***
Естественно, никто ничего им не сделал. Прогульщики, подобно мухам, столпились у столовой, когда основная часть студентов мирно завтракала. Оказывается, Чуя пропустил визит преподавателей, как оповестила его Мика. Староста состроила недовольную мину, но затем подмигнула, давая знать, что не сердится. — Я хотела вчера позвать тебя на наши посиделки с гитарой, — прошелестела она, подсев к Накахаре с подносом. — Мы здорово провели время, так что заходи как-нибудь. Чуя кивнул, запихав в рот оливку из салата. Почему бы и нет. Если они спокойно посидят вместе, то больше узнают друг о друге. Однако внутреннее чутье настойчиво твердило, что это дело не первостепенной важности. Кислый вкус оливки смешивается с грезами, где Накахара упивается этим вечером, совершая что-нибудь ненормальное. Неожиданное. То, по чему он скучает, и без чего его натура существовать не может. Так что, чем меньше его увидят людей из группы, тем лучше для репутации. В другом конце светлого просторного зала располагается стол кураторов. Четыре старшекурсника притаились, обсуждая насущные проблемы. Блондинистая девушка с медиакоммуникаций недовольно звякнула вилкой. Ее волосы одуванчиком подлетели вверх. — Подумать только, они оставили эту ораву на четырех взрослых людей, — она сунула горстку крупы в рот. Глянула на Дазая, который складывал из роллов пирамидку. — Троих взрослых! — Спокойно, Джун. Уж кто-то, а мы с тобой справимся со своими. — Куникида мастерски захлопнул свой блокнот. — А если кто-то убьется? — вспыхнула снова девушка. — Получат все. — волна недовольства колыхнулась в сторону Осаму, но тот продолжал свое увлекательное занятие. Куратор политолог мирно посматривал на коллег, создавая образ амебы. — А ты Дазай только строиться перед преподавателями и умеешь, — сделала еще одну попытку Джун. — А как кто-либо исчезнет с горизонта, так сразу начинаешь самовольничать. Осаму застыл с роллом в палочках, скривившись. Он прекрасно относился к женскому полу, но конкретно эта дама ему не нравилась. Да и что за выражения такие «самовольничать»? «Наверно, произнести что-то вроде выпендриваться или выделываться ниже ее достоинства,» — думает он, ставя шестой ролл на пирамидку. Когда Дазай аккуратно отодвигает руку, прямо сзади пирамидки, там где вход в столовую, появляется фигура в белой форме. Карие глаза блеснули. Каджи в кепке и рабочей одежде берет салат и чай, удаляясь к столу для сотрудников. Он чувствует сквозное наблюдение, поэтому походка его еще более уверенная и самовлюбленная. Ведет себя как обычно. Просто ест, просто пялится во окно — он без очков, иначе это выглядело бы странно. Пальцы Осаму едва заметно сжимают палочки. — Дазай, хватит страдать ерундой. — напомнил о своем присутсвие Куникида. — Лучше иди, проверь наличие всех своих оболтусов, а то филологов подозрительно мало. На словах «проверь наличие всех» Дазай мельком заметил миниатюрную фигурку своего рыжего щенка. Чуя напялил максимально простые вещи: свободную белую рубашку, заправленную с одной стороны в узкие черные брюки. Осаму позволил пройтись взглядом по рыжим волосам всего долю секунды, затем плавно перевел на чай. Каджи на него не смотрел, но он чувствовал бушевавшую в нем энергию, мрачную и пугающую. Иногда Дазай становился параноиком. Он действительно искал сокровенный смысл в каждом движении соперника, задавался вопросом, как лежит ложка в его руке, сколько он насыпал риса. Поэтому все его внимание фокусировалось на Каджи, и в этот момент ничего не существовало. Только оппонент и его тень, смеющаяся над Осаму. Их гляделки прервал первый же студент, прошедший мимо столиков. Контакт утерян, как и мысленное состязание. Рис становится безвкусным, а рыба кажется чересчур сырой. Дазай