***
В это время становится жарко. Отцветшая сакура напоминает памятник далекой весенней свежести. Чуя стоит только в пиджаке и рубашке: к сожалению, время пальто прошло. А он чувствовал себя в нем так комфортно. Сегодня пятница и первый день их посвящения, так что неугомонные студенты талдычат о скором «бухалове» без передышки. Вот они, будущие политики. Их истинная сущность. Чуя не кривит душой: он сам с радостью пропустит бокал вина. После томительного ожидания Накахара замечает компанию старшекурсников, которые отправятся с ними. Все стоят на заднем дворе, высматривая арендованный автобус. Знал бы Чуя, что будет так много народу — не поехал бы. Ноги подкашиваются из-за дикой усталости: сегодня после пар он еще был на работе. Спина ощутимо побаливала, но в плане графика все было очень строго. Многие коллеги Чуи ходили с температурой, иногда страдальчески сморкаясь, но помалкивая. Так принято. И Чуя терпел. Только перспектива будущего отдыха заставляет внутри все трепыхать. Нет, не так. Накахара хищно усмехается. Он оторвется по полной, и ничто, и никто его не остановит. Жаль только компанией он так и не обзавелся. А веселиться с кем-то, вроде Ацуши или, не дай бог, Акутагавы, ему не представлялось возможным. Голубые глаза исследуют толпу пестрых курток, и Чуе впервые становится настолько одиноко. Он готов выть или устроить драку, лишь бы занять себя чем-нибудь и унять подходящее раздражение. К слову, о раздражении. Головы оборачиваются, несколько сотен глаз удивленно следят за приоткрытой дверью, из которой нарастает шум. Чуя тоже насторожился, но через пару секунд уже понял, чей это голос. Вернее, крик. За долю секунды до панических визгов студентов, бросившихся в рассыпную у входа, оттуда вылетает нечто. А именно суицидальный маньяк, разогнавшийся на старом низком столике на колесах и слетевший с лестницы. Одного колесика уже нет. Чуя видит довольное до чертиков лицо Осаму. Он буквально превратился в Алладина, летя на своем ковре-самолете прямо… На проезжую часть. Внутри Чуи что-то похолодело. Руки странно затряслись. Это похоже на момент, когда люди катятся с горы, а за ними неминуемо следует лавина. Или ты летишь с высотки вниз, пару миллисекунд наблюдая приближение земли. Девочки завизжали снова, Осаму и ухом не повел, продолжая довольно жмуриться и вопить от восторга, пока его резко не схватили за шкирку, стаскивая со стола. Мебель покатилась дальше, едва не попав под колеса автомобилей. Водители загудели, а Дазаю отвесили мощную пощечину. — Ты совсем, рожа страшная, оборзел? — Чуя видел этого студента впервые. Он был очень высоким, выше Дазая. Накахара даже ощутил себя карликом по сравнению с ним. — Захотелось убиться? Не в мою смену, чертов Дазай! — он орал так, что у присутствующих заложило уши. Эта обстановка очень нравилась рыжему. Наконец-то этого гаденыша кто-то прищучил. — Эй, — обратился он к стоящей рядом девушке. — Кто это? — Куникида-сан, — завороженно сказала брюнетка, смотря огромными глазами, как блондин трясет растекшегося Дазая, намереваясь выбить из него дурь. — Студент-третьекурсник математической кафедры. Чуя окинул еще одну дылду оценивающим взглядом. Что ж, он казался неплохим парнем. Может, предложить ему совместный план по устранению Осаму? Внутренние бесята Накахары сладко потирали ладони. — Я Мика, — неожиданно повернулась к нему девушка. — Мика Судзуки. — Чуя Накахара, — помедлив, протянул рыжий. Он прищурил голубые глаза, припоминая, где же мог видеть эту девушку, но Мика все и так поняла. Она заливисто зашлась таким тонким смехом, что Чуе привиделись колокольчики. Наверно, так могут смеяться только девушки или совсем маленькие дети. — Я староста твоей группы. — лукаво