Я - человек

(от лица Эдварда Каллена)

      При перелете из Пенсильвании в Ланкастер ни мне, ни Эсми так и не удалось поговорить с Эмметом. Не то чтобы он избегал нас. Просто из-за спешки мама заказала билеты, места которых расположены даже не в разных рядах, а в противоположных концах самолета.       Не знаю, что думал брат о моей исповеди. Честно, после того, как вывалил на него правду, переживал больше за себя. Я боялся, что наврежу себе этим. Раскрыв шкатулку с «секретом», загублю все труды, положенные на переживание тех событий. Но нет, мне не стало хуже, я не ушел в себя. Я словно очистился.       Рассказав Эммету о своей бывшей семье, я будто снял груз с плеч. Скинул ненужную, дурно пахнущую ношу, которую тащил всю жизнь, даже перестав замечать это.       Мои старания делать вид, что Мейсона-старшего никогда не существовало, не помогали. Они просто зудели на заднем плане, пока я улыбался и делал вид, что все в порядке.       Думать, что принятие ориентации – самое трудное, что происходило в моей жизни, было самонадеянно и глупо. А я никогда не хотел быть глупым.       Выдохнув и поняв, что не чувствую надвигающейся депрессии, страха или грусти, я осознал – если переживу эту поездку и освобожусь от прошлого, смогу открыться семье. Я смогу рассказать им, кто я есть, сделаю шаг к своей личностной свободе. Я знал, у меня хватит смелости.       А пока стоит помочь Эммету. Теперь, когда самый трудный разговор, с тех пор как мне исполнилось десять, прошел, я понял – открыться близким людям стоит. Это поможет и освободит от грязи, ужасов и тяжести на душе.       Но сперва в этом стоит убедить здоровяка. А он слишком молчалив для самого себя, и это пугает. Когда такой веселый и шумный человек, как Эммет Каллен, закрывается в себе, молчит и выглядить мрачнее грозовой тучи, начинаешь бояться за него – даже самые счастливые люди прячут много плохого в прошлом.       В аэропорту нас ждала арендованная машина и человек с ключами от неё. Поблагодарив и заплатив залог, Эсми села за руль, выезжая в Ронкс – город моего детства, о котором я старался забыть.       Мама включила радио, беспокойно смотря в зеркало заднего вида, мы, не сговариваясь, разместились на задних сидениях. Оба уставились в окна, наблюдая за дорогой и думая каждый о своем.       Час тишины, нарушаемой только попсовыми треками из колонок, прошел относительно быстро. Может я слишком погряз в себе, а может атмосфера в машине не была столь напряженной, как мне казалось, но я не заметил, когда природные пейзажи сменились городскими.       Заворачивая на улицу Линкольн, я уже знал, куда мы едем. Гостиница «Люкс сна» была относительно недорогой, но очень уютной, с просторными номерами. Мама Лиззи, работающая в клининговой компании, часто подрабатывала там. Хвалила персонал и постояльцев, а Мейсон на это пренебрежительно говорил, что она не более, чем прислуга, и её мнение никого не интересует. Особенно его.       Встряхнув головой, я посмотрел на брата. Эммет тоже не выглядел особо счастливым. Он потухшими глазами бегал по зданиям, мимо которых мы проезжали, всматривался в прохожих. Мне кажется, он искал кого-то и боялся найти.       Эсми припарковалась около главного входа.       — Приехали, мальчики, — устало сказала она, заглушая мотор.       Мы все чувствовали себя сухофруктами. Ночь и полдня полета, плюс час на машине – тут любой сморщится как изюм.       Забрав багаж, последовали за мамой. На ресепшене нас зарегистрировали, отдавая ключи от номеров. Мне и Эммету предстояло жить вместе.       — Сегодня отдыхаем и набираемся сил, — заговорила Эсми, пока мы поднимались по лестнице. — Я позвоню в контору и назначу встречу на завтра.       — Хорошо, мам, — хором ответили мы.       — Эммет, — она обратилась к здоровяку. Он повернулся к ней и внимательно посмотрел. — Ты не хочешь поговорить?       — Нет, — брат покачал головой, — я в норме.       Мама грустно улыбнулась, но заставлять не стала. Лишь кинула на меня просительный взгляд. Я пожал плечами. Что-то обещать было нельзя, не хотелось обнадеживать Эсми.       Оказавшись около двери своего номера, я без труда открыл дверь, сзади тоже щелкнул замок. Обустройство не заняло у нас много времени. Смысла вынимать вещи, если мы задержимся всего лишь на выходные, не было, так что, достав самое необходимое, вроде зубной щетки и сменного белья, каждый занял свою кровать.       — Почему ты рассказал мне, а не Элис? — спустя несколько минут тишины заговорил Эммет.       — Эл знает общую картину, — сознался я. — Когда она поделилась зверствами своих родителей, мне важно было показать ей, что она не виновата в этом. Не только её отец был чудовищем, такие люди встречаются везде. Я не рассказал ей так подробно, как тебе. Все же мы по-своему оберегаем её, считая самой младшей, но она в курсе избиений. Правда не знает о том, что этот монстр убил маму Лиззи на моих глазах.       — Спасибо, — прошептал здоровяк. — Ты прав, мы не виноваты, просто плохие люди встречаются. Жаль, что они ещё и родителями становятся.       — Ты не расскажешь, — решив попробовать тактику «достать Беллу Свон», утвердительно произнес я.       — Расскажу, — у Эммета была другая реакция, нежели у моей подруги. Он не злился и не протестовал, просто констатировал факт. У него как будто выключили все эмоции, кроме меланхолии и апатии.       — Я не буду торопить и настаивать, — пообещал я, поднимаясь с кровати.       Хотелось перекусить, стоило спуститься и пообедать. Посмотрев на наручные часы, я мысленно исправился. Поужинать.       — Проголодался? — спросил брата, с улыбкой посмотрев на его пластом лежащее тело.       — Да, — хмыкнул он, и тоже встал. — Пойдем, ограбим здешний общепит, — нотки веселья в его голосе вселили в меня надежду.       Возможно облегчение души поможет ему так же, как и мне? Ведь даже обычное обещание этого, вернуло прежнего Эммета на мгновение.       Эсми отказалась идти с нами, она слишком устала, да и у неё был видеочат с Карлайлом. Вооружившись Google и запросив ближайшие кафешки, мы нашли неплохое заведение, подающее домашнюю еду.       Преображенный город, нагроможденный на старые строения, и неоновые билборды на ранее пустующих улочках царапали взгляд. Я никак не мог отделаться от мысли, что попал в другую реальность, где все знакомо, но одновременно слишком много чужого.       — Это не он, — покачал головой Эммет.       — Кто? — не понял я.       — Город. Это уже не Ронкс, а какой-то торговый центр под открытым небом, — фыркнул он.       — Согласен.       — Где ты жил? — спросил брат, идя по Линкольн в сторону Северл-ронкс роуд.       Ресторанчик «Шведский стол Миллера» был как раз почти на пересечении улиц, и мы его точно не сможем пропустить. Не знаю как Эммету, но мне это место не было знакомо. Может, не успел все изучить и пропустил данный пункт приема пищи? А может, просто не обращал внимание, когда гулял по близости в ожидании окончания смены у мамы Лизи.       — Хеджвуд Драйв, в другом конце города, — вертя головой, ответил я.       — Хм, мне было лет шесть, когда я... — он замолк. — В общем, мои предки жили на Харвест Драйв, это, по-моему, параллельная Линкольн улица.       Я задумался, припоминая карту Ронкса. Было трудно вспомнить все детали, прошло без малого восемь лет, когда я последний раз изучал её в школе.       — Скорее всего, — согласился, останавливаясь.       Мы дошли до ресторана. Проверив свои бумажники и убедившись в платежеспособности, решительно вошли внутрь.       Конечно, персонал не поверил в наличие денег у двух с виду студентов, пока не проверили банковкие карты и водительские удостоверения, сравнивая имена и лица.       