берет поднос, вставая и намереваясь пойти на выход. Пестрящие кофты, спортивная форма, волосы разных расцветок сбивают с толку. Он идет медленно, но так только кажется. Для других Осаму выглядит вполне обычно, хотя и рассеяно. Снова эти рыжие дурацкие завитушки. Зубы скрипят, и Дазай злится, что не получается избавиться от преследующего образа. Чуя завтракает в окружении своей группы, и, кажется, мило улыбается. Даже чуток застенчиво. Толика неприязни проникает в сердце, и Дазай с трудом ее подавляет. И что этот Чуя ему сдался. Подумаешь, симпатичный нахальный мальчишка, мало таких Дазай видел. Шатен фыркает, так и не повернув головы в сторону парня. Чуя, замечая старшекурсника, который и бровью в его сторону не повел, слегка удивляется. Радоваться ему или печалиться? Нет, уж точно не второе. Разве что, этот хмырь его самолюбие задел. Не хочет и поздороваться на публике, или после вчерашнего самооценка задавила? Серые стены столовой начинают угнетать. Все кажется замыленным при дневном освещении, будто солнце активно сражается с тучами за свои владения. Дазай идет по коридору, раздумывая, с чего лучше начать проверку: обыскивать вещи Каджи в их общей комнате не имеет смысла, он бы там ничего не оставил, а вот другие уединенные места в доме можно осмотреть. Зайдя в спальню, Осаму окидывает кровать подрывника быстрым взглядом, заглядывает под нее, но, как он и думал, там ничего нет. Шатен потирает лоб. Что ж, ему потребуется какое-то время, чтобы обойти все этажи и проверить служебные и общественные комнаты. Дазай выуживает из своего портфеля на вид самую обычную ручку. Правда, она достаточно увесистая, а внутри у нее вовсе не чернила. Несколько тонких отмычек оказываются в пальцах. Это ему пригодится. Покидает комнату Дазай посвистывая, засунув ладонь с ручкой в карман. Начал он с обыска третьего этажа. На самом деле выглядело все довольно естественно: шатен расхаживал по просторному помещению, разгоняя в шутку заблудшие души. Студенты подмигивали ему, скрываясь в темноте лестничного проема. Дазай мило улыбался прекрасным дамам, и думал, как же они все его достанут во время сессии. Один раз, когда такой кадр не сдал его дополнительный предмет, девушка всерьез предложила «постельные услуги». У Дазая чуть челка дыбом не встала, благо не кое-что другое. Гордость он все еще имел. Никаких тайных закромов, ни выдвижных стенок, ни мебели, — ничего. Даже потолок был сплошным бетонным покрытием, куда ничего не прицепишь. Осаму понимал, что вряд ли что-то найдет в принципе: Каджи мог также воспользоваться отмычкой или взять ключи от пустого номера на правах работника. Тем не менее, Дазай решил заняться этим вплотную, потому что, если поблизости Каджи — кто-то страдает. А ему бы этого не хотелось. Снова он на втором этаже. Подозрительно тихо: возможно, большинство студентов на первом, готовятся к масштабной тусовке этим вечером. Если подрывник мафии что-то задумал, их всех ждет большой сюрприз. И почему Дазай должен убирать за Мотоджиро, словно он нашкодившая псина, а Осаму делать больше нечего? Этот ублюдок хоть и старше, и дольше служит порту, но не может похвастаться высоким званием. Один звонок Дазая пресветлейшему Достоевскому, и пуф — Каджи исчезнет с горизонта. Второй этаж состоит только из номеров. Дазай невзначай заглядывает в вазы, отодвигает картины, стараясь держаться от камер подальше. Никаких заложенных бомб и других устройств. Скорее всего, звонок Осаму с просьбой убрать от него Каджи подальше вызовет подозрение. Дазай уже видит эти налитые ядом глаза главы мафии:"Тебя напрягает присутствие твоего напарника рядом? Неужели ты что-то скрываешь, м-м?" Нужна причина, по которой им невыгодно будет находиться рядом. Около одной из дверей