(от лица Эдварда Каллена)
В машине стояла тишина. Я видел, как Элис, сидящую между близнецами, буквально подбрасывает на заднем сидении, от желания завалить меня вопросами, но рука Джаспера на её плечах тормозила словесную лавину. Пока. Эммет рядом со мной качал головой в такт играющей по радио музыке. В «Вольво» существовало правило – если едет вся семья, включаем радио, а не диски. В первые дни, после того как мне подарили машину, случалось много споров, криков, чуть ли не драк по простой причине – мы не могли договориться, что хотим слушать всю дорогу. Так что для нашей безопасности, продумывание выхода из ситуации как раз выпало на обработку ссадин у всех пятерых, мама установила правило, её словами «закон» - если едет больше двух человек, включается станция «Сиэтл FM» и никак иначе. С тех пор мы вместе пережили все стадии принятия неизбежного и достигли, после «смирения», некоего «удовольствия», слушая передачи по «безопасной» радиостанции. В такой тишине мой мозг отдыхал. Не нужно сосредотачиваться на нескольких вещах одновременно, вроде – следить за дорогой и словесно отбиваться от Элис (с её вопросами) и Эммета (у которого похоже встроенный генератор шуток). Меня не мучила совесть и напряжение, как утром. А ещё, впервые за последнее время я не думал о своей тайне, настолько расслабленно себя ощущал. Заворачивая на лесную дорожку, ведущую к нашему затерянному среди деревьев коттеджу, я понял: терпение маленькой мисс Каллен кончилось. А оповестила она меня об этом очень оригинально – громко произнеся прямо рядом с моим ухом: — Ты поговорил?! Поморщившись и от неожиданности вильнув рулём, я раздраженно посмотрел на любопытную мордашку Элис, зависшую между передними сидениями. И не я один. Эммет тоже, насупившись и картинно потирая левое ухо, глазел на Кроху. — Да, — закатив глаза, я продолжил аккуратно вести автомобиль по неровной дороге. — И что? — коснулась она моего плеча. — Ничего, — вздохнул я. — Просто разговор ни о чем, совместная лабораторка и улыбка в конце. Довольна? — Улыбка? — послышался довольный голос за головой сестры. Эммет. — Да, вежливая, ничего не значащая улыбка, — все больше выбиваясь из прекрасного расположения духа, буркнул я. — Ага, конечно, — протянул брат, Элис пока молчала. Мы подъезжали к дому, когда мелкая выдала: — А обо мне вы говорили? — Нет, — удивился я. — С чего бы? — Не знаю, — расстроено пожала она плечами, откидываясь обратно на сидение. Как только я припарковался в совместном гараже, ребята вылезли из «Вольво», на прощание хлопнув дверью. Я решил задержаться. Сделав пару глубоких вдохов, чтобы успокоиться и перестать злиться на сестру с братом, я уже собрался выйти из салона, как по лобовому стеклу постучали. Подняв взгляд, увидел Карлайла. Одетый в тёмное пальто, с бежевым шарфом на шее и в чёрных кожаных перчатках, он спокойно обошел авто и сел на переднее сидение. — Дома продукты кончились, съездим? Или ты очень голоден? В принципе в школе я перекусил за ленчем и после ещё яблоко умял, перед испанским, так, что особого желания кушать не испытывал. Поэтому, почему бы не провести время с отцом. Я без слов завел машину. Минут пять мы ехали в тишине. Отец разглядывал пейзаж за окном, будто он его не видит каждый день, уезжая на работу и возвращаясь с неё, я напряженно всматривался в асфальт. Между нами витала неловкость, которая кричала о небеспричинном желание папы Каллена поехать именно с младшим сыном в магазин. Первым начинать непонятно к чему ведущий разговор я не хотел, но и терпеть напряжение и неловкость становилось все труднее. После ещё пары минут молчания, Карлайл все же произнес: — Что у тебя происходит, сын? — его голос был грустен и потерян, словно он долго искал ответ и никак его не находил. — Ничего, — удивился я. В моей голове за время тихой поездки пронеслось множество тем для разговора наедине, от моего очередного грубого ответа мистеру Варнеру,учителю тригонометрии, до обсуждения предыдущего «Уикенда Родителей», где