звякнули чашки. Лесли, забравшись на маленький стульчик, искала что-то в навесном шкафу. Я стояла ровно по середине между кухней и залом, пытаясь осмотреть всё и сразу. Её квартира не шла ни в какое сравнение с моей: светлая, просторная, с высокими потолками. Было видно, что мебель стояла на своих местах, её явно никто не покупал впопыхах, чтобы было на чём спать и куда присесть. Посуда в едином стиле, начиная от стоящих на сушилке кастрюль и заканчивая перечницей. Весёленькие салфетки в цветочек, статуэтки на полке над телевизором — три одинаковые грациозные кошки разных размеров. В углу у стены гостиной длинный диван с подушками, сбоку от него два кресла. Рядом большой журнальный стол. С другой стороны — небольшой книжный шкаф с профессиональной литературой, среди которой одиноко выглядывала пара книг с классикой. Не хватало только горшков с цветами на подоконнике. Но больше всего внимание привлекли несколько рамок с фото на полке над барной стойкой, стоящей в дальнем углу комнаты рядом с дверями, явно ведущими в ванную и, возможно, в спальню. На одной фотографии Джеймс с Лесли стояли в обнимку у его рабочего стола, на другой он был один в парадной чёрной форме. Ну вылитый национальный герой, только пока без наград. Само фото явно было сделано недавно, судя по тому, что у братца успело появиться немало морщин. Особенно порадовала моя фотография, которую мама сделала в день моего выпускного с бакалавриата — самая неудачная из всех возможных фото в мире. В тот момент, когда она нажала на кнопку фотоаппарата, я как раз объясняла ей, где и какой нужно взять ракурс. Ей Богу, на злосчастном снимке в газете Освальд выглядел фотомоделью, по сравнению со мной в тот момент. Вот, значит, куда делась ненавистная фотка, хотя мама клятвенно обещала, что выбросила её. — Джим сам выбирал рамку, — Лесли забралась на барный стул по другую сторону стойки, выглядывая снизу. В её слова охотно верилось: в отличие ото всех остальных фото в стилизованных под состаренное дерево широких рамках моя была вставлена в дешёвый чёрный пластик, словно похоронная. Не хватало только чёрной ленты поперёк. — У него всегда был отменный вкус, особенно на упаковку подарков. Отец как-то предложил ему использовать газеты, и он до сих пор следует его совету. — Зато это мило. Я видела как он ночью с фонариком в зубах пытался аккуратно состыковать углы на коробке. Примерялся, подрезал, переклеивал. — Сама заботливость, — я поставила фотографию обратно на полку. Получилось чуть резче, чем требовалось, да и вообще надо было взять себя в руки. — Прости. У нас с ним сложные отношения. — Знаю. Скажу тебе, что он тоже скучает. — Он-то? — я обхватила себя руками. — И я ни капельки по нему не скучаю. Что он есть, что нет — мне всё равно. Лесли вздохнула. — Не поверишь, но Джим говорит точно так же. Злится, отмахивается, а потом, когда никто не видит, стоит как ты сейчас и смотрит на твою фотографию. Начал после того, как она здесь появилась. — С этого и следовало начинать. Он ведь не сказал тебе о моём существовании? — Если Джим так поступил, то поверь, у него были причины. — И он рассказал тебе какие? — Нет, — Лесли отрицательно качнула головой. — Но я знаю, что он никогда ничего не делает просто так, без особой нужды. Сидит по ночам над твоим делом, позабыв обо всём остальном, третирует Харви за каждый его шаг. Если бы ты была не важна Джиму, то он вряд ли взялся за всё это за спиной капитана. Повисло тяжёлое, напряжённое молчание. Лесли всковырнула в душе старую рану, погребённую далеко под кучей обид, специально придуманных убеждений, сдобренных поступками брата. Продолжи мы разговор, и слёз, которых в последнее время стало чересчур много, будет не сдержать. — Лесли, он точно не придёт? — Нет. Джима пригласили на ужин — весь вечер полностью наш. Да, друзья зовут меня Ли, — она вспорхнула