Back in Black

      Я резко села, пытаясь понять, сплю ли ещё и где нахожусь, пока перед глазами стояла тёмная пелена. Под пальцы подвернулось одеяло, давая ненадолго выдохнуть, и я тут же стала исследовать пространство вокруг. Пусто. Ни с левой, ни с правой стороны никого не оказалось. Попыталась прислушаться — ничего, кроме звенящей тишины. В незашторенное окно пробирался закат. Следующего дня?              Тяжело вздохнув, я рухнула обратно на подушку, закрывая лицо руками, пытаясь заглушить хлынувший поток воспоминаний о прошлой ночи. Обо мне и… Боже.              Всё бы можно было списать на алкоголь, но вряд ли от пары глотков коктейля вообще возможно захмелеть. Свалить произошедшее на плохой день тоже казалось глупой идеей. В последнее время они шли один краше другого. Помутнение рассудка? Слишком слабое определение тому, что я…              Даже признаться самой себе в содеянном оказалось слишком тяжело, хотя ощущения были ещё слишком свежи. Звуки, запахи. И окажись Зсасз сейчас рядом, не факт, что я бы смогла сдержаться и вновь не наброситься на него. Может, Томас действительно оказался прав? Стоило позволить себе хоть немного расслабляться и уходить в отрыв? Никто ведь не говорил об отношениях. Завести себе постоянного партнёра, с которым можно было бы встречаться и… Нет. Это даже в мыслях звучало глупо, нелепо, стыдно, но всё равно гораздо лучше и невиннее, чем то, что я переспала с Виктором Зсасзом. Ночью. В машине. В лесу. Да я даже с Остином не позволяла себе особых вольностей, стараясь сводить все милования на улице к минимуму, а тут кто угодно едущий с дня рождения Марго мог остановиться, решив поинтересоваться, не нужна ли помощь, и… Кажется, света от фар всё-таки не было. Или?              Схватив подушку, я положила её на лицо, стараясь спрятаться. Больше не было смысла заботиться о собственной репутации, она и так оказалась окончательно подмочена, пусть об этом знал только один человек. Вряд ли Зсасз стал распространяться о случившемся, но сам факт того, что под руку подвернулся он — убивал. Совершенно не тот типаж, не тот характер, профессия, если, конечно, убийства можно было так охарактеризовать. Только ничего из этого, как назло, не всплыло в голове, когда мы, кажется, случайно сломали спинку переднего сидения, пытаясь развернуться в узком пространстве. Нужно было срочно отвезти машину на мойку и заказать самую ядрёную чистку, а лучше продать её и купить новую. Заодно отмыться самой, попытаться стереть с себя въевшийся в кожу запах хвои. Стараться не смотреть в зеркало, но это стало понятно слишком поздно. На шее красовался засос, на бёдрах проявлялись синяки, позвоночник словно налился свинцом, под ногтями остались засохшие капли крови. Не моей. Виктор тоже явно встал сегодня красавчиком с полностью расцарапанной спиной и глубоким следом от зубов на плече.              Долгий душ и пара таблеток аспирина не помогли прийти в себя. Сил всё равно не было, меня мотало из стороны в сторону и тянуло лечь. Единственное, что я смогла осилить — собрать с пола разбросанные вещи и отправить в мусорное ведро платье. Его, конечно, можно было реанимировать, но оно и так повидало слишком много на своём веку совершенно не совместимых между собой мероприятий. Хотя вместе с матерью Освальда в нём этой ночью я похоронила какую-то часть себя, правда, пока не могла понять какую.              

***

             О том, что Томас так и не вернулся домой, я вспомнила только на следующий день. Озарение прошибло меня совершенно неожиданно, заодно не к месту, поэтому пришлось выдохнуть и понадеяться на гостеприимство Марго. Саманта Смит сидела по другую сторону стола от меня, вытянув ноги на кровати и упираясь локтями в столешницу. Из маленького кассетного магнитофона звучали «Грёзы любви» Ференца Листа, с произведения которого я решила начать опробовать накиданный ночью небольшой конспект и заодно попробовать воодушевить пациентку на что-нибудь новое, попробовать двинуть Саманту вперёд. Медикаментозное лечение дало положительные результаты, захватывающие тела людей тёмные сущности почти перестали мерещиться ей повсюду, но в то, что они не вселялись в её родителей, девушка верить отказывалась, продолжая попарно складывать предметы. Вот и сейчас она с особым энтузиазмом, смастерив из бумаги и скотча, незаконно выпрошенного у меня, что-то наподобие двух человечков, полностью замазала им лица ручкой и стала прорисовывать одежду. Возвращавшееся внимание к деталям говорило об адаптации, интересу к жизни, ведь когда Саманту только доставили в Аркхем из участка, санитарам приходилось чуть ли не насильно затаскивать её в душ или умывать после обеда. Теперь же она с радостью по утрам крутилась перед зеркалом, пытаясь придумать новый способ укладки волос с помощью двух крошечных резиночек, которыми точно нельзя было ничего сделать ни себе, ни кому бы то ни было. Разве что попытаться их проглотить, подавиться и погибнуть от удушья, но подобную версию я решила никому не озвучивать, чтобы не перейти в разряд «странных врачей», давно работающих в клинике и понабравшихся от пациентов.              — Какая сегодня погода на улице? — Саманта перестала рисовать, врываясь в звучание только начавшегося Шопена, оставляя явно мужчину в одной рубашке.              — Думаю, шерстяные брюки и тёплая куртка не помешают.              — Значит, гулять сегодня опять не пойдём? — надув губы, Саманта стала рисовать на белоснежных ногах клеточки, закрашивая их в шахматном порядке.              — Скорее всего нет. Сама знаешь, доктор Стрейндж распорядился прекратить выходы на улицу, пока не потеплеет. Джулия до сих пор лежит в изоляторе с лихорадкой. И как только она умудрилась подхватить воспаление лёгких?              — Потому что дура. Почему из-за того, что она хотела трахнуться с Бобби, мы должны безвылазно сидеть в четырёх стенах?              В горле вдруг запершило, и я закашлялась, попутно пытаясь сглотнуть неприятное ощущение. Помассировала то место, в итоге накрывая пальцами высокий воротник бежевой водолазки, под которой красовался синяк.              — Прости, что?              — Джулия с Бобби типа мутят. Они скрываются, но их видел Робин, который по секрету проболтался рыжей, она сказала Стиву, а он уже растрепал всем в театральном кружке, — Саманта пожала плечами, устремляя на меня задорный взгляд. — Я пообещала, что больше никому не расскажу. Ты ведь не выдашь меня?              — Саманта, ты знаешь, что отношения между пациентами строго настрого запрещены, как раз из-за таких случаев.              — Да ладно тебе. Бобби уже десять раз о ней забыл и переключился на Софи. Джулию предупреждали, а она не поверила. Представляешь, она мечтала сбежать с ним отсюда и расписаться. Ограбить магазин со свадебными платьями, угнать лимузин и навернуть пару кругов вокруг, доказать всем неверующим силу их истиной любви. Ну не бред же?              — Да, возвращаться обратно в Аркхем не очень хорошая идея.              — Не, бежать под венец с первым встречным. Сначала надо узнать друг друга, повстречаться, а не бросаться на того, кто отдал тебе за обедом свой пудинг, — Саманта взяла бумажного человечка, получившего ещё и ботинки, вытянула руку, разглядывая результат и, кивнув, отложила его в сторону, облокачивая о магнитофон. Настала очередь второй безликой фигуры. — Вдруг он в жизни тоже носит такие же противные брюки.              — Тебе не нравится клетка?              Рука Саманты дрогнула, прямая линия низа платья превратилась в ломаную. Отрицательно мотнув головой, она как ни в чём не бывало нарисовала ещё одну, будто так и было задумано, превращая подол в дизайнерский эксперимент.              — Она похожа на соты. Домик белый, домик чёрный. В чёрных жили тёмные сущности, а в белых…              — Держали фей, которые в заточении сходили с ума и переходили на их сторону. Я помню.              — Точно! — Саманта ударила основанием ручки о столешницу, смотря на меня, будто я была её понимающей сокамерницей с одинаковым диагнозом. С самого начала она вообще никак не желала принимать меня в качестве медицинского персонала, обращаясь только по имени, все рабочие моменты срывались из-за нежелания чего-либо делать. Как говорил профессор Стрейндж — я являлась якорем, держащем Саманту где-то между реальной и вымышленной жизнью. Поэтому ничего не оставалось, как просто приходить в её палату каждый день без каких-либо особых намерений, выслушивать истории и надеяться на лучшее, балансируя на грани недорабоче-приятельских отношений.              — Может, хочешь почитать что-нибудь ещё? Могу договориться с доктором Стрейнджем. Он не против, если пациенты начинают интересоваться чем-то.              — Нет. Мифы Древней Греции я выучила наизусть. Ты придёшь на завтрашнее представление? Я буду играть Немейского льва, — скрючив пальцы, Саманта обнажила белоснежные зубы и зарычала. — Похоже?              — Главное не перестарайся.              — На то и расчёт. Тебе не доставляет удовольствие, когда все вокруг начинают беситься? Это же весело. Прямо как в школе. А ты сегодня как наша скучная древняя училка по химии. Тошняк.              — Даже спорить не буду.              Музыка играть давно перестала. Щелкнув на кнопку, я вытащила из магнитофона кассету и убрала её в футляр. Скорее всего, придётся сообщить профессору, что эксперимент с классикой вряд ли удастся в стенах Аркхема и, чтобы добиться хоть какой-то реакции, придётся на всё здание врубать хеви-метал.              — У тебя что-то случилось?              — Нет, — я пристально посмотрела на Саманту, казалось, интересующуюся гораздо искренне, чем кто бы то ни был. — С чего ты взяла?              — Ни о чём не допытываешь, не пытаешься поучать. Включила какую-то заунывную фигню.              — Вообще-то это мировая классика, признанная веками.              — Да какая разница подо что засыпать? Я сама могу сыграть тебе миллион подобных мелодий. Всё равно не слушаешь меня.              — Я вся во внимании.              — Ну-ну, — Саманта притянула колени к груди и отползла к стене, облокачиваясь на неё. Второй человечек остался не завершён и выглядел живым только наполовину, прямо как я сейчас. — Ты не ответила на несколько моих вопросов, пока смотрела в окно.              — Да? Каких?              — Уже не важно. Так что стряслось? У меня большой жизненный опыт.              — Не сомневаюсь, но у меня всё хорошо, — не рассказывать же было восемнадцатилетней девчонке о произошедшем с Виктором и о том, что я теперь совершенно не представляла, как быть и вести себя. Даже не с ним, а с самой собой. Хотя, судя по толпам разновозрастных поклонников, которые по началу пытались наведаться к Саманте на свидание в Аркхем, опыта в любовных делах у неё было немало. — Спасибо за заботу. Кстати, нам не пора на обед? Не хочу оставлять тебя без десерта. Сегодня должен быть пирог.              Девушка сморщилась, высовывая язык и демонстративно поднося два пальца ко рту.              — Он отвратительный.              — Не знаю, не пробовала, — на моей памяти на местную еду жаловалась лишь одна Саманта, хотя большинство пациентов в жизни едали и похуже. Да и для врачей обеды заказывали в какой-то кафешке в городе, когда на всех остальных готовила довольно внушительных габаритов женщина, которая с половником в руке выглядела страшнее любого маньяка. — На обед всё равно придётся идти, иначе мне попадёт от доктора Стрейнджа.              — Ладно, — дотянувшись до края кровати, Саманта взяла ярко-красные носки с оленями и стала нарочито медленно их натягивать. Вместе с полосатой чёрно-белой робой выглядело это весьма забавно. — Могла сразу сказать, что я тебя сегодня достала. Не маленькая, чтобы обижаться на подобные вещи.              Я было раскрыла рот, чтобы возразить, но Саманта опередила меня, вскакивая. Вложила в руки фигурку мужчины в клетчатых брюках с замазанным лицом и упёрла руки в бока.              — Если я помру от голода, то очкарик точно будет недоволен. Где там твой пирог?              