— Ошибка, — обращается словно по имени, зажёвывая согласные, как старенький плеер кассетную плёнку, — не нарывайся на неприятности, — бросает пренебрежительный взгляд на опешившего Блу и пару монет на барную стойку. — Не порть вечер ни себе, ни мне, ошибка.
Не сказать, что это явно с обидным подтекстом слово выплёвывали, однако шипящее неисправным телевизором «ш» неплохо въедалось в череп и разум. Блу подумал бы, что ему заложило уши, если бы они у него были.
Столь беспардонным монстром был никто иной, как Эррор — скелет с угольно чёрными костями, переходящими в конечностях под мешковатой одеждой в красный, а на кончиках пальцев в ржаво-жёлтый. Едва ли по миру ходит второй такой скелет, даже если не принимать в расчёт красные провалы глазниц и синие полосы тянущиеся из них. Кстати о глазницах, смотреть на него было почему-то крайне некомфортно.
Эррор — сильно выделяющийся из толпы монстр, однако, никто не кинулся из бара наутёк. Посетители даже внимания на него не обратили. Значит, они не видят в нём угрозы (или просто не замечают). Эта мысль придаёт смелости, не до крайности, всё же портить этот знаменательный вечер опрометчивыми поступками Блу не собирается. Переломный момент в его расследовании запороть никак нельзя, следующего шанса может не представиться, потому стоит быть максимально доходчивым и любезным. Улыбку дружелюбнее, голос мягче и вперёд!
— Это несколько грубо, не находите? — Блу думает сперва завести дружескую беседу, наладить общение, прежде чем переходить к щекотливой для преступников теме благотворительности. — Мы ещё не знакомы, а вы уже обо мне такого мнения.
Пусть волнение всё ещё трепало душу, однако оно быстро отошло на второй план. Сейчас Блу уверен, дружелюбие и душевное тепло в равных пропорциях расположат к нему монстра. Вопрос только насколько быстро.
— А ведь и правда... Какой же я неотёсанный грубиян, — но неужели настолько быстро?.. — хотя постой, — Эррор на вдохе задержал дыхание и, с застывшим на лице озарением, выдохнул, — мне плевать, — и расплылся в оскале, облокачиваясь рёбрами о барную стойку. — Я привык называть вещи своими именами и привычке этой изменять не намерен.
Медленно выдохнув весь воздух из груди, Блу насупился и на вдохе возразил:
— Называть вещи своими именами это одно, а грубить совсем другое.
Это будет сложнее, чем он надеялся. Он конечно не думал, что переломить железобетонную логику такого своенравного монстра, как Эррор, будет легко, однако надежды на тихое-мирное разрешение ситуации так и теплились в душе.
— Ошибкой может быть какое-то действие или решение, но никак не чья-то жизнь. Ошибки это же то, на чём учатся, никто не становится ошибкой, даже если совершает их много. Запутавшимся людям и монстрам просто нужна помощь, поддержка, а бросаться
такими голословными обвинениями в каждого первого встречного — дело нехитрое. — Может, не самая удачная идея упрекать в чём-либо преступника, однако отстаивание моральных принципов было одной из дисциплин в академии. Пусть и негласно. Блу, конечно, помнит крайне содержательные отчёты и психологические анализы из недр Архива, на которых сформировалось представление о философии Эррора… Но возможно, его слегка (сильно) понесло не в ту степь. — Ваша убеждённость в ошибочности других — это просто плохо прикрытая грубость, — в заключении он деловито покачал головой и зачем-то кивнул.
— Ты порешь какую-то чушь, — Эррор бесцеремонно окатил, как помоями, жизненными реалиями, слабо прищуриваясь.
Не стоило Блу забывать, перед кем он распинается. Хотя никто и не говорил, что будет легко достучаться до преступника, но ведь ещё не вечер. Точнее уже ночь, два часа, если быть точным. Теоретически — раннее утро. А значит, да, ещё не вечер!
О чём только не подумаешь в такой ситуации, лишь бы отвлечься.
За небольшим и откровенно бредовым для Эррора монологом, он успел выхлебать полстакана горячего шоколада, пропустить мимо ушей раздражающую рекламу и почесать под лопаткой. До него не часто докапываются всякие проходимцы и не сказать, что он рад, когда подобное происходит, но почему бы не оторваться на одном таком, пока настроение позволяет?
— Взгляни на Гриллби, — Эррор качнул в его сторону стаканом и едва сдержался, чтобы не хохотнуть — проходимец, как по команде строгого вояки, сначала уставился на бармена, а потом обратно на него. Эррор лишь оскалил зубы, — я называю ошибками только тех, кто ими является, ошибка. — «Тот-кто-очевидно-является» сдвинул надбровные дуги над переносицей, чем только позабавил. Даже перебивать не стал. Одумался что ли? — Назвать Гриллби ошибкой — язык не повернётся. Он монстр умный, сообразительный, с крайне развитой интуицией, но несмотря на это, в дела чужие он не лезет. Профессионал своего дела, но главное — Гриллби на своём месте.
Эррор победно оскалился, покачивая ногой в одному ему понятном такте. Сам бармен едва ли обратил внимание на столь хвалебные речи в свой адрес, виду как минимум не подал никакого, протирая чуть ли не стерильные стаканы по n-ному разу.
Слегка растерянный Блу упорно пытался понять логику Эррора. Он очевидно не считал Гриллби ошибкой, но как это связано с грубостью по отношению к другим? Не всем же быть от природы умными, и сообразительными, и со своим местом в жизни в придачу. Но непонятно не только это:
— То, что Гриллби не придерживается активной гражданской позиции, — закрывает глаза на преступников, вводит в заблуждение стражей — довольно волнующий момент, который так и просится на язык, но всё же стоит умерить пыл, а то так и кантору свою раскрыть недолго, — не делает его лучше или выше других!