Извинившись, метрдотель проводила нас к свободному столику у окна, оставила меню и подозвала официанта.       К нам подошла милая девушка, с бейджиком «Ким» на груди. Она улыбалась слишком старательно, держала спину прямо, постоянно выпячивая грудь. Мне становилось неуютно.       — Уже выбрали? — максимально слащавым голосом спросила официантка.       Надеюсь, девушка так старается из-за требований работодателя, а не просто кокетничает с нами. Я сосредоточился на меню.       Домашняя кухня это всегда хорошо, но хотелось чего-нибудь жирного и вредного. Когда мне очень плохо на душе, предпочитаю заедать все высококалорийной и максимально промасленной пищей, вроде фаст-фуда. Глаза же Эммета без интереса рассматривали названия блюд, словно он не особо и есть хотел. В его случае ситуация была другой, паршивое настроение – потеря аппетита.       — Мне, пожалуйста, жаренный картофель с сыром, пирог с мясом и овощами, кофе, — выбрал я, закрывая меню.       — Салат с курицей и кукурузой, кофе и круассан, пожалуйста, — отрешенно сказал брат, откладывая меню и не смотря на девушку.       — Скоро будет, — поняв, что от Эммета она не добьется внимание, Ким широко улыбнулась мне и, прогнувшись в пояснице чуть ли не колесом, забрала папки.       — Тебе неприятно находиться в этом городе? — заговорил я.       — Да, его жители не были особо дружелюбны, когда понадобилась помощь доброго соседа, — усмехнулся здоровяк.       — Верю, — согласился я. — Наши кумушки-соседки годами наблюдали за тем, как мама хромает, или я выбегаю в ужасе из дома, в порванных рубашках, слушали наши крики и грохот внутри. Ни разу не вызвали полицию. Мама Лиз, сказала, тогда: «Я просила у них помощи, в самый первый раз, но они отмахнулись, говорили семейное дело – только семейное. Они закрыли на это глаза, считая, что я виновата сама. Может они правы?»       — Не правы, — посмотрел на меня Эммет.       — Я тоже так думаю, но никогда не мог убедить её в этом. Единственное, в чем она не соглашалась с отцом, так это в «воспитании сопляка». Что бы он ни говорил о ней, мама сносила все молча. Но всегда старалась отстоять то, что я не заслуживаю его побоев, его пренебрежения и оскорблений.       — Твоя мама герой, — грустно улыбнулся он.       — Не совсем, — покачал я головой. — Она лучшая на свете, но проигрывает Эсми по всем фронтам. Мама Лизи должна была уйти от него, если хотела защитить меня и себя. Слова не помогали, как и заступничество. Я все равно получал свои синяки, и она постоянно была побита. Ей нужно было думать, что лучше для нас, но она продолжала твердить о любви, терпении и «это период такой». Она почему-то надеялась на другой конец истории. Я люблю её всем сердцем, но я так же обижен. Это причиняет боль, заставляя стыдиться своих эмоций.       Официантка подошла к нам, неся мою картошку и салат Эммета. Мы замолчали, прерываясь на еду.       Готовили здесь неплохо, мне понравилось. Да и брат вроде был доволен, ел с заметным удовольствием. Через несколько минут прибыл остальной заказ, и мы полностью погрузились в трапезу.       Когда основные блюда были съедены, и мы просто наслаждались передышкой перед завтрашним личным кругом ада за чашкой кофе, заговорил Эммет.       — Не знаю, что будет в том письме или завещании, но я ничего не хочу от них, — он не смотрел на меня, устремив взгляд на оживленную улицу за окном.       — Я тоже не желаю иметь дело с наследством Мейсона, но, — я замолк, обдумывая последующие слова. — Тебе не кажется, что им стоит заплатить, дать нам хоть какую-то компенсацию за угробленное детство?       — Роуз сказала так же, — усмехнулся брат, взглянув мне в глаза. — Иногда вы не понимаете, насколько похожи.       — Она права, — я усмехнулся его сравнению. — Эти вещи или что там осталось от них, не вылечат наши раны и не вернут назад, исправляя все. Но, по крайней мере, я могу сжечь, раздолбить, продать или спустить то, что этот говнюк оставит мне.       — Отличная мысль, — улыбнулся он. — Если что, сделаем это вместе.       Мы тихонько рассмеялись, сбрасывая напряжение от почти серьезного разговора, и подозвали официантку.       — Будьте добры, спагетти с креветками и свежевыжатый сок, с собой вместе со счетом, — попросил я, когда девушка подошла.       Она быстро кивнула и удалилась.       — Зачем? — удивился брат.       — Эсми не ела, — ответил я.       — Точно, — скривился виновато он.       — Что ещё Элис задумала? — перевел я тему.       — Это секрет Вредного эльфа, — заговорчески прошептал Эммет.       — Ты боишься эту малявку? — откровенно насмехался я.       — Ты как будто нет, — хмыкнул он.       — Туше.       Девушка вернулась с бумажным пакетом и счетом в руках. Эммет уже был в более приподнятом расположении духа, поэтому нагло ухмылялся Ким, призывно подмигивал и делал комплименты:       — Девушка, вы прекрасны, как греческая Фрина*, — мои брови поползли вверх, а девушка лишь застенчиво хихикнула и покраснела, явно не понимая в чем суть фразы.       Покачав головой на веселье брата, я вложил карту в счет и подал его девушке. Она, продолжая стрелять глазами в сторону здоровяка, взяла книжку и быстро удалилась от столика.       — Не стыдно? — саркастически спросил я.       — Все ради тебя, брат, а то ведь не удержишься от прелестей, что так откровенно предлагает эта дама, и мисс Свон не дождется своего суженного, — усмехнулся он. — И вообще, это было не оскорбление, Фрина была хоть и не благородных кровей, но прекрасной женщиной. Или ты женоненавистник и стереотипник?       — Уймись, — покачал я головой. — И с Беллой мы только дружим, сколько можно говорить.       — Ври себе, я-то все чую, — постучал он по своему носу.       Мне осталось лишь закатить глаза.       Ким вернулась, часто стуча каблуками. Наклонившись, давая нам более широкий обзор на свое декольте, она положила счет на столик, улыбаясь Эммету. Облизнула губы – по-моему, я видел подобный жест у девушек из заведения Мизинца**, или нет? Возможно, брат и не ошибся со сравнением для нашей официантки.       — Я могу сделать ещё что-нибудь для Вас? — сладкий, как мед, голос, срывающийся иногда на писк. Чересчур старается.       — Да, оставь мне свой телефончик, — Эммет улыбнулся ещё шире. – Когда мы с невестой дозреем до тройничка, хочу иметь тебя в списке кандидатур.       Девушка резко отпрянула. Её выражение лица стало оскорбленным, а в глазах читалась обида и неприятие.       — Да как вы… — брат перебил её, вставая.       —Дорогая Ким, когда в следующий раз захотите познакомиться с гостем и произвести на него нужное впечатление, не видите себя так, словно вы дешевый товар, который можно взять просто так, не прилагая усилий. Таких девушек полно, и у них одно общее – они не ценят себя, считают, что откровенное поведение – путь к успеху и завоеванию мужчин. Не стоит унижаться.       Я молча поднялся следом, выходя из-за стола. Ким продолжала стоять столбом, её глаза блестели.       Покинув заведение, мы в тишине двинулись обратно к гостинице. Через минут пять пути, брат спросил:       — Ничего не скажешь?       — Ты сказал ей правильные, но грубые слова, Эм.       — Да, знаю, перегнул.       — Можешь вернуться и извиниться, — хмыкнул я.       — Не, тогда эффект воспитания пропадет.       Зайдя на ресепшен и забрав ключи, мы сперва постучали в дверь мамы. Эсми открыла достаточно быстро, я думал, она уже спит.       — Поели?       — Да, — кивнул Эммет, улыбаясь ей.       — Вот, — подал я Эсми бумажный пакет. — Ты должно быть тоже голодна.       — Спасибо, мальчики, — взяв еду, она посмотрела на нас сияющими глазами.       — Отдыхай, — сказали мы хором и пошли к себе.       