Пока мы преодолевали длинный коридор, заскочив по пути ещё за несколькими пациентками, находящимися в своих камерах, Саманта успела разработать план по улучшению местной кухни, который тут же пришлось отложить на неопределённый срок. Попадание в лазарет с отравлением срывало завтрашнее выступление театрального кружка, а слишком быстрое выздоровление могло навести на обман. Шедший рядом санитар косился на неё, явно в ожидании тишины, но такова уж была Саманта Смит. Говорить она могла долго и на любые темы, хотя это было всё же лучше, чем слушать лишённую какого-либо смысла речь шизофреников, растекающихся по теме в пространных суждениях.              Когда до столовой оставалось два поворота с перекрёстком и длинным коридором, на нас волной накатили доносящиеся оттуда крики и визги. Слишком радостные голоса повторяли одну фразу, сливающуюся в шум, не давая её разобрать. Санитар тут же выхватил из заднего кармана рацию, получая оттуда очередной поток шума, и попросил поторопиться, подталкивая одну из обхвативших себя руками пациенток. Саманта рванула вперёд, а я поплелась позади, ощущая накатывающую тревогу. Пусть там явно никто не пытался никого придушить, но иногда возникающий неожиданно «праздник» мог иметь гораздо худшие последствия, чем быстро забываемая травля. Именно так пациенты получали свои не совсем приятные клички, вымышленные истории о жизни и несовершённые преступления, за которые их начинали сторониться.              Минуя перекрёсток, мне стало только хуже. Из шума начали вырисовываться отдельные звуки, а стоило попасть в разделяющий нас со столовой коридор, сложившаяся фраза заставила схватиться за стену. В Аркхеме это было слишком подозрительно, ведь Наполеоны и другие всевозможные известные личности лежали в обычной городской психушке. Так почему же толпа наперебой выкрикивала: «Я король Готэма»?              Сердце дрогнуло и сжалось, разум отказывался принимать возможную перспективу. Освальд. Нет, этого точно не может быть. В клинику привозили только по решению суда, переводили из других психиатричек или обычных тюрем, если необходимость того устанавливала комиссия. Но СМИ молчали, Джеймс тоже. Даже Харви, с которым я изредка созванивалась узнать новости в особо скучные ночные дежурства. Уж он-то, особо недолюбливающий Освальда, точно бы с особой гордостью заявил о его поимке.               «Я король Готэма!», «Нет, я король Готэма» — продолжали скандировать наперебой женщины и мужчины, чуть ли не бегая по потолку. Пациенты были везде: прыгали на столах, на лавках, по проходам, швырялись друг в друга едой и укрывались от летящих снарядов подносами. Внутри столовой мелькала белая форма, персонал пытался стащить на пол особо активных, но один из санитаров со звоном получил подносом по голове, а Проворный Джо перескочил на другой стол, скрываясь за спинами других психов.              Бросившись к отделяющей коридор сетке, я вцепилась в режущую пальцы проволоку, пытаясь рассмотреть каждого внутри, но на глаза постоянно попадали одни и те же лица. Может, и не было среди них на самом деле никакого настоящего короля?              — Эй, — я схватила за локоть пытающегося прошмыгнуть внутрь очередного санитара. — Что происходит? Кто начал? Мой?              — Нет. Пингвин, чёрт бы его побрал. Только привезли и уже… — санитар запнулся, поднимая на меня глаза, в которых вдруг отразился испуг. Никто никого не убил, не оглушил и даже не ударил. Такую реакцию вызывала я. — Мисс Гордон, вы как? Уже тут, да? — залепетал он, делая шаг в сторону сетки, преграждая собой путь к входу в столовую. — Ничего страшного, всё под контролем. Сейчас разгоним, вечером устроим лечебное голодание. Не беспокойтесь.              — Пингвин, — я крепче сжала пальцы. — Когда его доставили?              Санитар удивлённо моргнул.              — Какой Пингвин?              — Тот, который устроил всё это.              — Вы, наверное, не так поняли. Я не говорил ни про какого Пингвина, — совсем рядом с нами раздался истерический вопль, и одна из пациенток бросилась на сетку, начиная дико хохотать. Мы не дрогнули, продолжая смотреть друг на друга, отбивая у женщины всё желание выделываться в этом месте, и она побежала дальше. — Вчера доставили очередного дебила из Блэкгейт. Пытается скосить срок.              — И как его зовут?              — Да вроде Мартин. Вообще, — санитар накрыл ладонью мою руку, заставляя отпустить его. — Мисс Гордон, можете пойти пообедать в более приятной обстановке. Вы явно не будете нужны в ближайшие пару часов. Идите.              — Ладно. Удачи.              Кивнув, я последовала совету, скрываясь за поворотом. Мне на самом деле было здесь нечего делать. Разбушевавшихся пациентов было необходимо развести по камерам и оставить до того момента, пока у них не иссякнут силы или желание продолжать цирк, и уже только после этого пытаться разговаривать с кем-то, но обычно зачинщики веселья не находились, так что и спрашивать было не с кого. Но чувство того, что меня пытаются где-то облапошить не исчезало. Я слишком отчётливо слышала, как санитар произнёс: «Пингвин». Нет, конечно, мне правда могло послышаться среди ора и криков всё, что угодно, только проверить это никто не мешал. Так что я выглянула обратно, наблюдая за тем, как возня внутри столовой становилась всё тише. Особо не желавших расходиться скручивали и выводили под конвоем, остальные покорно ждали своей очереди. Минут через сорок, когда в полупустую и слегка очищенную от прилипшей к полу и стенам еды начали заводить новую партию пациентов, я всё-таки оторвалась от стены. Дыра внутри расползлась ещё больше, засасывая внутрь себя имевшиеся ошмётки эмоций. Осталась лишь всеобъемлющая, гнетущая пустота.              Дура. Ну какая же я дура! Пингвин, дебил — дурацкая игра слов и ничего более. Сколько вообще можно продолжать себя накручивать? Ждать непонятно чего, беспокоиться. Но ведь Освальд остался совсем один, без средств к существованию и друзей, скорее всего, тоже. Не знаю, что бы я делала, приди он внезапно ко мне домой, только вот Аркхем — это совершенно другое. И как бы не старался санитар убедить меня, что какой-то преступник из Блэкгейт решил закосить под дурачка, я-то прекрасно за время работы успела убедиться в том, что после определённого времени проживания здесь они начинали становиться ими. Поэтому нужно было действовать до конца.              