— Но это делает его умнее всяких выскочек, — колко парирует Эррор, ощутимо начиная злиться. — Куда ты лезешь, метр с кепкой?
— Я — метр пятьдес… — возмущается было Блу, но его грубо перебивают:
— Всё равно. Ты стоишь тут, строишь из себя храбреца, пытаешься мне что-то втереть о доброте и благотворительности так, словно мне есть до этого дело. И всё ради чего? Чтобы доказать хоть кому-то, что твоё призвание быть занозой в тазу? Ты — ошибка, — уязвляет до глубины души, куда сильнее, чем всё сказанное до и после вместе взятое, — а работал бы в сфере услуг, ресторанчике там каком, и горя бы не знал.
Моральные принципы этого монстра очевидно сильно переоценены, и не только его немногочисленными фанатами или
ошибочно самим Блу — так, один ребёнок свято верил, что Эррор никакой не преступник, которому, под страхом стирания из жизни, боятся перейти дорогу. И даже не народный мститель, иногда вершащий над другими преступниками суд. А просто непонятый герой. Блу почти сам в это поверил. Он видел глаза ребёнка, как они сияли восхищением под толстыми стёклами очков — угасающие с каждым днём бусинки — но надежда в этих глазах не гасла. И как бы хотелось, чтобы не угасла никогда.
— Я не знаю, что эта девочка в вас нашла, и, наверное, никогда не узнаю, — отстранённо прошептал Блу.
За общим шумом Эррор едва ли расслышал, что там пробубнил монстр-ошибка. И к чему вообще. Признаться, ему надоел этот диалог. Он тут, чтобы посмотреть любимое шоу, а не трепаться со всякими выскочками.
— А как же дети? Или они по-вашему тоже ошибки?
Но покой ему видимо только снился. Эррор допивает шоколад и бросает небрежно:
— Не без этого, — ухмыляется насмешливо и добавляет, — новоиспечённые родители любят называть их случайностями.
Не секрет и не новость: если бы люди были менее легкомысленны, а монстры более приземлёнными — не было бы ни приютов, ни детдомов. Да и всякое случается. Сказанное не было грубостью, лишь жестокой реальностью. Это стоило понимать. И принимать…
— Призвание говорите, место в жизни, — что-то неотвратимо менялось в этой надоедливой ошибке, Эррор не может рассмотреть, что именно, и далеко не отвратительное зрение тому виной, — какое у ребёнка может быть призвание, когда он только пришёл в эту жизнь? Красочную и яркую жизнь, захватывающую в калейдоскоп мгновений, каждое из которых как отдельный повод для мечты. Им некогда планировать свою жизнь наперёд. Никто не рождается с точным сценарием собственной жизни в руках! Никто не может предсказать, куда его заведёт собственная мечта! И сможешь ли ты до неё в принципе дойти, увидеть её исполнение до того, как перестанешь хоть что-нибудь видеть или вообще быть. Встреча с тем, кто вдохновляет, восхищает, даже если это последнее, что
она сможет увидеть, — края глазниц предательски начинает щипать, а руки мелко подрагивать, — исполнит мечту, к которой стремятся с решительностью и верой достойной восхищения… И разве это делает нас ошибками? А как же поиск себя и своего места в жизни? Как можно найти в этом мире себя, пропустив сам процесс поисков? Где ответы на эти вопросы? Почему вы не задаёте их себе перед тем, как вешать клеймо ошибки на всех без повода и разбора? И ошибка? Ошибка?.. Ошибка?! Да что, — почти задыхается Блу, — даёт вам право, — и срывается на крик, —
так говорить?!
В висках гудит возмущение, под потолком вентилятор. Блу дышит тяжело и шумно, втягивая носом спёртый воздух.
Впервые в этом всегда шумном баре он ясно слышит, как, похрипывая, играет музыка из автомата. В гробовой тишине и не такое услышишь. Молчал весь бар. Абсолютно весь. С барменом, у которого очки съехали с привычного места, такой шок в его глазах застыл (когда ещё такие яркие эмоции на нём застанешь). Всеми посетителями, даже самыми шумными, даже с тем, кто спал лицом в картошке фри и теперь укоризненно качал головой.
В баре повисла оглушительная тишина. Блу даже может поклясться, что услышал, как ощутимо лопнуло терпение Эррора, как если бы лопнула струна бедной гитары, по которой так настойчиво бренчали, записывая её звучание на виниловую пластинку для автоматов из прошлого столетия. В такт этому гнетущему бренчанию душа выстукивала собственный марш. Похоронный, не иначе.
Резким скрежетом в этот личный оркестр влился звук, который сковал душу своими нитями, так что вся жизнь пронеслась перед глазницами.
Глухой стук чёрных сланцев о паркет заставил дёрнуться всем телом — это Эррор спрыгнул с кресла и почти поравнялся с Блу. Смерив его не предвещающим ничего хорошего взглядом, не отворачиваясь, он бросил Гриллби: «Бывай», — и широким шагом двинулся к выходу. За ним по полу поволочился опутанный по рукам и ногам горе-волонтёр.
Все посетители бара провожали скелетов с полной уверенностью, что одного конкретного из них никогда больше не увидят.
