аберрация

Вскоре сгустились сумерки — виноградные сумерки, лиловые сумерки над мандариновыми рощами и нескончаемыми бахчами; солнце цвета давленого винограда, раненое солнце цвета красного бургундского; поля цвета любви и испанских тайн. (Джек Керуак. В дороге)

       Итан скучающим взглядом скользил по сосредоточенным лицам в конференц-зале, мелодично стучал подушечками пальцев по поверхности огромного овального стола из благородного дерева, стараясь расслышать в репликах акционеров, филантропов и юристов подходящий и разумный план дальнейшего управления Слоун-Кеттеринга. За последние три часа, спустя четыре чашки крепкого американо и пару-тройку сообщений о том, что ждать за дверью невыносимо, ни один из двадцати человек, занимавших мягкие сидения кожаных кресел, не сказал ничего вразумительного.        Итан перевел взгляд на пустое пространство внутри стола, на глиняные горшки с гортензиями, на белый экран на противоположной стене и устало вздохнул, вытягивая из открытой пачки сигарету — сжимая фильтр губами, щелкая крышкой бензиновой зажигалки, проводя подушечкой большого пальца по кремню, жадно затянулся и, откидываясь на спинку кресла, выпустил густой столп туманного дыма под потолок. Бесполезные споры мужчин и женщин на мгновение остановились — пытливые глаза уставились на нарушителя общественного порядка Слоун-Кеттеринга, демонстрируя удивленные и одновременно вопрошающие лица.        — Продолжайте, вы мне не мешаете, — равнодушно сказал Итан, сбрасывая столбик пепла в пустую кофейную чашку, и закинул ногу на ногу. — Когда разговоры о необходимости кофейных автоматов и их численности в коридорах подойдут к логическому завершению, переходите к комплексному обеду в кафетерии, а там — кто знает? — может и до увеличения бюджета на одноразовые перчатки доберетесь к полуночи. Не спешите — обдумывайте все тщательно и даже не переживайте из-за трехсот пациентов, которые прямо сейчас борются за свою жизнь. Подумаешь? Умрут и умрут — хуй с ними. Здесь же решаются вопросы посерьезнее.        — Вы уволили половину штата, — прошипела Никки Мэннинг, — не думая о том, какие финансовые проблемы это за собой понесет! Это не компьютерная игра, доктор Абрамсон, здесь чит-код на деньги не введешь при всем желании!        — Пока половину штата, — поправил Итан, выдыхая дым ровными кольцами, — в понедельник пройдет вторая волна увольнений. Скажу даже больше: семьдесят процентов, сидящих сейчас за столом, могут уже сегодня искать новую работу.        — Это все наши инвесторы! Наши спонсоры! Наши юристы!        — Юристы и спонсоры могут подняться из-за стола и пройти туда, — серьезно сказал Итан, указывая рукой на дверь, — в ваших услугах мы больше не нуждаемся. С компанией FideLis мы тоже разрываем контракт. А почему такие удивленные взгляды? Разве вы мало заработали на страховании жизни наших пациентов? Сколько за последний год? Семь миллионов долларов? И что дали взамен? Страховку, в которую даже операция по удалению аппендицита не входит? Вон из-за стола, пока я не швырнул в ваши алчные лица ебанную чашку.        — Господи Боже, — прошептала Никки, с ужасом смотря за тем, как из-за стола поднимались раскрасневшиеся от гнева мужчины и женщины. — Что вы делаете, доктор Абрамсон? Хотите оставить нас банкротами?        — Да, — ответил Итан, поднимаясь из-за стола, и вжал ладонью переключатель света в стене, — больше ни один грязный доллар не пройдет через нашу бухгалтерию. Прошу обратить внимание на экран — да, дамы и господа, перед вами Слоун-Кеттеринг нового поколения.        Никки восторженно ахнула, рассматривая быстросменяемые кадры презентации, возбужденно заерзала на сидении кресла, на автопилоте вытащила из пачки Итана сигарету и, щелкнув зажигалкой, жадно затянулась, хотя прежде никогда не была замечена за курением. Слоун-Кеттеринг нового поколения выглядел впечатляюще и роскошно: отремонтирован по последнему слову дизайнерского гения, наполнен новейшим медицинским оборудованием, просторными кабинетами для химиотерапии и палатами для пациентов, имел подходящий по размерам и функциональности кафетерий, комнаты отдыха, собственную лабораторию с лучшим техническим оснащением, четыре операционных, помещение под личный морг, аудитории для лекций и семинаров и даже лужайку на заднем дворе с каменной плиткой и внушительным садом.        — Далее, — сказал Итан, щелкая кнопками на пульте и демонстрируя на экране анкеты с фотографиями и послужным списком, — наши новые сотрудники — лучшие в своем деле: три новых хирурга, два радиолога, пластический хирург, маммолог, лимфолог, нейрохирург, колопроктолог, гинеколог, уролог, психотерапевт, травматолог, патологоанатом, четыре квалифицированных химиотерапевта, десять новых медсестер — на этом пока все, найдете чит-код на деньги, сообщите.        — Вы серьезно, доктор Абрамсон? — спросил пораженный Патрик Морис, стараясь с видимым трудом оторвать взгляд от экрана и перевести на Итана. — Как? Когда? На какие деньги мы сделаем прекрасного лебедя из нашего гадкого утенка?        — Деньги у нас есть — на ремонт хватит месяца, — серьезно ответил Итан, печатая сообщение и убирая в карман зауженных черных брюк телефон. — Мне очень жаль, но закрывать отделения Слоун-Кеттеринга придется постепенно — сейчас мы оставляем только амбулаторию, кабинет химиотерапии и несколько палат для тяжело-больных пациентов. Если вдруг у кого-нибудь из вас есть знакомые строители, планировщики, дизайнеры любых отраслей, то я с удовольствием выслушаю предложения. Полагаю, сейчас вы думаете о том, что все это — слишком громко и пафосно, но, гарантирую, уже к началу лета жители города будут иметь лучший онкологический центр. Поймите одну вещь: у нас серьезная работа, которая требует самых лучших условий и высококвалифицированного персонала. Кстати, бухгалтер тоже уволен.        — И где мы найдем нового? — рассеянно спросил Джон Обри, один из немногих оставшихся хирургов с весомым послужным списком к тридцати годам — поправив вьющиеся темные волосы и проведя ладонью по левой щеке с большой медведицей из родинок. — Я двумя руками за перемены и пиздец как рад, что меня еще не выставили за дверь со всеми остальными, но кто пойдет к нам работать за столь мизерную зарплату? Старик Майкл конечно слеповат и глуховат, но хреново работал практически за еду и рецепт на медицинскую марихуану.        — Диплом бухгалтера настолько принципиален? Нам нужен человек, любящий математику также фанатично, как мы — медицину. И такой человек, к счастью, у нас есть.        — Ух ты, — восторженно сказал Джон, откинувшись на спинку кресла, — делаю ставку, что это типичный бухгалтер в засаленном костюме и с клацающим зубным протезом.        — Ты проиграл, — раздался голос из коридора, — надеюсь, ты, амиго, не диагност, иначе придется открывать не онкологический центр нового поколения, а самый настоящий примитивный морг.        — А кто разработал проект? — удивленно и восторженно спросила Никки, надеясь различить в коридоре обладателя приятного высокого голоса с британским акцентом. — Сколько это все обошлось? Сколько это все вообще обойдется?        — Дэнни разработал. Бесплатно. Еще один неоднозначный взгляд в его сторону — уволю, — спокойно ответил Итан и улыбнулся, когда ручка двери повернулась. — А обойдется… мистер Мур, ваши предположения?        — Очень спорный вопрос, — нерешительно начал Артур и, глубоко вздохнув, поправил на переносице очки в широкой черной оправе. — Шучу, конечно — все элементарно. Я изучил бухгалтерию за последнее десятилетие, чудом не ослеп от потока несуразного барахла, но все же докопался до истины, — расстегнув пуговицу на ярко-розовом пиджаке, вытянул из-за книжного шкафа доску-мольберт и, сняв колпачок с маркера зубами, принялся расписывать формулы и цифры, молниеносно притягивая к себе серьезно-сосредоточенное внимание. — Начнем со статистики трат и доходов, позже перейдем к возможности сбыта непригодного для нас оборудования в государственные клиники и открытия трастового фонда имени Питера Френча.        — Это наш новый бухгалтер? Мальчик с обложки? — шепотом спросила Никки, уставившись на Артура, словно он был не человеком, а произведением искусства. — Он же практически ребенок.        — Ему исполнился двадцать один год в конце апреля, — сказал Итан, вытягивая из пачки новую сигарету. — Важен не возраст, а талант к математике, доведенная до абсолюта ответственность и работоспособность. Он — отличный парень, поэтому перестаньте разглядывать его с повышенным уровнем критики, отбросьте предубеждения и просто послушайте, как грамотно он выстраивает мысль и насколько доходчиво доносит информацию до людей, которые не всегда способны посчитать сдачу в кафетерии. Того парня видите? — продолжил, указывая кончиком зажженной сигареты на дверь. — Тот, что глаза закатывает каждый раз, когда слышит незнакомый математический термин. Грант Миллер — наш юрист. Обижать категорически запрещено. Нашел пациентам новую страховую компанию за полчаса и три телефонных звонка. Дипломированный, кстати, юрист. Выступает в судах, состоит в коллегии, его отец, самый известный застройщик Нью-Йорка — наш спонсор.        — Где ты их нашел? — поражено спросила Никки, накручивая на указательный палец прядь светлых волос. — Красивые, молодые, талантливые… это какой-то закрытый клуб? Женщин принимают?        — Принимают, — ответил Итан, тихо рассмеявшись, — если они не путаются под ногами и не сверлят взглядом всё и всех подряд. Я не предлагаю работать на меня и слепо слушать каждое слово, вежливо кивая. Предлагаю работу в команде — объективную, разумную, выгодную исключительно всем. Честность — залог всему.        — По рукам, — сказала Никки, скользя заинтересованным взглядом по доске-планшету. — Всегда хотела спросить: ты будешь тем самым серьезным боссом, который запрещает отношения между коллегами, вводит дресс-код и заставляет работать двадцать четыре часа в сутки?        — Ненавижу, когда лезут в мою личную жизнь, поэтому сам не лезу в чужие. На дресс-код плевать ровно до момента, пока на людях есть одежда, закрывающая хотя бы пятьдесят процентов тела. Работать двадцать четыре часа в сутки? Я так четыре года отработал и, поверь, не пожелаю подобного никому. Джону ты, кстати, нравишься, если тебя интересовал ответ только на первый вопрос.        — Что? — удивленно спросила Никки, от чего голос повысился на октаву. — Вовсе нет, просто спросила — для общего развития.        — Ложь я принимаю только один раз — ну, это так, для общего развития.        — Ну, что думаете? — спросил Артур, стирая выступивший на лбу пот тыльной стороной ладони. Огромная доска-планшет за спиной была исписана вдоль и поперек ровным, округлым почерком — важные числа подчеркнуты двойной параллельной линией, а сумма, обнятая ровным овалом, призывала раскошелиться на семь миллионов долларов дополнительно. — Впечатляет?        — Да, ты неотразим, — согласился Итан, затушив сигарету в чашке, и поднялся из-за стола. — Ну что, дамы и господа, семь миллионов — пустяк от первоначальных тридцати пяти, не правда ли? Предлагайте варианты.        — Взять достойного, кристально-чистого инвестора из здравоохранения, связаться с Джимми Картером и попросить финансовой поддержки, отправить запрос в компанию Apple, написать Трампу, — говорил Грант, загибая пальцы после каждого озвученного варианта. — Всегда есть благодарные бывшие пациенты — откроем фонд помощи Слоун-Кеттерингу и тогда каждый житель Нью-Йорка сможет внести как минимум доллар.        — Джимми Картер?! Побойся Бога! Нас уничтожат за его политическую карьеру и, возможно, вознесут за миротворческую деятельность — спорно, очень спорно, — серьезно сказал Артур, усаживаясь в пустое кресло рядом с Итаном, и важно закинул ногу на ногу. — Apple — интересно. Трамп и фонд помощи — jodidamente bien.        — Благодарю, — ответил Грант, отталкиваясь от дверной рамы, к которой все прошедшее время прижимался лопатками, демонстрируя величие и стать роста — скрестив руки на груди, меря шагами пустое пространство конференц-зала, скользил взглядом по потолку, мелодично стуча пальцами по согнутым локтям. — Фонд — самое оптимальное и разумное, учитывая сегодняшний день и составленный еще месяц назад план.        — Месяц назад? — спросила Никки, повернувшись к Итану лицом. — Кто-нибудь из центра был в курсе?        — Все могло сорваться в последний момент, — просто ответил Итан, кивая Гранту и собственным мыслям одновременно, — а я очень не люблю проигрывать из-за собственной глупости и неосмотрительности. Кому нужен главврач, слова которого расходятся с делом? Ты опоздал.        — Осматривал владения, настраивал технику, подключал колонки, составлял новый плейлист, — сперва в зал проник густой туман ароматного черничного дыма-пара, а уже после вошел Коул, приподнимая до локтей рукава черной толстовки с изображением афиши фильма «Психо» на груди и поправляя съехавший на одну сторону капюшон. — Зовите меня Коул. И да, этот красавчик виноват в том, что я ушел с места ведущего судмедэксперта в криминалистической лаборатории.        — Я тоже тебя люблю, — ответил Итан, подмигивая и улыбаясь.        — Господи Боже, — выдохнула Никки, скользя взглядом по татуировке Коула на правой руке и черным туннелям в ушах. — Я — одинокая женщина, а здесь столько сногсшибательного тестостерона. Это же — рай и ад одновременно.        Итан звонко рассмеялся, согласно кивая и вынимая из пачки новую сигарету. Склоняясь над креслом во главе стола, упираясь ладонью в спинку, довольным взглядом обвел каждого человека в конференц-зале. Вот он — Слоун-Кеттеринг нового поколения. Обновленный, молодой, горячий и жадный до работы штаб сотрудников, новое оборудование, которое начнет прибывать к шести вечера, ремонтные работы, вступившие в силу еще час назад и полный список вылеченных Итаном благодарных пациентов, поддержавших сумасшедшую идею разрушить все до основания и воздвигнуть новое, смелое — на века.        — Новые сотрудники приедут на следующей неделе, поэтому, дамы и господа, как будем распределять триста двенадцать пациентов на четверых все это время?        — Готов принять пару десятков, — ответил Коул, прижимаясь спиной к стене рядом с репродукцией картины Рембрандта «Урок анатомии доктора Тульпа», — я тысячу раз видел тебя за работой — не сложнее, чем вскрывать трупы.        — Предположим, — сказал Итан, рассмеявшись, — осталось всего двести девяносто.        — Две сотни отправляем домой — в основном первая и вторая стадия рака, постоянное наблюдение им не нужно… кафетерий разгромлен, старое оборудование вывезено на семьдесят процентов, двери и оконные рамы сняты с петель, а на меня лучше не смотреть, чтобы окончательно не потерять аппетит, — проговорил Дэнни, стирая мокрым вафельным полотенцем грязевые разводы цемента и строительной пыли с лица, рук и шеи.        — Quiero tener un hijo contigo, — сказал Артур, звонко рассмеявшись, и улыбнулся, когда Итан прокатил до его руки кофейную чашку. — Серьезно, Дэнни, ты просто лапочка.        — Сделаю вид, что не смотрю испанские сериалы и фильмы в оригинале, — ответил Дэнни, закатывая глаза, и достал из кармана синих джинсов забрызганных краской и грязью вибрирующий телефон. — Хотя нет, передам эту новость нашему дипломированному криэйтору, который последние двое суток договаривается с заказчиками, подключая все природное обаяние — думаю, он будет в восторге.        — ¿De verdad no puedo pegarle? — спросил Артур, запрокидывая голову и смотря на Итана — тот отрицательно покачал головой. — ¡Infringe mis derechos!        Дэнни устало выдохнул, параллельно отвечая на звонок и отвешивая Артуру подзатыльник, и подошел к Итану, жалобно прося ключи от кабинета, душевой и шкафа с чистой одеждой одновременно.        