Дойдя до эвакуационной лестницы, которой обычно пользовались врачи для более быстрого передвижения между этажами, минуя длинные лабиринты, я спустилась на первый, направляясь к выходу. Выдохнула, пытаясь принять как можно более грозный вид, и подошла к посту, где в импровизированной будке сидел охранник, откинувшись на стул, явно задремав. Постучала в стекло, заставляя его вздрогнуть и начать озираться по сторонам в поисках помехи.              — Мисс Гордон! — с облегчением воскликнул мужчина, наконец фокусируясь на мне. — Решили устроить перекур? Сейчас открою.              — Спасибо, не стоит. Мне нужен скан журнала пациентов.              Охранник нахмурился.              — Запросов не поступало. У вас есть письменное подтверждение?              Ну вот, опять дискриминация почти по половому признаку. К большей части документации как обычно допускались лишь врачи, хотя весь остальной персонал так же работал на благо пациентов, тем более я.              — Нет.              — Тогда не могу ничего поделать. Сами знаете — правила. Кому понадобилась выписка? Звякну, уточню, — он снял телефонную трубку, поднося к уху, а другой рукой накрыл кнопки на базе.              — Профессору Стрейнджу. Только, пожалуйста, выясняйтесь быстрее. Возникла какая-то путаница в бумагах, у прибывших сбились номера. Он очень недоволен, — охранник нервно сглотнул, таращась на меня и отодвигая трубку. — Нужно определить неучтённого пациента. Это срочно!              — За какое время нужны записи?              — Последние две недели.              — Ладно, — сквозь зубы процедил охранник. — Пять минут.              Кивнув, я отошла к стене, нервно сцепив пальцы. В будке зашевелились, доставая из сейфа необходимую мне информацию и начиная её сканировать. Всё-таки имя профессора действовало на всех безотказно, особенно в случаях, когда вдруг что-то начинало идти не по плану. Тем более всё ещё среди персонала был свеж случай, произошедший ещё до меня. Подельники одного из привезённых психов договорились с охранником и медсестрой, пациента «случайно» забыли записать во все возможные места, а затем до обеда его уже вывезли из Аркхема вместе с мусором после завтрака. Естественно, ни охранник, ни медсестра больше здесь не работали, а новеньких начали привозить уже после отбоя, запирая в камерах.              — Держи, — наконец мужчина высунулся из будки. — Только учти, у нас всё строго. Ищите косяки у себя.              — Благодарю.              Взяв жалкие несколько листочков, я еле сдержалась, чтобы не начать сразу же их изучать. Пальцы жгло, дыхание сбилось, а несколько шагов до входа обратно на лестницу показались вечностью. Плюс ко всему казалось, что вот сейчас я всё-таки услышу, как охранник начнёт интересоваться у профессора, действительно ли ему нужна злосчастная выписка, хотя какая уже была разница? Всё равно Стрейндж узнает об этом вечером, когда соберётся домой, или ещё раньше, если ему зачем-то придётся выйти. Скорее всего, придётся покаяться, либо в очередной раз соврать. Конечно, если там не будет Освальда.              Преодолев пару ступеней, я взлетела на площадку между этажами и кое-как заставила себя оторвать бумаги от груди. Было страшно. Жутко. Но другого выхода всё равно не оставалось. Восемь-десять имён на страницу в зависимости от почерка принимающего врача. Всего два жалких листа. Вот, значит, почему охранник так встрепенулся, тем более на втором листе оказалось всего три фамилии и последняя из них никак не укладывалась в голове.              «Освальд Честерфилд Кобблпот. 19:15. Готэмский суд».              Суд. Да быть такого не может. Чтобы отправить человека в Аркхем по приговору, слушания должны были длиться, как минимум, пару месяцев. Ладно, иногда хватало и одного, если человек слишком насолил властям и полиции. Тогда сколько же прошло времени с поимки Освальда и почему ни одна даже самая жёлтая газетёнка не раскопала эту сенсацию? А самое главное — почему молчал Джеймс?              Я вновь посмотрела на листок, окончательно теряя ощущение реальности.              «Освальд Честерфилд Кобблпот. 19:15. Готэмский суд.       Дежурный врач — Хиггинс Р. Лечащий врач — Стрейндж Х.»              Нет, нет, нет! Как так? Профессор ведь прекрасно знал о моей некогда работе с Освальдом и лично интересовался, смогла ли я добиться каких-либо ощутимых результатов. Почему же сейчас он умолчал о его привозе? И ещё эта встревоженность санитара, когда он понял, что проболтался. От меня что, пытались спрятать Освальда? Бред! Или все расспросы были направлены как раз на то, чтобы подготовить почву и понять, каков был Пингвин на самом деле? Зачем? Найти ответы на все вопросы можно было лишь в одном месте, поэтому я тут же направилась в кабинет профессора. В голове уже начали вырисовываться картины одна страшнее другой. Возможно, профессор решил оградить меня от каких-то потрясений? Кто знает, где всё это время скитался Освальд и что с ним могло произойти. Он, конечно, был вполне устрашающим, но с некоторыми обстоятельствами можно бороться лишь грубой силой, особенно на улице. Он же себе подобного позволить не мог, как и вечно следующих за спиной телохранителей. О, Господи!              Постучав, я тут же вошла в кабинет, не дожидаясь разрешения. Профессор сидел за столом, рядом склонилась мисс Пибоди, тут же впившаяся в меня злобным взглядом.              — Доктор Стрейндж! Мне нужно с вами поговорить, — я проигнорировала нахмуренный лоб и сложенные вместе руки, подходя вплотную к столу. — Это срочно.              — Мы заняты, — процедила сквозь зубы его помощница.              — Пибоди, полагаю, если мисс Гордон ворвалась сюда, подобно урагану, сметающему всё на своём пути, то ситуация действительно не терпит отлагательств, — профессор чуть нагнулся вперёд, что означало начинающую появляться заинтересованность. — Что-то случилось со Смит? У вас ведь сейчас должны быть занятия?              — Да. Нет. С Самантой всё в полном порядке. Она как обычно на своей волне.              — Стабильность — хороший показатель. Тогда позвольте поинтересоваться, какая ситуация вас настолько встревожила?              Можно было начать издалека, рассказать историю с самого начала: услышанные крики, погром в столовой, разговор с санитаром. Но я уверена, профессор был прекрасно осведомлён обо всём и без меня. Поэтому, я решила действовать наверняка, чтобы ни у кого не было возможности уйти от ответа. Чуть нагнулась, кладя на лежащие уже на столе бумаги свои, и сделала несколько шагов назад.              Профессор поправил чуть съехавшие очки, которые явно не мешали ему разглядеть собственную подпись в распечатках. Время будто застыло, в комнате повисло кромешное напряжение.              — Пибоди, продолжим позже. Оставите нас ненадолго?              — Но, доктор…              — Всё нормально. Прошу вас.              Мисс Пибоди кратко кивнула и, вскинув подбородок, уверенно зашагала к выходу, заполняя пространство глухим цоканьем невысоких каблуков по старому обшарпанному линолеуму. Звук, который не предвещал ничего хорошего и явно должен был звучать во всех фильмах ужасов перед убийством главного героя неожиданно выпрыгнувшим из-под кровати монстром. Разве что профессор Стрейндж совсем не походил на него, выглядя как-то устало и даже… Растеряно?               — Что ж, — он снял очки и потёр пальцами переносицу. Чуть сощурился, глядя на меня. — Полагаю, нет смысла спрашивать, знаете ли вы всё, потому что это очевидно, как и интересоваться, откуда у вас это. Читать нотации я тоже не буду. Только объясните мне, Кэйтлин, что именно заставляет вас так трястись и выглядеть настолько возмущённой?              Я замерла, не в силах ни вдохнуть, ни выдохнуть. Неужели было совершенно непонятно, что именно меня раздражало? Нет — злило, выводило из себя, бесило до того состояния, что я еле могла ровно стоять.              — Освальд Кобблпот был моим клиентом, профессор. Мы долгое время работали вместе.              — Именно, что клиентом, моя дорогая. Но сейчас он, как бы не прискорбно звучало — пациент Аркхема. Суд направил его к нам на принудительное лечение в связи с убийством бывшего мэра Тео Галавана.              — Я знаю, что сделал мистер Кобблпот.              — Но всё равно, как я вижу, питаете какие-то иллюзии на его счёт?              — Нет, я…              — Сядьте, Кэйтлин. Прошу вас. Мы давно не в университете и поэтому позвольте говорить с вами на равных, ничего не скрывая, — профессор дождался, пока я займу кресло по другую сторону стола напротив, и продолжил: — Полагаю, вы недовольны тем, что я не поставил вас в известность о поступлении Кобблпота к нам на лечение. Но уверяю, я действовал из наилучших побуждений. Как мне показалось, Пингвин значил для вас нечто большее, чем обычный рядовой клиент. Это нормально. У всех в жизни есть такой, позвольте назвать, нулевой пациент, после которого весь мир переворачивается. Я сам никогда помыслить не мог, что когда-то начну лечить преступников, до встречи со своим нулём. Но ваш сейчас находится не в лучшем состоянии. Пингвин несколько месяцев бродяжничал, поставил на уши полицию и судейство совершенно безумным поведением. Одному офицеру пришлось зашивать руку после укуса, когда он подумал, что лежащему посередине камеры Кобблпоту стало плохо и он находится без сознания. Даже в первый свой выход в свет в Аркхеме ему удалось устроить балаган. Вы сами его видели и прекрасно знаете, насколько надо постараться, чтобы воодушевить всех. Освальд Кобблпот нестабилен и пока ещё непонятно, на что способен.              — Даже если это так, я не понимаю, почему вы не сообщили мне о нём, профессор. Возможно, как раз моё присутствие рядом позволило бы мистеру Кобблпоту быстрее прийти в себя и освоиться.              — Или наоборот ухудшило его состояние. Такова уж судьба, что иногда для наших нулевых пациентов мы являемся негативной персоной. Вы, Кэйтлин, олицетворение его привычной мирной жизни без забот, к которой стремится каждый человек, здоровый он или больной. Никто не даст гарантии, что при виде вас в голове Кобблпота что-то не переклинит и он не набросится на вас или сделает что-то ещё. Себе или окружающим. Понимаете меня?              — Да…              Я опустила взгляд, сдаваясь ещё до начала битвы. Профессор Стрейндж ответил на все вопросы, не услышав ни одного из них, и возразить ему было нечего. Нет, конечно, можно было рассказать о наших настоящих отношениях с Освальдом, но вряд ли даже после этого меня к нему пустили, да и вообще к кому бы то ни было. Зато после краткого изложения жизни Освальда с последней встречи я немного успокоилась. Он оставался верен себе, ища любые выходы, а покусанный коп явно пострадал за благое дело. Ведь если бы не Аркхем, то срок в обычной тюрьме мог быть вполне немаленьким. Десять, а то и все пятнадцать лет.              — Извините, профессор. Я повела себя крайне непрофессионально и безрассудно, не подумав ни о чем, кроме собственных желаний.              — Я рад, что вы сразу пришли ко мне вместо того, чтобы затаить обиду. Откровенность — залог крепких отношений, — или отсутствия таковых, но я решила не высказывать свою мысль. Профессор же выглядел достаточно удовлетворённым разговором. В добрых традициях вытащил из ящика стола коробку шоколадных конфет с орешками, разворачивая её ко мне. — Тем более я сам хотел вызвать вас для обсуждения очередной встречи с Флетчером.              Тяжёлый груз вновь рухнул на плечи после упоминания о Садовнике. А я ведь совсем забыла о нём после общения с Зсасзом. Хороша замена. Уверена, попади Виктор в руки к профессору, он бы счёл его довольно интересным персонажем, тоже найдя парочку диагнозов для лечения.              