Комната с клоунами

Шагая дальше вдоль идеально (удивительно!) сохранившегося тротуара, я продолжаю осматривать окрестности, радостно любуясь сочной листвой на ветвях деревьев, колышущейся под нежным июльским бризом. Дорога выводит меня на пустынную улицу, на которой разве что перекати-поля не хватало, чтобы дополнить эдакий "этюд из старого вестерна". Мои ноги невольно останавливаются возле здания на улице Нейболт. Дом номер двадцать девять на деле даже не имел номера, в отличие от домушек на других улочках, вроде спокойной и ухоженной Джексон стрит. Да и в целом его вид оставлял желать лучшего: во всём Дерри это был единственный заброшенный дом жилого типа. Однако при всей его внешней ветхости, дом словно всей своей обуглившейся, заросшей плющом древесиной и выцветшей кровлей утверждал: "Я простою здесь дольше, чем любая из других стоящих построек. Пройдут годы, унося с собой краски с каменных стен, с однообразных домишек на любой из улиц. И только я останусь на своём месте, неизменный снаружи и внутри." Меня охватило чувство, сравнимое с укрывающим спину и плечи тяжёлым, пуховым одеялом: тёплое, манящее, напоминающее о чем-то знакомом, и неизбежно утягивающим в сладкую негу небытия. Мне вспомнились юные годы, которые я проводила в компании таких же жадных до впечатлений мальчишек. Мы часто лазили по заброшенным постройкам, и радовались ощущению свободы; некому знанию, тайному, доступному только нам. Каждая найденная вещица в таких зданиях имела историю. Кусок пожелтевшей ткани, сдувшийся резиновый мяч, разбитые наручные часы – любой предмет мог, казалось, рассказать целый эпизод из жизни его владельца. Вот и сейчас, ведомая этим чувством ностальгии, я захожу за гостеприимно открытую калитку. Перед тем, как зайти, я делаю несколько снимков дома снаружи: форма крыши отдавала готическим архитектурным стилем, таким утончённым, и строгим одновременно. Несмотря на всю мою осторожность, ступеньки крыльца скрипят под ногами. Кажется, надевать белую обувь чтобы шастать по подобным местам - не слишком разумно. Как и, впрочем, шастать по подобным местам... Дверь была приоткрыта, и легко поддалась, когда моя рука мягко её толкнула. Скрипела она примерно также, как и крыльцо. (Не успела я подумать, а мурашки по спине уже пробежали...) Я давно заметила за собой, что будучи искушённой в плане зрительных образов, вызывающих страх (которые в обилии показывали в фильмах ужасов), со временем меня больше стали пугать звуки... И мучительное ожидание неизвестного. Ничто не заставляет дрожать и трепетать в тревоге так, как твоё собственное воображение, начинающее рисовать самые невероятные вещи, лишь оттого, что ты не знаешь, что тебя ждёт за закрытой дверью. Внутри можно было рассмотреть гостиную, где мебель была покрыта вековым слоем пыли, и кухню, почти целиком замотанную в паутине, настолько, что гарнитур сквозь неё можно было увидеть с большим трудом. Интересно, какого размера паук может сделать столько паутины? Либо здесь орудовала целая сотня огромных, покрытых хитином и черной, блестящей шерстью, клацающих хелицерами в подобии смеха, тарантулов... На первом этаже явно ничего интересного не было, поэтому я направилась прямо к лестнице у дальней стены. На полу в коридоре валялся кусок арматуры (или штырь из забора?), судя по всему, заляпанный спёкшейся кровью. Похоже, кому-то нехило досталось... На удивление, старая лестница вполне выдерживает мой вес, и позволяет подняться на второй этаж. В тот же самый момент, как моя нога ступает на досчатый пол, входная дверь возмущённо захлопывается, заставляя меня подпрыгнуть на месте от испуга. "Эй? Кто здесь?" Свесившись с перил, пытаюсь рассмотреть слабо освещенный коридор, только чтобы (конечно же!) не услышать и не увидеть ничего. От страха я даже забыла, что нахожусь в другой стране, а вопрос задала на родном славянском. В любом случае, надолго я здесь не задержусь... Обшарпанные обои на стенах когда-то были ярко бордовыми, с золотым обрамлением снизу. Похоже, кто бы тут ни жил, вкус у него был отменный, а кошелёк редко пустовал. Это было заметно и по абажурам висящих по правую руку кованых бра, которые, несмотря на дырки, проеденные молью, свидетельствовали о хорошем качестве ткани, из которых они сделаны. Большинство комнат оказались закрыты, и не поддавались, как бы я ни дёргала ручки. Очень жаль, хозяин или хозяйка этого дома