Я - человек

(от лица Изабеллы Свон)

      Я начинала привыкать к Форксу.       Дождь уже не мешал мне засыпать, пусть и около полуночи. Ветер, благодаря моему воображению, превращался в своеобразную колыбельную, напоминающую мелодию, которую когда-то пела мама. А Чарли всё меньше был чужим, я вспоминала то родственное чувство, которое перестала испытывать в присутствии отца, когда заменила целое лето с ним в Форксе на пару недель в Калифорнии.       Я люблю его, но, к сожалению, мы слишком мало времени провели вместе, начиная с детства и заканчивая сегодняшним днём, отчего на семейной сплочённости образовалась трещина. Но с каждым часом моего нахождения в доме шефа я чувствовала, как этот разлом затягивается, и нам с Чарли становится легче дышать рядом друг с другом.       Нет, меня продолжал нервировать Форкс и его пакостная погода, однако всё, по правде говоря, оказалось не таким ужасным. Возможно, я передумаю со временем, но пока, кроме странного соседа на биологии, ничего страшного не происходило — это радовало. Жители дружелюбны, Чарли мне рад, хоть и смущён, а студенты приветливы. Меня ничего, за исключением повышенного внимания и холода, не раздражало, так что жить можно.       Видимо поэтому, заметив, что я начала привыкать — Чарли решил завести беседу за завтраком, больше напоминающую допрос подростка, не оправдавшего доверие родителей.       — Как тебе школа? Нашла друзей? — голос его был спокойным и непринуждённым, словно мы каждый приём пищи обсуждали наши дела, а не ели молча вот уже второй день подряд. Но твёрдые и подозрительные нотки так и резали слух.       — Познакомилась с девочкой по имени Джессика, у нас с ней совпадают некоторые уроки, и мы обедаем вместе, с её компанией. И ещё есть один мальчик, Майк, он очень приятный. Здесь вообще все очень приветливы, — постаралась ответить весело. Правда, пусть и не полная, легко слетела с моих губ.       — Должно быть, ты говоришь о Майке Ньютоне. Он славный парень, из хорошей семьи. У его отца магазин спортивных товаров за городом. Делает неплохие деньги на туристах, — кивнул шериф сам себе, одобряя мои знакомства.       — А ты знаешь Калленов? — спросила я после недолгого колебания. Кто как не полицейский должен знать о странностях его подопечных, особенно в таком маленьком городе.       — Семью доктора Каллена? Конечно. Он отличный человек, — уверенность, с которой он произнёс эти слова, не давала усомниться в правильности оценки.       Я и не думала, что старшие Каллены плохи. Ребята в школе выглядели опрятно. Не смотря на свой молодой возраст, Каллены не побоялись ответственности за приёмных детей и приняли их одного за другим, что вызывало уважение.       — Его дети… Они так отличаются от остальных. Они кажутся немного чужими в школе, — постаралась я объяснить свой вопрос, не говорить же ему о странном поведении необоснованно злого Эдварда Каллена.       И тут неожиданно Чарли разразился речью:       — Ну что за народ у нас… — пробормотал он себе под нос. — Доктор Каллен — блестящий хирург, он мог бы устроиться в любую клинику мира и зарабатывать в десять раз больше, чем здесь, — продолжал он уже громче. — Нам повезло, что он приехал сюда, повезло, что его жена захотела пожить в маленьком городке. Он — просто находка для местного общества, а все его дети вежливы и прекрасно воспитаны, — меня так и подмывала рассказать о поведении младшего Каллена, чтобы развеять иллюзию Чарли. — Когда они только-только появились, у меня были сомнения, всё-таки столько подростков в семье и все приёмные. Я думал, что с ними будут проблемы. Но они все на редкость разумные — ни один не задал мне работы. Жаль, не могу сказать того же о детях некоторых семей, живущих здесь из поколения в поколение. Кроме того, Каллены держатся все вместе, как и положено хорошей семье, они почти каждые выходные выезжают за город… Им без конца перемывают кости просто потому, что они приезжие.       