оповестила она. Вполне симпатичная, ростом с Накахару. Почему бы и не познакомиться, Чуя же хотел стать более социальным? Длинные черные волосы блестели в лучах солнца, большие темные глаза смотрели с легким прищуром. Мика не была коренной японкой, но могла бы за нее сойти. Однако их двоих надолго не оставили. Сзади на Судзуки наскочил незнакомый рыжий парень, прыгнув ей на плечи. Девушка ойкнула, но увидев его, улыбнулась. — Ну, чего стоим, автобус подъезжает, — нетерпеливо воскликнул рыжий. Его волосы были темнее Чуиных, смотрел он с такой же наглостью, но с бОльшим вызовом. — А это кто такой? — Тачихара Мичузу, — парень явно настроен не очень дружелюбно. Радужки странноватого оранжевого цвета с оливковым оттенком ярко отливали на солнце. — А ты…? — Накахара Чуя. — подсказала Судзуки, но парень не перестал хмуриться, откровенно рассматривая нового знакомого. Под ногтями зазудело. Чуе не слишком-то приятно к себе такое внимание, в конце концов, это просто нагло и неприлично! Их скованное молчание прерывает звук колес. Выясняется, что Дазай выжил, поэтому уже руководит погрузкой. Вместе с ним еще пятеро старшекурсников, не считая Куникиды. — Почему едут сразу несколько факультетов? — поинтересовался Чуя у Мики, когда они встали в очередь. Змейка из студентов вилась до самого поворота, автобус точно будет не один. Из своей группы Чуя заметил только шестерых. — Говорят, в этом году мало собралось народу, — пожала плечами староста. — Смысла везти всех отдельно не было. Тем более это шанс! — ее темные глаза загорелись. — Представь, сколько связей ты сможешь наладить с другими профилями. Тебе в будущем может понадобиться их помощь… «Особенно юристов или прокуроров. » — усмехнулся Накахара. Мика собиралась извлечь пользу из этой поездки. Ему тоже стоит попробовать. Жить больше месяца в окружении учебников тяжело. Конечно, можно позвонить родителям, но в последнее время Чуя стал этим пренебрегать. «Да, мам, у меня все отлично: учусь я через силу, работаю с больной спиной, потому что всякие придурки кидают меня на пол.» Он не представлял, что им сказать. Сейчас сами мысли приносили только притупленное отчаяние. Чуя понял, что сильно изменился. С тех пор, как он покинул Нумадзу и перебрался в Йокогаму, даже мысли приобрели более строгий характер. Словно он сам себе заменял родителей, всех близких и знакомых. Неужели внутренний критик в нем все-таки жив? Они стояли около десяти минут. Группа политологии поместилась во второй автобус, в который забрался незнакомый куратор. Чуя не хотел показаться совсем диким, потому что это наверняка был его «начальник» на ближайшие дни, которого он даже ни разу не видел. Автобус был душный. Студенты с усталыми вздохами поскидывали портфели и разлеглись на свои места. Чуя пробился в самый задний ряд, не заметив, что староста следует за ним. Судзуки пристроилась на сидение рядом, и когда Накахара кинул в ее сторону мимолетный взгляд, улыбнулась во все тридцать два зуба. Рыжий уже понял, что это девчонка активна и общительна, как большинство старост. Какое пошлое клише. Тем не менее, пока она не раздражала и казалась довольно милой. — Откуда ты приехал, Чуя-кун? — видимо, собирает информацию обо всех членах группы. Накахара даже подумал, что он единственный трофей, который не удостоился стандартного допроса. На первой встрече их группы все было достаточно поверхностно. Что ж, момент настал. — Префектура Сидзуока, Нумадзу. — Никогда там не была. — огорчилась Мика, притом так естественно, как будто это было упущение всей ее жизни. — Это мое хобби: я хочу объездить все города Японии и составить книгу со своими наблюдениями. — У тебя полно времени, поезд туда идет всего пару