— Какие сегодня прекрасные облака, Тодд, — пожилая женщина счастливо улыбнулась. Они любили с мужем выходить вечером на лавочку, немного посидеть и покормить голубей. Сегодня облюбовали набережную, по которой прогуливалось еще несколько семей.
— Да, Юмико, изумительный вечер, — Тодд накрыл руку старушки, поглаживая шершавую кожу. — Как ты себя чувствуешь?
— Гораздо лучше, чем утром, — она следила за морскими птицами, без конца кружившими над их головами. Ее волосы до сих пор были красивыми и ухоженными, хотя и седыми.
— Ты бы поберегла себя, в нашем возрасте это может сильно подкосить.
— В нашем возрасте уже ничего не страшно, — добродушно отозвалась Юмико.
Акутагава смотрел на двух стариков из-за стекла кассы с билетами. Это была подработка на полставки, каждый день после шести вечера он приходил на пристань и выдавал билеты на прогулочные параходы. Общаться нужно немного, сиди, да отрывай билетики. Красота.
— А почему ты такой бледненький? — рядом с покупателями вилась девочка, с интересом рассматривающая Рюноскэ. — А почему у тебя нет бровок?
Ее родители спорили в стороне, сколько билетов покупать и стоит ли вообще ехать, а эта мелкотень нашла занятие поувлекательнее.
— А почему ты продаешь билетики? Ты плохо учился?
Акутагава неслышно выдыхает. Если она сейчас не замолчит… Он не знает, что будет делать. Уйти нельзя, клиентов спугнуть тоже.
— А почему у тебя прядки белые?
После очередного рабочего дня он был измотан. Уже почти десять вечера, а Рюноскэ еще до дома добираться. Сегодня эта девочка вывела его из себя, все закончилось тем, что он отклеил билет и залепил им ей рот. Девочка, конечно, развопилась, вернее, размычалась, а родители устроили концерт, указывая на брюнета и причитая, что таким, как он, лучше вообще не работать. Да, ведь он так сильно покалечил их чадо!
Акутагава пнул камень, бредя по темному переулку к метро, как вдруг заметил какое-то движение. Пальцы в кармане сами нащупали складной нож. Он не питал иллюзий насчет преступного мира ночной Йокогамы, хотя, вопреки многим обвинениям, туда и не входил.
Послышалось еле слышное шарканье, а затем хрипы. Рюноскэ еще сильнее стиснул нож в своих тонких пальцах. Он ожидал чего угодно. Понимал, что если это кто-то сильнее и больше него, то вряд ли он справится в темноте. Однако Акутагава был не из простаков, он настроился защитить себя от любого противника.
Сделав несколько шажков в сторону звуков, парень нахмурился. Он ясно чувствовал присутствие кого-то, но до сих пор на него никто не напал. Если бы это был другой район, а не складской, у пристани, парень бы даже не обратил внимания — постоянно ошиваются пьяницы и бездомные.
Кажется, он расслышал смутно знакомые голоса. И тут ему резко сделали подсечку. Акутагава, выдохнув воздух, повалился на землю. В спине отдало протяжной болью, кости позвонков заныли, парень захрипел. Его сразу, вот так просто убрали, даже не рассчитывая на сопротивление. Неожиданно сверху стало еще темнее. Акутагава в панике понял, что его чем-то накрыли, а именно подушкой. Что?! Да что вообще происходит?! Его хотят убить подушкой в подворотне?
Акутагава рассмеялся, если б мог. Это действительно смешно. Ни выстрелом, ни отравлением, ни побоями… А, главное, за что? У парня не было врагов, хотя иногда он нарывался на драки в школе. Обычно просто сверлил всех недовольным взглядом, не подходя близко.
Воздуха катастрофически мало. Рюноскэ и впрямь начинает задыхаться, сильнее дергая конечностями. Ноги бьют по невидимому противнику, руками он пытается оторвать его руки от себя. Мозг хаотично старается придумать, что же предпринять. Складной нож неуклюже махает в воздухе. Он не сможет его задеть, даже если захочет, ублюдок видит все его действия. Чувствуется мужская сила и тяжесть, поэтому Акутагава уже не сомневается, что его убьют. Он рычит, вдруг нащупав на земле рядом что-то тяжелое. На ощупь, как камень. Приложив все остатки сил, Рюноскэ замахивается и на слух бьет по противнику. И попадает.
Слышен глухой стон, тяжесть веса исчезает. Быстро, как только может, Рюноскэ скидывает подушку, лихорадочно вертясь на месте. Все смазано, он может различить только светлые пятна неба.
