Я - человек

(от лица Изабеллы Свон)

      После выходных похолодало. Ещё не замёрзли лужи, но уже не было дождя.       Направляясь в школу в понедельник утром, я укутывалась в свою парку ещё плотнее, завтра придётся надевать один из тех бесформенных свитеров, что мы купили с мамой в Финиксе, а то такими темпами превращусь в ледышку. Но были и свои плюсы этого дня, я уже не чувствовала напряжения, не думала о том, будут ли ученики пялиться или обсуждать меня. Казалось, я проучилась в средней школе Форкса уже несколько месяцев, а то и лет, настолько привычно, и не задумываясь, въезжала на школьную парковку. Там все приветствовали меня, здоровались, улыбались, хоть я и не помнила имя каждого, но кивала в ответ.       С тех пор как мы с Майком познакомились, мы сидели вместе на английском, так что и сегодня, стоило мне показаться в дверях, парень помахал мне рукой. Когда заняла место рядом с ним, завязался обычный разговор о проведённых выходных, настроении, готовности уроков. Он всё чаще улыбался, старался невзначай коснуться моей руки, очень внимательно слушал даже самые скучные ответы, в общем, уделял мне повышенное внимание. И если бы на задворках моих мыслей не мелькал странный Каллен, я точно поддалась бы провинциальному очарованию Майка Ньютона. Но в голове сравнение этих друх парней между собой не прекращалось ни на минуту, и, несмотря на более обширную картотеку знаний о Майке, я продолжала отдавать предпочтение таинственному Эдварду.       Урок начался с объявления о контрольной по роману «Грозовой перевал». Чувство превосходства моментально охватило меня. Что может быть легче написания работы по любимой книге, зачитанной до дыр? Я точно знаю — мало кто напишет лучше меня, сейчас не модно читать подобную литературу. А значит я буду одной из немногих, если не единственной, кто получит «Отлично».       С каждой минутой этого утра понимала, мне комфортно. Никогда не представляла себе, что этот переезд дастся так легко. Но это случилось, школа становилась родней, дом Чарли (я часто ловила себя на этой мысли) — моим домом, эти люди — добрыми знакомыми. Я начинала расслабляться и наслаждаться жизнью, уже не так сильно тоскуя по привычной и жаркой Аризоне.       Когда мы вышли из здания, вокруг послышались возбуждённые крики, смех. Пошёл снег, ветер кусал нос и щёки, а люди вокруг радовались.       — Вот здорово, — сказал Майк. — Снег идёт!       Я смотрела, как маленькие ватные шарики кружатся в хаотичном порядке вокруг моего лица, заполняя всё пространство вокруг, и сбиваются в стайке на тротуаре.       — М-да, — ответила я, и посильнее натянула капюшон.       Снег. Вот и закончился мой счастливый день. А я ведь уже успела расслабиться и поверить, что Форкс не так уж и плох. Что ж, это очередное напоминание, почему я ненавижу этот маленький город.       — Ты что, не любишь снег? — удивился друг.       — Нет. В моём представлении это просто замёрзший дождь, — ну разве это не так? — Кроме того, мне казалось, что снег должен летать в воздухе в виде снежинок — ну, знаешь, каждая из них уникальна и всё такое… А это прямо как ватные катышки с концов ушных палочек.       — Ты что, никогда раньше не видела снега? — недоверчиво спросил он.       — Конечно, видела, — я выдержала паузу. — По телевизору.       Майк рассмеялся. И тут же большой ком снежной каши ударил его по затылку. Мы оба обернулись. От нас подозрительно быстро удалялся Эрик, причём совершенно не в том направлении, куда ему было нужно по расписанию. Майк, очевидно, пришёл к тому же выводу. Он наклонился и принялся сгребать в кучу мокрое белое месиво.       — Увидимся в столовой, — торопливо сказала я парню. — Раз уж вы решили покидать эту белую гадость, я лучше пойду.       