Кажется, ещё никогда на моей памяти Чарли не произносил такую длинную речь. Что бы там ни говорили о Калленах, эти сплетни задевали его за живое. Интересно, почему? Этот вопрос чуть не вырвался, но я вовремя прикусила язык. Не хотелось усугублять расспросы, шериф и так был на взводе, лучше подождать немного и позже разузнать об отношениях, связывающих Чарли с этой семьёй.       — А мне они кажутся вполне порядочными. Я просто обратила внимание на то, что они ни с кем не общаются. И ещё они все очень красивые, — отметила я, стараясь быть добрее к Калленам, и показать, что разделяю негодование Чарли.       — Видела бы ты самого доктора! — Чарли рассмеялся. — Хорошо ещё, что он счастливо женат. Многим медсёстрам в больнице нелегко сосредоточиться на работе в его присутствии.       Посмеиваясь, он встал из-за стола и убрал грязную посуду в мойку. Ему уже пора было бежать, а я могла спокойно поесть, размышляя о полученной информации.       Загадочная эта семейка, однако. Городские сплетничают, наговаривают и перевирают любые сведения о них. Но при этом влюблёнными взглядами провожают каждого её члена.       Вчера я наблюдала такую картину: по коридору от одного кабинета к другому, лёгкой, от бедра, походкой шла Розали Хейл. Её провожали восхищёнными взглядами, восторженно при этом перешёптываясь. Но стоило девушке зайти в класс, как со всех сторон послышалось: «Стерва», похабные предположения парней, как бы они развлекались с этой «цыпочкой», и ревнивое шипение от некоторых девочек.       Это лицемерие поражало, хотя чем я была лучше? Думала и восхищалась внешностью Эдварда Каллена, одновременно считая его злым, невоспитанным и жутко странным типом. Возможно, во всём виновата человеческая природа?       Тем не менее, остаток недели прошёл для меня неоднозначно.       Я разделилась эмоционально пополам. Одновременно хотелось увидеть Эдварда и избегать встречи с ним как можно дольше. Поэтому, когда в кафетерий заходило лишь четыре представителя обособленной семейки, я чувствовала облегчение пополам с разочарованием. Но, стараясь не показать своего огорчения, активно присоединялась к разговору за столиком.       Потихоньку удалось запомнить студентов, если не по именам, то хотя бы в лицо. На физкультуре ребята из моей команды больше не давали мне пас и быстро заслоняли, если противник бил в мою сторону, надеясь воспользоваться «слабым звеном». Я, в свою очередь, благодарно старалась убраться с дороги.       К пятнице Эдвард Каллен так и не появился, и я, гадая о причинах его прогулов, всё больше погружалась в школьную жизнь. Днём, слушая разговоры новых приятелей о предстоящей поездке на пляж Ла Пуш, организацией которой занимался Майк, я улыбалась и не давала точного ответа — поеду или нет. А ночью, перед тем как отключиться от усталости, голову одолевали мысли.       Эдвард Каллен. Если быть сторонним наблюдателем и не знать о нём ничего, после первой встречи можно решить, что он — грубиян и злостный прогульщик. Но за неделю его отсутствия я по крупинкам сумела собрать кое-какую информацию. Её было катастрофически мало, но вся она противоречила моему впечатлению от совместного урока с Эдвардом.       Во-первых, он не прогуливал и очень редко болел. Единственное время, когда он позволял себе не появляться в школе без причины — это солнечные дни. И то, эти прогулы были оговорены его родителями с администрацией, в них участвовали все Каллен-Хейлы. У них, видите ли, семейная традиция в походы ходить, а здесь это возможно только в редкие ясные деньки.       Во-вторых, пропуски нисколько не влияли на успеваемость детей доктора Каллена, что раздражало как учителей, так и студентов. Впрочем, меня этот факт тоже бесил. Я всю жизнь старалась не пропускать ни одного урока. Корпела над учебниками, чтобы понять предмет хотя бы на «хорошо», зубрила материал, чтобы на уроках казаться умной от природы, а не от книг. И тот факт, что Калленам давались предметы, все предметы, поразительно легко, злил меня. Я банально завидовала, хоть и понимала, что таких людей достаточно бродит на планете. Но они, другие, блистают в трёх, максимум пяти предметах, а не получают «отлично» на каждом.       