Back in Black

      — Да что же это, — доктор Хиггинс в очередной раз зевнул, уже не стараясь прикрывать рот рукой, встал из-за стола, потянулся, чуть отошёл и сделал несколько приседаний. Обычный ритуал ночного дежурства, если перед ним хорошенько не выспаться. — Похоже, я стал слишком стар для этой работы. Хорошо вам — молодым.              — По радио говорили о магнитных бурях. Может, дело в них, — я оторвалась от самого сложного отчёта в жизни, отложила ручку в сторону. Взяла стакан с кофе, обхватывая его обеими руками, и сделала глоток. Доктор Хиггинс последовал моему примеру, допивая остатки, вызывая внутри одновременно два желания: запищать от восторга и выброситься в окно одновременно. Единственное, что я могла теперь делать — смотреть, как двигается его кадык при глотании, и молиться.              — Глупости всё это, Кэйтлин. Глупости. Когда мне было двадцать пять, я мог неделю бегать без сна. Так что наслаждайтесь моментом, пока можете. Будет вам шестьдесят один, ещё вспомните мои слова.              — Надеюсь, медицина к тому моменту придумает таблетки от старости.              Доктор Хиггин по-доброму усмехнулся, присаживаясь на старый, продавленный диванчик у стены. Он был одним из немногих, кто относился ко мне хорошо и вообще признавал то, что я делала, так что смотреть на его мучения было вдвойне тяжело. Но, с другой стороны, только с ним я могла позволить себе то, что собиралась сделать. Нет, всё-таки нужно было раскрошить ему в кофе целую таблетку снотворного и не мучить ни себя, ни тем более его, потому что несмотря на то, что в свои двадцать пять он и мог прожить неделю без сна, только сейчас упорно не желал засыпать вот уже минут двадцать, когда пациентов от точно такой же дозы валило с ног минут через пять. Хорошо хоть времени ещё была уйма.              — Здоровый образ жизни, соблюдение распорядка дня, правильное питание и отсутствие вредных привычек — вот ваша мифическая пилюля. Но вы, молодёжь, упорно зависаете до утра по клубам, слушая своё туц-туц, от чего уши скручиваются в трубочку, бухаете как ненормальные, курите, постоянно кто-то с кем-то… — доктор Хиггинс тяжело вздохнул и махнул рукой в пространство, облокачиваясь на вытертую напрочь материю подлокотника, рисунок которого давно стал коричневым пятном. — Никакие таблетки не помогут.              — Попрошу суд учесть то обстоятельство, что в нашем клубе сегодня малолюдно и тихо.              — Ш-ш-ш-ш, Кэйтлин! Не накаркайте, — он в очередной раз зевнул, на пару секунд зависая с закрытыми глазами. — Должны же мы хоть раз в жизни испытать каково это — ни разу за смену не выйти из ординаторской.              — Даже в туалет?              — Подловили, признаю свою ошибку. Да что ж за… — подавив зевок, доктор Хиггинс растёр ладонями щёки, сделал ещё пару приседаний, и, если бы был в комнате один, я уверена, отжался, после чего вернулся за стол. — Бури — не бури, работать невозможно. В глаза будто песка насыпали. А всего-то половина второго.              — До следующего обхода ещё два часа. Можете немного подремать.              — Что вы. На эту ночь у меня были грандиозные планы. Сейчас допишу и заварю ещё кофе. Вы как, поддержите?              — С удовольствием. Но сначала посмотрю на звёзды.              — Кэйтлин, Кэйтлин, — мне погрозили пальцем, но ничего не сказали, позволяя в очередной раз взять пальто и нарушить правила. Да и я больше не могла просто сидеть и ждать, пока подействует снотворное, надеясь, что к моему возвращению старик уже будет видеть если не пятый, то хотя бы второй сон, ведь сил на подготовку ушла уйма.              Саманта так и не выполнила обещанное поручение, загремев в центральную больницу с острым аппендицитом. На следующий день я заезжала к ней пожелать скорейшего выздоровления и подарить плюшевого зайца, из-за чего быстро вылетела за дверь, так как моё появление негативно сказалось на эмоциональном состоянии пациентки. Но её слёзы и прошения простить не вызывали никакого отклика, ведь Освальд, получается, до сих пор оставался в полном неведении о моей работе в Аркхеме и до сих пор считал себя одним на всём белом свете. Тем временем профессор Стрейндж уже выдал мне план обхода территорий, где должен был появляться Пингвин, но он оказался крайне скуден. Вместо обычного решения выбросить человека в террариум Освальда в основном выводили только на завтрак, обед и ужин, плюс позволяли ему провести половину вечернего свободного времени вместе со всеми. Всё остальное время он торчал в камере, расположение которой я мучительно пыталась выяснить два дня. Подслушивала, подсматривала и подглядывала у всех и где могла. Мне даже пришлось согласиться попить чайку с санитарами, мило предложив им печенье, и позволить одному из местных мачо приобнять себя, пока я чуть ли не заглядывала ему в рот во время какой-то страшно безвкусной истории из студенческих времён. Уж на что я не любила слушать о всевозможных похождениях Томаса, но стоило отдать другу должное — он хотя бы придумывал что-то оригинальное вместо того, чтобы притвориться трупом, которого должны были вскрывать на занятии, и напугать преподавателя до полусмерти. Смеяться, правда, всё равно пришлось, хоть от них я так ничего и не узнала. Необходимая информация пришла в руки сама собой, когда мы неожиданно столкнулись в коридоре с мисс Пибоди и она выронила из рук документы. Я по обычаю бросилась их собирать, постоянно извиняясь, и наткнулась на первый лист досье пациента «В-113». Ситуация осложнилась, ведь Освальда поместили в блок для особо опасных преступников.              Облокотившись о перила, я выдохнула дым в ночное чёрное небо, затушила сигарету, выкидывая её в припрятанную за каменной вазой у двери банку, и достала новую. Не видно было ни единой звёздочки. Двигаться приходилось в полной темноте, наощупь, пытаясь действовать на удачу. Мне крупно повезло, что буквально на четвёртую ночь в Аркхеме из основного персонала оставались лишь мы с доктором Хиггинсом, и в том, что медсестра из больничного крыла так легко согласилась негласно выдать пару таблеток снотворного на мои жалобы на сон, когда я в очередной раз заскочила проведать Барбару, а заодно подержать её за руку. Пусть я и не верила во всякие статуи, исполняющие желания, если им нужно было что-то потереть, но она без особых проблем поставила Готэм на уши…              Теперь оставалось дождаться, пока мой коллега заснёт, а санитары начнут делать собственный обход. Дождаться конца патрулирования «О» блока в самом конце углового здания и проникнуть туда, предварительно стащив ключи у доктора Хиггинса. Хорошо, что выделенного финансирования не хватило на новые замки, поэтому все двери на одном этаже могли открываться одним ключом. Вроде бы ничего сложного, главное делать всё чётко и быстро, а во всех непредвиденных случаях всегда можно будет сказать, что я решила проведать Садовника. Ведь расположение его камеры, в отличие от камеры Освальда, я прекрасно знала и даже была внутри. Да и находились они, судя по схеме на плане эвакуации, через одну, так что пока всё было на моей стороне.              Доктор Хиггинс, как и предполагалось, мирно спал прямо за столом, нависнув над ним. Аккуратно повесив пальто на вешалку, я переобулась в балетки, не сводя с него взгляда, и подошла на цыпочках, стараясь не дышать. Бегло осмотрела стол — ничего. Карманы брюк тоже, к счастью, оказались гладкими без посторонних предметов. Значит, ключи, как и было вычислено до этого, находились в одном из карманов халата. Протянуть руку и вперёд. Но сделать это на деле оказалось гораздо сложнее, чем в собственных мыслях. Включившаяся в дело совесть тут же напомнила, что даже в детстве маленькая Кэйтлин Гордон ничего и ни у кого не брала без спроса, ну или, по крайней мере, не запомнила этого. Да и я просто не представляла, как всё это делается.              Стоять просто так рядом со спящим доктором тоже казалось слишком странно. Благо в ординаторскую было некому зайти, иначе я давно бы получила удар. Но и это не помешало отойти к окну и удостовериться, что никто за нами не подсматривает. Третий этаж меня совершенно не смущал, тем более в Аркхеме.              Волны самобичевания и оправдывания предстоящего поступка начали накатывать как всегда вовремя и только оттягивали процесс. Нужно было решаться — брать волю в кулак и идти до конца, либо закончить со всем прямо сейчас и как всегда довериться профессору Стрейнджу, ещё ни разу не совершившему на моей памяти ошибку. Сколько, в конце концов, было можно мусолить одну и ту же тему? Ты либо доверяешь человеку, либо нет; совершаешь преступление, не взирая на какое бы то ни было благородное основание, либо нет. Всё равно закончится всё одним — принятием или непринятием ответственности. Отражение в окне, закрывшее собой вид на внутренний двор, теребило пальцами край белого халата и нервно прикусывало нижнюю губу, уже дав свой ответ.              На несколько секунд прикрыв глаза и глубоко вдохнув, я развернулась и зашла с правой стороны к доктору Хиггинсу, опускаясь на одно колено. Потянулась к карману благо расстёгнутого халата, как коллега вдруг зашевелился, начиная что-то бормотать. От неожиданности я резко одёрнула руку, ударяясь локтём о ножку стола, и не смогла сдержать шипения, уже мысленно похоронив свой план. Но вместо того, чтобы поймать меня с поличным, доктор Хиггинс откинулся на спинку стула, упомянув какого-то Роджерса, и громко захрапел. Слишком бредовая ситуация, больше напоминающая глупую комедию, чем реальную жизнь, только выбирать не приходилось. Быстро повторив попытку вновь, я всё-таки сунула руку в карман и нащупала увесистую связку ключей, чувствуя, как сердце бьётся где-то на уровне горла. Вытащила её, стараясь особо не звенеть, как ни в чём не бывало поднялась на ноги и вышла из ординаторской.              