Малиновый хокаге

Тэхен проснулся сегодняшним утром, не подозревая о событии, которое изменит его жизнь. Привычно потянувшись на своей широкой двуспальной кровати, он, радуясь еще одному нерабочему дню, свесил ноги на прохладный пол, тут же укутав их в белые махровые тапочки. Ким не был тем человеком, который проживает каждое пробуждение лишь с чашкой кофе, так как попросту считал этот всеми любимый напиток ужасно горьким, неприятным, менее привлекательным для него, нежели чай. В самом деле, что могло быть лучше, чем тонкими прямоугольничками нарезать айву, перемешать в кастрюле, давая окислиться, затем аккуратно разложить фрукт по трем стеклянным прозрачным банкам и отложить на два дня на верхнюю полку стеллажа, чтобы позволить настояться? И спустя несколько суток большой круглой ложкой выложить пропитанные соком палочки в свою кружку, залить горячей водой и, не дожидаясь, пока остынет, громко отхлебнуть долгожданный айвовый чай. Парень еще раз тянет руки к потолку, выдыхает, наконец встает с постели и опускается на стул перед ноутбуком. Новых сообщений от друзей из недавно покинутой родины, что странно, не наблюдается, и, когда Тэхен проверяет все социальные сети, даже электронную почту, вся его бодрость куда-то испаряется, заставляя плюхнуться обратно на кровать. Неужели его так быстро забыли? Ким Тэхен, приехавший из далекой Южной Джорджии, расположенной близ Антарктиды и, соответственно, имеющей субантарктический климат, уже неделю пытался привыкнуть к теплоте Сеула. Несмотря на то что приехал он сюда в самый разгар зимы, температура в минус семь была детским садом с учетом того, что на острове максимально в июле–августе термометр показывал отметку в десять градусов. Поэтому в метро Тэхен потел, но, выходя из теплого помещения на улицу, не очень-то огорчался встречному ветру января. И он уже миллион раз пожалел, что приехал так поздно, уже после Нового года, который дома отмечался скудно; его отец-ученый в очередной раз извинялся, что не может показать семье зеленую листву и луга. Когда Ким был еще мальчиком, каждый день рождения и Новый год, задувая свечи торта, загадывал переезд. Ну что могло быть интересно ребенку в вечно холодной и белой обстановке? Разве что пингвины да тюлени, но и те понемногу надоели. И вот в этом году Тэхен вернулся в Сеул, на родину по национальности, но совершенно незнакомую по климату и менталитету. Благодаря многочисленным книжкам, которые привозили ему сотрудники в команде отца, он с горем пополам мог представить возможности планеты, воображая по ночам, как прогуливается по пустыне или тропическому лесу. Но тянуло именно в Корею. Логического объяснения у парня не находилось, и почему хочет себе отдельную квартиру — тоже. Родители восприняли это как жест взросления, но причина явно была другая. Опять же неизвестная. Ким заставляет себя вновь подняться с кровати, перешагнуть через тропинку растений в горшочках, которые он купил в магазине случайно, подбирая шкаф для одежды. Хотелось окружить себя этими прелестными существами, от колоритности которых рябило в глазах. Тэхен максимально менял свою жизнь и окружающий мир, замыкавшийся в квартире, чтобы стать хотя бы приблизительно таким, как другие. Он берет в руки пульверизатор с водой, поочередно протирает листики гардении. Наконец достигает деревянных шкафчиков кухни, открывает, позволяя рецепторам уловить головокружительное многообразие запахов специй и трав, купленных всё в том же магазине, достать палочки корицы, нераскрывшиеся бутоны гвоздики и апельсиновый сок, который закупорен в баночке с приятной на ощупь поверхностью. Из корзинки у окна исчезает яблоко и апельсин, из холодильника — тохваджу, вино из цветков персика, и юноша принимается за изготовление глинтвейна. Кастрюльку, в которой недавно размешивал айву, заливает водой, бросает две палочки корицы, гвоздику, несколько долек апельсина и яблока, оставляя на медленном огне, ожидая, пока вода не станет коричневатого цвета. В это время поливает те растения, горшочки которых украшают красные квадратики — так Тэхен пометил нуждающихся в частом поливе. Немного передвигает их, меняя местами или ставя на другие полки, потому что вчера прикупил еще парочку, требующую свои собственные уголки: кому-то у солнца, кому-то наоборот. Самые светолюбивые располагаются во второй комнате, не имеющей даже кровати, с длинным горизонтальным окном в четверть стены, заполненной полностью растениями в зигзагообразном порядке, чтобы было удобнее поливать. Ким как раз успевает напоить всех своих друзей к тому времени, когда надо добавить ложку мёда в кастрюльку, помешивая до полного растворения. Наливает вино с приятным запахом, которое посоветовали в магазине — корейцы изготавливают множество традиционных цветочных вин, — апельсиновый