За месяц кропотливо-продуманной работы над проектом по благоустройству Слоун-Кеттеринга не осталось практически никаких сил на споры, разговоры, здоровый сон — со всем этим пришлось попрощаться, как и с уютной кроватью дома. За две недели, без выходных и перерывов на обед, Дэнни, расположившись на полу в кабинете, израсходовал двенадцать карандашей, огромную упаковку ватманов, заполнил оперативную память графического планшета трижды, но создал настоящий шедевр — пускай, и с нервными срывами, эмоциональной истощенностью, приобретением синевы под глазами и потерей семи килограммов мышечной массы. Пришлось забыть о утренних двухчасовых пробежках, о приготовлении ужина, о подготовке к поступлению в институт Пратта, о пациентах и о жизни в целом — сил хватало только на несколько часов сна на диване в кабинете, на полу с декоративной подушкой или на неудобной кровати в свободных палатах, пропахших насквозь дезинфекцией и химиотерапией.        Единственное, что приобрел Дэнни, помимо опыта и практически готового портфолио архитектора, крепкие и прочные отношения с Итаном. Поначалу страх того, что все разрушится из-за стресса и нервов, пугал до онемения, но шли часы, дни, недели и все не только оставалось на нужном уровне, но и приумножалось в геометрической прогрессии. Каждый взгляд, жест, секундное мимолетное прикосновение, крепкое объятие, необходимый поцелуй — все это выбивало почву из-под ног, позволяя кружить в небесах счастья, любви и эйфории.        — Замок западает, — сказал Итан, указывая взглядом на дверь. — Коул, распределишь пациентов и обязанности на ближайшую неделю?        — Без проблем, — ответил Коул, ловко поймав брошенный Артуром маркер. — Ненавижу живых людей, поэтому сидите тихо — постараюсь представить, что нахожусь на борту самолета с трупами. Серьезно, всем заткнуться. Дышать можно, но тихо.        Западает замок, конечно, думал Дэнни, наблюдая за тем, как легко и просто Итан провернул ключ на три оборота. Когда дверь распахнулась, тепло солнечного мая смешалось с ароматом свежего воздуха из открытых настежь окон и садовых пионов в широкой круглой вазе на столе, Дэнни удивленно моргнул, входя в идеально-чистый, практический стерильный кабинет, который последний месяц больше напоминал город, брошенный жителями, после бомбежки. На мгновение он почувствовал себя героем банального сериала тематики зомби-апокалипсиса, — в грязной одежде, пропахшей насквозь цементом, пылью, красками и растворителями, — который наконец-то добрался до цивилизации после долгих десятилетий скитаний.        — Я выгляжу отвратительно, — грустно сказал Дэнни, прижимаясь лопатками к закрытой двери и пряча руками лицо, — не смотри на меня.        — Ты всегда выглядишь прекрасно, — спокойно ответил Итан, бросая связку ключей на диван — устроившись на краю подоконника, сомкнул губами сигаретный фильтр и щелкнул зажигалкой, — иди сюда.        — Нет-нет-нет, мне срочно нужно в душ, — бормотал Дэнни, стараясь стянуть с плеч джинсовую куртку, изуродованную грязевыми разводами. Он точно знал, что стоит встряхнуть головой, как сразу поднимется облако цементной и строительной пыли, а с волос посыпется деревянная стружка дверных и оконных рам. Все это вгоняло в состояние подавленности, обреченности и совсем немного ярости. Странный азарт и желание идти в бой в первых рядах возвращали во времена старшей школы, на футбольное поле в звании капитана, придавая уверенности в собственных силах. — У нас есть свободная цистерна антибактериального жидкого мыла? А шланг как в сериальных тюрьмах есть? Не смейся, мне страшно сделать шаг вперед от осознания того, сколько грязи у меня на подошвах.        — Твои опасения вполне разумны, — согласился Итан, выбрасывая полуистлевшую сигарету в открытое окно, и снял пиджак. — Стой где стоишь, — выложив из карманов брюк телефон, дозиметр радиации, пачку сигарет и зажигалку, Итан подошел к Дэнни и, мягко поцеловав в губы, крепко обнял за талию, отрывая от пола.        — Рубашка белая, — пробурчал Дэнни, — я вчера стирал ее вручную, полчаса гладил, про брюки вообще молчу…        — Ты в душ хочешь или нет?        Дэнни притворно-недовольно выдохнул, стягивая кеды, скрещивая ноги в щиколотках на талии Итана, и бросил телефон на лежавшую на полу куртку. Я тебя больше всего на свете люблю, но стирать вещи будешь сам. Буду, спокойно ответил Итан, открывая дверь душевой комнаты — проходя к кабине и придерживая Дэнни за талию одной рукой, повернул разом оба вентиля, сейчас.        — Чт… — не успел толком возмутиться Дэнни, как вода из огромной прямоугольной душевой насадки обрушилась стеной на голову, словно ливень в жаркий летний день, смывая строительную пыль с волос и лица. — В одежде? — изумленно и даже восторженно спросил, задерживая дыхания от непреодолимого желания и возбуждения, когда ладони Итана одновременно нежно и крепко обхватили лицо. — Ты сумасшедший, — одежда облепляла тела, от чего градус страсти и похоти только повышался. Дэнни терялся от ощущений — казалось, огонь был везде: в воздухе, в воде, в запотевших стенках кабинки, в губах и от тела Итана — так много, что кружилась голова и колени подгибались от восторга. Каждое движение, прикосновение, поцелуй, вдох и выдох ощущались настолько ярко и живо, словно весь мир сосредоточился в пространстве душевой кабины и теперь обрушивался напалмом на оболочку усталости, потраченных нервных клеток и морального истощения, разрушая вдребезги. — Совещание точно закончилось? — дрожащим голосом спросил Дэнни, расстегивая ремень на брюках Итана. — Дверь закрыта? Никто не войдет, не проломит стену?        — Заткнись, — ласково сказал Итан, стягивая с Дэнни футболку, и бесцеремонно бросил в ноги, — пока я не нашел твоему рту другое применение.        Через приглушенный свет маленьких лампочек душевой комнаты и запотевшие стенки от непрекращающегося водопада горячей воды в кабинку практически не проникало ощущение цвета. Вся гамма, заметил Дэнни, исчезла — остался только черный кафель и белый свет, мягко рассеивающийся с потолка, погружая пространство практически в непроглядный серый туман. Я вижу мир твоими глазами, прошептал Дэнни через шумный выдох в губы Итана, спасибо за то, что показал.        За последний месяц, говоря откровенно, больше всего не хватало близости. Не сексуальной, как казалось изначально, а простой — человеческой. Не хватало уединения, спокойствия, тишины, общего темпа сердечного ритма, звука расслабленного дыхания и даже момента утреннего пробуждения через сигнал будильника и тихий шепот: Открой глаза и улыбнись. Этот мир твой. Гарантийных талонов нет — вернуть нельзя. Не хватало совместных завтраков, которые — кровать не предназначена для еды, Дэнни! — проходили исключительно в кухне, суматошно, на ногах, обжигая пальцы блинчиками и чашками с чаем и кофе. Не хватало совместных поездок на машине, которые — ради Бога, переключи эту попсу, пока я не вышвырнул приемник в окно! — казались такими личными и необходимыми: непременно держась за руки и обмениваясь короткими поцелуями на красных сигналах светофора. Не хватало совместных вечерних прогулок по улицам Нью-Йорка, которые — к черту закат, ты красивее, — отвлекали от повседневной суеты на работе.        — С ума сойти, — выдохнул Дэнни, стоя перед огромным зеркалом в душевой комнате, упираясь ладонью в край раковины и стараясь удержать фен дрожащими пальцами. — Я конечно тоже скучал, но чтобы так…        — Ты тоже неплохо постарался, — ответил Итан, надевая футболку, и набросил на плечи черную косуху. — Сегодня ночуем дома?        — Разве сегодня нет сеанса с Артуром?        — Есть, но не со мной, — сказал Итан, забирая фен и разворачивая Дэнни к себе лицом. — В тир он поедет с Эшли.        — Будет непросто, — ответил Дэнни, прикрывая глаза от потока теплого воздуха по лицу и волосам. — Я понимаю, врачебная тайна, но… успехи есть?        — По кофеинофагии или гоплофобии? — уточнил Итан, расчесывая волосы Дэнни пальцами. — Успехи есть — до полного выздоровления еще долго, но мы движемся.        — Мы, — пробурчал Дэнни, прижимаясь поясницей к раковине. — Я вижу, как он на тебя посматривает.        — Как? Похотливо? Развязно? Глазами раздевает?        — Ты тоже это видишь?!        — Я шучу, Дэнни. Я — лучший друг его парня и лечащий врач в одном флаконе — он смотрит на меня обычно.        — Ну-ну, — сказал Дэнни, стараясь на ощупь попасть язычком ремня в отверстие и затянуть потуже, чтобы черные джинсы с прорезями на коленях не свалились по дороге к кабинету. — Джон тоже смотрит.        — На Никки, — ответил Итан, вытаскивая вилку из розетки, и убрал фен на полку. — Она всегда сидит с правой стороны, присмотрись в следующий раз. Ну, или у него глаза косят — одно из двух.        — Она, кстати, на тебя тоже смотрит, — пробурчал Дэнни, расправляя черно-белый свитер свободного кроя, принтом имитирующим американский флаг.        — Твоя ревность до невозможного милая, — улыбнувшись, ответил Итан, убирая цепочку с золотым кулоном орла за горловину футболки, и надел очки, — пока не переходит в стадию паранойи.        — Я не параноик, — возмутился Дэнни, скрещивая руки на груди, и театрально закатил глаза. — Просто весь последний месяц я выгляжу как потасканный мальчик-попрошайка: под ногтями цемент, который не вымывается, корни отрасли на четыре сантиметра, синяки под глазами и содранная кожа на ладонях — не смейся, я чувствую себя неуверенно и крайне непривлекательно. Еще пара таких дней, и ты на меня вообще перестанешь обращать внимание.        — Для меня ты привлекательный даже в пыли и грязи, даже после утренних пробежек, даже в замученном и сонном состоянии, — честно ответил Итан, оглаживая подушечкой большого пальца выступающую скулу Дэнни. — Если тебе некомфортно, сходи в салон — возьми с собой Артура, он кажется во всем этом разбирается на уровне эксперта.        — Его и так стало слишком много в нашей жизни. Я не был к этому готов, — нервно проговорил Дэнни, комкая пальцами края футболки Итана. — Я буквально в панике.        Слишком внезапно и неожиданно на Дэнни обрушилось прошлое, как огромный снежный ком, увеличивающийся в размерах каждую долю секунд. Говоря откровенно, Дэнни элементарно не был к этому готов — да, он знал о том, что Итан дружит с Грантом, но то, что Эшли встречается с тем самым Артуром — буквально повергло в шок. Совершенно не укладывалось в голове, банально не сочеталось, даже не верилось. Увидев их вместе в первый раз, буквально остолбенел — они выглядели странно, до ужаса похоже друг на друга и внешне, и по темпераменту, но если Эшли Стейнбека Дэнни всем сердцем любил, то Артура считал бомбой замедленного действия — чрезмерная дружелюбность выводила из себя первую неделю приторно-сладкого общения, Артура было буквально не заткнуть: неоднозначные вопросы сыпались словно из рога изобилия, от чего Дэнни терялся, спешно переводил тему и искренне старался научиться умению жестом или взглядом затыкать собеседника. На вторую неделю, слава старым и новым Богам, Артур отстал, очевидно понимая, что подобным напором вершину в виде Дэнни просто-напросто не взять.        — Он — твой друг.        — У меня нет друзей, — пробурчал Дэнни, заводя руки за спину, и обхватил пальцами края раковины, — а эти призраки из прошлого ничего обо мне даже не знают.        — А ты позволял им себя узнать? — спросил Итан, снимая очки и склоняя голову набок. — Грант рассказывал, что писал и звонил постоянно, а ты не отвечал.        — Я не люблю общаться с людьми, — сказал Дэнни, театрально закатывая глаза и фыркая, — с трудом терплю даже твою болтовню.        — Слава Богу, всегда казалось, что у меня мерзкий голос, а теперь — знаю это наверняка.        — Не говори глупости, я люблю твой голос даже на шипящих записях с конференций… блядь, — произнес Дэнни, проведя ладонью по лицу, — ты ничего не слышал.        — Ты слушаешь мои лекции и выступления? Зачем?        Дэнни рассеянно развел руки в стороны и пожал плечами. Зачем? Какой ответ подобрать лучше? Я хочу посвятить жизнь онкологии и помощи людям? Ты — мой герой? Архитектура не делает меня настолько счастливым, как медицина? Я хочу понимать, о чем ты говоришь, и поддерживать разговор?        — Не знаю, расслабляет, — ответил Дэнни, приподнимаясь на носочки, и нежно поцеловал Итана в уголок губ. — Люблю, когда ты постоянно рядом — мне так комфортнее.        — Это самое милое, что я когда-либо слышал, — сказал Итан, крепко обнимая Дэнни за плечи, и прижал максимально близко к себе. — Перенесу сеанс с тиром на завтра, а сегодня прогуляйся с Артуром — возьми машину, если хочешь.        — Сегодня? Первый относительно спокойный день за последний месяц, — расстроенно выдохнул Дэнни, сцепляя пальцы в замок на пояснице Итана, — думал, что проведу его вместе с тобой, а не с болтливым исчадием ада.        — У меня еще одно совещание, плюс обход тридцати пациентов, а тебе нужно непременно отдохнуть и набраться сил.        — С Артуром? О да-а, с ним наберешься сил, — ответил Дэнни, — будет феерично.        — Ты справишься, — серьезно сказал Итан, обхватывая ладонями лицо Дэнни. — Сейчас я задам тебе самый важный вопрос и попрошу ответить предельно честно: помнишь расположение газа и тормоза?        — Помню, — ответил Дэнни, тихо рассмеявшись в губы Итана, — но спасибо за важный вопрос.        — Пожалуйста, — сказал Итан — вытягивая из заднего кармана джинсов бумажник, извлек двадцатку, а все остальное отдал Дэнни. — Повеселись за нас обоих.        — У меня есть деньги, — пробормотал Дэнни, уставившись на бумажник. — Я так не могу. Мне иначе воспитывали. Я не буду брать деньги, которые достаются невероятно-сложной работой. Я не буду тратить твои деньги — правда, не буду.        — Мои не будешь, — согласился Итан, целуя Дэнни в уголок губ. — Это наши — трать на что хочешь. Не увижу операций по счету, сильно расстроюсь.        — Серьезно? Ты ставишь меня в ужасное положение — ладно, чтобы тебя не расстраивать, куплю продукты домой.        — Нет, потратишь только на себя, — строго сказал Итан, — на платиновой тысяч двести, на красной около сотни — хватит?        — На что? На остров? На…        — У меня совещание, — серьезно сказал Итан, вкладывая бумажник в руку Дэнни, и передал ключи, — встретимся дома, веди себя хорошо, не поцарапай машину. И помни: ты — мой повод быть лучше.        Дэнни изумленно уставился сперва в спину Итана, а секундой позже — в закрытую дверь. В течение последнего месяца с завидной постоянностью с губ Итана слетали непривычные, странно-звучащие именно от него слова и фразы, вызывающие буйство мурашек, пробегающих по позвоночнику — чувство эйфории и пустоты одновременно. Для того, чтобы уйти не придумывалась причина — Итан просто разворачивался на пятках, закрывал за собой дверь и оставлял Дэнни в одиночестве, вынуждая раз за разом прокручивать в голове услышанное.        — Дэнни, ты там? — спросил Артур, стуча костяшками пальцев по двери. — Итан сказал, что ты меня искал.        — Да, я сейчас выйду, — ответил Дэнни, проведя ладонями по лицу и тщательно растирая кончиками пальцев покрасневшие слезящиеся глаза. — Поедешь со мной в салон красоты?        — Ох, — восторженно сказал Артур, бесцеремонно открывая дверь душевой. — Ты плачешь? Мне уйти?        — Нет, — быстро ответил Дэнни, разворачиваясь к раковине, поднимая вентиль с ледяной водой ребром ладони и умывая лицо. — В глаз что-то попало. Пыль, цемент, прочее барахло.        — Предположим, — неоднозначно проговорил Артур, просматривая распечатанные графики на папке-планшете и кривя лицо. — Дэнни, я знаю, что до звания лучших друзей нам еще далеко, но мы через многое вместе…        — Замолчи, — перебил Дэнни и сделал несколько глубоких вдохов. — Не хочу это обсуждать, вспоминать, слышать — не сейчас и, возможно, никогда. Я только в феврале начал жить и ты не посмеешь вернуть меня во времена тотального одиночества, страха и депрессии. Что ты хочешь? Устроиться за бутылкой вина и поплакать о том, насколько оба были слепы, когда связались с Тейлором? У нас разные ситуации, Артур — я ушел, как только понял, к чему все идет, а ты терпел это дерьмо и просил добавки. Я не могу тебя понять. Ты не можешь понять меня. Я помню его эпизодами, вспышками, блядским двадцать пятым кадром, а ты — полностью, детально, словно он даже сейчас перед тобой стоит. Почему? Почему ты не можешь быть просто счастливым человеком?!        — Я не знаю, — ответил Артур, закрывая дверь, и прижался к ней лопатками — пальцы стиснули края папки-планшета с удвоенной силой, от чего костяшки побелели. — Мне страшно. Страшно все проебать. Я, блядь, больше жизни люблю Эшли, но где-то в голове мерзкий голос повторят из раза в раз, что счастье — не то, что мне нужно.        Дэнни молчал, сверля взглядом Артура через отражение в зеркале, и искренне не понимал, как можно думать и тем более произносить вслух подобные вещи? Как можно жить в прошлом, когда рядом, только руку протяни, есть феноменальное настоящее?        — Я возненавижу тебя, если сделаешь ему больно, — серьезно сказал Дэнни, медленно выдыхая скопившийся в легких воздух. — Пусть это ничего не значит, но я искренне пожалею о том, что тогда, там в лагере, помог спасти твою жизнь. Ты казался мне сильным, стойким, олицетворением непотопляемости… прошу, не заставляй меня пожалеть.        — Помоги мне, — с мольбой в голосе произнес Артур, закрывая лицо папкой и жадно втягивая носом воздух. — Мне нужен друг — человек, который всегда скажет правду, который врежет по лицу в момент, когда мысли зайдут не туда, который встряхнет за плечи и скажет: приди в себя, включи голову, соберись.        — Видимо, все очень плохо, раз ты просишь помощи у меня, — без тени сарказма сказал Дэнни, выключая воду, поворачиваясь и вытирая руки полотенцем. — Хорошо, давай попробуем.        — Правда?        — Да, но я не позволю вернуть себя в состояние паники, страха и стресса. Если у нас есть хотя бы одна общая тема, помимо прошлого, можем попытаться подружиться. Говорю сразу: я не умею дружить и, наверное, уже не научусь.        — Зато ты честный, — ответил Артур, — и почему-то веришь в меня в те моменты, когда даже я не верю.        — Давай без лишних соплей, — сказал Дэнни, театрально закатывая глаза, и улыбнулся. — Ну что, эксперт, поедешь со мной?        — На пароме к счастью? — спросил Артур, проходя вперед, и с задумчивым видом перебрал пальцами волосы Дэнни, — ты, кстати, все равно красивый. Даже когда выглядишь хреново и устало, даже с отросшими корнями и покрасневшими глазами.        — Сомнительный комплимент, но спасибо, — ответил Дэнни, вытягивая из кармана джинсов ключи от машины. — Парома нет — к счастью поедем на Бэтмобиле.        — Звучит шикарно, — признал Артур, снимая очки, складывая душки и убирая в нагрудный карман пиджака. — Ты видел новый персонал?        — На фотографиях и онлайн-собеседовании, — ответил Дэнни, закрывая дверь душевой, и кивнул в сторону коридора. — Брайан Оуэн — двадцатипятилетний пластический хирург — окончил Стэнфордский университет в двадцать четыре, получил звание настоящей легенды штата Калифорния. Красивый — Эшли точно понравится. Адонис Сименон — тридцатилетний химиотерапевт — окончил университет Дьюка с отличием по всем дисциплинам, выходец из Сенегала. Роскошный по всем внешним параметрам — Эшли точно понравится. Бингвен Ли — двадцатисемилетний лимфолог — окончил Пекинский университет с отличием. Демонически-привлекательный — Эшли точно понравится. Джордан Кеннеди — тридцатидвухлетний хирург от бога — блестяще окончил университет Сорбонны. Обладатель кошачих глаз и невероятного французского — Эшли точно понравится. Коллин Перри — двадцатитрехлетний маммолог — окончил университет Лиссабона в двадцать лет. Андрогинная, изящная, хрупкая внешность — Эшли точно понравится. Роберт Гарднер — тридцатилетний хирург — окончил университет Базеля в Швейцарии, конкурентноспособный до умопомрачения, проигрывать не умеет на клеточном уровне, интроверт до мозга костей. Изящные пальцы, светлые волосы по плечи, пронзительные голубые глаза — Эшли точно понравится. Мне продолжать? — рассмеявшись, спросил Дэнни, растирая плечо, по которому Артур бил ладонью после каждого озвученного имени. — Девушки тоже невероятно-красивые и талантливые. Особенно Элен Элбом из Швеции. Богиня колопроктологии — уверяла по скайпу, что с ее помощью любой парень кончит без рук, если ты понимаешь о чем я. Эшли точно…        — ¡Cariño, cierra la boca ahora mismo! — взмолился Артур, закрывая ладонями лицо. — Я в секунде от нервного срыва — перестань меня провоцировать!        — Я же не солгал — они все понравятся Эшли, но любит он только тебя.        — Ненавижу, — пробурчал Артур, обнимая Дэнни за шею, прижимая к себе и растрепывая свободной рукой волосы, — и, поверь, даже Итан не сможет защитить тебя от потока моей ненависти.        — А я говорил про Алекса Дефо? — рассмеявшись, спросил Дэнни, вырываясь из хватки Артура и убегая вперед. — Талантливейший психотерапевт — окончил Оксфорд с тремя докторскими в двадцать семь! Буквально парень с обложки! Эшли точно… упс, — пробормотал Дэнни, понимая, что врезался в кого-то спиной, — о, привет, мы как раз о тебе говорим.        — Мы? Ты и твой воображаемый друг? — спросил Эшли, наспех придавая форму растрепанным волосам Дэнни. — От кого убегаешь?        — От Артура, — ответил Дэнни, сдувая лезущую в глаза челку и поправляя короткий подвернутый рукав рубашки Эшли. — Рекламирую новый состав больницы. Наклонись — воротник поправлю.        — Лиам Сарамаго в их числе? Прикольная внешность — я бы с ним поработал.        — А, радиолог, сошедший с полотен Гюстава Моро? Как же я про него забыл — интересный, — сказал Дэнни, недовольно качая головой и исправляя неправильно-застегнутые пуговицы. — Я оставил внушительный треугольник бананового чизкейка в холодильнике — кабинет открыт, чашки и все остальное знаешь где.        — Гюстав Моро — спорная ассоциация, но тончайшая нить схожести есть. Еще он напоминает миловидную версию Финна Уиттрока из девятого сезона Американской истории ужасов. Правда, ты оставил мне внушительный треугольник чизкейка? Если я сделаю алтарь, посвященный тебе, по канону Хельги Патаки, это будет очень странно?        — Мне будет до странного неловко и немного приятно, а треугольник чизкейка очень внушительный, — поправил Дэнни, оборачиваясь через плечо, и закатил глаза. — Артур, поднажми! Нескромный вопрос: он приходит к финишу раньше, чем ты засыпаешь?        — У тебя тоже сейчас звучит в голове голос Коула с излюбленным: «ведешь себя как подросток со сборником тупых шуток, основанных только на ебле?» — спросил Эшли, звонко и заразительно рассмеявшись. — Ты — зараза, Дэниел, теперь я буду об этом думать весь день.        За последний месяц они легко сошлись по темпераменту, характеру и привычкам — оба смотрели австралийские кулинарные шоу, расположившись в разных кабинетах, а спустя несколько часов, стоя в очереди кафетерия, обсуждали увиденное настолько громко и активно, что привлекали всеобщее внимание; оба предпочитали смотреть латиноамериканские сериалы на оригинальном языке, параллельно переписываясь о том, какие главные герои — узколобые кретины; оба любили классическую английскую литературу, начиная от Сомерсета Моэма и заканчивая Бернардом Шоу. И, к слову, Эшли был единственным, кому Дэнни разрешил называть себя полным именем.        — Коул любит шутки про еблю, — серьезно сказал Дэнни, скрещивая руки на груди, — даже если делает вид, что нет. Прости за то, что добавил тебе повод на «подумать».        — Разумеется не прощу! Последние пару недель эта голова, — сказал Эшли нарочито стуча подушечкой указательного пальца по правому виску, — настроена только на рекламу, спонсоров и кулинарное шоу — сегодня испытание на выбывание вечером, не забыл?        — Как я мог? — притворно-удивленно спросил Дэнни. — Надеюсь, бестолковые информатики вылетят к чертовой матери.        — Au revoir et bonne chance, — парировал Эшли, коверкая французский язык практически до неузнаваемости и превращая в общий монолит слогов. — А ты куда собрался?        — Еду с этой занозой в салон красоты, — сказал Артур, обреченно прижимаясь лбом к плечу Эшли. — Мне нужна блядская карта мародеров, чтобы разобраться во всех этих коридорах — серьезно, я тут две недели торчу и все равно путаюсь на поворотах. Кстати, ублюдская рубашка — терпеть не могу идиотский тропический принт.        — Во-первых, это — Brioni. Во-вторых, мне насрать на твое мнение. Нет, все-таки насрать на твое мнение это — во-первых.        — Cómprate un bosque y ¡piérdete en él, — сказал Артур, закатывая глаза, и потянул Дэнни за собой к главным дверям. — И молоко домой тоже купи!        — Копытцами нужно шевелить быстрее, если хочешь убежать от разговора, — рассмеявшись, проговорил Эшли, прижимая Артура к себе сгибом локтя за шею. — Из тебя сомнительный спринтер, знаешь ли.        — Отъебись, — недовольно пробурчал Артур, передавая папку-планшет Эшли. — На, поработай курьером.        — Блядские графики, — сказал Эшли, жадно вдыхая чистый и свежий воздух раннего мая, — блядские циферки, блядская математика.        — Это терапия, — по слогам проговорил Артур, вынимая из-за уха Эшли сигарету и суматошно ища в карманах его белых укороченных брюк зажигалку. — Математика меня успокаивает, а ты — бесишь.        — Правее и чуть-чуть повыше. Понежнее, детка — не первый день знакомы.        — Пошел ты, — отозвался Артур, вытягивая зажигалку, матерясь на кремень и добывая с четвертой попытки огонь. — У тебя что, работы нет? Совещание уже семь минут идет, а ты мне тут нервы треплешь.        — Мы вообще-то занимались телепатическим сексом, пока ты не приперся и не сбил настрой, — сказал Эшли, вытаскивая зубами сигарету из пачки, щелкая зажигалкой, и подмигнул, когда Дэнни показательно приложил средний и указательный пальцы к правому виску, пародируя Джеймса Макэвоя в роли профессора Чарльза Ксавье. — Во-о-о-т, настрой возвращается, поэтому захлопнись на пару часов.        — Уёбок, — пробурчал Артур, выставляя, практически тыкая в лицо Эшли средний палец. — Estoy saliendo con un idiota.        — Оригинально, — отметил Эшли, окутывая средний палец Артура клубами сигаретного дыма, и широко улыбнулся, заметив Коула у главных дверей. — Эй, Бальтазар, сбегаем в кофейню через дорогу как в старые добрые времена?        — Иди на совещание, — по слогам проговорил Артур, проводя ладонью по лицу, — и папку в мой кабинет занеси — по дороге можешь несколько раз удариться головой об стену. Как же ты меня бесишь своей проклятой жизнерадостностью!        — Любит меня, — с гордостью сказал Эшли, обращаясь к Дэнни, забирая папку из рук Артура и крепко затягиваясь. — Я дождусь от тебя хотя бы одного доброго слова за сегодняшний день? Да, вопрос риторический, но вдруг?        — Дома, — процедил Артур, выпуская тонкие струйки сигаретного дыма из приоткрытых губ, — добрые слова только дома.        — Видишь, насколько мне в жизни не повезло? Ты не в курсе, когда именно я свернул не туда? Может, нагрешил? Если исповедуюсь, он обратится в пепел, как вампиры от солнечного света? Коул, ты в этом эксперт, подскажи, как провести обряд экзорцизма, — нарочито серьезно говорил Эшли, ставя локоть на плечо Коула, запуская пальцы в его волосы и не обращая никакого внимания на возмущения Артура. — Завтра что, снег выпадет? Я тебя последний раз видел в футболке… хм, в Гарварде?        — Пролил кофе, — сказал Коул, протягивая телефон, — дым выдохни до того… блядь, не успел договорить, — продолжил, стуча ладонью по спине Эшли в надежде остановить кашель. — Слушай, я в таких делах совершенно беспомощный, поэтому помоги отказаться от транзакции и вернуть деньги адресату.        — Четыреста штук? Здесь нет ни имени, ни номера счета.        — Он их прислал — в третий раз за последний месяц. Дважды мне помогал Итан, но последние дни он настолько злой, что я даже дышать рядом с ним боюсь. Мне в банк нужно идти? С людьми разговаривать? Или нужно куда-то позвонить? Написать письмо?        — В данный момент — заткнуться, — серьезно сказал Эшли, крепко затягиваясь. — Почему он вообще присылает тебе деньги? Мне бывшие деньги не присылают — у тебя что, член из платины?        — Ты этого никогда не узнаешь, — ответил Коул, закатывая глаза и прикуривая сигарету. — Отмени транзакцию, пока я не прогуглил информацию о том, как закрыть счет раз и навсегда, сменить имя и переехать в другую страну.        — Нет, я хочу узнать — четыреста штук за секс — ты кончаешь эликсиром вечной молодости?        — Я с ним не спал, — обреченно проговорил Коул, сбрасывая на асфальт столбик пепла. — Что? Я долго привыкаю к людям.        — Морган их прислал? — спросил Дэнни, забирая из рук Эшли телефон. — Я могу отменить, если хочешь.        — Да, хочу.        — Заблокировать его в системе? — Коул утвердительно кивнул, выпуская дым носом и, отойдя от Эшли, внимательно следил за манипуляциями Дэнни, запоминая последовательность действий. Чуть-чуть помедленнее, я не успеваю. Дэнни улыбнулся и понимающе кивнул — Коул до восторженности милый и очаровательный в собственной беспомощности, которая почему-то, пожалуй, только у него, являлась прекрасной чертой. Обычно молчаливый, предельно лаконичный и даже холодный Коул превращался в слепого котенка, которому нужна была твердая и одновременно ласковая рука. — Вот, держи, — сказал Дэнни, возвращая телефон. — Если хочешь, я могу написать тебе порядок переходов.        — Нет-нет, я лучше попрошу помощи еще раз, — ответил Коул, переводя взгляд на здание Слоун-Кеттеринга и на окна второго этажа. — Эш, кажется, в кофейню мы не успеем.        — Я долго, блядь, ждать буду? — недовольно спросил Итан, стоя у открытого настежь окна конференц-зала и нарочито картинно стуча пальцами по циферблату наручных часов. — Совсем страх потеряли? У нас все вопросы решены? Центр работает по графику? Ремонт закончен? Деньги найдены? Думаете, я не хочу на солнышке покурить? И вон там постоять? — продолжил серьезнее, указывая пальцем на пустой участок асфальта рядом с Дэнни. — Быстро, блядь, наверх. Оба!        — Если что, я тебя любил, — трагично, словно уходя на войну, сказал Эшли, целуя Артура в лоб. — Будь Саммер хорошим отцом, а Молли — помощником. И самое главное: никогда не трогай моих мармеладных червей.        — Обещаю, — драматично ответил Артур, картинно стирая слезы ладонями, — я сделаю все, что будет в силах.        — Все, теперь можно идти на казнь, — серьезно сказал Эшли, обнимая Коула со спины за плечи и скрещивая руки на уровне ключиц. — Меня парализовало, друг, тебе придется нести меня в госпиталь — быстрее, пока генерал не расстрелял нас из своего убежища! Дэнни, на моем лбу уже есть лазерный прицел?        — Придурки, — ответил Коул, рассмеявшись, замечая положительный кивок Дэнни. — Ладно, запрыгивай.        Подхватив сгибами локтей подколенные ямки Эшли, Коул, тяжело вздохнув, наступил на слетевшую с губ сигарету носком ботинка и, нарочито уклоняясь от невидимых взрывов и выстрелов, быстро направился в сторону главных дверей под настойчивые Снаряды! Нам пиздец! Быстрее! на ухо. Итан, наблюдая за самой бездарной актерской игрой за всю историю человечества с высоты второго этажа, обреченно закатил глаза и провел ладонью по лицу — действительно, придурки, он бы, к примеру, не побрезговал измазать лицо грязью для правдоподобности и полноты картины.        — Вам двоим тоже заняться нечем? Работу найти? Вы в курсе, что подкладные судна недостаточно сверкают?        — Да-да, недостаточно, — поддержал Грант, высовываясь в окно по пояс и отпивая черный чай из кружки, — а вы оба знаете, что судна — единственная поверхность, в которой отражается Никки.        — Вот поганец! Я просто сказала, что ненавижу чеснок!        — Все вампиры так говорят, — сказал Грант со знанием дела, словно был героем романа Брэма Стокера. — Закажем арбалет Ван Хельсинга на амазоне? Это необходимая трата средств из общего бюджета, ты же понимаешь?        — Закажем, — серьезно сказал Итан, карикатурно отдавая честь, выбрасывая сигарету на асфальт, прикрывая оконную створку и вырисовывая подушечкой указательного пальца сердечко на запотевшем участке. — Вы оба — вон с моей лужайки, пока не заставил драить туалеты.        — Можно нескромный вопрос? — спросил Артур, прикуривая сигарету и кивая в сторону парковки. Дэнни неоднозначно пожал плечами, крутя на указательном пальце брелок ключей от машины и рассматривая невероятно-красивые, объемные облака. — Когда я знал Эшли только заочно, он казался мудаком, придурком и куском дерьма. Каким тебе показался Итан, когда ты увидел его впервые?        — Впервые? — уточнил Дэнни, снимая машину с сигнализации. — Невероятным и раздражающим, злым и сексуальным одновременно — не знаю, влюбился за одну сотую миллисекунды, — Артур от удивления приподнял бровь, замечая, что Дэнни не смотрел на то, как совершает выверенные движения: изменение положения водительского кресла, настраивание зеркал дальнего вида и даже выбор радиостанции. — Мне потребовалось почти три месяца, чтобы собраться с силами и сказать о своих чувствах. Я таким придурком себя чувствовал, когда в любви признавался, просто кошмар. Только представь — мы сидим за столом, и я такой: «Я вам нравлюсь?»        — Вам? — спросил Артур, звонко расхохотавшись, когда Дэнни повернул ключ в замке зажигания. — Серьезно? Ты еще и на него всю ответвтенность спихнул? Jodidamente. Тебе пора написать книгу о том, как подкатывать к классным парням.        — Иди ты, — сказал Дэнни, улыбаясь, и опустил солнцезащитный козырек. — А вы, как получилось у вас?        — Ох, — задумчиво проговорил Артур, опуская стекло, выставляя в окно согнутую в локте руку и барабаня кончиками пальцев по крыше. — Он меня подвез. На такси.        — А, игра в покер, где в случае проигрыша кто-то вытягивает профессию из шляпы-цилиндра в доме Джейсона? Итан в прошлом месяце отработал ночную смену официантом в байкерском баре, было забавно до того момента, пока какой-то огромный тип не предложил свой байк. Ты знал, что байкеры не понимают слова «нет» с первых трех раз? Они вообще слов не понимают и, увы, очень зря — Итан умеет не только взглядом парализовывать.        — Да, я наслышан, — ответил Артур, скользя взглядом по идущим по тротуару людям. — Стоп, игра? Эшли говорил что-то о споре… и как часто они играют? Здесь направо.        — Не знаю… раз в месяц? Эта игра со времен Гарварда — я с ними не играю, но на всякий случай бумажку с профессией стриптизера сжег в камине. Так, мы отвлеклись. Он тебя подвез и что было дальше?        — Ну, можно сказать, что мы поужинали — в том придорожном кафе в паре километров от дома, где жили летом.        — Еще летом, ничего себе, — сказал Дэнни, закатывая глаза на сигнал водителя из соседнего автомобиля, — указатель поворота включен, чего доебался?! Да, блядь, остановимся за поворотом и обсудим, кто доебался. Вот и поговорили. То есть, вы познакомились летом или стали встречаться?        — Встречаться? Я думал, что он — натурал, — ответил Артур, выдыхая кольцами дым. — Когда лето закончилось, Эшли предложил пожить у него, ну и как-то завертелось. Блядь, я к нему почти год приставал. Почти год, представляешь?        — Почти год? Терпение у тебя что, в генах заложено?        — Отвали, — сказал Артур, недовольно фыркая, и ударил смеющегося Дэнни ладонью по плечу. — Я же не знал, что он так флиртует.        — Настолько в лоб? — спросил Дэнни, рассмеявшись еще громче. — Ничего, лучше поздно, чем никогда. Этот салон?        — Да, — согласился Артур со всем сразу и отстегнул ремень безопасности. — Нет, серьезно, как тебе удалось его покорить?        — Покорить Итана? Кто сказал, что я его покорил? — ответил Дэнни, ставя машину на платную парковку, и заглушил двигатель. — Мне всей длины жизни будет недостаточно. — вот она разница между нами, подумал Артур, открывая пассажирскую дверь и жадно вдыхая воздух полным объемом легких, я уже который раз слепо верю в «раз и навсегда» и, расслабившись, опускаю руки, а ты — борешься каждую секунду и не собираешься останавливаться, достигнув лучшего результата. — Эй, ты чего задумался?        — Ничего, просто рад за тебя, — сказал Артур, улыбаясь, и подхватил Дэнни под локоть. — Ну что, возведем твою красоту в абсолют? — Дэнни оставалось покорно кивнуть, открывая дверь салона и рассматривая невероятной красоты убранство, словно в этом месте не волосы красят и стригут, а принимают на чай членов королевских семей. Артур, активно жестикулируя, договаривался с девушкой-администратором, выбирал взглядом подходящего мастера, заказывал зеленый чай Дэнни и бокал шампанского для себя, попутно обсуждая возможность полного уединения в отдельном кабинете, а не в общем зале. — Все, идем, — радостно сказал Артур, обхватывая пальцами запястье Дэнни и указывая взглядом на белую дверь в стене. — Пепел или платина?        — Платина, — ответил Дэнни, коротко чихая от парящих в воздухе запахов химикатов. — Это надолго? Пойми правильно: мне здесь нравится, но…        — Но ты хочешь обратно, я понимаю, — искренне сказал Артур, открывая дверь кабинета и здороваясь с мастером по окрашиванию. — Нам платиновый блонд с легкой дымкой пепла — давай, садись, поболтаем обо всем на свете.        Услышав реплику: — «поболтаем обо всем на свете», Дэнни понял, что застрял здесь надолго — в закрытом кабинете, с незнакомой девушкой, смешивающей краску в миллиметре от его лица, и с Артуром, который, изящно обхватив пальцами ножку бокала с шампанским, уселся на край не самой надежной тумбочки в надежде расспросить о каждой мельчайшей детали в их совместной жизни с Итаном. Револьвер отца в верхнем ящике стола, один патрон в барабане, восемь попыток, восемь осечек — вот дерьмо.        Тремя часами позже, Дэнни, умирающий от желания сходить в туалет, потому что — молодой человек, не шевелитесь, не вставайте, сидите ровно, чтобы не осталось просветов — коротко кивнул на восторженные причитания мастера по волосам и Артура одновременно, быстро вскакивая с кресла, не смотря на собственное отражение и только чудом не сшибая немногочисленные предметы мебели на пути к заветной кабинке, или что-то там вообще предлагают в этом музее красоты для справления нужды. Я оплачу через минуту, слышал, Артур?!        — Нервничает, — сказал Артур, небрежно отмахиваясь на удивленный взгляд девушки, — свидание с парнем, возможно с продолжением, сами понимаете.        — Ох, — ответила девушка, перекладывая грязные расчески и щетки в раковину, — надеюсь, его парню все понравится. Ой, а куда он побежал, укладка же еще.        — Не нужна ему укладка, — сказал Артур, снимая с вешалки пиджак и накидывая на плечи, — он красивый внутри. Укладка нужна таким, как я, — девушка посмотрела в зеркало и удивленно моргнула, замечая в отражении, как на долю секунды счастливое и лицо Артура померкло и как будто окаменело. — До свидания, вы отлично поработали, буду рекомендовать вас друзьям.        Выйдя из кабинета, плотно закрывая за собой дверь, Артур прижался к ней спиной и глубоко вздохнул, зажмуривая глаза. Пара бокалов космо, оглушающая музыка в наушниках, таблетка аспирина, сон на несколько суток — вот дерьмо.        — Ты чего такой бледный? — спросил Дэнни, кладя ладонь Артуру на плечо. — Дышать нечем?        — Да-да, — солгал Артур, натянуто улыбаясь, и указал взглядом на двери. — Прекрасно выглядишь.        — Спасибо, — заторможенно ответил Дэнни, замечая, что взгляд Артура — рассеянный, несфокусированный, практически пустой. — Пойдем на воздух — хочешь, я отвезу тебя домой? Или… не знаю, чего ты хочешь?        — Пистолет — хочу вышибить себе мозги.        — Что произошло?        — Ты прав… полностью, детально… я все помню.        — Зачем? — спросил Дэнни, обхватывая ладонями лицо Артура и вынуждая посмотреть точно в глаза. — Зачем помнить то, что не приносило счастья?        — Приносило, — надрывно проговорил Артур, зажмуриваясь до белых пятен. — Я, блядь, был счастлив. Не всегда. Не все время. Но был. Сейчас я не чувствую ничего. Совсем ничего. Ничего, кроме пустоты.        — Пойдем, не будем давать незнакомым людям темы для разговоров, — серьезно сказал Дэнни, силой таща Артура за собой к выходу. — Давай, вдохни поглубже.        — Не слушай меня, я постоянно несу чушь, — сказал Артур, прижимаясь лопатками к потертому кирпичу здания и вытаскивая из пачки сигарету дрожащими пальцами. — Я просто устал. Нужно поспать. Нужно просто заснуть и не проснуться. Тогда всем станет легче. Через несколько дней обо мне никто даже не вспомнит. Некому вспоминать. Я ничего, кроме боли и разочарования, людям все равно не принес.        — Заткнись и приди в себя, — серьезно сказал Дэнни, скрещивая руки на груди. — Хочешь поплакаться о своей нелегкой жизни — позвони в группу поддержки. Хочешь пресловутого счастья — вперед, думаю, адрес ты сам прекрасно знаешь. Хочешь заснуть и не проснуться, вышибить себе мозги или еще что-нибудь в этом ключе — удачи. Но не смей врать, говоря, что никто о тебе не вспомнит. Я о тебе вспомню. И буду помнить. Буду помнить взбалмошного, сумасшедшего парня с красными волосами, татуировками и способностью к языкам всего мира. Парня, что поцеловал меня на чертовой кухне и открыл полную гамму красок чувств и эмоций, от которой я убегал и прятался всю сознательную жизнь. Парня, что никогда меня не разочаровывал и не делал больно. Парня, от которого я услышал первое спасибо за всю жизнь. Парня, звонка которого я, блядь, ждал, чтобы просто поговорить, зная, что только он сможет меня понять. Делай что хочешь, но я тебя не забуду.        — Я так сильно тебя люблю, — разрыдался Артур, крепко обнимая Дэнни за плечи и прижимаясь лбом к шее. — Прости меня, прости. Прости за то, что меня не было рядом. Прости за то, что ни разу не позвонил. Прости за то, что я такой хуевый друг.        — Не извиняйся, — сказал Дэнни, гладя по лопаткам Артура ладонью. — Все хорошо. Я не позволю тебе все проебать, обещаю.        — Спасибо, — прошептал Артур, обнимая Дэнни крепче. — Ты даже не представляешь, как дороги мне эти слова. Спасибо.        — Все, успокаивайся — мне лишние проблемы не нужны, — сказал Дэнни, обнимая ладонями лицо Артура и стирая подушечками пальцев слезы со щек. — Вдохни поглубже.        — Лишние проблемы? — испуганно спросил Артур, нервно кусая нижнюю губу. — Что это значит?        — Прекрасный принц на два часа, — ответил Дэнни, мягко целуя Артура в скулу. — До завтра.        — Держи, для поднятия настроения, — сказал Эшли, протягивая Артуру букет темно-пурпурных георгинов. — Вы там что, «Помни меня» к красавчиком Паттинсоном смотрели?        — Точно! «Помни меня»! Нужно срочно внести в список. Все, я поехал.        Уже сидя на водительском сидении, смотря через скольжение поводков стеклоочистителей на обнимающихся Эшли и Артура, Дэнни искренне улыбался, читая по губам приятное сердцу — спасибо.        Дэнни, говоря откровенно, не повезло: собрать все красные сигналы светофора по дороге домой — закон подлости или странная, доведенная до абсолюта теория вероятности? Точного ответа Дэнни не знал, но видя то, как неумолимо бежало вперед время на часах на приборной панели, становилось до истерического смеха страшно. Дороги Нью-Йорка не собирались пустеть ни после захода солнца, ни после закрытия офисов банков, ни после появления первых звезд на небе.        Барабаня пальцами по рулю, мысленно призывая светофоры работать исправно, Дэнни нервно ерзал на сидении, смотря на телефон, бесконечно набирающий один и тот же номер в течение часа. Последнее сообщение от Итана, полученное примерно два часа назад, гласило: «перебираю отчеты, понимаю, что тебе это неинтересно, но возвращайся домой». Дэнни написал, что едет, что светофоры сошли с ума, что водители тупоголовые кретины, но никакого ответа не получил — сообщение оставалось непрочитанным, от чего градус нервозности повышался с каждой секундой все выше и выше. Стараясь абстрагироваться от мыслей, пугающих мыслей, которые настойчиво лезли в голову, Дэнни циклично переключал радиостанции, надеясь внушить разуму, что глупые попсовые песни — то, на чем необходимо сосредоточить внимание.        Светофоры нехотя переключались, позволяя автомобильному ряду двигаться со скоростью улитки. Дэнни замечал, как водители, наплевав на все разом, останавливались на платных парковках, нервно захлопывали двери и, матерясь, шли в сторону метро. Увы, подобной роскоши Дэнни не мог себе позволить — оставить машину в центре города, на платной парковке, добираться до которой в выходные дни будет как минимум лень, казалось немыслимым. Плюс еще осознание того, что придется спускаться в метро впервые за все время проживания в Нью-Йорке и ехать в неизвестном направлении, в толпе разъяренных людей, доводило до дрожи. Ну давайте же, Боги, старые и новые, помогите.        Часы на приборной панели показывали практически полночь, когда светофоры взорвались ярким, слепящим зеленым сигналом. Радостные водители ударили по клаксонам, от чего Дэнни непроизвольно подскочил на сидении. Все, осталось всего двадцать минут до дома, всего двадцать минут. Телефон Дэнни, жалобно завибрировав, разрядился.        Оставляя машину на парковке у дома, спешно приветствуя сонного Блейка в окне магазина кивком головы, Дэнни, поднеся ключ к домофону, вбежал вверх по ступеням на четвертый этаж и перед тем, как распахнуть дверь, позволил себе несколько мгновений для того, чтобы отдышаться. В гостиной было темно, во всей квартире ни единого звука — Дэнни осторожно сбросил кеды и прошел вперед, не решаясь соединить ладони с громким хлопком, чтобы зажегся верхний свет.        — Сколько времени? — сонно пробормотал Итан — рука с часами скользнула по столу, и Дэнни расслабленно выдохнул, рассмотрев в темноте святящиеся зеленым минутную и секундную стрелки.        — Все хорошо, спи, — прошептал Дэнни, забираясь на диван, и расслабленно улыбнулся, чувствуя ладонь Итана на спине.        — Краской пахнешь, — тихо сказал Итан, прижимая Дэнни ближе к себе и притягивая плед. — Еще несколько минут и пойдем в кровать.        — Мне и так хорошо, — ответил Дэнни, нежно целуя Итана в губы. — Прости, что я так долго.        — Ничего страшного, — сонно сказал Итан, перебирая пальцами волосы Дэнни. — Подстригся?        — Каждую мелочь замечаешь.        — Иначе и быть не может, — ответил Итан, забираясь пальцами под края свитера Дэнни и нежно оглаживая выступающие позвонки. — Поговорим завтра? Прости, я безумно хочу спать.        — Конечно-конечно, — шепотом сказал Дэнни, прижимаясь губами к щеке Итана и ощущая нежное, практически невесомое и вызывающее мурашки скольжение кончиков пальцев по спине. — Я очень сильно тебя люблю.        — Я тоже тебя люблю.        Дэнни зажмурился, мысленно призывая, приказывая себе не разрыдаться от счастья, и придвинулся еще ближе, заботливо укрывая Итана пледом и трепетно оглаживая подушечкой большого пальца скулу. Клянусь, что ты никогда не пожалеешь об этих словах.

