Back in Black

      — Вставь это в любой из компьютеров и всё, — сказал Виктор, передавая мне потёртую флешку. — Мои умельцы отправили злому доктору письмо, которое он на своё несчастье открыл. В вашей системе безопасности блуждает вирус. Он создаст помехи на камерах, не давая делать чёткие записи. Твоя задача показать, что всё накрылось до того, как мы приведём босса в чувства, а потом отрубить камеры минут за двадцать до этого.              Без Роберта мы бы не справились, но он, на удивление, неожиданно согласился. То ли проникся моей речью, то ли профессор достал его самого настолько сильно, что их дружеские отношения пошатнулись, но главное — цель была достигнута. Нам несказанно повезло, что накануне дня, когда была назначена последняя пытка над Освальдом, у Стрейнджа и Пибоди выдалась выходная ночь. За порядком в Аркхеме оставили следить ничего не подозревающего врача, на самом же деле ситуацию контролировал Роберт, который предпочёл провести время с пользой, и возился с Луной. В тайной комнате за камерами он оставил меня, давая возможность прощёлкать все картинки, изучить угол обзора и набросать пару схем, как можно было двигаться, чтобы остаться незамеченным. Слепых углов, конечно, оказалось немного, но после тренировок Виктора я действительно начала подмечать то, что никогда бы не увидел обычный человек. До нашего выхода оставалось чуть больше двух часов. Операция назначена на час ночи, чтобы дать пациентам возможность заснуть, и ещё осталось время на подключение к Освальду. Пусть он теперь и прекрасно поддавался влиянию, но нельзя было точно сказать, даст ли его подсознание так же быстро явить на свет настоящую личность, как и то, сможем ли мы вообще до неё докопаться. Знакомый психиатр Виктора, которого он тоже подключил к делу, тоже не давал никаких гарантий. Всё оказалось слишком неопределённо и шатко.              — Пойдём? — когда за спиной раздался голос Роберта, я вздрогнула и разлила по столу кофе, совершенно не услышав, как он вошёл. Отъезжающую дверь-стену успели смазать и теперь она каталась туда-сюда без единого звука. — Да брось, красотка, — он завалился в кресло рядом, начиная лениво вытирать кофе платком. — Ты столько раз делала это, что всё будет ок. Следуй сценарию Хью и собирай аплодисменты. Или ты собралась что-то поменять?              — Нет, — я убрала стакан на противоположную часть стола от греха подальше. — Просто, кажется, у нас опять проблемы. Смотри, — я щёлкнула мышью, поочерёдно выводя пару изображений с камер. Картинка рябила, цвет уходил в чёрный. Специально нашла коридор, по которому кто-то шёл, радуясь в душе тому, что фигура оказалась совершенно неразборчивой, и сливалась с окружением. Где начинался пол, стены или потолок, совершенно непонятно.              — Да твою мать, — Роберт подкатился ко мне, отобрал мышь. Залез в настройки, попутно доставая из ящика листок, оставленный специалистом из технической поддержки. Сверил все параметры. — За что мы им платим? Ладно, — он вздохнул. — Хрен с ними. Всё равно до утра никто ничего не сделает. Это не наши проблемы, забей и пошли. Птичка и так уже заждалась.              — Думаешь, проблем не возникнет? Нас могут заметить.              Якобы завязывая шнурки на кедах, я удостоверилась, что флешка вставлена намертво, и никуда не денется, пока нас не будет. Главное успеть вытащить её под утро.              — Всё нормально. Я забрал себе патрулирование мужской половины и области кабинета.              — Но, — я выскользнула вслед за Робертом, давая ему вернуть стену на место. — Ты обещал, что будешь рядом. Вдруг что-то пойдёт не так?              — Что может случиться с прикованным к креслу милым мальчиком, соглашающимся на всё? Ты не боялась Пингвина, когда он мочил неугодных пачками, а теперь вдруг решила вспомнить, что он опасный преступник?              — Кобблпот может притворяться, — я еле поспевала за широким шагом Роберта. Мы успели спуститься на этаж ниже и двигались напрямую к камерам пациентов.              — Не парься. Я сделаю всё в лучшем виде. Он даже пальцем пошевелить не сможет.              Не нужно было смотреть, чтобы понять, что Роберт довольно улыбается. Его самоуверенность была вполне оправдана, но я опасалась далеко не того, о чём он думал. Даже если всё получится, никто не давал гарантий, что Освальд выслушает меня и согласится на авантюру. Этого, конечно, никто особо не ждал, но что будет потом, когда он придёт в себя окончательно? Ведь именно нынешний Освальд раскаялся в том, что собирался убить меня, а что там продолжал переваривать внутри себя настоящий оставалось только догадываться. И вряд ли Виктор смог бы остановить босса, убедить его в благости совершённых действий.              Роберт успел открыть камеру, пока я ударилась в наступающие всё реже приступы неуверенности в себе, достал фонарик, выпуская в стену яркий луч. Включать свет было небезопасно.              Я подошла к кровати, прислушиваясь к размеренному дыханию. Освальд крепко спал, обхватив руками подушку и прижав её к себе. Присела на край, коснулась его плеча и нагнулась, начиная мягко трясти.              — Освальд, — прошептала я. — Пожалуйста, просыпайся. Освальд.              Он вздрогнул, широко распахнул глаза, начиная растерянно озираться по сторонам. Зажмурился от света, закрывая глаза ладонями.              — Кэйтлин? — радость в его голосе смешалась с тревогой. — Что-то случилось?              — Всё хорошо, — я крепче сжала пальцы, надеясь, что вскоре всё-таки смогу вновь услышать тот язвительный, надрывный тон, и отпустила Освальда. — Нужно, чтобы ты пошёл с нами. Пора провести последний сеанс.              — Сейчас? — он резко сел, отползая к стене. — Хьюго говорил…              — Дорогой, я знаю, что это очень неприятная процедура, но её всё равно необходимо совершить. Так давай закончим всё сейчас, а не будем ждать утра? Ты проснёшься уже совершенно здоровым, новым человеком. Начнёшь день с чистого листа.              — З-звучит здорово… — не очень радостно протянул Освальд, но всё-таки скинул с себя одеяло. — Мне нужно переодеться.              — Можешь остаться в пижаме. Не трать силы на лишнее. Главное сейчас — твоё душевное состояние. Ты ведь хочешь стать по-настоящему свободным от того, что когда-то совершал?              Освальд кивнул.              Я встала, давая ему обуться, и отобрала у Роберта фонарик, чтобы он не игрался со светом. Потом подхватила дрожащего Освальда под руку, выводя из камеры. Пусть пытки почти сломали его, но всё равно продолжали причинять боль, хоть он старался этого не показывать или уже не мог этого делать.              Когда мы подошли к переходу между камерами и выходом в общую зону, Роберт, открывая сетчатую дверь, успел склониться надо мной и шепнуть: «Вы с Хью стали бы чудесной парой». Меня передёрнуло от лучшего в жизни комплимента. Даже я сбилась со счёта, сколько пришлось потратить времени, чтобы хоть немного стать похожей на Стрейнджа, но самое страшное было то, что я абсолютно перестала что-либо испытывать, когда говорила не то, что думала, делала не то, что хотела. Сейчас тоже, наблюдая за постоянно спотыкающимся Освальдом, я лишь надеялась на то, что Виктор смог пробраться внутрь. Без его поддержки было бы совсем тяжко.              Подготовительный этап не занял много времени. Роберт без особых усилий, как и обещал, намертво приковал Освальда к стулу. Пришлось даже попросить его чуть ослабить крепления, чтобы не оставить на теле пациента синяков. Психические пытки психическими пытками, но бить больных никто не разрешал. Я доделала всё остальное — одела шлем, стараясь быть как можно нежнее, взяла в руки дурацкую палку, еле подавив тяжёлый вздох.              — Освальд, пожалуйста…              Он послушно открыл рот. Роберт же скрылся в аппаратной, явно не собираясь меня страховать, чем мешал появлению серого кардинала. Когда с приготовлениями было покончено, я последовала за ним, находя Роберта за пультом управления. Компьютер оказался включен, программа открыта, а на столе лежали листы, исписанные мелким почерком профессора с поэтапным «воспоминанием» для последнего сеанса.              — Ну всё, развлекайся, — щёлкнув на кнопку подачи газа, он хлопнул в ладоши и поравнялся со мной. — Звякни как закончишь, отнесу бездыханное тело в клетку.              — Но… — я мельком повернулась к стеклу, где в одиночестве в пустой комнате сидел Освальд.              — Да брось, красотка. Хоть раз с ним что-то случалось? Или, быть может, он вырывался и начинал бушевать? Если боишься, закройся, и тебя никто не покусает. У меня, честно, нет никакого желания смотреть на ваши игры разума. Я обещал помочь в организации — получи и распишись. От всего остального, пожалуйста, уволь.              Подбадривающе задев меня плечом, Роберт пошёл к выходу. Еле уловимо скрипнули петли.              — Подожди, — я не могла не спросить. — Что ты хочешь взамен?              Повисла тишина. Можно было подумать, что Роберт успел уйти раньше, но я чувствовала его присутствие и сквозняк из коридора.              — Того же, что обычно твой любимый пациент, — он был совершенно серьёзен. — Услугу. Рассчитаемся, когда придёт время.              Которое, я надеялась, никогда не наступит. В любом случае думать об этом сейчас не было времени, так что, оставшись в одиночестве, я быстро мысленно досчитала до десяти, заперла обе двери, и рванула к компьютеру, проверяя датчики. Всё в норме. Начала прощёлкивать ступени подключения к сознанию Освальда, не сводя взгляда с экрана монитора. Сверху начал доноситься металлический отзвон. Упавший шуруп прикатился прямо к ногам, послышалось шипение. Я мельком оглянулась — Виктор, кое-как высовываясь из вентиляционного прохода, максимально отогнул решётку и пытался оторвать её нижний конец от стены. Подключение было успешно активизировано.              — Ты можешь быстрее? Всё готово, — я поторопила его и чуть не подскочила, когда Зсасз навис надо мной, крепко обхватывая подлокотники кресла.              — У нас вся ночь впереди, ещё успеем пошалить. А это что? — чуть ли не ложась мне на плечо, он нагнулся к конспекту профессора, морщась всё сильнее по мере чтения. — Какая мерзость. Я бы предпочёл умереть, чем внушать себе это.              — Очень дельное замечание, а главное вовремя, — я засунула бумаги в стол, чтобы они не мешались и случайно не самоуничтожились. — Действуем по плану или твои знакомые подкинули ещё пару умных идей?              — Нет, начинай, — оторвавшись от меня, Виктор подкатил соседнее кресло, устраиваясь на нём. Вместо гриндов сегодня на наёмнике красовались обычные чёрные кроссовки, а рубашку заменяла спортивная кофта. В таком виде он походил на тренера по самообороне или физрука из старшей школы. Мотнув головой, выбивая всё ненужное, я потянулась к кнопке. — Кстати, что с камерами?              Я бросила на Виктора злобный взгляд.              — Не работают. Не мешай и не влезай раньше времени. Он не должен слышать твой голос. Желательно вообще, понял? — не дожидаясь ответа, я активировала микрофон. Глубоко вдохнула, прощаясь с надеждой унять дрожь в теле. — Освальд, предлагаю начать. Расслабься, — Виктор прыснул и закрыл глаза ладонью, — и сосредоточься на моём голосе. Если готов, кивни.              Еле заметный жест последовал сразу же. Слишком короткая цепь, прикреплённая к ошейнику, звякнула в тишине, а Освальд мгновенно откинул затылок на кресло, начиная судорожно сглатывать слюну. Пришлось дать ему пару минут, чтобы прийти в себя. Виктор, вроде как заинтересовавшийся окружающей обстановкой, разглядывал помещение. На босса за стеклом он старался не смотреть.              — Хорошо, Освальд, — повторить это имя за сегодняшнюю ночь предстояло тысячи раз. — Прошу тебя, вспомни все самые худшие моменты в своей жизни.              Начать мы решили именно с этого. Конечно, можно было сразу броситься с места в карьер и вызывать Пингвина, но непонятно, как бы отреагировала психика Освальда. Так что пришлось придумывать окольные пути, которые, кажется, совершенно не работали. Не то, чтобы ничего не произошло, на экране даже появились какие-то смутные очертания комнаты. В них, пусть и не сразу, я признала зал в квартире Кобблпота. Вряд ли где-то ещё висели такие же занавески в мелкую розу, кажется, пепельно-розового цвета. Только на созерцании их и края комода с размазанными по стене фоторамками всё заканчивалось. Изредка взгляд Освальда блуждал, освещая то потолок, то спинку дивана. Прошла минута, вторая, третья. Виктор почти силой вырвал у меня из пальцев ручку, откладывая её подальше, и сжал ладонь.              — Не понимаю, что происходит. Раньше он всегда начинал с активных действий.              — Эта штукень умеет читать мысли?              — К счастью, нет. Думаешь, Освальд строит в голове планы по свержению своих злейших врагов? Как-то не похоже, слишком всё спокойно и…              Вдруг весь экран монитора заполнило чьё-то лицо. В кадр вошёл подбородок и часть носа, затем появились глаза. Молодая девушка с собранным на затылке хвостом вьющихся волос радостно улыбалась. Казалось, я где-то видела её раньше, черты были слишком знакомыми, но вот кто это был.              — Не может быть, — выдохнул Виктор, чуть ли не утыкаясь в монитор. — Это ж его мамаша!              Не поверив догадке, я пристально всмотрелась в чёрно-белую картинку, но предположение Зсасза подтвердилось само собой.              — Кто это у нас проснулся и не сообщает об этом? Не хочешь отрывать мамочку от дел, да, крошка? — отдалившаяся молодая Гертруда протянула руки, и обзор комнаты изменился. Освальд не сводил глаз с висевших на шее матери крупных бус и тянул крохотные, детские ручки к камням. — Нравятся?       Ловким движением, она перехватила ребёнка, держа его одной рукой, а другой стянула через голову бусы. Отдала их Освальду, который тут же потянул их в рот, начиная жевать.       — Ну ничего. Завтра у тебя будет куча игрушек, каких только пожелаешь. Помнишь мишку, которого мы видели в магазине? Того, с бантом. И книжки. Ах, ещё я присмотрела такой симпатичный костюмчик, как раз для моего модника. Что ты говоришь? — Гертруда разговаривала сама с собой. — Откуда мы возьмём столько денег? Не переживай, дорогой. Мамочка ночью дошьёт то платье на заказ, и утром нам за него хорошо заплатят. Представляешь, жена прокурора появится на рождественском приёме в моём платье. Если оно понравится другим, то скоро у меня будет куча заказов. Мы сможем открыть ателье и заживём счастливо. Потом, когда ты немного подрастёшь, — она легонько коснулась щеки сына. — Я научу шить тебя. Уверена, твой отец хотел бы этого.       Гертруда вздрогнула. Не обративший на это никакого внимания Освальд, выпустил изо рта бусы, глядя в сторону коридора, откуда доносилась настойчивая трель.       — Интересно, кто это может быть? — Гертруда положила сына обратно на диван, укутывая его одеялом. — Мамочка только посмотрит и сразу же вернётся. Не скучай.       Освальд взмахнул бусами, наблюдая за переливами камней. Щёлкнул замок. Раздался всхлип и шорохи. Женский шёпот было не разобрать, зато мужской бас не стеснялся заполнять собой всю квартиру.       — Ничего не хочу знать. Срок выплаты закончился на прошлой неделе. Я и так великодушно дал тебе отсрочку, но сколько можно ждать? У меня не благотворительный фонд.       — Я всё отдам! Завтра! — Гертруда старалась сдерживаться, не переходить на крик и не давать панике и страху вырваться на свободу.       Мужик усмехнулся.       — Да ладно? И откуда ты их возьмёшь? Уж не банк ли ограбишь?       — Гордон заплатит мне за работу. Я тут же всё верну, с процентами.       — Гордон? — зло прошипел мужик, что-то упало на пол. — Уж не сдать ли ты нас решила? Жить расхотелось?       — Нет, — раздался хриплый женский голос. — Я шью его жене платье. Она обещала хорошо отблагодарить. Всё будет завтра. Пожалуйста, — взмолилась Гертруда. — Подождите до утра.       — Платье, значит? — отчётливые шаги приближались всё ближе к дивану. За спинкой появилась огромная фигура в чёрной куртке и коротко стриженный затылок. Мужчина подошёл к окну, остановился у шкафа, снимая с ручки верхней дверки вешалку с белоснежной материей. — Не это ли? Моей бы жёнушке пошло, но она в него не влезет, — на небритом лице появился довольный оскал кривых зубов. — А вот этой стерве вряд ли. Сварганила бы ей форму тюремного надсмотрщика с хлыстом. Страна должна знать своих героев. Ой.       Мужик демонстративно приподнял платье и одним движением оторвал рукав, брезгливо откидывая ткань в сторону.       — Ты не обижайся, я просто терпеть не могу эту дрянь, как и не отданные вовремя долги. Так что не обессудь.       Схватившись за середину, мужик, чуть приложив усилие, разорвал платье пополам, не забыв раскромсать его ещё на пару кусков, чтобы оно точно не подлежало восстановлению. С омерзением он кинул их под ноги, не забыв потоптаться сверху, а затем направился к двери.       — Завтра в двенадцать приду за деньгами. Если их не будет, отдашь натурой. Тебе ведь не впервой.              Я, не моргая, вглядывалась в катящиеся по щекам Гертруды слёзы, успокаивающую расплакавшегося сына. Она укачивала его на руках, картинка тряслась, начиная то расплываться, то фокусироваться вновь. Освальд инстинктивно пытался дёргать руками вслед за детскими воспоминаниями, упираясь в кожаные ремни. Больше всего убивало то, что я прекрасно помнила то самое белоснежное платье матери на чёрно-белой фотографии, где они стояли рядом с отцом, улыбаясь, а перед ними с недовольной физиономией и леденцом во рту примостился маленький Джеймс, которого папа придерживал за плечо. Именно это пресловутое платье мать берегла и надевала только на самые важные мероприятия.              — Птичка, — Виктор оторвал меня от экрана. — Там что-то не то.              — Чёрт!              Датчики зашкаливали: слишком большой уровень газа, жизненные показатели взлетели вверх. Ещё немного и Освальд, судя по всему, бы отключился. Я бросилась перестраивать всё, как учил профессор, давая Освальду передышку, хотя он и так уже вышел из того воспоминания, заваливая голову набок и дыша через рот. Слюна стекала по подбородку и, казалось, он всё-таки потерял сознание, но компьютер говорил об обратном.              — Освальд, ты молодец, — зажав кнопку включения микрофона, прошептала я и сразу же отпустила её, понимая, что все предыдущие сеансы ни в какое сравнение не шли с тем, что происходило сейчас. Мне хватило лишь одного крошечного куска из младенчества. — Я этого не выдержу. Виктор!              Зсасз сидел с самым серьёзным выражением лица, которое я вообще у него видела. Не хватало разве что пистолета у моего виска.              — Ты должна, назад дороги нет. Ты хочешь вернуть Пингвина?              Я поджала губы, кивнула. Освальд был нужен всем. Был нужен мне. Но заставлять его переживать всё заново… В таком случае после сеанса в его расстрельном списке появилось бы немало новых имён, ведь он запомнит всё, что что сейчас вытащит его подсознание из самых глубинных осколков памяти.              — Ладно, — датчики перестали гореть красным, возвращаясь в зелёный диапазон. Пришлось немного добавить волшебного газа, на свой страх и риск, чтобы погружение было более реальным. — Освальд, продолжим. Вспоминай дальше — всё самое плохое, что с тобой случалось с самого детства.              Стиснув зубами палку, он попытался замотать головой, вцепился в подлокотники кресла, но провалился в подсознание, оживляя чёрный экран посередине монитора.              — Ублюдок!       — Урод!       — Выродок!       Детские голоса звучали звонко и злобно, упиваясь. Вокруг была трясущаяся темнота, куда пробирались лучи света, с попадающимся в эти моменты асфальтом, и чужие ботинки. Освальд, подтянув колени к груди, закрывал руками лицо и голову. Какое-то время он пытался извиваться, стараясь избежать ударов, но вскоре сдался, смиренно принимая свою участь. Мальчишки рядом смеялись, продолжая оскорблять его самого и его мать. Когда речь заходила о Гертруде, Освальд сжимал кулаки, злясь на себя и своё бессилие.       — Харе, пацаны. Может, наш красавчик передумал? — удары прекратились, но тут вдруг кто-то схватил Освальда за волосы, приподнимая от земли. Глаза жгло от попавшего в них песка и грязи, он пытался часто моргать, чтобы избавиться хоть от их части, но подросток лет четырнадцати дёрнул голову Освальда на себя сильнее, заставляя его изогнуться змеёй. Шлепок. В попытке сохранить равновесие, он упёрся рукой в лужу, чем ещё больше развеселил своего обидчика, жевавшего жвачку. — Отдай всё по-хорошему. Я же знаю, что у тебя есть деньги. Дэвид видел, как булочник с тобой расплатился.       — Да! Так и было, — подтвердил пухлый мальчишка рядом, который сам выглядел как булка. — Полчаса назад. Он ничего не потратил, я видел.       — Ну так что, Освальд? За проход нужно платить.       — Это улица для всех, — прохрипел Освальд, выгибаясь под натиском всё сильнее. — Она бесплатная.       — Ничё се, парни! Слыхали? Для всех она у него, — подросток отпустил волосы Освальда и выпрямился, открывая палящие солнце. — Для нормальных людей она, а не для таких страхолюдин, как ты. Нам нужна компенсация за то, что ты нас пугаешь своим видом. Стив вообще потом по ночам мочится в кровать от ужаса.       — Ничего я не мочусь, — обиженно взвизгнул один из парней, обрушивая очередной удар ботинком Освальду в район бедра. — Но от кошмаров вскакиваю, спать не могу. Моральная компенсация не помешает.       — Слышал, Капельпут? Плати.       Стрельнув взглядом по сторонам, Освальд сильнее сжал нащупанный в луже камень. Упёрся пятками старых кроссовок в асфальт, чтобы сразу вскочить.       — Ну так? Мы с парнями ждём наши деньги.       — Да-да, сейчас, — свободной рукой Освальд потянулся к куртке, но резко сменил направление, упираясь в землю. Пульнул камнем в самого главного, попадая точно в цель и поднимая кучу брызг с песком. Рывком вскочил с земли, начиная удирать под гневные крики. Сделал ещё пару шагов и задохнулся, падая назад. Капюшон отпустили, давая сделать полвздоха, после чего удар мощных ботинок пришёлся прямо в живот. Не выдержав и взвыв от боли, он попытался перекатиться на бок и вновь свернуться в клубок, но мальчишки не давали ему этого сделать, обступив со всех сторон. Светящее прямо в глаза холодным светом солнце окончательно ослепило и потухло.       В себя Освальд пришёл, когда в лицо чем-то плеснули. По светлой некогда куртке поверх грязи и красных пятен крови текли мутные капли. Видимо, от воды из лужи. Двое парней крепко держали его за руки, а булочка с самым главным стояли рядом.       — Раз не хочешь отдавать, мы заберём сами. Да, парни?       — Я к нему не притронусь! — раздалось с одного бока.       — Я тоже. Вдруг он заразный.       Главный закатил глаза.       — Вы его и так держите. Дэвид, давай. Поквитайся со своим ночным кошмаром.       — А чего сразу я? — вскинулся булочка.       — А чё, я что ли? Ты деньги видел, ты и забирай. И не дай Бог их у урода не будет.       Булочка поёжился, но всё-таки послушно шагнул в сторону Освальда под одобрительное улюлюканье дружков. Начал проверять карманы в куртке, выворачивая их поочерёдно до того момента, пока они не закончились. Тогда, державшие Освальда парни, стащили с него куртку, а булочка продолжил досмотр, добираясь до карманов кофты и брюк. Когда и в них ничего не оказалось, все переглянулись.       — Раздевайте, — приказал главный. — Мало ли куда он их запихал. Вдруг в трусы.       Остальные замешкались на пару секунд, давая Освальду попытку вырваться, но затем набросились втроём, опрокидывая его обратно на землю. Сначала стащили брюки, попутно скидывая ботинки и носки, потом кофту, оставляя Освальда в одной футболке и трусах, но и футболка в миг улетела в лужу, погружаясь на самое дно.       — Да ладно! Реально засунул в… — главный сморщился, отходя на пару шагов назад.       — Вон они!       Освальд попытался схватиться за руку одного из парней, выхватить деньги, но его с силой отшвырнули обратно на землю, а главный уже пересчитывал смятые купюры. Нескрываемое разочарование отразилось у него на лице.       — Пятёрина? И это всё? — злобно воскликнул он, засовывая деньги себе в карман. — Ты должен нам в два раза больше! Нет, в три! И ради этого мы с ним возились? Мочи урода!       Освальд успел дотянуться до валяющейся рядом куртки, накидывая её сверху. Даже сгруппировался, но рухнул лицом в землю от очередного пинка. Пытка продолжилась вновь, пока вдруг откуда-то не раздался свист. Удары мгновенно прекратились, но он продолжал лежать на холодной земле, не двигаясь и дрожа от холода.       — Парниша, — позвал кто-то. — Парень, ты живой?       Освальда перевернули, заставили сесть. Он обессиленно кренился вбок и только крепкая хватка полицейского не давала рухнуть.       — Вот же чёрт! Ну и ублюдки. Да тебе в больницу надо, пацан.       — Нет! — взвыл Освальд, больше не в силах сдерживать слёзы. Утёр их грязными пальцами, попытался вырваться, встать, но лишь повалился на полицейского, выпуская куртку.       — Да как же нет? Вдруг сломали чего.       — Нет, — продолжал настаивать он. — Мама будет волноваться. Пожалуйста, нет. Я не хочу в больницу. Нет!       — Ладно, пацан, ладно. Поехали тогда к маме. Встать-то можешь? Давай помогу.              На сей раз воспоминание сменилось другим без промедлений, не дав нам с Виктором опомниться.              Освальд бежал вперёд, не разбирая дороги, то и дело хватаясь за серые стены. Перед ним постоянно возникали то люди в пижамах, то в медицинских халатах, окрикивая его и приказывая вести себя соответствующе, но он, едва сбавляя темп, бросался дальше, как только оказывался вне поля видимости. Выскочил на лестницу, преодолевая несколько пролётов на одном дыхании, ворвался в отделение.       — Гертруда Капельпут! — навалившись на стойку, Освальд перепугал молодую медсестру. Схватившись за чепчик, она подняла глаза, изумлённо смотря на него. — Гертруда Капельпут, — повторил Освальд, нервно растягивая каждый слог. — В какой палате Гертруда Капельпут?       — Секунду.       Медсестра отвисла, распахнула журнал под постукивание пальцев по стойке. Нарочито медленно стала искать нужную информацию, пока Освальд чуть ли не прыгал на месте. Дыхание его наконец-то сбилось, он расстегнул пару верхних пуговиц на рубашке.       — Восемнадцатая палата, — наконец огласила медсестра и вздрогнула от падающей со стойки папки.       Освальд, не дослушав до конца, продолжил движение, не сразу разбираясь в нумерации палат. Пришлось разворачиваться и идти в обратную сторону до упора, пока на горизонте не появился доктор, держащий под руку его мать. Они о чём-то разговаривали, доктор активно жестикулировал одной рукой, другой придерживал бледную, как мел, Гертруду. От её вида у Освальда подкосились ноги.       — Мама! — он угодил в распахнутые объятия, крепко прижимаясь к матери. Затем резко отстранился, переплетая её пальцы своими, начиная осматривать. — Как ты? Доктор, что с ней?       — Обморок в связи с переутомлением, — мужчина средних лет пожал плечами, будто это было само собой разумеющимся. — Отказывается от дополнительного обследования.       — Но, мама. Если нужно…       — Со мной всё хорошо, meine Liebe (1), — Гертруда улыбнулась, явно пытаясь казаться более живой, чем была. Свет на её лицо падал так, что делал синяки под глазами больше и чернее, а начавшие совсем недавно появляться морщинки вокруг глаз размножились в тысячу раз. — Ты должен быть в школе. Ты сбежал с уроков, Освальд?       — Я… — он запнулся, глядя то на взволнованную мать, то на доктора рядом, решившего спасти ситуацию.       — Мы позвонили в школу. По правилам положено сообщать родственникам о том, что их близкие находятся у нас. А так как мальчик несовершеннолетний, мы так же обязаны ставить в известность социального педагога, чтобы определить, где и с кем ребёнок будет находиться, пока его родители отсутствуют.       — Со мной! — лицо Гертруды вдруг приобрело краски, а голос наполнился мощью. Прижав к себе Освальда, она отстранилась от врача, готовая чуть ли не броситься на него. — Мой мальчик будет находиться со мной. Я не отдам его никаким педагогам и приютам. Я в полном порядке, и я не нуждаюсь ни в каком дополнительном обследовании. Спасибо за оказанную помощь, но мы уходим.       — Миссис Капельпут, я бы посоветовал всё же…       — Нет, — перебив врача, женщина поставила точку в разговоре. — Я в состоянии позаботиться о себе и о своём сыне. Идём, Освальд.       Врач лишь тяжело вздохнул, а Освальда уже вели к выходу. Гертруда крепко держала его за руку, ворча на то, что персонал зря перепугал её любимого мальчика и сорвал с уроков. Учёба — вот, что сейчас должно быть для него главным. Если он хочет поступить в старшую школу, то просто необходимо много заниматься, особенно немецким.       — Выполнишь все упражнения из учебника. Я отметила тебе нужные, — уже на улице Гертруда начала давать наставления, пытаясь заправлять за уши волосы, которые закрывали лицо от сильных порывов ветра. — Обязательно разогрей себе обед, он в холодильнике. Потом фортепиано. И не вздумай встречать меня вечером после работы! Тебе необходимо высыпаться, и у нас такой опасный район. Я всё время переживаю, что к тебе могут пристать хулиганы.       — Мама, — перемявшись с ноги на ногу, Освальд всё-таки решился поднять голову и посмотреть ей в глаза. — Доктор сказал, что тебе необходим отдых. Может, я сам отработаю за тебя сегодня? Я могу пропустить один день. Обещаю, я всё наверстаю. Завтра. Только, пожалуйста, останься сегодня дома.       — Мой мальчик, — Гертруда обняла сына. — Ты не создан для этого. Твоя задача хорошо учиться, чтобы руководить теми, кто моет тарелки, а не мыть их самостоятельно.              Дальше я старалась как можно меньше вникать в то, что происходило на экране, убавила звук до минимума, позволяя Виктору пялиться в драматическое немое кино, а сама лишь отслеживала параметры и показатели. Всё равно ничего нового я не узнавала — Освальда унижали и били, затем снова били и унижали. Изредка мелькало лицо Гертруды. Она становилась всё измученнее, выглядела гораздо старше своих лет, а Освальд, как послушный любящий сын, выполнял все её просьбы и терпел, ведь все придирки и ссоры в основном возникали из-за его матери. Она слишком его опекала, слишком любила, постоянно была рядом, слишком защищала. Она всё делала «слишком» и это, похоже, раздражало всех остальных. Может, когда Освальду и его сверстникам было по семь-десять лет, большое значение действительно играли странная одежда или причёска, но не потом.              