***
Кровавое солнце утопало в небытии. Тень ползла по улицам, черня покосившиеся каменные дома и их соломенные крыши. Кололись зубцы церковной башни, возвышавшейся над поселением, и эхом проносился озорной голос — то пройдоха Джек О'Нил напевал простенькую песенку. Долговязый. Щуплый. Ловкий донельзя, а все из-за острого ума, коим Джек прославился на всю округу. Под рукой его огнем горела пузатая тыква, скалившаяся вырезанной улыбкой -- еще одна слава Джека! Ни у кого тыквы не росли так, как на его грядках.Хай-я! Я тот еще пройдоха. Хитрей лисы Умнее волка. Вкруг пальца обведу и черта. Хай-я! Я — Джек О'Нил, пройдоха!
Свернув за угол, Джек перехватил тыкву поудобней и снова завел куплет хвалебной песенки. Что-то звякнуло. На земле блеснула крестовидная искра, и смолкший Джек ощупал грудь. Как и думал — упавший нательный крестик лежал на мелкой щебенке. Нагнувшись, Джек подцепил шнурок, а следом — и висевшее на нем распятие. Серебряное. Единственное наследство, доставшееся от отца. — Чертов шнурок! — цыкнул Джек, небрежно бросив крестик в карман. Скрипнула дверь паба неподалеку. До ушей донесся заливистый громогласный смех -- наверняка, Большой Билл травил шуточки, пока Молли подливала ему эля. Довольно улыбнувшийся от предвкушений Джек направился к низенькой двери. И ему было о чем рассказать! Взвизгнули петли. Пахнуло стойким кислым ароматом хмеля, и протопленный паб в мгновение ока окружил уютом. Запах жаренного разбередил аппетит. В животе заныло да и губы пересохли от одной мысли о заветной пинте эля. В пабе собрались все свои, деревенские: каменщики, крестьяне, кузнец, пара кумушек — подружки хозяюшки Молли, а еще священник, дувший на пивную пену так, будто читал молитву. Обнаружив в пестроте знакомых лиц друзей, Джек едва ли не вприпрыжку двинулся к дальнему столу. — Ой, прошу прощения, — бросил он через плечо рыжему господину, мимо которого проходил. Длинная трость незнакомца, словно специально, вылезла под ноги. На споткнувшегося Джека оскалилась кудрявая собачья голова — черненный набалдашник. Вальяжно господин отставил трость в сторону, одарив О'Нила многозначительным взглядом, и отпил вина из пузатого бокала. Его Джек никогда прежде не видел — ни бокала, ни господина. Вновь прозвучали извинения. Незнакомец скривился в полуулыбке, грозно сверкнув круглыми стеклами очков, и Джек поспешил прочь. — Ну что, пройдоха! — Большой Билл радостно хлопнул его по плечу. — Говорят, Хиггинс так орал, что его проклятья было слышно в другом приходе! — Да это что! У самой королевы! — Стол взорвался от смеха. Улыбнувшийся Джек поставил скалящуюся тыкву на центр столешницы. — Старика едва удар не хватил. А ведь я говорил: до смерти напугать можно и тыквой, а он с дуру и поспорил! — И что? — из угла подал голос Киллиан Финиган. — Столько ору из-за тыквы? — Да ты смотри! Джек прихватил свечу с близстоящего подсвечника и пихнул в дыру, вырезанную в тыквенной макушке. Золотом озарилась рыжая утроба. Засверкали глазницы. Зловеще. Таинственно. Вспыхнул прорезанный рот, готовясь изрыгнуть адское пламя, не меньше, и Киллиан перекрестился. Даже весельчак Билл нервно отстранился от тыквенной головы. Спрятавшись за тыквой, Джек поочередно выкинул длинные ноги в стороны. Причудливые движения да светившаяся тыквенная морда и вправду казались чем-то странным, а оттого и пугающим. — Убери эту чертовщину. Ну и харя! — Вот Хиггинс сказал примерно также. Хотя что уж там... Он завизжал, перепугавшись как девица, увидевшая мышь. Теперь он должен мне пять кур и целую корову. — Ну ты и хитрый черт, — ухнул Большой Билл. — Тыквенная голова! Ха. До сих пор помню, как