«Мне трындец, — что в принципе и следовало ожидать на сумбурный крик души. — Что ж, я прожил короткую жизнь». И вот надо же ему было заразиться самоиронией от брата. Не самая уместная вещь, если подумать. Особенно в таких напряжённых ситуациях, как сейчас, она всякий раз предательски пробивалась, как сорняк на клумбе. Но стоит отдать ей должное, напряжение она разбавляла. Спасти это Блу, конечно, не спасёт, да он и не особо сопротивлялся.
По справедливости-то — по заслугам ему. Он перегнул палку, и она звонко зарядила ему промеж глазниц. Однако, смерть — это слишком высокая плата за проступок. С этим Блу не будет мириться так легко, как с тем, что его буквально на выходе из бара на нитях, как йо-йо, раскрутили вихрем.
Голова закружилась, земля поплыла под ногами. Блу чуть не упал, но удержаться на ногах сумел. Пошатываясь, он собрал в кучу наложение слоёв одного монстра перед собой. Монстр скорчил самую недовольную мину, на которую наверное только был способен, и прошипел помехами:
— Давай телефон и…
— Вот, держите, — не дослушав, Блу без колебаний вскинул свой сотовый чуть ли не к лицу Эррора, который рефлекторно отшатнулся, как от огня (не в сторону Гриллби было сказано), что неудивительно. В суматохе мыслей у Блу совсем вылетело из головы — Эррор же — гаптофоб. Сколько страниц текста было посвящено этому в досье на него? Больше, чем можно было запомнить.
Блу пятится назад и виновато сжимает свой кнопочный телефон, заклеенный наклейками звёзд и облаков почти полностью, исключая сами кнопки и экран. Этот старенький, но проверенный временем аппарат, никогда не подводил. Глупо было бы так бездумно расстаться с ним, но далеко не по этой причине. С последним подарком родителей, когда они ещё были вместе, расставаться не хотелось ни при каких обстоятельствах.
— Сдался мне этот динозавр, — скривился в отвращении Эррор, — по твоему, я что похож на дворовую шпану? Я же не сказал: «Гони мобилу», — нотки его голоса существенно понизились и приобрели угрожающий оттенок. Не то чтобы до этого он был хоть сколько-нибудь мил, однако разницу Блу ощутил. — Я имел ввиду номер… — Эррор запнулся, словно хотел продолжить свою мысль, но резко передумал, а потом передумал передумывать. — Что за
номер ты выкинул?
Лёгкое замешательство застыло на лице, Блу показалось, что он что-то упускает, но всё равно виновато потупил взгляд:
— Простите, я погорячился, но, понимаете, той девочке…
— Погорячился? Да что ты, совсем наоборот, — Эррор всплеснул руками, так что рукава его куртки съехали до локтей. — Надо же было так
подмочить мою репутацию. — Был бы здесь брат, несмотря на свирепые нотки в голосе Эррора, он бы рассмеялся, но брата к счастью здесь нет. А Блу есть, есть и ощущение постановочной ярости в движениях и тоне, наигранных.
— Я — разрушитель чужих судеб, борец с ошибками, — чувство только укоренилось, а впрочем, все склонны к драматизму, кто-то меньше, кто-то Эррор, — а ты, мелюзга, отчитывал меня, как муха слона. Ещё и мою точку зрения своим недалёким отсутствующим мозгом исказил. Я бы стёр тебя, но тогда бар Гриллби быстро прикроют. Давно повод ищут. Я не предоставлю им такой радости. Так что иди с миром, но к чёрту, — последние слова он озвучил на очень низкой частоте.
Моргнув, Блу избавился от ощущения, что смотрит какую-то телепередачу с Эррором в главной роли, где ведущие общаются со зрителями через экран телевизора словно в живую. Уж слишком всё казалось абсурдным и напускным, хотя скорее всего он просто распереживался, и его сознание услужливо преподнесло ему неприглядную тираду, как реплики в номере телешоу.
— Постойте, — с чего вообще завязался этот монолог? Телефон, номер… Голова загудела, мысли нехотя начали выстраиваться во что-то цельное. — Зачем вам был нужен телефон?
— Я оговорился, — с абсолютно честными глазницами Эррор оскалил зубы в неровной улыбке.
— Разве?
— Без сомнений.
Эррор стоял на месте и на своём, продолжая рьяно уверять Блу в своей «невиновности», выглядело всё это только более подозрительным. Если он считает его ошибкой, чья жизнь обязана свидетелям и случаю, тогда почему просто не уходит, почему продолжает распинаться?
И в голову ударяет смелая догадка:
— Вы хотели согласиться на встречу с ребёнком? — неуверенно прошептал Блу с замиранием души, неужели что-то в его пламенной речи затронуло преступника?
— Счастливо оставаться.
— Вы хотели встретиться с ребёнком!
— Не ори на всю улицу, пришибленный! — уже не ошибка, но ещё не Блуберри, хотя не так важно, как его будут называть, если ему удастся осуществить детскую мечту. Его мгновенно переполнило вселенской надеждой и уверенностью, что невозможно было не заметить. Эррор наскоро приготовился к обороне. — Это было секундное помутнение, у меня нет времени заниматься подобной дурью.
— Уверен, между разрушением чужих судеб и борьбой с ошибками вам удастся выкроить минутку, чтобы заглянуть к ребёнку, который не считает встречу с вами ошибочной, — Блу наступал, Эррор отходил, кто ещё из них грозный преступник, а кто новоиспечённый волонтёр? Это сравнение побудило сбавить обороты, и уже спокойнее и тише Блу припомнил рассказанное ему, — вы когда-то спасли маленькую девочку и её маму.