В-третьих, Эдвард Каллен никогда, понимаете, никогда не был груб с девушками. Он мог сказать что-то язвительное парням, пытающимся его задеть, но срывать свою злость и сказать что-то оскорбительное девушке — ни разу. Он мог мягко отказать, спокойно попросить не лезть. Даже отчаянные фанатки, не теряющие надежды на его благосклонность, не слышали ни одного нелицеприятного слова в свой адрес.       В-четвертых, всегда вёл себя как джентельмен, словно его воспитывали в средневековье, ну или в начале двадцатого века, настолько обыденно он делал непривычные для парня двадцать первого века действия.       Крис, девочка, посещающая со мной литературу и дружащая с Майком, в среду за ланчем сидела рядом со мной. Она заметила, что я наблюдаю за столиком Калленов и сказала:       — Необычная семья, — соседка не была навязчива, просто по-доброму отметила мой интерес.       — Почему? — спросила я.       — Парни все сплошь душки, — смущённо хихикнула она, — мелкая сама себе на уме, а вот блондинка...       Она покачала головой, и полуулыбка с её губ исчезла.       — То есть? — нахмурилась я, не понимая.       — Ну, вот тебе пример, — хмыкнула Крис, поворачиваясь ко мне всем телом. — Как-то раз я чуточку опоздала на испанский, поправляла макияж, — сказала она так, словно я должна была всё понять, хотя в плане краски на лице я придерживалась правила: тушь и блеск — я блеск. — Так вот, подбегая к двери кабинета, вижу, что не одна такая, там стоит Эдвард. Как всегда великолепный, — мечтательно улыбнулась девушка. — И поворачивается на звук моего пыхтения, так стыдно за свою отдышку мне ещё никогда не было. Смущённо улыбаюсь ему, он понимающе лыбится в ответ и галантно открывает передо мной дверь класса. Вот, веришь-нет, в тот момент я впервые почувствовала себя леди.       Я постаралась сделать добродушное выражение лица, хотя ревность неумолимо разгоралась в груди. С ней, столкнувшейся случайно перед дверью класса, наверняка девица была красная, растрёпанная и пыхтящая, как лошадь, он был само радушие! И ещё улыбнулся ей!       — Так вот, — продолжила она. — К чему я вела. Через какое-то время после того случая, произошёл другой инцидент. Я копошилась в своём шкафчике, закончив складывать тетради, резко захлопнула его и развернулась. И со всей силы врезалась в кого-то, упав. Увидев, кого чуть не сбила, я надеялась на нормальное разрешения конфликта. Я, как и многие, считала, что Каллены все как один вежливые и обходительные, но это было ошибочное мнение. Если Эдвард вёл себя культурно и спокойно, то Розали, с ней я как раз и столкнулась, прямо горела негодованием. Её глаза метали в меня молнии, и её шипящее: «Смотри по сторонам», иногда снится мне в кошмарах, — Крис передёрнула плечами.       Ее история потешила мою ревность, ведь Розали нагрубила девчонке за меня. Правда закралась мысль, что она просто, как и я, нарвалась на плохое настроение члена странного семейства. Кто знает, может у них по дням недели вспышки агрессии расписаны.       Увидев мой скептический взгляд, Крис продолжила:       — Не думай, что только мне так повезло. Смотри. Эй, Нат! — позвала она девушку на противоположной стороне стола.       — Да, — прервав свой разговор с Эриком по поводу выпуска школьной газеты, повернулась Нат к нам.       — Кто-то из Калленов тебе грубил?       — Кроме Розали, — девушка скривилась, — все остальные вели себя прилично, — она пожала плечами и отвернулась. Похоже, объяснение, зачем подруга задала ей такой вопрос, не было необходимым.       — И так у половины школы, — усмехнулась Крис, вернувшись к своему салату. — Поспрашивай сама, если не веришь.       И конечно я решила убедиться, сравнив как можно больше версий. Проведённый ненавязчивый опрос среди студентов показал: почти каждый четвёртый попал под горячую руку блондинки, не важно девушка это была или парень. А каждая третья девушка хотя бы раз испытала на себе силу обворожительной улыбки Эдварда Каллена и приняла его помощь в незначительном деле, в виде: приоткрытой двери, вежливого разговора за партой при совместной работе, поддержки при падении на льду у парковки или неуклюжей подачи мяча на физкультуре.       