со стула обратно к столешнице, наливая в чашки воду из дымящегося носика чайника. Поставила их на поднос, нервно взмахнула руками, ныряя за дверку холодильника, доставая блюдо с фруктами. Попутно захватила плетёную корзиночку, после чего отнесла получившийся сладкий набор на стол в гостиную. — Предупреждаю сразу — я забыла шоколад возле работающей духовки, поэтому он растаял. Пришлось убрать его в холодильник, но не знаю, спасло ли это ситуацию. Курица будет мариноваться около получаса. Что ещё? — Ли подошла к телевизору, вытаскивая из-за него несколько кассет. — «Укрощение строптивого», «Безумно влюблённый» или «Индиана Джонс»? Есть парочка медицинских научных фильмов… Если ничего не нравится, придумаем чего-нибудь другое. На крайний случай дома где-то спрятаны карты. — А есть модные журналы? — Журналы? — было видно, что Ли на мгновение растерялась. — Можно попробовать позвонить Томасу. Как думаешь? Переглянувшись друг с другом, мы беззаботно рассмеялись, а другу, скорее всего, знатно икнулось. Нужно было намекнуть ему, что пора завязывать со стильными шмотками, иначе вместо девушек на него начнут обращать внимание мужчины, раня раздутое самолюбие. — Ты не будешь против просто поговорить? — Что ты, Кэйтлин, конечно, нет. — Друзья зовут меня Кэй, — я улыбнулась, проходя к дивану, на который меня уже давно заманивали похлопываниями по нему. — Можно мне виноград? — Нет! — Ли упёрла руки в бока, широко улыбаясь. — Мы будем смотреть на него, пока он не превратится в изюм. Конечно ешь. В холодильнике целый пакет. Постепенно неловкость в общении стала пропадать. Начав, как и полагается, с погоды, пройдясь по последним просмотренным фильмам и любимым рецептам, мы погрузились в воспоминания об обучении в университете и работу. У нас с Ли на удивление оказалось достаточно много общего. Она успешно прошла курс по психологии и хорошо понимала мою специфику. Я во вскрытиях и операциях, правда, совсем ничего не смыслила, зато с удовольствием слушала истории о времени, когда Ли работала хирургом в городской больнице. Чего только ей не приходилось извлекать из людей во время операций, но от проглоченного игрушечного робота пятидесятилетним мужчиной, абсолютно адекватным, я осталась в полном восторге. Клинический чёрный юмор, впитавшись в кровь, до сих пор иногда давал о себе знать в самые неподходящие моменты, но был понят, отзываясь врачебным. Видел бы нас кто-то со стороны, обязательно бы подумал, что мы две циничные, безэмоциональные тётки, ненавидящие людей. В какой-то момент речь зашла об Аркхеме. Оказалось, Ли работала там врачом какое-то время и именно благодаря этому они познакомились с Джеймсом. Ну, а чего ещё следовало ожидать от полицейского и патологоанатома? Неожиданного столкновения под дождём, где он подхватил её на руки, спасая от падения в лужу? — Скорее, всё было бы наоборот. В обычной жизни Джим не очень грациозен, — Ли выдернула пробку из обещанной когда-то бутылки Мальбека. Пора было идти ставить курицу в духовку. Вечер протекал гладко и спокойно, отметая все остатки сомнений по поводу моего прихода. Может быть, я обманывалась, мне хотелось так думать, но Ли действительно с интересом слушала всё, что я ей говорила, действительно интересовалась, а не отмахивалась, как все остальные. — Кэй, ты ведь тоже вроде работала с Аркхемом? Девочка, что сшила своих родителей, верно? — Да, — я поёжилась, вспоминая ту картину в бывшем доме. — Ужасная история. — Надеюсь, она сможет пойти на поправку. Говорят, в больнице сменился глава. Молодой, но страшно амбициозный. — Гениальный, — Ли вопросительно вскинула брови. — Хьюго Стрейндж мой бывший преподаватель. Мы работали с ним вместе какое-то время, но потом наши пути разошлись. Хотя он предлагал мне вернуться. — В Аркхем? — Да. — А ты? — она с интересом подалась вперёд. — Ещё не дала ответа. Не знаю… Есть