Даже не поворачиваясь ко мне, Ньютон кивнул, продолжая следить за удаляющейся спиной своего противника.       Весь день ученики обсуждали снег. Это был первый снегопад в наступившем году, что неимоверно радовало всех. Я отмалчивалась и не вступала в разговоры. Снег конечно суше дождя, но лишь до тех пор, пока не растает у тебя в носках, волосах и за шиворотом.       Направляясь в кафетерий после испанского, настороженно следила за мокрыми снежками, которые летали повсюду. В руках я несла пластиковую папку, чтобы в случае чего использовать её как щит. Джессика потешалась, глядя на это, но что-то в моём лице удерживало её от того, чтобы самой бросить в меня снежок.       Майк нагнал нас, когда мы, смеясь, вваливались в двери кафетерия. Хлопья снега таяли в его стоявших торчком волосах. Ожидая своей очереди к раздаче, они с Джессикой оживлённо обсуждали снежную битву. Я, скорее по привычке, чем из необходимости, взглянула на заветный стол в углу и застыла на месте: сегодня там сидело пять человек.       Желудок сделал кульбит, а сердце застучало как сумасшедшее. Во рту пересохло и чувство голода моментально покинуло меня. Я застыла.       Кто-то потянул меня за рукав.       — Белла, ау! Что ты будешь? — старалась привлечь моё внимание Джессика.       Я опустила голову, уши горели огнём. У тебя нет причин смущаться, повторяла я себе. Ты не сделала ничего дурного. Это он пропадал неделю, а перед этим кидал злобные взгляды на незнакомого ему человека.       — Что это с Беллой? — спросил Майк почему-то Джессику, а не меня.       — Ничего, — чуть раздраженно ответила я, его бестактное поведение вывело на мгновение из пучины шока и необъяснимого страха. — Мне только колу, — голод так и не вернулся.       — Точно есть не хочешь? — спросила Джессика, слегка хмуря брови.       — Тошнит немного, — покачала я головой, опустив взгляд.       Подождав пока друзья возьмут свой ланч, поплелась следом за ними, так и не подняв головы, смотря чётко себе под ноги. Маленькими глотками опустошая бутылку колы, я кривилась от судорог сжимавших желудок. Мне было некомфортно и отчасти плохо, что не осталось незамеченным, Майк дважды настойчиво спрашивал, всё ли со мной в порядке. Я сказала ему, что ничего страшного, но про себя прикинула: а если разыграть эту карту и взять у медсестры освобождение от биологии?       Это уже смешно, почему я должна убегать?       Но внутренние переживания, накопленные за неделю, воспоминания о том, что красивый парень, понравившийся мне, был несправедливо груб и чуть ли не возненавидел с первого взгляда незнакомку, превращали из более-менее уверенной и самодостаточной девушки в комок нервов и страхов. Я решила позволить себе один взгляд на семейный стол Калленов. Если Эдвард опять так же на меня смотрит, я пропущу биологию, как последняя трусиха. И мне будет совсем не стыдно, он же сбежал после первого совместного урока.       Склонив голову, потихоньку покосилась на них из-под опущенных ресниц. Никто на меня не смотрел. Я слегка выпрямилась. Они смеялись. Волосы Эдварда, Эммета и Джаспера были совершенно мокрые от таявшего снега. Элис и Розали отпрянули, когда Эммет встряхнул головой, разбрасывая капли воды во все стороны.       Как и остальные, они наслаждались первым снегом. Разве что в их исполнении это выглядело наигранно, киношно. С их совершенной внешностью и в обыденной обстановке школьного кафетерия казалось, будто здесь и сейчас снимается промо-ролик для подростков на Рождественскую тематику.       