часов. — пожал плечами Накахара. Сознание подводило его, солнце слишком пригревало, нагоняя сонливость и утяжеляя голову. «Я мог бы выспаться. » — мечтал он, сидя среди оживленных студентов. Но потом Накахара вспомнил о бутылке Кумаро, итальянском вине, которое припрятал в рюкзаке. Официально посвят был безалкогольный, но студенты каждый раз злобно хихикали при упоминание сие факта, а старшекурсники многообещающе подмигивали. — Это то, что мы запомним на всю жизнь. — гоготали девчонки за несколько дней до поездки. Парни едко улыбались, переглядываясь между собой. — Совершенно наоборот. — дипломатично, с пафосным лицом говорил кто-то из них. Да, всем нетерпелось оторваться. Раньше для этого были выходные, но студенческая жизнь незаметно забрала и их. — Чуя? Ты меня слушаешь? — Мика обеспокоено дернула рукав застывшего Накахары. Рыжий встрепенулся, как спросонья. Автобус вовсю курсировал по дороге, наполненный гулом и завываниями. Жара не остановила никого, поэтому сейчас несколько парней пытались забросать девчонок бумажными салфетками, кто-то рубился в телефон, другие фотографировали пейзажи Йокогамы. — Задумался. — протянул Чуя. Ему самому вдруг захотелось размяться. Бегать с коробками, конечно, неплохо, но хотелось чего-то другого. Накахара вдруг понял, чего ему не хватало последние несколько дней. Адреналина. — Небось, строишь планы на посвят. — понимающе кивнула девушка. — Мы с подругами столько запланировали! Говорят, там есть комната с игровыми автоматами, пурикура* и даже бассейн! Я так рада, что старшекурсники заказали целый дом для нас всех. — Недальновидно, учитывая, сколько людей напьется и может утопиться там. Мика засмеялась, к большому удивлению Чуи. — Ты такой прямолинейный, Чуя-кун. Но это только плюс. — она придвинулась ближе, зашептав. — То, как ты глядел на Тачихару, — это нечто. Словно кошка с собакой встретились. Щеки стали на полтона темнее. Накахара сложил руки крестом, притворно заворчав, чем еще больше насмешил Мику. — Старосты обязаны следить за своими подопечными. К счастью, на мне только семь оболтусов. Вот только я не собираюсь отказываться от веселья, — Чуя и не сомневался, — так что, Накахара, не жди от меня поблажек. Рыжий не верил, что новая знакомая будет преследовать его все два дня. С другой стороны, он этого не выдержит. — Но это и не значит, что не будет весело, — возбужденно продолжала староста. — Мы сможем поиграть в автоматы, пофотографироваться, рассказывать страшные истории перед сном… Там же бассейн, Чуя-кун! Я вот не помню, когда последний раз плавала где-то. Она вся ушла в мечты, чем-то напоминая ребенка. Они всегда так радостно относятся к поездкам в парк аттракционов, а в конце просят родителей купить сахарную вату и свозить их туда еще. Подумать только, каких людей можно встретить в ведущем ВУЗе Йокогамы. Возможно, Мика просто хочет наладить контакт. Наверняка они там уже породнились все в группе, а Накахару и в лицо не помнят. — Ты уже была в других префектурах Японии? — Чуя решает, что эта тема займет ее надолго, в то время как он сможет мысленно выдохнуть и расслабиться. Так и есть. Темные глаза искрятся еще сильнее, и Нумадзу начинает свой рассказ со всеми подробностями. Через полчаса, когда ее рот все еще не закрыт, а Чуя чувствует себя высушенным растением, какая-то девушка спереди оборачивается к ним. — Перестань его мучать, Мика, — железные нотки пробивают скопившуюся сонную пелену с глаз. — Он же сейчас вырубится. Чуя незаинтересованно оглядел их спутницу. Ледяные глаза, светло-каштановые волосы, густая прямая челка. Точно. Акико Гото — загадочная личность со сложным характером и, кажется, имеет свое видение на абсолютно все вещи. Накахара запомнил