Всё остальное происходило будто не со мной.              Весь путь до «О» блока я преодолела слишком уверенным прогулочным шагом. Тело приобрело небывалую лёгкость, появившееся чувство безумной радости — нет, я бы даже сказала, эйфории — заполняло собой всё. В голове всплыла какая-то дурацкая мелодия, слова которой совершенно не вспоминались, и требовала того, чтобы её начали напевать. А когда я повернула первый ключ в замке, входя на особо опасную территорию, в животе разлилось приятное тепло. Нарушать правила оказалось не так уж хреново, как я себе представляла.              До нужной камеры я добежала в мгновение ока, и, убедившись, что рядом точно никого нет, отодвинула деревянную шторку сверху. Попыталась вглядеться в темноту сквозь толстые маленькие прутья, но не разобрала ни единого силуэта. Единственное время суток, когда эта сторона Аркхема хоть как-то освещалась естественным путём, было раннее утро, а всё остальное время приходилось довольствоваться электричеством. Но в коридоре были слишком тусклые лампы, еле позволявшие разглядеть себя.              — Освальд, — шёпотом позвала я, пытаясь хоть как-то определиться. Уж не знаю, спал ли он или так же притаился, пытаясь вычислить, кто стоит по ту сторону двери, но никакого отклика не последовало. — Пс… Освальд!              Открыв замок, я вползла внутрь и плотно прикрыла за собой дверь. Вытянула перед собой руку, чтобы хоть как-то ориентироваться в пространстве, но и это не спасло от возникшей под ногами преграды. Что-то с грохотом упало и звук этот явно слышали все вокруг.              — Чёрт! Освальд!              Вытащив из кармана мобильник, я попыталась осветить экраном немного пространства вокруг и с удивлением обнаружила перед собой на полу деревянный стул. Странно. Ведь даже в обычных камерах старались свести к минимуму количество предметов, которыми пациенты могли ненароком навредить себе, не то что в «О» блоке. Но странным было не только это. Повращав экраном в разные стороны, я всё-таки обнаружила кровать и чуть не выронила телефон. Освальда не было. Не было вообще никого. Одеяло оказалось одёрнуто и смято, будто человек очень сильно куда-то торопился. Оставался вопрос — житель камеры, кем бы он ни был, всё-таки был здесь или я находилась в помещение совершенно одна?              Липкий ужас начал медленно подкрадываться ко мне со всех сторон. Телефон экрана погас и нажать на кнопку не хватало сил, как и в принципе сдвинуться с места. Казалось, что если застыть и никак не выдавать себя, то некто может подумать, что меня здесь нет, ведь Освальд давно бы вышел из тени и не стал меня мучить. Неужели я ошиблась камерой или неправильно увидела её номер в карте? Но тогда кого же здесь держали?              — Так-так, — голос сзади заставил подпрыгнуть от испуга. Полоска света легла прямо до решётчатого окна, вмещая в себя мою тень и валяющийся на полу стул. — Кто это у нас тут?              Ничем неприкрытое сочившееся ехидство обескуражило ещё больше. Что здесь, чёрт возьми, вообще происходило?              Я повернулась в выходу, натыкаясь на самодовольную ухмылку и хмурые физиономии двух незнакомых мне мужчин в костюмах санитаров. Сложены они были гораздо крепче, чем все вместе взятые сотрудники Аркхема.              — Мисс Гордон собственной персоной. Какой неожиданный сюрприз.              — Доброй ночи, мисс Пибоди, — я старалась не прерывать зрительного контакта, хотя её глаза были скрыты в тени. — Разве вы не должны быть… Дома?              — Кто-то должен присматривать за клиникой в отсутствие главного врача, иначе персонал потом обнаруживается в неожиданных местах. Особенно любимые протеже, верно, мисс Гордон? — мисс Пибоди цокнула языком. — Доктор Стрейндж будет крайне разочарован, узнав о том, что вы здесь… Совершенно одна и явно сбиты с толку.              — Нет, я… — внутри всё замерло. — Вы что-то сделали с Освальдом?              — Боже упаси, мисс Гордон! Он сыт, одет и отдыхает, но в другом месте. Да и на вашем месте я переживала бы далеко не за эмоциональное состояние очередного преступника. Мало того, что вы нарушили запрет приближаться к Кобблпоту, так ещё где-то раздобыли ключи от «О» блока, куда не имеете права входить без сопровождающего врача с лицензией. Всё это пахнет не выговором, а увольнением с занесением в личное дело. Надеюсь, вы это понимаете?              — Что со мной делать, будет решать профессор Стрейндж.              — Профессор, — повторила мисс Пибоди как-то высокомерно-обиженно. — Его вера в людей не безгранична. Особенно, если он лично застаёт их на месте преступления. Правда, мальчики?              — Что значит — на месте преступления? — я сделала шаг к выходу, намереваясь быстрее покинуть камеру, но санитары вдруг проскользнули внутрь, начиная приближаться. — Что всё это значит? Нет, не трогайте меня! Отпустите!              Я попыталась вывернуться, но один мужик схватил меня за руки, выворачивая их за спину, а другой начал шарить по карманам и ощупывать, ловко уворачиваясь от пинка.              — Отпустите! Я буду кричать. Вы не имеете права!              — Отнюдь, мисс Гордон, — мисс Пибоди потрясла в воздухе полученными от санитара ключами, после чего показала мне мой же мобильник. — Ваш интерес к Пингвину слишком подозрителен. Вдруг его поимка, суд и приговор спланированы им заранее, как и ваше появление здесь?              — Это бред! — я тщетно продолжала вырываться из цепкой хватки санитара, топчась ему по ногам. Никакого смысла, что только больше выводило из себя. — Я пришла в Аркхем задолго до него, работала. На меня не было ни единого нарекания.              — О, мисс Гордон. Никто здесь за всё время работы не совершил столько ошибок, сколько вы за пару месяцев. Не льстите себе — специалист из вас никакой. Доктор Стрейндж держит вас из-за мифического чувства вины о вашей загубленной карьере. Но и это завтра закончится. К его приходу мы досконально изучим все ваши контакты, переписку. Надеюсь, нам не придётся заранее вызывать полицию.              — Вы сами сядете за кражу личных вещей.              — Считайте, как хотите. Заканчиваем здесь, у нас ещё много работы, — мисс Пибоди вышла в коридор, засовывая руки в карманы. — Доброй ночи, мисс Гордон.              — Что?              Комната чуть не перевернулась, когда санитар со всей дури швырнул меня назад. По инерции пролетев пару шагов, я запнулась об стул и упала, на счастье не задев виском угол стола. По коленям растекалась тупая сильная боль, левую ладонь саднило. Перед глазами потемнело, но я быстро взяла себя в руки, услышав звук запирающейся двери. Поползла к выходу, пытаясь кричать, чтобы меня выпустили отсюда, но закрыли даже деревянную полоску сверху, лишая помещение вообще какого-либо света. Не было ничего кроме кромешной тьмы и громко стучащего сердца.              — Выпустите! Выпустите меня отсюда! — я кое-как наощупь поднялась по стене и тут же осела из-за простреленного колена. — Помогите. Кто-нибудь. Пожалуйста… Я ни в чём не виновата…              Но звать было бесполезно. Даже если бы я начала орать как потерпевшая, всё равно никто бы не сбежался. Максимум, чего я могла добиться, такого же ответа от пациентов из соседних камер. Но их в «О» блоке было не настолько много, чтобы кто-то вообще обратил на это особое внимание. Тем более, когда заперла меня сама Пибоди, занимающая пост заместителя главного врача. И ладно бы она сразу позвонила профессору, решив обрадовать его в ночи о непослушной ученице, так нет же — она оставила меня здесь до утра, чтобы насладиться своей властью и правотой. Стерва! Я, конечно, знала, что она не питала ко мне особой любви, но чтобы ненавидеть настолько. И ведь мы ни разу с ней даже толком не поговорили, но, видимо, случая уже не предвидится. Профессор с самого утра, особо не раздумывая, подпишет приказ об увольнении и будет как никогда прав.              О чём я вообще думала, решаясь на всё это? Возомнила себя непонятно кем, великим супер-шпионом, всего лишь пару раз пообщавшись с теми, кто действительно знал во всём толк. Освальд бы никогда так бездарно не попался, учёл все варианты и явно бы смог что-то сделать в моей ситуации. Но ведь план был идеальным! Я несколько раз всё перепроверила, особенно количество персонала в больнице. Откуда вообще она только взялась в Аркхеме? Ведь я лично обошла всё здание вместе с доктором Хиггинсом, заглянула в самые дальние комнаты, где проводились хоть какие-то работы с пациентами. Ворота ночью тоже наглухо закрывались, да и я бы заметила с постоянными прогулками на перекур. Нет, Пибоди явно была всё это время внутри. Но где? И как узнала о том, что я направлялась в «О» блок?              Пытаясь усесться поудобнее, я вдруг обнаружила в кармане джинс пачку сигарет. Санитары, видимо, сочли их не опасным предметом, решив не заглядывать внутрь. Вот ведь придурки. Что ж, раз уж нарушать правила, то нарушать по полной программе. Тем более кто знает — вдруг в больнице установлены датчики задымления и мисс Пибоди, хочет она того или нет, придётся вернуться и выпустить меня. Особенно когда зажигалку я предпочитала держать в пачке.              Щёлкнув колёсиком, я подкурила сигарету и с особым наслаждением выпустила дым в потолок. Вот уж действительно — подростковый возраст в самом разгаре.              