Нет хороших друзей. Нет плохих друзей. Есть только люди, с которыми ты хочешь быть, с которыми тебе нужно быть, которые поселились в твоем сердце. (Стивен Кинг. Оно)

       Пожалуйста, простите, бормотал Лиам Сарамаго, пробираясь через толпу сонных озлобленных пассажиров в вагоне метро, нервно распрямляя заломы на белой рубашке и пряча роман «Сайлес Марнер» в черную холщовую сумку с принтом бутылки кока-колы, изображенную через призму кривых зеркал, Господи, как же людно. Провожая взглядом вагон, умчавшийся в тоннель, медленно выдохнул, проводя холодными ладонями по лицу и стараясь подавить короткий всплеск паники, охвативший каждую клеточку тела. Крохотный австралийский городок Бандаберг с населением менее пятидесяти тысяч человек все детство и юность окутывал теплотой, дружелюбием жителей и немногих туристов, ищущих отправную точку к путешествию к южной границе Большого Барьерного Рифа. Лиаму казалось, что даже во всем университете Нового Южного Уэльса, который он окончил с отличием в двадцать четыре, было меньше людей, чем в одном переполненном вагоне нью-йоркского метро.        Оказавшись на улице под яркими солнечными лучами майского утра, Лиам медленно выдохнул, направляясь к ближайшему зданию, прижимаясь лопатками к стене из потертого кирпича, расстегивая молнию на сумке и суматошно ища на дне упаковку витаминного комплекса и бутылку негазированной воды. Проглатывая третью таблетку кальция и вторую омеги-3, испуганным взглядом скользил по толпе, фотографирующей Манхэттен с разнообразных ракурсов, искренне не понимая, что именно привлекает туристов в невероятной высоты зданиях. Абсолютно-небезопасное творение, вышедшее из-под рук архитекторов, проектировщиков и строителей. Ужас, а если он загорится? Закрывая баночку витаминов и бутылку воды, убирая в сумку и застегивая молнию, вытянул телефон из кармана темно-коричневых брюк, зашел в навигатор, стараясь сопоставить зеленую точку на карте и конечный пункт — онкологический центр Слоун-Кеттеринг. Да, мама, спасибо за отправленную анкету, рано или поздно я бы сам съехал из дома.        Разобравшись с направлением, которое указывал навигатор, вставил в уши проводные наушники, увеличил громкость на максимум и, глубоко вздохнув, пошел вперед, стараясь смотреть исключительно себе под ноги. Еще вчера, прилетев в Нью-Йорк утренним рейсом, понял, что совершил настоящую ошибку, решив после такси и осмотра комнаты прогуляться по улицам, фотографируя для матери достопримечательности (первые попавшиеся дома и небольшие парковые зоны — Амелия, как и сын, никогда не покидала юг Австралии). Конечно, Лиама называли красивым (в основном мать и официантка из кафе-мороженого), но чтобы настолько откровенно и громко, как жительницы Нью-Йорка — никогда. Сгорая смущением от заинтересованных в очевидном ключе взглядов, Лиам переходил с одной стороны улицы на другую, невнятно говоря матери по телефону, что сейчас же возьмет билет на самолет и вернется в Бандаберг первым рейсом, если на него не перестанут пялиться. Амелия же уверяла, что сыну выпал золотой билет, которым необходимо воспользоваться как минимум для того, чтобы получить опыт и как максимум для очередной возможности поиска себя.        Поиск себя, бормотал под нос Лиам, нервно теребя пальцами провод наушников, вчера — мечта, сегодня — цель, завтра — реальность — бла-бла-бла. Что вообще значит найти себя? Лиам себя еще в десять лет нашел — на кафельном полу в ванной за чтением медицинского справочника в поиске ответов на вопросы: «что такое кальций и почему мама называет мои кости хрупкими?» Мраморная болезнь, которую долго лечили доктора во младенчестве, практически не проявила себя позже: Лиам только однажды сломал руку по собственной глупости, после чего получил выговор от матери, бесконечный запас кальция в кладовой и внимательный взгляд серо-голубых, как и у него, глаз по утрам и вечерам, наблюдающий насколько реалистично дергается кадык после трех таблеток и двух глотков воды.        В двенадцать лет Лиам выслушал четырехчасовую лекцию от матери, о том, что такие отвратительные вещи, как: алкоголь, табак, наркотики и беспорядочные половые связи, способны в мгновение пробить стену, которую долго и кропотливо выстраивал кальций, и полностью разрушить иммунитет, а у бедной Амелии сердце не выдержит воспитывать сына-инвалида и ухаживать за ним до конца своих дней.        Ага, конечно, пробормотал Лиам, прикуривая сигарету, крепко затягиваясь, задерживая смесь смолы и никотина в легких, и расслабленно выдыхая дым, пахнущий горьким шоколадом, спасибо всемирной паутине, многочасовым лекциям и трудам лучших онкологов и докторов — теперь я знаю, что опасно, а что — нет.        Рассматривая величественное четырехэтажное здание Слоун-Кеттеринга снизу вверх, справа налево, изучая взглядом причудливые вогнутые стены, широкие окна, парадные разъезжающиеся в стороны двери, подъездную дорогу, Лиам чувствовал себя невероятно-крохотным и беспомощным перед громадиной из стекла и красного кирпича. Впечатляет.        — Здравствуйте, — медленно и максимально-внятно проговорил Лиам, подавляя южный австралийский акцент и осторожно кладя ладони на стойку приемного отделения и справочной одновременно. — Не поможете найти кабинет главврача? Доктор Абрамсон, — продолжил, вчитываясь в кривой, мелкий почерк матери на сложенном пополам листке.        — Вам назначено? — спросила Сидни, перебрасывая челку на пробор и очаровательно улыбаясь выкрашенными в цвет бордо губами.        — Я — новый радиолог, — неуверенно ответил Лиам, нагибаясь и практически прижимаясь грудной клеткой к стойке, когда два мужчины в строительной робе пронесли над его головой огромное стекло. — Полагаю, назначено… во всяком случае было назначено полчаса назад.        — Второй этаж и сразу направо. Не испачкайте белую рубашку, новый радиолог, если конечно вас не уволят в первый день за опоздание на полчаса, — сказала Сидни, дружелюбно смеясь и указывая рукой в сторону лестницы. — Передайте Итану, что кафетерий готов!        Лиам, чудом не вступив в месиво на плиточном полу из грязи и бетона, коротко кивнул, придерживая лямку сумки на плече, и поднялся по лестнице на второй этаж — аккуратно обступая маляров, выкрашивающих стены в теплые оттенки желтого, внимательно вглядывался в деревянные таблички с черными именами на дверях в правом крыле.        — Эй, пацан, шевелись быстрее, мы тут вообще-то работаем, а не прохлаждаемся!        Окей, Лиам Сарамаго — неторопливый пацан в глазах маляров и строителей — ничего, это можно пережить за двумя шариками карамельного мороженого, а может быть, и за тремя. Найдя взглядом табличку на двери с именем Итана Абрамсона, глубоко вздохнув, осторожно постучал костяшками пальцев по раме. Открыто!        — Здравствуйте, извините за опоздание, — пробормотал Лиам, проходя в кабинет и медленно поднимая взгляд. — Мне нужен доктор Абрамсон, где я могу его найти?        — Зачем его искать? — заинтересованно спросил Итан, выдыхая дым и рассматривая кольца под потолком. — Вероятно, он в своем кабинете — если его здесь нет, то работает с пациентами.        — Хорошо, — неоднозначно ответил Лиам, нервно заламывая пальцы и бегло осматриваясь. — Где я могу найти пациентов?        — В палатах на третьем этаже, но, понимаешь, тут такое дело, — сказал Итан, порождая в Лиаме искреннее любопытство, за которое мать бы его тут же отчитала, — палаты еще неготовы.        — Тогда… тогда где он?        — Видимо, в кабинете, — подавляя смех, сказал Итан и прижался плечом к оконной нише. — Не знаю, может под столом прячется? Проверишь? — Лиам застыл, буквально превратился в каменное изваяние — только зрачки хаотично бегали по светлым стенам кабинета, изредка сосредотачивая взгляд на парне в кожаной куртке, черной футболке, зауженных джинсах и с зажатой в пальцах сигаретой. — Я — доктор Абрамсон, — не выдержал тишины Итан и закатил глаза, стряхивая внушительный столбик пепла в открытое окно. — Мы же по скайпу разговаривали.        — Голос похож, — неверяще, проговорил Лиам, — мама на ноутбук книгу уронила — экран трещинами пошел — я вас не видел.        — Мама книгу уронила, — задумчиво произнес Итан, бросая сигарету в чашку с парой миллилитров кофе, — а опоздал ты на полчаса из-за того, что помогал потерявшемуся ребенку найти полицейский участок?        — В метро заблудился, — пробормотал Лиам, опуская взгляд в пол и призывая кожу на щеках не покраснеть от стыда. — Простите.        — Ладно, разберемся, — сказал Итан, поднимая со стола блокнот, солнцезащитные очки и открытую пачку сигарет. — Идем в конференц-зал — там все собрались еще полчаса назад. Почему вчера не позвонил? Ты же вчера прилетел?        — Да, вчера, — ответил Лиам, засовывая руки в карманы брюк, — нужно было найти комнату и сфотографировать город для мамы.        — Как трогательно, — сказал Итан, звонко рассмеявшись, и надел очки. — Если бы позвонил вчера, то узнал, что комнату искать не нужно, а фотографии города можно взять из интернета.        — Ох, я вам не подхожу. Ну конечно, на что я вообще рассчитывал. Простите за то, что отнял время.        — Да, а идем мы в конференц-зал для того, чтобы я включил большого босса и выставил тебя с позором у всех на виду. Господи Боже, ты мне подходишь, перестань нервничать. Один хороший человек выделил моим докторам целый этаж в отеле mandarin oriental, поэтому сегодня же собирай свои вещи и переезжай — даже боюсь представить, какую комнату ты нашел.        — Неудобно… я найду что-нибудь поближе, чтобы больше не опаздывать…        — Переезжаешь сегодня — это не обсуждается, — строго и серьезно сказал Итан, распахивая дверь конференц-зала и галантно проведя рукой в воздухе, пригласил Лиама войти. — Лиам Сарамаго — наш радиолог, можно без оваций. Да, это наказание за то, что опоздал на полчаса.        — Здравствуйте, — извиняющимся голосом проговорил Лиам, высматривая пустое место за огромным овальным столом и бегло скользя взглядом по лицам. Мелкая дрожь пробежала по позвоночнику, когда взгляд сосредоточился на двух людях — афроамериканце с дредлоками в высоком хвосте и азиате со стрижкой гитлерюгенд, уложенной воском назад, пирсингом-септум в носу и в круглых очках. Господи Боже, Лиам в жизни не видел так близко настолько-отличные от австралийских этнические группы, охренеть. — Ух ты, все такие разные.        — Ты, видимо, мой сосед, — недовольно сказал симпатичный парень с четко-очерченными пухлыми губами и равнодушными карими глазами в зеленой куртке анорак и спортивных шортах. — Вот же фортуна посмеялась надо мной, подкидывая деревенского задрота.        — Засунь свой психоанализ в задницу, Алекс, ты уже всех за вчерашний день заебал, — ответил Дилан, практически самый молодой из собравшихся врачей, попавший в штаб Слоун-Кеттеринга из-за настойчивости и смелости, и театрально закатил пронзительные серые глаза. Растрепанные от природы светлые волосы ярко контрастировали с простой черной майкой, демонстрирующей начало татуировки Carpe diem готическим шрифтом на груди и женский портрет в маскарадной маске на левом плече. — Это над ним фортуна посмеялась, подкидывая эгоистичного ублюдка, а не над тобой.        — Серьезно, Алекс, завали уже ебальник, — устало сказал парень в белых брюках и рубашке, элегантно перебирая темные пряди густых волос — сначала внимание на нем сосредотачивалось на острых скулах и впалых щеках, позже на ровных белых зубах и крупных сине-зеленых глазах. — Тошнит.        — Я конечно не из Бирмингема, Брайан, и бритвенные лезвия в козырьках кепок не ношу, но у меня пиздец какой острый язык — исполосую лицо крест-накрест, если еще раз услышу подобный тон в свой адрес, — серьезно сказал Алекс, откидываясь на спинку кресла, и поставил ребро правой ноги на колено левой, демонстрируя беговые кроссовки от Найки последней модели.        — Я настолько талантлив, мозгоправ, что зашью себе лицо без единого шрама, не глядя в зеркало.        — Предлагаю вам выложить члены на стол, чтобы мы все поняли, кто из вас двоих круче без этих глупых разговоров, — сказала единственная за столом девушка, заинтересованно рассматривая черный кофе в пол-литровой белой кружке. Она была невероятной естественной красоты без грамма макияжа и остриженными по плечи вьющимися каштановыми волосами. — Хотя, о чем это я? Алексу, судя по тому, что я вижу через шорты, даже выкладывать нечего.        — Теория о том, что телки постоянно думают о членах доказана — пора приниматься за четвертую докторскую, но тебе моего восторга не понять, сучка, которая с трудом окончила занюханный колледж со средним баллом. Что ты здесь вообще делаешь? Все простаты в Швеции уже осмотрены трижды?        — Ты как с девушкой разговариваешь, урод? — злобно спросил самый взрослый, Джордан, убирая изящными тонкими пальцами выгоревшие от солнца светлые волосы со лба, демонстрируя прищуренные зеленые глаза и широкие квадратные скулы с ярко-ходящим височно-нижнечелюстным суставом. — Извинись.        Хрупкий молодой человек, одновременно похожий и на парня, и на девушку, громко щелкнул зажигалкой и, крепко затянувшись, выпустил дым двумя идентично-ровными струйками, смыкая губы только по центру — отбрасывая темные, лезущие в глаза волосы на затылок, надел широкополую черную шляпу и перевел взгляд на заинтересованного Итана и испуганного Лиама, небрежно пожимая плечами.        — Благодарю, Коллин, — сказал Итан, подталкивая Лиама ближе к столу. — Кто-нибудь еще хочет сказать о том, что Алекс — мудак? Если да, то давайте побыстрее, мое настроение начинает медленно ползти вниз, а видеть меня злым я никому не советую. Нет? Тогда внимание на экран, — ударив ладонью по выключателю, нажал на кнопку, опуская с потолка белый экран и включая презентацию. — Ваши кабинеты и список клиентов на ближайший месяц — добавляем непредвиденные случаи и понимаем, что времени на блядский срач у вас больше не будет!        — Слава Богу, — пробормотал самый молчаливый, практически незаметный на первый взгляд Роберт, собирая светлые длинные практически по грудь волосы в конский хвост, и скользя внимательным взглядом светло-голубых глаз по экрану. — Я могу увидеть операционные? Благодарю, — ставя локти на поверхность стола, опустил заостренный с ямочкой подбородок на сцепленные в замок тонкие пальцы с идеально-подстриженными ногтями. — Вторая, я выбираю вторую.        — Можете изучить кабинеты и операционные вживую — все находится на втором и третьем этаже, — сказал Итан, вдавливая кнопку выключения и наблюдая за поднятием экрана под потолок. — Свободны.        Окей, босс, широко улыбнувшись, сказал Алекс Дефо, первым поднимаясь с кресла, вежливо откланиваясь и распрямляя ткань на спортивных шортах длиной по колено — выйдя из конференц-зала, жадно вдыхая до странного приятный запах краски, напоминавший коктейль ароматов лаванды и ладана, направился вверх по коридору, вглядываясь в имена на одинаковых дверях из светлого дерева. Алекс Дефо — психотерапевт золотые буквы изящным курсивом на черном фоне приковали взгляд, вынуждая, буквально требуя, коснуться кончиками пальцев для осознания реальности происходящего. Охренеть, прошептал Алекс, распахивая дверь и тщательно рассматривая каждый сантиметр огромного кабинета — кабинета, о котором он не мечтал даже в самых смелых снах.        Я, блядь, самый счастливый человек на свете! — прокричал Алекс, захлопывая дверь, и шумно сглотнул, касаясь кончиками пальцев черных стен с выдавленными на обоях объемными змеями, ползущими, наперегонки из-за преломления света к кипенно-белому потолку. Кабинет Алексу достался длинный, прямоугольный, поделенный на две зоны: первая, напротив широкого панорамного окна, с деревянным столом, выкрашенным черной краской, книжным шкафом, шириной в стену и высотой до потолка, и тремя креслами — роскошное и дизайнерское для него, два одинаковых, попроще и лаконичнее, с противоположной стороны — для пациентов; вторая зона: кушетка цвета натурального сапфира, круглый двухъярусный стеклянный столик со стопкой журналов и вазочкой с леденцами и кожаное черное кресло с подлокотниками идеально-сочетающимися по цвету с кушеткой.        Пройдя к столу, Алекс заинтересованно уставился на собственный портрет, выполненный в черно-белых цветах, срисованный с фотографии его профиля в инстаграме — пастозная живопись смогла передать близкий ракурс снимка, на котором огромный питон прятал красоту лица, оставляя видимыми только закрытый правый глаз и приоткрытый рот — нижнюю губу мизинцем оттягивал сам Алекс, демонстрируя идеально-ровный прикус зубов. Надпись на оборотной стороне холста гласила: «добро пожаловать домой, Алекс».        Картина идеально встала на пустую книжную полку ровно по центру шкафа — Алекс отошел на десять шагов назад, склонил голову набок и зачарованно уставился на собственный портрет: не на себя на нем, а на необыкновенный талант художника и безукоризненную технику с таким сложным инструментом как масло. Говоря откровенно, Алексу за недолгие двадцать семь лет никогда ничего не дарили — друзей не заводил, с людьми в принципе старался не сближаться из-за дара и проклятия одновременно — считывать по поведению и жестикуляции сокровенные мысли.        Пока Алекс Дефо изучал кончиками пальцев поверхности, начиная от гладкости дерева стола и шкафа и заканчивая мягкостью и одновременно упругостью кушетки, Лиам Сарамаго восторженно рассматривал стены собственного кабинета — просторного, идеально-квадратного, светлого из-за широкого окна и мебели: белые, стеклянные, лазурные и зеркальные поверхности составляли вместе невероятное произведение искусства. Одна из стен была зеркалом, три остальных — чистейшим аквамарином, мебель: стол, книжный шкаф и угловой диван — свежевыпавшим снегом, а аквариум с коралловыми рифами, ракушками и разнообразием рыбок — прочным стеклом.        Лиам осторожно повесил сумку на металлическую напольную вешалку, вытерев подошвы кед о коврик у двери, прошел в центр кабинета, восторженно ахнув — невероятное пространство, принадлежавшее с сегодняшнего дня только ему, не позволяло оторвать от себя взгляда. Прикасаться к настолько белой мебели казалось неправильным и неэтичным, но Лиам чувствовал себя комфортно, словно кто-то забрался к нему в голову и, тщательно покопавшись в мыслях, нашел истинную мечту. Личное пространство, идеальное не только для работы, но и жизни — его любимые цвета, формы, материалы, до мурашек удивительно и прекрасно.        Пройдя к столу, касаясь кончиками пальцев гладкого дерева, удивленно посмотрел на собственный портрет: близкий кадр в цвете роскошными правильными широкими мазками — идеально передан сосредоточенный взгляд, прищуренные глаза, уложенные наверх волосы и поделенное рапирой четко-пополам лицо. Господи Боже, пробормотал Лиам, изучая, запоминая тактильно каждый мазок, просто невероятно. Надпись на оборотной стороне холста гласила: «добро пожаловать домой, Лиам».        Домой, шепотом повторил Лиам, трепетно прижимая холст к груди, и опустился в удобное компьютерное кресло, обитое мягкой белой кожей. Экран огромного моноблока загорелся заставкой льющейся воды — Лиам мягко перевел курсор мышки на собственное имя, нажал на иконку с фотографией и заинтересованно посмотрел на две папки на рабочем столе: «карты пациентов» и «отчеты». Кликая на первую, удивленно распахнул глаза, рассматривая список из тридцати имен — все датированные сегодняшним числом и идеально-рассортированы по календарному месяцу.        — Эй, задрот, тебе помочь вещи перевезти? — спросил голос из-за двери.        — Меня зовут Лиам!        — Задрот-Лиам, тебе помочь вещи перевезти? — равнодушно спросил Алекс, не планируя стучать по двери — прижимаясь к противоположной полностью просохшей стене коридора, рассматривал череду дверей с табличками, недовольно кривя лицо. — Это не собственная инициатива, если что — Итан попросил помочь, а Господу Богу отказывать нельзя, — Лиам, закатив глаза на реплики, поднялся с кресла, быстрым шагом прошел по периметру кабинета, открыл дверь и, скрестив руки на груди, внимательно уставился на Алекса, которому, кажется, вообще все казалось безразлично — крутя брелок ключей на указательном пальце, одними губами подпевал песне, льющейся из наушников — судя по невнятному бормотанию, попсовый рэп. — Мое время на вес калифорния-252, — сказал Алекс, картинно стуча подушечкой указательного пальца по циферблату часов, — и первый пациент назначен на шесть утра, поэтому хватай свой безвкусный хлам, который называешь сумкой, и иди за мной.        — Мне не нужна твоя помощь — сам вещи перевезу.        — Как знаешь — ключ от номера у нас один на двоих, а сплю я крепко. Хочешь ночевать в коридоре?        — Не хочу, — пробурчал Лиам, нервно срывая сумку с вешалки и набрасывая ручки на плечо. — Ладно, я готов за тобой идти.        — А ты быстро поддаешься дрессировке, — безэмоционально сказал Алекс, направляясь вверх по коридору, и набросил на голову капюшон куртки. — Давай, догоняй, задрот. То есть — задрот-Лиам.        Лиам обреченно закатил глаза, закрыл кабинет и спрятал дрожащие от раздражения руки в карманы брюк, нерешительно ступая следом. Маляров в коридоре уже не было — стены идеально-выкрашены в оттенок миндального масла, на наливных полах изумрудного цвета ни единого пятна. Алекс, заметил Лиам, ходил быстрым шагом, практически бежал, от чего поспевать следом было чертовски-сложной задачей.        — Мы в бар собираемся — пойдешь с нами, мозгоправ? — спросила Элен, закрывая дверь кабинета, стены которого были выкрашены в цвет Тиффани.        — Алкоголь снижает плотность белого вещества, а ты — живой этому пример, — равнодушно сказал Алекс и закатил глаза, когда Элен криво улыбнулась, выставляя средний палец. — Можешь засунуть этот палец себе в задницу, но что-то мне подсказывает, что ощущения покажутся знакомыми.        — Почему ты такой мудак? — до странного спокойно спросила Элен, набрасывая на плечо длинную ручку-цепочку дизайнерской сумки-клатч. — Никто не даёт? Не переживай, я видела по пути отличный магазин секс-игрушек — там и тебе найдётся фаллос по размеру.        — Как предсказуемо, — разочарованно проговорил Алекс, вытаскивая один наушник и поворачиваясь к Элен лицом. — Я мудак потому, что мне никто не даёт. Мне никто не даёт потому, что я гей. Мне нужен подходящий по размерам фаллос потому, что я расстраиваюсь… из-за чего? Из-за того, что я гей, или из-за того, что мне никто не даёт? Я потерял причинно-следственную связь, которую пытался выдать твой разжиженный мозг.        — Господи, мозгоправ, какой ты зануда, — сказала Элен, закатывая глаза и картинно зевая. — В баре, к слову, пить совсем необязательно — хотя, ни еда, ни бильярд, ни караоке тебя естественно не интересуют.        — Первая умная мысль за всю жизнь — умница, покорительница простат, движешься в верном направлении.        — За-ну-да, — язвительно и нараспев протянула Элен, идя вперёд по коридору и стуча костяшками пальцев по попадавшимся на пути дверям. — Ты хочешь пойти, мозгоправ, но комплексы неполноценности не позволяют это признать!        — Ты меня понимаешь, как никто другой, — ответил Алекс, приподнимая рукава куртки до локтей, и щелкнул пальцами в воздухе, призывая Лиама пошевеливаться. — Ведь комплексы неполноценности мешают тебе снять бюстгальтер даже тогда, когда надеваешь кофту с вырезом на спине.        Элен, остановившись, обернулась в три четверти и, закатывая глаза, одним ловким движением, заведя руку за спину, расстегнула крючки на бюстгальтере — стянув бретельки через длинные рукава боди, сняла бюстгальтер и бросила Алексу в лицо, звонко расхохотавшись.        — У меня нет комплексов, мозгоправ!        Да-да, подумал Алекс, рассматривая пуш-ап, увеличивающий размер груди минимум на два размера и повесил бюстгальтер за бретельку на ручку двери кабинета Роберта Гарднера.        — Давай, задрот-Лиам, шевелись, пока фитнес-браслет не принял меня за труп.        Лиам расстроенно выдохнул, ускоряя темп шагов, и расстегнул молнию на сумке, стараясь наощупь найти баночку витаминов и бутылку воды — высыпая на ладонь, не глядя, касаясь только кончиками пальцев выдавленных букв на оболочке, отсчитал три таблетки кальция и две омеги-3 и забросил в рот. Выпавшие на дно сумки витамины он соберет позже, но воды, судя по количеству в бутылке, чтобы запить ему не хватит прямо сейчас.        — Минуту, — пробурчал Лиам через плотно-сжатые зубы, подходя к торговому автомату и спешно высматривая среди ассортимента обыкновенную негазированную воду — вдавливая пятерку на панели автомата, вставляя двадцатку, нервно барабанил подушечками пальцев по стеклу, словно из-за этого механизм заработает быстрее и пол-литровая бутылка Aqua Pacific упадет.        — У тебя пена изо рта, — равнодушно сказал Алекс, прижимаясь плечом к стенке автомата. — Ты все прививки сдал? Мне не придется спать в обнимку с распятием?        Лиам обреченно вздохнул, опускаясь на корточки и вытаскивая из отсека выдачи бутылку воды — открывая крышку, надрывая кожу на ладони левой руки, которая не успевала затягиваться от постоянного трения по ней ребристого пластика, жадно отпил три больших глотка.        — Это не бешенство, — четко проговорил Лиам, выбрасывая полупустую бутылку из сумки в мусорную урну. — Просто кальций.        — Плевать, — сказал Алекс, указывая взглядом на железные двери в стене, ведущие на парковку. — Давай так: ты в своем улиточном темпе спустишься на лифте, а я пробегусь по ступеням и сделаю несколько кругов вокруг больницы — если опоздаю, не впадай в депрессию и просто жди у тачки.        — У какой? — предельно вежливо спросил Лиам, смотря на двери лифта и нервно проводя пальцами по волосам.        — Поверь: даже ты узнаешь мою тачку! — прокричал Алекс, судя по эху, уже с первого этажа центра.        Невыносимо-раздражающий, думал Лиам, настойчиво вдавливая подушечкой большого пальца кнопку вызова лифта и заходя в просторную кабину с металлическими, натертыми до блеска стенами. Судя по панели, лифт не спускался на парковку, из-за чего Лиам, обреченно закатывая глаза, выбрал первый этаж. Шахматная плитка пола сверкала чистотой, неприятный запах разведенного бетона исчез будто по щелчку пальцев, на регистрационной стойке появились свежие цветы в вазах и максимально-неожиданно — сидящий на краю стола истерично-хохочущий Дилан.        — О, новый радиолог, ты-то мне и нужен, — сказала Сидни, стирая слезы смеха из уголков глаз, — иди сюда, буду тебя отчитывать. Почему не передал Итану, что кафетерий готов? Так боялся, что тебя уволят, что просьба вылетела из головы? — говорила Сидни без строгости, наоборот — тепло улыбаясь, но Лиаму стало не по себе. Он действительно забыл передать просьбу. Забыл, значит — подвел и подорвал доверие. В одно мгновение стало стыдно и неловко. — Эй, я же шучу, расслабься, — осторожно проговорила Сидни, перебирая папки на рабочем столе и переставляя вазы с орхидеями. — Ну, забыл и забыл — бывает.        — Простите, — пробормотал Лиам, опуская взгляд в пол, и направился к главным дверям. — Господи, какой позор, — продолжил причитать, выйдя на улицу и прикрывая ребром ладони глаза от палящего солнца — вглядываясь в указатели, прикурил сигарету и крепко затянулся, поворачиваясь в сторону парковки. Полупустая с роскошными мраморными клумбами и высаженными в грунте белыми пионами — машин практически не было, только огромный Мерседес, окруженный с обеих сторон двухместным Ауди и мотоциклом BMW S1000RR, и темно-синий Jaguar F-TYPE на противоположной стороне парковки.        — Ради Бога, ты еще и куришь, задрот, — недовольно сказал Алекс, снимая Ягуар с сигнализации, и открыл пассажирскую дверь с левой стороны. — Теперь стой, проветривайся, — вытащив из перчаточника упаковку никотиновых пластырей, швырнул Лиаму в лицо и поднял с сидения белое махровое полотенце, чтобы стереть выступившие на шее капли пота. — Я тебя придушу подушкой, если почувствую в номере запах табака.        Лиам сначала изумленно уставился на зажатую в пальцах дымящуюся сигарету, потом — на брошенные к ногам никотиновые пластыри, а после — на сумасшедшего и раздражающего Алекса, который не сводил взгляда с фитнес-браслета, удовлетворенно кивая собственным бормотаниям под нос.        — Мой табак пахнет шоколадом, — не выдержал Лиам, затушив сигарету об бортик урны.        — Ненавижу шоколад, — ответил Алекс, открывая багажник, и стянул с плеч спортивную куртку, под которой, как оказалось не было ничего — Лиам уставился на небо, нервно перебирая подушечками пальцев никотиновые пластыри в пачке. — Куда ехать-то?        — Гарлем, — быстро проговорил Лиам, смотря на сидевших на крыше черных воронов, — бульвар Дугласа.        — Впечатляет, — равнодушно сказал Алекс, надевая белую футболку и перекладывая телефон из спортивных шортов в обычные, джинсовые. — Так и будешь стоять, или все-таки введешь адрес в навигатор? — Лиам, недовольно вздохнув, вытянул телефон из кармана, изумленно приподнял бровь, смотря на семнадцать пропущенных вызовов и четыре голосовых сообщения от матери, и смахнув подушечкой большого пальца окошки наверх, ввел в навигаторе адрес. — Садись, — сказал Алекс, откидывая крышу Ягуара нажатием кнопки, и провел пальцами по влажным после бега волосам. — Если я простужусь, задрот, в обнимку с распятием придется спать тебе.        — Я могу поехать на метро, — пробурчал Лиам, приподнимая к локтю съехавший рукав рубашки.        — Хоть на метро, хоть на ракете прямиком к Урану, чтобы окоченеть от холода — мне одинаково плевать. Говорю же: обещал Итану помочь, а свое слово, особенно перед такими людьми, я всегда держу. Садись.        Лиам решил, что лучше промолчать — осторожно опускаясь на пассажирское сидение, аккуратно закрывая дверь и перебрасывая через плечо ремень безопасности, интуитивно вжался в спинку сидения, словно она была единственной опорой.        — Ты случайно не знаешь, по какому принципу нас расселяли?        — По общим интересам, но, смотря на тебя, задрот, кажется в системе произошел сбой, — ответил Алекс, заводя двигатель, и крепко обхватил пальцами ободок руля, — не заблюй мой потрясающий кожаный салон своим мерзким кальцием, понял?        Лиам уставился на край капота через лобовое стекло, скрестил руки на груди и взмолился о том, чтобы придурок-мозгоправ вел автомобиль медленно и аккуратно. Молитвы услышаны не были: Лиам скользил по сидению, бегло выискивая взглядом предмет, за который можно ухватиться, и вжимался подошвами кед в пол салона, чувствуя кожей стоп узор на ковриках.        — Господи, мы разобьемся!        — Заткнись, задрот, — раздраженно сказал Алекс, включая громкость музыки на максимум, оглушая и дезориентируя Лиама бьющим по барабанным перепонкам битом. — В твоей деревне дороги-то есть? Ну не знаю, асфальт?        — Есть, — ответил Лиам, вовремя упираясь ладонью в приборную панель и не позволяя телу по инерции податься вперед на красном сигнале светофора. — И вообще-то Бандаберг не деревня, а город.        — Я знаю, у вас наш музей, — недовольно сказал Алекс, разгоняя скорость Ягуара до сотни за три с половиной секунды, — наш музей авиации.        — Берт Хинклер — австралиец! Значит и музей принадлежит нам!        — Послушай, патриот, — строго сказал Алекс, сбавляя скорость, и надел солнцезащитные очки, — захлопни пасть, если не умеешь говорить по-человечески — свой мерзкий голосок будешь повышать как минимум в трех световых годах от меня, понял?        — Пошел ты!        Лиам вздрогнул каждой клеточкой тела, когда Алекс резко вдавил педаль тормоза в пол и, не смотря на оживленное движение, указал рукой на дверь.        — Вон пошел. Я серьезно: пошел вон, задрот. Три километра прямо — хватит времени для того, чтобы подумать над своим поведением.        — Ч-что?        Алекс невозмутимо отпустил ободок руля и, перегнувшись через Лиама, открыл дверь, отстегивая ремень безопасности. Пошел вон.        — Нет-нет-нет, ты не можешь меня здесь бросить, — умоляющим голосом пробормотал Лиам, испуганно глядя на побелевшие костяшки пальцев Алекса, сжимающие ручку двери. — Я… я подумал над своим поведением. Прости за то, что не умею говорить по-человечески. Клянусь, что больше и слова не скажу, только не бросай меня, пожалуйста.        — Господи Боже, — шокировано проговорил Алекс, закрывая дверь, возвращаясь на водительское сидение и заводя двигатель. — Кто из родителей тебя бросил? Отец? — Лиам уставился на сцепленные в замок трясущиеся пальцы, на следы полумесяцев ногтей на костяшках, не нервно постукивающие по коврику ноги и, нехотя, кивнул. — Сосед по комнате, деревенский задрот, маменькин сынок и пациент в одном флаконе — спасибо, Фортуна, такого подарка судьбы я никак не ожидал. Там влажные салфетки в перчаточнике — вытри лицо.        Лиам послушно открыл перчаточник, вытянул упаковку влажных салфеток дрожащими пальцами и отвернулся к боковому стеклу, мысленно призывая тело и разум полностью успокоиться — глубоко вдыхая и медленно выдыхая, растворяясь в отдушке воздуха после проливного дождя от салфеток, старался привыкнуть к льющейся из динамиков музыке. Нормальная, сносная, ненавязчивая, с адекватным текстом — привычки Алекса вполне можно терпеть.        — И-извини за то, что послал тебя, — пробормотал Лиам, тактильно изучая странный материал на упаковке влажных салфеток, необычной: черной, не имеющей ни названия, ни состава, ни-че-го. — Вырвалось. Я правда не хотел.        — Забыли, — сказал Алекс, выворачивая руль вправо и внимательно рассматривая двухэтажный дом и мужчин у подъездной двери, распивающих вино из одной бутылки на троих. — Получше местечка, видимо, найти не получилось, — Лиам пожал плечами и вздрогнул, когда крыша медленно опустилась — мужчины изумленно уставились на машину, громко загоготали и кивнули друг другу, о чем-то договорившись. — Ты мне одни проблемы приносишь, задрот, — проговорил Алекс, запуская руку за спинку сидения и вытаскивая металлическую бейсбольную биту. — Давай, на выход.        — А это зачем? — испуганно спросил Лиам, смотря на биту.        — Скоро узнаешь, — ответил Алекс, открывая дверь и выходя из машины. Лиам вышел следом, нервно запустил руку в сумку, стараясь как можно быстрее нащупать на дне связку ключей — мысленно продумывая речь, которую скажет хозяйке дома, выделившей небольшую комнату на втором этаже, чуть не завопил от ужаса, когда бутылка разбилась в паре сантиметров от него, окропляя вином с ног до головы. Если бы не крепкая хватка Алекса на воротнике рубашки, оттянувшая назад в последний момент, бутылка бы точно попала в голову. — Боже, храни Королеву, — торжественно, громко и с гордостью сказал Алекс, вставая перед Лиамом, обхватывая пальцами рукоятку биты, а свободной рукой поднимая камень с земли. — Ну что, детишки, сыграем в бейсбол? — Лиам испуганно уставился на мужчину, который еще секунду назад стоял на земле, а теперь лежал, держась за кровоточащее пробитое камнем колено, и невыносимо-громко орал. Алекс поднял с земли второй камень и широко улыбнулся, подбрасывая в воздух, ударяя битой и отправляя в плечо рванувшему вперед мужчине. — Ох, мячи закончились, поэтому выбирай: либо очистишь нам путь и уйдешь невредимым, либо я эту биту тебе в задницу затолкаю по самую рукоятку, — Алекс безэмоционально перебрасывал биту из одной руки в другую, наблюдая за тем, как быстро и суматошно единственный невредимый мужчина пытался одновременно подхватить под локти своих друзей и увести в неизвестном направлении. Лиам за его спиной, казалось, даже не дышал от страха и шока — кроме кислого вина в носовые перегородки проникал неприятный запах крови, мочи и испражнений. Еще вчера двор и дом казались безопасными, чистыми, ухоженными, но уже сегодня от прежних впечатлений не осталось ничего. — Ты в порядке? — спросил Алекс, поворачиваясь, склоняя голову набок и оценивая ущерб. — Почему ты ходишь быстро тогда, когда этого делать не нужно? — стирая ребром ладони винное пятно на щеке, щелкнул пальцами перед глазами Лиама, пробуждая затуманенное паникой сознание. — Ты в порядке?        — Д-да… но почему они…        — Я не поменял номера, — спокойно сказал Алекс, кивая в сторону парадной двери, и заботливо стер ладонью пыль от камней с биты, — времени не было.        — Времени не было, — шепотом повторил Лиам, открывая дверь, и указал рукой на лестницу, ведущую на второй этаж. — М-мне переодеться нужно.        — Спасибо за информацию, очень познавательно.        Лиам обреченно закатил глаза, проходя в комнату, и неловко пожал плечами, раскрывая скрипучие дверцы шкафа — вытягивая вешалку с белой футболкой и черным кардиганом, шумно сглотнул, высматривая подходящее в восьми квадратных метрах убежище. Алекс понимающе кивнул и закрыл дверь, оставаясь в коридоре второго этажа и изучая взглядом потертые желтоватые от времени обои в синий цветочек. Весь дом, как и район, не вызывал никаких положительных или нейтральных эмоций, напротив: вызывал отвращение от серости, запаха плесени и подгоревшей на плите каши. Примерно в таком же уродливом снаружи и внутри доме вырос сам Алекс — четвертый ребенок в семье алкоголика и наркоманки, который провел три года в приюте с сумасшедшей директрисой, предпочитающей наказывать своих подопечных за каждый незначительный проступок розгами, прошел через семь приемных семей, где только одна, последняя, смогла разглядеть в забитом, испуганном, подавленном мальчике потенциал.        — Я все, — сказал Лиам, открывая дверь через десять минут. — О чем задумался?        — О том, что тебе наконец-то нужно ответить на звонок матери, — произнес Алекс, забирая из рук Лиама спортивную сумку, и спустился по лестнице. — Поговори, я в машине подожду.        — Хорошо, — шепотом ответил Лиам, смотря на вибрирующий телефон и проводя пальцем по экрану. — Привет, мамочка, прости был очень занят. Да, все уже хорошо. Познакомился с главврачом, он клевый, — закрывая дверь в комнату, вкладывая записку в щель в раме, коротко улыбнулся собственным мыслям и голосу матери в динамике. — Переезжаю — оказывается, нам предоставили не только рабочие места, но и номера для проживания. Ага, будем жить по двое. Мой сосед? Специфический, но точно чертовски-смелый. Тебе послышалось, я не ругаюсь. Давай, я вечером перезвоню? Пока, я тоже тебя люблю.        Выйдя на улицу, закрывая парадную дверь, пряча связку ключей в шкатулке за глиняным горшком с засохшей геранью, Лиам улыбнулся, смотря на Алекса, который сидел на капоте, сложив ноги по-турецки, прижавшись спиной к лобовому стеклу, и наслаждался теплом солнечных лучей. Голова была запрокинута к небу, глаза закрыты, на лице не отражалось ни одной посторонней эмоции — ничего, кроме состояния полной расслабленности.        — Каким тебя нарисовали? — спросил Алекс, не открывая глаз. — Можешь остаться там, покурить, если хочешь — ветер в твою сторону.        — Каким? — переспросил Лиам, прикуривая сигарету и крепко затягиваясь. — Сложно сказать. Решительным, смелым… тем, кем я совсем не являюсь. А тебя?        — Бесстрашным, опасным, пугающим, сумасшедшим, — ответил Алекс, опуская ладони на колени и мелодично постукивая по ним пальцами. — Если во мне не ошиблись, то и в тебе — нет.        Лиам решил промолчать и, запрокинув голову к небу, выпустил столп полупрозрачного дыма из приоткрытых губ — повисшая в воздухе тишина приятно ласкала слух, после получаса оглушающе-громкой музыки из колонок, расставленных, кажется, по всему корпусу автомобиля. Дорогой, подумал Лиам, смотря на темно-синий Ягуар — тогда зачем обеспеченному деньгами Алексу вообще жить в отеле с людьми, которых он на дух не переносит и считает умственно отсталыми? Вопросов, крутившихся в голове, было слишком много — Лиам затушил сигарету об край урны и, поймав несколько сильных порывов ветра лицом, подошел ближе к машине.        — А кабинет… какой у тебя?        — Полностью мой, — ответил Алекс, спрыгивая с капота и лениво потягиваясь. — Нам с Асмодеусом будет комфортно.        — С кем?        — С моим питоном, — просто сказал Алекс, словно речь шла не о змее, а о безопасной бабочке. — Не бойся, сегодняшнюю ночь он проведет в террариуме.        — Т-ты ш-шутишь? — испуганно спросил Лиам, непроизвольно сжимая ручку сумки крепче, и интуитивно отступил на шаг назад. — З-змея? Д-душитель?        — Он карликовый, меньше двух метров, — спокойно сказал Алекс, пожимая плечами и открывая водительскую дверь. — Настоящий красавец.        — Ужас какой, — пробормотал Лиам, забираясь на пассажирское сидение и пристегиваясь ремнем безопасности. — П-почему змея?        — Почему? Я люблю змей.        — Исчерпывающий ответ, — сказал Лиам, ставя сумку на колени и расстегивая молнию. — Ты бы еще аллигатора в ванной приютил, — бормоча под нос, жалуясь на судьбу, прося у Бога пощады, собирал разбросанные по дну таблетки и заботливо убирал в баночку, мысленно отсчитывая каждый кальций и омегу-3. — Только сумасшедший человек заведет змею в качестве домашнего питомца.        — Ради Бога, задрот, перестань причитать, — взмолился Алекс, надевая солнцезащитные очки, заводя двигатель, выворачивая руль и выезжая из невзрачного двора. — Повзрослей и пойми, что не всем нравятся… не знаю, кого ты предпочитаешь? Котят, щенят, канареек? Нет-нет, люди выбирают домашних животных себе подстать. Ты разумеется предпочитаешь кого-нибудь красивого, бесполезного и максимально-беззубого. Точно, аквариумные рыбки! Да, задрот, я угадал?        — Я с тобой не разговариваю, — сказал Лиам, скрещивая руки на груди, и отвернулся к боковому стеклу.        — Слава Богу, — радостно проговорил Алекс, включая музыку погромче и сильнее давя на педаль газа.        Лиам нервно кусал нижнюю губу, смотря через стекло на быстро-сменяющийся пейзаж колонны автомобилей, вздрагивая от порыва холодного воздуха из кондиционера и от оглушающих басов и громкого голоса вокалиста с невнятным британским английским. К счастью путь до отеля mandarin oriental занял всего пятнадцать минут; Лиам изумленно уставился на огромное по всем параметрам здание и от ужаса вжался в спинку сидения. Высокое, небезопасное, пугающее.        — К-какой этаж?        — Пятидесятый — вид просто сногсшибательный. Давай, задрот, поторапливайся.        — Поторапливайся, — прошептал Лиам, выходя из машины и, запрокинув голову к небу, рассматривал комплекс Time Warner Center, больше походивший на деталь тетриса, чем на жилое здание. — Какой кошмар.        — Высоты боишься?        — Да, — дрогнувшим голосом проговорил Лиам, обнимая себя за плечи и впиваясь пальцами в ткань кардигана с такой силой, что, вероятно, утром на этих местах появятся синяки. — На высоте невозможно почувствовать себя в безопасности. Отказаться можно?        — А ты странный, задрот, — сказал Алекс, вытаскивая сумки из багажника и передавая ключи парковщику, — работаешь с радиацией, а боишься высоты. Зато ты прав: в тебе нет ни решительности, ни смелости. Что хлопаешь глазами, аквариумная рыбка? Идем.        