ее, одну из многих, только потому, что как-то раз в столовой она подошла к стойке для записи расписания и начертила там огромный иероглиф «тьма». Чуя чуть не подавился соком. А затем ей сделали предупреждение, на что девушка только пожала плечами. То, что она в их группе, Чуя понял, когда Акико опоздала на английский. Губы старосты сжались в ниточку, но в остальном Мика не выдала своей неприязни. Еще бы, Акико доставляла большие дисциплинарные проблемы, с которыми Судзуки потом разбиралась. — Он хотя бы делает это не на парах, Акико. Чуя прокашлялся. Зря она его выгораживает. Гото хмыкнула, кинув серьёзный взгляд на Накахару, и снова отвернулась. Не было ощущения, что ее действительно поставили на место. Чуя сравнил бы с «это выше меня». — Вот и перепознакомишься со всеми. — послышался вздох сбоку. Мика ненадолго замолчала, чему Чуя был несказанно рад. Солнце почти зашло, но он не помнил, когда за этот день был хоть пару минут в тишине. Наверно, когда ехал в лифте с заказами. — Кстати, Чуя, почему ты с нами никуда не ходил? Мы собирались несколько раз, отмечали поступление… Но не успел Накахара ответить, как послышался голос куратора. Старшекурсник объявил, чтобы все собирались, они почти приехали.***
Дазай, закинув ногу на ногу, читал «Диалоги Платона» спереди автобуса. Филологи вовсю развлекались, Осаму даже один раз в волосы прилетел бумажный самолетик. — Все в тебя. — ядовито заметил Куникида, сидящий рядом. Он то и дело поправлял очки, непрерывно следя за дорогой. — Лучше весёлое чудовище, чем сентиментальный зануда.** — воркует Осаму, переворачивая страницу. — Прибереги свои цитатки для посвящения. Посмотрим, как ты запоешь, когда эти пьяные монстры утопят тебя в бассейне. Осаму оторвался от книги, с надеждой посмотрев на коллегу. — Ты думаешь, они могут это сделать? Доппо закатил глаза, еще раз нервно поправив очки. «Как же забавно за ним наблюдать, когда все идет не по плану, » — рассуждал Дазай. — «Бедный Куникида каждый год на посвяте разочаровывается в человечестве.» — Я бы рад задушить тебя, но тогда ты не будешь страдать. — Отчего же мне тянуться к жизни, когда вокруг все так и хотят меня убить. — Дазай театрально вскинул руку. При последнем слове он невольно вспомнил Чую и мимолетно улыбнулся. — Твои мучения красноречиво отражаются на твоей довольной морде. Ни одна встреча старшекурсников не обходилась без двух вещей: споров обыденных и споров университетских. Дазай с Куникидой как раз рассуждали о вкладе математиков и литераторов в эту жизнь, хотя Осаму топил за всех великих гуманитариев. — Все твои Анаксимены, Аристотели и Эпикуры были в большей степени логиками и физиками. «Математика есть царица…» — Возможно, но их труды и произведения — литература, коллега, все эти трактаты о природе и человеке, рассуждения о жизни и смерти, бренности нашего мира… Куникида взвыл, испугав водителя. Автобус с филологами и математиками вильнул из стороны в сторону. Прокатился студенческий гул. — Если вы сейчас же не успокоитесь, я доложу начальству. — сурово прикрикнул водитель, мужчина сорока лет. Старшекурсники расселись, не проронив ни слова до самого прибытия.***