сок, увеличивает температуру до средней, около пяти минут помешивает до образования белой пенки и выключает плиту. Этот напиток помогает организму не заболеть гриппом, но данный факт не очень интересует Кима, ведь его иммунитет отлично справляется со своей задачей. Парень отпивает глинтвейн, покачивая ногами на чересчур высоком стуле для его стола, отклоняется, осматривая приветливо смотрящие цветочки и растения, улыбается им в ответ. Думает о море, изображенном на картине между двумя хлорофитумами, о том, как бы хотелось туда съездить, но сначала нужно приспособиться к здешнему климату. Когда он вновь подносит ладонь к чашке, чтобы почувствовать её тепло, взгляд падает на запястье и замирает. Чон Чонгук. Какой он? Такой, каким представлялся в тринадцать лет бушующим гормонами сознанием? Красивым, подтянутым, спортивным и целеустремленным, богатым бизнесменом. Тэхен мечтательно улыбается, вновь и вновь представляя так давно придуманный образ у себя в голове, быстро допивает напиток, по пути в комнату стягивает хлопковую белую футболку, открывая растениям обзор на несколько продолговатых шрамов на спине от приключений в Южной Джорджии, следом на кровать летят серые штаны с черными завязками; он надевает синюю трикотажную водолазку, шоколадного цвета брюки, расчесывает непослушные малиновые волосы, покрашенные буквально вчера просто ради эксперимента, и с удовольствием смотрит в зеркало. К поиску Чон Чонгука готов! Только сначала нужно заглянуть на минутку в библиотеку, что была замечена случайно, когда Тэ покупал у молчаливой пожилой женщины гвоздику и проскользил взглядом по ярким буквам «Jungdok Public Library». Здание как раз находилось недалеко от дома, а у Кима была дикая страсть к этим полкам с книгами, пахнущим восхитительно — старостью и пылью. Парень в предвкушении с повышенным настроением покидает квартиру, весьма темную из-за растений, занимающих почти всё свободное от мебели пространство, проворачивает два раза новенький серебряный ключ и, наконец, спускается на лифте в подъезд. Здоровается с консьержем, слегка кланяясь, замечает мягкость, с которой открывается стеклянная дверь от себя, встречает мочками ушей, не прикрытыми забавной длинной шапкой, холодный утренний, точнее, уже полуденный воздух и шагает в направлении здания библиотеки. Он успевает почесать за ушами одну бездомную и одну с хозяином собачек, погладить кошечку, моляще мяукающую с требованием еды, поднять и закинуть в урну неосторожно брошенный кем-то пластиковый стаканчик из-под кофе с узором черепов, прежде чем достигает цели. Тэхен тянет на себя тяжелую деревянную дверь, радостно проскакивая в тепло, поднимает голову, слыша колокольчик, но тут же опускает обратно, потому что… Немыслимо. Тот человек, которого он ждал всю свою сознательную жизнь, сейчас находится в десятке метров, у стойки, копошится где-то, потом тоже ловит взгляд и замирает. «У него какой-то безумный вид», — думает про себя Ким. Он старается держать прямую осанку, вальяжно подходит к истинному ближе, делая вид, что внутри не сдавливает всё от эмоций всех типов: положительных, отрицательных, каких-то других, еще не найденных. — Ваши имя и фамилия, пожалуйста, — говорит Чонгук, придвинув к Тэ бланк с данными для получения читательского билета. Он что, прикалывается? Именно этот вопрос стоит в голове всё то время, что тратит Ким на заполнение документа. Чон как ни в чем не бывало что-то набирает в своем компьютере, складывает лист, протянутый Тэхеном, в специальную стопочку, подпирает подбородок ладонью, щелкая мышкой, и поднимает взгляд: — Вы пришли за чем-то конкретным, или вам дать совет? Кима трясет от этого уважения, он даже не отвечает какое-то время, напряженно вглядываясь в непринужденное лицо библиотекаря, в итоге решает промолчать вовсе и, взяв билет, засовывает его в карман черной длинной парки. — Верхнюю одежду можете оставить в гардеробе, он за поворотом слева, — бросает Чонгук в спину Тэ. Тот фыркает, но всё же стягивает парку со своих плеч и отдает Сокджину, который уже успел задремать и дергается, услышав приближающиеся шаги. Получив свой номерок, неуверенно прошагивает вглубь библиотеки, представляющей собой не очень объемное собрание изданий, не редких или старых, а в принципе обычных популярных романов девятнадцатого-двадцатого века и бестселлеров, мало интересовавших Кима из-за их пошлости. Он с интересом оглядывает полки, не находя и приблизительно знакомых названий, смотрит на табличку в конце шкафа: «Поэзия». И что же из этого взять? На средней полке обнаруживается Шекспир, чья фамилия на ребре как-то выцвела, что Тэхен даже не замечает. Он еще раз просматривает шкаф сверху вниз и только хочет взять произведение с верхней полки, как довольно высокий для мужчины голос спрашивает: — Вам помочь с