ты провел хитрого Боба. А как он тогда тебя обставил, а? Килли? — Иди ты. — Настоящий пройдоха... — Хитрее лиса, умнее волка, — пропел Джек, задувая свечу в тыкве. — Вкруг пальца обведу и черта! Хай-я... Сидевший неподалеку рыжий господин внезапно обернулся. Пристальный колкий взгляд вперился в Джека, и Большой Билл ухватил друга за плечо, заботливо прикрыв его собой. — Ты потише, — прошептал Билл. — Тот рыжий щеголь за нами весь вечер наблюдает. Словно ждет кого-то. Молли сказала, что он попросил вина. — Вина? — переспросил Джек, и Билл утвердительно кивнул. — И на кой черт ему эта кислятина? — Видимо, иностранец. Они все такие! — буркнул почесавший бакенбарды Киллиан. — Иностранец-то иностранец, — не унимался Большой Билл, понизив голос до заговорщического шепота. — Да вот только ни у кого он не останавливался. Экипажа его никто не видел. Откуда явился — черту одному известно! — Подозрительно. — А то! Не смотри на него от греха подальше. Усевшись на стул, Джек все же не удержался — посмотрел, будто на диковинку. Рыжий господин был одет с иголочки. Лоснились дороговизной лацканы сюртука, и по светлым брюкам тянулись темные полосы до самых остроносых ботинок. По бархатному жилету золотилась змейка — цепочка карманных часов. Уложенные волосы блестели от помады, отливая в свете камина кроваво-багровым, а донельзя бледное, острое лицо создавало ощущение прямо что ни на есть дьявольское. Господин сидел спокойно и лишь изредка касался бокала темного вина, искрившего насмешливо-лукаво. Лукаво блестела и собачья голова — набалдашник черной трости. Небось серебряный. А часы-то — точно золото!.. Джек прикусил губу от восторга. Вальяжность, дороговизна, неизвестность рыжего господина притягивали и отталкивали. У такого-то точно куры деньги не клюют. А каково это — жить богачом, подумал Джек и тут же вздрогнул. Незнакомец медленно повернул к нему голову. Утерев губы салфеткой, он поднялся, одернул сюртук и, пройдя темный зал паба, встал перед столом Джека и его друзей. — Позвольте спросить, вы — Джек Пройдоха? Все в пабе встрепенулись, покосившись на неизвестного господина. Даже хлопотавшая без устали Молли отвлеклась от дел. Смешавшийся Джек приоткрыл рот от удивления. — Отку... Мы знакомы? — Нет! Но я определенно очень рад! Я здесь, дабы побиться об заклад, — господин рассек рукой воздух и улыбнулся. — О вашей хитрости легенды ходят. А, как известно: где-то подле слуха правда бродит. Мягкий и певучий голос журчал ручьем. Завораживал. Руки господина порхали по воздуху, словно отделенные от тела. Мерцали стекла очков, и Джек, удивленный до глубины души, проглотил язык. Рыжий господин вдруг замолчал и располагающе склонил голову в ожидании. — Ну... Я-я готов. А вы кто? Кто с ним вообще говорил? Откуда знал? Больно уж подозрительно, но Джеку донельзя польстило, что слава о его хитрости пошла далеко за пределы родной деревушки. Может, дошла и до города? И все же... Подозрительно. — О! Я — Герр Тойфель. Вам мое почтение! Рыжий господин обернулся вкруг себя и поклонился посетителям паба. Те уже с любопытством следили за ним и за Джеком О'Нилом. Даже Молли вышла из подсобки, отложив в сторону горшки с соленьями. — Держать пари — мое любимое развлечение. — С-со мной? — Лишь вы достойны моего внимания. Остальные лишены влекущего очарования. — Тойфель? Немец что ли? — спросила прислонившаяся к стойке Молли. — Коли угодно вам, то немец. Имею много я имен, и всюду буду иноземец. Как нечисть я жестоко заклеймен, — господин внезапно исчез, обратившись черной дымкой, и появился перед самой Молли. — Я — Черт... Я дьявол, нечестивец. Что в имени тебе моем? -- разом