Как итог: всем, кроме меня, Эдвард рад и относится одинаково радушно, не выделяя и не впиваясь взглядом.       С одной стороны — это печалило, но если посмотреть на ситуацию по-другому?       Нелюдимый младший Каллен, внимание которого добиваются все, даже имеющие пару девушки, и новенькая, выделяющаяся среди всей массы людей в школе — ничем не примечательная, бледная я. Он смотрел с любопытством в кафетерии, что его могло привлечь во мне в тот момент? С биологией разберёмся позже.       Как вариант: моя чистая кожа, не знавшая проблемы подростковых угрей, чему всегда вслух и с наслаждением завидовала мама, могла привлечь внимание.       Фил, когда услышал очередную порцию причитаний Рене, на тему «почему у меня было не так», сказал:       — Твоя мама права, у любого человека, не важно, парень или девушка, видны угри или следы от них, если выдавливать, и это визуально портит первое впечатление. Тебе повезло, мальчики всегда будут знать, что у тебя здоровая кожа лица и к ней приятно прикасаться.       Всю эту речь он произнёс, не отрываясь от просмотра бейсбольного матча, а мама за его спиной только кивала. Так что, можно сказать, у меня есть чем гордиться.       Еще волосы. Цвета красного дерева, вьющиеся и длинные. Плюс, способный задержать заинтересованный взгляд дольше пары секунд.       Большего с дальнего расстояния не увидишь. Правда, если только глаза? Но из-за столика, за котором сидел Эдвард, видно лишь, что они тёмного цвета и не более, да и губы у меня не алые. По идее, можно сказать, что моё лицо — бледное пятно, обрамлённое, при тусклом освещении, тёмными локонами волос. Может ли это быть причиной, которая заставила Каллена выделить меня среди толпы других? Всякое бывает.       Ни к чему не придя, раз за разом засыпала утомлённая, не в состоянии сделать выводы из моих смехотворных аргументов. Ничего не клеилось, единственное, что я могла сказать точно — мой странный сосед по парте пропал, имел неоднозначную репутацию и явно хранил секреты, до которых я просто жуть как хотела добраться.       Наконец-то настали мои первые выходные в Форксе. Я, если честно, устала от шума школы. Не смотря на то, что в Финиксе народу было в пять раз больше, там меня не сжимали в плотное кольцо, заставляя чувствовать себя зажатой в тиски без возможности нормально вздохнуть. Поэтому, стоило открыть глаза в субботу утром, как первым делом я перевела дыхание, наполняя лёгкие свободой и простором.       Умывшись и одевшись, не торопясь, растягивая негу выходного как можно подольше, спустилась вниз. Часы показывали девять утра, а на холодильнике меня ждала записка: «Уехал на работу, прости. Следующие выходные проведём вместе».       Что ж, ничего удивительного. Думаю, Чарли ещё не привык к компании.       Эта новость в некотором роде добавила мне ещё каплю хорошего настроения. Не знаю, чем бы мы занимались, останься шериф дома. Нам обоим нужно ещё время свыкнуться и притереться, прежде чем проводить совместные субботы с воскресеньями.       За лёгким завтраком, состоящим из омлета и апельсинового сока, я составляла планы на выходные. Первым пунктом — уборка. Стоило постирать накопившиеся за неделю вещи, пропылесосить, протереть пыль и, пожалуй, помыть полы. Посуда и так каждый день мылась, я не знала, кого благодарить за то, что Чарли сразу убирал тарелки за собой, а не копил их в раковине. Но это лучше сделать во второй половине дня или посвятить всё воскресенье.       Сегодня стоило дать себе отдохнуть.       Сполоснув посуду, поднялась наверх. Нужно было проверить, что из литературы имеется на полках и съездить в библиотеку, вдруг там достаточно широкий выбор и мне не придётся тратить свои сбережения на книги.       