— Че-ерт, — рычит, пытаясь отдышаться. Легкие в таком состоянии, словно им дали пробежать марафон вместо Акутагавы. Нож крепко стиснут в руке. Он не сразу поднимается с земли, ощущая, что крепко приложился затылком.
И тут до его ушей доносится шорох. Этот ублюдок еще здесь. Нет, не дождется, Акутагава ранил его, и теперь он раскрыл нож. Его здесь не убьют.
Он не умрет.
Рюноскэ сильнее сжимает рукоять, встав в позу для атаки. Холодные пальцы уверенно держат оружие, но парень ждет, пока враг покажется первым. В этот раз он медлит.
Что же происходит? Противник явно не с добрыми намерениями повалил его на землю, обездвижил и стал душить. Подушкой. Что за х… От одной мысли о смерти Акутагаве тошно. Комок застревает в горле. Он, конечно, не оптимист по жизни, но и на тот свет ему не хочется.
В узкую полоску света встает тень, и Рюноске без колебаний прыгает вперед с проворностью кошки. Тень дергается, странно качнувшись от парня, но уже поздно. Нож всаживается по самую рукоять в чужую плоть. Рюноскэ торжествует, отталкивая противника, и тот уж как-то больно легко и быстро падает на землю. Хрипит, дергается. Странно.
Холодный пот прошибает Акутагаву, а сердце болезненно сжимается. Что… Что это за чувство?
Он, что, слишком сильно ударил? Не туда попал? Акутагава целился вниз, думая лишь сделать глубокую рану, сбежать или позвонить в полицию. Да, черт, он вообще не рассуждал, как лучше бить! Какие рассуждения, когда тебя вот-вот задушат. Пальцы трясутся, нож неуклюже скользит в них. Почему…? Почему так много крови? Почему он не двигается? Почему этот маньяк-увалень так просто сдался? Ждет? Ловушка?
Акутагава подбирается ближе к застывшей фигуре, аккуратно переставляя ноги. Что-то не так.
Он выходит ближе на свет, когда понимает, что не так должен выглядеть его противник. Нож со звоном выпадает из дрожащих пальцев, по которым стекает свежая кровь.
— Какого… — веки парня дрожат, он щурится и в первые секунды думает, что обознался. Нет…
Перед Акутагавой навзничь лежит та старушка с пристани, которую он сегодня видел с дедом. Она кормила прибрежных птиц. Кажется, это Юмико…
Акутагава не двигается с места. Он шокирован. Он в ужасе.
Нет, это не могла быть она. Слишком маленькая и дряхлая, низкая, без каких-либо видимых ушибов. Акутагава ведь ударил противника и явно расслышал шипение. Оно не могло ей принадлежать, но как же…
Что делать? Бежать? Убийца может быть еще здесь. Блядь.
Он и так здесь. Акутагава убил эту старушку. Он убийца. Но он ведь защищался.
Парень в панике смотрит на землю, замечая свой окровавленный нож. Резко садится, забирая его. На земле остаются отпечатки крови.
Блядь. Черт. Черт. Черт.
Рюноскэ вертит головой, ему чудится, что нападавший все еще здесь, что он убьет его прямо сейчас. Акутагава будет лежать здесь, точно так же, как эта бедная женщина.
— Простите, я не… — голос срывается. — Я не хотел.
Мурашки. Он обливается потом, но ему так холодно. Ветер начинает сильнее задувать под черный плащ. Рюноскэ никогда не убивал и не хотел. Он всего лишь защищался.
Ее муж. Студенту как по голове бьют. Он ведь может быть где-то здесь! Он обнаружит ее пропажу быстро, обратится в полицию и тогда его точно найдут.
Нет, нельзя ее здесь оставлять. Иначе улик слишком много. Полиция не поверит ему, ему никогда не верили. А Акутагава только взялся за дело. Его жизнь только начала налаживаться!
Парень чуть ли не воет. У него нет машины, как же от нее избавиться. Нет тела, нет преступления. Эти слова крутятся, как мантра. Нет тела, нет преступления.
Акутагава находит мешок в ближайшей помойке. Его тошнит, но он переворачивает все наизнанку, вытряхивая мусор в другие мешки контейнера. Кашель то и дело доставляет неудобство. Нужно действовать очень быстро. Руки до сих пор дрожат. Когда время доходит до переправки трупа в мешок, Акутагаву едва не вырывает прямо на умершую. Голова кружится, а спина все еще болит. Он видит ее дряхлую, всю в жилках, шею. Замечает старческие складки и растянутую кожу на руках. Несколько колец, которые запачканы кровью. Голова запрокинута, глаза, как у куклы.
Нет преступления, нет убийства.
Он только хотел подработать. Хотел учиться и найти хорошую работу. Чтобы в него поверили. Акутагава с силой швыряет мешок. Куда же ее деть? Трупный запах найдут собаки, даже мусор не спасет. Запах.