я показал себя во всей пьяной красе и испытывал стыд по сей день (не стоило вестись на эмметово: «почти безалкогольное», явно же подставой за версту несло). Но такого непонятного вопроса, с претензией на психоанализ не было в моём списке точно. — Мы с мамой беспокоимся, Эдвард, — печально продолжил отец. — Мы что-то делаем не так? Или неверно ведем себя? Возможно, невольно обидели чем? Объясни, Эд. — Пап, я, правда, не понимаю, все отлично, — мой шок, по мере произнесения Карлайлом каждого нового вопроса, рос. Я не мог представить, ЧТО должны сделать родители, чтобы это считалось «неправильным» или «обидным». Даже в самые бурные проявления наших гормональных взбрыков они вели себя на удивление понимающе и профессионально, словно до нас воспитали целую сотню неуправляемых подростков. Не каждый кровный родитель способен на такое проявление чуткости и баланса в семейных отношениях, как это выходит у Эсми и Карлайла. — Тогда почему ты отдаляешься от нас? — он повернулся ко мне всем корпусом. — Ты чаще избегаешь откровенных разговоров с нами, реже проводишь время с сестрами и братьями, ты перестал делиться с нами своими проблемами. Ты словно просто живешь в одном доме с шестью посторонними людьми, — отец вздохнул. — По крайней мере именно так мы ощущаем все с Эсми. Я не мог ничего сказать. С трудом удавалось не забывать, что я за рулём, и не свернуть с дороги, не то что ответить отцу. Да, моё поведение могло измениться. В начале нашего знакомства, я присматривался к Калленам, изучал их. После, поняв, что они вполне нормальные люди и не собираются не то что эксплуатировать детей, как бесплатную рабочую силу, но и вовсе делить на «свои» – «чужие». Я расслабился, стал общительнее, старался, чтобы меня полюбили и не вернули в приют. Был максимально дружелюбен с ребятами, насколько мог быть добр и терпелив ребёнок. Всегда спешил помочь Карлайлу или Эсми, стоило им заикнуться о какой-то работе для нас. Никогда не привередничал в еде и не просил ничего дорогого (как Эммет свои игрушки или Розали брендовые вещи). А потом случилось это – мои неправильные чувства к Бенджамину. Поняв насколько это может негативно сказаться на отношение родных ко мне, я испугался ещё больше. Ведь все, что я слышал от других людей, вне семьи, и иногда от Эммета, то что «педиком» быть плохо и позорно. Меня мучили кошмары ночью, о том, что родители будут злы, в ярости и отвернутся, выкинут меня из дома. Или, что Джас и Эм, которых я полюбил как родных, изобьют меня до полусмерти за то, что я влюбился в мальчика, за то, что я грязный пидор, посмевший стать им братом. Или Роуз и Элис оденут меня как девочку и в таком виде выставят перед всей школой, крича: «Педик». Утром я просыпался разбитым, переполненным страхом и болью, что это, скорее всего, будет правдой. Умывался, натягивал жизнерадостную улыбку, поддерживал все разговоры братьев о девочках, хвастался, что мои одноклассницы поголовно влюблены в меня (хотя это было не совсем так, может, кто и правда испытывал чувства, но я в основном только дружил с ними) и показательно держал один–два эротических журнала с девушками под матрасом. Чем старше я становился, тем больше старался копировать Эммета и Джаспера. Делился с родителями схожими проблемами, вроде ссоры с мальчиком из-за того, что он обидел понравившуюся мне девочку (ссора была реальной, вот только повод не влюбленность, а банальное заступничество за слабого, не способного дать отпор, человека). Или вступление в баскетбольную команду школы, ради популярности и спорта, хотя я люблю больше музыку и биологию. Все мои интересы казались мне девчачьими, пидорскими, и я старался их поменять на брутальные, мужские. Не всегда получалось, но я старался. Мое отрицание себя как человека, которого привлекает собственный пол, привело к потере себя как личности. Лишь несколько раз родители смогли разглядеть меня настоящего. Когда Эсми застала меня играющим на синтезаторе в музыкальном магазине, что в итоге привело к