Вновь осветила крохотный участок помещения огоньком, пытаясь осмотреться. В камере, как я и предполагала, я была совершенно одна. Рядом валялся стул, возле кровати виднелись перевёрнутые кеды, которые носили все заключённые. Значит, Освальду, или кому бы то ни было, явно не предоставили времени на сборы.              Кое-как поднявшись, я прогулялась по небольшой территории, надеясь найти нечто, что можно было использовать под пепельницу, но тщетно. Зато под подушкой обнаружилась полосатая кофта с идентификационным номером, а на столе валялись бумажки, изрисованные карандашом. Пластмассовая зажигалка перегревалась, жгла пальцы и вполне могла лопнуть, так что использовать её постоянным источником света казалось плохой идеей. Тлеющий уголёк сигареты тоже особо не помогал, но понять основную мысль рисунков я вроде бы смогла — карты. Бесконечные коридоры Аркхема, жалкая их часть, куда по первости удавалось попасть новеньким. И какие-то непонятные, но до боли знакомые цифры. Почерк Освальда я знала, так что теперь точно смогла убедиться — вылазка была организована не зря. Но что он затеял? Проще казалось сбежать из Блэкгейт, чем из-под пристального взгляда Стрейнджа. Он как Большой Брат (1) знал всё обо всех, будто тоже где-то имел волшебный телевизор, в котором показывался каждый шаг интересующего в данный момент человека. Иначе подобную осведомлённость профессора я объяснить никак не могла.              Камеры.              Закашлявшись дымом, я потушила давно дотлевшую до ваты сигарету прямо о стол и попыталась сглотнуть мерзкий привкус. Точно — камеры. И как я не додумалась до этого раньше? Простейшее решение, придуманное человечеством для облегчения жизни и поимки воров в супермаркетах. Но ведь я ни разу не натыкалась ни на одну из них или на нечто похожее, хотя любила в моменты ожиданий или скуки рассматривать стены. Да и где-то тогда должна была находиться комната с компьютером, пишущим всё. Возможно, там всё это время и скрывалась Пибоди. Жаль, у меня не было ни единого предположения, где она располагалась, но желание узнать это росло с каждой секундой. Как и осознание того, что отныне я буду бороться до конца, чтобы остаться работать в Аркхеме. Нельзя было оставлять Освальда здесь одного, как и простить помощнице профессора моё заточение. Я принимала вызов. Война, значит, война.              Заснуть получилось, судя по внутренним ощущениям, только ближе к утру и то сидя, засунув под спину каменную подушку. Пусть Аркхем не был пятизвёздочным отелем и даже захолустным санаторием, но кровать с тем, что должно было некогда быть матрасом, больше напоминали пыточное орудие. И когда за стеной кто-то протяжно завыл, явно перебудив весь блок, я с облегчением перебралась за стол. Оказалось уже достаточно светло, чтобы разобрать что-то на чертежах Освальда и лучше изучить их. Спать на удивление не хотелось. По телу изредка проходила мелкая дрожь. Я реагировала на любой шорох так, будто из-за угла на меня мог выпрыгнуть динозавр и проглотить, особо не жуя. Сигареты в пачке таяли со скоростью света, поэтому пришлось тормозить себя усилием воли. Хотелось пить. Но бороться с этим оказалось гораздо легче, чем с естественными нуждами организма. В итоге унитаз в углу комнаты всё-таки победил, правда мы с ним договорились, что никто никогда в жизни об этом не узнает. Туда же я смыла все окурки, протёрла стол от пепла внутренней стороной рукава халата. Чуть почеркала в планах Освальда, подписывая комнаты, обозначенные знаками вопроса, и дорисовала пару коридоров. Страшно хотелось указать на парочку ходов для персонала, но кто знал, насколько строго проверялись личные вещи пациентов. Нельзя было подставлять ни себя, ни, тем более, его.              Когда с той стороны в замке зашебуршал ключ, я быстро вскочила, вернула стул обратно на пол и улеглась на кровать, закутываясь халатом.              — Вот, пожалуйста, полюбуйтесь, — раздался бодро-жаловательский голос Пибоди. — Я предупреждала, что добром это не кончится. Она всё-таки залезла сюда, нарушая все ваши запреты. Все.              — Прошу вас, — профессор Стрейндж в отличие от своей помощницы говорил шёпотом.              На какое-то время разговор прекратился, как и все звуки. Затем послышались шаги и кровать в ногах чуть прогнулась. Я тут же резко села, стараясь изобразить неожиданное пробуждение, начиная оглядываться по сторонам и тереть слипающиеся глаза. Кажется, на какую-то долю секунды организм всё-таки уснул, потому что от бодрости не осталось и следа — я была полностью разбита. Было холодно.              — Профессор, — я одёрнула себя, хватаясь за край одеяла. — Доктор Стрейндж…              — Доброе утро, Кэйтлин, — он вздохнул, отводя глаза к окну. — Я надеялся, что мы всё-таки не встретимся здесь.              — Я могу всё объяснить!              — Естественно, — в разговор встряла мисс Пибоди, захлопывая дверь у носа оставшегося в коридоре санитара, и бодро подошла к нам. — У неё было достаточно много времени на раздумья. Что удалось придумать, мисс Гордон? Перепутали камеры, блоки или работу?              — Мисс Пибоди…              — Не удивлюсь, если она копает под нас. Некоторые врачи говорили, что Гордону не понравилось здесь ещё при старой власти. Теперь он отчего-то зачастил к нам по совершенно непонятным причинам. То обычная проверка пациентов, то подготовка к перевозке Пингвина, то доставка и последующий интерес к его состоянию. И всё это происходит в отсутствие одной всем известной персоны!              — Остановитесь, Этель, — профессор поднял вверх руку, заставив помощницу замолчать, и снял очки. — На что я не ожидал увидеть здесь мисс Гордон, но ещё больше меня поразило ваше поведение. Уму непостижимо — закрыть коллегу в камере. Вы представляете, что будет, если по больнице поползут слухи? Это отразится не только на её репутации, но и на вашей, на моей, всех остальных. Чтобы помочь несчастным, мы должны быть командой, действовать как единое целое, но каждый упорно продолжает подставлять другого, пытается выделиться, не понимая одного — нет лучших или худших сотрудников. Для меня все едины. Я хочу видеть, как все вкладываются на сто процентов, а не раздавать баллы за выполненные поручения и гладить по голове каждого за его обязанности. Мы не в детском саду и, слава богу, не в средней школе.              Профессор продолжал говорить тихо и размеренно, но его слова в голове усиливались в несколько раз, превращаясь в настоящий разнос. Я лишь один раз позволила себе глянуть на него, подмечая, что даже мисс Пибоди сникла, сцепив руки в замок и опустив голову. Справедливость в её понимании не восторжествовала, но радостно от этого всё равно не становилось.              Стрейндж встал, поднял с пола стул, задвигая его под стол, развернулся на каблуках. На лбу у него проступила испарина, в глазах отражалась усталость.              — А вы, Кэйтлин… Рассказывайте. Здесь и сейчас.              — Я…              Повисла гробовая тишина. Было слышно, как у кого-то из них двоих тикали наручные часы. Из-под подушки торчала смятая майка, на которой виднелся край бирки с цифрой три. Выбор, вроде бы, был сделан уже давно, и я не сомневалась в нём, но всё равно чувствовала себя тяжело. Профессор Стрейндж верил мне, пытался помочь, а я… Всё как обычно портила.              — Я пришла, чтобы встретиться с Освальдом Кобблпотом, — мисс Пибоди в углу зашевелилась, шаркая подошвой о пол, наверное, ожидая начала другой исповеди. Жаль, что не было возможности вскинуть голову и улыбнуться ей самой милой на свете улыбкой. — Доктор Стрейндж, я не хотела нарушать нашу договорённость. Вы знаете, как я отношусь к вам и этой работе, но… Вы сами когда-то на лекциях рассказывали, что даже великие умы могут ошибаться, что пошли против своего учителя и смогли установить верный диагноз для пациента. Я прекрасно понимаю, что ещё не имею права на подобное, но мистер Кобблпот не выходил у меня из головы. Судя по его расписанию, он совсем не идёт на контакт. И, поверьте, насколько мне повезло его узнать, ему это совершенно не свойственно. Пингвин, с которым я работала, давно бы попытался найти себе приспешников, хотя бы одного. Ему нужна благодарная, восхищённая публика. И тогда у меня возникло два вопроса: того ли вообще человека к нам привезли, и если да, то правда ли с ним всё в порядке? Прозвучит, наверное, глупо — Кобблпот очень тонкая, ранимая натура. Вы сами говорили, что смерть его матери смогла его подкосить, но никто кроме меня не сможет понять насколько. Я просто хотела быстрее начать работу, чтобы, не дай бог, не упустить ту тонкую грань, ступив за которую, он может уже не оправиться. Вы ведь всё равно отдали бы Кобблпота мне? — я подняла голову, глядя прямо в глаза профессору. — Я и представить не могла, что из этого раздуется такая проблема. Тем более обвинения в шпионаже.              — Даже если кто-нибудь когда-нибудь захочет подослать в Аркхем подсадную утку, ему будет нечего докладывать. Мисс Пибоди слишком перестраховалась, прошу простить её за это.              — Но, доктор Стрейндж! — лицо его помощницы исказила гримаса недоверия и отвращения. — Она нарушила правила. Представляете, что начнётся, если каждый будет заниматься тем, что взбредёт в голову? Кромешный хаос.               — Этого не произойдёт по одной простой причине — большая часть продолжает работать по инерции, как заводная обезьянка, давно забытая на полке, вдруг начинает бить в тарелки, когда к ней неожиданно прикасаются. И это меня очень удручает, — профессор достал из нагрудного кармана халата очки и вновь надел их, придавая глазам розовый оттенок из-за цвета стёкол. — Приведите себя в порядок, мисс Гордон. Позавтракайте. Через час жду вас у себя в кабинете. Мне нужно решить, как мы будем работать с вами дальше.              — Хорошо…              Я проводила Стрейнджа взглядом вместе с бросившейся за ним мисс Пибоди, и только после этого решилась подняться с кровати. Обулась, аккуратно сложила майку Освальда, пряча её обратно под подушку и вышла из камеры, встречаясь уже со знакомым санитаром.              — Привет, Пит, — я помахала ему, еле держась на ногах. — Проводишь меня в каморку?              В отличие от остальных, парню, видимо, оказалось жаль меня, поэтому мы притормозили между этажами, делая перекур около единственного не заколоченного на зиму окна. Правда, предложенная сигарета оказалась настолько дешёвой и мерзкой, что не помогла даже чистка зубов. Наскоро сполоснувшись в душе, я пыталась прогнать сон, но лишь больше повергла в шок уставшее тело. Как прилежный работник Аркхема, готовый ко всему невозможному, полностью переоделась в припрятанную в шкафу сменную одежду, меняя белую блузку с синими джинсами на траурные водолазку с брюками. Пересобрала пучок на затылке и рухнула в кресло, чувствуя запах заботливо принесённого, явно Питом, разогретого в контейнере завтрака. По чьему приказу, было понятно, но забота заботой — профессор проявлял её к каждому вне зависимости от поступков человека — а вот то, что он решит, до сих пор оставалось неясно. По крайней мере, он не поддался на безумные предположения мисс Пибоди, что внушало надежду. Заодно взял время подумать — прекрасно. Значит, мои слова всё-таки не вызвали у него желания поскорее избавиться от бывшей звезды курса. Или он просто думал, как побольнее меня ударить? Ну уж нет. Профессор Стрейндж был не таким человеком, хотя на моей памяти его всё же никто и никогда не доводил до ручки.              В половине одиннадцатого, как и было велено, я уже стояла перед его кабинетом, под конвоем доведённая туда Питом. Он словно вёл меня на смертную казнь, поэтому, когда в личной приёмной профессора никого кроме нас не оказалось, я слегка опешила. Неужели даже Пибоди предпочла не вмешиваться в дальнейшее развитие событий, или ей не дали этого сделать?              — Не стойте, Кэйтлин, проходите. У меня совершенно нет времени, — вытащив тоненькую папочку из шкафа, Стрейндж подошёл к столу, даже не оборачиваясь. Выдвинул ящик, после чего положил на край бумагу и Аркхемскую печать. — Будьте добры — распишитесь.              Будь под рукой что-нибудь, я непременно бы схватилась за это, но пришлось потратить остатки сил и самоуверенности, чтобы не рухнуть в обморок. Вот почему Пибоди решила не оставаться на финальную сцену.              — Да, конечно.              Заставить себя подойти оказалось крайне сложно. Обида на профессора душила вместе с тем, что битва за Освальда оказалась проигранной. Так что, особо не глядя, я поставила роспись и уже мысленно садилась в машину, готовясь не вылезать из-под одеяла, минимум, неделю.              — Я могу идти?              — Куда? — профессор, наконец, удостоил меня вниманием, отрываясь от папки, которую разглядывал, попутно умудряясь писать что-то на весу. — Простите, но ваш рабочий день ещё не закончился.              — Но…              — Пожалуйста, поставьте печать. Сами, — он кивнул в сторону бумажки, где я только что расписалась.              Сдержав тяжёлый вздох, я нагнулась, взяла деревянную рукоятку, утапливая её в подушечке, чтобы чернила было хорошо видно. Оставила круг с полным названием клиники в правом нижнем углу листа и зависла, утопая в буквах. Вместо приказа об увольнении передо мной лежал выговор с занесением в личное дело за нарушение должностных инструкций.              — Всё? — профессор пальцем пододвинул лист к себе, оставляя размашистую закорючку под моей. Забрал печать. — В следующий раз, прежде чем что-то подписывать, читайте. Это значительно дешевле чужого кредита под грабительские проценты.              — Да, конечно! — внутри всколыхнулся восторг, разливаясь теплом по венам. — Большое спасибо. Я вас не подведу. Правда.              — Очень надеюсь, Кэйтлин. Я хотел включить вас в очень важный для меня проект, доверить самое сокровенное, над чем сейчас работаю, но пока, увы, вижу, что вы не готовы. Я рад, что вы растёте, пытаетесь выдвигать собственные гипотезы, только без взаимного доверия мы не сможем построить прочный тандем. На лекции я не говорил, но после моего поступка преподавателя уволили, решив, что он слишком стар, поэтому проглядел диагноз. Естественно, это было не так, но кому интересно разбираться в подробностях, верно?              — Я не хотела, чтобы вы пострадали.              — Знаю. Поэтому отныне требую от вас, Кэйтлин, искренности. Лучше выглядеть дураком среди коллег, чем потерять статус у пациентов. Тогда на всей нашей работе можно ставить жирный крест и собирать вещи, а мне этого пока не хочется. Теперь же позвольте задержать вас ещё ненадолго. Понимаю, вы устали, но дело не терпит отлагательств, — профессор протянул мне тоненькую папку, почти вкладывая в руки. — Если вы ещё не передумали.              От неожиданного поворота событий меня начало слегка потрясывать. Профессор и так перевыполнил план прошедшего Рождества и явно замахнулся на роль Пасхального кролика. Особенно, если я держала сейчас то, о чём думала. Чтобы хоть немного успокоиться, я досчитала до десяти, пытаясь думать о совершенно посторонних вещах, но всё равно скатилась в пучину раньше, чем того требовала практика. К чёрту все психологические штучки — никто никогда не придёт в себя, зная, что на поясе у него имеется парочка гранат. Ну, разве что Зсасз.              Чуть мотнув головой из стороны в сторону, пытаясь выбить оттуда неожиданно забравшегося наёмника, распахнула папку. Настолько счастливой я не чувствовала себя, наверное… Никогда.              — Профессор!              — Идёмте, Кэйтлин, — Стрейндж улыбнулся. — Но только поздороваться. Никаких задушевных разговоров и пыток. Оставим всё на потом, если соблаговолит ситуация.              — Пыток? — я с удивлением наблюдала за тем, как Стрейндж запирал кабинет.              — Мисс Смит жаловалась, что вы заставляли её слушать невыносимую музыку. Я так понимаю, подготовка к новой терапии идёт полным ходом?              — Да. В ближайшие дни предоставлю вам полную программу. Остались небольшие правки и можно приучать пациентов к прекрасному.              — Отлично. Надеюсь на вас, — мы бодро спустились на второй этаж, продвигаясь к комнатам, где обычно пациентам устраивали первичные допросы. Именно в такой же мы впервые встретились с Садовником: белые стены, стол и стулья. Ничего не должно отвлекать, ни за что не должен зацепиться взгляд, вызвав тем самым ненужные воспоминания и реакции. — Правила поведения, Кэйтлин. Держите себя в руках, что бы ни случилось, и старайтесь быть беспристрастной. Наша главная цель — понять, насколько трезво Кобблпот отреагирует на вас. На этом всё.              — Я понимаю, — мы остановились в нескольких шагах от санитаров, охраняющих дверь. — В каком он вообще состоянии?              — Эгоистичен, нарциссичен и крайне язвителен. Подождите снаружи, я позову вас.              — Хорошо.              Я пропустила профессора в комнату, сама прислонилась к косяку, слушая сквозь оставленную щёлку, как Стрейндж желает Освальду доброго утра. Судя по описанию, он как никогда был в себе и держал ситуацию под контролем, выпустив наружу длинные острые иголки. Оставалось надеяться, что они были не отравлены.              — Вы сегодня прекрасно выглядите, Освальд, — голос профессора звучал размеренно. — Наконец-то возвращается румянец.              — О, да. Почти получил инсульт от ночных тренировок в беге. Кстати! Условия в карцере, мягко говоря, не очень. Вы об этом знали?              — Прошу простить за это маленькое неудобство. Случилось небольшое недоразумение, коллегам пришлось в срочном порядке решать, куда будет лучше вас определить.              — Номер в четырёхзвёздочном отеле вполне подошёл бы. На пять не претендую. Должны же остальные получать бурду на завтрак.              — Кашу, Освальд.              — Хорошо. Кашу, — повторил Освальд, тяжело вздыхая, и, я была уверена, закатил глаза. — Позвольте поинтересоваться, добрый доктор, зачем вы оторвали меня от интереснейшей утренний программы ничегонеделания? Мы, вроде бы, не договаривались сегодня на очередной сеанс рыданий и раскрытия секретов? Тем более без стаканчика виски.              — Вы как всегда прямолинейны, Освальд. Мне это нравится.              — А вы мне — нет. Не люблю розовый цвет.              Санитар рядом хохотнул, но тут же закрыл рот рукой, стоило поднять голову. Вообще меня саму по первости смущали розовые стёкла очков, но сейчас без них профессор казался не тем человеком. А ведь когда-то за подобную шуточку я сделала Освальду выговор у себя в кабинете. Правда, тогда он был более тактичен.              — Обязательно передам это вашему новому психологу, но ничего не могу гарантировать.              — Новому? Разве до этого у меня не должен был быть… Как бы вам сказать? Старый?              — Очень верное замечание. Признаюсь, — ещё вчера вечером я был не уверен, что вы готовы начинать лечение и, уж простите, что кто-то сможет обуздать ваш темперамент. Но одна очень умная, решительная девушка смогла убедить меня дать вам шанс.              Освальд прыснул.              — Мне? Я сам решаю, что и когда буду делать, и не собираюсь кланяться ни перед какими непонятными девицами, тем более разрешать им там что-то обуздывать. Пусть найдёт себе кавалера попроще.              — Не будьте столь категоричны, Освальд. Думаю, вы сможете стать друзьями, — профессор громко кашлянул. — Заходите, дорогая.              За долю секунды я разгладила несуществующие складки на водолазке и запахнула халат. Бросила взгляд на слегка сбитых с толку санитаров и плотно прикрыла за собой дверь, чтобы нас больше никто не подслушивал.              Освальд, сидевший лицом ко входу, изменился в мгновение. Самодовольная ухмылка сползла, он плотно сжал челюсти, причём настолько, что от напряжения было видно, как пульсирует венка у него под глазом. Все приветствия, которые я до этого перебирала в голове, тут же испарились вместе с уверенностью в себе. Хватило доли секунды, чтобы понять, — передо мной сидел не добрый друг, дающий советы из мягкого кресла напротив, или с дрожащим голосом пытающийся спрятаться под одеялом. Нет. В комнате для допросов находился старый, беспощадный Пингвин, которого я прекрасно запомнила в ангаре и больше бы предпочла никогда не видеть.              — Вы знакомы с мисс Гордон, — не поворачиваясь ко мне, продолжил профессор Стрейндж и указал ладонью в пространство. — Насколько мне известно, ваше сотрудничество в прошлом оказалось довольно продуктивным. Что скажете по поводу того, чтобы продолжить его?              Опустив подбородок, Освальд медленно сделал головой круг, будто разминал затёкшую шею. Проделав это, коснулся левым ухом плеча и, после того как комнату заполнил хруст, закрыл глаза ладонью, так же нарочито медленно ведя её вниз к подбородку. С каждым новым жестом его глаза становились всё злее, а движения тяжелее.              — Она? — оставляя меня в полном недоумении, он развернулся к профессору. — Вы серьёзно?              — Вполне. Кэйтлин прекрасный специалист, в этом можете не сомневаться. На её счету уже несколько непростых пациентов, и благодаря её усилиям они смогли прекрасно адаптироваться к новой жизни или быстро идут к этому. Уверен, Освальд, вам она тоже поможет освоиться.              — В Аркхеме?              — Ну, а где же ещё? — Стрейндж, казалось, совсем не замечал повисшего в воздухе напряжения и был вполне настроен на шуточки. — Если вы ещё не до конца поняли, суд отправил вас на принудительное лечение. Вы больны, Освальд. Наша задача помочь вам исцелить душу.              Освальд попытался пододвинуть стул, но не смог — он был накрепко прикручен к полу. Странно дёрнулся, будто прекрасно это знал, просто проверял, вдруг сегодня что-то изменилось, и пододвинулся к краю, со стуком опуская локти на стол. Почти лёг на столешницу, стараясь дотянуться до профессора. Интересно, успели бы санитары, если вдруг завязалась драка?              — Я безумен, но не глуп. Поэтому у вас два выхода: либо на пушечный выстрел не подпускать её ко мне, либо привести моего адвоката. Во втором случае вас засудят за негуманное обращение с и так слегка нездоровыми людьми. Что выберете?              — Очень интересная реакция, правда, мисс Гордон? — я вздрогнула, услышав свою фамилию, продолжая смотреть на то, как Освальд с каждой секундой всё больше походил на готового броситься на любого загнанного волка. Ещё не скалился, только предупреждал, что будет драться до последнего. — Позвольте полюбопытствовать, чем вам не угодила одна из моих лучших учениц? Неужели из-за Джеймса Гордона?              Освальд сжал кулаки.              — О, нет. К Джиму у меня нет никаких претензий. Он прекрасно делает свою работу.              — Не улавливаю ваш намёк, Освальд.              — Я не намекаю, а заявляю прямо — я не хочу, чтобы в моих мозгах копалась своими маленькими, неумелыми пальчиками какая-то бездарная недоучка.              — Позвольте. Разве вы не сами обращались к мисс Гордон за консультациями? — профессор чуть обернулся, после чего начал осматриваться по сторонам, пока не сел почти вполоборота. Кивком головы указал встать возле себя, но я так и не решилась сдвинуться с места, продолжая стоять около двери. — Кэйтлин?              — Тот самый взгляд трепещущей лани. Я почти успел позабыть его, — мягко откинувшись на спинку стула, Освальд скрестил на груди руки, пока на него перестали обращать внимание. — Прямо ощущаю дежавю. Жаль, не очень приятное. Я знал, что вы далеко пойдёте, но чтобы забраться настолько далеко. Впечатлён, впечатлён. Хотя… В Аркхеме вам, наверное, самое место. Можно безболезненно решать свои проблемы за счёт других. Никто не пожалуется, никто не узнает. Верно? О, Хьюго, я бы не стал этого делать. Зачем?              Пингвин указал пальцем на стол, и я только сейчас заметила, что профессор накрыл кнопку тревоги с внутренней стороны столешницы. Вроде бы всё было не настолько плохо, чтобы вызывать санитаров или?              — Вы ведёте себя не совсем прилично, Освальд. Вы знаете об этом?              — Всего лишь пытаюсь раскрыть вам глаза на лучшую ученицу. Например, вы знали, Хьюго, что у мисс Гордон, — Пингвин поморщился, — просто отвратительные отношения с матерью? Которые она с уверенностью переложила на меня, решив поиграться в гуру психотерапии. Всё выпытывала, вынюхивала, делая какие-то нереальные выводы из воздуха, когда я рассказывал ей о единственном светлом, что было в моей жизни. Сделала из моей дорогой мамочки монстра, развившего во мне кучу комплексов и, как вы говорили, неудовлетворённых желаний? Ха! Неудовлетворённых! Я что, по-вашему, маньяк или извращенец?              — Возможно, вы неверно истолковали посыл, который мисс Гордон пыталась до вас донести, — очередную попытку вступиться за меня Пингвин парировал на раз, расплываясь в далеко не дружелюбной ухмылке.              — Я прекрасно читаю людей, как открытые книги, даже если никто из них не сказал в моём присутствии ни слова. Без всяких образований и кучи цветных бумажек, развешанных по стенам. Сколько их у вас было, мисс Гордон? Штук двадцать? Без сомнений, это даёт вам право навязывать своё мнение кому угодно, но не мне. Я не хотел об этом говорить, надеясь, что мы больше никогда не встретимся, но раз уж судьба свела нас вместе… Передайте спасибо своему брату за наши с ним хорошие отношения, потому что я заплатил слишком высокую цену за алиби. И дело далеко не в деньгах.              — Спасибо за сведения, мистер Кобблпот. Я учту это при следующем распределении пациентов.              По серому потолку прошёлся отблеск загоревшейся сзади красной лампочки над входом. Щёлкнула ручка, с обеих сторон меня обошли санитары, направляясь прямиком к Освальду. Или Пингвину. Его образы разделились и никак не желали состыковываться, будто были от абсолютно разных пазлов.              — Да пожалуйста, — он протянул вперёд руки, но один из санитаров схватил его за шкирку, поднимая на ноги. Швырнул в сторону другого, тем самым продвигая к выходу. Профессор даже бровью не повёл, наблюдая за поведением Пингвина, который, поравнявшись со мной, дёрнулся в сторону, хватаясь за лацкан халата и зашипел: — Не приближайся, иначе я за себя не ручаюсь.              — Я за себя тоже, — огрызнулся державший его санитар. — Топай, пока не отправил в полёт.              — Кэйтлин, — когда дверь за ними закрылась, Стрейндж подошёл ко мне, мягко касаясь плеча. — Как вы?              — Он просто слегка не в себе. Ведь так? — я с надеждой посмотрела на профессора, не особо понимая, радоваться собственному предположению или нет. — Я бы никогда не позволила себе всё это.              — Знаю. Кобблпот нестабилен. Смерть матери подкосила его, но я не предполагал, что настолько. Всё-таки мы не зря устроили этот сеанс. Надеюсь, вы не расстроились?              — Что? — я словно выпала из реальности, хотя прекрасно слышала вопрос. — Нет. Только устала. Ночь была тяжёлой.              — Понимаю, понимаю. Можете ехать домой. Не буду вас больше задерживать.              — Спасибо, — я кивнула, всё ещё чувствуя на себе прерывистое дыхание Освальда, когда он нагнулся ко мне, пытаясь напугать. — В следующий раз привезу наработки по музыкальной терапии. Они почти готовы. Да, — перевела взгляд с двери на профессора и обратно, чувствуя жгучее желание быстрее вылететь из допросной и только бежать, бежать и бежать. — До свидания.              — До встречи, Кэйтлин, — раздался уже где-то далеко голос профессора, растворяясь в потрескивании ламп на потолке.              Не помню, как я собралась и тем более села в машину, да и как преодолела большую половину пути — тоже. В голове стоял густой туман, никак не желая рассеиваться. Думать о чём-то было физически больно, тем более о поведении Освальда. С одной стороны, оно было вполне логичным. Возможно, он решил не подставлять меня перед профессором, но с другой… Что если его слова на самом деле были правдивы? Ведь мы не были ни друзьями, ни врагами. Просто сошедшийся вместе когда-то по необходимости тандем двух абсолютно разных людей, которые в обычной жизни никогда бы не пересеклись ни при каких обстоятельствах. Никто никому ничего не обещал, тем более не клялся в верности. И сейчас, если я могла ему мешать, то Освальд вполне мог бы пойти даже на крайние меры. Наверное.              Тяжело вздохнув, я притормозила у обочины и огляделась по сторонам — почти доехала до въезда в Готэм. Диктор по радио объявил два часа дня. Класс. Особенно если учесть то, что из Аркхема я вышла где-то в районе двенадцати или около того, а дорога до города при худших погодных условиях занимала минут тридцать пять. Полтора часа выпали из жизни, будто их и не бывало.              