изменился его голос. Звонко взвизгнув, Молли побледнела и закатила глаза. Ее грузное тело плюхнулось на пол, прямо к ногам Черта. Кто-то из посетителей ринулся к двери, но дверь, почти никогда не закрывавшаяся, оказалась вдруг плотно запертой. За окнами сгустилась тьма, и от небольших стекол перепуганные люди отшатнулись к огню, горевшему в камине. Среди обескураженной толпы возникла тень — Черт ухнул совой, коснулся набалдашником старика Дерана, и тот рассыпался осколками, как разбившийся стакан. Одну из подружек Молли испепелило от щелчка пальцев, и снося столы, стулья, все бросились прятаться, кто куда. Только Джек стоял на месте. Как вскочил со своего стула, так и встал. Окаменевший, он лишь вцепился в кармашек курточки, сжав сквозь ткань маленький серебряный крестик -- тот самый, доставшийся от отца. Развеселившийся Черт загнал остальных в угол и разразился смехом. От утробного голоса задрожали окна, а после в пабе стало тихо. Лишь трещали в камине поленья, да колотились перепуганные сердца. Черт оправил огненные пряди, перехватил трость поудобней и направился к Джеку. — Ну что ж... Вы говорили, что обманете и черта... — пропел господин. Джек прикусил язык, плотно зажмурив веки. И зачем он только сочинил ту песенку?! — Черт нынче перед вами, и можно слово подтвердить делами. Желаете поспорить? — Пропал наш Джек... — шепнул Большой Билл, закрыв лицо шляпой. — Он убил Китти! — проблеяла Молли. — Побойся бога... — священник вроде как двинулся на Черта, но тут же понурил плечи и отступил назад. — Страшнее бога случайно повстречать такого остолопа, — бросил Черт священнику. — Так что же? Говорили с ним. Смотрели на него. Джек задрожал. Он не верил. Не верил в то, что ему предлагалось поспорить с Чертом. Розыгрыш, подумал нечаянно Джек, но тут же отринул эту мысль: перед ним лежали осколки, оставшиеся от старика Дерана, а позади дымилось обугленное тельце несчастной Китти. Черт ждал. Хищно скалился. Ждали знакомые, приятели, друзья, перепуганные и сжавшиеся в кучку. Внутренний голос говорил бежать. Уйти. Не соглашаться, но голос гордыни звучал куда убедительнее, заглушая даже страх. Вновь и вновь Джек спрашивал себя: что будет если обхитрить самого Черта? Тот ведь за этим и пришел к нему, Джеку О'Нилу? Чтобы спорить? Может, он настолько умен — нескромно подумалось Джеку. — И что мне за это будет? — Коль черт вас обойдет, пойдете черту в услуженье. — А если... — Вас ждет обогащенье... Любых желаний исполненье, — уточнил взмахнувший тростью Черт. — Отче наш... — священник осенил себя крестным знамением. — Ш-ш-ш... Мы тут не в церкви. Отче вас не слышит. — Черт! — Большой Билл прижался к Киллиану, прихватив и бледную Молли. — Вот это к правде ближе! Ну что? — Обогащение? — повторил побледневший Джек. Рукавом он обтер испарину со лба. — Богачом помереть мечтает каждый! — Так по рукам? Готов поклясться вам: я слов на ветер не бросаю и в точности все исполняю. — Моя душа в обмен на золото? Хорош обмен. — Советую не жадничать, сыграть ва-банк. Коль победишь, разбогатеешь просто так. Черт испытующе посмотрел на Джека и сверкнул очками на ютившихся в углу людей. Затаив дыхание, те ждали, молились, причитали, гудели будто улей. Убрав руки в карманы, Джек О'Нил нащупал серебряный крестик. Прохладный. Успокаивающий. Джек перевел взгляд на священника. Тот вновь завел «Отче наш...», выставив вперед распятие, висевшее на груди, отчего Черт недовольно ощерился и даже отодвинулся в сторону. Вот оно! — И как же мы будем спорить? -- уточнил Джек. — Как угодно, Джек О'Нил. Джек щелкнул языком и нервно улыбнулся. — По рукам! По пабу прошлась волна