— Я никого не спасал и не спасаю, — бросил Эррор, скривившись, словно ему кто-то ногу отдавил.
— Ну, по крайней мере умышленно, — Блу поделился своей самой сияющей улыбкой, почти ощутимо светясь от радости и предвкушения исполнения…
— Я — пас, ош-ш-шибка, — как, однако, играючи он спускал с небес на землю не столько одним словом, сколько его звучанием. — Как я сказал ранее, это было временное помутнение, я не собираюсь выслушивать благодарности от ребёнка, который спутал случайное спасение с, наверняка, простой очисткой мира от под руку подвернувшейся никчёмной ошибки.
Хмыкнув пренебрежительно, Эррор задал направление на разворот. Время остановилось, для Блу уж точно, его захлестнула паника. Сейчас он развернётся, исчезнет и всё, мечты обратятся в ничто. Слова слетают с языка быстрее, чем Блу успевает их обдумать:
— Она не только хочет выразить свою благодарность, хоть и всегда хотела, но сейчас ей нужен совет! Совет того, кто сталкивался с ситуацией, в которой она оказалась. Она уверена, что вы-то сможете её понять, — скорее всего Блу это протараторил без пробелов и знаков пунктуации, сплошным текстом, но Эррор всё равно бросил не оборачиваясь:
— Не думаю, что ей мешают очищать мир от ошибок.
— Нет, но думаю ей было бы интересно узнать, как вам удаётся жить полноценно, ещё и не нарочно геройствовать с… не замечательным зрением.
Блу умолк, он не знал, что ещё сказать. Эррор ничего не ответил, но и не испарился.
Прохладность весенней ночи освежала разгорячённое сознание, стало даже немного зябко, но зябко душе. Если не выйдет уговорить Эррора, то с другими можно даже не пытаться, Блу отстранят от должности, усадят обратно в офис, а детские мечты так и останутся неуслышанными. Скольким деткам могла помочь хотя бы пара добрых слов, но видимо даже этого слишком много.
— Адрес, говори чёртов адрес.
Блу не поверил своим несуществующим ушам, разум уже бросился искать другой смысл сказанного, более реальный, чем…
— Говори резче, пока я не передумал, — по щелчку пальцев за Эррором разорвалось само пространство, из тонкой полосы, словно шва, оно расширилось до размеров двери.
Эта дверь не выглядела стабильной, от неё отходили прямоугольные кусочки, накладывались друг на друга и всячески беспорядочно мерцали. За более плотной рамкой из прямоугольников находился белый шум, как на экране телевизора. Засмотревшись на этот феномен, Блу догадался, это — разлом в пространстве. Портал.
— Постойте, вы хотите отправиться прямо сейчас? Ночью? Но ведь в больницах ночь не приёмное время.
— Может, ты мне ещё предложишь через регистратуру записаться и под эскортом стражи туда проследовать?
«Разумеется», — чуть не проболтался Блу. Без эскорта стражи, то есть без себя, он не допустит преступника на встречу с ребёнком.
— Либо сейчас, либо никогда.
Никогда — это слишком жестокое слово, чтобы говорить его ребёнку. Оно достаточно жестоко, чтобы говорить его хоть кому-нибудь. Но сегодня Блу рад, что маленькая девочка подобное не услышит.
Если на чистоту, телепортироваться ему ещё не доводилось. Сам не умеет, технологией, подконтрольной узкого круга организаций, рассчитанной в основном на чрезвычайные ситуации или веские причины, одобренной ни одним важным человеком и монстром, не пользовался. Его брат владеет этой редкой даже для скелетов способностью, но перемещать с её помощью он может только свою душу и никакую другую. И причин у того много. Блу честно начинал вдаваться в эту сложную тему, даже почти её понял, но в структуре магических связей, цепочках зависимых соединений, их особенностях для каждого вида монстров… в этом очень легко сломать голову. С устройством человеческого организма не проще. С процессом телепортации сложнее вдвойне.
В общем, с высоты своего поверхностного знакомства с телепортацией Блу справедливо был осторожен. Был, если бы его по недавнему сценарию опять не схватили нитями. Тут уж хочешь, не хочешь, а следом за Эррором в портал влетишь.
В портале гравитация была нулевая. Блу целые доли секунд находился в невесомости! А на выходе показалось, словно он вечность отпрыгал на батутах и забыл не только, что при прыжке нужно прикладывать силу и какую именно, но и как ходить вообще.
Кости ног стали ватные, Блу так и сложился бы на пол, никакие птенцовые взмахи руками бы не помогли, но вот синие нити, как марионетку удержали от падения. Ему потребовалось пару секунд, чтобы вспомнить, как функционируют ноги и ещё парочка, чтобы поблагодарить за поддержку, на что скривился Эррор знатно.
Беглый осмотр показал — они оказались в областной детской клинике. По мановению ока! Прямо в её стенах, игнорируя сложную систему защиты от нелегального проникновения извне. Задаваться вопросами, как Эррору удалось это провернуть, Блу не стал, слишком много для одного дня. Сейчас их ждёт ребёнок, не их конечно, а только Эррора, и не ждёт, а скорее всего спит. Как в принципе и оказалось.
Ввалился в палату Эррор достаточно громко, чтобы разбудить дитя. Откинув одеяло, она приподнялась в локтях на кровати, хлопая заспанными глазами.
— Извини, что в столь поздний час, Кио, — Блу вышел из-за спины Эррора, чтобы не пугать ребёнок неизвестностью вломившихся к ней, и включил свет.
— О-о, — прозевала она, сладко потягиваясь, — это вы.