Хоть мы со Стрейнджем решили, что пока я забываю о существовании Освальда в стенах Аркхема и жду его первичной адаптации, обходя стороной места, где он может появиться (о расписании процедур мне обещали докладывать ежедневно), Освальд всё равно не желал выходить из головы, мешая работать. Если бы не санитары, присутствовавшие на нашей встрече с Садовником, я бы давно попросила его позаботиться об Освальде и не давать никому в обиду. Всё-таки Эштана, как и полагал профессор, местные подстрекатели обходили стороной, предпочитая не связываться. Сам он тоже на контакт с другими не шёл, поэтому человеку, заведшему дружбу с Садовником, очень бы повезло в жизни. Оставалось только надеяться, что Освальд сам додумается до этого.              Его постоянно ускользающая тень мерещилась совершенно везде, даже в женском туалете, куда я то и дело моталась, пытаясь привести себя в чувство, умываясь холодной водой. Перекуры в тонкой рубашке и медицинском халате тоже не давали особого облегчения, да и их пришлось прекратить после третьего раза, когда на пути у выхода из Аркхема вдруг появилась мисс Пибоди, настойчиво советуя не раздражать пациентов запахом сигарет, не забыв добавить, что профессор Стрейндж этого тоже не одобряет. Похоже, прервав их сегодняшний разговор, я сильно задела нежные чувства его помощницы, но о них я точно стала бы беспокоиться в самую последнюю очередь. Освальд был где-то рядом, и я могла отдать всё, лишь бы взглянуть на него хоть одним глазком. Просто убедиться, что с ним всё в порядке, но мне так и не удалось узнать, в какой части здания его держали, как и о том, где он мог находиться в данный момент. От этого на душе стало совсем паршиво, а день, как назло, тянулся слишком медленно. Казалось, что с каждым новым разом стрелки часов наоборот отматывали время назад. Делать тоже оказалось особо нечего, поэтому, когда стало совсем тошно, я решила посмотреть финальную репетицию театрального кружка, тем самым вызывая у Саманты бурный восторг.              Играли пациенты крайне паршиво, недо- и переигрывали одновременно, один из них постоянно забывал слова, но мне жизненно необходимо было дождаться конца. В голове уже созрел план, как можно связаться с Освальдом, минуя всевидящего профессора. И Саманта являлась для этого идеальным кандидатом, который точно бы не сдал меня.              — Ну как я тебе? — вопросила она, не успев спрыгнуть со сцены, и быстро оказалась рядом после финальной фразы и импровизированного закрытия занавеса. — Мне идёт?              Парик на её голове больше походил на старую верёвочную швабру, чем на гриву льва, а широкая, длинная коричневая жилетка с хаотично нашитыми кусочками искусственного меха висела до колен.              — Могло быть и хуже, — я попыталась хоть как-то улыбнуться. — Но ты хорошо играешь. Завтра вас точно ждёт успех.              — Ага, — Саманта недоверчиво скривилась. — Если зрители раньше не закидают нас овощами.              — Мисс Гордон, — к нам подошла доктор Свон, курирующая театральный кружок. Эффектная высокая брюнетка, чей халат всегда был длиннее, чем выбираемые платья. Именно поэтому отбор на мужские роли каждый раз тянулся неделями, а за главные нередко бывали драки. — Вы ко мне?              — Нет. Просто хотела прикоснуться к прекрасному и поддержать Саманту. Ваши занятия благотворно влияют на её состояние.              — Да, она очень талантливая девочка, — мисс Свон приобняла Саманту и мне даже на секунду показалось, что мы находимся не в психиатрической клинике для преступников, а в обычной театральной студии, где, к примеру, старшая сестра решила поинтересоваться успехами младшей. Но всё было не так просто. Я собиралась воспользоваться той самой больной девочкой, совершенно отчётливо это осознавая.              — Я могу забрать её с собой?              — Да, конечно. Репетиция уже закончилась, — доктор Свон сняла с головы Саманты парик, начиная попутно распутывать пальцами пряди. — Выспись сегодня хорошенько и завтра мы покажем класс.              — Обязательно, — Саманта слегка поклонилась, выбралась из жилета, вручая его доктору Свон и обернулась ко мне. — Пойдём? — я кивнула, и мы молча направились к выходу. Преодолели несколько тусклых светильников на стенах и только после этого Саманта вновь затеяла разговор. — Не думала, что ты сегодня придёшь. Тебе правда понравилось?              — Ни капельки. Рик своим присутствием всё портит. Прости, но ваша постановка обречена на провал.              — Так и знала, — позади раздался тяжёлый вздох. Звук пинания стены. Всё-таки подростку в Аркхеме было не место, но за неимением другого заведения приходилось довольствоваться послаблениями.              — Саманта, — убедившись, что вокруг никого нет и мы достаточно далеко отошли от концертного зала, я остановилась. — Утром ты хотела немного прогуляться. Я могу это устроить.              — Но? — она сложила руки на груди, принимая вроде бы серьёзный вид. — Очкарик всё-таки понял, что нельзя держать взаперти свободные личности?              — Нет. Доктор Стрейндж не поменял своего решения.              — Тогда… — Саманта вдруг начала осматриваться по сторонам и перешла на шёпот. — Ты хочешь помочь мне сбежать?              — Нет. Даже не думай об этом.              — Ну вот. Я уже понадеялась съесть гамбургер. Но раз так, зачем мы пойдём гулять?              — Мне… — я упёрлась взглядом в стену, почти готовая отказаться от затеи. Почему нельзя послушаться профессора и немного подождать? Почему во взрослых играх должна участвовать семнадцатилетняя девчонка, или сколько ей там вообще было лет? В конце концов, почему я с каждым днём начинала вести себя неправильно, хотя прекрасно это осознавала? — Мне кое в чём нужна твоя помощь.              — Помощь? — восторженно переспросила Саманта, смотря на меня горящими глазами. — Надо сорвать завтрашнее представление или напасть на противного Поттера?              — Нет, — я отметила про себя, что потом надо будет уточнить, к чему Саманта упомянула моего коллегу. — Скажи, ты видела нового пациента? Чуть выше меня, — я приблизительно указала ладонью рост Освальда. — Чёрные волосы, веснушки, длинный нос с горбинкой. Хромает на одну ногу.              — А, ревущий в столовой король? Разве ты не заметила его сама? Мы ведь пришли вместе.              — Нет, мне… помешали. Ты разговаривала с ним?              — Нет, — Саманта качнула головой. — Он странный. И походка у него не классная. Переваливается как, как…              — Пингвин.              — Точно! Как пингвин, — она прижала руки к бокам и пару раз потопталась на месте, явно пытаясь изобразить передвижение северных птиц. Получилось так же безвкусно, как игра Рика на сцене. — Он твой знакомый?              — Не совсем. Он…              Открывать Саманте даже частичку правды было опасно. Пусть я вроде и была её подругой, но как быстро это могло закончиться, если она за одну единственную прогулку вокруг Аркхема была готова продать душу? Да и профессор мог выпытать любую информацию, задавая вопросы не касаясь темы. Сообщать Освальду напрямую о том, что я рядом, тоже могло быть чревато — другие пациенты слишком любили греть уши, где не надо. Хватило бы всего лишь маленького намёка, вещи, о которой знали только мы. Блинчики не пронесёшь, возвращать ему подвеску тоже глупо. Что ещё нас могло объединять? Не посылать же ему рисунок с могилой и крестом. Слишком жестоко, особенно сейчас. Да и не таким образом я хотела выразить ему свои соболезнования. Больше в голову ничего не приходило, разве что… Хотя это могло сработать.              — Кто? — Саманта вся издёргалась за несколько секунд моего раздумья. — Неужели бывший?              — Будущий.              — Как это? — её удивлению не было предела. — Зачем тебе распускающий нюни мужик?              Эх, девочка, знала бы ты, у скольких мужиков начинались приступы паники от его вида. Мне до сих пор в ночных кошмарах снились несчастные избитые визиточники.              — Он мой будущий пациент. И я хотела бы тебя попросить помочь провести один тест.              — Типа разложить картинки по кучкам?              — Не совсем. Вечером в столовой ты должна будешь подсесть к нему, пристально посмотреть пару минут. Если он будет что-то говорить, то не отвечай. Потом сама скажи: «Я рядом», возьми стакан и вылей содержимое ему на голову.              — Но… — Саманта вроде как сомневалась, но по её довольной улыбке было понятно — идея выглядела слишком соблазнительной. Устроить очередной погром мечтали все, просто у многих не хватало смелости. — Меня могут заметить. Наказать. Снять с представления. Нет. Точно нет, — она отрицательно замотала головой. — Не буду.              Внутри всё оборвалось. Отказ оказался слишком неожиданным и непрогнозируемым. В том, что Саманта поможет мне, я была уверена на все сто двадцать процентов. Что же пошло не так? Может, стоило попробовать подкупить её пресловутым гамбургером? Но тогда это больше будет похоже на личный мотив, чем какой-то психологический тест.              — Хорошо. Придётся подбирать другую методику, — я отвернулась, стараясь скрыть разочарование. Горло сдавило, к глазам неожиданно подступили слёзы. — Идём, отведу тебя в камеру. Мы и так задержались.              — Ладно, — вдруг выдала Саманта где-то на середине пути в кромешной тишине. — Я это сделаю. Только не переставай со мной дружить, хорошо?              Всё оставшееся время до конца смены я пыталась справиться с воскреснувшей совестью. Пользоваться больной девочкой было низко и подло, но я никак не могла поступить по-другому. Намёк был слишком явный, чтобы Освальд что-то сделал ей за внеплановый душ из чая, да и санитары вряд ли бы взяли Саманту, если вычислили её. Я сама лично пару раз в ночные смены замечала, как они вместе курили в коридоре и как она умело манипулировала молодыми парнями, решившими после медицинского колледжа набраться реального опыта. Даже без обилия косметики и в тюремной одежде Саманта Смит умело крутила всеми вокруг, прекрасно осознавая, когда было нужно прикинуться невинной овечкой и изображать покаяние. В какие-то моменты мне даже начинало казаться, что она давно осознала собственный поступок и сошла с дорожки, беря пример с того же Джерома Валески, а тёмные сущности рядом оставались всего лишь для прикрытия. И Саманта вместе с большинством пациентов прекрасно уживалась с ними в отличие от меня.              Сразу отправляться домой оказалось слишком тяжело. Дозвониться до Томаса я так и не смогла, телефон у друга оказался выключен, а в пустой квартире, я была уверена, уже бы через пятнадцать минут полезла на стену. Можно было заехать в участок, поздороваться с Джеймсом, заодно спросить брата, почему он не счёл нужным сообщить о поимке Освальда. Впрочем, я так и собиралась поступить, но припарковавшись напротив участка, почувствовала невыносимую усталость. Исход был очевиден — очередной скандал с нравоучениями перед кучей свидетелей.              В Аркхеме приближалось время ужина.              Немного побродив по торговому центру без какой-либо цели с мобильником в руках, постоянно ожидая звонка от профессора, я остановилась у книжного магазинчика. Самое оно, чтобы успокоить взвинченные нервы. От соприкосновения с очередным томиком приключений в голове ожили слова Томаса с вечеринки. Сейчас и правда было не время прятаться и зарывать голову в песок. Поэтому, пытаясь выглядеть совершенно спокойной (хотя как это вообще было возможно, когда твоего друга заперли в камере среди психов?), я дошла до полки с кулинарными шедеврами всех стран и народов, пытаясь подобрать на ужин какой-нибудь новый рецепт. Но впоследствии «восхитительный латиноамериканский салат» обломался из-за отсутствия в магазинчике рядом с домом маринованных листьев пальмы, а замороженная курица, закинутая в корзинку вместе с овощами, шоколадкой и бутылкой молока не толкали на бешеные эксперименты.              Ужин в Аркхеме давно прошёл и в самом разгаре протекало свободное время перед отбоем. Профессор так и не позвонил, значит, Саманта не выполнила обещанное, либо наоборот сделала всё слишком хорошо и Освальд мог знать, что рядом с ним есть близкий человек. Если бы это ещё чего-то давало.              