большая разница между психически больными людьми и психически больными преступниками. Кто знает, что творится у них в головах? — То есть ты знаешь, о чём думает среднестатистический шизофреник? — Нет, но он же никого не убил. — Кто даст тебе гарантии, что он не сделает это через неделю или через пару часов? — отодвинув бутылку вина от края столика, Ли поднялась на ноги, обходя диван. — Кэй, я ни в коем случае не хочу тебя обидеть или попытаться на чём-то подловить. Я понимаю, о чём ты говоришь и к чему клонишь, но никто не может знать, где именно у человека находится та самая точка невозврата. Пусть я не видела обычных пациентов психбольниц, но знаю каждого, кто лежит в Аркхеме. Это точно такие же люди, как мы с тобой. Большинство из них попали туда потому, что никто не предоставил им помощь вовремя. Конечно, есть и те, кто упивается своими поступками, красочно описывают, что они натворили, но их можно пересчитать по пальцам. В основном эти люди совершенно не понимают, что совершили зло, либо глубоко страдают из-за этого, не имея возможности совладать с собой. Ты же даёшь возможность на выздоровление той девочке, почему не попробовать поверить в других? — Хочешь сказать, что пока ты работала в Аркхеме, всё было тихо? Никто не пытался напасть на тебя, убить, расчленить и съесть? — Ну… — я выглядывала из-за спинки дивана, наблюдая за тем, как Ли выкладывает курицу на противень, обильно поливая соусом. — Один раз нас с Джимом чуть не растоптали сбежавшие из камер пациенты, но это скорее единичный случай. В основном за полтора года работы мне приходилось лечить разбитые лбы и переломанные носы. Не поверишь, но в участке, набитом полицейскими, находиться гораздо опаснее. Иногда чувствуешь себя словно на пороховой бочке и единственный выход — бежать оттуда, куда глаза глядят. — И почему же ты там работаешь? — Если вдуматься, пострадать можно везде. Никто не гарантирует, что в один прекрасный момент у кого-то не сорвёт крышу. Но одно дело знать и быть готовым, другое — быть застанным врасплох. Да и разве не должно быть интересно то, что ты делаешь? Ли подмигнула мне, начиная рассказывать о своей первой работе, точнее подработке, на которую она устроилась ещё учась в школе. Смотритель в прачечной — проще и быть не может. Сидеть на месте пять часов несколько раз в неделю, собирать с приходящих оплату и выдавать талончики на стирку. Пять пусть и оплаченных, но потраченных впустую часов, потому что кроме работы ты больше ничего не можешь, даже если нет посетителей. Всё равно тупо продолжаешь сидеть и смотреть в потолок, ведь для того, чтобы забрать деньги и оторвать бумажку от ленты не нужны никакие особые таланты. Я попыталась поспорить, напирая на то, что не все хотят участвовать в погонях и защищать грудью кассу, мысленно напоминая себе, что я как раз из той самой категории людей. Сделай я это раньше, то, может, и не сидела бы сейчас здесь полностью разбитая, прячась от окружающего мира. Не познакомилась бы с Освальдом, не вернулась в Готэм, предпочтя тихий, стабильный мир неизвестности. Что на самом деле было лучше? Ни то, ни другое. Но если пришлось бы выбирать, то в Вашингтоне я не осталась бы ни при каком раскладе. — Проходи, Брюс, — неожиданно раздался голос из прихожей. — Ванная здесь. Мы с Ли переглянулись. На мой немой вопрос о том, что происходит, она пожала плечами, быстро вытирая руки и выходя в центр гостиной. Раскинула руки в стороны, встречая тёплыми объятьями подоспевшего Джеймса. Он оставил на её губах короткий нежный поцелуй, притягивая к себе за талию и не замечая ничего вокруг. Я вдруг ощутила себя маленькой девочкой, которая случайно застала старшего брата за чем-то очень интимным, ещё не совсем понятным и даже постыдным. Спрятаться где-нибудь, чтобы больше ничего не видеть, возможности не было, поэтому я не нашла ничего более