Салочки

      Кабинет 471. На часах 18:00. У них было двадцать минут до того, как приедет опергруппа и заберёт Олесю с трупом. Они оба решили, что будет лучше, если никто не будет знать об их совместной работе. Михаил устало опустился на стул, наблюдая за тем, как Олеся бегала от парты до доски, прикрепляя фотографии. Первый снимок заставил бывшего следователя поморщиться, и он, дабы отдалить кошмарные минуты озвучивания дела, достал из внутреннего кармана пиджака потрёпанный временем чёрный блокнот с ручкой.       Блокнот – его личный помощник в годы службы. Могачёв не знал, почему никак не мог отделаться от этой книжки, но всегда носил её при себе, хотя и не записывал никакие планы и встречи. Это был талисман, напоминающий о тех кровавых временах, которые приходили к нему ночью в кошмарах, поднимая на ноги в пять утра. – Итак, – Олеся убрала упавшие пряди с лица и, подойдя к доске, принялась комментировать кучу фотографий, – всё это случилось тридцатого сентября примерно в час ночи. Девушка – Юлия Комарова – умерла от болевого шока. Впрочем, это даже не удивительно.       Она откашлялась, неловко указала на фотографию в центре доски: на вид лет семнадцать с каштановыми короткими вьющимися волосами. Точёные скулы, карие смеющиеся глаза и светящаяся улыбка.       Михаил на секунду прикрыл глаза, отгоняя похожих на неё призраков в сторону. Сколько таких молодых и жизнерадостных детей полегло – не пересчитать. И вот ещё одна в этот список, который никогда не закончит пополняться. – Кем она была? – Отличница на курсе журналистики в МГУ. Она поступила на бюджет, была старостой и самой лучшей в группе. Её друзья говорят, что она была душой компании, участвовала во всевозможных конкурсах, была отзывчивой и очень ответственной. В последнее время подруги, что снимали с ней квартиру, заметили, что по ночам она куда-то отлучалась с камерой, возвращаясь в час-два ночи. На вопросы о том, куда и зачем – никто не знал. Ей было девятнадцать лет. – Как её убили? – кашлянул Михаил, записывая детали в блокнот. Ручка скользнула по старым страницам, впечатывая каждую букву как в лист, так и в память. – Предположительно, ей был вколот некий наркотик, вид которого не внесён в нашу базу данных. Он обездвижил её, при этом оставляя в сознании. Если коротко: она всё видела, слышала и чувствовала, но закричать или пошевелиться никак не могла. – Кошмар, – вздохнул Могачёв, понимая, что такой случай – первый в его жизни. До этого дня убийцы, которые предпочитали оставлять жертву в сознании, делали это лишь для того, чтобы слышать крики, ощущать отпор жертвы. Чувствовать власть над таким, как он – вот для чего было их представление. Здесь же – совсем другой случай. – Так вот, – продолжила Олеся, – на лбу – круг с выколотым внутри 00:43. Предположительно, это было сделано профессионалом, поскольку работа очень аккуратная, без изъянов, так скажем. Глаза были выколоты предметом с зазубринами, поэтому… – она резко вздохнула и выдохнула. Он всё и так понял: жертва чувствовала невыносимые муки, которые невозможно описать никакими словами. – Поэтому мы тщательно осмотрели и поняли, что около уголков глаз была незаметная буква «з», написанная подводкой для глаз, которая была в сумочке у жертвы. Далее убийца перешёл ниже. Он не стал раздевать жертву, лишь обрезая ткань там, где был нужен доступ к коже. Сделан надрез в районе брюшной полости, который протянулся до сердца. И далее… – Если тебе нужно передохнуть – передохни, – Могачёв уже не мог смотреть на потуги юного следователя выглядеть холодно и говорить так, словно всё это её никак не трогало. – Нет, я смогу, – она закрыла глаза, вздохнула поглубже и начала говорить дальше. – Далее убийца вытащил примерно метр кишек, он явно мерил на глаз, свернул по типу телефонного провода и обмотал вокруг горла жертвы. Далее, отрезав примерно столько же, он проделал ту же самую работу, обмотав уже вокруг ног, по типу цепей или же оков. Когда мы исследовали ноги, то заметили, что той же подводкой жертвы был нанесён масонский шрифт. Его расшифровка такова: на левой ноге – «бумага», на правой – «бброшка». Именно с двумя буквами «б», и это явно не опечатка. Также перед жертвой лежали её части тела в последовательности: мочка левого уха, мочка правого уха, икра. Мои коллеги считают, что ко всему этому примешана масонская ложа. – Из-за шифра? – Да. Якобы девушка состояла в