Крошечный монстр на детской кроватке, которая всё равно казалась для неё слишком огромной, потёрла кулачками глаза и потянулась к прикроватной тумбочке за очками в салатовой оправе. Протерев толстые линзы наволочкой и клюнув носом в процессе, она надела очки на резиночке, как шахтёры каску с фанариком, подняла взгляд и охнула.
— Крошечки-картошечки, я сплю? — и так большие детские глаза увеличились раза в два под стеклами очков и от чистейшего удивления.
Эррор резко пожелал провалиться сквозь землю, но улыбнулся. Попытался по крайней мере. Девочка приложила лапки ко рту, медленно вдыхая, казалось, весь воздух в комнате, чтобы потом задержать на секунду дыхание и маленьким магазинчиком с фейерверками подскочить на кровати, и долго прыгать на ней, кружась и издавая детские звуки радости, пока не слетели очки. Но она быстро нашла их в простыне и закрепила на прежнем месте.
Миленьким ураганчиком Эррору было сложно разглядеть, что ребёнок из себя представляет, а представляла она из себя, по видимому, кенгурёнка. Большие ушки-на-макушке, изумрудные бусинки-глаза, ноги просто созданные, чтобы скакать, короткая рыжая шёрстка, слегка отливающая розовым. Хотя с последним Эррор может ошибаться, но не с тем, что он её уже где-то видел. Видел, как какая-то женщина сгребла её в охапку и убежала, пока он разбирался с одной ошибкой. И вправду, неумышленное спасение.
Кроха нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, размахивая своим хвостом, как маятником.
— Мистер волонтёр, у вас получилось, — сказала она, не отрывая глаз от Эррора. Блу не обиделся, напротив, он едва ли удерживался, чтобы не скакать от радости, как сама Кио.
— Я, — она серьёзно прочистила горло, изобразив взрослого перед важным разговором, — Кио Миеко, — и прощебетала, протягивая свою лапку, — приятно познакомиться!
«Ситуацию нужно спасать», — подумал было Блу, но Эррор решительно протянул ей свою руку, вот только не дотянул буквально метр.
Кио стояла на самом краешке своей кровати, Эррор — за метр от неё. Малышка хлопала удивлённо глазами и не понимала, почему ей не хотят пожать руку.
— У меня гаптофобия, — пояснил Эррор, а потом отдельно пояснил, что это за зверь такой. — Но если ты подождёшь, — он медленно потянул свою руку в сторону лапки ребёнка, а за рукой и себя. Выглядело это, конечно, как перетягивание каната улитками, но ни Блу, ни Кио не жаловались.
Терпение вознаградилось, когда фаланги большого и указательного пальцев пожали крохотную лапку… и только тогда Блу заметил, что Эррор выделяется не только из толпы, но и из привычного восприятия. Удивительно, что понять это можно только в сравнении.
Ручка Кио была реальной, видел её Блу чётко, но кости Эррора на её фоне выглядели как
изображение. Не картинкой, конечно. Оно было лишено статичности.
От пальцев к рукавам куртки (дальше эффект пропадал), изображение находилось в движении, едва заметно хаотично покалывая зрение точками. Если долго всматриваться и потом отвести взгляд на белую стену, то, Блу уверен, эти точки отобразятся на ней, совсем как рябь на телевизоре.
Всё это придавало Эррору иллюзорности, Кио, казалось, подобное нисколечко не волновало. Как только все сотрудники не сбежались в её палату? Пусть она и старалась пищать тихо, её веселье и радость играли звонко и заразительно. У Блу ещё будет время обдумать всё, что ему обдумать хотелось бы, но потом. А пока, Кио говорит, говорит много, взахлёб, продолжая качать своей лапкой руку Эррора, Блу посидит в стороне на стульчике у двери и будет тихо радоваться за малышку.
— Я так долго мечтала вас встретить, с самого рождения, нет, ещё раньше! Ещё до того, как мир узнал о вас! Как вы круто разобрались с тем преступником! Вы такой своими нитями: жух, — она отпустила руку Эррора, чтобы энергично махнуть своими лапками, разрезая воздух, — а он такой: «А-а-а, помогите», — показушно заскулила она, запрокинув голову и сжимаясь в комочек, — а ведь до того, как вы появились, таким грозным был, говорил: «Смотрите-ка, мамаша со своим ручным монстром!» — ошибкой природы назвал, — Кио надулась, сморщив носик.
Бедный ребёнок слишком перевозбудилась и наверняка больше не заснёт. «Как бы она не клевала носом весь следующий день», — опасался Блу. Хотя это не единственная причина для беспокойства: Эррор только и стоял столбом, моргая глазницами. Он определённо не умел общаться с детьми, но Кио словно этого и не замечала, она уже была рада тому, что он пришёл, продолжая говорить:
— Мама унесла меня до того, как я успела сказать спасибо. Надо было остаться. Вы бы разобрались с преступником, а мы с мамой постояли в сторонке и хлопали бы вам, — она весело захлопала в ладоши. — А потом вместе бы вас поблагодарили. Жаль, что мы не остались, нам ведь ничего не угрожало. Но зато вы пришли сами! Правда мамы здесь нет, а она очень хотела вас поблагодарить, честно-честно, но она уехала домой на поезде, со мной сейчас папа. Они с мамой часто меняются, один сидит со мной, другой уезжает работать. А прилетели мы в город все вместе на самолёте! Это было так здорово! — малышка подпрыгнула высоко-высоко, выше своей головы, и приземлилась, спружинив на матрасе. — А вы когда-нибудь летали на самолёте? — спросила она, устремив свои глазки в восхищении на Эррора.