Лиам пробурчал что-то неразборчивое, забирая сумку из рук Алекса, и обреченно поплелся за ним. Наблюдая за тем, как равнодушные карие глаза загорались искрами радости и любопытства при общении с портье и хостес, только удивленно моргал. Оказывается, холодный и безэмоциональный мозгоправ умел улыбаться, смеяться и быть вежливым — удивительно и раздражающе одновременно. Шагнув в кабину, Алекс прижался лопатками к огнеупорным, отметил Лиам, стенкам, нажал на кнопку пятидесятого этажа и достал из кармана телефон, спешно просматривая сообщения на рабочей почте, сверяясь с часами и графиком.        — Да, ты мне весь график сбил, — серьезно сказал Алекс, убирая телефон в карман и рассматривая себя в отражении зеркальной стены, — ужин или пробежка? Пробежка или ужин? К черту ужин, — вытаскивая из кармана джинсовых шортов ключ-карту, протянул Лиаму и вдавил тридцать пятый этаж — двери кабины открылись в ту же секунду. — Не спи ближайшие три часа, я не собираюсь ночевать в коридоре.        Лиам удивленно уставился сначала на ключ-карту в руках, потом на побежавшего к дверям лестницы запасного выхода Алекса, а после — на его сумку, брошенную четко к ногам. Странный какой-то, пробормотал Лиам, вновь нажимая на пятидесятый этаж и поднимая с пола сумку. Сверяясь с цифрами на ключ-карте, внимательно вглядывался в номера на одинаковых дверях, направляясь вверх по коридору и стараясь абстрагироваться от пугающих мыслей в голове. Пятидесятый этаж, всего два огнетушителя и легко-воспламеняемая ковровая дорожка в коридоре. Ужас какой, продолжал причитать Лиам, открывая дверь с помощью ключ-карты и на ощупь ища ладонью выключатель.        Номер, доставшийся им двоим, показался Лиаму просто огромным: просторный, светлый, разделенный точно пополам плетенной ширмой-панно. Помимо приятного коктейля ароматов лайма и вербены, в номере были идеально-заправленные двуспальные кровати, один широкий деревянный стол у панорамного окна, занавешенного пшеничными шторами, стенной шкаф, телевизор на длинной тумбочке со стеклянными дверцами нижних полок, ванная комната с душевой кабиной и… огромный террариум с живой змеей, которая заинтересованно подняла голову и задумчиво вглядывалась черными глазами в нарушителя приятного полумрака. Лиам вздрогнул, прижался спиной к стене, с ужасом наблюдая за тем, как туловище Асмодеуса обвилось вокруг крупной палки и, крепко сжав, сломало пополам с громким треском.        Лиаму хотелось кричать, бежать в неизвестном направлении, чтобы, отдышавшись от страха и паники, забронировать билет на самолет и первым же рейсом вылететь в Австралию, где тепло, хорошо и безопасно. Проведя полчаса у стены, не сводя взгляда с пугающей змеи, которая невозмутимо пила воду из глиняной миски, Лиам внушал телу и разуму, что сейчас, как никогда прежде, нужно собраться, прийти в себя и медленно выдохнуть. Не получалось. Категорически. Голова Асмодеуса уперлась в крышку террариума, от чего прочное стекло жалобно заскрипело от крепости верхних держателей.        — Господи Боже, — взмолился Лиам, спускаясь по стене на пол и закрывая лицо спортивной сумкой. — Нет-нет, я здесь не останусь.        Выглядывая из убежища, в котором просидел практически час, Лиам посмотрел на террариум, на заскучавшего Асмодеуса, свернувшегося клубком, сродни безобидному котенку, и начал продумывать план действий. Сперва нужно проползти до ванной комнаты, чтобы принять душ и смыть с волос остатки вина, позже необходимо чем-нибудь перекусить перед тем, как искать на сайтах билет домой. Лиам встряхнул головой, серьезно посмотрел на Асмодеуса и решительно вытолкнул скопившийся в легких воздух носом.        — Ты не ядовитый, — четко проговорил Лиам, отставляя сумку и поднимаясь на ноги. — Ты никуда не денешься из своей тюрьмы. Ты мне ничего не сделаешь.        Подойдя к террариуму, стоявшему на прочной книжной полке, Лиам боязливо коснулся подушечкой указательного пальца стеклянной стенки. Асмодеус заинтересованно приподнял голову, резко подался вперед, прошелся раздвоенным языком по стеклу четко по месту пальца и, широко раскрыв пасть, уставился на нерешительную добычу. Добыча, в виде Лиама, коротко дрожала каждой клеточкой тела, словно огромная змея могла пробить головой стекло террариума, выбраться наружу, броситься на нее и обвиться вокруг шеи.        — Катастрофа, — выдохнул Лиам, отступая на шаг назад и упираясь икрами в край кровати Алекса. — Сумасшедший сосед и его бешеная змеюка.        Приведя дыхание в состояние незначительного покоя, Лиам вернулся к стене, подхватил с пола сумку и решительно, не смотря на Асмодеуса, пробежал к двери ванной комнаты, прочно запирая ее за собой. Легкое чувство безопасности прошлось теплом по телу, позволяя унять дрожь в руках и собраться с мыслями. Лиам настроил воду, переключил напор душа, испуганно оборачиваясь на закрытую дверь, нерешительно стянул с плеч кардиган и снял футболку — погасив свет, расстегнул молнию и пуговицу на брюках, наощупь, мелким шагом двигаясь к кабине. Ощутив кожей горячие струи, шумно выдохнул носом, упираясь обеими ладонями в кафельную плитку и подставляя голову под воду. Нащупав на полке жидкое мыло, с помощью дозатора выдавил на ладонь и, морщась от отвращения, размазал по изувеченным после ветряной оспы лопаткам и плечам. Если бы Лиам умел перемещаться во времени и пространстве, то, не задумываясь ни на минуту, вернулся в возраст шести лет и больно ударил самого себя по рукам. Невыносимо-зудящие ранки от оспы — незначительные, не приносящие дискомфорта, как думала мать — он разодрал за одну ночь, из-за чего простынь под ним практически полностью пропиталась кровью. Кожа смогла относительно-затянуться, но шрамы, напоминающие последствия ожогов, теперь, понимал Лиам после восьмой лазерной процедуры, никуда не денутся и останутся с ним навсегда.        Выйдя из душевой кабины, ступая на белый ворсистый коврик, Лиам вытерся полотенцем, не глядя, вытащил из сумки футболку с высоким воротом и рукавом в три четверти и, только когда надел, позволил себе включить свет. Переодевшись полностью, забросив грязные вещи в стиральную машинку, обхватил пальцами края раковины и посмотрел на себя в отражении овального зеркала. Нельзя возвращаться в Австралию, нужно постараться приспособиться. Теперь твой дом здесь. Лиам искренне старался поверить в собственные слова в момент, когда высушивал волосы феном, в момент, когда вернулся в комнату, чтобы, подойдя к окну, взглянуть в лицо собственному страху, в момент, когда, сидя на крае кровати Алекса, смотрел на спящего Асмодеуса, искренне завидуя тому, что змея может сбросить кожу, а он — нет.        От самобичевания и нападавшей постепенно депрессии Лиама спас стук в дверь — поднявшись с кровати, разгладив плед, медленно выдохнул и тревожно размял холодные, дрожащие пальцы перед тем, как повернуть ручку. Алекс не произнес ни единого слова, пока переступал порог и снимал кроссовки — подойдя к террариуму, ослабил держатели и, сняв крышку, взял Асмодеуса на руки и трепетно уложил на плечи; тот, словно заколдованный, зашипел, прошелся языком по щеке Алекса, запустил длинный хвост под ворот мокрой насквозь футболки и, любя, прижался головой к бьющейся вене на шее.        — Ты его не обижал, задрот? Асмодеус — тонкая натура, чувствует перепады настроения и нападает только на того, кто сам себя считает легкой добычей, — Лиам в ужасе следил за тем, как туловище змеи обвивалось вокруг шеи Алекса, головы, скользило по лицу, волосам, чарующе шипя что-то настолько отвратительное и пугающее, что по позвоночнику бегали мурашки. — Хочешь подержать?        — Нет, держи своего душителя при себе.        — Он не душит, задрот — это обычное змеиное объятие. Мы пять лет вместе и, поверь, я отлично знаю каждое движение, — сняв Асмодеуса с плеч, Алекс бережно переложил его на кровать и, подойдя к стенному шкафу, раскрыл дверцы. — Ужинал?        — Нет, еще не ужинал, — испуганным голосом ответил Лиам, смотря на Асмодеуса, который неторопливо укладывался на подушке своего повелителя и хозяина в одном лице. — Как пробежка?        — Отлично, — сказал Алекс, снимая фитнес-браслет, и положил на полку шкафа. — Закажешь еду в номер, пока я душ приму?        — Ты же его уберешь с кровати? — спросил Лиам, тыкая указательным пальцем в сторону спящей змеи. — Я понимаю, что вы лучшие друзья, но меня он чертовски-пугает.        — Ты тоже его пугаешь, задрот, но тебя, увы, я убрать никак не могу. Так что… смирись и не обращай на него никакого внимания. Закажи мне стейк с кровью, жаренную в сливочном масле брюссельскую капусту и чашку чая с чабрецом. По-жа-луй-ста.        — Убери свою змеюку, — решительно сказал Лиам, скрещивая руки на груди. — Засунь ее в террариум, плотно закрой крышкой и для надежности набрось плед сверху.        — Как интересно! Всего полдня знакомы, а ты мне уже условия ставишь, — ответил Алекс, очаровательно улыбаясь. — Если так сильно боишься Асмодеуса, засунь его в террариум сам, — сняв трубку стационарного телефона, нажал на кнопку вызова ресепшна и четко проговорил озвученный ранее заказ. — И еще баррамунди по-австралийски и бокал белого сухого вина. С красным сладким мой сосед сегодня уже встречался. Пока, Тереза, увидимся утром. Все, задрот, жди заказ, а я пошел в душ.        — Меня зовут Лиам!        — Я помню, но «задрот» тебе подходит больше.        Лиам обреченно вздохнул, сел на край своей кровати и, жалобно заскулив, вжался затылком в подушку. Да, возможно, «задрот» от Алекса звучало не так грубо и обидно, как обращения ко всем остальным, но все равно раздражало до зубовного скрежета. Пока в ванной комнате шумно текла вода, Лиам изучал взглядом то потолок, то настенные часы в круглом белом корпусе — короткая, витиеватая стрелка настойчиво двигалась к отметке девять, и он мысленно старался посчитать, как давно ничего не ел. Кажется, со вчерашнего вечера через пищевод не проходило ничего, кроме витаминов — желудок болезненно заурчал.        — Куда ты дел Асмодеуса?!        — Ч-что? — Лиам приподнялся на локтях, повернул голову в сторону ширмы и задержал дыхание, поймав хищный взгляд черных глаз в полуметре от лица. — Забери его от меня! Забери его, блядь, от меня!        — Не вопи. Успокойся. Не шевелись, — тихо и вкрадчиво говорил Алекс, быстрым шагом огибая ширму и успевая схватить Асмодеуса за туловище ровно за мгновение до того, как тот нападет. — Не кричи. Дыши. Ничего не произошло. Он бы тебя не тронул, если бы ты не завопил. Перестань так шумно дышать, ты его пугаешь, — Лиам, не в силах пошевелиться от ужаса, шумно дышал и смотрел широко-распахнутыми глазами на то, как бесцеремонно Алекс опустился коленями на край кровати и уложил на плечи змею, которая вела себя очень странно — Асмодеус практически полностью спрятался под тканью футболки, головой прижался к щеке Алекса, обвил хвост вокруг плеча и тихо шипел, словно действительно был напуган и больше извинялся перед хозяином, чем искал защиты. — Сейчас ему в террариум нельзя, — медленно, внятно проговаривая каждое слово, объяснил Алекс, нежно оглаживая кончиками пальцев голову Асмодеуса. — Он напуган. И ему очень жаль, что ты тоже напуган.        Лиам кивнул на автопилоте, нервно сцепил пальцы в замок и медленно выдохнул скопившийся в легких воздух, прикрывая глаза на пару мгновений — тело накрывал полупрозрачный палантин спокойствия и умиротворения, аромат лайма и вербены смешивался с каким-то незнакомым, свежим, имбирно-малиновым, расслабляющим и опьяняющим одновременно.        — Приятный гель для душа, — выпалил Лиам прежде, чем осознал, что произнес это вслух. — То есть…        — Спасибо, — ответил Алекс, поднимаясь с кровати и, прислушиваясь к шагам в коридоре, распахнул дверь. — Дальше я сам, — подталкивая тележку ногой к кровати Лиама, он снял клоши с тарелок и, подхватив пальцами кусок нарезанного стейка, протянул Асмодеусу. — Не будем тебе мешать, — сказал Алекс, подхватывая тарелку, вилку и чашку чая, — приятного аппетита.        Лиам на мгновение замер от увиденной гармонии и секундой позже отрицательно покачал головой. Нет, останьтесь. Нет ничего хуже, чем есть в одиночестве. Алекс понимающе кивнул, устраиваясь в изножье кровати, складывая ноги по-турецки и неспешно отпивая маленькими глотками горячий чай. От внушительного по размерам стейка, заметил Лиам, Алекс съел только пару ломтиков, причитая о том, что, конечно, давать мясо без костей и шерсти змеям нежелательно, но другого выхода на данный момент нет. Вернее: нет времени, чтобы найти подходящий зоомагазин, который поставляет замороженные колбаски со всеми нужными змеям компонентами. В подробностях, конечно, Алекс ничего не расписывал, но Лиам все прекрасно понял сам. Змеям нужны грызуны: их шерсть, кости, мясо и все остальное, но почему просто не купить мышь и не бросить ее в террариум к Асмодеусу — Лиам не понимал. Бокал сухого белого вина приятно опустошал разум от посторонних мыслей, баррамунди была тоже приготовлена настолько изыскано и правильно, что где-то в груди рождалось чувство искреннего восторга.        — Почему ты не пошел со всеми в бар?        — Я предпочитаю проводить время в одиночестве.        — Почему?        — Ты смешной, задрот, — сказал Алекс, забрасывая в рот последнюю брюссельскую капусту, и допил чай. — Спокойной ночи.        Оставив тележку с пустыми тарелками в коридоре, Алекс вытянул руку в сторону, призывая Асмодеуса медленно сползти от плеча к запястью и перебраться в террариум без посторонней помощи — плотно закрепив держатели на крышке, взбил подушку, стянул плед и, сложив вчетверо, бросил на пол. Погаси свет, когда надоест, мне не мешает.        Лиам, поднявшись с кровати, выключил свет и, прижавшись спиной к стене, пару минут следил за тем, как за ширмой бледно-голубым светом горел дисплей мобильного телефона, как спустя секунду погас, а еще через мгновение послышался настолько тихий, что буквально нереальный, скрип кровати. Комната погрузилась в темноту и тишину, моментально превращаясь в крохотное пространство, в котором почему-то было спокойно, тепло и хорошо. Нет в системе никакого сбоя, Алекс, подумал Лиам, возвращаясь в кровать и накрываясь пледом с головой, как и нет никакого другого для нас дома.