Глаза Шастуна округлились, а рот открылся в немом крике, когда он поймал на себе взгляд идущих недалеко сзади парней. Зеленоглазый ускорил шаг. Опять этот переулок. Здесь ведь совсем нет людей, никто не сможет ему помочь. Он чувствовал тяжёлую руку на своём плече и по телу пробежало стадо противных мурашек. Его резко развернули и прижали спиной к стене. Напротив три пары глаз, одни из которых голубые, потемневшие и затянувшиеся дымкой. И две пары карих. Лишь в одних из них он может найти частичку доброты и тепла. Они принадлежат парню в очках, который ехидно улыбается, отбивая всякую надежду на добродушность и спасение.
— Чего завис, радужный? — спросил Арсений, и послышались смешки. — Ну, чего, в кого из нас влюбился? —продолжает подкалывать он, но теперь уже все трое открыто смеялись не сдерживаясь. Эх, знали бы они, что это была совсем не шутка.
А у Антона в голове проскочило лишь: «в тебя, ублюдок…»
Тут неожиданно для парня в глазах потемнело, а в паху он почувствовал сильную боль, такую, что казалось, будто он теряет сознание, хотя, возможно, так и было. Антон быстро схватился руками за место удара и упал на колени от боли, постыдно скрючившись.
— А с чего бы тебе больно, интересно? Яиц-то нет, — сказал брюнет с хвостиком и все трое опять заржали.
Но до Антона звуки доносились словно через вакуум или бетонную стену. В паху продолжалась жгучая боль, которая, казалось, уже разрасталась по всему телу.
Спустя две минуты, когда Шастун уже просто сидел на полу, облокотившись о стену, вслушиваясь в свои ощущения и, во, вроде как, угасающую боль, трое парней переговаривались между собой, иногда посмеиваясь и бросая ненавистные взгляды на мальчика, ожидающего, что с ним будут делать дальше. Они подошли к нему, смотря сверху вниз, и голубоглазый ухмыльнулся. Он показушно достал из кармана пачку каких-то не очень дорогих сигарет. Арсений взял себе одну сигарету и также по одной дал стоящим чуть позади друзьям. Они все закурили, продолжая о чём-то говорить и смеяться. Антон прикрыл глаза, тяжело дыша и словно уходя куда-то в другой мир. Парень почувствовал, как его запястье обхватили холодные пальцы и потянули за руку. А мальчик всё также не размыкал глаза, делая вид, что ему всё равно, доказывая это скорее себе. Хотя, наверное, у него просто-напросто не было сил открыть веки, кажущиеся в тот момент слишком тяжёлыми. Но они не просто открылись, они распахнулись, крича о шоке, а из горла вырвался настоящий крик. На его запястье опустился бычок, который сильно прижимали к молочной коже, обжигая и оставляя яркий бордовый след. Шастун продолжал кричать, вырываться и пытаться отдёрнуть руку, но хватка голубоглазого была сильнее. На его запястье опустились ещё два бычка и мальчик залился оглушительным криком, переходящим на визг, а из глаз невольно покатились слёзы, которые даже почти не ощущались, ведь всё тело словно онемело. Было стыдно за слёзы, за крик. Антону было досадно, что он ведёт себя как девчонка. Хотелось всем своим видом показать, что ему всё равно, но зелёные глаза продолжали блестеть от влаги, всё тело — судорожно дрожать, а из лёгких — наружу вырываться хриплые и беспомощные вопли. В паху до сих пор саднило, а новые «разряды» боли проносились по всему телу от соприкосновения горячего пепла с нежной кожей. Он, как мог, дёргал рукой, пытаясь избавиться от боли, но его крепко держали, прижимая к коже сигарету, тем самым гася её о парня. Часть пепла впитывалась в кожу, часть оставалась на ней, скатываясь в микроскопические чёрные катышки, а часть падала на землю, после чего была унесена осенним ветром.
Наконец, руку Антона отпустили, и она упала, словно не весила вовсе, словно она была лёгкой и не держалась никак. Шастун прижал руку к себе, рыдая взахлёб. Он поднял на хулиганов злобный, обиженный взгляд, а те на него даже и не смотрели, разговаривая о чем-то своём и медленно отдаляясь. Словно ничего и не было. Словно нет никакого подростка, о которого они потушили сигареты и побили. Словно нет и не было вообще ничего…
Мальчик встал, схватил с пола свой рюкзак и побежал. Просто побежал вперёд. Домой. Подальше от этого места. В нем сейчас кипели обида, боль, злость, досада. Сейчас он чувствовал себя униженным, бесполезным и никчёмным. Хотелось просто умереть…
***
—Слушай, Арс, а, может, не надо было с ним так? — сказал Дима с какой-то совсем малой тревогой в голосе и поправил очки на носу.