Выбравшись из машины, чтобы хоть немного подышать, я тут же схватилась за дверцу. Перед глазами резко потемнело, а вокруг не было ни души. Наверное, я должна была испугаться или хотя бы заволноваться, но тяжёлая стена полного безразличия окружала меня от окружающего мира. Интерес ко всему вдруг пропал, и я бездумно облокотилась о машину, смотря на слой снега по другую сторону дороги. В какой-то момент даже подумалось: вот оно счастье — полное одиночество, несколько раз всё-таки нарушенное парочкой проехавших мимо машин. Но и оно длилось недолго. В кармане зазвонил телефон, который я когда-то успела снять с вибросигнала. Пора было вновь начинать жить.              — Алло, — ответила я, не удосужившись посмотреть, кто звонит. Всё равно хуже сегодняшний день уже стать не мог.              — Привет. Занята? — голос Ли звучал как всегда бодро и радостно. — Не отвлекаю от спасения человеческих жизней?              — Нет. На сегодня с этим покончено.              — Отлично! Не хочешь встретиться? Мне наконец пришёл каталог колясок. Я помню, ты тоже хотела присоединиться к выбору.              — А Джеймс?              — Не волнуйся, он с Харви на выезде, да и умыл руки после первого похода в детский магазин. Ну так что? Заеду к тебе вечером?              — Может, сейчас? — неожиданное решение возникло само собой. Да и кто знал, смогла ли бы я встать раньше, чем завтрашним утром. — Подъеду к участку минут через тридцать, устроим обед.              — Буду ждать в кафе напротив. Заказать тебе что-нибудь?              — Нет. Хочу полистать меню. Скоро буду.              Закончив разговор, я мысленно попрощалась с неказистым, но милым видом, отнявшем у меня незаметно ещё минут двадцать. Время утекало, как сквозь пальцы песок, и я этого совершенно не чувствовала, заодно не знала, как сейчас выгляжу. Скорее всего не очень, только решение уже было принято. Да и Ли вряд ли бы стала лезть с расспросами против моей воли. Она одна уважала чужое личное пространство и не спешила лезть с непрошенными советами на все случаи жизни. Только этого вполне могло хватить, чтобы немного поднять настроение. Выбор коляски для будущего племянника или племянницы? Что вообще может быть лучше? Оставалось только надеяться, что весь каталог не представлял из себя ассортимент вездеходов для самых маленьких, потому что брат был настроен на рождение сына. Харви тоже поддакивал ему, с важным видом кивая, что иначе быть просто не может, следовательно, беднягу уже с рождения мог ждать курс молодого бойца. Хотя девочке его тоже было не избежать.              Когда я вошла в семейное кафе, очень неудачно открывшееся рядом с участком, Ли, как и обещала, сидела за длинным столиком у окна с большим стаканом чая в самом конце. Вокруг вместо пар с детьми обедали полицейские, быстро потерявшие к новому посетителю всякий интерес, начиная слишком уж активно утыкаться в тарелки.              Ли помахала мне и, радостно улыбаясь, обняла. С каждой новой встречей она, казалось, начинала светиться ещё ярче, становилась мягче и теплее. Беременность делала из неё настоящую леди, хотя, казалось бы, куда больше.              Пока я раздевалась и усаживалась за столик, забиваясь к окну, официант успел поставить передо мной большой стакан чёрного кофе без молока.              — Прости, — Ли пожала плечами. — Подумала, может пригодиться.              — И как всегда оказалась абсолютно права. Я мечтала о нём ещё со… — перед глазами тут же всплыла тёмная холодная камера Освальда. Интересно, он уже успел заметить пару появившихся пометок на чертежах? А главное как отреагировал на это, ведь после нашей встречи…              Я вздрогнула, когда руки коснулись, возвращая меня в реальность.              — Прости. Не стоило выдёргивать тебя после ночной смены. Засыпаешь на ходу.              — Нет, ты что, — я аккуратно высвободила руку, откидываясь на мягкую спинку красного диванчика и чуть не опрокидывая стакан с кофе, а на пальцах остался приятный след чужого тепла. — Могу отработать ещё столько же или, если хочешь, сплясать что-нибудь. Только, боюсь, после этого нас вышвырнут на улицу, а посетители завалят суд исками о моральной компенсации за ужас, который им пришлось бы лицезреть.              — Чечётку Джима ты всё равно не сможешь переплюнуть, — веселье в голосе Ли длилось недолго. — Кэйтлин, у тебя точно всё хорошо? Я могу чем-нибудь помочь?              — Нет, — хватило доли секунды, чтобы понять, что мой ответ был воспринят абсолютно верно, так как Ли успела нахмуриться. — У меня всё отлично, правда. Может, очень много работы. Чересчур много работы. Не знаю, нормально ли это, но иногда мне начинает казаться, что психи повсюду. Они мне даже снятся.              — Тут я действительно ни с чем не смогу помочь. Но если тебе станет немного легче, то открою маленький секрет. Когда я начинала работать в полиции, то тоже достаточно долго удивлялась, что за пределами морга есть живые люди.              — И как быстро это прошло?              — Ну… — Ли заправил прядь волос за ухо, явно задумываясь. — Я просто стала чаще выходить оттуда.              — Значит, я всё делаю правильно, — сделав большой глоток несладкого кофе, я взяла с подставки пакетик сахара, высыпая содержимое в стакан. — Так что доставай свой каталог. Должна же я иметь представление, сколько нужно будет скопить за ближайшие полгода.              — Смотри, можешь не успеть. Харви тоже изъявлял желание подарить что-нибудь ценное, — Ли достала из сумочки большой глянцевый журнал с моделью на обложке. Коляску за ней я разглядела далеко не сразу. — Так что можете разделить с ним подарок пополам. Я уже присмотрела парочку. Что скажешь вот об этой модели?              Раскрыв каталог где-то посередине, мне показали небольшую серую коляску на огромных колёсах. Единственное, что оставалось, только пожать плечами, ведь я не имела о них ни малейшего представления. Хотя Ли буквально за полчаса успела объяснить, какие цвета и почему предпочтительнее было брать, на что влияла толщина колёс, с каким механизмом коляску удобнее складывать и вообще какая должна быть ручка, чтобы тратить меньше сил во время долгих прогулок. Поэтому моё: «Вот эта зелёненькая вроде миленькая» — вызвало у Ли приступ смеха, быстро передавшийся и мне. Тяжёлой ночи и недоразумения с Освальдом будто бы и не было вовсе. Я удивлялась сама себе, что всё-таки смогла переключиться и действительно на полном серьёзе начать обсуждать материал будущей коляски. Даже официант, подошедший один раз поинтересоваться по поводу заказа, решил обходить нас стороной.              — Привет, — неожиданно раздавшийся голос брата пригвоздил меня к странице с дополнительными аксессуарами, до которых мы наконец добрались спустя, наверное, час. — Не помешаем?              — Джеймс, — Ли виновато посмотрела на меня и поднялась, обнимая его. Я отвернулась к окну, предпочитая не встречаться взглядом с человеком, предпочитавшим не сообщать мне важные новости. — Откуда ты здесь? Вы же с Харви должны ехать за грабителями?              — Буллок как минут пятнадцать допрашивает их. Вот решил не мешать ему. Заодно захватил с собой Чарльтона, не всё же парню носить из дома бутерброды и ютиться среди стеллажей в одиночестве. Так что, возьмёте нас в свою компанию?              Ли медлила, явно не зная, что предпринять. Похоже, появление брата стало для неё такой же неожиданностью.              — Садитесь раз пришли, — я всё-таки кинула взгляд на чуть поморщившегося Джеймса и краем глаза выхватила фигуру молодого парня, стоящего рядом с ним.              Ли попыталась пересесть ко мне на диванчик, но Джеймс успел придержать её за плечи, возвращая на своё место, после чего, скинув куртку, уселся рядом, преграждая собой путь к выходу. Парень, оставшись на всеобщем обозрении, тут же стушевался, но всё-таки быстро сообразил, что к чему. Тоже снял куртку, запихнул в рукав шапку, повесил её на вешалку у стены и аккуратно присел на самый край, оставляя свободным добротное расстояние, куда бы поместился ещё один человек, и нам всем троим не было тесно. Разглядывать знакомого Джеймса, в отличие от него самого, настроения не было, как, впрочем, и у всех остальных. Ли нервно постукивала указательным пальцем по столешнице, не спеша начинать разговор. Зато брат пылал особым энтузиазмом, успев притянуть к себе и меню, и каталог с колясками одновременно.              — Выбрали что-нибудь? — к чему конкретно относился вопрос, так и осталось загадкой, так как в идеальную атмосферу вмешалась официантка.              — Готовы наконец сделать заказ? — девушка выглядела настолько грозно, что откажи мы ей и в этот раз, она явно бы воткнула кому-нибудь в глаз ручку, которой собиралась записывать в блокнот блюда.              — Да, — Джеймс перевернул меню, открывая первую страницу, и провёл пальцем вниз по листу до конца. — Четыре бизнес-ланча. Если можно, побыстрее, обед скоро заканчивается. А у нас с Чарльтоном на сегодня ещё куча всего.              Я еле сдержалась, чтоб не усмехнуться. Кто вообще в здравом уме называет так собственного ребёнка? Да и парень вроде был вполне молод, чтобы его родители были фанатами литературы начала века. Я бы даже дала ему на пару лет меньше, чем себе, уж больно детскими выглядели черты лица.              — Кстати, Кэйтлин, познакомься — это наш новый сотрудник архива. Заведует всеми уликами вместо… Своей предыдущей коллеги. Не важно, — кашлянув, Джеймс взял у Ли стакан с чаем, допивая его. — Прекрасный специалист, разбирающийся в том что, а главное, где должно лежать.              — Ну что вы, детектив Гордон, — попытался откреститься парень таким же детским, как и внешность, голосом.              — Запомни, Чарльтон, в участке сам себя не похвалишь — никто не похвалит. Но если человек делает свою работу хорошо, то почему бы не рассказать об этом? Тем более когда далеко не все могут этим похвастаться. По себе помню, насколько необходимо одобрение старших коллег в начале пути, наставление от более опытных, повидавших жизнь. Правда, Кэйли?              — А? — я невольно посмотрела на Ли, пытаясь понять, что происходит, но она только пожала плечами. Пришлось ответить: — Да. Особенно когда вокруг тебя одни психи.              — Кэйтлин работает в Аркхеме, — тут же пояснил Джеймс. О том, кто я, вроде бы речи не шло, значит, он успел рассказать своему милому протеже сей факт ещё до встречи с нами. Но стоило парнишке услышать о тюрьме для психически больных преступников, как он тут же заёрзал на диване и, если бы не сидел на самом краю, то непременно бы отсел от меня ещё дальше. — Так что мы все, можно сказать, коллеги. Я ловлю злодеев на основании вещей, которые хранятся у Чарльтона, потом Кэйтлин их лечит.              Об участии Ли в данном круговороте должностей Джеймс почему-то предпочёл умолчать, уводя разговор куда-то совсем далеко, постепенно сводя его на нас с Чарльтоном в перерывах между жеванием большой порции картошки фри со стейком. Я же медленно размазывала по тарелке кетчуп, пытаясь не изображать из еды явные очертания виселицы, всё сильнее сжимая вилку. О том, что брат пытался рекламировать нас друг другу, стало понятно довольно быстро, особенно после того, как он перечислил чуть ли не все мои положительные качества, которых, правда, оказалось не настолько много, как у перспективного архивариуса из главного готэмского отделения полиции. В какой момент в разговор включился он сам, я не успела заметить, очнувшись уже в середине какой-то классификации карточек, и тяжело вздохнула, удостаиваясь недовольным взглядом от Джеймса. Больше отвлечься мыслями о работе не вышло, а от занудных россказней Чарльтона только клонило в сон. Это раздражало ещё больше, но брат не давал утихнуть комедии абсурда, постоянно кивая и улыбаясь во все явно лишние тридцать два зуба.              Когда терпеть всё это стало совсем невыносимо, а тема разговора плавно перешла к семейному древу рода Чарльтона, где испокон веков рождались одни мальчики, я достала телефон, набирая сообщение.              «Сделай что-нибудь!»              По ту сторону стола раздался короткий сигнал, и Ли, извинившись, хотя этого никто не заметил, полезла в сумку. Достала мобильник, мельком бросая на меня взгляд, и стала что-то быстро набирать. Я как раз успела выключить звук, как от неё пришло ответное смс.              «Первый раз в жизни не знаю, что делать»              — Семейные традиции — это прекрасно, — между делом продолжал вещать Джеймс, чуть повышая голос. — Наш с Кэйтлин отец работал на благо закона, мать — юрист. У меня не было ни единого сомнения, чем заниматься в жизни. И наш ребёнок, я надеюсь, сделает правильный выбор, верно, дорогая?              — Станет тем, кем посчитает нужным, — поправила Ли, но её было почти не слышно в построении великих перспектив.              — Да, Чарльтон, а у тебя самого есть девушка?              Бедняга от такого вопроса подавился кофе, который пил в этот момент.              — Нет, детектив, — он попытался сдержать кашель, ставя на стол подрагивающуюся чашку. — Сначала нужно устроить карьеру. Мало кто хочет жить с родителями парня в двухкомнатной квартире.              — Главное не упустить время. Кэйтлин в последние годы тоже ударилась в учёбу с головой, теперь живёт на работе. Так ведь можно проснуться в пятьдесят лет в пустом, но большом доме и осознать, что всё давно куплено, кроме одного — семьи.              — И что ты предлагаешь делать? — я огрызнулась, переключая тем самым всё внимание брата на себя. Уж точно не ему было рассуждать, каким образом мне жить, тем более затрагивать тот её период, в котором он вообще не появлялся. — Бросить всё и искать парня? Может заодно подскажешь где?              — Для начала попробуй оглянуться по сторонам. Иногда помогает. Мы с Ли познакомились именно так.              — Боюсь, всё семейное везение досталось тебе одному. Фокус не удастся, — поддавшись нахлынувшему порыву чувств, бушевавших внутри, я вскочила и чуть не упала на Чарльтона, присутствие которого совершенно вылетело из головы. Благо ему хватило мозгов подвинуться, выпуская меня из-за стола.              — Ты куда? — Джеймс не заставил себя долго ждать.              — Осматриваться. Начну с мужского туалета.              Холодная вода совершенно не помогла успокоиться. Вытирая лицо бумажными полотенцами, я смотрела на измотанное отражение в зеркале и отрывала один кусок бумаги за другим, хотя она давно уже перестала быть нужна. Страшно хотелось курить, но даже этого я сделать не могла. Уж не знаю, рассказали Ли или Харви брату о моей дурной привычке, но пока он не пытался читать нотации. Достать же при нём сигарету на тысячу процентов означало назначить себе смертный приговор. Можно было просто уйти. И проиграть игру, которую он непонятно зачем затеял. С чего вдруг Джеймсу приспичило устроить настолько явное сводничество, причём абсолютно непонятно с кем? Интересно, он вообще смотрел на Чарльтона, выбирая его на роль будущего зятя? Или со мной было всё настолько плохо и, по его мнению, я даже не могла самостоятельно найти парня? Почему все вокруг вообще зациклились на попытках как-то преобразить мою личную жизнь? Да если бы Джеймс знал, что произошло между нами с Виктором…              Виктор.              В голове щёлкнуло, а на лице расплылась зловещая улыбочка. Что ж, дорогой брат. Оглядываться по сторонам я могу в любое время. Главное, чтобы в помещении находился нужный человек, верно?              Отвернувшись от зеркала, я обошла весь женский туалет, заглянула под дверцы кабинок, убеждаясь, что нахожусь внутри одна. Вернулась обратно к столешнице с вмонтированными двумя раковинами, облокачиваясь о неё. Вытащила из кармана так удачно захваченный телефон. «Хэнк» — так гласило имя на оставленной Виктором в прошлый раз визитке. Специалист по отлову бездомных собак. Что ж, очень символично. Оставалось только нажать на кнопку и тем самым запустить отложенный взрыв кафе. Стоило ли оно того? Нет. Но лицо Джеймса в момент, когда он увидит Виктора, явно будет одним из самых впечатляющих в моей жизни.              Гудки звучали медленно, за каждый из них словно проходила целая вечность. Где-то через три или четыре я уже была готова сбросить вызов, чувствуя нереально охватившее напряжение. Внутренний голос шептал: «Ну не судьба. Может, и к лучшему?» Но пока я слушала его, из трубки раздался женский голос, ставя в тупик.              — Добрый день. Служба по отлову собак, Каролина. Чем могу вам помочь?              — Здравствуйте, — не зная, что делать, я замолчала. Девушка на том конце тоже не спешила помочь с продолжением, даже не предлагала услуги, которые они предоставляют. Неужели Виктор решил подшутить надо мной, оставляя визитку специалиста реально существующей фирмы? — Извините, — пришлось посмотреть на экран телефона, чтобы вспомнить имя. — Могу я поговорить с Хэнком?              — Какая у вас проблема?              — Знаете… — мозг откровенно буксовал. — У меня под окнами бегает огромный кобель. Явно домашний, с ошейником. Вы можете с этим что-то сделать?              — Как вас представить?              — Кэйтлин. Кэйтлин Гордон.              — Ожидайте.              — Спа…              В трубке опять зазвучали длинные гудки, не дав договорить. Теперь мне уже самой стало интересно, кем же всё-таки окажется загадочный Хэнк и где, если что, брать выдуманную собаку.              — Как зовут? — услышав Виктора, я с облегчением выдохнула, косясь на входную дверь. Теперь оставалось, чтобы во время разговора в туалет никто не зашёл.              — Кого?              — Кобеля, — он усмехнулся, чем-то шурша на заднем фоне. — Или соскучилась и решила позвонить просто так?              — Нет. У меня к тебе дело на вкусный домашний ужин.              — Слушаю.              — Поможешь насолить Джеймсу? Он хочет свести меня с каким-то ботаником из полиции, и я подумала, что ты будешь лучшей кандидатурой, которая явно произведёт фурор. Надо просто приехать как бы невзначай, посидеть с нами минут десять и всё. Ничего криминально. Никакой стрельбы, драк или чего-то подобного, — чем больше я говорила, тем сильнее осознавала, что несу полный бред. Идея, конечно, до сих пор оставалось хорошей, но зачем бы Зсасзу было выполнять её? Не факт, что он вообще был знаком с Джеймсом. — Но если ты сильно занят или не хочешь, не надо. Попробую обойтись своими силами.              — Где вы?              — Кафе около участка. Оно здесь одно, мимо не пройдёшь.              — Хм-м-м… — шуршание стало значительно громче, мне даже показалось, что что-то упало. — Двадцать минут.              Виктор сбросил звонок, оставляя послевкусие нереальности. Всё складывалось слишком хорошо, чтобы быть правдой. Где-то явно должен скрываться подвох, но начало было положено. Оставалось задержать Джеймса ещё ненадолго, ведь их обед уже давно закончился. Да и как бы они вообще не ушли из кафе, пока я сидела в туалете, строя коварный план мести. Но мне повезло — брат с Ли и Чарльтоном оказались там же, где я их оставила, продолжая вести активную беседу. Никто даже не поинтересовался, почему я отсутствовала так долго и не случилось ли чего.              