покупке рояля. Я тогда прогуливал тренировку, а она решила прогуляться по торговому центру. Или когда Карлайл застал меня за чтением его медицинской литературы. Тогда школьного курса биологии становилось мало, да и время появилось, и я перешел на его библиотеку. Они просто приплюсовали эти интересы к спорту, не исключая его, но и понимая – музыка и наука мне нравятся больше. Лишь после разговора с Карлайлом о карьере врача или любого другого медработника, я потихоньку начал осознавать - мне незачем скрывать себя, достаточно молчать о неправильных сексуальных и любовных предпочтениях. Работа в больнице, куда меня пристроил на полставки, а иногда и вовсе бесплатно, отец, расслабляла, показывала реальную жизнь. В холодных палатах лечебных учреждений лежат разные люди, с разными историями и судьбами. Каждое новое знакомство приносило в мою жизнь что-то необычное, поучительное и важное. Именно там, в смене уток, сортировке и выдачи лекарств, изучении историй болезни и непосредственном общении с пациентами, моя борьба с самим собой стихала, превращаясь в постепенное принятие и понимание того, что быть не таким, как того желает консервативное и, по большей части, религиозное общество, нормально, не стыдно, не неправильно. Одна пожилая леди, которая обитала в палате номер 6, любила поговорить. Её соседки настолько устали её слушать, что просто уже не обращали на её слова внимание. Мне было жаль одинокую женщину, и я часто поддерживал её разговорами, меняя ей утки, простыни, полотенца, принося обеды и лекарства. И как-то раз, при очередном обходе, она заговорила: — Знаешь, милый, ты похож на моего друга детства, пусть ему икается на том свете, шустрый пройдоха. Он был очень симпатичным и видным парнем, я даже думала, что люблю его какое-то время. Так вот, — миссис откашлялась, — когда настала нам пора разъезжаться по своим учебным заведениям, он позвал меня гулять. Мы шли по узенькой лесной тропинке, к нашему любимому озеру, он держал меня под руку, — её глаза подернулись пеленой воспоминаний, она смотрела вглубь своего разума, а я внимательно слушал. — Он молчал, странно так, не по его, словно подменили моего друга. Вот мы уже у кромки воды, я щурюсь солнцу, наслаждаюсь компанией моего любимого друга, а он до сих пор не сказал ни словечка. Я уже начала уставать, и тут он заговорил. «Знаешь, Мина, я уезжаю» — сказал он задумчиво, переплетая наши пальцы. — «Ты была мне лучшим другом все эти годы, только с тобой я чувствовал себя свободным и счастливым. Но я плохой друг». «Что ты такое говоришь!» — в протесте воскликнула я. — «Лучшего друга не придумаешь, тем более из мальчишки». Он засмеялся, звонко поцеловал меня в щеку и притянул к себе в объятия. «Наверное, я потеряю тебя после этих слов, но не могу больше скрывать такую важную часть себя, а тем более врать» — он начал говорить быстрее, не отпуская меня из своих рук. «Я никогда не женюсь, по крайней мере постараюсь не допустить этого», — продолжил говорить мой друг. — «Никогда не полюблю женщину, как она того желает, и никогда не заведу детей, даже если меня женят насильно». С каждым его словом я путалась все больше. Конечно в глубине души я догадывалась, что последует после таких заявлений, все-таки друзья отца в гостях у нас, да по пьяне, часто разглагольствовали о гонении и наказании всяких содомитов, но я старалась не думать об этом. «Я всю жизнь влюблялся не в тех и очень долго отрицал, что это именно влюбленность, а не сильное, странное желание дружить. Но недавно, я познакомился с человеком, который помог мне открыться, принять себя и, главное, полюбить не только его, но и себя», - он глубоко вздохнул, отпустил меня и отошел на шаг. — «Этот человек – мужчина». Он смотрел на меня широко распахнутыми глазами, наполненными страхом, болью и ожиданием, а ещё крохотной надеждой. Я же всматривалась в него и силилась понять, что в нем изменилось. Ведь должно же что-то поменяться, раз люди так ненавидят и презирают мужчин, любящих не