умного, чем привлечь к себе внимание. Да и в квартире кроме нас был ещё кто-то. Кашлянув несколько раз довольно громко, я приготовилась к расстрелу. Джеймс, оторвавшись от Ли, посмотрел на меня, теряя всю свою романтичность, окинул взглядом комнату, задерживаясь на бутылке вина. — О, — он вложил в одну букву столько порицания, что хватило бы на все совершённые мною проступки и осталось ещё на парочку будущих. — Не знал, что у нас будут гости. — Решила пригласить Кэйтлин, раз уж ты не спешишь этого делать. Выпытать все твои страшные тайны. Мне всегда было страшно интересно, до скольки лет ты носил колготки. — Закончил гораздо раньше, чем она родилась, — Джеймс натянуто улыбнулся. — А пить в её возрасте ещё не пробовал. — Упс, — Ли весело прикрыла рот ладонью. — Кэйтлин, прячь бутылку. Сделаем вид, что никто ничего не видел. Но, знаешь, дорогой, мы тебя так рано не ждали. — Я заметил, — похоже, назревал грандиозный скандал. — На Брюса пролили стакан кофе. Мы были рядом с домом, вот и заскочили. — Замечательно. Тогда, может, останетесь? Закинуть спагетти, и ужин будет готов через двадцать минут. Я, конечно, не Альфред, но тоже кое-что умею. — Не думаю, что это… — начал цедить сквозь зубы брат, звуча всё тише и затихая совсем, когда в комнату на всех парах ворвался парнишка лет четырнадцати, останавливаясь чуть позади, тоже растерянно осматриваясь. Похоже, собравшийся народ был для него столь же неожиданным, как и для меня их появление. — Спасибо, детектив, — парень теребил в руках вязаный жилет, на белоснежной рубашке красовалось мокрое, чуть посеревшее пятно. — Добрый вечер, Ли. — Здравствуй, Брюс. Рада тебя видеть, — Ли протянула ему руку для рукопожатия. — Мы тут говорили о том, чтобы вы остались на ужин. Что скажешь? — Ну… — парень всё больше косился в мою сторону, явно не зная, как отказаться от предложения. — Брюс, познакомься, — подал голос Джеймс. — Моя сестра — Кэйтлин. — Рад встрече! Детектив Гордон очень много рассказывал о вас, — паренёк явно приободрился, на заднем фоне Ли недовольно нахмурилась. Меня подобное известие тоже слегка шокировало — оставалось непонятным, действительно ли брат рассказывал какому-то мальчишке о моём существовании или он просто пытался быть вежливым. Скорее, первое, потому что он шагнул мне навстречу, протягивая руку. — Брюс Уэйн. Сердце в груди совершило кульбит похлеще того, которые делал Зсасз. Пришлось пожать ему руку, чтобы не создавать лишних вопросов, проклиная себя за очередной необдуманный поступок. Значит, Кэйтлин, Джеймс совсем не знаком с тем богатым юным миллионером, а просто расследует убийство его родителей, на которое ты подрядилась помочь из доброты душевной? Чтобы уесть Освальда — зачеркнуть и выкинуть из головы. — Приятно познакомиться. — Брюс, не хочешь переодеться? — Ли с лёгкостью разрядила ещё не наступившую тишину. — Думаю, у Джима найдётся что-нибудь по размеру. Чего сидеть весь вечер в промокшей рубашке? — Если это удобно. — Конечно. Не обещаю, что мы сделаем всё быстро, так что, дорогой, прояви гостеприимство, хорошо? — Ли поцеловала Джеймса в щёку и успела что-то шепнуть. — Да и в любом случае всегда можно закатать рукава. Стоило двери в спальню за Ли с Брюсом закрыться, как я соскочила с дивана, пытаясь быстро прошмыгнуть в прихожую. Оставаться здесь дальше не было смысла — вечер будет испорчен для всех, что подтверждала исходящая от брата враждебная аура. Но фраза про возникшие неотложные дела не помогла, просьбы отпустить меня тоже. Он крепко вцепился в запястье, стиснув зубы так, что вот-вот мог послышаться их хруст. — Не думай легко отделаться, — приговор обжалованию не подлежал. — Нехорошо уходить по-английски. Лучше сделай салат. К только-только сошедшим после наручников синякам готовились прибавиться новые, побольше и поярче, поэтому пришлось согласиться на все условия в