Дазай внезапно замирает. Он слышит знакомый мотив, бренчание струнных и голоса студентов. Но остановило его вовсе не это. Уголки чуть подпрыгнули, потому что голос рыжего парня выделяется своей шероховатостью. Дазаю трудно это описать, но литературная голова все равно рождает образы: это трение шин об асфальт после дождя, первые сорванные листья от промерзлых ветров, шум штормогово залива, и, конечно, шелест страниц. Любимый звук книгофила. Дазай какое-то время стоит под дверью, чувствуя, что ненадолго, но расцветает. Как-то давно он не испытывал таких добрых чувств, да еще и связанных с этим коротышкой. Осаму высовывает язык, прощаясь с дверью. Он намеревается проверить главное поле боя — кухню. Главное не подорваться на каком-нибудь апельсине. В голове звучит пластинка со стихами Байрона. Внутренний чтец вещает о детской привязанности лорда, когда он влюбился в девочку Мэри.* Да, возможно, все поэты и писатели обречены на душевную тягость. Только Дазай не родился литератором, а стал им, даже не борясь с преследующей его тоской. Заглянув одним глазком на кухню и словив удивленные взоры поваров, Осаму цыкает. Ничего интересного. Он ловит одну женщину, выносящую подносы в зал, чтобы разузнать хоть что-то. Галантно перехватив у нее столовые приборы, Дазай обворожительно улыбается. — Как можно заставлять столь прекрасное создание носить такие тяжести? Грузная женщина снисходительно оглядывает его. — Для вас, малолетних подхалимов, может быть и тяжести, а для нормальных людей, — она щипает Осаму за бок. — Это привычная работа. Работница оказывается очень милой, Дазаю все-таки удается ее разговорить, но толком он ничего не узнает. Отдавая ей поднос и дружески приобнимая, шатен незаметно лезет в передник дамы, выуживая служебную карту-ключ. Еще пригодится с его-то поисками. — Иди давай, только мешаешься, — фыркает женщина. — Если действительно помочь хочешь, можешь со своими студентами к ужину расставить и зажечь свечи. Или салфетки расстелите своими холеными ручками. В остальном информация бесполезна. Парня, похожего на Мотоджиро, она не видела. Каджи словно сквозь землю провалился вместе со всеми своими… Сквозь землю? Шатен бьет себя по лбу, чувствуя досадную радость. Единственное место, которое он не проверил, был цокольный уровень. Там точно есть несколько смежных помещений, которые можно использовать для хранения взрывчатки или нужных устройств. Он несколько раз оглядывается, но даже в дальних концах коридора ничего не подает признаков жизни. Знакомая лестница не такая жуткая при свете дня. Маленькие окошечки, едва заметные, окрашивают каштановые волосы золотом. Полдень давно миновал, значит скоро вечерняя программа. К тому времени Дазай должен разведать обстановку, и проследить за студентами. Дверка с табличками мало интересует его, поэтому он направляется в другую сторону. Через несколько метров почти в полной темноте Дазай натыкается на несколько дверей в служебные помещения. Лампочки горят красным, человечек перечеркнут. Осаму чешет затылок. Здесь нет камер, он все проверил, но кто знает, что за этими дверьми. Будучи одним из членов мафии, Дазай отлично понимал, что рискует именно сейчас. Такие склады притягивает к себе нелегалов, тем более сам Каджи мог установить ловушки или те же камеры. Аккуратный щелчок оповещает об устранении замка, но остается служебная карточка. С этим проблем нет. Дазай со скоростью черепахи отворяет дверь, где его поджидает холодная тьма. Естественная сырость ярким запашком бьет по обонянию. Слегка открутив бинт, Дазай рыскает с его помощью по стене, не касаясь пальцами. Наконец, выключатель находится. Тусклая лампа позволяет увидеть вполне обычную небольшую комнатку с ящиками и мешками. Голые бетонные