— Э-э, — застал его врасплох вопрос и само обстоятельство, что с ребёнком нужно говорить. Он был к этому не готов, — нет, не летал.
— Обязательно полетайте, это очень весело, правда уши закладывает часто, но вам же это не грозит, — Кио улыбнулась так широко, что её глаза сощурились в две дуги.
Лёгкая смешинка невольно просочилась сквозь зубы, Эррор и не думал, что его можно рассмешить настолько банальной шуткой. Если это была она. Хотя скорее всего дитя произнесла её случайно, пусть и стоит сейчас такая довольная, радуется, что ей удалось рассмешить его.
Вместо того, чтобы пугать ребёнка своим юмором в ответ, Эррор спросил:
— У тебя двойное имя?
Малышка весело фыркнула, как фыркнула, когда Блу задавал ей тот же вопрос.
— Вовсе нет, моё имя — Кио, а Миеко — это фамилия. Она мамина, — Эррор вопросительно выгнул надбровные дуги, Кио подавила очередную смешинку, прежде чем вскинуть ручки вверх и просиять, — моя мама — человек!
Вот оно что. Как только Эррор не додумался сразу. Кио — ребёнок монстра и человека. Посмотри он в её суть, сразу бы стало понятно, приличие только в нём не в тему заиграло.
— Круто, да? Мне половина садика завидует, — пропищала малышка, в следующий миг насупившись, — остальная правда обзывается. Ну и ладно, там всё равно уже стало скучно, а в школу мне пока ещё нельзя.
Не останавливаясь на грустном, Кио принялась рассказывать о всех своих хороших друзьях, о работе родителей, про свой родной город, что в это время года у них невероятно красиво цветёт вишня, и ещё о многом другом. Под утро она заметно умаялась и, за рассказом о летнем лагере, невольно уснула.
За окном уже светлело, естественный свет смешивался со светом лампочки и кажется совсем не мешал ребёнку.
— Я ухожу, — сказал Эррор, прежде чем подумал, зачем он вообще сообщил о своём уходе.
— Но вы же ещё придёте? Она была так вам рада, — прошептал Блу, чтобы ненароком не разбудить ребёнка.
— А смысл? Она — дитя, ей просто нужно внимание, не обязательно моё.
— Вот именно! — тихо воскликнул Блу, подорвавшись с места. — Дитя, а дети любят секреты! Они их хранят, собирают как реликвии и делятся только с теми, кого считают достойными. Думаете, она поделилась со мной, что её тревожит? Этот секрет она хочет доверить только вам, потому сегодня о нём так и не обмолвилась. — Блу порывисто подскочил к Эррору. — Я могу дать вам свой номер телефона, как вы, наверное, и хотели ранее. Будете звонить мне, когда захотите встретиться с Кио…
— Я больше не приду, — сказал Эррор, но вечером этого же дня после отбоя вышел из портала в детской комнатке.
— Я слепну, мне так говорят, — шепчет Кио, поправляя очки, которые всякий раз сползали с её крохотного носика.
Эррор не находит, что сказать, собственное зрение не раз его подводило, но он научился видеть посредством нитей. Кио такой вариант вряд ли освоит. Но малышка не сдаётся, радуется каждой встрече, разбрасывает бумагу по комнате и магией превращает её в цветы. Эррор называет это оригами.
— Но я же не складываю их по схеме, — возражает кроха.
— Я шучу, Кио, — он беззлобно смеётся, крутит в руках один такой цветок на тонкой ножке и в следующий раз дарит ей шитую копию самой Кио.
Она в восторге прыгает, бегает, обнимает игрушку и беспрерывно говорит: «Спасибо-спасибо-спасибо». Блу застаёт именно этот момент. Не зря он заглянул. Давно стоило. Стоило убедиться, что Эррор ему тогда всё-таки соврал. Чему Блу оказался несказанно рад.
***
— Она не ошибка, — прошипело знакомое слово, но с неожиданно иной интонацией. — «Тот хмырь не зря поплатился, раз считал обратное», — осталось в мыслях. — «Но всем не докажешь», — засело глубже.
Общительная Кио принципиально не рассказывала о своей родне со стороны матери, со стороны отца, да, было дело, но не матери. Скорее всего они от неё отвернулись. Такие семьи общество не слишком радушно принимает. Особенно люди. Видите ли, такой союз не предполагает продолжение рода людского. Да, Кио — монстр, пусть и со смешанной родословной, фамилией, но с душой монстра. То, что её мать — человек, не делает её даже гибридом. Гибридов монстров и людей в природе просто не существует.
Для многих возмутительная связь двух душ веское основание называть их детей выродками и ошибками.
Что они в этом только понимают.
— Ого, ещё одно исключение из вашего правила! — звонкие нотки выдают в голосе искреннюю радость.
Как бы Эррор не хотел, но контактировать с Блуберри ему приходилось, тот любил наведываться с внеплановыми проверками, пусть плановых у него и не было. Да и повод для частых заходов налицо. Доверить ребёнка преступнику... он себе наверное ногти бы все сгрыз. Если бы они у него были. Эррор вредить Кио не собирался. Возможно, если он даст ему это понять, надзора с его стороны будет меньше. Было бы меньше, если бы…
— Вот только не обольщайся, ты — по-прежнему ошибка, ничего не изменилось, — быстро переводит он стрелки, спрыгивая с гамака из нитей, который он на скорую руку протянул между двумя фонарными столбами, и зачем-то, прежде чем скрыться в портале, добавляет, — как и я.