Спальня встретила развороченной после сна кроватью и парой-тройкой вещей, разбросанных по всему периметру комнаты. Я улыбнулась, быстро пробежалась и подняла всё, закинув в корзину с грязным бельём, и упала на кровать.       Хотелось лениться, позволить беспорядку заполнить всё пространство и стать хотя бы на мгновение обычным — неряшливым, депрессивным и эгоцентричным — подростком. В голове возник образ меня в дранных джинсах и топе с неприлично глубоким декольте, курящей за школой с бутылкой пива и хохочущей над шутками хулиганов, не способных даже год закончить без угрозы отчисления. Да, я часто представляла себя такой, но никогда не смогла бы воплотить Это в жизнь. Слишком люблю чистоту, ненавижу сигаретный дым, не переношу физически алкоголь. К тому же боюсь людей, имеющих агрессивный вид и не стесняющихся показывать его окружающим.       Вздохнув, я поднялась с постели, заправила её и спокойно прошла к полкам, прибитым к стене. Там, заполненная под завязку, стояла моя личная домашняя библиотека, собираемая с тех пор, как я научилась читать. Эти книги были моим спасением, моим лекарством от страха. В них я могла быть нежной, утончённой и невероятно умной женщиной, покоряющей мужские сердца. Или пираткой, способной победить дюжину матросов с одной шпагой наперевес. Многие и многие образы, рождаемые в умах писателей, я примеряла на себя и до конца книги верила, что смогу быть такой же как главный герой и в жизни. Но стоило перевернуться последней странице, как осознание реальности вновь заполняло мой разум, убеждая, что чудес и мгновенных преображений не бывает.       Пробежав пальчиками по корешкам книг, я шептала названия:       — «Грозовой перевал», «Ромео и Джульетта», «Мастер и Маргарита», «Анна Каренина»…       Определив, что у меня есть, а чего не хватает, я потихоньку собрала сумку, заранее выложив школьные принадлежности. Взяв паспорт, кошелёк, блокнот и несколько ручек, спустилась вниз. Не стоило медлить, мне ещё необходимо успеть приготовить ужин и хотя бы часть домашнего задания сделать.       Накинув парку и захватив ключи, вышла из дома.       Библиотека разочаровала.       Здание, в котором она размещалась, было небольшим, с облупившейся краской поверх кирпичей и маленькими окнами. Два этажа: на первом располагалась библиотека, но это не делало её обширной. Второй этаж занимали разные мелкие предприниматели. С фасада здания тебя встречали вывески: «Текстиль», «Ателье «Золотые ручки»», «Всё для офиса», «Магазин приколов «Чих»».       Была надежда, что внутри библиотека меня удивит, как это бывало раньше в Финиксе. Там тоже маленький коттедж, отданный старой мисс Борн местной библиотеке в наследство, снаружи не внушал никакого благоговения перед храмом литературы, но стоило ступить за порог, как ты ощущал запах свежей бумаги, слышал шорох перелистываемых страниц и приглушённые голоса. И то собрание произведений, что вмещал в себя маленький коттедж воистину поражал. Но здесь всё было по-другому.       Форкс словно намерено противопоставлял себя моей любимой Аризоне. Там жара и солнце — здесь холод и тучи. Там десятки тысяч студентов — здесь и до тысячи еле дотягивает. Там несколько библиотек одна другой краше и занимательней — здесь одна и совсем не впечатляющая.       Почему я так категорична? Потому что в центральной библиотеке Форкса не было ни одной книги, что не включалась бы в список обязательной литературы для школы. По-простому — ничего сверх школьной программы здесь невозможно было найти. Я даже не стала записываться, просто развернулась и ушла.       Остаток выходных был на удивление размеренным. Я прибрала весь дом, начав всё же в субботу, сделала всю домашнюю работу, отправила Рене нарочито бодрое сообщение. Кормила Чарли разнообразными блюдами, экспериментируя на кухне, и ни разу до вечера воскресения не вспомнила про Эдварда Каллена.       В последний вечер перед школой, укладываясь спать, я задалась вопросом: увижу ли своего соседа на биологии в понедельник или он и дальше будет прогуливать, избегая меня?