женщин. Но ничего не находила. Это был все тот же Бред, мой лучший друг, добрый, веселый, отзывчивый и слегка странный, но не менее родной и любимый. Он не превратился в гигантского кальмара, готового сожрать всех детей в округе и изнасиловать всех доступных в поле его зрения мужчин. Нет. Бред оставался Бредом, и только это было важно. Я улыбнулась ему, раскрыла руки для объятий и сказала: «Ты мой друг. И всегда им останешься. Ты нормальный. Плевать, что думают другие.». Он так резко кинулся ко мне и так крепко обнял, — в голосе миссис послышались слезы. — Это был наш последний откровенный разговор. На следующий день Бред уехал на учебу, а через месяц пришло письмо его родителям. Там говорилось, что Бреда и его «друга» убили рядом с клубом сомнительной репутации, убийц не нашли и вряд ли уже поймают, родители могут забрать тело для похорон или отправить заявление о кремации по почте. Я понимала, что случилось. Думаю все понимали, клубы с сомнительной репутации – это гей-клубы, даже стриптиз-бары называли развлекательным заведением или увеселительным, ведь они более нормальными, бабы для мужиков», — миссис скривилась. — «Я надеялась, что похороны организуют, приехала в родной городок и предложила свою помощь, но родители Бреда заказали кремацию, а его отец и вовсе орал, что если б знал, ещё раньше удавил бы эту падаль. Именно тогда я поняла, что люди разные, милый, — её взгляд вновь стал ясным, она посмотрела прямо на меня, застывшего и полностью поглощенного её историей. — Есть родители, которые любят свои убеждения и мнение общественности больше, чем своих детей. А бывают люди, которые принимают и продолжают любить тебя, просто за то кто ты есть, не обращая на ярлыки и пересуды внимание. Этот мир очень трудно поменять, сынок, так что сначала нужно принять себя, а потом требовать того же от окружающих. И если они бросают тебя, бьют и ругают, значит, они не стоят твоего времени, твоих сил. Остается идти дальше. Впереди обязательно найдется хоть один человек, который будет рядом несмотря ни на что, и не осудит тебя ни за какое-либо решение или действие, ни за то, кто ты есть. Через сутки миссис Мина умерла с улыбкой на лице, а я накрепко запомнил и её историю, и её слова. Она дала мне основной толчок, эдакий турбо-разгон, для полного принятия себя и своей личности, тем самым перечеркнув мои стремления играть для семьи другого человека – нормального гетеросексуального сына. Именно тогда пошли изменения в моём поведении. Сначала было трудно вытащить наружу настоящего Эдварда, но со временем у меня получилось. И это стало заметно, раз отец решил завести этот разговор. — Я повзрослел? — вопрос в конце, наверное, был лишним, но я правда не знал, что ответить. Как объяснить Карлайлу свои действия, не раскрывая главной тайны? — Ты меня спрашиваешь? — хмыкнул он. — Я повзрослел. — Во взросление входит отстранение от родных? — хмуро спросил отец. — Насколько я знаю, это неотъемлемая часть данного периода, — спокойно парировал я, судорожно обдумывая способы свернуть разговор или хотя бы перевести его в другую сторону. — Эдвард, — устало произнес он, — я понимаю, что тебя что-то гложет, и ты не хочешь этим делиться с семьей. Мне жаль. Но не нужно врать, — в конце его голос прозвучал особенно жестко, такое редко бывало, но случалось. Все-таки держать пятерых подростков в рамках – трудная задача, тут все время добряком не пробудешь. — Я не вру, — зло ответил я. — Я занят учебой, практикой, изучением дополнительных материалов, у меня есть цели в будущем и я их стараюсь приблизить, не размениваясь на праздные разговоры и глупое наблюдение за воркованием парочек, наводнивших наш дом. Карлайл молчал. Я понимал, что перегнул и кинул своеобразный упрек в сторону семьи, но пусть уж он думает о моей печали из-за несостоявшейся личной жизни и небольшой зависти, чем докопается до истины. Я пока ещё не готов, не сегодня. — Ясно, — грустно заговорил отец. — Мне жаль, Эдвард, что ты до сих пор один. Жаль, что