На опустевшей предрассветной улице Блу застывает в замешательстве… Эррор считает его ошибкой, это ясно как день, но так же он считает ошибкой и
себя?
***
На следующий день ему звонит тётушка Мелони и горьким, но твёрдым, голосом сообщает, что все встречи с Кио на сегодня отменяются. И на завтра тоже. И на послезавтра... В голове моментально становится пусто, липкое предчувствие закрадывается под рёбра и уходить отказывается.
— Она в порядке? — но почему-то подумать на Эррора и мысли не возникает.
— Её состояние резко ухудшилось, — со щемящей печалью в голосе говорит Мелони, но тут же заверяет, — но, прошу, не волнуйся, над ней работают лучшие специалисты города. Да и ты же знаешь — она сильный ребёнок.
Блу кивает бездумно, без понимания, что Мелони этого не увидит, а потом кивает ещё и ещё. Кивает, пока мысли уносятся прочь. Прочь к тому, кто должен об этом знать. К Эррору.
На часах 13:00, бар Гриллби закрыт. Блу ищет Эррора в каждом закоулке, чуть ли носом землю не роет, но всё без толку. Ему бы сейчас сидеть в приёмной и ждать с замиранием души первых новостей, но он кидается на поиски и, разумеется, не застаёт заплаканные лица родителей Кио.
***
На высокие крыши домов медленно опускались сумерки, Блу сидел в пустой комнате Кио и сжимал в руках Кио младшую — так она назвала свою игрушечную версию. Её глазки-пуговки смотрели на Блу с равнодушием к своей хозяйке и плотно держались на синих нитях. В свете ламп они отражались металлическим отблеском, заставляя усомниться в безопасности волокна для детей. Нити настолько плотные, а вдруг ими можно порезаться? О чём только думал Эррор, когда подбирал материал для шитья?
— Притормози-ка, — встрепенулся Блу, — о чём думал Эррор... — повторил он вслух, всматриваясь в нити. Они озорно блеснули крестиками пуговиц. — Это нити Эррора, — попробовал на слух эту мысль Блу, — то есть, да, чьи же это ещё могут быть нити?! — говорить с самим собой, по-прежнему немного неловко, но куда деваться? Это рабочий процесс. — Эти нити, те самые нити, которые он использует в качестве атак, и он сшил ими куклу для Кио…
В голову ударяет безумная мысль. Может, получится призвать его с их помощью? Из опыта совместного проживания с Марко, Блу убедился — пауки остро чувствуют малейшее колебание на своей паутине. Так паучок понимает, когда Блуберри возвращается домой, и сколько пакетов с ингредиентами для кулинарных шедевров он с собой несёт.
Может быть так, что Эррор, подобно Марко, может чувствовать манипуляции со своими нитями? Они же магические, да и Эррор наверняка не просто так именно из них сшил куклу.
Блу поскрёб нитку на пуговице, но ничего не произошло. Он как и был один в палате, так и остался один. Может этого недостаточно? Может, Эррор что-то почувствует, только если нить порвётся? Да, Блу, замечательная идея портить игрушку ребёнку. Его совесть заест его в пух и прах, но что ему остаётся?
Отыскав маникюрные ножницы, Блу подцепляет нитку и с нажимом смыкает кольца. Лезвия вгрызаются в нить, но не разрезают её. Это точно нити атак Эррора — слишком прочные, чтобы разрезать их обычными ножницами. Блу старается и так и этак, каждый раз ловит себя на мысли, что страдает вредительством, но продолжает упорно ломать ножницы о нить, пока не слышит:
— Ты что творишь?
— Эррор! — восклицает Блу.
— Без тебя знаю, — огрызается явно раздражённый скелет, — так какого…
— Нет времени объяснять — с Кио несчастье!
И ничего более говорить не приходится.
***
Днём ранее состояние Кио удалось стабилизировать, и прогнозы были самые, что ни на есть, смелые, вот только… Для ребёнка это оказалось сильным ударом. Хорошо, что рядом были родители, с ними всегда по-домашнему тепло, даже в стерильных белоснежных палатах. Когда все слёзы были выплаканы, ребёнка оставили отдыхать, и как бы её родители не упирались, их заставили покинуть своё дитя.
Но для кое-кого закон был не писан.
Утомлённая Кио засыпала, когда за дверью послышалось копошение.
— Здесь написано: «В неприёмные часы вход категорически запрещён», — прозвучало тихим шёпотом за дверью.
— И что с того? — ответили нарочно приглушённым голосом, словно говорящий был очень далеко, а не буквально за дверью.
— А то, что вламываться в помещения с такой табличкой незаконно.
— Ты так говоришь, как будто до этого я делал хоть что-то законное, — прозвучало с явной насмешкой и, чтобы добить оппонента: — и ты мне ни разу не мешал.
— Это возмутительно! — не сдержались, разрезая тишину.
Кио стёрла с лица дрёму, прислушиваясь.
— Я — законопослушный монстр, но если кто-то с добрыми помыслами пройдёт через эту дверь — я ничего не видел.
— Иди ты со своими добрыми помыслами, точнее оставайся, а я пошёл.
И Блу остался, когда как Эррор, поколдовав с дверью, открыл её и прошёл в палату, застывая перед ободом кровати.
— Ты как, малышка?
Вместо ответа Кио подскочила с постели, резко пробудившаяся ото сна, как по щелчку пальцев, одним простым вопросом.
— Дядя Эррор, смотри-смотри, — она прыгала на одном месте, ещё и кружилась в добавок, так что Эррор не понимал, на что конкретно она там указывала своими лапками. Только когда она замерла на месте, широко улыбаясь, указывая на свои глаза, у Эррора опустел взгляд. — Видишь? Мы теперь как близнецы по слепоте! — левый глазик-бусинка сделался стеклянным и блёклым, — Здорово, правда?