В голове щелкает.
Здесь везде его запах. Акутагава лихорадочно метаться из угла в угол. Улики, кровь, все здесь.
Все бесполезно.
Но тут он вспоминает про сигареты, рядом с которыми лежит зажигалка. Спалить? Спалить все к чертовой матери.
Парень даже не задумывается, что сам может сгореть. Его охватывает чудовищной силы волнение.
Каждая секунда — собирает все улики —
может стоить жизни. Свободы. И будущего. Ведь он старался не ради этой ошибки? Акутагаве кажется, пока он все тщательно рассматривает, что в него встроили часовой механизм. Словно внутри все тикает, а он сам от этого слегка трясется.
После двадцати минут работы на складах около пристани разыгрывается нехилый пожар. Там он оставляет тело, в куче мусора закапывает нож, все поджигает. А сам бежит в сторону воды.
Еще через два часа съезжается полиция Иокогамы, пожарники и следователи.
Подушка исчезла вместе с таинственным гостем, который наблюдал за действиями Акутагавы, пока тот не сбежал. Совершенно серьезное лицо, при свете пожара янтарь в глазах превращается в яркое пламя.
Больше ему тут нечего делать. Он прекрасно выполнил работу.
Ухмылка. В темноте мелькает черное пальто.
Вернее, кое-кто сделал это за него.
***
Наконец-то прохлада и своеобразный уют. Наконец-то никого нет.
Чуя притащился домой в полдевятого, голодный и вымотанный. Впрочем, первое несчастье было вовсе не его виной.
Кинув рюкзак в угол, сняв пальто, парень просто подошел к дивану и рухнул лицом вниз. Может, теоретически это показано красиво и пафосно в некоторых фильмах и сериалах, но Чуя только отбил нос и ударился коленкой. Шляпа слетела, и теперь лежит рядом с рыжими волосами. Глаза болят, парень думает, что если посмотрит в зеркало, увидит красные белки. Как же диван манит своей мягкостью. Так и не хочется с него вставать, но Чуя понимает: у него много дел. И никакая толпа в метро, никакой старшекурсник…
Живот протяжно урчит.
Никакой голод не остановят его в своих планах. Чуя приподнимается на локти. Лучше бы поесть, а то думать нормально не сможет. В холодильнике Накахара обнаруживает помидоры, сосиски и остатки масла. Да м, определенно нужно наведаться в магазин. Пока готовится весь этот немногочисленный список, парень пролистывает объявления о работе. Большинство заявок приходится отклонять, видимо, никто не хочет связываться со студентами. Чуя хмыкает, когда ему выскакивает реклама с предложением о личном водителе. Накахара даже задумывается, а ведь он неплохо водит машину и мотоцикл. Пока просиживал эти годы в школе, заодно закончил и автошколу. И все-таки больно неудобно. Сидит он себе, пишет экзамен или сдает сессию, а ему начальник названивает с просьбой отвезти его в зоопарк с дочкой. Нет, Чуи нужен график.
Как там его сегодня обозвали? Псом. Чуя сильнее сжимает вилку, и еще тщательнее всматриваясь в экран монитора. Это все похоже на детские шалости. Но если и дальше так пойдет, то Чуя не сможет сдержаться. Ему нужны тренировки. Ему нужно набить кому-то ебало, и, похоже, уже есть первый желающий.
«Мистер Модная Шляпка» уже отыскал себе грушу для битья. Чуя заказывает приемлемый вариант, но придет она только через пару дней. Жаль, нельзя будет брать ее с собой в университет. Ничего, потренируется на Дазае.
***
Еще один день заканчивался. Студенты во всю расходились по домам, собираясь кучками или прощаясь друг с другом. Около мусорницы специально для курения стоит бледный парень. Костяшки побиты, в пальцах зажата сигарета. Глаза распахнуты шире обычного. Если бы кто-то сейчас заглянул в лицо студента, то наверняка испугался бы. Рюноскэ нервно смахивает черно-белую прядь с мокрого лица. Он очень долго и тщательно вчера мылся. Мочалкой сдирал одни и те же места в кровь. Перед глазами — полные ужаса глаза старухи. Сейчас Акутагава начинает припоминать, как Юмико сидела на лавочке, кидала крошки чайкам, а ее голова была опущена на плечо мужа. Черт. Ее волосы сияли в закатном солнце, переливаясь желтыми оттенками. И казались грязно-серыми в момент смерти.