надежде на быстрое завершение ужина. Ли, правда, не одобрила вторую хозяйку на кухне, но ей пришлось быстро смириться. Всё равно возвращаться в гостиную, где теперь на диване мирно болтали Джеймс с Брюсом, я совершенно не жаждала. Они обсуждали такую несусветную чушь, что хотелось провалиться сквозь землю. Когда только братец успел заделаться в няньки, пусть парень давно вышел из возраста, когда его было необходимо кормить с ложечки и следить, чтобы ненароком не свернул себе шею? Да Джеймс вообще не особо спешил заводить детей. Даже мама успела перестать выедать ему мозг чайной ложечкой с этой темой, хотя раньше любила считать сколько лет ему было, когда они с отцом находились в его нынешнем возрасте. Теперь же он сидел и открыто улыбался непонятно кому, выслушивая школьные истории. Словно отец с сыном. Нет — старший брат с младшим. Нож соскользнул с мокрого перца, попадая прямо по пальцу. Несколько секунд я смотрела на то, как белоснежная доска становилась алой, текущая кровь разбавлялась водой. — Ауч! — я вскинула руку повыше, чтобы уж точно все видели моё боевое ранение, больше огорчаясь не самому порезу, а тому, что оно случилось. Последний раз подобное происходило во времена обучения готовке — лет десять дому назад, если не больше. — Кэй, — Ли потребовались пара секунд, чтобы оторваться от духовки и начать изучать порез. — Через пару дней заживёт. Сейчас обработаем. — Но перец… — Ничего, есть ещё. Джим! — Чего у вас? — брат без особого энтузиазма выглянул из-за спинки дивана. — Принеси, пожалуйста, аптечку. Кэйтлин порезалась. — Обмотай полотенцем. Через пятнадцать минут пройдёт. — Серьёзно? — Ли попыталась воззвать к его совести или ещё чему-то, но брат, стоило ему ответить, забыл о нашем существовании. — Не надо, — прошептала я, беря со стола пару салфеток. — У него более важные дела. Весёлые шуточки и милования не прекратились, когда мы переместились за стол. Джеймс уселся рядом с Брюсом Уэйном, меня посадили напротив, а Ли вытеснили во главу стола. Она не подавала виду, что чем-то недовольна, но уж больно сосредоточенным стал её взгляд. Пару раз она даже переспрашивала задаваемые ей вопросы, хотя всё сводилось к тому, что Брюсу или самому Джеймсу нужно было доложить салат или подать багет, лежащий у них под носом. На мне вообще поставили крест, как на полной бездарности, не знающей, какой стороной нужно держать нож. Меня так и подмывало сказать в ответ, что блинчики, приготовленные вот этими руками, сам Пингвин уплетал за обе щёки, потом прося добавки, но я решила не рисковать. Вообще говорить особо не давали. Лишь Брюс, опомнившись, что за столом с Джеймсом они не одни, обратил внимание на меня, начиная интересоваться кто я и откуда. Отвечал на его вопросы, правда, брат, оставляя меня сидеть с открытым ртом. Пришлось сделать вид, будто я просто задумалась над тем, что съесть дальше, хватаясь за кусок ненавистного сыра. Хотя жевать его было всё равно приятнее, чем смотреть на почти вселенскую любовь между двумя абсолютно разными людьми, непонятно как сошедшимися друг с другом. От игры в неожиданно откуда взявшуюся настольную игру нас спас звонок некого Альфреда. Доходил десятый час — Брюсу пора было ложиться спать. Надо же, всё как у меня когда-то с разницей лишь в том, что за Кэйтлин Гордон не приезжал Ролс Ройс, а Джеймс не отправлялся сажать меня в него, ну, или забирать. — Извини за сорванный девичник, — пока никто не видел, Ли достала спрятанную братом бутылку вина. — Джим не должен был прийти. — Ничего. Всё равно он не обращал на меня никакого внимания. Это лучше, чем слушать его нравоучения и упрёки. — Они с Брюсом подружились. Джим помогает его опекуну в воспитании мальчика. Тяжело остаться сиротой в двенадцать лет. — Да, — о том, что я потеряла отца гораздо раньше, я говорить не стала, решив не ввязываться в бессмысленный