В квартире оказалось пусто, темно и тихо. Толкнув дверь в свою комнату, я нащупала выключатель и прежде, чем успела что-то осознать, выскочила обратно в коридор. Первым желанием было броситься прочь и спрятаться где-нибудь далеко отсюда, желательно на другом континенте, а лучше планете или вселенной, но затем на смену пришли негодование и возмущение. Почему теперь я должна была страдать, особенно от того, что кому-то чрезмерно нравилось проникать на чужую территорию без приглашения?              Схватив баллончик с лаком для волос, стоящий на зеркале, будто бы он мог помочь, я ворвалась обратно в комнату, застывая. Моё возвращение никак не сдвинуло Зсасза с места: он продолжал лежать на кровати с закрытыми глазами прямо в куртке и ботинках и, кажется, спал. Нет, он действительно спал! Слишком уж размеренным оказалось дыхание и расслабленным лицо. Для умиления не хватало разве что текущей по щеке слюны.              — Подъём! — пихнув его коленом в плечо, я крепко схватилась за колпачок лака для волос. При правильном обращении наёмник бы ближайшую пару недель вместо работы не вылезал из кабинета окулиста.              Зсасз же лениво отмахнулся от меня и начал чрезмерно медленно тереть глаза, совершенно не подозревая, что его может ожидать. Потянулся, касаясь грязными подошвами только вчера поменянного белого постельного белья, оставляя на пододеяльнике отчётливые следы протектора.              — Привет, — он наконец соизволил посмотреть на меня сонным взглядом и вроде бы как даже приветливо улыбнулся.              — Как ты сюда попал? — вопрос, конечно, был не главным, но совершенно логичным. Вряд ли владельцу квартиры понравилось то, что мы, не успев въехать, меняем замки на входной двери, да и Томасу это тоже как-то бы пришлось объяснять. Я всё-таки ещё не дошла до состояния, когда друг бы спокойно принял данный факт, будто так и надо. Или всё почти подошло к тому?              — Ты забыла закрыть окно, — Зсасз махнул рукой в сторону плотно зашторенных занавесок. — В следующий раз вас могут обокрасть.              — Ага, — особенно если учесть то, что утром я несколько раз проверила, плотно ли встала щеколда. — И что на этот раз ты успел с собой прихватить? Или не нашёл, раз до сих пор здесь?              — Ничего. Я пришёл вернуть.              Медленно сев, Зсасз стал лазить по карманам куртки, будто бы что-то искал. Нахмурился, расстегнул молнию, начиная ощупывать внутренние, и вполне бы мог выглядеть очень правдоподобно, если бы не одно «но» — я ничего не теряла.              — Ну и?              — Сейчас, — он перешёл к карманам брюк. Не хватало только снять ботинки и поискать нечто там.              — Знаешь ли, мне не нравятся настолько настойчивые парни. Тем более, когда им не намекали на продолжение. Так что, пожалуйста, будь добр, уйти отсюда поскорее. В любой момент может прийти Томас, а я не хочу врать другу. Я пообещала, что больше не буду связываться с… — предмет, блеснувший в пальцах Зсасза, заставил позабыть обо всём. Выхватив подаренное мне на Рождество кольцо, я быстро осмотрелась по сторонам. — Откуда оно у тебя?              — Нашёл. Решил вернуть.              — Или специально забрал, чтобы потом был повод зайти?              Пружины матраса кратко всхлипнули под весом Зсасза, и в одну секунду он уже возвышался надо мной, слишком неестественно склонив голову на бок. Нервно сглотнув, я попятилась назад, чувствуя, как в моём лбу уже появилась сквозная дыра. Глупо, очень глупо было говорить что-то необдуманное и злить его, даже если мы переспали.              — Я не вор, — выдал он таким тоном, что никакой дефибриллятор бы уже не помог. — И обычно ищут встречи со мной, а не я.              — Ага, — я опустила взгляд, крутя в пальцах кольцо. И ведь действительно, я не надевала его с праздника Марго и вроде как даже не видела, позабыв обо всём на свете сначала из-за мужчины, стоящего слишком близко, а потом из-за Освальда. — Спасибо, что вернул. Оно очень важно для меня.              — Обращайся, — Зсасз вытащил из кармана какую-то цветную бумажку, вкладывая её мне в руки. — По цене договоримся.              — Дет-ка-а-а-а-а, — глухой окрик из прихожей заставил вздрогнуть и почувствовать себя словно жена с любовником, когда муж неожиданно вернулся из командировки. Быстро сунув бумажку вместе с кольцом в верхний ящик тумбочки рядом с кроватью, я указала пальцем на центр комнаты.              — Не выходи, хорошо?              Зсасз лишь улыбнулся уголками губ, будто ситуация его не касалась и крайне забавляла. Закатив глаза, я бросилась к двери и через крохотную щёлочку выползла в коридор, для уверенности облокачиваясь о дверь. Томас всё в том же белом костюме с дня рождения еле держался на ногах, пытаясь стащить с себя пальто, которое просто рухнуло на пол. О том, чтобы поднять его, речи не шло.              — У нас есть что-нибудь пожрать? — голос Томаса хрипел, да и выглядел он не лучше, почти сливаясь с серого цвета стеной. — Гостеприимство Марго оказалось не бесконечно.              — Рагу из курицы с овощами подойдёт? Через час будет готово.              — Отлично, — друг тяжёлым движением попытался заправить за ухо лезшие в глаза волосы, слишком резко дёрнул головой и на секунду показалось, что он свалится мне под ноги без сознания, но ему как-то всё же удавалось стоять. — Я пока полежу. Чувствую себя не очень.              — Да… Хорошо. Я тебя позову.              Дождавшись, пока Томас скроется в зале и чуть подождав, я вернулась обратно в комнату, чтобы по-быстрому выпроводить Зсасза через входную дверь, но вместо него меня встретила взлетающая к потолку из-за сильного ветра занавеска и полностью раскрытое окно. Не знаю, что меня спасло: чудо, Бог или чутьё Томаса на неприятности, но сегодня мне удалось избежать продолжения не совсем приятного разговора. Жаль, нельзя было поставить на раму невидимый капкан на медведя или систему защиты, бьющую сильным электрическим разрядом.