Но, помимо смеха и игривого настроения, была ещё какая-то перемена, и я никак не могла её уловить. Я изучала Эдварда пристальнее, чем остальных. Его кожа немного порозовела (может быть, он только что играл в снежки?), круги вокруг глаз выделялись не так резко. Но кроме этого было что-то ещё. Напряжённо вглядываясь в его лицо, старалась понять в чём дело.       — Белла, куда это ты так пристально смотришь? — неожиданное вторжение Джессики в ход «расследования» застало врасплох. Она проследила за направлением моего взгляда. И тут случилось это.       Его глаза сверкнули, встретившись с моими.       Я уронила голову, позволив волосам спрятать моё лицо. Тем не менее, я могла бы поклясться, что в его глазах не было враждебности, как в прошлый раз. Лишь лёгкий интерес и какая-то странная неудовлетворённость.       — Эдвард Каллен смотрит на тебя, — хихикнула Джессика мне в ухо.       — Злобно? — не удержавшись, спросила я.       — Да нет, — недоумённо произнесла она. — А что, есть повод?       — Кажется, я ему сильно не нравлюсь, — признание далось тяжело, тошнота никак не проходила. Я положила голову на согнутые в локтях руки.       — Ну, Калленам никто не нравится. Ведь чтобы кто-то понравился, его надо сперва заметить, а они никого не замечают, — ядовито сказала Джесс. — Он всё ещё на тебя смотрит.       — Хватит на него пялиться! — зашипела я, не понимая чего больше в моём шипении — ревности или страха привлечь лишнее внимание.       Она хохотнула, но отвела взгляд. Я подняла голову, убедиться, что она не пялится украдкой на Эдварда, и вздохнула с облегчением. Джесс, хихикая над моими манипуляциями, наконец уделила всё своё внимание обеду.       Майк, уже закончив трапезу, начал собирать войско для грандиозной битвы в снежки на парковке после уроков и хотел, чтобы мы присоединились. Его слышал весь кафетерий, он почти кричал о своей идее, и с разных концов помещения слышались возгласы одобрения, никто не хотел остаться в стороне. Джессика тоже с радостью согласилась. Она так смотрела на Майка, что, без сомнения, согласилась бы на что угодно, что бы он ни предложил. Я промолчала. Придётся прятаться в раздевалке, пока они не разойдутся. Шикарное времяпрепровождение!       Всё оставшееся от ланча время я тщательно разглядывала стол. Решила исполнить данное себе слово: раз он не зол, надо идти на биологию. Мой желудок выдавал кульбиты при одной мысли о том, что придётся сидеть рядом с ним. Но от страха или томления, так и не разобрала. Честно, я всё больше ощущала себя героиней тех, любимых мамой, любовных романчиков, в которых смысл один — переспать с мужчиной/женщиной (смотря от какого пола ведётся повествование), ну или обратить его внимание на себя. Я любила романы, но с глубоким смыслом, с развитием персонажей, их реальными переживаниями и терзающими душу страданиями, вроде «Джейн Эйр». А тут назревала обычная подростковая драма, от которой я отреклась ещё в тринадцать, окрестив себя достаточно взрослой для всей этой ерунды.       Но может мне всего лишь кажется. Я слишком плотно вошла в школьную жизнь, у меня появились друзья-тинейджеры, я невольно стала слушателем их историй, однообразных и скучных, и это повлияло на видение моей проблемы. Да, так и есть. Никак иначе. Просто стоило успокоиться и отгородиться от ненужных эмоций, не съест же меня Каллен, а значит нужно реагировать на стресс как взрослый разумный человек. Отодвинуть чувства на второй план и думать головой. Это Эдвард Каллен здесь гормональный подросток с перепадами настроения, а не я — впечатлительная барышня с развитой фантазией!       