разговор. Каждая потеря — большое горе, только увеличивающееся от количества ушедших близких людей. Хотя умри сейчас Джеймс — через пару дней, максимум неделю, я бы вернулась в строй, вспоминая о том, что нужно скорбеть, только во время, когда кто-то начинал бы выражать свои соболезнования. Брат, видимо, почувствовав это, присел на край кухонного стола, отбирая бокал, из которого я успела сделать всего один глоток. — Не доросла ещё. — Джим. — Ли! Они враждебно уставились друг на друга и всё из-за меня. — Ладно, — решив не допускать ненужных ссор, я поднялась со стула. — Спасибо за вкусный ужин, но мне тоже пора. Надеюсь, ещё увидимся. — И куда это ты собралась? — Джим теперь смотрел на меня сверху-вниз. — На дискотеку? В бар? К любовнику? — Домой. Если ты помнишь, в одиннадцать начинается предложенный тобой комендантский час. — Странно. Я думал, ты не знаешь таких слов. Как и то, что должна сообщать в участок о каждом своём передвижении. — Джим, прекрати. Кэйтлин не заключённая. — Скоро будет, если продолжит разгуливать по гостям. Её счастье, что Пингвина до сих пор не взяли. Он бы не стал молчать и сдал всех ради уменьшения срока. Молись, чтобы его никто никогда не нашёл. Даже костей. — Не смей так говорить об Освальде! — злость, подобная буре, всколыхнулась внутри. Меня бросило в жар, я еле успела сдержаться и не ударить Джеймса. — Освальда? — удивлённо поинтересовался он, переходя к допросному тону. — С каких пор он стал для тебя Освальдом? — С тех самых, когда… — я пыталась подобрать слова, чтобы задеть побольнее, но в голове крутилась только правда. — И когда же? — Когда стал мне ближе, чем ты! — Что? Схватив за плечи, брат впечатал меня в угол стола, чуть не укладывая на него. От сотрясения поверхности бокал с вином, поставленный на самый край, полетел на пол, разбиваясь. Звон наполнил воздух, отдаваясь во всём теле. — Да я… — Кто ты? Что? — закричала я, хватаясь в ответ за галстук Джеймса. — Кто дал тебе право сейчас качать права? Ты не разговаривал со мной четыре года из-за того, что я обручилась с копом! Кричал о какой-то мнимой опасности, начал искать в Остине плохое, хотя до этого он тебя полностью устраивал. — Раньше я не думал, что у вас всё зайдёт настолько далеко. Кэйли, полицейский не тот, кто тебе нужен. Я до сих пор не изменил своего мнения. — Сказал… — выпустив галстук из рук, я подалась вперёд, начиная лазить по карманам брюк брата. Вытащила значок, суя ему его под нос и швыряя куда-то в сторону. — Сказал угадайте кто? По-ли-цей-ский! Почему же ты сам со своим мнением с кем-то встречаешься? — Да потому, что я могу за себя постоять. — А Остин, по-твоему, не мог? Получается, он был хуже тебя? Слабее? Глупее? Или что? Почему именно ты в отличие от него должен жить? Знаешь, Джим, иди к чёрту! Продолжай стоять, но только подальше от меня. Дёрнув плечом, я попыталась вырваться. Ударила боком брата, заставляя его отпустить, и, схватив со стола бутылку, демонстративно глотнула из неё, только после чего зашагала в коридор. Собираться было недолго — пальто забрал Томас, сапоги я решила обуть в подъезде, подхватывая их вместе с рюкзаком. Оставалось открыть дверь, сначала сообразив, как это сделать. — Я отвезу тебя домой, — Джеймс выполз ко мне со своим каменно-непроницаемым лицом, будто сейчас не произошло никакой ссоры, а он не возвысил себя в разряд бессмертных богов. — Меня довезут. Зсасз или Бутч. Освальд позаботился, чтобы я ни в чём не нуждалась, пока он будет отсутствовать. — Что ты сказала? — Что слышал! Началась очередная возня, борьба за рюкзак. Я попыталась заехать Джеймсу сапогом, но промахнулась, роняя оба, цепляясь пострадавшим пальцем за молнию. — Я позвонила Тому. Он сейчас поднимется, — Ли остановилась рядом с нами, держа в руках небольшую коробку. — Совсем забыла про торт. Забирай себе, кое-кто его сегодня не заслужил.