мы раним тебя своим счастьем, мы постараемся не сильно афишировать свои чувства при тебе. — Прости, пап, — паркуясь у супермаркета, искренне произнес я. — Не стоит, это лишь мои проблемы. Просто забудь, о’кей, я справлюсь. — Нет, Эдвард, я не хочу, чтобы наша семья раскололась. Я не хочу, чтобы кто-то из моих детей страдал молча, — он положил руку на моё плечо и сжал его. — Сегодня мы организуем семейный ужин и просто поговорим все вместе, как раньше. Будем шутить и злить Эммета, дразнить Элис, иронично расхваливать Розали, соревноваться в сарказме с Джаспером, спорить с тобой на научные и культурные темы и хвалить все вместе любое действие Эсми. Улыбка ностальгии появилась на моём лице, как отражение изогнутых губ Карлайла. Я представил себе этот ужин, во всех красках, со взрывом положительных эмоций, которые всегда сопровождали такие вечера, и очень захотел оказаться там, в прошлом, несмотря на внутреннюю борьбу, я наслаждался подобными сборами семьи. — Давай сделаем это, — радостно сказала я, и улыбка отца стала ещё более широкой.***
Давно так весело я не ходил по магазинам. Список, составленный Эсми, мы благополучно проигнорировали, решив сосредоточиться на предстоящем вечернем мероприятии. Традиционно подобные ужины готовила мужская половина семьи, женская занималась подготовкой развлекательной части. Одними разговорами да едой сыт не будешь. С энтузиазмом споря по поводу любого продукта и возможности его применения в готовке, мы потратили на фуд-шоппинг около двух часов. Смартфон Карлайла периодически пиликал, мама успела нас потерять. Отец каждый раз отвечал – скоро будем, но тележка все наполнялась, а борьба за каждое любимое блюдо, предложенное для предстоящего вечера, не прекращалась ни на секунду. Наконец мы загрузили четыре увесистых пакета в багажник «Вольво» и счастливые поехали домой. По дороге наш разговор продолжался, каждый вспоминал шедевры кулинарии предыдущих лет, пытаясь не перепутать рецепты и убедиться, что все нужные ингредиенты куплены. Дома нас встретили недоумевающими взглядами, в которых сквозило беспокойство. Даже Розали высказала озабоченность нашей задержкой в супермаркете. Отец, улыбаясь непозволительно широко, сгрузил свои два пакета Эммету и, уперев руки в бока, объявил: — Сегодня у нас Семейный ужин! В ответ была тишина. Удивление – это малое, что читалось на лицах родных. Эсми непонимающе смотрела на Карлайла, и хмурила брови. Элис, на секунду зависнув, начала немного подпрыгивать на месте, явно представив, как приложит все свои организаторские способности к данному мероприятию. Джаспер удрученно покачал головой, он явно не планировал сегодня ничего готовить, по штатному расписанию дома эта почетная обязанность в данный день недели принадлежала мне. Роуз лишь сморщила носик, но проскользнувшая, еле заметная, улыбка, когда она отворачивалась, выдавала её положительный настрой. — Круто! — крикнул из кухни Эммет, шурша пакетами, и мы так и не поняли к чему было это восклицание – по поводу вечера или из-за продуктов, которые он нашел. Устав стоять с довольно тяжелой ношей на руках, я присоединился к брату. Уместив груз на столешнице, начал помогать здоровяку разбирать пакеты, попутно объясняя ему, что мы запланировали с Карлайлом на ужин. Он кивал, мычал, уже чем-то хрумкал, но не возражал, и это главное. Джаспер с отцом зашли к нам, переговариваясь и споря о мясе по-французски, которое отлично готовил в нашей семье только Хейл. Он отнекивался и требовал поменять фирменный рецепт на простое запекание стейков, Карлайл был против. Под их тихую ругань, мы с Эмметом помыли фрукты, овощи и ополоснули мясо, разложили все на барной стойке и приступили к планированию процесса приготовления. Решив сделать сначала несколько салатов, для которых важно пропитаться заправкой, мы дружно шикнули на спорщиков и указали им на мясо с картошкой. Они вздохнули, но подчинились. Шинкуя, чистя и замешивая, время пролетело незаметно. Два салата уже насыщались вкусами, мясо