Когда пришло время идти, мне не особо хотелось оказаться рядом с Майком по пути к классу — кажется, он был здесь излюбленной мишенью для снежков. Но, когда мы подошли к двери, по рядам бойцов пронёсся дружный стон разочарования. Шёл дождь, смывая остатки снега, которые прозрачными льдистыми ленточками убегали прочь вдоль бортиков тротуара. Я натянула на голову капюшон, тихо радуясь про себя. Их горе, моё счастье. Теперь можно будет спокойно ехать домой прямо после физкультуры. И даже то, что снежные хлопья сменились холодными каплями дождя, нисколько не тревожило, к нему я, по крайней мере, привыкла.       Закутавшись плотнее в парку, я поспешила пересечь двор, скрывая ликующую улыбку за капюшоном. Естественно, Майк не оставил меня, шёл рядом и ныл о несправедливости судьбы.       Войдя в класс, с облегчением обнаружила, что мой стол пуст. Мистер Баннер ходил кругами, раздавая всем микроскопы и коробочки с препаратами — по одному комплекту на парту. Комната гудела от разговоров в ожидании начала урока.       Я упорно не смотрела в сторону двери, но трепетное чувство в груди никак не отпускало, не смотря на пустующее место рядом. Пытаясь хоть как-то перестать думать о своём странном соседе, лениво водила ручкой по обложке тетради, рисуя разные закорючки.       Чёткий, резкий звук отодвигающегося слева стула, заставил пружину внутри сжаться ещё сильнее. Он пришёл. Внешне же я старалась оставаться невозмутимой, даже не подать виду, что заметила, как ко мне кто-то присоединился.       — Привет, — произнёс негромкий мелодичный голос.       Нарочито медленно подняла голову и посмотрела на него. То, что он заговорил со мной, было неожиданным, но обида на его поведение в прошлую нашу встречу оказалась сильнее удивления. Он опять отодвинулся на самый край парты, это раздувало её ещё сильнее, но развернул стул в мою сторону. С его растрёпанной головы капала вода, и даже в таком виде парень выглядел так, словно только что снимался в рекламе геля для волос. Сияющее красотой лицо было дружелюбным и открытым, на безупречных губах — лёгкая улыбка. Но глаза смотрели внимательно и выжидающе.       — Меня зовут Эдвард Каллен, — продолжил он. — Жаль, что у меня не было возможности представиться на прошлой неделе. Ты, должно быть, Белла Свон, — краем сознания отметила учтивость его тона, всё как описывали девочки.       Но сам факт разговора, его непринуждённая поза, улыбчивое лицо — это путало мои мысли. Картинка двоилась, я помнила злого парня, с горящими ненавистью глазами, бледного, и немного страшного. И этот образ никак не состыковывался с тем, что я видела сейчас — вежливый, невероятно очаровательный и добродушный молодой человек. В голове билось лишь одно — неужели мне показалось? Не бывает таких резких перемен.       Нужно было отвечать — он ждал этого, — но ничего достойного в голову не приходило.       — О-откуда ты знаешь моё имя? — заикаясь, произнесла я.       Он издал мягкий завораживающий смешок.       — О, его уже все вокруг знают. Тебя ждал весь город.       Я поморщилась. Ну конечно, так я и думала.       — Да нет, — продолжала тупо настаивать на своём. — Почему ты назвал меня Беллой?       Он растерялся.       — Ты предпочитаешь «Изабелла»?       — Нет, «Белла» мне нравится больше, — сказала я. — Но я думала, что Чарли — это мой отец — за спиной всегда зовёт меня Изабеллой, поэтому поначалу все здесь называют меня так, — я сбивчиво старалась донести до него смысл моего вопроса, когда поняла одну вещь, мысленно обругав себя идиоткой!       Вся школа зовёт меня не иначе, как Белла Свон, за два дня я добилась нужного мне результата. У него в этой самой школе учатся два брата и две сестры, которые, несмотря на свою отчуждённость, слух имеют и могли слышать, как меня обсуждают ученики, или даже присутствовать рядом при моих разговорах с друзьями. И он мог вполне разговаривать с ними обо мне, что желанно, но вряд ли, или услышать сплетни в их исполнении, где я фигурировала.       — А-а, — он предпочёл оставить эту тему. Неловко отвернулась, такой глупой я давно себя не ощущала.       К счастью, мистер Баннер наконец-то начал урок. Я внимательно стала слушать его инструкции к лабораторной работе, которую нам предстояло делать сегодня. А выходило следующее: препараты в коробке были перепутаны. Работая совместно с соседом по столу, нужно распределить стёкла с препаратами клеток кончика корня лука по фазам митоза и правильно подписать их. Учебник использовать нельзя. Через двадцать минут он пройдёт по рядам и посмотрит, кто справился с работой.       — Начинайте, — скомандовал он.       — Дамы вперёд, напарник? — спросил Эдвард с шутливыми нотками в голосе.       Подняла глаза: он улыбался одним уголком рта. Улыбка была такой невероятной красоты, что я оторопело уставилась на него, как дурочка. Ослепительно красив, как я могла подумать, что он злой неуправляемый подросток?       — Если хочешь, я могу начать, — улыбка погасла. Он явно начал сомневаться в моих умственных способностях. Что не удивительно с моей тормознутостью. Зачем люди бывают такими невероятно привлекательными, от этого же другие страдают.       — Нет, — быстро ответила, покраснев. — Давай я буду первой.       Я докажу ему, что не очередная глупая девчонка, сражённая его внешностью. Да, я мухлевала, программа Финикса опережала здешнюю, и эта лабораторная была сделана ещё там. Так что я точно знала, какие картинки искать, и учебник мне был совсем не нужен. Всё-таки хорошо, что я заучиваю, а не просто запоминаю, полезное умение.       Я положила под микроскоп первый препарат и навела на резкость 40-кратный объектив.       Бегло посмотрев в окуляр, вынесла уверенный вердикт:       — Профаза.       — Не возражаешь, если я взгляну? — спросил Каллен, когда я уже убирала стёклышко. Он хотел вернуть его на место, и наши руки встретились. Его пальцы были холодны, как лёд, словно он всю перемену продержал их в сугробе. Но я вздрогнула не поэтому — от его прикосновения по всему телу будто прошёлся электрический разряд.       «Это знак!» — громко пронеслось в моей голове, почему-то голосом Джессики Стенли.       — Извини, — пробормотал он, поспешно убрав руку, словно его тоже ударило током, но по-прежнему выказывая желание добраться до микроскопа. Не в силах прийти в себя, я смотрела на него в упор, пока он разглядывал препарат. Мне же не показалось, и между нами прошла та самая мифическая искра? Неужели романы не врут?       Рассмотрение рисунка заняло у него ещё меньше времени, чем у меня.       — Профаза, — согласился он, словно его не удивил мой правильный ответ. Аккуратно записал всё в первой строчке таблицы.       Быстро сменив препараты, он бегло глянул на второй.       — Анафаза, — проговорил парень себе под нос, записывая.       — Можно посмотреть? — как можно равнодушнее спросила я. Задевало его спокойствие, я надеялась, он поймет, что я не Джессика Стенли, бегающая последний год за ним попятам, об этом говорили все кому не лень. Я — умная девушка, ненавязчивая, не глупая и не гламурная. Что ещё ему нужно, чтобы обратить на меня внимание?       Он самодовольно улыбнулся и придвинул ко мне микроскоп. Сгорая от нетерпения, заглянула в окуляр, но радоваться было нечему. Черт возьми, он был прав. Не зря ребята жаловались на Калленов-отличников. Я надеялась всё преувеличено, и у меня появился шанс его выручить правильным ответом.       — Номер три, пожалуйста, — я протянула руку, не глядя на него, стараясь не показать своего негодования.       Эдвард подал образец, и мне показалось, что он изо всех сил старался не коснуться меня. Я изучила препарат так быстро, насколько смогла.       — Интерфаза, — предупредительно подвинула микроскоп к нему. Парень мельком бросил взгляд в окуляр и сделал следующую запись. Я могла бы сама записывать, пока он смотрел, но его ясный изящный почерк был настолько хорош, что я постеснялась предложить. Не хотелось портить страницу своими кривыми каракулями. Ещё одно отличие между нами. Но противоположности ведь притягиваются?       Мы закончили работу быстрее всех. Я видела, как Майк и его соседка снова и снова сравнивают два препарата, а кое-кто подглядывает в книжку под столом. Теперь мне было нечем заняться, разве что воспитывать в себе силу воли, стараясь смотреть на всё что угодно, но только не на Каллена. К слову, пустая трата времени. Когда рядом сидит человек, внешностью которого ты готова любоваться годами, невозможно оторвать от него глаз.       Он смотрел на меня всё с тем же необъяснимым выражением любопытства на лице. И я вдруг поняла, что в нём изменилось.       — Ты что, надел линзы? — не подумав, ляпнула я, точно помня, что глаза были темнее на прошлой неделе, или и это мне привиделось?       Мой неожиданный вопрос, казалось, сбил его с толку.       — Нет.       — Кажется, в прошлый раз у тебя глаза были какие-то другие, — пробормотала я, пытаясь детально восстановить картинку злого взгляда Эдварда Каллена в памяти.       Он пожал плечами и отвернулся.       Я не ошиблась. Я живо помнила непроницаемо-чёрный цвет его глаз, когда он в прошлый раз смотрел на меня с ненавистью — этот цвет так не вязался с бледностью кожи и тёплым оттенком рыжевато-каштановых волос. Сегодня его глаза были совсем другими — цвета охры. Темнее, чем ириски, но того же золотистого тона. Непонятно, как такое могло быть, наверное, он соврал насчёт линз.       Мистер Баннер подошёл к нашему столу, чтобы понять, почему мы бездельничаем. Убедившись, что лабораторная работа сделана, он взял в руки наш листок, чтобы проверить ответы.       — Ну, Эдвард, не кажется ли тебе, что Изабелле тоже надо было дать возможность посмотреть в микроскоп? — спросил учитель.       — Белле, — автоматически поправил Эдвард, даже не задумываясь, как это обычно делала я. — Вообще-то, она определила три из пяти.       Теперь мистер Баннер смотрел на меня со скептическим выражением на лице.       — Ты уже делала эту работу? — спросил он.       Я смиренно улыбнулась, врать учителю не в моих правилах:       — Только не на клетках корня лука.       — Бластула сига?       — Да.       Мистер Баннер кивнул.       — В Финиксе у тебя была углублённая программа по биологии?       — Да.       — Ну что ж, — сказал он, чуть помедлив. — Хорошо, что вы двое сидите вместе, — и пробормотал что-то ещё, удаляясь.       За неимением каких-либо заданий, я вернулась к разрисовке своей тетради. Завиток, линия, кругляшек, завиток…       — Жаль, что снег растаял, да? — спросил Эдвард.       Либо ему было скучно, либо зачем-то он стремился сегодня со мной заговорить. Паранойя захлестнула. Он словно подслушал нас с Джессикой за обедом и теперь старался доказать, что я была неправа насчёт него.       — Да не особенно, — честно ответила я, вместо того, чтобы примкнуть к большинству и показать, что я такая же, как все. С ним я не буду врать и притворяться, мне нужно его заинтересовать. А что лучше способствует привлечению внимания, чем неординарное поведение?       — Ты не любишь холод, — это не было вопросом, он просто делал выводы из нашего диалога, не стремясь «разгадать» меня.       — А также сырость.       — Должно быть, тебе нелегко жить в Форксе, — предположил он задумчиво.       — Даже не представляешь себе до какой степени, — мрачно пробормотала я, не думаю, что за два года он проникся неземной любовью к этому городу, и мои слова его сильно обидят.       