стены, холодный свет, мокрые углы. Если Каджи здесь и работал, то, должно быть, обматерился. Поиски занимают долгое время с учетом, что Дазай не захватил перчаток. Сплошной геморрой, ей богу. И ничего подозрительного. Чистое белье для клиентов, несколько видов разных бытовых тюбиков, зубные пасты, мыло… Осаму нюхает одно из них. Лавандовое. Облизывает и тут же корчится. Нет, это точно мыло. Какая гадость. Спустя час капитального осмотра Дазай чувствует себя героем передачи про санэпидемстанцию. Он чертовски устал, несколько раз на собственной шкуре протестировал бутылки, но все-таки***
— Ну, Чуя, расскажи что-нибудь о себе, — уговаривала староста рыжего парня. Они сидели в комнате Мики вместе с одногруппниками Накахары, так что Судзуки всеми силами пыталась его разговорить. — Я уже с любопытства умираю! — А я нет. — отрезала Акико, та самая мрачная девушка из автобуса. Они перекинулись злостными взглядами, но Гото вскоре равнодушно отступила, потушив сигарету в пепельнице. Она курила прямо в комнате, но это никого не смущало. Кроме Мики, конечно. Чуе нравилось петь вместе с ними студенческие песни, жевать крекеры и яблоки, распивать портвейн. Они начали где-то в четыре часа дня, а сейчас часы показывали почти шесть. Скоро ужин. Алкоголь несколько взбурлил внутри, однако опьянение не пришло. Накахара выпил одну стопку, но не из-за того, что не хотел напиться, а из-за того, что оттягивал момент. На побледневшем лице красовалась полуулыбка-месяц, которая завораживала присутствующих девчонок и бесила Тачихару. Другой рыжий сидел со стаканом виски, уже изрядно покраснев от выпитого. — Мой город — полное захолустье, по сравнению с Йокогамой, — протянул Чуя. Он расслабленно облокотился на кровать, сидя на полу. — Но там довольно круто. Наша семья живет в восточной части, из окон все равно видна Фудзи. А летом часто можно тренироваться на пляже, и не беспокоится о туристах.** — Я сразу поняла, что ты занимаешься каким-то спортом. — восторжено отвлеклась Мика. — Тачи тоже любит спорт, верно, Тачи? Парень сфокусировал на старосте мутный взгляд, и неопределенно кивнул. Чуя подумал, что ему хватит. — Да он же вылетый гимнаст, — прокомментировала другая девочка, Сэцуко. — глядите, какой тощий. Немое недовольство сразу колыхнулось на дне живота вместе с портвейном. Чуя многообещающе промолчал, давая девушкам развлечься. Сэцуко нравилась ему еще меньше Мики. Она полностью подтверждала значение своего имени*, являясь платиновой блондинкой и практически самой умной ученицей группы. Ее родителями скорее всего были нефтяные магнаты, а имя для дочери подобрали заранее, отражая всю их «белоснежную родословную». Чуя вовсе не относился плохо к богатым людям. Его гложила зависть только к тому, что в жизни Сэцуко все предрешено и расписано с самого начала, и ей не нужно метаться между тем, что она хочет, и что нужно. — Нет, посмотри на его руки, — перебила Судзуки, указывая ладонью на предплечье Чуи. — Они накачены явно не от письма пером. — И все равно он не боксер. — уверенно заявила блондинка. В какой-то мере она права, потому что любимые приемы Чуи в борьбе связаны с ногами. Он обожал задействовать все группы мышц ниже пояса для борьбы с соперником, при этом не вынимая рук из карманов или заведя за спину. — Хотите, я покажу вам свои руки. Да эта мелюзга ничего тяжелее…книжки не поднимала, — угрюмо вмешался Тачихара. Чуя тут же захотел опробовать на нем несколько приемов. — А ты, видимо, и книжку не поднимал ни разу, — процедил он. Девочки притихли. Но Мичузу завалился раньше, чем успел ответить. Раздались смешки. Только Акико меланхолично выпускала дым в окно. — Его всегда так, — улыбающаяся Мика толкнула Чую кулачком в плечо. — Сам же и бесится, что пить не