Увидев арендованный дом, Чуя присвистнул. Половина студентов прилипли к окнам, наверняка строя в голове коварные планы для такого большого творческого пространства. Огромная двухсторонняя входная дверь, три этажа, где третий — полностью застекленный и с подсветкой. В другом автобусе математики вовсю пересчитывали теоретические затраты на аренду и реальную стоимость. — Ничего так хоромы. — вырвалось у Накахары, когда он вышел на площадку перед домом. Как им сказал куратор, это был специальный таунхаус, рассчитанный под аренду для проведения подобных мероприятий. Лаконичный серый, с белыми и черными вставками. Огороженная территория скрывала за собой небольшую рощу с сакурой и пихтами. Здесь должно быть очень красиво во время цветения. Чуя, конечно, не слишком поражен, в его префектуре цветение начинается раньше всего, но как приятно оказаться вдали от небоскребов, вечно гудящего метро и неотъемлемого кислого запаха водостоков. Мика, словно в подтверждение его мыслям, глубоко вдыхает горячий воздух. — Видел бы ты прошлые места посвята, это просто замок по сравнению с ними. Как хорошо… Чуя согласен. Когда дует прохладный ветерок, напоминающий ему родной, он совсем расслабляется. Так гуляют вихри среди гор, прохладу которых он помнит с детства. — Ты на глазах оттаиваешь, Накахара. — смеется девушка. Чуя даже прикрыл веки, наслаждаясь подобием умиротворения, но его пихнули под локоть, велев идти заселяться. — Чего встал, — слышится недовольный голос сзади. — Хочешь прямо у порога жить? Чуя недобро посмотрел на Тачихару. Он был обвешан сумками, явно не ему принадлежащими. Ухажер, блин. — Я хотя бы не подрабатываю женской вешалкой, — холодно отвечает рыжий. Тачихара ворчит про «благое дело», и они все расходятся. Залы и коридоры огромны. Холл вместил в себя всех студентов, разбившихся на четыре группы. Все же, здесь были не все факультеты. Чуя приметил математическую кафедру, а вот небольшое скопление у лестницы распознать не смог. — Это…? — Медиакоммуникации, — с охотой поделилась староста. — Никто не знает, чем они занимаются, но я, как политолог, хочу с ними получше пообщаться. — она машет рукой нескольким людям из этой группы. Пару девочек отвечает. Мику забирают разбираться с заселением, Чуя успевает ей крикнуть: «Только не с Тачихарой.» — и ловит на себе несколько взглядов. «Пусть пялятся, » — фыркает рыжий. — «Я приехал отдохнуть, а не устраивать словесные бои.» Стены персикового цвета, двери комнат белые и такие лакированные, что Чуя боится их касаться. Интересно, останутся ли они в таком же виде после их отъезда? Добросовестно отстояв очередь за ключами, Накахара приходит к номеру первым. Он заметил, что здесь кругом лестницы, от извилистой главной, до запасных в нескольких местах. Ковры устилают пол, иногда встречаются картины и цветы. Мило. Комната небольшая: три кровати и шкаф с секциями, — особо не развернешься. Пока он один, Чуя внимательно все изучает: занимает кровать ближе к окну, дабы не умереть от жары; находит розетки и маленький холодильник с газировкой и водой; открывает шкаф, придирчиво его осматривая. С собой у Накахары только сменные рубашки и брюки, да пара запасных перчаток, так что он развешивает вещи, оставив портфель на дне шкафа. За всеми этими занятиями Чуя чувствует просыпающийся дух авантюризма. И голода. У них же должен быть какой-то ужин? Заперев шкаф, парень покидает комнату, не дождавшись соседей. Он не собирается просиживать в ней штаны все выходные. В коем-то веке Накахаре хочется обсудить с кем-то, как он заебался, посмеяться и выпить. Родителям он отправил сообщение, что будет занят все выходные, чтобы те не волновались. В какой-то момент настроение поднимается окончательно, так что Чуя усмехается. Прямо гора с плеч. Ему хочется насладиться этим отдыхом сполна.***