Эммет открыл дверь. Сбросив куртку на кресло и взяв банные принадлежности, я зашагал к ванной:       — Я первый, — крикнул, уже заходя в комнату.       — Ну и ладно, — услышал сквозь дверь. — Только не дрочи, мне ещё мыться там, — заржал этот гад.       Даже если я и планировал расслабиться, когда только направлялся в душ, то теперь это будет проблематично. Умеет все-таки Эммет убить настроение.       Быстро ополоснувшись и сбрив небольшую щетину, я вышел минут через двадцать.       — Да ладно, все уже? — удивился брат. — Ну ты и скорострел!       Бросив в него мокрое полотенце с шеи, начал рыться в чемодане. Хотелось надеть что-нибудь легкое. Больше все равно никуда не пойдем, если что, закажем доставку, а после освежающего душа не хотелось чувствовать тяжелых тряпок на теле. Выбрав трусы, спортивки и растянутую футболку, я принялся переодеваться.       На заднем плане зашумела вода. Иногда Эммет может быть максимально бесшумным. Я даже не заметил, как он ушел.       Упав на кровать, полностью сосредоточился на телевизоре. Пролистав штук двадцать каналов, я, наконец, наткнулся на что-то стоящее. Начиналось шоу Эллен Дедженерис, в студии сидел Тайлер Перри. Оставив пульт в покое, я погрузился в передачу.       Эммет вышел из душа через полчаса, его хорошее настроение куда-то исчезло, и он вновь превратился в ту свою угрюмую версию, летящую с нами в самолете. Обратив на это внимание, я выключил звук и приподнялся на кровати. Стараясь сильно не пялиться на одевающегося брата (он, конечно, мне родня, но я не успел сбросить напряжение в душе и это сказывалось, все-таки семнадцать лет не пятьдесят), я ждал, пока он закончит.       Грузно опустившись на свою кровать, Эммет уставился в потолок.       — Я хочу поговорить, Эд. Ведь тебе это помогло?       — Да, — кивнул я и устроился поудобнее.       Я не знал, что ещё сказать. Казалось слова были лишними и могли спугнуть настрой брата. Поэтому я промолчал, сосредоточив внимание на нем.       — Мы всегда жили небогато. Мама работала прачкой в местной больнице, отец перебивался подработками разнорабочего по всему городу. На хлеб и кашу хватало, раз в месяц мама даже покупала сладости. В сезоны охоты нам жилось лучше. Отец, унаследовал от деда не только навыки ловли зверей, но и ружье, с которым спокойно ходил в лес. Мясо освежевывали, часть продавалась в местные ресторанчики с деликатесами, остальную старались сберечь, как можно дольше. Мясо для нас было роскошью, в основном мы ели курицу да потроха, шедшие на супы. Шкуры дедушка так же обучил отца обрабатывать, по осени мама ездила на ярмарку и продавала большую часть. Несколько шубок в Рождество презентовались родственникам, тратить лишние деньги родители не любили.       Эммет повернул ко мне голову.       — Он учил и меня всему: ориентироваться в лесу, различать следы и выслеживать зверя. Для меня это было игрой, очень интересной и захватывающей. Каждый раз просился на охоту, но отец отказывал. А однажды согласился. Мама заболела, мне через полгода нужно было идти в школу, работы в городе не было. Мы перебивались с хлеба на воду, до посевов было далеко. В это раз родители не стали ждать открытия сезона, голод был сильнее. После небольшого разговора наедине с мамой, отец согласился взять меня с собой на эту секретную операцию по нарушению закона.       Он усмехнулся и прикрыл глаза.       — Я не знаю, о чем они думали и как собирались все скрыть, — Эммет вновь посмотрел на меня. — Медведи тогда только просыпались после спячки. Иронично, что мы вернулись в этот проклятый город как раз в то же самое время. Отец завел нас достаточно глубоко в лес. Мне уже не хотелось охотиться, я успел замерзнуть, начало весны не успело подарить относительно теплые деньки. Мне было всего шесть лет и я очень устал. Отец, вняв моему нытью, усадил на пенек, рядом с горой снега, велел ждать его и ушел.       