Акутагава давится дымом, сильно сжимая мокрые веки. У него жар. Он пришел вчера в съемную комнату, как в бреду. Пару раз ударил руками стену. Хотя и постарался отмыть руки на пляже, помыл их еще несколько раз. Зрение подводило, Акутагаве казалось, что он находится в какой-то прострации. Мысли тревожны, расползаются тараканами, но ни одна долго не задерживается в сознании. Кажется, он выкурил пачку.
Рюноскэ знал, что стоит сесть и посмотреть новости, там обязательно будет о пожаре, может, и о теле… Но он не мог заставить себя это сделать. Он смотрел на старый телевизор, словно тот мог его убить. Подходил и отходил. Щелкал выключатель и быстро выключал заново. Это походило на паранойю. Его словно преследовала эта старуха, ее счастливые, мертвые глаза, а за ней шла тёмная фигура, которую Акутагаве не удалось разглядеть. Промучавшись в агонии всю ночь, он проспал полчаса и собрался идти на занятия. Пропускать нельзя — заподозрят.
В людных местах ему было совсем туго. Рюноскэ казалось, что все смотрят на него. Каждый взгляд провожает его спину, медленно наводя на нее пистолет. Один раз он столкнулся со стариком и по ошибке принял его за Тодда. Так же звали ее мужа? Удивительно, какие сюрпризы может подкинуть память, когда какие-то события приобретают большее значение. Например, Акутагава вспоминал ее длинную клетчатую юбку, которая вся измялась, пока он пихал ее в мешок. Удар пришелся чуть ниже сердца, легко разорвав простую серую кофту, пропитав ее кровью насквозь. Там было очень много крови.
Раньше, когда Рюноскэ слушал рассказы о войне или играл с другими детьми, ему казалось, что убийство — это мелочь. Всего лишь часть игры или истории. Но они не вызывали у него каких-то переживаний. Сейчас ноги парня были ватными, он с трудом соображал, где находится.
Моргнув еще раз, Акутагава узнал бежевый цвет стен университета. Да, он в безопасности. За ним не приехала полиция. Его не арестовали.
И тут парня вновь прошиб холодный пот. Тот, кто на него напал… Что, если он видел, как Рюноскэ совершает преступление?
Что, если именно это ему и нужно было?
Пазлы начинают шевелиться, складываясь в одну картинку. Иначе зачем ему было душить его подушкой и валить на землю? Провоцировал? Мог спокойно застрелить или ударить чем-то по голове.
Акутагава нервно смеется, и девушки, проходящие мимо, с подозрением косятся в сторону парня.
Ну конечно, зачем все так сложно планировать для простого убийства? Скинул бы в реку труп, и проблем нет. Рюноскэ бы даже не искали. Ну, может, когда за квартиру бы нужно было платить.
Только вот зачем это все. Почему тот ублюдок подставил его. Зачем убивать невинную старуху?
Может, Акутагава выдумывает все? И это больной разум играет с ним? Слишком сложная комбинация. Нападавший действовал профессиональней парня, он бы сам убил Юмико намного аккуратней. Возможно, если предъявят обвинения, он сможет спихнуть все на Акутагаву. Естественно, сам-то он подушкой дерется. Небось, скажет, что перепутал в темноте с девушкой, полез обниматься, а злой убийца-студент его еще и ударил.
Глупо. Как это все до смешного абсурдно. Акутагава нервно затягивается.
Он остался один, опираясь на стены университета. В черной короткой куртке непривычно, от плаща Акутагаве тоже пришлось избавиться, как и ото всей вчерашней одежды. Вот только кошелек у него не резиновый на новую одежду. Время идет, последние студенты покидают здание.
Снова открывается входная дверь, и из нее показывается темная голова. Шатен, потягиваясь, выходит на улицу и ежится. Что-то похолодало, может, и ему сменить плащ на пальто?
Дазай поворачивается в сторону метро, когда замечает у курилки Акутагаву. И останавливается. В этот момент только самый внимательный увидел бы, как сузились карие глаза, превратившись в щелки. Но все это было всего лишь за секунду. Дазай подхватывает покрепче строгий чемоданчик, направляясь в сторону Рюноскэ. Тот вообще не замечает никого вокруг.
— Не важно выглядишь, — будничным тоном замечает Осаму, однако не остановившись и продолжив свой путь. — Говорил я студсовету, нужно перенести курилку подальше от входа.
Парень вздрагивает, очень медленно поворачиваясь на шум голоса. Смотрит беспристрастно и тупо, как на неинтересный экспонат в музее. Или вовсе сквозь Дазая.
Но тут его прошибает дрожь. Он замечает одну незначительную деталь, которую никогда бы не принял во внимание несколько дней назад. Осаму все еще идет полубоком к нему, почти отвернувшись спиной, но на щеке парня можно четко разглядеть свеженькую белую заплатку.