Лишь единственный раз из периода от рождения лет до двадцати Освальд показал свою личную, глубокую обиду, от которой мне самой захотелось вскочить и коршуном спикировать вниз на его защиту. Жаль, всё, что происходило на экране, я видела его глазами. Страшно хотелось взглянуть, каким был Освальд тогда, как выглядел, но его лицо не промелькнуло ни у одного даже самого крохотного зеркальца — лишь тощие руки и ноги с не по размеру подобранной одеждой.              — Да ладно, держи, — прозвучало совсем близко поверх громкой музыки, и девушка отстранилась от Освальда, продолжая протягивать ему стакан из-под колы. Длинные тёмные волосы скрывали голые плечи, короткий топ обтягивал большую грудь, выделяя кружевной рельеф на белье. Освальд бросил взгляд на её ноги, на мгновение задерживаясь на не менее коротких шортах, и забрал стакан. Вздохнул, нюхая содержимое. — Попробуй. Это вкусно, — подначивала его девица. Положила руку на колено, заставив Освальда крепко свести их вместе.       Он сделал глоток.       Закашлялся.       — Ну как тебе? — девушка прильнула к нему, обхватывая пальцами запястье и вновь поднося стакан к лицу. — Вкусно, правда?              Что-то глубоко внутри подсказывало, что в стакане была далеко не газировка, а девица не просто так докапывалась до Освальда. Воспоминание прерывалось, скакало, он не показывал нам большую его часть, но даже по тем крохотным кускам всё шло к плохому финалу для Освальда и поводу повеселиться для всех присутствующих на вечеринке. Девица же, которая с самого начала не вызывала у меня в отличие от Освальда ни капли симпатии, выглядела как актриса из дешёвой порнухи. По крайней мере Виктор озвучил это первым, позволяя мне остаться незапятнанной.              — Ты смотришь дешёвое порно? — вообще-то его комментарий не требовал ответа, но я была на взводе. Зсасз, судя по всему, тоже, потому что от его верхних нот я глухо рассмеялась.              — Вообще-то я в нем снимался.              — Я так и думала.              Играла музыка. Освальд танцевал со своей спутницей. Чья-то домашняя вечеринка была в самом разгаре, за зашторенными окнами яркими пятнами мерцали фонари.       — Надо ещё выпить, — девушка крутанулась вокруг своей оси и попыталась втиснуться в толпу, но Освальд успел схватить её за талию, возвращая на место, и тут же отпустил, прижимая руки к бокам.       — Кэролайн, может, — робко начал он. — Подышим свежим воздухом? Здесь очень душно.       — Хорошая идея, — она широко улыбнулась. — На заднем дворе есть бассейн. Не хочешь искупаться?       Тихое нерешительное «нет» растворилось в окружающих звуках, а Освальда уже тащили напрямик к большой стеклянной раздвижной двери, выводящей на задний двор. Кэролайн закрыла её, делая музыку тише, и шагнула к плетённым креслам у кромки воды. Опустилась на одно из них, стряхивая балетки и забираясь на подушку с ногами. Кивнула на соседнее кресло, всем видом показывая, чтобы Освальд располагался рядом, а не продолжал торчать у входа в дом. В руках у неё непонятно откуда взялся очередной стакан «колы».       — Здесь красиво, — Освальд доковылял до стула и плюхнулся в него так, что оно хрустнуло. Девушка лишь вновь растянулась в улыбке, продолжая с интересом, жадно рассматривать его. Повисла неловкая пауза. — Спасибо, что пригласила.       — Оззи, ты иногда такой забавный! Как я могла пойти без своего парня? — Кэролайн сделала глоток и изящно взяла трубочку, начиная помешивать жидкость в стакане. — Или ты передумал со мной встречаться?       — Я? Я не…              Виктор прыснул. Я оторвалась от экрана, полностью переключая на него внимание. Зрелище, действительно, было чересчур интимным и абсурдным.              — Почему-то мне кажется, что она его разводит, — озвучила я своё предположение.              — Ну а ты бы сама в восемнадцать стала гулять с таким задохликом и мямлей?              — Неуверенным в себе ботаником, — новый диагноз, правда, не сделал описание Освальда краше.              — Не меняет сути. Так что? Взглянула бы на него?              Я опустила взгляд, чем красноречиво ответила на вопрос Виктора. Не то, чтобы я вообще с кем-то встречалась до Остина, но это действительно не меняло сути. Я, как и любая девчонка, в тайне тащилась от высоких, сильных, уверенных в себе парней типа Джеймса, хоть и отрицала это. Впрочем, Остин и был таким. Даже Виктор подходил под это определение, а Освальд оставался собой, разве что научился отстаивать свои интересы.              — Может, можно как-нибудь промотать эту тягомотину? Или хотя бы совсем вырубим звук. Сейчас она захочет с ним переспать и всем будет очень смешно, либо… — Виктор на пару секунд замолчал. — В любом случае нам будет очень неловко. Кстати, уже.              Он указал в сторону монитора, где, похоже, приближался момент с поцелуем. Освальд закрыл глаза, выключая обзор, и какое-то время ничего не происходило. Затем перед его лицом появилась огромных размеров жаба, которую та самая Кэролайн держала в руках, а вокруг толпился ржущий народ. Большая половина тыкала в Освальда пальцами, кто-то неприкрыто щёлкал фотоаппаратом. Освальд вскочил, осматриваясь по сторонам. Картинка начала плыть. После чего побежал прочь.              — Я же говорил.              — Да ты сегодня вообще на удивление не затыкаешься, — зло ответила я, пытаясь держать себя в руках. Глупо было злиться на человека из прошлого, которого я даже не знала, да и сама девица уже вряд ли помнила то, что сотворила. Только вот желания повыдёргивать ей все волосы от этого не убавлялось. — А это кто?              Очередная мадам тоже не внушала доверия. В отличие от красотки с ногами от ушей и огромной грудью, новая совершенно не выглядела моделью. Да, хорошую фигуру подчёркивало вечернее платье в пол с огромным декольте, но, в отличие от той, данная женщина была гораздо старше Освальда. Лет на пятнадцать так точно, да ещё и афроамериканка с длиннющими ногтями с безвкусным маникюром. Именно это Освальд выхватывал, стоя перед ней в полумраке какого-то помещения.              Виктор присвистнул.              — Мы на правильном пути. Пингвинья мамочка в действии. Знакомься, — в его голосе появилось нескрываемое удовольствие. — Фиш Муни собственной персоной.              Прибавив немного звук, я не отрываясь следила за разворачивающимися событиями и начавшими ползти вверх показателями. Не знаю, каков был разрыв в воспоминаниях, но в Освальде всё вдруг кардинально поменялось. Неуверенность в себе никуда не делась, но стала более резкой, выводящей его из себя. Вместо страха и жалости к себе пришла злость и ярость, передающаяся даже мне через динамик. Виктор был прав — это был ещё не старый добрый знакомый нам Пингвин, но всё в его движениях и действиях вопило о его приближающемся рождении.              Зонт с красивой массивной деревянной ручкой я узнала, стоило ему появиться на горизонте. Долго же он носил его над своей начальницей прежде, чем запихнуть в глотку Галавану. Постоянно лезущий с нравоучениями и наставничеством Бутч, и продолжающиеся провожающие в спину насмешливые, жалостливые взгляды. Как мне показалось, именно это в одном из воспоминаний вывело Освальда настолько, что он дома в отсутствии матери напрочь сломал деревянный стул. По крайней мере никаких «до» и «после» не последовало, так что приходилось только догадываться, что его настолько вывело из себя.              А вот с его головы Зсасз сорвал мешок, приставляя ко лбу пистолет. Не пришлось даже поворачиваться, чтобы почувствовать его самодовольство.              — Кобблпот почти сразу вышел на дона Фальконе, — начал комментировать Виктор, словно диктор, описывающий передачу из мира животных. — На него особо никто не ставил. Я думал он подохнет через месяц-другой, но босс оказался живуч.              — Как ты вообще согласился работать на Освальда? Вы же совершенно несовместимы.              — Он забавный, — Виктор смущённо пожал плечами. — И всегда есть чем заняться.              — Понятно.              Заодно стало понятна причина хромоты Освальда, потому что в следующую секунду Фиш Муни уже колотила его бейсбольной битой, особо не выбирая места, только почему-то большинство ударов приходилось прямиком в больную ногу. Когда, судя по всему, она сломала ему колено, Освальд, будучи до этого совершенно неподвижным, выгнулся на кресле, нечленораздельно замычав. Его левая нога задрожала. Виктор потянулся к пульту управления, но я вовремя успела перехватить его руку. Не хватало ещё того, чтобы он в неожиданном порыве заботы испортил всю проделанную работу, а заодно сбил настройки.              — Это фантомная боль, всё будет нормально, — сначала, правда, Освальд не сможет не то, что ходить, даже встать на ногу. Роберт объяснял это тем, что, находясь под воздействием машины, его мозг считал воспоминания, неважно какие, реальностью, так что реагировал соответствующе — посылал болевые сигналы, но Виктора я решила не посвящать в подробности. Мы почти достигли цели.              Минут через тридцать на экране появился коридор Аркхема. Оставалось подловить момент и прервать первую часть к возвращению Пингвина до того, пока Освальд не провалился в воспоминание о том, как его сажали на это кресло в первый раз.              Увидев появившуюся на горизонте Кэйтлин, Освальд робко махнул, поднялся на ноги, но она не видела его, на ходу говоря с кем-то. И стоило им выйти из тени, как Освальд схватил топчущегося рядом психа, выставляя перед собой. Женщине в больничной форме это не понравилось, она треснула его ладонью в плечо и попыталась высказать всё, что думала, но Освальд опередил её.       — Поможешь мне? — заговорщицки прошептал он. — Мы вон с теми докторами играем в прятки, и они ни в коем случае не должны меня найти. Я… я отдам тебе свой кекс, если ты меня не выдашь.       Женщина на мгновение задумалась и кивнула.       — Отлично! Тогда веди себя как обычно и не обращай на меня никакого внимания, — Освальд развернул свой живой щит лицом к проходу и выглянул из-за него. Кэйтлин вместе с доктором Стрейнджем разговаривали у самой сетки. — Знаешь что, Мэри.       — Меня зовут Диана.       Освальд скривился.       — Диана, — раздражённо поправился он. — Кажется, доктора составляют план по моему поиску. Давай подойдём чуть-чуть поближе? Я хочу послушать.       — Йогурт.       — Что йогурт?       — За это я хочу ещё йогурт, — женщина обернулась, глядя на Освальда через плечо.       — Ладно. Кекс и хоть два йогурта, только пошли. Давай, ну, — он подтолкнул её в спину, но сопротивления не последовало — манипулирование едой сделало своё дело, и Диана отлично отрабатывала выторгованный паёк. Похлопала по спине какого-то волосатого мужика, сменила направление к столу, где в очередную бредовую словесную игру играли кучка придурков. Чуть задержавшись около них, проползла между лавочек прямо к сетке и завела разговор с торчащими там людьми. Среди них Освальд оказался прекрасно скрыт, но и почти не видел свои цели. Обзору предстал лишь кусочек спины Кэйтлин и брюки доктора, зато слышно их, несмотря на гогот психов, оказалось прекрасно.       — Так что вы думаете о перспективах лечения Кобблпота? — поинтересовался Стрейндж. — Я хочу быть уверен в вас, уверен в нём. От того, как мы сейчас поступим, зависит судьба человека.       — Профессор, — Кэйтлин осеклась, прочистила горло. — Доктор Стрейндж, я уже несколько раз говорила и повторю вновь — я уверена в Освальде. Между нами был налажен прекрасный контакт, и думаю, он не потерян. С Кобблпотом можно прекрасно работать и вполне избавить ото всех деструкций, о которых мы вчера говорили.       — В этом я ничуть не сомневаюсь, но… Кэйтлин, вы точно уверены, что ничего не забыли мне сообщить?       Она вздрогнула.       — О чём вы?       — До меня дошёл слух, что ваши отношения с мистером Кобблпотом вышли далеко за рамки рабочих. Меня не волнует, вмешаны вы в криминал или нет, пока это не касается Аркхема, но ваша, так сказать, дружба может помешать смотреть на вещи объективно. На первом месте всегда стоит забота о пациентах, да и вас как специалиста я тоже не хочу лишиться. Не забывайте о наших грандиозных планах.       Чтобы не упустить ни слова, Освальд дёрнул женщину ближе к сетке, уже особо не стараясь оставаться незамеченным. Между ними с Кэйтлин оставалось крохотное расстояние — только руку протяни.       — Не знаю, доктор Стрейндж, кто ввёл вас в заблуждение, — начала она. — Но между мной с Освальдом были и есть только отношения как между психологом и клиентом. Я несомненно уважаю его как личность, и то, каких высот он добился в преступном мире, если не рассматривать это с моральной точки зрения, но я бы никогда по своей воле не стала заводить с ним даже приятельских отношений. Этот человек совершенно не близок мне по духу, мы не сходимся ни во взглядах, ни в принципах. Пока я могу помочь ему, как специалист, то буду делать это, но не более. Вы сами понимаете, что иначе бы тогда нам пришлось дружить с каждым, кто обратился за советом.       Женщина в руках Освальда ойкнула от слишком сильной хватки и попыталась вырваться. Не возражая, он отшвырнул её в сторону, оставаясь на виду у Стрейнджа, который мгновенно расплылся в улыбке и кивнул.       — Именно это я ожидал от вас услышать, моя дорогая, — он демонстративно подошёл к Кэйтлин и приобнял, делая так, чтобы она не смогла обернуться и увидеть стоящего за спиной Освальда. — Тогда предлагаю пройти ко мне в кабинет и обсудить наши с вами дальнейшие действия.              — Освальд, достаточно, — я успела зажать кнопку под вопросительную гримасу Виктора, пока не пошло очередное воспоминание. Мы зашли уже достаточно далеко, чтобы разогреть пингвинью сущность, заодно тайна его неприязни ко мне оказалась раскрыта. Каким всё-таки умелым манипулятором оказался Стрейндж. Значит, он с самого начала планировал стравить нас друг с другом и посмотреть, что будет. Просто гениально! — Теперь, пожалуйста, попробуй вспомнить, каково было быть Пингвином. Вернись в те ощущения, покажи нам, что это за личность.              Датчик пульса взлетел вверх до запредельных значений, потребление кислорода вместе с газом увеличилось в разы. Пришлось снизить его подачу на минимум, но и это не помешало Освальду устроить представление. Он весь покраснел, начал чуть ли не рычать и размахивать всеми частями тела, скрипя ремнями. Вместо связанных видео-моментов на экране со скоростью света мелькали лишь отпечатки памяти, которые можно было скорее обозначить как фото. Пытаться разобрать что-то оказалось бесполезно. Я лишь успевала выхватывать то ужас на неразборчивом лице, то пистолет в руках Освальда или чьих-либо ещё, то какой-то интерьер. Всё это объединялось мрачностью и таким унынием, что его самые худшие моменты в жизни даже не шли ни в какое сравнение. Оставалось надеяться, что всё скоро закончится, ведь мы и так потратили два с половиной часа, а впереди ещё ожидались переговоры с Пингвином и возвращение его в состояние овоща.              — Конец? — почти не дыша спросил Виктор, когда мы секунд двадцать тупо разглядывали чёрный экран, а Освальд успокоился и размяк в кресле. Под конец я полностью отключила подачу газа и шлем.              — Кажется.              Откинувшись на спинку кресла, я устало прикрыла глаза, чувствуя, как полностью мокрая рубашка прилипла к спине. Сил не было.              — Он это… Живой вообще?              — Сердце бьётся, а вот всё остальное… Он ещё не начал пускать слюни?              Ответом мне послужил смех Виктора. Немного нервный и до невозможности радостный. В полной тишине он звучал жутковато, особенно в момент разговора о том, что мы вполне могли к чертям спалить Освальду мозг. Хоть в него и не вмонтировали никаких устройств, но деградирующую Нику я наблюдала каждый день и никому бы не пожелала подобной участи.              — Получилось! — меня схватили за локоть, заставляя открыть глаза. Виктор сиял от восторга. — У нас получилось!              Не понимая о чём он, я нерешительно перевела взгляд в соседнюю комнату. Освальд продолжал так же расслабленно лежать на кресле, но на сей раз это действительно был именно он. Уж не знаю, делал ли Пингвин так раньше, но сейчас он демонстративно показывал нам средний палец и пытался зубами перегрызть палку во рту. Когда она не поддалась и выплюнуть её ему, естественно, не удалось, раздалось отборное мычание, но не бессвязное, как раньше, а вполне себе разборчивое. Освальд обещал переубивать всех к чертям, как только выйдет из больницы, и смерти наши не будут быстрыми и безболезненными.              Вскочив и быстро обняв Виктора на радостях, я рванула к двери между комнатами, открывая её и вваливаясь к Освальду. От этого он оживился ещё больше, начав пытаться поймать меня в пространстве, но движения его были ватные — руки не слушались, пальцы не гнулись.              Стащив с Освальда шлем, я повесила его на подставку рядом, ощущая волну жгучей ненависти. Глаза Освальда в прямом смысле налились кровью, капилляры полопались, растекаясь по белку красным, обволакивая потемневшие до тёмно-зелёного зрачки. Ноздри вздулись, он тяжело и громко дышал, а маска только усиливала звук. Я аккуратно сняла и её.              — С возвращением, дорогой, — я улыбнулась. — Если обещаешь не кричать, то уберу и кляп.              Закатив глаза, Освальд продолжил поносить меня, явно не стесняясь в выражениях. Хвала профессору, что звукоизоляция в комнате была отменной и даже, если Роберт бы бродил где-то рядом, то всё равно бы ничего не услышал. Но разбушевавшегося преступного короля всё равно необходимо было как-то успокоить и привести в чувства. Сейчас ни о каком конструктивном диалоге не шло и речи.              — Освальд, прошу тебя! У нас очень мало времени. Если ты сейчас же не заткнёшься и не выслушаешь меня, то я не смогу тебе помочь, а все старания пойдут коту под хвост. Уж прости, но я не для этого рисковала всем, тем более в моём положении.              Похоже, старания подействовали. Освальд надменно вскинул брови и, несмотря на то, что был прикован к креслу, развалился на нём, словно на троне.              — Спасибо, — я бросила взгляд на зеркальную поверхность стены, за которой скрывался Виктор. — В общем, ты оказался прав по поводу профессора. Извини, что не смогла раньше разобрать твои попытки предупредить меня, но знаешь как-то очень плохо думается с распоротой рукой, — обойти этот момент я не смогла. — Но сейчас не об этом. Скажи мне, это правда ты? Ты вернулся? Хотя нет. Стрейндж мог предусмотреть и это. Нужно что-то, что знаем только мы, — какой задать вопрос, я решила сразу же, не нужно было далеко ходить. Нагнулась к Освальду, расслабляя крепление, шедшее от концов палки. — Умоляю тебя, только не ори.              Щёлкнул пластик. Отпрянув, я сделала шаг назад, держа в руках палку с вмятинами от зубом. Освальд же раскрыл рот, подвигал нижней челюстью, сморщился. Закрыв рот, сглотнул. Спасибо, что не плюнул. Уставился на меня.              — Ну? — голос был хриплым, нетерпеливым.              — С какими орехами было печенье, которое я привезла тебе на первую встречу? Фундук или миндаль?              — С кремом, — с отвращением процедил он, будто я только что провалила главную в жизни проверку. — Пирожные. А теперь развяжи меня, — голос Освальда плавно превращался в змеиное шипение. — И я отправлю тебя на тот свет вместе с твоим любимым профессором и его грёбаной помощницей! Потом сравняю с землёй эту чёртову больницу и устрою здесь свалку ядерных отходов. Или разобью садик. Ещё не решил.              — Освальд, пожалуйста. Нам надо поговорить.              Он усмехнулся. Подался вперёд, натягивая цепь на ошейнике. Упавшая промокшая от пота чёлка закрыла один глаз.              — Разве что ты скажешь последнее слово, хотя ты его не заслужила. Предательница! Обещаю, я сделаю так, чтобы ты умоляла меня о быстрой смерти. Я разрушу всё, что ты любила. Ты останешься ни с чем!              Настало время ухмыляться мне.              — Прости, дорогой, ты опоздал. Профессор сделал всё до тебя, — Освальд на секунду замешкался, растерялся, видимо, пытаясь понять правду ли я говорю. Момента хватило, чтобы воспользоваться главным козырем. Я и так слишком устала, чтобы убеждать его и разводить демагогию. — Виктор, будь добр. Я, похоже, без тебя не справлюсь.              Когда наёмник вальяжно появился в проходе, челюсть Освальда плавно рухнула вниз. Виктор же, грациозно потянувшись, словно спящая до этого кошка, мягко скользнул по плитке и, добравшись до нас, встал рядом.              — Привет, босс.              — Зсасз?! — взгляд Освальда ошарашенно метнулся ко мне, затем вновь к наёмнику. — Ты… Вы… Какого чёрта здесь происходит? Ты переметнулся к психу-очкарику?              — Расслабься, босс. Мне хватало твоего жалования, — Виктор расплылся в глуповатой улыбочке, которую я давненько не видела на его лице. Вообще с того времени, как мы стали ближе друг к другу, он перестал казаться тупым убийцей, как в самом начале общения, но сейчас он вновь вернулся к той манере общения. Вдруг резко притянул меня к себе, обхватив за талию. — Девчонка на нашей стороне, ручаюсь своей коллекцией оружия.              — Но… Но почему?              От настолько сильного удивления Освальда, захотелось его треснуть. Обидеться. Припомнить ему всё.              — Да потому что ты мне как брат, болван! Или уже забыл? — сократив расстояние между нами до минимума, я схватилась за ручки кресла и нагнулась к Освальду, заставляя его вжаться в спинку затылком. Вся прыть в нём мгновенно испарилась, осталась лишь мелкая дрожь. — А теперь не перебивай. Мы готовили операцию несколько месяцев не для того, чтобы её провалить. Прости, но я не могу сейчас взять и отпустить тебя, иначе пострадают все близкие мне люди. Стрейндж держит меня на коротком поводке.              — Виктор может убрать его, — Освальд сменил гнев на милость, переключаясь на заботливого папочку, но быстро сжал челюсти, глянув в сторону наёмника. — Я могу предложить ему сделку. Выкупить тебя.              — Чёрт возьми, Освальд! Ты не в том положении, чтобы диктовать какие-то условия, — я еле сдержалась, чтоб не схватить его за ворот робы и хорошенько не тряхнуть. — Засунь своё геройское начало подальше и просто послушай! Если сейчас ничего не предпринять, то ты на всю жизнь можешь остаться тем, во что превратит тебя Стрейндж. Ты этого хочешь? — Освальд было открыл рот, но вовремя опомнился. Отрицательно мотнул головой. — Просто отпустить тебя сейчас я не могу. Он сразу догадается, кто это сделал. Оставить тебя в сознании и до конца отыграть роль тоже. Стрейндж раскроет нас в первые секунды, как ты заговоришь. Есть только одна возможность, пусть и призрачная. Я до сих пор не уверена, что всё получится, но надежда есть, так как мы смогли заставить тебя проснуться. Я могу попытаться сделать так, что твоё сознание вернётся, но для этого необходимы две вещи. Ты должен полностью мне довериться, потом пережить последний сеанс терапии, который вернёт тебя в прежнее состояние. Тогда через неделю-другую ты уже будешь на свободе, а потом через какое-то время, когда Стрейндж расслабится, я сделаю тебя собой.              Воздух в лёгких закончился. Я выпалила это на одном дыхании, поэтому пришлось сделать пару глубоких глотков воздуха. Освальд же ошарашенно смотрел на меня снизу вверх, выпучив глаза.              — Что стало с креслами?              — Что? — его вопрос выбил меня из колеи.              — Что стало с дурацкими креслами? — простонал он. — И с тобой.              — А-а-а, — я коснулась его руки. — Пришлось быстро становится улучшенной моделью себя. Ну так что? Согласишься на авантюру?              — У меня есть выбор? Но если ты попытаешься воспользоваться мной в невменяемом состоянии или ещё чего…              — Да-да, я знаю — ты сделаешь мою жизнь невыносимой. Виктор, — я обернулась к Зсасзу. — Помнишь, что ты должен делать?              — Там всего пара кнопок — как-нибудь справлюсь.              Я успела коснуться щеки Освальда ладонью прежде, чем он бы взъерепенился на уходящего в аппаратную наёмника. Проявление различных эмоций было нам на руку, но сейчас предстояло самое сложное — ввести Освальда в транс причём без каких-либо вспомогательных средств, да ещё и первый раз в жизни. Раньше я никогда этого не делала.              — Пожалуйста, ни о чём не беспокойся и закрой глаза, — раздался тяжёлый вздох. — Я не желаю тебе зла, правда. Освальд, я не предавала тебя. Та сцена, которую ты застал… Мне нужно было убедить Стрейнджа в том, что ты мне никто, иначе бы он не подпустил меня к тебе.              — Правда?              Я кивнула.              — Тогда раздевайся.              — Опять? — я не поверила своим ушам, но Освальд быстро объяснился.              — Халат, — прошептал он. — Не могу их больше видеть.              — Хорошо. Нужно что-то ещё?              — Нет.              Пока я возилась с халатом, закидывала его в аппаратную, чтобы не дай Бог не забыть его в камере пыток, Освальд притаился на кресле и ждал с закрытыми глазами. Каждая его мышца оказалась напряжена настолько, что вот-вот была готова лопнуть.              Шагнув к нему, я как можно нежнее откинула волосы у него со лба. Оттянула впившийся ошейник, оставивший красную полосу на бледной коже. Взяла за руки.              — Не бойся, всё будет хорошо. Я больше не позволю никому причинить тебе вред. А сейчас, дорогой, тебе нужно расслабиться. Знаю, что это нелегко, но без этого мы не сможем начать. Я попробую помочь, но и ты должен постараться. Главное, слушай мой голос. Сосредоточься на нём. Здесь нет никого кроме нас. Только ты и я. Нет ни прошлого, ни настоящего — только сейчас. Яркое и незабываемое сейчас. Что оно для тебя, Освальд? Что ты в нём видишь или слышишь? Как его чувствуешь?              — Мелодия. Звучит мелодия.              — Какая мелодия, Освальд?              — Не знаю, — он дёрнул головой, нахмурился. — Ты пела её тогда.              Спрашивать «когда именно» не пришлось. Стоило только воспроизвести пару первых нот, как морщинки у Освальда на лбу разгладились. Он чуть подался вперёд, полностью погружаясь в звук. Знал бы Джеймс, что его дурацкая песня, которая была изначально призвана раздражать мешающую младшую сестру, настолько впишется не только в мою жизнь, то никогда бы в жизни её не придумал.              «Лишь коснётся он друга», — пронеслись в голове слова, — «и тот сразу умрёт».              Нет. Только не в мою смену.              Заходя на второй круг песенки, я коснулась пальцев Освальда. Мягко поднялась к плечам, ощупывая их. Отодвинула воротник робы, проводя по ключицам. Затем вниз к бёдрам, коленям. Он даже не дёрнулся, и был полностью расслаблен.              — Теперь почувствуй себя. Сосредоточься на ощущениях, мыслях, образах, которые предстают перед глазами. Собери всё самое важное, что есть в тебе. Неважно победы это или поражения, пороки или достоинства. Не оценивай себя, ты не хороший и не плохой. Ты — это ты, со всеми своими надеждами и разочарованиями, страхами, амбициями, желаниями. Составь из всего этого образ Освальда Кобблпота, Пингвина. Представь его до мелочей. У тебя есть время, не торопись. Оставь только самое важное.              Освальд послушно кивнул, склоняя голову к плечу. Каким-то волшебным образом пока всё шло гладко, а по его лицу вполне можно было определить, что творилось у Освальда в голове. Он то улыбался, то кривил губы, то сжимал пальцы в кулаки, упираясь ногами в подставку. Судя по жестам и действиям, казалось, что плохого в образе Освальда гораздо больше, или он просто решил собрать воедино весь клубок вещей, которые не смогли его убить.              — Всё.              — Отлично, — я подняла руку, давая Виктору знак, чтобы он приготовился включать машину. Встала прямо перед Освальдом, дотягиваясь до баллона с газом на подвесе, тихо сняла с рычага маску. — Теперь сосредоточься на своих ощущениях. Напряжение, температура. Обратись к каждому участку тела, погрузись в них.              Выждав минуту, свободной рукой я коснулась щеки Освальда. Он вздрогнул, попытался отстраниться, но я не дала ему этого сделать.              — Сосредоточься на ощущениях, — напомнила я, склоняясь над ним. — Прими их. Запомни как можно точнее. Они — ключ ко всему. В следующий раз, когда ты вновь ощутишь их, твой созданный образ соберётся воедино. Всё лишнее отпадёт само собой, останется лишь настоящий Освальд Кобблпот.              Скользнув пальцами к затылку, я заставила его приподнять подбородок и зарылась в волосах. Главное сейчас, чтобы Освальд вдруг не решил сдать назад и начать сопротивляться. То, что я собиралась сделать, было почти безумием, но в нашей ситуации выглядело самым лучшим вариантом. Хоть мы и договорились с Виктором, что я подберу словесный якорь, поглубже вверну его в сознание Освальда, но я слишком опасалась, что кто-то сможет всё сломать. Пусть бы не Стрейндж произнёс заветное слово или фразу, а кто-то другой — всё всё равно пойдёт прахом. Неважно, насколько бредовым может выглядеть со стороны ключ, если что-то пришло мне в голову, то и у кого-то другого это вполне возникнет. Тогда Освальд останется один на один с нахлынувшими воспоминаниями, растерянный, сбитый с толку и скорее всего злой, как сто чертей. Так что единственным выходом оставалось подключить телесные знаки, ведь никто кроме меня не сможет их повторить. По крайней мере я надеялась, что никто не додумается сделать этого.              Не став больше ждать, я притянула маску ближе и поцеловала Освальда настолько жадно, насколько была способна. Он резко распахнул глаза, встречаясь со мной взглядом, попытался отстраниться, но я крепко держала его за затылок, заставляя поддаться. Надеялась, что он поймёт, молилась, чтобы всё получилось, пока не почувствовала ответ. Освальд расслабился, втянулся в игру и уже сам подался ко мне.              Я мысленно досчитала до пяти.              Резко оторвавшись от него, я прижала к лицу маску, повернула рычаг на баллоне. Зафиксировала её, вернула кляп. Водрузила шлем, прежде удостоверившись, что все присоски на месте. Рванула в аппаратную, где Виктор уже прощёлкивал этапы подключения. Уселась прямо к нему на колени, чтобы не тратить время. Вытащила из ящика бумаги профессора, вчитываясь в первую строчку. Работа явно предстояла долгая и болезненная.              — Твой язык был у босса во рту, — буркнул под ухом Виктор.              — И его в моём тоже, — следя за датчиками в углу экрана, я была готова приступать к финальной части. — Давай устроишь сцену ревности потом, хорошо?       