умеет. А ты, я вижу, профессионал. Меньше всего Чуе хотелось опьянеть в их компании, а пьянеет он быстро. Поэтому Накахара только фыркнул. Но с третьего выпитого бокала комната начала темнеть. Чуя не особо понимал, от времени это, или от портвейна. Однако кое-что другое привлекло его внимание. Он кинул быстрый взгляд на дверь, а точнее на полоску света из коридора. На пару минут она поплыла, словно там кто-то появился. Чуя нахмурился, поморгав несколько раз. Мысли тоже поплыли, но он четко различал чью-то тень. Вскоре щелка вновь стала желтой, но Накахара и так собирался покидать свою компанию. — Я пойду освежусь перед ужином. — он кое-как поднялся, ловя веселые взгляды одногруппников. — Не заблудись там. — крикнула ему в спину Мика, когда Чуя закрыл дверь. Накахара, словно в бреду, шел однотипными коридорами вперед. Вместо мозгов он ощущал одну мягкую подушку, а вместо рук и ног — деревянные ходули. Ему как-то удалось спуститься на первый этаж и пройти еще немного, прежде чем Чуя осел у стены с болью в висках. — Блять. — выругался рыжий. Надо заречься пить непроверенный алкоголь. Он сидел не ощущая времени, чувствовал, что его кто-то трясет, но мутное человеческое пятно вскоре отстало. Видимо, это нормально во время посвята. Количество тел сопоставимо увеличивается с приходом вечера в геометрической прогрессии. Глухой смешок, и Чуе снова хреново. Возможно, это и не от алкоголя, слишком быстрая реакция. Накахара забирается перчатками в волосы, почесывая затылок. Пряди становятся взлохмаченными, а желудок немного успокаивается. Зато просыпается память. Чуя сидит, пока холод стены немного не отрезвляет его. Приподнимается, встряхнувшись. Он понял, почему его так мутило. Да. Тот странный запах. Едва уловимый, который Накахара почувствовал еще вчера, но усомнился в себе из-за выпитого вина. Вот только даже будучи пьяным Чуя умел распознавать знакомые вещества. После поражения, когда Дазай тащил его по лестнице, Чуе не привиделось. В темноте еще острее отдавало спиртом, но сначала его можно было спутать с алкоголем. Потом росток сомнений пересилил разум, и Накахара призадумался. Он закрыл глаза, буквально чувствуя себя Гренуем*. Помимо спирта было еще что-то неуловимо знакомое, острое, вонючее. Чуя не удивился подобному запаху в подвале: в конце концов, здесь же повсюду работники! Но потом стал перебирать формулы и характерные известные вещества, и несколько показались ему знакомыми. В данную секунду Чуя спускается на вялых ногах вниз, пытаясь подавить неуместное волнение. Ему плохо от портвейна и точка. Что он снова себе навыдумывает. Неоновая вывеска автоматов приветствует Накахару, но тот даже внутрь не заглядывает. Он внимательно обследует коридор в темноте. Однако красный значок подсобного помещения замечает сразу. Закрыто, конечно, а что Чуя еще ожидал. Рыжий с досадой матерится, уже намереваясь уйти, как вдруг еле уловимый резкий привкус кислятины возвращается. Вместе с ним появляется подозрение. Мозг снова кидает вещества, как неугомонный поисковик гугла. Много рекламы, ненужного старья, но одна маленькая зацепка, догадка или предположение. От одной такой возможности пальцы Чуи леденеют, а горло пересыхает моментом. Он беспокойно крутится на месте, не понимая, что должен предпринять, а запах начинает казаться отравой. Это всего лишь его предположение, но паника неуловимым потоком настигает обычно спокойный разум. Чуя кидается со всех ног наверх, куда уже подползает туманный вечер.***