Время вновь потекло слишком медленно. Теперь я сидела как на иголках, то и дело бросая взгляд на каждую проезжающую за окном машину. Нить разговора сразу же ускользнула, единственное, что крутилось в голове — попытки представить, насколько багровым от злости может стать Джеймс, когда перед ним предстанет сам Виктор Зсасз. Уж не знать о том, как он выглядит, брат явно не мог.              — Приветики, ребятки, — чересчур радостная, явно переигранная фраза, заставила всех замолчать. Я тут же отлипла от окна, понимая, что проворонила чёрный внедорожник Виктора, если он, конечно, приехал на нём. — Какая неожиданная встреча.              — Зсасз… — шокировано зашипел Джеймс, его рука тут же легла на правый бок, явно поближе к пистолету. Виктор даже не дёрнулся, кривя губы и смотря прямиком на меня.              — Птичка, ты не говорила, что куда-то собираешься.              — Я… Прости, не успела предупредить. Неожиданные семейные посиделки, — поднявшись, я перегнулась через Чарльтона, оставляя на губах Виктора мимолётный поцелуй. Он словно предугадывал мои действия: легко подался вперёд, горбясь из-за значительной разницы в росте, будто мы делали это чуть ли не каждый день при встрече. — Откуда ты здесь?              — Заехал за кофе, — он пожал плечами, и только сейчас я заметила, что из-под кожаной куртки торчал край обычной тёмно-серой клетчатой рубашки, а брюки сменили чёрные грубые джинсы. Единственным привычным элементом гардероба оставалась обувь. — Но раз так, посижу с вами. Никто не против? — он повернулся к бледному как смерть Джеймсу, кивая головой, и полез через Чарльтона на свободное место по центру дивана, поворачиваясь к нему задом. Развалился рядом, по-хозяйски приобнимая меня за плечо. Запах хвои окутал пространство вокруг. — Представишь нас, птичка?              — Да, конечно, — я улыбнулась от того, как Джеймса начинало трясти. Он точно был вне себя. — Виктор, это мой брат Джеймс, его невеста Ли. Чарльтон.              — Чарльтон? — Виктор вопросительно вскинул отсутствующую бровь.              — Он работает вместе с ними, — я нагнулась к наёмнику и прошептала на ухо: — Никакого насилия, помнишь? — после чего выбралась из-под его руки, усаживаясь полубоком спиной к стене, чтобы видеть все действия окружающих. — Джеймс, это Виктор…              — Я знаю, кто это! — перебил брат, чуть подавшись вперёд, и упёр локти о стол. — А вот ты, похоже, нет.              — Расслабься, Джим. Я рассказываю ей всё… За завтраком.              После этой фразы мне показалось, что Джеймс вот-вот потеряет сознание. Выглядел он, будто пропустил удар и теперь падал, совершенно не понимая, как такое с ним могло произойти. Виктор же продолжил добивать его, почти пропев:              — У нас с птичкой нет друг от друга секретов.              — Так, значит? — Джеймс кашлянул, нащупывая пальцами в пространстве чашку с кофе. — Кэйли, это правда?              — Ну…              — Всё понятно, — не дав мне и секунды на раздумья, брат уже стоял, держа сумочку Ли. — Идём, — схватив её за локоть, он буквально силой вытащил Ли из-за стола, благополучно позабыв о Чарльтоне.              Виктор сжал мою ладонь ещё до того, как я хотела вступиться за неё, и еле заметно покачал головой. Встревать сейчас действительно было себе дороже, да и непонятно, как на всё реагировала сама Ли. Когда я затевала «взрыв», то совершенно не подумала ни о ком, кроме себя и реакции Джеймса. Она, к слову, оказалась не настолько грандиозной, как хотелось бы.              — Джим, давайте спокойно поговорим, — Ли активно сопротивлялась попыткам одеть на неё пальто, но проигрывала.              — Она всё уже сказала. И показала заодно, — запахнув полы пальто, Джеймс быстро застегнул пуговицы и поправил и без того идеально лежащий меховой воротник. Взял Ли за руку и потащил к выходу, не забыв добавить, поравнявшись с нами: — Дура.              От Чарльтона тоже не осталось ни следа. Когда он успел от нас сбежать, кажется, не заметил никто, разве что кроме Виктора, но наёмник откровенно скучал, наблюдая за семейной ссорой, а затем и вовсе, когда мы остались вдвоём, притянул к себе мою нетронутую тарелку с картошкой фри и взял пальцами несколько штук, размазывая картину из кетчупа.              — Остыло, — хотя этот факт совсем не помешал ему продолжить жевать. — М-м-м. Ты будешь?              — Нет, спасибо, — от незнания, куда себя деть, я схватила салфетку и начала её мять. — Довольствуйся своим вознаграждением.              — Вообще-то ты обещала ужин. Утка с апельсинами подойдет. И салат с трюфелями.              — Извини, но не заслужил.              — Почему?              — А что это такое вообще было? — я перешла на шёпот, так как большая часть посетителей в кафе молча продолжали слушать нас. Представляю, в каком неописуемом восторге сидели за соседними столиками копы. — У нас нет друг от друга никаких секретов. Мы обсуждаем их за завтраком! Ты издеваешься?              — Зато Гордон точно поверил, — Виктор взял очередную картошину и поднёс её мне ко рту. — Ешь. Спектакль ещё не окончен.              Пришлось повиноваться и сразу же залпом осушить половину оставшегося стакана кофе. Такого же холодного и не менее мерзкого. Поднимающуюся тошноту это немного сняло, но осадок всё равно остался. Меня начинало лихорадить и бросать в жар одновременно, резко заболела голова. Похоже, организм окончательно сдался, решив напомнить о том, что ему тоже необходим отдых.              Зсасз, стоило отдать ему должное, больше не пытался привлечь к себе внимание, переключившись на стейк. Оставался только один вопрос — кто будет платить за обед, потому что у меня с собой не было припрятано мешка с парой миллионов. Разве что попытаться договориться с официантом, чтобы чек записали на Джеймса, как организатора банкета, который вдруг возник из ниоткуда и, схватив Виктора за ворот кожаной куртки, поволок к выходу.              За те несколько минут, что я металась на крошечном пятачке в поисках верхней одежды и рюкзака, между делом пытаясь сообразить, что сейчас произошло, Виктор уже лежал на капоте чьей-то машины, закрывая ладонью нос. В паре метров от него в бой рвался Джеймс, удерживаемый растрёпанным и в одном пиджаке Харви. Вокруг как обычно начал собираться народ.              — Буллок, отпусти! Я его убью, — брат был в ярости, топчась на месте.              — И сядешь из-за ублюдка, о которого в последнюю очередь хочется марать руки. Джим, помнишь, у нас на него ничего нет.              — Плевать. Не позволю, чтобы он… С моей сестрой! Прибью обоих!              — Прошу заметить, у нас всё было по обоюдному согласию, — Виктор скатился с капота, упираясь ногами в асфальт, и тяжело сел. Весь подбородок у него был в размазанной крови, и выглядело это действительно жутко. — Да, птичка?              Мужчина, за которым я пряталась, оказался слишком тощим и любопытным, начиная оглядываться по сторонам в поисках виновницы потасовки, а после вовсе отпрыгнул от меня в сторону, выставляя на всеобщее обозрение. Виктор сплюнул на асфальт, вытер нос рукавом куртки, только больше размазывая по лицу всё не останавливающуюся кровь. Джеймс с безумными глазами дёрнулся ко мне, у него почти получилось это сделать, но Харви вовремя спохватился, обхватывая его за талию и оттаскивая назад.              Кажется, именно о такой реакции я мечтала?              — Кэйтлин, он ведь несерьёзно? У вас нет ничего общего. Включи мозги! — чем дольше я молчала, тем больше он расходился и начинал орать на всю улицу, брызжа слюной. — Кэйтлин, ты давно не ребёнок! От тебя постоянно одни проблемы. Подумай, наконец, о других! Или ты специально выбираешь их? Не получилось с Освальдом, переметнулась к Зсасзу? А если он сорвётся, кто следующий? Бутч? С кем ты ещё знакома?              — Приятель, успокойся, — попытался встрять Харви, но безуспешно.              — Острой жизни захотелось, да? Я позвоню матери, пусть она с тобой разбирается, раз меня ты ни во что не ставишь. Неблагодарная! Мы всю жизнь ради тебя горбатились, пытались уберечь, а ты.              — Никто вас об этом не просил, — слова Джеймса окончательно распотрошили меня и вывернули наизнанку. Я даже сказала это вслух, чтобы, наверное, в первый раз в жизни услышать себя, чем пытаться вступать в бессмысленный спор.              — Не дерзи, Кэйтлин. Это очень невыгодно в твоём положении. Стой! А ну — стой! — крик оглушил явно не только меня, но и Харви, зажмурившегося, но не ослабившего хватку, хотя брат активно пытался высвободиться. — Если ты к нему подойдёшь, то можешь считать, что у тебя нет семьи! Обо мне точно можешь забыть навсегда.              — Как-нибудь переживу, — пробубнила я себе под нос и продолжила путь к Виктору, на ходу стаскивая с плеч рюкзак и вынимая упаковку с бумажными платочками. Протянула ему один и непонятно зачем начала вытирать кровь с подбородка под продолжающиеся проклятья и воспоминания о том, сколько было на меня потрачено времени, сил и денег.              — Хватит, — Виктор перехватил мою руку, заставив вздрогнуть. На запястье остались алые следы. — Подкинешь до центра?              — Без проблем. Только не запачкай салон.              Вручив наёмнику всю пачку платочков, мы направились к моей машине, стоявшей чуть дальше от кафе. Оборачиваться было не нужно, я и так прекрасно чувствовала спиной пристальный прожигающий взгляд Джеймса, который, к великой радости, наконец заткнулся.