***

             Профессор был в бешенстве.              Судя по его постоянно дёргающемуся глазу и заламыванию пальцев, он бы без промедления пустил нас с Робертом на расходники, но доктор Свон умело перевёл стрелки на себя, полностью беря ответственность за содеянное. Когда профессор наконец оторвался от нас, пытаясь взять себя в руки, я тут же бросила на Роберта, сидящего рядом на диванчике, вопросительный взгляд, но он лишь подмигнул мне, мол, всё будет «ок». Похоже, моя услуга ему только что возросла в размер пяти, если не больше. Было интересно, намекнул ли ему Виктор о нашем знакомстве и не по его ли просьбе он вообще помогал нам с Освальдом. Нужно было всё-таки дожать этот вопрос, когда Зсасз как обычно перевёл тему в нужное ему русло.              — На сколько процентов вы прошли инструкцию? — Стрейндж вновь повернулся к нам, облокачиваясь о спинку стула. Костяшки пальцев побелели от того, насколько крепко он впился в верхнюю планку.              — До конца, — стараясь не смотреть в глаза профессору, ответила я. Вопрос явно был обращён ко мне. — В процессе возникла одна загвоздка, но мы смогли в пределах полутора часов её преодолеть, — и чуть не засиделись из-за этого до самого прихода профессора.              — Что пошло не так?              — Бескорыстная помощь. Кобблпоту оказалось слишком тяжело расставаться с вещами, — хотя на месте Освальда я бы тоже никогда в жизни не согласилась на предлагаемый сценарий. Отдать последние деньги профессиональному нищему, чтобы потом самому несколько дней голодать на улице — то ещё удовольствие. Да никто в здравом уме никогда так бы не поступил. Всё-таки инстинкт самосохранения должен был главенствовать над всем остальным, но, похоже, не по мнению Стрейнджа.              — Прекрасно, — профессор растянулся в мечтательной улыбке, будто мечтал о моём промахе. — На этом мы сделаем особый акцент при последнем тестировании. Его-то, коллеги, вы позволите провести мне самостоятельно? Или уже успели подготовить результаты, заодно и выписку оформили?              — Брось, Хью, — Роберт предпринял ещё одну попытку сгладить углы. — Никто не собирался отбирать у тебя вишенку на торте. Мы просто решили немного разгрузить начальство. Глянь на себя — на кого ты похож! Скоро психи будут выглядеть краше. Не думаю, что в министерстве или администрации кому-то понравится серый и сломленный от работы главврач тюремной дурки. Ещё чего доброго кому-нибудь в голову придёт идея поставить во главе человечка посвежее, помоложе, поактивнее. И что будет тогда? — дерево под пальцами профессора хрустнуло. — Вообще, ты должен сказать нам с мисс блондинкой спасибо.              — И за что же?              Казалось, ещё чуть-чуть и из ушей профессора повалит пар. Роберт же, довольно ухмыльнувшись, растянулся на диване, словно на троне, вытащил из кармана халата свёрнутый в несколько раз листок и потряс им в воздухе. Теперь вместе с глазом у Стрейнджа начала дёргаться мышца под ним.              — Сегодня ночью мы не только привели в чувства самого отъявленного преступника Готэма, но ещё разобрались с чипом. Нам с Кэйтлин удалось найти причину неполадок, правда, — Стрейндж, с грохотом отодвинув стул, добрался до дивана и, выхватив у Роберта лист, уже всматривался в какие-то просвечивающие на свету схемы. Роберта это нисколько не смутило, он продолжил доклад. — Придётся доставать два оставшихся, перепаивать и начинать всё сначала, иначе всё, что бы мы не делали, не имеет никакого смысла. Проектировщики оказались настолько бездарны, что перепутали местами провода. Специально или по глупости — другой вопрос.              — Как я не додумался проверить это раньше?              — Ну, я тоже не сразу допёр, — виновато ответил Роберт, но профессор его не слышал. Уселся за рабочий стол, вытащил из нижнего ящика-сейфа кипу смятых бумажек, разложил их перед собой. Начал перекладывать их с места на место, что-то бубня под нос. Роберт глянул на меня, я пожала плечами. Похоже, вынесение приговора по делу Освальда откладывалось на неопределённый срок. — Хью?              — Теперь всё складывается. Мы можем усовершенствовать модель так, чтобы увеличить расстояние воздействия. И если отвести электроды от панели, то совсем не обязательно будет погружать чип настолько глубоко.              Роберт, поднявшись, прихватил оставшийся по середине кабинета стул, присоединился к профессору, нависая над бумагами с другой стороны. Началось бурное обсуждение технических деталей, в которых я совсем ничего не понимала, как не старалась. Оставалось сидеть тихо и ждать, пока всё закончится. Возможно, даже останется время хорошенько выспаться, потому что обычно подобные совещания затягивались минимум часа на два-три, а их крайне не хватало после бессонной ночи. Мне еле удалось урвать полчаса в тот момент, когда Роберт, сдав смену, принялся как раз ковыряться с нерабочим чипом. До этого полтора часа я просидела у постели Освальда, приходившего в себя после пытки. В его стеклянных глазах вновь начинала возвращаться жизнь, постоянно приходилось брать его за руку и успокаивать, когда он начинал дёргаться и шептать всё те же фразы, которые произносил до этого в созданной реальности.              Как и ожидалось, податливость к терапии рухнула после возвращения Пингвина. Пришлось буквально переламывать его, загонять обратно глубоко внутрь. Благо сделать это оказалось возможно из-за кратковременности нашего с ним общения. Оставь мы Освальда собой хотя бы на час, пришлось бы начинать всё заново.              Робко светившее в окно солнце, выглянувшее из-за тучи, приятно пригревало. Расстегнув халат, подставляя лучам чёрную рубашку, которую я так и не сменила, я улеглась на подлокотник. Телефон в кармане молчал, хотя Виктор давно должен был встать и проехаться по заранее выбранным адресам сдающихся квартир. Отпускать Освальда в свободное плавание после выписки никто не собирался, тем более возвращать его в собственную квартиру. Пусть срыв из-за тоски по матери в знакомой обстановке ему не грозил, но о прежнем месте жительства Пингвина знал чуть ли не весь преступный мир. Слухи о возвращении бывшего короля тоже бы распространились молниеносно, а вот паломничества бывших дружков новый, правильный Освальд вряд ли бы пережил спокойно.              — С вами, мисс Гордон, мы не закончили, — вдруг бросил Стрейндж, вырывая меня из полудрёмы. Тело само выпрямилось, руки покорно легли на колени. В голове неприятно зашумело. — Выговор с занесением в личное дело за несогласованные с вышестоящими лицами действия.              — Хью, — Роберт попытался вразумить друга.              — И тебе тоже, — профессор отъехал на кресле от стола. — В зависимости от результата я подумаю, лишать ли вас премии, а пока мы с Этель устраиваем проверку Кобблпоту, можете поработать над чипом.              Только сейчас я заметила в дверях ожидающую мисс Пибоди. Мы по давней привычке обменялись неприязненными взглядами, затем я проводила уходящего из кабинета Стрейнджа. Благо запирать нас никто не стал.              — Говорил же, всё будет чики-пуки, — Роберт нагло занял место главного врача. — Теперь от тебя зависит, насколько в этом месяце мы шикуем.              — Не беспокойся, чёрная икра остаётся в меню. Всё идёт по плану — Пингвин невинен и беспомощен, как младенец. Все аплодируют стоя, мужчины кидают вверх шляпы, женщины рыдают.              Роберт присвистнул.              — Бунт на корабле?              — Нет. Просто результат оказался скучен. Сам видишь — харизматичного пробивного лидера мы превратили в тупого оленя.              — Ай, — на меня махнули рукой. — Вот только не грузи меня своим самокопанием. Предлагаю так — я работаю, ты дрыхнешь. Не мешай, а лучше молись о повышенной премии. Я как раз присмотрел новую машину.              И я бы с удовольствием согласилась с предложением, но только так и не смогла больше уснуть, как не пристраивалась. Чтобы хоть чем-то себя занять, я начала терроризировать Виктора сообщениями, заставляя чуть ли не досконально описывать осматриваемые им квартиры. Спрашивала, уточняла. Особенно интересовал метраж комнаты и возможность добавления ещё одного спального места. Всё-таки первое время мне точно пришлось бы оставаться у Освальда ночевать, пока он пообвыкнет и создаст новое видение Готэма. Виктору, естественно, я ещё не успела сообщить об этом. Он, к удивлению, вообще оказался не в восторге от нашего с Освальдом поцелуя, отмалчиваясь до конца пытки и демонстративно не оказывая мне никаких знаков внимания. Это было странно, особенно когда мы не давали друг другу обещаний верности и любви до гроба. Зсасз вообще не казался мне человеком, который настолько остро реагирует на подобные вещи. Рядом с ним находилось столько девушек на любой вкус, что грех было бы не воспользоваться моментом, тем более я была уверена, что каждая его наёмница в душе мечтала затащить босса в постель. Ещё в клубе я заметила, насколько жадно на него смотрели его девицы. Так что я никогда бы не поверила, что он не спал с ними раз в пару дней, хотя бы раз в неделю. Я же поцеловала Освальда ради дела, да и то, вспоминая об этом, чувствовала себя далеко не в своей тарелке. Ощущение было сродни тому, если бы я поцеловала Джеймса.              — Поздравляю, моя догорая, — вернувшийся минут через сорок в кабинет профессор сменил гнев на милость. — Вы прекрасно справились с задачей. Кобблпот полностью здоров и готов покинуть стены Аркхема.              Роберт, переползая обратно на стул, пока его никто не видит, облегчённо выдохнул.              — Думаю, через пару дней мы сможем отпустить его на волю. Как раз успеем подготовить все документы, оповестить службы. Этель уже занялась этим, а для вас у меня есть новое задание.              — Да? — я приготовилась к поручению нового пациента.              — Пингвина хотят допросить по делу об убийстве Галавана. Прошу, возьмите это на себя. Общение с полицией выбивает меня из колеи и долго не даёт сосредоточиться ни на чём другом. А у вас большой опыт общения с представителями закона.              — Без проблем, — продолжать сидеть дальше не было сил. Профессор тоже не спешил делиться какими-либо подробностями и предположениями с чего бы копам вновь начинать ворошить давно закрытое дело. Тело Галавана «давно начало разлагаться под землёй», брат оправдан как герой, а преступник успел исправиться и осознать свою вину. — Готовить пациента к перевозке?              — Что? — Стрейндж, успевший переключиться к бумагам на столе, удивлённо посмотрел на меня. — Нет. Полицейские уже здесь. Будьте добры встретить их у поста охраны и провести в самую просторную переговорную. Доставить туда Кобблпота я уже распорядился.              Не дожидаясь разрешения, я выскользнула из кабинета, направляясь к общей лестнице. Путь по ней занимал дольше времени, что мне и было нужно. Всё опять летело в пропасть, хотя, казалось, светлая полоса наконец-то началась.              Освальд был ещё слишком слаб. Нет, на вопросы он смог бы ответить точно, но если бы они задавались нормально без наезда и всевозможных подтекстов с вечными переспросами и переводом стрелок. Хоть Стрейндж и послал меня следить за тем, чтобы этого не было, но вряд ли я смогла бы топнуть ногой, погрозить пальцем следователю и сказать, что так нельзя, заканчиваем. Особенно, если в больницу приехали сотрудники отдела по особо тяжким или внутренней службы безопасности. Последние бы вообще вытрясли всю душу и сказали, что так и было.              Но, преодолевая последние ступени, я не заметила на посту ни роты спецназа, ни даже парочки захудалых людей в чёрном, лишь одинокая массивная фигура топталась у стены в светлом пальто. Лысый затылок я узнала сразу же, и теперь совершенно не знала плакать или радоваться. Барнс же, обернувшись, как-то недоброжелательно окинул меня взглядом и вытащил руки из карманов.              — Доброе утро, капитан, — я мило улыбнулась, ставя подписи в бумагах, которые сунули на пункте охраны. — Какими судьбами?              — Работа, мисс Гордон, — прожевал он моё имя, словно неспелый лимон. Нагло прошёл сквозь рамки металлоискателя, игнорируя писк. Капитану готэмской полиции позволялось многое, даже не сдавать оружие там, где расставались с ним телохранители мэра. — Давайте сделаем всё быстро? Я задам пару вопросов Пингвину, вы не будете препятствовать расследованию. Тогда мы сможем безболезненно расстаться на долгое время.              — Надеюсь на это, — не приглашая Барнса следовать за собой, я пошла вверх по лестнице на второй этаж, желая провести капитана сквозь гущу событий. Комнаты отдыха как раз были заполнены до отказа. — Но должна предупредить, что я не буду слепо наблюдать за тем, что будет происходить на допросе. Главное для меня — душевное равновесие пациентов. Любого из них. Так что я не позволю вам перейти черту, уж извините.              — Я знал, что вы это скажете.              — Я тоже не ожидала от вас ничего другого, — обмен любезностями больше напоминал пинг-понг из завуалированного хамства. Психи, завидев нас, оживились. Один из них, по-видимому очень близко знакомый с капитаном, бросился на сетку с угрозами проломить ему череп. Я без особых проблем увернулась от просунутой между тонкими прутьями руки, зато Барнс оказался не настолько прытким. Ему пришлось выдирать из мёртвой хватки полы пальто, настроение его, судя по посмурневшему лицу, стало совершенно отвратительным. — Санитары!              Только после оклика очередной новый паренёк, торчащий у окна с кучкой психов, обратил на нас внимание и ломанулся успокаивать разбушевавшегося пациента.              — Прошу простить за небольшое недоразумение, — незаметно подмигнув санитару, я повела Барнса дальше, стараясь хоть как-то прикрывать его тушу собой. — Персонала не хватает, да и невозможно контролировать всё в нескольких местах одновременно. Доктор Стрейндж подал в министерство заявку на увеличение штата ещё месяц назад, но, увы, пока тихо.              — А где он сам? Я ожидал, что при разговоре с Пингвином будет присутствовать более… Опытный сотрудник.              — Не беспокойтесь, капитан. Я лично всё это время курировала мистера Кобблпота. Мы вместе с ним проделали большой путь, и уверяю вас, вам не о чем беспокоиться. Доктор Стрейндж же занимается более важными делами, — челюсти капитана плотно сжались. Похоже, не стоило приравнивать его визит в Аркхем к совершенно обыденному событию, но я ведь не врала. — И да, постарайтесь не называть мистера Кобблпота Пингвином. Пациента это прозвище очень сильно нервирует.              — Вот как, — судя по язвительной интонации, Барнс теперь собирался вворачивать обращение «Пингвин» чуть ли не через каждое слово.              — Вы всё сами скоро увидите. Скажу сразу — мистер Кобблпот сейчас совсем не тот человек, с которым вы были знакомы раньше. В его личности произошли большие изменения в лучшую сторону. Проходите, пожалуйста, — мы как раз добрались до показательной допросной, куда обычно как раз приглашали копов, немногочисленных родственников или просто больших шишек. Свою репутацию Аркхем за время правления в нём Стрейнджа за счёт показухи поднял значительно. — Устраивайтесь поудобнее.              Отставив одинокий стул у стола, я отошла к окну, облокачиваясь о подоконник. Разговор на время был закончен, Барнс, осмотревшись по сторонам, всё-таки сел. Здесь я, как и он, была впервые. Нет, раньше мне приходилось мельком заглядывать, но работать в просторном светлом помещении было непривычно. Окно было настолько огромным, что решётки не занимали большую часть стекла, мебель спокойно стояла, не прикрученная к полу. На столешнице даже не было разъёма для крепления наручников. Не будь я сотрудником больницы, а обычным обывателем, сама бы повелась на обстановку и восхитилась условиями, в которых жили пациенты.              Освальда привели почти сразу же. Пит аккуратно помог ему перешагнуть порог, придерживая за локоть. Больная нога напомнила о себе, Освальд еле ступал на неё, но стоило Барнсу обернуться, как он испугано вздрогнул и дёрнулся в сторону выхода, а после попытался спрятаться за санитаром. Пришлось брать всё в свои руки.              — Освальд, всё хорошо, — подойдя к ним, я переняла его у Пита. Пальцы впились мне в запястье, несмотря на то, что Освальд до сих пор был почти без сил. Приоткрытая нижняя челюсть дрожала, а на лице застыл немой вопрос. — Капитан Барнс приехал, чтобы уточнить пару вопрос. Он задаст их, и ты сможешь вернуться к себе. Ты ведь хочешь помочь?              — Да, — мои уверения, похоже, подействовали. Освальд всё-таки соизволил зашагать к столу, но не отпустил меня даже тогда, когда мы сели напротив Барнса. Пришлось повиноваться и опустить левую руку под стол, позволяя продолжать держать себя дальше.              — Тогда позвольте озвучить несколько простых правил, которым необходимо следовать. Надеюсь на ваше понимание, капитан, — Барнс приподнял раскрытую ладонь в знак согласия. — Отлично. Как я уже успела упомянуть раньше — душевное равновесие пациентов в Аркхеме приоритетно. Поэтому при любых намёках на ухудшение состояния мистера Кобблпота мы незамедлительно прекращаем разговор. Чтобы этого не произошло, попрошу воздерживаться от резких выражений, нецензурной лексики, и оскорблений личности кого бы то ни было из присутствующих. Все вопросы, надеюсь, будут заданы чётко и по делу. Так же в помещении останется наш санитар. Он обеспечит вашу безопасность.              Или безопасность Освальда. В это верилось гораздо больше, ведь Барнс с нашей последней встречи стал ещё массивнее и вполне мог одним ударом разнести стол в щепки, не говоря уж о чужом черепе. Тощий, высокий Пит, конечно, вряд ли бы смог совладать с ним, но вся надежда оставалась на электрошокер, висевший у него на поясе, и на спец сумку со шприцами, ярко поблёскивающими в лучах солнца на другом боку.              — Расскажете о цели своего визита?              — Да, конечно, — Барнс кашлянул, закрывая рот кулаком, а затем упёрся локтями о стол, сцепляя пальцы. — Появились новые обстоятельства в деле бывшего мэра. Нашёлся свидетель, бывший в ту ночь на пирсе и видевший убийство Тео Галавана.              Освальд дрогнул, тяжело втянул ртом воздух. Выглядел он так, что вот-вот был готов рухнуть на пол и начать задыхаться, и этот приступ в отличие от его изящно разыгранной попытки смерти в самом начале нашей работы с ним был бы настоящим. Барнсу же это явно пришлось по душе. Он воодушевился, продолжая рассказ.              — По показаниям свидетеля, чьё имя в интересах безопасности я не могу огласить, Пингвин был не один. У него имелся сообщник, который и пустил пулю в Галавана. Что скажете?              — Нет! — мгновенно вскинулся Освальд, разворачиваясь ко мне, продолжая умоляюще повторять: — Нет, нет, нет. Всё было не так. Не так!              — Дорогой, всё хорошо. Вот, — пришлось разжать его пальцы и налить заранее приготовленную воду. Освальд осушил стакан залпом, вжимаясь в спинку столу. Я, на самом деле, поступила бы точно так же, если бы могла. Уж слишком самодовольным выглядел Барнс, сходивший сразу с козырей. — Так дело не пойдёт. Если вы продолжите в том же духе, я заканчиваю эту бесполезную беседу сейчас же.              — Хотите воспрепятствовать следствию, мисс Гордон, и помочь преступнику уйти от ответа?              — Нет. Я пытаюсь построить конструктивный диалог между двумя взрослыми, разумными людьми. То, что мистер Кобблпот обвинён в убийстве бывшего мэра и проходит лечение, не лишает его конституционных прав и права на уважение его личности. Кстати, я до сих пор не видела постановления на официальный допрос. Насколько мне известно, мы с коллегой должны в нём расписаться, не так ли?              Пит поднял вверх большой палец, его жеста всё равно никто кроме меня не видел. Барнс же, заёрзав на стуле, расслабил узел галстука.              — Я здесь с неофициальным визитом, но смею заверить — он необходим не только мне. Надеюсь, вы понимаете всю серьёзность ситуации, мисс Гордон? Не в ваших интересах препятствовать.              Намёк оказался предельно прост и понятен. Не нужно было быть гением, чтобы не догадаться о ком идёт речь. Барнс ставил меня перед выбором — продолжать защищать бывшего мафиозного короля, забравшего несколько сотен жизней, или помочь ему вытащить брата, ведь они вроде как неплохо друг к другу относились. Или всё давно изменилось?              — Мисс Гордон, мне выйти? — робко подал голос Пит.              — Выполняйте действующие инструкции! — пришлось переключиться на манеру поведения Стрейнджа. Она как всегда выручала меня во всех щекотливых ситуациях, давая спрятать истинные эмоции. — Я прекрасно понимаю на что вы намекаете, капитан, но я так же не позволю вам манипулировать никем из присутствующих. Fiat iustitia, et pereat mundus (2) и никак иначе.              — Что ж, — Барнс расправил плечи. — Будь по-вашему. Освальд, вы убили Тео Галавана? Этот вопрос ведь не запрещён?              Освальд потупил взгляд, весь сжался. Губы беззвучно шевелились, но слов было не разобрать. Новый, улучшенный Кобблпот был не приучен врать, Стрейндж даже как-то устраивал эксперимент по этому поводу. Представился шанс узнать правду, пусть и таким варварским путём.              Все ждали.              — Я… — голос его дрожал. — Я убил Тео Галавана, — Освальд в утвердительной форме повторил заданный вопрос вместо того, чтобы просто ответить «да» или «нет».              — Зачем?              — Я, то есть прежний я, хотел отомстить ему за смерть матери. За то, что он причинил боль моему единственному другу. За то, что он пытался снести половину Готэма. Тогда я не мог ему этого позволить.              — Тогда, — Барнс недоверчиво повторил слово. — А сейчас? Что бы ты сделал сейчас, если Галаван был бы жив?              — Не знаю… — наступила очередная пауза. — Обратился за помощью. Пошёл в полицию, написал в газету о его планах, но непременно решил всё мирным путём, без кровопролития. Галаван должен был понести наказание и… Не заслужил такой смерти.              — Серьёзно? — пришлось взглядом утихомиривать удивление и недоверие капитана. Скривившись в ответ, он продолжил, делая вид, что проникся раскаянием Освальда. — А другие? Их по-прежнему можно убивать?              — Нет! — Освальд вскинул голову. — Никто не вправе отнимать чужие жизни. Хьюго… Доктор Стрейндж показал мне, что любую ситуацию можно решить без кровопролития. И я очень, очень сожалею, что настолько отвратительно вёл себя раньше. И никто не должен продолжать страдать из-за этого. Я убил Тео Галавана.              — А на пирсе в ту ночь ты был один?              — Нет.              Я напряглась, ожидая услышать то, что Джеймс всё-таки присутствовал на казни.              — Со мной был Галаван. Я убил его.              — Это я уже слышал, — Барнс очень старался держать себя в руках и не начать орать на весь Аркхем. — Помимо тебя и Галавана с вами кто-то присутствовал? Например, Джеймс Гордон.              — Джим? Причём здесь он?              — Освальд, не строй из себя дурака. Ты и так в психбольнице, — я кашлянула. — Простите, мисс Гордон. Но всем присутствующим и так известно, что следствие обвиняло детектива Гордона в убийстве. Освальд, он был с тобой тем вечером?              — Да… Мы встретились с Джимом в башне, когда они освобождали Брюса Уэйна. Он хотел помешать мне забрать Галавана, но мне удалось оторваться от него.              — Джеймс Гордон преследовал тебя на машине?              Освальд кивнул.              — Прекрасно. Только вот незадача, Освальд. В деле указано, что у тебя нет прав, и ты не умеешь управлять автомобилем. Тогда кто был за рулём? Ведь Галаван, как установили эксперты, лежал связанным в багажнике.              — Я.              — И как же это может быть? Человек, который ни разу не садился за руль, вдруг в миг удрал от опытного офицера полиции. Чудеса.              — Я не понимаю, капитан, чего вы хотите добиться, — я всё-таки включилась в разговор. Каждый ответ Освальда выглядел нелепо под грузом неопровержимых фактов. Даже Бутч как-то в самом начале знакомства пожаловался, что Пингвин предпочтёт переплыть Амазонку полную крокодилов, чем поедет куда-то самостоятельно. Так что выходило, что брат действительно мог быть причастен к убийству Галавана, но всё равно. Освальд здесь, Джеймс на свободе. Вряд ли кто-то будет углубляться в давно закрытое дело, чтобы оправдать преступника, которого долгое время не могли ни на чём подловить, ради того, чтобы упечь за решётку офицера. — Мне казалось, вы пришли уточнить какие-то детали, а не задавать одни и те же вопросы по сотому кругу. Или вы думаете, что мой пациент сейчас вдруг откажется от своих ранних показаний и начнёт перекладывать всю вину на другого?              Барнс вздохнул и подался в мою сторону.              — Вам не говорили, мисс Гордон, что вы выбрали не ту профессию? Из вас бы вышел отличный адвокат. Но вот незадача — во время следственных мероприятий мы так и не смогли добиться от вашего пациента, — он сделал акцент на двух последних словах. — Ничего существенного. Дело было настолько резонансным и громким, что судье хватило бегства Пингвина, а затем его признания. На мелкие неточности и шероховатости многие предпочли закрыть глаза. Но сейчас, когда появился свидетель произошедшего, а Кобблпот отбывает срок в Аркхеме, за те самые недочёты может полететь много голов. Только не подумайте, что я пытаюсь вас предупредить и сыграть на опережение — ни в коем случае. Виновные всё равно будут наказаны. Я просто хочу разобраться, насколько ваш брат причастен к этому делу, и как сильно он предал моё безграничное доверие к нему. Мистер Кобблпот, конечно, может пригласить к себе адвокатов, выработать новую стратегию поведения. Уверен, судья будет очарован его кротостью и уважительным тоном, но меня вы не обманите. Будьте уверены, мои коллеги докажут всё. И кто прав, мы узнаем на первом же следственном эксперименте, когда его, — Барнс кивком головы указал в сторону Освальда, — посадят за руль и попросят проехаться. Поэтому молитесь, чтобы ваш дружок к тому моменту либо стал овощем из-за врачебной ошибки, либо сбежал на другой континент. Вам ли не знать, что за заранее спланированное убийство группой лиц дают больше, чем за свершённое психопатом.              Металлический скрежет резанул по ушам. Освальд вскочил так резко и неловко, что сам ударился рукой о стол и теперь прижимал её к груди, а стул валялся на полу. От устремлённых к нему трёх пар глаз, его прыть быстро испарилась. Пит, похоже, совершенно не ожидая подвоха от совершенно безобидного пациента, продолжал стоять на месте.              — Освальд…              Придумать, что дальше сказать ему в ответ, я так и не смогла. Обычно подходящая всегда фраза «всё хорошо» совсем не подходила к ситуации, ведь всё было нереально паршиво. Обещать, что этот разговор вот-вот закончится, я тоже не могла. Единственное, что было в силах, поднять стул и попытаться усадить его обратно, но Освальд умело выскользнул, делая шаг в сторону. Его трясло.              — Вы неправы! Кэйтлин… — Освальд сжал кулаки и на мгновение мне показалось, что к нам начинает прорываться Пингвин, готовый вцепиться Барнсу в глотку. Пит медленно пошёл в нашу сторону, кладя руку на один из шприцев в сумке. — Доктор Гордон ни в чём не виновата! Она, она самый добрый, искренний человек, которого я знаю. Она не может причинить никому зла. И детектив Гордон тоже! Его не было со мной. Не было.              — Освальд, я тебе верю. У капитана просто такая работа — всех подозревать. Давай попытаемся успокоиться?              — Я умею водить машину, — он меня не слышал, продолжая незаконченное признание. — У нас был сосед. Он научил, когда мне было тринадцать. Если хотите, я могу показать прямо сейчас. Это мои бывшие подельники закрыли Галавана в багажнике, и я отвёз его к пирсу. Я бил его, пока он не начал терять сознание, а после выстрелил. Я! Со мной никого не было. Не было! — с каждым новым словом Освальд расходился всё больше и к концу перешёл на крик. Истерика накрывала его с головой. Он обхватил себя руками, начиная покачиваться вперёд-назад, взгляд замылился. — Мне так жаль. Я мучил его, хотел, чтобы он почувствовал всю мою боль. Если бы я мог что-то изменить сейчас…              Подгадав момент, когда Пит выскочит вперёд, я вовремя успела подхватить Освальда и затем усадить на стул. Санитар вернул пустой шприц в разъём. Достал из кармана мобильник, набирая профессору.              — Чем вы его здесь пичкаете? — удивлению Барнса не было предела. — Пингвин не был психом.              — Допрос окончен, капитан, — Освальд, которого я прижимала к себе, уткнулся лбом мне в плечо. — Вас проводят.              — Я сам здесь не задержусь ни на секунду, — резко вскочив с места, Барнс было хотел сказать что-то ещё, но предпочёл отмахнуться и рвануть к открывающейся двери, встречаясь лицом к лицу с профессором. Стрейндж, приподнявшись на носочках, глянул через его плечо в допросную, цокнул языком. Очень недобрый знак.              — Я убил… — из последних сил простонал Освальд и провалился в сон, наваливаясь на меня всем весом. Если бы не опять подоспевший Пит, мы бы давно валялись на полу.       