Выражение его лица из вежливого интереса переросло в живейшее любопытство, чем-то его привлёк мой ответ. Он словно засветился изнутри, отвлекая от сути разговора и мешая сосредоточиться на своих мыслях, поэтому я старалась долго на него не смотреть и периодически отводить взгляд.       — Почему ты тогда приехала сюда?       Никто ещё не догадался спросить меня так прямо и требовательно. Не говорит ли этот точный вопрос о его заинтересованности во мне?       — Это сложно понять, — несмотря на мои неоднозначные чувства к этому парню, открывать свою душу по первому требованию не особо хотелось.       — Я постараюсь, — настоял Эдвард, заглядывая мне в глаза.       Я избегала зрительного контакта, стараясь что-то придумать, ответить нейтрально, но он поймал меня. Его тёмно-золотистые глаза смотрели прямо в душу, заставляя все мысли в голове броситься врассыпную, так что я выдала правду:       — Мама снова вышла замуж.       — Звучит вполне понятно, — пожал он плечами, но в голосе слышалось сочувствие. — Когда это произошло?       — В сентябре, — мой голос показался грустным даже мне самой, редко жалуюсь, но у этого парня хотелось вызвать сопереживание.       — И он тебе не понравился, — предположил Эдвард.       — Нет, Фил отличный. Ну, может быть, слишком молод, но вообще-то он очень милый.       — А почему ты с ними не осталась?       Вроде бы логичный вопрос, но я не знала, как правильно сформировать ответ, чтобы не выставить виноватым кого-то конкретного — маму, Фила или себя. Мы все в этой ситуации и злодеи, и невинные жертвы. Мама ушла с головой в брак, она любит меня, но иногда забывает, что я ребёнок и мне нужно её внимание хотя бы наравне с Филом. Фил молод, ни разу не родитель, любит маму, привязан ко мне, но ему нужна женщина, а не ребёнок, и поэтому он требует от Рене больше времени на себя, в ущерб мне. Я люблю маму, благодарна Филу за то, что он делает её счастливой, но мне больно и обидно, что я оказалась на заднем плане их жизни, хоть они и старались этого не допустить, противясь своему эгоизму.       — Фил много путешествует. Он бейсболист, — заговорила я, под пристальным и заинтересованным взглядом Эдварда, и слегка улыбнулась, определив наконец как именно преподнесу ему свой рассказ.       — Может быть, я о нём слышал? — спросил он, улыбнувшись в ответ.       — Скорее всего, нет. Как профессионал он слабоват. Никак не может пробиться из низшей лиги. Поэтому приходится часто переезжать, — я говорила правду, только акцент сделала на Фила, а не на всю семью.       — И мама отправила тебя сюда, чтобы можно было сопровождать его в поездках, — он снова высказал предположение, а не задал вопрос.       Это задело меня. Он отчасти прав, но не во всём. Как бы я не обижалась на маму, он не смел так пренебрежительно говорить о ней, он не знал её!       — Мама меня не отправляла. Я сама себя отправила, — гордо подняла я подбородок.       Его брови сошлись на переносице.       — Я не понимаю, — он признал поражение и был без всякой на то причины этим раздосадован.       Я не понимала, зачем это ему, но его искреннее любопытство и желание узнать что-то обо мне делало меня непонятно счастливой. Потому я вздохнула и решилась объяснить некоторые детали, сглаживая углы этой истории.       — Она поначалу оставалась со мной, но очень скучала по нему. И была несчастна… Поэтому я решила, что настал как раз подходящий момент уделить немного времени Чарли, — мой голос совсем упал к концу этой фразы.       Несчастной чувствовала себя и я, и Фил. Не редко моменты его приездов были наполнены скандалами, муж моей мамы не понимал, почему она не хочет путешествовать с ним, прихватив меня с собой. Хотя он искренне считал, что я могу жить самостоятельно.       — Она уже взрослая! Прекрати её опекать! Справится! Деньги если что отправим, а так и сама найдёт подработку после школы! — именно так закончился последний скандал, эти слова отразились болью в груди, и я вспомнила о папе.       Несмотря на то, что сама себя я считала взрослой, страх жить одной и окончательно попрощаться с детством пугал меня. На следующее утро после ужасных слов Фила я объявила, что хочу поехать к папе. Лучше жить в ненавистном Форксе, чем одной в Финиксе не понятно на что и непонятно как.       — Ну и теперь несчастна ты, — подчеркнул Эдвард. И угадал.       — И что? — с вызовом спросила я, задетая его наблюдательностью.       — Кажется, это несправедливо, — он пожал плечами, но его глаза не отпускали меня.       Я невесело рассмеялась.       — А тебе ещё никто не говорил? Жизнь вообще несправедлива.       — Слышал что-то подобное, — сухо согласился он.       — Ну так вот, — я упрямо гнула своё, удивляясь, почему он продолжает неотрывно смотреть на меня. Что он хочет увидеть? Или он любуется мной? Неужели я смогла заинтересовать его не только беседой, но и внешностью?       Горечь от воспоминаний перемешалась с трепетом от непрошеных мыслей и надеждой.       Эдвард прищурился, что-то выискивая в моём лице.       — Что ж, — медленно произнёс он, — Я охотно побьюсь об заклад на то, что ты никому не позволишь увидеть, как сильно страдаешь на самом деле.       Я скорчила ему рожицу, с трудом подавив желание высунуть язык, как пятилетняя девочка, и отвернулась. Его проницательность начинала подбешивать.       — Я не прав?       Я старательно делала вид, что не слышу его вопроса.       — Едва ли, — самодовольно пробормотал он.       — Какое тебе дело до этого? — раздраженно спросила я.       Вначале его интерес льстил, но теперь, когда он докопался до сути и разбередил рану, только-только начинавшую закрываться заживляющей корочкой, я искренне злилась на него. Не глядя на соседа, я упрямо следила за тем, как Баннер нарезает круги по классу.       — Хороший вопрос, — тихо, спокойно сказал он, и я подумала, что он обращается к самому себе.       Так как наступило молчание, я поняла, что это был ответ и другого я не получу. Громко вздохнув, стала сердито разглядывать доску. Я чувствовала себя обманутой, как та девочка из моей старой школы. Самый популярный мальчик пригласил её на танцы, и все две недели до них она помогала ему по учебе, но стоило наступить долгожданному вечеру, он сказал: «Извини, но не получится, я влюбился и пригласил другую». Думаю она чувствовала себя использованной, как я сейчас. Эдвард Каллен зачем-то вывернул мою душу наизнанку и замолк, не объясняя зачем, лишь дал надежду на взаимную симпатию и тут же отобрал её.       — Я тебя раздражаю? — весело спросил он.       Не подумав, я посмотрела на него… и снова сказала правду.       — Не совсем так. Я сама себя раздражаю. У меня вечно всё на лице написано, — а ещё не держу язык за зубами в присутствии красивых парней. — Мама зовёт меня своей «открытой книгой», — я нахмурилась.       — А я вот, напротив, с трудом читаю тебя, — вопреки всему тому, что я успела наговорить, и о чём он сумел догадаться, эти слова прозвучали без тени иронии.       — Должно быть, ты проницательный читатель, — ответила я.       — Как правило, да, — он сверкнул широкой улыбкой, обнажив ряд безупречных, неправдоподобно белых зубов, я не удержалась и неуверенно улыбнулась в ответ.       До конца урока мы не разговаривали, но эта завершающая нота нашего диалога показалась мне дружелюбной. Эдвард Каллен создал в моей голове ещё больше вопросов, но теперь я хотя бы не считала его монстром. А вот загадочным парнем он для меня так и остался.