Эммет сел, свесив ноги на пол. Опустив голову на руки, локтями уперевшись в колени, он продолжил рассказ.       — Не знаю точно сколько я там просидел, но от недвижимого состояния стал замерзать. Звал отца, и, в конце концов, заплакал. Мне до сих пор снится тот день, словно я опять, маленький и беспомощный, сижу на том пеньке среди леса один. И никто не приходит на помощь. Я уже подумал, что замерзну там и умру, никто меня не найдет, пока не начнется новый сезон охоты, но послышались звуки с двух сторон от меня. К тому времени я не мог пошевелить ни руками, ни ногами. Окоченело все. Если бы я не послушался отца и встал с пенька, хотя бы размяться, то такой проблемы не возникло бы. Но я оказался поразительно послушен.       Он поднял голову с рук и взглянул на меня, тоже уже сидящего напротив него.       — Оказывается иногда вредно для здоровья слушаться предков, — хмыкнул брат, горько улыбнувшись, опуская взгляд на свои ноги. — Справа от меня кто-то зарычал и заворчал, достаточно близко и страшно, я тебе скажу. Слева, где-то вдалеке, мне казалось тогда на другом конце леса, слышался чей-то голос, зовущий какого-то мальчика. Там, в лесу, слева качались ветки деревьев. Справа очень отчетливо хрустел снег. Я испугался. Понимал, нужно бежать к человеку, который кого-то ищет, подальше от неведомого зверя, спасать себя и его. Но моё тело заледенело и все, что я смог сделать, это упасть. Упасть, блять…       Эммет вцепился пальцами в свои темные волосы и глухо зарычал.       — Меня поглотило такое отчаяние. Я упал лицом в снег, стало ещё холоднее, а ещё очень больно. Закоченевшее тело отозвалось искрами боли во всех конечностях, по всей моей маленькой тушке, и я опять заплакал, а рык и хруст приближались. Я старался перевернуться, но пальцы и руки… я не мог пошевелить ими, они не слушались, онемели и не подавали признаков жизни. Я словно очутился в одном из своих детских кошмаров, когда не можешь двигать руками и ногами, чтобы убежать от монстра… Я плакал и пытался, а зверь становился все ближе. Наконец, я смог оттолкнуться правой рукой и перевернуться на бок. С левой стороны леса послышался крик: «Беги!», и я увидел перед собой большого бурого медведя. Понимаешь?       Он посмотрел на меня.       — Отец оставил меня рядом с берлогой, чтобы уж наверняка не вернулся. Медведь был раз в десять меня выше, мне так показалось. И определенно, в его желудке поместилось бы три меня. Зверь замахнулся. Я хотел отползти, закричать, сделать хоть что-то… но из горла раздался лишь хрип, а руки кололо настолько сильно, что я забыл как ими управлять. Тогда раздался выстрел.       В глазах Эммета стояли слезы, он сжимал кулаки и с болью смотрел на меня:       — Егерь увидел отца – как он шел в одну сторону со мной, а обратно – один. Решил проверить, и успел как раз вовремя. Меня спасли, родителей посадили. Они сказали – я присутствовал на суде, сам захотел, – что им нечем было меня кормить, слишком затратный я оказался, проще бросить… Но они не хотели лишних проблем и вопросов, так что: «несмотря на то, что мы бедные, репутация важна для всех, мы сказали бы, что он сбежал и никто ничего не узнал бы, все этот егерь испортил».       Соленые капли потекли по щекам брата, он их не стирал, казалось, и вовсе не замечал, что кожа мокрые дорожки.       — Они не раскаивались и не жалели о своем поступке. Когда судья спросил, как мать и отец могут так поступить со своим ребенком, мама сказала, что жрать хотят все, как и жить, а лишний рот – он лишний рот и есть, не важно, какое при этом родство.       Я не выдержал и встал с кровати, подходя к Эммету. Сначала он не реагировал, когда я положил руку ему на плечо, но через несколько секунд вцепился в мои ноги и уткнулся лицом в живот.       Наконец, он зарыдал.