определенно были интересными людьми! Хотелось бы узнать хоть что-то о них... И тут, словно кто-то услышав мои мысли, решил потакать этому моему невинному желанию: дальняя дверь сама по себе скрипнула, открывая вход в комнату в немом приглашении. Миновав большую дыру в полу, я осторожно иду прямо к ней, будто мотылёк на яркий, губительный огонёк свечи. Внутри же, к большому разочарованию оказывается только старый матрац и пара валяющихся на нём перьевых подушек. Ну что за шутки?! Но возмущение сходит на нет моментально, как только мой взгляд падает на дверь слева (Разве она была здесь? Боковым зрением её совершенно не было заметно!), ведущую в ещё одну комнату. В ней, как и везде, было хоть глаз выколи – темно, но в отличие от всех ранее увиденных помещений, эти апартаменты были заставлены какими-то предметами. Чтобы рассмотреть их получше, я конечно, иду внутрь комнаты. "Какими-то предметами" оказываются... Ростовые куклы клоунов. Боже, ну почему куклы?! Делать нечего. С большим усилием я преодолеваю своё напряжение, чтобы изучить содержимое этой комнаты. Жутковатые, пыльные, с вечно застывшими улыбками на лицах. Пёстрые наряды кое-где протёрлись или даже порваны, а пышные цветные парики потускнели со временем. Даже те улыбки, что должны радовать глаз, потрескались на фарфоровых или пластиковых головах, заставляя моё сердце сжаться от тоски. Несмотря на мою боязнь, эти манекены, именно клоунов, в таком состоянии вызывали у меня какую-то иррациональную, совершенно неуместную сейчас, грусть. Воспоминания о посещении цирка в далёком детстве, где эти разодетые чудаки творили невесть что, чтобы развлечь тебя и твоих глупых друзей, которые с садистским удовольствием наблюдают за чужими страданиями; о просмотре познавательной телепередачи с любимым клоуном Клёпой, который задавал такие простые, но важные вопросы ("Почему у людей столько разных языков? Ведь говори мы на одном, нам было бы куда проще договориться!") не могли не оставить в моей душе это ощущение причастности к судьбе этих казалось бы, совершенно обыкновенных старых кукол. "Ох, ребята.. Совсем вас жизнь потрепала, да? Ничего, мои хорошие.. сейчас мы вас подправим." Глупая идея: чинить никому не нужных кукол в никому не нужном, давно не жилом доме. Но мои руки уже нашарили в сумке небольшой фонарик и палитру с красками. Установив источник освещения на столе выглядывать из сумки, я зафиксировала его лучом вверх. Рассеянный свет делал комнату менее пугающей, и даже придавал ей свой, особенный шарм: словно ты находишься в одной из инсталляций музея актёрского искусства и мастерства. Забрав волосы любимой синей резинкой с вышитыми звёздами, как мне свойственно делать в моменты решительности и намерения закончить начатое, я развела немного краски в растворителе и аккуратно подтащила первую куклу к себе, на свет фонаря. Синий шёлк на костюме не утратил своей яркости, а вот рюши на рукавах и воротнике были слегка разорваны, словно кто-то тянул его за собой (или хватался, пытаясь свалить, преграждая кому-то другому путь). Понимая, что одной краской я с реставрацией не справлюсь, достаю дорожный швейный набор, припрятанный "на всякий случай" в одном из кармашков сумки. Спустя три попытки, нить вошла в ушко иглы, и я принялась зашивать костюм Пьеро в голубом. Следующим я подтащила к себе одного из самых низких по росту шутов. На нём был жёлтый мешковатый костюм с оранжевыми помпонами, разноцветная жилетка и довольно мрачные для клоуна, черные ботинки. Странно было и то, что он единственный из всех, не улыбался. Даже на лице Пьеро сияла традиционная гримаса, а на этом мраморно-белом личике было выражение глубокой печали. "Ну что же ты грустишь? Не обращай внимания на этих глупых детей. Они жестокие. Вот, смотри, сейчас подправим тебе макияж, и всё наладится, вот увидишь!" Я прекрасно понимала, что разговариваю с неживым объектом, но что-то мне подсказывало, что так станет легче не ему – мне. Стоящей посреди комнаты в необитаемых апартаментах, окружённая пугающе скалящимися манекенами в цирковых одеждах. И пытаясь хоть как-то снять ползущее по плечам и ослабляющее мои коленки напряжение, я продолжаю беседовать с клоунами, как если бы они пришли ко мне в гримёрку, живые, уставшие и надеющиеся на поддержку. "Вот видишь, совсем другой вид! Когда закончу с остальными, я тебя ещё причещу. У тебя волосы будут как облачко!"