***

             Выписку Освальда из Аркхема праздновали чуть ли не масштабнее, чем день основания Готэма или день благодарения. Пусть не было ни массовых гуляний с выступлением мэра в центральном парке, ни детского смеха, ни запланированного салюта, но везде царила атмосфера тихого блаженства и восторга. Пациенты, у которых по максимуму отменили все возможные терапии, изредка шёпотом перекидывались между собой фразами, суть которых сводилась к одному — из больницы возможно было выйти законным путём, без побега, и вновь стать законопослушным гражданином. Освальд, который до часа Х томился в этой толпе, был окружён заботой и вниманием даже тех, кто раньше шпынял его и не забывал ежедневно кинуть пару колких фразочек в спину. Барбара не отходила от него ни на шаг, подключив в охрану Садовника и ещё одного безобидного амбала на успокоительном. Так что удостоверившись, что королю ничего не угрожает, я смогла переключиться на поручения Стрейнджа.              Профессор заканчивал все формальности с освобождением бывшего Пингвина, дописывал рекомендательное письмо для возможных будущих работодателей, а на столе у него на самом видном месте лежала напечатанная в типографии бумажка о том, что пациент прошёл длительное лечение и теперь совершенно здоров. О небольшом срыве на допросе никто предпочёл не вспоминать, а ставить в известность полицию о выписке Пингвина, естественно, никто не стал. Официальное письмо в самый последний момент успели где-то потерять до лучших времён.              На вечер был назначен небольшой сабантуй. Заказан большой торт на всех, который должны были вскоре привезти, закуплено шампанское и сок. Под чутким руководством парочки врачей Роберт ещё вчера припрятал за диваном в комнате отдыха бутылку водки. Ею оказалось проще разбавлять сок и оставаться незамеченным. Я же, не разделяя всеобщего оживления, лишь пару раз смогла вылезти из-под горы бумаг, которые на меня скинул Стрейндж, на перекур. Не было времени даже отслеживать финальные приготовления с квартирой, поэтому Виктор, сжалившись, сам отписывался о том, что там происходило. Его сообщения я читала пачками, удостоверяясь, что клининговая компания полностью вылизала все углы, что постельное бельё с полотенцами куплены и лежат на своих местах, что Освальду не придётся непонятно куда бежать в ночи за зубной щёткой или искать из чего пить чай. Даже собственный переезд в Готэм почти год назад оказался не настолько муторным.              Плюс ко всему в голову то и дело лезла встреча с Барнсом и постоянные уверения Освальда в том, что именно он убил Галавана. Сомнения в том, что Джеймс был не при чём, становились всё сильнее, в душе зарождалось тяжёлое тревожное чувство. Виктор, которому я, не выдержав, набрала с вопросом, лишь отшутился. Босс не брал его с собой, а гадать он не любил. Номер брата же оказался недоступен. Осознание того, что я всё-таки позвонила ему, пришло в то самое время, когда на том конце девушка просила перезвонить позднее.              — Всё, пора завязывать, — отложив мобильник на стол и закопав его под бумагами, я откинулась на спинку стула и провела ладонями по лицу. — Бесконечный день.              Страшно хотелось спуститься в подвал и спрятаться там ото всех. Обезьяны за пару месяцев тесного общения стали для меня ближе и интереснее, чем большинство людей вокруг. Они по крайней мере не лезли в душу и не пытались ни в чём обвинить. Максимум, что можно было ожидать от Луны и Мими — мячиком по голове или сливовые пятна на халате.              На улице на удивление стояла прекрасная погода. Обычно готэмская весна не радовала красками и пригревающим солнцем, но сегодня ради выписки Освальда на небе не было ни тучки. Накинув куртку и не став переобуваться в ботинки, я заварила кофе и всё-таки выползла на крыльцо, облокачиваясь на одну из статуй у входа. Ещё одна привилегия персонала, который обтёр их задницами до такой степени, что они блестели от чистоты.              На секунду мир показался прекрасным, несмотря на все «против». Просто стоять и дышать свежим воздухом оказалось настолько прекрасным и давно забытым ощущением. Последнее время я слишком разогналась, совершенно позабыв о себе. Даже очередная робкая попытка построить планы на вечер казалась неразрушимой. Сегодня-то уж точно я смогу уделить хотя бы час на свои нужды. Возможно, прогуляться по магазинам, присмотреть какую-нибудь обновку. Что-нибудь цветное, яркое, пусть и ходить в этом было совершенно некуда. Хотя бы по дому, ведь постоянно видеть перед собой белые пятна халатов, отбрасывающие за собой глубокие длинные тени, становилось до тошноты невыносимо. Даже мисс Пибоди со своей экстравагантностью начинала нравиться мне всё больше, жаль, до её привилегий носить всё, что захочется, я ещё не доросла.              — Кэйтлин! Вот ты где, — я вздрогнула от раздавшегося рядом голоса. Обернулась. В дверях стоял Пит. — Стрейндж тебя везде ищет.              Ну вот, началось.              — Зачем?              — Пингвина выписывают. Всё началось, пошли.              — Но… — я поставила чашку на перила, глянула на наручные часы. — Ещё несколько часов.              — Моё дело тебя найти, всё остальное выясняй у главного. Там что-то переиграли. Ну же! — Пит пританцовывал на месте. Будь его воля, он давно бы закинул меня на плечо и побежал к месту назначения.              — Ладно. Что вообще происходит? — я всё-таки зашла внутрь больницы.              — Пингвин прощается с сокамерниками, вернее слушает напутственные речи от психов. Желающих столько, что до завтрашнего утра не разгребутся.              — Отлично. Тогда я успею переодеться, — Пит посмотрел на меня настолько жалобно, что я почти согласилась пойти с ним прямо в куртке, но было одно большое «но» — Виктор должен был встречать Освальда гораздо позже, а сообщить ему без телефона о смене плана я не могла. — Я быстро. Прикрой меня. Скажи, не знаю, что нашёл меня в туалете. Что у меня расстройство желудка.              Пит вздохнул, соглашаясь, ускорил шаг, свернул в сторону рекреации, я же ломанулась к себе в кабинет. Скинула куртку на кресло. Она соскользнула по ручке вниз и упала на пол. Плюнув на это, зарылась в бумаги, перекладывая их с места на место. Телефон, казалось, нашёлся совершенно в другом месте, но следов проникновения я не обнаружила. Пара сообщений от оператора об около нулевом балансе, никаких лишних звонков. Удалить что-то без подтверждения паролем было нельзя, как и залезть в фотоальбом, где в основном хранились лишь снимки Готэма и его окрестностей.              Сообщение Виктору улетело молниеносно. Нажатие кнопки, ввод пароля и оно пропало из списка. Ответ пришёл так же быстро, будто он находился рядом.              «Дьявол».              Пожав плечами, я удалила и его, после чего направилась к месту празднования. Вместо мэра на возведённом подиуме в парке в окружении Стрейнджа и Пибоди стоял Освальд. Остальная часть игровой, как и сказал Пит, оказалась до отказа забита пациентами. Стараясь не привлекать к себе внимания, я притаилась за спиной профессора, который тут же сделал шаг назад, ровняясь со мной. Бросил взгляд из-под розовых стёкол.              — Простите, — прошептала я, складывая руки на животе. — Съела что-то не то.              — Волноваться вполне естественно, — Стрейндж как обычно свёл всё к психологическим проблемам. Психосоматика — мать всего сущего. — Это как отпускать ребёнка в общежитие колледжа в другой город. Волнительно и в то же время прекрасно. Только посмотрите на Кобблпота. На это невинное лицо, детскую улыбку. Мы с вами сделали из него совершенно нового, достойного человека. Теперь он никому не угрожает, особенно самому себе. Гордитесь собой, моя дорогая?              Я смогла только кивнуть, боясь выдать себя голосом. Крепче сжала руки на животе, чуть нагибаясь. Стрейндж поддержал меня, беря за плечо.              — Отвести вас в мед блок?              — Уже выпила таблетку, должно скоро пройти, — мой голос начал растворяться в высоком женском писке, обещающем Освальду на воле крышу и пару бойких ребят, если будет нужно что-то решить. Предложение на удивление никто останавливать не стал. — Спасибо.              Высказаться дали всем желающим, лишь ограничили речь десятью минутами. Через час, когда Пингвину пожали руки далеко не половина собравшихся, подумалось, что зря я всё-таки сорвала Виктора. Но кто же знал, что профессор вообще затеет эту показуху? Ведь по плану было собрать Освальда ближе к четырём, когда начнёт темнеть, впихнуть ему выписку и выставить за ворота. Никакого кортежа с сопровождением копов или такси. Денег у Освальда с собой не было, одет он тоже оказался в то, в чём его доставили в Аркхем. Никто даже не удосужился постирать его вещи. Стоило ему мельком обернуться, как в глаза бросились грязные брюки и слишком лёгкое, пусть и для середины весны, пальто. Серая не по размеру рубашка была кое-как заправлена и, топорщась, крепилась сверху ремнём.              Я вздохнула и чуть отошла, прислоняясь к стене. Стрейндж было хотел последовать за мной, но мисс Пибоди заняла его каким-то разговором. Первый раз в жизни я была готова сказать ей спасибо.              Закончились всеобщие проводы спустя ещё час. Санитарам пришлось успокаивать особо взволнованных, не желающих прощаться с мафиозным королём пациентов. Освальд весь взъерошенный и раскрасневшийся спрятался под боком у профессора. Вся эта движуха была ему явно не по душе.              Оставшаяся часть церемонии убралась минут в пятнадцать. Мы вместе со Стрейнджем и Пибоди довели Освальда к выходу, профессор попытался сказать пару слов, но дрожащий голос подвёл и его. Он утёр подступившие к глазам слёзы платком и обнялся с Освальдом, затем вручил ему справку о выздоровлении, после чего протянул и платок. Свою часть сентиментальностей мисс Пибоди решила пропустить, так что настало моё время прощаться с Освальдом.              Подойдя ко мне, он остановился. На лице появилась робкая улыбка. Если бы не витающая в воздухе атмосфера, подгоняющая побыстрее распрощаться, мы бы так и стояли друг напротив друга, не в силах проронить ни слова. Пришлось взять инициативу в свои руки, поэтому я быстро обняла Освальда. Он всхлипнул.              — Тебя встретит мой друг, — быстро прошептала я, стараясь не привлекать внимания. Похлопала его по спине, нарочито громко произнося: — Ну что ты. Это такой чудесный момент, — после чего снова перешла на шёпот. — Ничего не бойся. Я приеду как только смогу.              Освальд кивнул.              — Спасибо, Кэйтлин, — я отстранилась, всё ещё продолжая держать Освальда за руки. — Спасибо вам всем. Я нашёл здесь столько новых друзей. Хьюго, Барбара. Когда она выйдет отсюда, я буду помогать ей.              — Очень похвально, Освальд, — Стрейндж вновь был спокоен, как удав. — Если вам будет нужна какая-то помощь, то можете смело обращаться. У вас есть моя визитка. В любое время с удовольствием отвечу на звонок.              — Спасибо! Это всё так, так… — Освальд замолчал, прижал платок к глазам. Сердце сжалось от представления, как внутри него сейчас рвётся на части Пингвин, мечтая колесовать своего мучителя.              — Ну же, Освальд, — профессор приобнял его, начиная мягко подводить к двери. Мне жестом приказали оставаться на месте. — Помните, о чём мы вчера разговаривали? Вы полностью излечились и больше не нуждаетесь ни в лекарствах, ни тем более нахождении в Аркхеме. Наоборот, оставаясь здесь, среди ещё не совсем здоровых людей ваш прогресс может снизиться. Вы же не хотите этого?              Освальд отрицательно затряс головой. Так сильно, что она вот-вот могла отвалиться.              — Вы же сами всё понимаете, мой дорогой. Я знаю — сделать шаг в неизвестность сложно, на это способны только сильные личности, а вы сильная личность. Но я так и быть помогу вам ступить в новую жизнь, — профессор распахнул массивную дверь. Вместо солнечного блика внутрь ворвался холодный ветер, швыряя в нас капли дождя. Погода кардинально поменялась всего за два часа, добавляя трагичности в выписку. Я надеялась, что Виктор уже стоял где-нибудь неподалёку. — Пройдём до ворот вместе, мой дорогой.              Когда за ними закрылась дверь, мы остались с мисс Пибоди. Если бы не охранник в будке позади, увлечённо греющий уши всё это время, давно бы послышались едкие фразочки из разряда, что теперь-то, когда Пингвина больше нет, Стрейндж разглядит во мне доносчицу, халявщицу и ещё Бог знает кого. Желудок после долгого притворства начал болеть на самом деле, так что всё внимание было обращено на него, а не на её взгляд отвращения.              Профессор не заставил себя долго ждать, брезгливо стряхивая капли дождя с лица и рук. Костюм оказался не промокшим, так что дождь ещё не успел разойтись.              — Поздравляю вас, коллеги. На одну проблему в Аркхеме стало меньше. А теперь торт! Его уже давно привезли, поэтому давайте не будем заставлять других ждать. Уверен, все давно собрались.              И чутьё не подвело профессора. В комнате отдыха уже вовсю шло празднование, по некоторым лицам было видно, что в их стаканах налит не просто сок. Заведующим «баром» оказался Роберт, непонятно откуда взявшийся. Звучала тихая музыка, её было почти не слышно из-за разглагольствований мистера Поттера о том, насколько тяжело ему пришлось с Пингвином, и как много он выпил у него крови за четыре месяца нахождения в Аркхеме. Остальные, видимо, уставшие от его речей, решили сменить оратора, прося ступить на сцену Стрейнджа. Пока он безуспешно пытался отказаться, я успела скользнуть в самый угол дивана к Роберту, прячась за ним и подушками.              — Хреново выглядишь.              — Что-то не то съела, — я закрыла глаза, вытащила телефон из кармана, зажимая его в руках. Благо уснуть в таком шуме всё равно не получилось бы.              — Таблетку будешь?              — Потерплю.              — Ну как знаешь. Если что — свисти. Есть лекарства ото всех забот и хлопот.              Жаль, что только пилюли незаметности до сих пор никто не изобрёл. Празднество набирало обороты, шампанское лилось рекой. Об изначальном поводе сбора давно успели позабыть, в ход пошли приукрашенные аркхемские байки. Время от времени меня заставляли то чокаться со всеми стаканом крепкого сладкого чая, то просто пытались заставить примкнуть к всеобщему веселью. За окном полыхало самое настоящее зарево от сменяющих друг друга вспышек молний. Гроза пришла в Готэм совершенно не по сезону, намекая на то, что поход по магазинам сегодня всё-таки лучше отменить, а заодно вызвать такси. Пусть я давно привыкла к дороге до больницы и могла добраться до неё даже в бессознательном состоянии, но тащиться в кромешной тьме по сырому асфальту, когда по лобовому стеклу струится поток воды, всё равно было боязно.              «Птичка в клетке», — пиликнул сообщением телефон, давая повод выдохнуть и попытаться расслабиться.              «Я сверну ей шею, если она не перестанет истерить», — следом прилетело второе, заставляя улыбнуться.              «Он заперся от меня в ванной», — я хихикнула, всё-таки соглашаясь на кусок торта. Боль в желудке немного сгладилась и, скорее всего, организм просто намекал на то, что его надо покормить. Пьяные рожи коллег больше не напрягали так, как раньше. Отстав от меня, самые активные затеяли какую-то игру из репертуара психов, переделанную под себя. Народ в комнату отдыха всё прибывал — подключались те, кто заступал на ночную смену, санитары тоже в большинстве торчали здесь, изредка делая обходы. Пациенты остались без присмотра и вполне могли бы провернуть массовый побег, который бы никто не заметил. Главное было не шуметь. А на утро все бы очень сильно удивились пустующим камерам и репортажам о горящем городе по новостям.              «Верни босса!» — всю катастрофичность ситуации Виктор передал знаком восклицания в конце. Похоже, исправившийся Освальд не обрадовался старой новой компании. Мне было даже чуточку жаль его, как и Виктора. Он, видимо, уже был готов к тому, что мой язык вновь окажется у Пингвина во рту, лишь бы его перестали обзывать мясником и убийцей. Я почему-то была уверена, что именно к такому репертуару больше всего склонялся Освальд. Надо было срочно брать ситуацию в свои руки. Если не объясниться с ним, то Освальд вполне мог ускользнуть из квартиры, посчитав, что его хотят вновь сделать злодеем.              «Потерпите немного. Я приеду через пару часов».              Стоило набрать ответное смс и нажать на кнопку отправки, как телефон ожил. На экране высветился неизвестный номер, телефон вибрировал в руках. Я же тупо уставилась на цифры, пытаясь отгадать звонившего. С момента работы в Аркхеме прошло слишком много времени, я давно успела отвыкнуть от постоянного шквала звонков и людей, желающих записаться на консультацию, или просто поинтересоваться ценой или чем-то ещё. Больше того — за последнее время мне звонили лишь те люди, которые находились со мной в одной комнате, что только больше заставляло волноваться.              Наконец звонок прекратился. Я почти успела себя убедить, что кто-то просто ошибся номером, но неизвестный абонент оказался очень настойчив. Пришлось всё-таки ответить, но мне даже не дали поздороваться.              — Какая у тебя группа крови? — проорали с той стороны. Мужской голос отдалённо напоминал Харви.              — Первая отрицательная, — я тупо смотрела вперёд на веселящихся коллег, полностью сбитая с толку.              — Тащи свою задницу в центральную больницу, Джиму нужно переливание, — теперь сомнений не оставалось — это Буллок. — Быстро!              Короткие гудки отрезвили. Вскочив с места, я буквально силой выдрала профессора из непринуждённой беседы. Он удивлённо взглянул на меня.              — Мисс Гордон, что-то случилось?              — Могу я уехать? — только сейчас я поняла, что вцепилась Стрейнджу в локоть. Кое-как разжала онемевшие пальцы, нагнулась к нему. — Брат в больнице.              — Печальная новость, — в его голосе скользнуло сожаление. — Да, конечно, поезжайте. Буду ждать известий.              — Спасибо.              Пулей вылетев из комнаты отдыха, я побежала к себе в кабинет. Шаги эхом прокатывались по пустым коридорам, становясь очередными ударами. Все прошлые обиды и недомолвки с Джеймсом сразу отошли на второй план, сейчас главное было помочь ему, ведь если Харви вызывал меня так резко, значит, дела обстояли плохо. Отец ещё в детстве шутил о том, что если мы с братом не пойдём по его стопам, то вполне можем спасти парочку жизней другим путём. Универсальный донор — что может быть лучше? Только никто в то время не упоминал, что нам самим могут помочь только такие же люди, как мы.              Дорога оказалась дрянной. Машину то и дело заносило, но я уверенно вжимала педаль газа в пол. Пришлось громче включить радио и постоянно сосредотачиваться на словах песен, иначе бы я вообще отключилась от происходящего и скорее всего слетела в кювет.              Въезд в Готэм встретил меня пробкой. Остановившись за последней машиной, я начала нетерпеливо постукивать пальцами по рулю. Времени ждать не было, каждая минута могла стоить Джеймсу жизни. Приоткрыв окно, я высунулась наружу, осматривая встречную полосу — никого. Желающих отдохнуть на природе в такую погоду не было, а все возвращающиеся в пригород давно уже пили дома горячий какао.              Пришлось рискнуть. Чуть сдав назад и получив недовольный обрывистый гудок от стоящий позади машины, я помчалась по встречке под завывания какого-то новомодного рэпера. Обогнула полицейскую машину, прибывшую на ДТП и выскочила на дорогу к центру. Погони не последовало, а даже если бы мне и предъявили что-то — у меня имелся весомый аргумент нарушать все возможные правила. До больницы оставалось рукой подать.              — Джеймс Гордон! — я схватила первую попавшуюся медсестру стоило только ворваться в холл приёмного отделения. Она испуганно уставилась на меня. — К вам привезли детектива Джеймса Гордона! Где он? Чёрт!              Выпустив её, я металась по холлу от одного человека в белом халате к другому, пока мне наконец не сообщили, где находился брат. Интенсивная терапия, третий этаж. Значит, не всё так плохо, иначе бы его давно перевели в реанимацию.              Определить палату не составило труда. В самом конце коридора образовалось столпотворение — двое человек в форме расположились по обе стороны от двери, рядом из стороны в сторону тёмной тучей расхаживал Буллок, совершенно не обращая ни на кого внимания.              — Харви! — крикнула я, быстро вспоминая, где нахожусь. Не мешать и не волновать других пациентов — правило распространялось не только на Аркхем. Буллок был уже совсем близко, прижал меня к стене, косясь на не дрогнувших копов. — Что с Джеймсом? Я готова, где врач?              — Подожди, — оборвал меня он, упираясь ладонью в стену. Поднял голову, тяжело вздыхая. — Ни с кем не откровенничай, вообще не говори без адвоката. Джима нашли в квартире его подчинённого с ножевым ранением, а тому парнишке проломили голову…              — Что? — сказанное доходило плохо, плюс те копы у палаты. Похоже, это были не сочувствующие, а конвой. — Только не говори, что это Джеймс…              — Конечно не он! — свободной рукой Харви со всей силы треснул по стене так, что на пол посыпалась штукатурка. — Просто имей в виду, что всё очень, очень хреново. Только открыли дело Галавана, теперь эта… — он вовремя остановился, проглатывая нецензурные выражения. — И знай, если бы не нужда, я бы тебе никогда не позвонил. Джим будет недоволен.              — Ну да, я же предательница. Харви, иди к чёрту! Мне плевать, в чём обвиняют моего брата, тащи сюда хоть кого-нибудь, кто может ему помочь. Или моя кровь больше не нужна? Тогда я могу уйти и разбирайтесь сами как хотите.              — Только попробуй, — Буллок оторвался от меня, оглянулся по сторонам, махнул кому-то.              В другом конце коридора стояла женщина в белом халате. Заметив жест Харви, она быстро направилась в нашу сторону, набирая чей-то номер и заканчивая разговор ещё не добравшись до нас.              — Донор прибыл, — сообщил ей сразу Харви, указывая на меня. Врач одобрительно кивнула.              — Молодец. Без халата в отделении находиться запрещено, — тонкий намёк на верхнюю одежду Буллока чуть не заставил меня расхохотаться. Я приехала в больницу без куртки и в сменных кедах, когда на улице было около пяти градусов тепла, а с неба лился потоком Ниагарский водопад. Класс. — Кем вы приходитесь пациенту?              — Родная сестра.              — Алкоголь, наркотики в последнее время употребляли?              — Нет, — я отрицательно мотнула головой, пытаясь понять, могут ли витамины Виктора как-то навредить Джеймсу. — Нет. Даже почти ничего не ела сегодня.              — Это плохо, — доктор двинулась в сторону палаты, я за ней. — После процедуры будет необходимо плотно подкрепиться. Предупреждаю сразу — на раздельный забор крови у нас нет времени, мы и так слишком долго ждали. Придётся соединять вас напрямую. Разойдитесь, господа, — врач хмуро остановилась возле палаты, заставляя копов отскочить в стороны. — Также вам, как ближайшему родственнику, будет необходимо подписать согласие на медицинское вмешательство.              — Да-да конечно. Давайте уже приступим.              Дверь распахнулась. Я вошла внутрь первой, чуть не оседая на пол прямо у стены. Джеймс лежал на койке посередине палаты без сознания, весь увешанный проводами. Скинутое набок одеяло не скрывало полностью перебинтованный живот и часть груди, где чуть сбоку на белоснежной повязке расходилось рваное красное пятно. Врач говорила что-то ещё, но я не слышала её. Рядом с койкой двое крепких мужчин разложили кушетку с широкими подлокотниками, затащили какой-то аппарат, стойки.              — Можем начинать, — женский голос звучал где-то вдалеке. — С вами всё в порядке… мисс Гордон?              — Да… — нужно было взять себя в руки. — Что нужно делать?              — Раздевайтесь и ложитесь. Остальное предоставьте нам.              Скинув халат и кеды, я забралась на кушетку. Расстегнула пуговицы на рубашке. Рукава оказались слишком узкими, поэтому закатать их не получилось. Благо меня снабдили казённым одеялом, ничем не отличающимся от аркхемских. Завернувшись в него, я предоставила руку, куда быстро вогнали иглу. Врач начала подкручивать рычажок на системе управления, регулируя скорость оттока и передачи крови.              — Зайду к вам через полчаса. Не геройствуйте. Если почувствуете тошноту, головокружение или резкий упадок сил, сразу вызывайте меня. На входе есть кому сбегать за помощью. Те же действия, если заметите что-то тревожное в состоянии мистера Гордона. Он пока не приходил в себя, обезболивающее действует, но всё может быть.              — Хорошо. Доктор, скажите, — я облизнула пересохшие губы. Вену на правой руке в месте прокола начало жечь. — Джим поправится?              — Не переживайте. Ещё успеет надоесть вам своим вниманием, — врач улыбнулась, явно не подозревая, что зрит в корень. — Отдыхайте, наслаждайтесь моментом.              По началу я пыталась последовать совету, расслабиться, но не вышло. В кармане завибрировал телефон с очередным воплем о помощи от Виктора. Набрав ему подробный ответ о том, где я и чем занимаюсь, я выключила телефон, чтоб не отвлекаться на посторонние вещи. Зсасз был опытным мальчиком и вполне мог справиться сам с великовозрастным ребёнком.              Джеймс больше походил на зомби из фильмов. Посеревшее лицо, выпирающие вены. Он знатно похудел с последней нашей встречи и выглядел очень усталым. Странно было бы, если он цвёл и благоухал после ножевого ранения, но силы начали заканчиваться у него явно ещё до этого события. Брат тоже жил в вечной гонке с самим собой, влезая в крутые приключения. Если бы у меня была возможность, то мы могли бы поспорить, кто находится в более глубокой заднице. Видимо, не жить спокойно — вечное проклятие Гордонов.              В то, что он просто так убил человека, совершенно не верилось, тем более своего сослуживца. Да будь он трижды преступником, Джеймс бы задержал его и заставил предстать перед судом. Смерть копа тоже вызывала много вопросов даже у меня. Что там говорил Харви? Вроде бы ему проломили голову. Очень странный выбор, когда под рукой у тебя есть оружие. Нужно ведь найти что-то подходящее, подойти, ударить. Слишком много сложностей, особенно если перед тобой такой же подготовленный человек, готовый дать отпор. Коп ведь не спокойно стоял и ждал, когда Джеймс огреет его по голове? А даже если и так, то зачем? Да, брат не был мягким человеком, но для всех вокруг всегда выглядел сдержанным и правильным.              Ничего не клеилось.              А знала ли Ли? Судя по тому, что её не было в больнице, нет. Так было лучше. В её положении лишнее волнение могло пойти не на пользу. Возможно, к тому моменту, когда ей сообщат, что-то уже прояснится. Всё-таки брат был далеко не последним человеком в городе, герой. Его не могли кинуть на произвол судьбы свои же. Да Харви первый будет рыть носом землю, чтобы докопаться до правды, но вновь открытое дело Галавана… Оно могло наложиться и значительно подпортить репутацию. И судье с прокурором теперь будет глубоко плевать, что Освальд Кобблпот вновь повторил признательные показания в убийстве.              Ну что за дурацкий день? Не одно, так другое!              Джеймс на соседней кровати протяжно застонал. Попытался приподняться, но путы из проводов и явное отсутствие сил не позволили ему даже пошевелиться.              — Не двигайся, тебе нельзя, — я приготовилась звать на помощь, но брат оказался настойчив и живуч.              — Ли?              — Нет, — бросила я, не сводя с него пристального взгляда. — Всего лишь твоя младшая сестра.              — Кэйли, — добавил он всего две буквы, не меняя интонации. Вот так бы всегда он звал меня. — Откуда ты здесь? — он кое-как открыл глаза. — Где мы?              — В больнице. Тебя вроде как пырнули ножом. Не помнишь?              — Нет, — и вот опять этот нахмуренный лоб, пытающееся понять всё выражение лица. — Только Пинкни. Он лежал на полу весь в крови…              Повисло тяжёлое молчание. Сказать, не сказать? В любом случае Джеймс узнает, если не от меня, то от кого-то другого.              — Он мёртв. Тебя нашли рядом с телом.              — Не-е-е-т. Нет, нет, нет, — словно мантру начал повторять Джеймс, будто бы это что-то изменило. — Этого не может быть. Стоп! Откуда ты знаешь? — он впился в меня пытливым взглядом, начался допрос. — Только не говори, что ты там была?              Я качнула головой.              — У твоего напарника длинный язык. Я не знаю подробностей, прости. Но судя по тому, что Харви мечется в коридоре, словно ужаленный, всё действительно плохо. Джим?              Брат молчал, что-то обдумывая, да я и не рассчитывала на откровения с его стороны. Он никогда не посвящал меня в свои дела, и сейчас явно было не время менять свои привычки. Главное, что он пришёл в себя, и выглядел вполне живым. Измученным, но всё-таки живым.              — Кэйтлин, ты всё ещё встречаешься с ним? С… Зсасзом?              — О Господи. Неужели ты так хочешь вновь поругаться?              Джеймс отвернулся, глядя в потолок. Хрипло усмехнулся, тут же накрывая рукой живот. Я совершенно не представляла, как он вообще настолько бодро держится.              — Не думал, что скажу это, но не отходи от него ни на шаг. Меня кто-то очень грамотно подставляет. Я не знаю, кто это и что ему нужно. Ты можешь быть в опасности, а я не хочу, — он тяжело втянул ртом воздух, начиная запинаться. — Не прощу себе, если ты пострадаешь. Пингвин мог бы тебя защитить, но его нет. Я видел, что вы с ним сделали. На меня тоже нет надежды.              — Всё будет нормально, твои коллеги во всём разберутся, — я попыталась подбодрить брата. — Я уверена, через пару часов сюда войдёт Барнс и сообщит, что произошло недоразумение, вот увидишь.              — Не думаю. Сначала Галаван, теперь это… Кэйтлин, тебе нужно уехать вместе с Ли. Вы должны держаться вместе.              — Мы обсудим это как только всё прояснится, хорошо? — я приподнялась, пытаясь заглянуть брату в глаза. Он белел на глазах, дыхание становилось слишком прерывистым. — Сейчас главное, чтобы ты пришёл в себя, и даже не пытайся спорить. Понял меня? — но ответа не последовало. Дав ему пару секунд, я всё-таки с надеждой позвала. — Джим. Джим! Дьявол. Помогите! Кто-нибудь, позовите врача!              Крик заполнил палату, а шнур, натянутый между нами, не давал сделать хоть что-то. Внутрь ворвался один из копов, следом Харви, сбивая его с ног. Молниеносно оценив обстановку, он выбежал обратно в коридор, притаскивая врача за шкирку.              Джеймс потерял сознание.              Готэм лишился своего главного положительного героя, а отрицательный, скорее всего, ещё не выполз из ванной дабы не встречаться со своим бывшим наёмником. Оба столпа, обеспечивающие относительный порядок, рухнули. Что-то глубоко внутри подсказывало, что наступают тёмные времена.       

Конец третьей части.