страха, смешанного с любопытством. Черт выпрямился. В два шага оказался подле Джека и протянул руку. Крупную. Горячую. Жилистую. Джек протянул свою, и на глазах у всего паба Черт и человек пожали друг другу руки. -- Я тебя за яз-зык не тянул... Говорят, что черт может принять любую форму? — Любую. — Неужели? То есть я смогу унести дьявола в кармане, если тот, к примеру... Обратится золотой монеткой? — Да где то видано, чтобы черта таскать в кармане? — ахнула Молли, лишь больше подзадорив Джека. — Готов наш спор! — ахнул Джек. — Спорим, Черт, что до утра я продержу тебя в кармане и ты никак не сможешь оттуда выбраться? И пусть весь паб будет мне свидетелем. — Подумай хорошенько. Что станет, когда в кармане обращусь я снова из монетки?.. — Черт грозно прищурился, но Джека было не остановить. — Подумал! Обращайся! Или ты струсил? — бросил Джек. Вспышка! Оскалившийся Черт разом преобразился. Паб наполнился тлетворным запахом серы, и все присутствовавшие мгновенно уставились на пол. Кругляком пробежала блестящая золотая монета. Улеглась к ногам Джека, и он погодя поднял ее. Металл обжег пальцы, но пройдоха Джек О'Нил монеты не отбросил. Неспешно он показал ее своим свидетелям, а после положил в карман — тот самый, в котором лежал серебряный крест. Дрожа, все ожидали очередного превращения. Священник крестился, что есть мочи. Молли закрывала ладонями лицо, боясь увидеть жестокий конец — и свой, и Джека. Испуганно косились на карман куртки мужики, но ничего не происходило. Дрожавший Джек улыбался да жал кулачок в кармане, сжимая крест и монету, золото и серебро, воедино. Монетка жглась. Пыхтела. Джек наяву слышал грозный шепот, из которого понял одно — получилось. Усевшись на единственный неперевернутый стул, Джек О'Нил хлопнул себя по карману. Руки его тряслись. Губы подрагивали в улыбке. Вздохнув, Джек вдруг запел. Фальшиво и сбивчиво:Хай-я! Живется мне неплохо. Хитрей лисы Умнее волка. Вкруг пальца обведу и черта. Хайя! Я — Джек О'Нил, пройдоха!
***
С первыми петухами хлопком отворилась дверь паба, и люди высыпали на улицу. Ни жив, ни мертв вышел и Джек О'Нил под ропщущий говорок. Кто-то осуждал. Кто-то спрашивал. Кто-то молча наблюдал, ожидая развязки чертова спора. Изможденный Джек вышел в центр толпы. Губы его побелели, потрескались. Глаза блестели от лихорадки. Темные круги расползлись по щекам. Трясущейся рукой Джек залез в карман куртки. Нащупал крест. Нащупал теплую пульсирующую, словно живую, золотую монету. Разом Джек вытащил ее и отбросил от себя, и, коснувшись земли, монета обратилась Чертом. От темной потрепанной фигуры чадил дым. Рыжие волосы торчали в разные стороны. Дорогой костюм местами прожгло. Лицо потрепанного Черта было перемазано сажей -- от былой элегантности не осталось и следа. — Проклятое распятье... — прошептал Черт. Меж узких губ его затрепетал раздвоенный язык, заставив людей отступить на шаг. Отшатнулся и Джек, испугавшись, что Черт объявит его шарлатаном, не зачтет выигрыш, и тогда... Джек О'Нил станет дьявольским рабом. — А ты хитер, коварный человек! Впихнуть меня в карман с распятием — проклятый крест любому черту неприятен. Твоя награда ждет на том холме, — махнул Черт в сторону, заметно успокоившись, — Но ты еще услышишь обо мне. Мы встретимся с тобою вновь, а то и с ними... Подмигнув толпе, Черт вдруг испарился. Остался после него стойкий запах серы, обещание вернуться, богатый каменный дом на одном из холмов деревни и пара седых волос, посеребривших голову Джека О'Нила.Хай-я! Живется мне неплохо. Хитрей лисы Умнее волка. Вкруг пальца обведу и черта. Хайя! Я — Джек О'Нил, пройдоха!
Больше этой песни Джек не пел.