Всю немногочисленную аппаратуру он погрузил в грузовик. Когда тот пересечет границу Йокогамы, драгоценные скляночки Каджи будут переправлены в его лабораторию в порте. Сам мастер потирает ручки, стоя на заднем дворе и невероятно гордясь собой. Он сделал хороший продукт, который должны оценить по заслугам. И даже этот недоумок Дазай не найдет его раньше, чем он сработает. В глубинах души, Мотоджиро интересно, попадет ли Осаму в «зону действия», или его удачливый зад, как всегда, выкрутится. Не хотелось бы огрести за смерть одного из лучших подчиненных Достоевского. Однако байку на это счет никто придумывать не запрещал. В конце концов, он скажет, что Дазай был предателем, что, как подозревает Каджи, не так далеко от правды. Грузовик отправляется, все улики тщательно убраны самим подрывником, запах скоро выветрится, если не уже. Каджи со свистом удаляется. Ему пора на ужин — разносить угощения. Его званный банкет, где он будет избегать свечей и не солить салат.***
Звезды этим вечером едва виднелись через прозрачные синие тучи. Они легкой дымкой нависали над котеджем, где около шестидесяти процентов студентов успели сделать глоток спиртного и около тридцати — найти занятие поинтереснее. В кухонном отделении носились повара, заканчивая последние приготовления — субботний ужин традиционно считался самым важным и грандиозным, так как уже на утро воскресенья малочисленные выжившие собирали вещи и укатывали в город. Студенты всегда отрывались на полную, ведь большую часть учебы еще только предстояло выдержать. В то время, как Каджи зашел в общую столовую, знатно принарядившуюся за день, там собралась целая куча народу. Первокурсницы щеголяли пестрыми птицами, натянув платья, украшения и прочие вещи, без которых желали остаться ночью. Впрочем, парни засматривались больше на внушительные куриные окорока и жаркое, проплывающие мимо них на подносах. Работники ворчали, что не следовало запускать молодежь так рано. Тихая музыка почти не слышна из-за гаммы голосов. Среди толпы студентов, провонявших различного рода алкоголем на, между прочим, «безалкогольном» посвяте, Дазай носится туда-сюда, расстилая салфеточки и поправляя покосившиеся свечи. Он не видит Каджи, притаившегося в тени у входа, и не замечает Чую, беспокойно снующего в другой части столовой. Рыжий просто растерялся, попав в это людское месиво жирафов. Протискиваясь между группами, Накахара думает: что, если он все преувеличивает. К тому же, портвейн еще не вышел из организма, а он уже распсиховался из-за какого-то там запаха. Даже если и нет, что ему делать? Он понятия не имеет, откуда исходит тревога, есть ли какая-то опасность вообще? Голос шепчет: «Политик, Чуя, ты будущий политик, так что забей на все, и веди себя подобающе.» Перед тем, как отнести еду в столовую, Дазай лично убедился в ее «мягкости» и «натуральности». Никаких выходок, лимоны как лимоны, мясо как мясо. Голова по-прежнему туго соображает, а шум толпы еще больше выбивает Осаму из колеи. Он старается сфокусироваться на лицах, чтобы не пропустить прическу-горшок. Веселый девичий смех, звон рюмок. Эти прохвосты уже пить собрались? — А вот в прошлом году Тодд устроил таку-ую вечеринку. — смеется брюнетка, общаясь с подругами. Чуя беспомощно опускает руки, уставившись на довольные лица студенток. Они младше его почти на четыре года. Почему-то эта мысль застревает в голове, не давая додумывать дальше. Милая женщина с кухни улыбается Осаму, который в приглушенном холодном свете столовой кажется слишком уж серьезным. — Позови-ка своих друзей помочь зажечь свечи, да и можно всех звать к столу. Дазай только кисло кивает, собираясь найти Куникиду и Джун, а заодно и своего коллегу. В следующую минуту он кашляет, удивленно таращась в темный от теней пол. Ему нужен отдых. Был нужен в эти выходные. Но если хотя бы малейшая деталь ускользнет сейчас, потом может не настать. Запах кислоты и спирта завесой застилает глаза рыжему, голубые зрачки бродят по поверхности людского моря. Чуя