их ложе, поэтому так легко поступила на бюджет в МГУ. Многие считают, что по вечерам она ходила и копала на них информацию, мол, журналистка, все дела. А они, не простив такого предательства, так расправились с ней. – Но как я с этим связан? Ты же сказала, что какая-то доля сотрудников считает, что к этому примешан я. – Вы у нас идол на работе, – она смущённо опустила глаза, – поэтому есть люди, которые увлекались вашей техникой расследования. Они читали ваши дела, смотрели на ход расследований с методами и пытались повторить. – Вау, – Могачёв выдохнул, поражённый. «Неужели им там в отделе НАСТОЛЬКО нечем заняться?» – И что нашли? – Мой коллега, Стас, думает, что это всё связано с делом о лондонском социопате.       Михаил хмыкнул, скрестив руки на груди и откинувшись на спинку стула: – Вы настолько далеко ушли в поисках, что откопали мои самые первые дела?       Олеся потупила взгляд, несмело кивнув. – И почему же? – Нам особо никто не верит, потому что думают, что мы группа фанатиков, которая… – Меньше воды – больше фактов. Почему вы с коллегой считаете, что я замешен в том деле, которое кажется мне совсем незнакомым? – Части тела, – она взяла мел и стала выводить на доске большие буквы, – если мы возьмём по первой букве, то они выдадут некую аббревиатуру – МУ(л)МУ(п)И. Если мы уберём формальности, – она зачеркнула буквы в скобках и большие буквы У, – то получим ММИ – это ваши инициалы. – Тебе не кажется, что всё это притянуто за уши? – Послушайте дальше: вы помните дело о лондонском социопате?       Могачёв нахмурился. Он помнил, что убийца обожал обматывать горло жертв телефонными проводами. Михаил хоть и не помнил имени убийцы, зато запомнил его предысторию.       Когда-то его мать вышла замуж за англичанина и уехала с ним в Лондон. У них появился милый ребёнок, которого в школе постоянно просили поболтать на русском, которым он владел в совершенстве так же, как и английским.       После смерти отца от инсульта, они с матерью переехали назад на Родину. Ему было четырнадцать. В школе он стал любимчиком, лучшим среди лучших. Однако после, когда ему стукнуло двадцать, в его голове тоже что-то переключилось. Предположительно, это случилось из-за того, что его мать нашла себе вторую половину. Он отстранился, стал общаться с детьми в возрасте шестнадцати-восемнадцати лет.       Далее всё понятно: он обматывал вокруг их шеи телефонный провод и душил, смотря в глаза жертвы и упиваясь её слабостью. Он так и не был посажен: нашёл способ перерезать вены в камере. – Так причём же лондонский социопат? – Телефонная трубка – отсылка к телефонным кабинкам, как нам показалось. Да и к самому делу. Телефонная кабинка – сувенир в Лондоне. Время на лбу кажется нам отсылкой на время, то есть такой своеобразный циферблат. А если покопаться, можно узнать, что в 43 году был основан Лондон. Да и само масонство, шифр которого используется, произошло из Англии, а столица – Лондон. Всё это даёт отсылку на этот город, а Вы — единственный, кто сталкивался с чем-то, где упомянуты англичане. – Впрочем, если так подумать, то действительно что-то с чем-то вяжется. Но нужно больше точек соприкосновения. Вас много таких, кто поддерживает эту идею? – Пять человек. Остальные предпочли сослаться на масонскую ложу и отправить дело на самотёк. Мне кажется, им просто не хочется заморачиваться и думать над зацепками, которые убийца специально оставил для нас.       Могачёв фыркнул, соглашаясь с напарницей. «Всегда так было. Ничего не поменялось». – Предлагаю завтра собраться здесь же в это же время. Только приведи своих коллег. Нам нужно собрать всё, что вы думаете об этом деле и о том, что случилось сегодня. Больше фактов и информации, пока для меня всё размыто и туманно.       Глаза Олеси воинственно засверкали, и она тут же стала печатать что-то в телефоне. – А сейчас я незаметно уйду, пока ты будешь выслушивать начальство и всё, каждую деталь, запишешь и расскажешь завтра. – До свидания, и спасибо!       Уже дома мужчина понял, что нехотя принялся за старое и, что самое омерзительное, вошёл в кураж. Дело его заинтриговало, всколыхнув позабытые ощущения от работы следователем.       Однако он понял: всё это – ловушка для него. Каждый труп – хлебная крошка на пути к убийце. «Ничего больше не будет, как прежде. Не суждено мне, видимо, провести остаток жизни в роли обычного учителя социологии и политологии».