Он сидел в темноте, окруженный целой толпой людей. Они смотрели своими влажными, стеклянными глазами, выражая один большой упрек. Эти долгие минуты сглаживались при появлении света в комнате — фар проезжающих на улице машин. Но у Рюноскэ на душе было темно, и свет не достигал ее глубин. Ему казалось, что все давно все знают и мир подшучивает над ним. Действительно, у преступника может быть лишь два конца: его ловят или он прощается с жизнью. По крайней мере, Акутагава в это верит. «…Возьми дело как можно более актуальное, » — звучит знакомый голос. — «…Предполагается, что найденные улики принадлежат юноше.» — звучит второй женский голос. Еще одна машина проезжает мимо. Сигнальные маячки японской полиции озаряют комнату, а Рюноскэ чувствует тупую боль между ребер. Его осудят по всей строгости закона, и плевать кому-либо на разрушенные мечты. Он ненавидит то, что устроился кассиром на эту работу, ненавидит район, ту девчонку с ее глупыми вопросами, темноту складов. Но самое главное: ненавидит нападавшего. «Подушечника» и Шута. Именно так. Белые кулаки Акутагавы врезаются в диван. Призраки смотрят ровным осуждающим взором. Среди них репортеры и телеведущие, одногруппники и прохожие. Даже его начальник. И Юмико. Ее темные взгляд напоминает вшей, пробирающихся под кожу, жадно посасывающих кровь. И, подобно этим тварям, Юмико с каждым днем становится все более яркой, настоящей, теряя свою прозрачность. Иногда Рюноскэ кажется, что он может коснуться ее. Дазай поручил Ацуши сделать доклад про детективную часть литературы с примерами. Актуальными и жизненными. Совпадение? Если Дазай что-то знает, то он пока не раскрывает карт. Стоит ли Акутагаве волноваться из-за белобрысого мальчишки? Вряд ли. Его делом уже занимаются и полиция, и детективы. Рюноскэ хрипло смеется. Его делом. Вот как он теперь заговорил. Что ж… Похоже, ему терять особо нечего. Нужно смириться с испорченностью своей новой жизни. Пока Дазай и другие на посвяте, он, Акутагава, должен подготовиться и быть во все оружия. Он может сам извлечь пользу. Обратится к Ацуши с просьбой помочь, а сам узнает о расследовании. Наверняка Накаджима попытается подойти поближе к складам, а Акутагава будет рядом. Может, даже узнает, что же за «улики» на него нашли.***
"— О-о, с какой тоской Птица из клетки глядит На полет мотылька-а!"*** Осаму напевает, со счастливой улыбкой минуя фотографии с хризантемами. Настроение просто отличное. Целых два дня никаких советов, студенческих организаций, бумажек и отчетов. Только он, выпивка, студенточки и одна рыжая бестия. Призовой набор. В деловом портфеле Осаму — бинты, обычный телефон, книги и сигареты. Курил Дазай крайне редко, потому что перестал получать от этого удовольствие. Поэтому этой пачке было около полугода. Но сейчас ему хочется. Телефон «для Порта» спрятан во внутреннем кармане пальто. Рядом пристроился складной стальной нож. Дазай почти всегда его носит «под сердцем». Он заранее проверил здесь наличие металлоискателей, потому что в университете это достаточно портило ему жизнь. Дверь для кураторов он находит сразу. С размаху влетает в нее, не беспокоясь о соседях. — Приветствую, приветствую я вас… — возвышенно начинает он. Ему достался куратор политологов. Дазай, к своему удивлению, его не знал, но много они не разговаривали. Тихий, спокойный парень. Третий сожитель не явился. Они вместе разбирали вещи: Дазай взял только то, что не жалко. Он уже наперед знал, что будет твориться в предстоящие дни. Идеальная атмосфера. Пение птиц доносится даже до ванной комнаты. Осаму не может не нарадоваться холодному душу. Его словно застало просветление. Хочется петь все известные хокку, Шекспира, да что угодно! Облачившись в предоставленный компанией халат, он выходит с широкой улыбкой на лице. В руках щетка. — Здесь не все в порядке с напором воды, но… Останавливается. Оцепенение, наружный шум природы смолкает. Звук колес. Осаму не может сглотнуть. Чувствует вибрацию, оказывается, это его трясет. Пальцы дергаются, зубная щетка на полу. Он снова в поезде. Посреди комнаты стоит человек. У него большой рот, вследствие чего — широкая улыбка.— Что ты здесь делаешь?