замечает Мику и Акико, первая машет ему рукой. Странно, но он не чувствует привычного тепла перчаток, хотя они плотно облегают пальцы. Синеватые волны света падают на руку Накахары, слегка подрагивая. Нет, это он дрожит. Три точки соединяются в некий треугольник. Радостная, Чуена, когда он замечает высокую забинтованную фигуру в толпе; изумленная Каджи, который с интересом наблюдает, как рыжий парень пробивается к Дазаю через ползала; и замеревшего Осаму, услышившего знакомый хрипловатый голос. В голове третьекурсника загорается маячок опасности:"Нет! Нет, он не должен подходить. Проклятый Каджи заметит, блять. Чуя, блять.» Дазай как можно быстрее ретируется в ближайший проем, столкнувшись с официантом. Чуя матерится, разочарованно глянув в знакомую спину. Обзывает Осаму ослом и придурком. Наблюдающий за всей этой сценой Каджи также удаляется вслед за коллегой. Наконец-то ужин начался. Молодые люди расселись по местам, но говор не стихает. Даже старосты не в силах их утихомирить, тем более, что Джун сама подвыпила, а Куникида нервов столько не имеет. Дазай вновь выходит в столовую, заняв наблюдательный пост у колонны. Некоторые студенты стоя общаются, но в целом, ничего необычного. Хотя при таком освещении мало что видно. — Дурень, я кому сказала, зажечь свечи. — пихает его работница. — Канделябры сами себя не обслужат. Дазай вздыхает, направляясь к первому попавшемуся, вот только его останавливают. Голос, до жути зачаровывающий и бесящий одновременно. — Вечерок, Осаму. Дазай разворачивается на деревянных ногах, наблюдая почти что демоническую улыбку на лице подрывника. Сухие губы шатена растягиваются механически. — Скучал, дорогуша? — неторопливо продолжает Мотоджиро, смотря точно в карие глаза. — Ты бегал за мной весь день, я заметил. Дазай готов послать его прямо сейчас. Злость обжигает легкие, грозясь затопить все вокруг. Тошнотворный приступ подступает ближе даже при одном запахе этого человека. Осаму моргает, медленно сжимая руки в карманах. — Даже за девушками я не бегаю, Каджи, а ты такой чести уж точно не достоен. — легкая усмешка. Дазая опробывает уязвимые места. Если он что-то задумал, то выдаст себя. Сейчас. Чуя ерзает на стуле между Микой и Тачихарой, который все-таки проснулся. Угрюмый парень выглядит не живее зародыша, прокручивая стакан с водой в пальцах. Мика заботливо гладит его по спине. — Ну-ну, Тачи, больше не пей так. Вот лучше чая или водички попей. Давай я тебе подслащу? Тачи отпихивает руку девушки, потянувшейся за ложкой, сам берет ее в руки, черпая горстку сахара. Ничего не лезет в горло, Чуя злится и боится одновременно. Хуже всего, когда опасность невидима, и ты слепо блуждаешь в потемках. Ложечка монотонно вертится по кругу, звякая о края бокала. Тошнота подбирается ближе, когда Чуя смотрит на стакан в руках одногруппника. Тачихара даже не подносит его к губам, но этого и не нужно. Голубые глаза превращаются в точки, Чуя забывает набрать воздуха, и давится, сильно кашляя. Мика тут же бьет его по спине. — Эй, с тобой все в порядке? Она застывает, потому что видит выражение ужаса. Лицо Накахары вытянулось и еще больше побледнело. Он грубо выхватывает стакан из рук парня, поднося ближе к свету. Маленькие белые крошки парят в кристальной воде. — Ты что, совсем охуел? — еле выговаривает Тачихара. Синие свет освещает белые крупицы сквозь стекло. Совсем твердые, не растворившиеся. Чуя лихорадочно соображает, насколько позволяет ему его заплывший разум. Тачихара положил две ложки сахара примерно полторы минуты назад. То есть, девяносто секунд. Время ведет обратный отсчет. — Чуя? — голос старосты приобретает тревожные нотки. — М-может позвать врача? Фраза бьет под дых, при чем отрезвляя полностью. — Мика, ничего