По лицу Эррора было понятно, что это совсем не так:
— Нет, Кио, не здорово, — в глазах, одном слепом, другом зрячем, блеснули непрошеные слёзы, Кио шмыгнула носом, и её детская отходчивость и жизнерадостность дали слабину.
Эррор прав, и она это понимает, но от того не менее горько. Все её метания с родителями по больницам привели к слепоте. Слёзы по новой наворачиваются на глаза, только Кио их больше не сдерживает и плачет. Плачет навзрыд, как плакала над разбитой коленкой, сжимает в кулачках тонкую футболку, вжимается в чужую грудь и плачет. Она так надеялась, что её зрение удастся выправить, и только неловкие поглаживания по голове, да ломаный голос, успокаивали дитя в её горе.
— Я вижу мир под одним углом, ты под другим. У тебя один глаз зрячий, у меня второй, глаз-глазница, хах, — нервный смешок, да, однако, столько теплоты ещё не знал его механический голос. — Мы с тобой, считай, видим за одного монстра, малышка. Кто знает, может этот монстр сможет увидеть в мире не только разрушения и потери, но и что-то действительно настоящее.
***
Встретив Кио следующим днём, Блу поразился, так она была весела и радостна, готовая покорять новые вершины. Решительная кроха, и как радуется душа за неё, не описать словами. Они провели вместе весь день, заражая позитивом всех вокруг. Родители Кио были, конечно, в некотором недоумении. Как их дочь за столь короткое время, так кардинально поменяла своё отношение к произошедшему? Но быстро подхватили общее настроение. Они вместе гуляли, веселились под весенними лучами солнца и играли.
И Блу уже не так беспокоит, что ему, выполняя свою работу стража «пока-ещё-не-почётной» должности, приходилось нарушать законы, которые призван защищать. Эррор быстро пронюхал, что буква закона для него многое значит, а потому не упускал возможности подтрунивать над ним. И всё же общаться с ним было легче, чем с Инком. Не всегда, но легче. Блу надеется, что нигде не спалился. Загадка его истинной работы должна остаться тайной для Эррора. От этого зависит успех будущих операций. Ведь останавливаться на достигнутом Блу не собирался.
Да, он и так много достиг: исполнение детской мечты, дружеские отношения с Эррором (пусть он так и не считал), успешное начало карьеры, но… Блу успел повстречать столько детей, которым реально нужна поддержка. Особенная поддержка. Особенных монстров.
— Запиши мой номер, — прогремело над головой. Блу дернулся всем телом, вырванный из размышлений, тем не менее знакомая манера общения не оставила сомнений, кто к нему подкрался. Только сказанное заставило приподнять надбровную дугу в удивлении. — Вместо того, чтобы портить моих кукол, звони мне, если что.
Зрачки в глазницах заискрились звёздами, а улыбка ослепила бы зрячего. Для Эррора это был высший знак доверия, Блу не сомневался, вот только сам Эррор с каждой секундой был всё более не в восторге от своей же затеи.
— Только заруби себе на носу, я в операторы не заделывался. «Оставайтесь на линии, ваш звонок очень важен для нас», — скривился он. — Нет. Будешь звонить по пустякам чаще, чем раз в никогда,
сотру, — пугающие нотки в голосе пробежались холодком по спине.
Но Блу почему-то был уверен, что такая участь ему не грозит, пусть и всё равно злоупотреблять доверием он точно не планировал.
***
— Блуберри из Саннедаута, отчёт мне о проделанной в этом месяце работе на стол.
— Какой отчёт?
Инк глубоко вдохнул и выдохнул, настроение у него было ни к чёрту, но отрываться на подчинённых не в его стиле, как бы смешно от этого не было. Ведь колкости должны идти из светлых побуждений, какой тогда в этом толк.
— Нам нужен письменный доклад о твоих «результатах». Ну, знаешь... Чем ты маялся? Чем страдал? — он поскрёб своё родимое пятно, задумываясь. — Если прямо — предоставь мне вольное сочинение. Прояви свои творческие навыки. Это так, для галочки.
Вольное сочинение? Творческие навыки?! Да у него ведь есть реальные результаты, которые Инку и не снились! Сейчас Блу напишет
такой отчёт, который уж точно впечатлит начальника!
Впечатлит-то да, но что он будет делать с этой информацией?..
Блу сидел над пустым листом уже к часу, припоминая, сколько раз Эррор ставил под сомнение его приоритеты, но оказывался, в конечном счёте, прав. Вся его работа была одним сплошным нарушением закона. А Инк очень строго его блюдёт. За его спиной лучше вообще не рыпаться. Кто знает к чему это может привести?
Пока Инк пробегал текст глазницами, Блу старался выглядеть невозмутимым.
— Ну, прогресс определённо есть, — прервал тишину Инк, тут же одарив своей фирменной улыбкой. — Не зацикливайся на этом особо. Не с первого же месяца результатов достигать, в следующем повезёт, — и подмигнул.
Как хорошо, что он не заподозрил абсолютно ничего. Блу с чистой-нечистой совестью оставил начальника в гордом одиночестве.
Отчёт у новенького вышел громоздкий, со сложно связанными предложениями, большим и длинным текстом, петляющими событиями. Почти сага с нехитрым сюжетом, где всё мёртвой петлёй закручено.
Хмыкнув, Инк расплылся в интригующем оскале:
—
Как интересно.