с картошкой тихонько запекались в духовке, Карлайл взбивал сливки для своего любимого десерта, который родом, как и он, из Англии. Занимая время и тишину, мы играли в словесные ассоциации-противоположности. Смех звучал на кухне беспрестанно. Конечно, таких находчивых игроков, которые подбирают самые странные, даже идиотские, слова, ещё нужно поискать. — Вы готовите или стендап рассказываете? — ворчливо зашла на кухню Роуз. — Готовим! — хоровой ответ. — Ну да, — хмыкнула блондинка, указав на подгорающий бисквит. Карлайл ругнулся, но очень тихо, я разобрал лишь слово «черт», и поспешил спасти своё детище. Сестра, тихонько рассмеявшись, ушла. Братья поспешили отцу на помощь, больше мешая, а я сидел и наблюдал за этим балаганом. Такого тепла внутри давно не чувствовал, успел забыть ощущение семьи, близких и родных людей рядом. Десерт все же спасли, и Трайфл* получился на славу. На наши истекающие слюной наглые моськи, Карлайл шутливо погрозил пальцем и спрятал вазочки в холодильник, к настаивающимся салатам. Из гостиной послышался шум сдвигаемой мебели и щебетание Элис – шли последние приготовления. Все уселись за стол, сервированный совместными усилиями, в предвкушении блюда вечера от шефа Хейла. Он торжественно, придерживая как можно выше, занес противень, обхватив его руками в кухонных рукавицах, и под аплодисменты поставил на середину стола, где предусмотрительно стояла деревянная подставка. Весело переговариваясь, мы начали трапезу. Просьбы передать то-это, пихание локтями и брызги масла-сока на скатерть добавляли этому вечеру домашнего очарования и семейной атмосферы. Я был счастлив, настолько счастлив впервые за последний год. Сметя все со стола, десертные ложки каждого застучали по столешнице. Пришел черед блюда от главы семейства. Смеясь и крича, мы стучали, пока Карлайл торопливо доставал из холодильника свой шедевр и презентовал его нам. Именно на это время выпадал период общения и игр. — И так, — радостно улыбаясь, начала Эсми. — Мы давно так не собирались, дети. Все же совместная ежевечерняя толкотня на кухне совершенно не оставляет времени на полноценные разговоры. Давайте это исправим! Никто не смел отказать маме. Первой начала Элис. — Вы знаете, что в нашем городе новый человек, — затараторила сестра, но не успела разогнаться, как её прервал тройной стон. — Элис, — единодушно произнесли Джаспер, Эммет и Роуз. — Что? Я делюсь своей жизнью с родителями! — фыркнула она и проложила. — Так вот, я все-все узнала про неё от девочек, с которыми она общается, и попросила Эдварда мне помочь, ведь он сидит с ней на биологии. — Правда? — спросил меня отец. — Да, в классе не было свободных мест и ей пришлось сесть со мной, — пожал я плечами. — Она симпатичная? — всполошилась мама, её глаза заискрились. — Вполне, — спокойно произнес Джаспер. — Многие мальчишки, насколько я слышал, не прочь подружиться с ней, а то и вовсе назвать её своей подружкой. — Может, вы подружитесь, — с надеждой произнесла Эсми, смотря на меня. — Я ему тоже самое говорю, — забурчала Элис, недовольная, что тема её увлечения перешла на сватовство меня и мисс Свон. — Я лишь помогаю сестре, не более, — закатил я глаза, отламывая кусочек десерта. — Почему ты даже не рассмотришь такой вариант? — удивился Карлайл. — Она мне просто не нравится, может же быть так? — раздражение постепенно начало подниматься, но я старался держать себя в руках. — Конечно, может, милый, но ты присмотрись к девочке, не думаю, что Элис стала бы присматривать себе в подруги плохого человека, — мягко произнесла мама, ласково глядя на меня. — А ты Роуз? Как твой проект по машиностроению? — Отлично, — горделиво улыбнулась блондинка. — Почти перебрала движок, будет как новенький. Эта модель сама по себе сложная, но благодаря имеющимся у меня запчастям и тому, что вы с папой неимоверно понятливы, — такой нежный и любящий взгляд от мисс Хейл могли заслужить немногие, — у меня получится из трех почти утилизированных машин собрать одну – суперскую. Эсми и Карлайл улыбнулись, переводя пытливый взгляд на Эммета. Тот, поспешно прожевав кусочек бисквита и запив все соком, заговорил: — Помните мы с Роуз ездили в прошлом году на горнолыжный курорт? — все кивнули. Ребята сами накопили денег и оплатили свою поездку, впрочем, аналогично поступили и Джаспер с Элис, правда, выбрав для отдыха Париж. — Так вот, там мы познакомились с классными ребятами, они студенты мичиганского университета. Всю неделю с ними зависали и обменялись контактами. Периодически списываемся. Они на лето собираются ехать к Большому Каньону, на машинах, вот мы с Роуз думаем рвануть тоже, как подарок по окончанию школы, да, детка? Розали кивнула, улыбаясь родителям, и пихнула локтем своего парня. Что-то в этих планах явно было не согласовано. — Хотите историю? — всполошился здоровяк, что-то вспомнив. — Короче, Макс, один из тех ребят, написал об их жизни в общаге. У них там случай такой ржачный был. В общем, учится с ними один парень, тихоня, ботан одним словом, вон, как наш Эд, — громко рассмеялся брат. — Ребята его не сильно трогали, так постебут да лекции попросят списать, ничего грубого, — сразу оправдал своих приятелей он перед родителями. — И вот, как-то раз, позвали они его на вечеринку, он согласился. Пришел весь при параде, ребята его напоили, чтобы он расслабился, и отправили к самой красивой девчонке знакомиться. Вдруг храбрость возьмет вверх и хоть человеком нормальным станет, — вновь рассмеялся он, к нему присоединились Джас и Роуз. — Удивительно, она его не отшила. Мило так поболтала и увела в комнату. Ребята думали, все, парня пристроили, будет теперь не просто ботан, а нормальный парень, просто умный. Но на следующий день эта девушка такое рассказала, — Эммет уже не мог остановиться и просто захлебывался смехом. Пару минут все хихикали, просто смотря как угорает здоровяк. Наконец, он взял себя в руки. — Так вот, она рассказала, о, господи, что только они улеглись в кровать и она начала его раздевать, как он убрал её руки от себя и пробормотав: «я гей», отвернулся и уснул. Такого оскорбления она не снесла, — смеялся брат. — Естественно растрезвонила всем и за парнем прицепилась кличка «недотрога». Ох, неужели он мог отказать девчонке, которая сама к нему лезла, лишь потому, что думает, что он радужный? Идиот, пошел на поводу у моды и отказал единственной наверное девчонке, которая на него повелась. Я больше не мог слушать. Как он может так говорить? Как он может смеяться над этим? Мой брат? С чего он решил, что ориентацию выбирают? И можно просто, отдавая дань моде, переменить свои предпочтения в поле партнера? Злость во мне искрилась, смешиваясь с болью и разочарованием. Никто из семьи ему не возразил, все смеялись, лишь мама осуждающе покачала головой, но ничего не сказала вслух. Я стоял и сжимал кулаки, дыша глубоко и тяжело, стараясь не сорваться и не закричать на них. — Эд, ты чего? — удивился моему поведению Эммет, продолжая веселиться. — Ничего, просто надоели уже твои тупые шутки и низкосортный юмор. Если у тебя настолько примитивное мышление, это не значит, что все вокруг тебя такие же! — закричал я, стараясь ужалить как можно больнее, чтобы он почувствовал то же, что и я. — Ты с ума сошел? — взвизгнула Розали. — Идите вы все, — рявкнул я и выбежал из-за стола. Быстро направляясь к выходу, я продолжал сгорать изнутри. Обида съедала. Понимание того, что родные люди скорее всего никогда не смогут принять меня, губило и разъедало. Я медленно умирал. Выходя из дома, наспех накидывая пальто, я думал лишь о том, что проветрюсь на машине, успокою нервы и смирюсь с осознанием, что не стоит больше делать попытки стать частью семьи. Я никогда не покажу им себя настоящего. Заведя машину и выруливая из гаража, видел обеспокоенные лица братьев и сестер в панорамном окне первого этажа и выбежавших следом за мной на улицу родителей, но не остановился. Я их люблю, но никогда им не поверю и не доверюсь. В этот вечер я понял это окончательно.