не ешь. И не пей. — губы двигаются скованно, как-то не по-живому. — Ч-что? Чуя вскакивает, схватив сахарницу со стола, и поднеся ее к носу так аккуратно, словно хочет пинцетом перебрать крупицы. Он оглядывается, теряя связь с реальностью. — Но в это раз ты не догнал меня, Дазай. — слишком довольно произносит Каджи. Он тихо шепчет это почти в самое ухо, а Осаму теряет уверенность. Значит, что-то уже началось. Руки наливаются свинцом, и Осаму ощущает всю навалившуюся тяжесть. Но тут его кто-то трясет за руку так сильно, словно хочет ее сломать. Лицо Каджи моментально меняется, он спешит слиться с толпой, исчезая из поля зрения шатена. — Дазай, сука! — это не шепот Мотоджиро. Чуя орет, со всей силы тряся шатена. — Дазай, послушай меня. Здесь повсюду ртутная соль. Фульминат ртути, понимаешь?! Секундное наваждение проходит, и Дазай вполне серьезно глядит на рыжего парня. Страх Чуи моментально проникает и ему под кожу. Голубые глаза лихорадочно блестят. — Она токсична, понимешь?! — Чуя сбивается, что-то мямля. Его пальцы крепко сжимают бинтованные запястья, причиняя ощутимую боль. Осаму выдыхает, медленно моргнув. — Чуя, тише. — говорит он вполголоса. — ЧЕГО? — Накахара впился в него, как иголку втыкают в ткань. — Ты вообще слышишь? Ею можно отравиться. Дазай слышит и понимает. — Где и как? — Сахар, — голос Чуи слегка понижается. — Возможно, соль. Я не исключаю, что вся еда в этом порошке. Парни одновременно оборачиваются к широкому столу, где несколько десятков студентов уплетают ужин. Чую передергивает. — Слушай меня, — Дазай резким движением руки поворачивает лицо рыжего на себя. — Ты должен убрать все подозрительное, что хоть немного тебе не понравится, понял? Карии глаза на секунду становятся синими в лучах прожекторов, и Чуя кивает, словно его наполнили энергией. — А как же вся еда, умник? — нервно уточняет он. — Я разберусь. Дазая и след простыл. Чуя всплеснул руками. Ему хочется вырвать себе все волосы, ибо этот кусок дебила ничего толком не сказал. Однако Накахара все равно отправляется на зачистку. Он выбивает сахарницы буквально из рук возмущенных студентов, молясь, чтобы никто из них не попробовал слишком много. Дазай дает указания работникам помочь Чуе. То, что еда не содержит эту кислоту, Осаму понял почти сразу. Они пробовали еду на кухне, он в том числе, вряд ли Мотоджиро успел бы что-то добавить. Сам Дазай, воспользовавшись суматохой, прокрался к ручнику с пожарной тревогой, незамедлительно его нажав. На потолке замаячили красные огоньки, звуковые сигналы перекрыли музыку. Студенты боязливо повскакивали. — Внимание, — Дазай вскочил на стол, стараясь выглядить как можно дружелюбнее. — Учебная тревога, всем покинуть здание. Послышались облегченные вздохи, но большинство наградили старшекурсника уничтожительными взглядами. — Обломщик. — злобно оскалились парни, проходящие мимо. Дазая резко тянут за штанину вниз. — Ты что творишь? — уже второй раз за день его оглушают. Куникида яростно потряхивает шатена за воротник рубашки. — Решил испортить и так ужасный вечер? Что задумала твоя дурная голова?***
Каджи почти разочаровано смотрел, как струйка из студентов вытекает на улицу. Как глупо и скоропостижно он был раскрыт! И благодаря чему? Мотоджиро мало что понял, но это рыжий парень точно связан с его неудавшимся триумфом. Он подбежал к Дазаю именно тогда, когда тот уже почти попался. Он был так близко, черт. Если б сам Каджи его не задержал своими разглагольствами, главный исполком мафии уже бы превратился в ошметки. Значит ли это, что они догадались о свечах? Или только о соли с сахаром? Не имеет значения. Теперь Мотоджиро заинтересован кое-кем другим. Его пристальный взор направлен в сторону одного рыжего конкретного студента.