— Да надо было, надо. Мы из него всю эту дурь пидорскую выбьем. Ненавижу!
Арсений сжал руки в кулаки и еле сдержался, чтобы не ударить по стене, мимо которой они проходили.
—Да, так ему и надо! Надо было думать, когда хуйню эту радужную надевал. Тем более он реально педик, его и убить мало! — сказал парень с хвостиком и немного скривил лицо, вспомнив про Шастуна. Всё же в их кругах нетрадиционная ориентация была более чем неприемлема.
***
Шастун зашёл в квартиру и услышал разговоры на кухне (на удивление, не крики). Он побрёл к себе в комнату и плюхнулся на кровать, достав из-под подушки нож. Мальчик утер слёзы с глаз и громко шмыгнул носом, пытаясь успокоиться. Зеленоглазый осматривал зеркальное лезвие ножа, словно завороженный, а после, задумчиво хмыкнув, понёсся в ванную.
Поднявшись на второй этаж, он кинул нож куда-то на пол, закрыл дверь, чтобы никто не вошёл, и наполнил ванну тёплой водой. Обычно пребывание в тёплой воде ему помогало стабилизировать психическое состояние и расслабиться. Антон снял с себя одежду и залез в ванну, а из глаз потекли слёзы. Горячие солёные слёзы обиды и ненависти. По телу пробежали мурашки. Возможно, от перемены температуры, а, может, и от всплывших в памяти голубых глаз. Злых, жестоких, без доли любви, но с глубоким океаном, часто бушующим. Шастун просто сидел в воде, поджав под себя ноги. Он уже рыдал и громко бился в истерике, ударяя рукой по кафельной стене: по костяшке потекла тонкая, едва заметная струйка крови. Он схватил нож и провёл лезвием по запястью, прямо рядом с круглым лиловым ожогом. Бархатная кожа быстро покраснела, и на поверхности появились красные капли, после стекающие вниз. Мальчик без доли жалости провел рядом ещё несколько алых полос и кровь уже с огромным избытком стекала по руке, окрашивая воду в нежно-багряный цвет, совсем светлый. Слёзы из глаз потекли с новой силой, рот раскрылся в немом крике, а лёгкие пытались отхватить хоть немного воздуха, но он словно проходил мимо них.
Подросток выскочил из ванной, пустил воду в слив, а сам обвязал вокруг бёдер белое полотенце и подошёл к раковине. Антон умылся и посмотрел в своё отражение, тяжело дыша. Ресницы и губы подрагивали, лицо было слишком бледным, а глаза — красными, словно были без сна неделю. Зеленоглазый взглянул на свою руку, из которой текла кровь. Он открыл шкафчик над раковиной, достал оттуда аптечку и взял бинт. Кровь и порезы были поверх ожогов, которые болели даже похлеще. Антон обмотал всё это белой марлей и завязал её на бантик. Парень помыл нож, на котором было немного алых полос. Он вышел из ванной и понёсся на первый этаж к себе в комнату.
По истечению десяти минут он успел одеться в домашнюю одежду и проверить соцсети на наличие новостей и сообщений. Домашку можно не делать, ведь сегодня пятница, и впереди ещё два выходных.
Антон упал на кровать и молча смотрел в потолок. Глаза болели от слёз, голова болела от жутких мыслей, рука болела от того, что была «в мясо». Веки сами собой закрылись, но в сон уйти не получалось. Хотелось только плакать, рыдать, кричать. Но он ведь парень. Это постыдно и неприемлемо — так думал сам Антон. Шастун вздрогнул и распахнул глаза, когда в дверь постучали и она отворилась. На пороге стояла мать парня и он инстинктивно перевернулся на бок, где была забинтованная рука, как бы спрятав её от взгляда. Женщина лишь посмотрела на него несколько секунд, жуя какую-то пищу, а потом сделала ещё один шаг в комнату.
— Ты уроки сделал? — с какой-то предъявой в голосе спросила она.
— Нет…
— Почему?! — не дав договорить мальчику, с ходу выкрикнула она и зло взглянула на него.
— Завтра суббота, я завтра сделаю, — едва сдерживая накатившие слёзы, тихо сказал Антон.
— Короче говоря, мы с твоим отцом завтра уезжаем на отдых, и чтобы не хулиганил тут, лоботряс! Хотя... делай, что хочешь!
Женщина вышла и с громким звуком захлопнула дверь, оставив за собой запах перегара, желание рыдать и ещё более убитое состояние, чем было до этого.
Антон перевернулся обратно на спину и закрыл глаза, стараясь сдерживать слёзы. Ведь…
мальчики не плачут?