выбором? — Чонгук снова прикидывается дурачком, смотрит абсолютно спокойно, хотя от подобной близости в двадцать сантиметров тянет сильнее, нить пытается заставить их соприкоснуться, но библиотекарь старается вообще не обращать на это внимание. Дайте только волю, он избавит людей от подобного мученичества. — Я уже присмотрел вон ту, — указывает Ким пальцем, на котором Чон замечает небольшое кольцо с маской, отводит глаза к желаемой клиентом книге, пытается дотянуться, но рост ему не позволяет. И боковым зрением Чонгук видит, как Тэхен сам тянется за произведением, хочет отдернуть ладонь, чтобы избежать прикосновения, но тело словно сковывает тысячами цепей, не позволяя сделать хоть какое-то минимальное движение в сторону, и он просто застывает, теряется во времени, месте, забывает, кем он является, ощущая лишь теплоту пальцев Кима, который как бы случайно, невзначай вложил в его руку книгу, чтобы тот внес его фамилию и имя в формуляр. — С вами всё в порядке, Чонгук? — ехидно интересуется Тэ, которого уже стал раздражать ступор Чона. — Да, прошу прощения, — лепечет под нос библиотекарь, разворачивается на сто восемьдесят градусов на каблуках своих рабочих туфель, быстро проскальзывает за спасительную стойку, служившую хоть какой-то оградой от так неожиданно появившегося соулмейта, записывает небрежным почерком слова «Ким Тэхен», сегодняшнюю дату и с громким стуком кладет на формуляр ручку, ткнув пальцем в место, где должен расписаться плавно подоспевший читатель. Тэхен отдает лист, ложится грудью на деревянную поверхность, находясь в непозволительной близости с Чонгуком, произнося шепотом «Спасибо», и довольно уходит в читательский зал. А у Чонгука кровь вскипает, из ушей аж пар идет, он плюхается на свой стул, с противным скрежетом вплотную подъезжает к столу, нервно трясущимися руками перебирает зачем-то страницы недавно начатой книги и смотрит в пустоту. Уже столько лет Чон продумывает в голове свой диалог с истинным, то, как правильно преподнести свою мысль и не показаться сумасшедшим. Ведь Тэхен должен понять, верно? Правда, по его действиям совсем не скажешь, кажется, Ким ожидал, что Чонгук прыгнет к нему с распростертыми объятиями и криком: «О, привет, Тэ, мой любимый мальчик!». Хотя по всему его виду, а именно нахмуренным бровям и сжатым губам, было видно, что он сожалеет о последнем поступке. Было так неосторожно с его стороны приблизиться да еще и прошептать. Чонгук с его характером мог разложить прямо здесь, наплевав на установленные обществом принципы, не обращать внимание на клиентов и… просто двигаться резко, не расточаясь на прелюдии и нежность. Весьма странно отыскивать подобные мысли у себя в голове, обычно занятой раздумьями по поводу диссертации. Со стороны Чонгук выглядит помешанным на своей идее, словно не существует больше интересных тем в этой жизни. Но разве не все ученые такие? Чон думает и о других вещах, как и все обычные люди: о том, как устроен мир, почему в жизни происходит пиздец, почему ты счастлив, а через секунду рыдаешь от отчаяния. Чонгук расслабленно отклоняется на спинку стула, поправляет воротник официальной белой рубашки, освободив пару пуговиц, чтобы позволить себе вдыхать воздух не урывками. Тэхен говорит с едва заметным акцентом на словах с «р», он произносит эту букву больше по правилам английского языка, чем корейского. Звучит весьма мило, назойливо делая Кима в глазах истинного всё более и более привлекательным, но тот старательно буквально отмахивает эти мысли ладонями, берет книгу, открывает даже не на той странице, где лежала закладка. Всю левую часть тела пробирает мурашками: кое-кто настойчиво буравил его взглядом из противоположного конца зала. Это быстро надоедает вспыльчивому библиотекарю. С грохотом захлопнув произведение, в котором он пролистал несколько страниц, даже ничего не запомнив, Чонгук встает со стула, агрессивно смотрит на Тэхена, уперевшись пальцами в стол и сжав его, всем своим видом и стиснутыми челюстями показывая раздражение: мол, что смотришь? Тэ снова фыркает, Чон прямо слышит этот забавный звук, обычно издаваемый лисой; библиотекарь опускает голову на грудь, собираясь, и шагает в сторону клиента, захватив книгу для пожеланий и отзывов. — Прошу прощения, что отвлекаю, но если у вас есть претензии по отношению к сотрудникам, можете написать их здесь, — кладет тетрадь перед Кимом, тот слегка удивленно поднимает брови. — Издеваешься? — шипит себе под нос, но все же не может отказать себе в удовольствии написать: «Чон Чонгук плюнул прямо в душу». Виновник хмыкает, прочитав, складывает руки перед собой, смотря в стол, периодически поднимает глаза на человека напротив и удивляется, что на лице еще дырок нет — так прожигает Ким взглядом. Последний забавно щурится, утыкается в Шекспира, но пальцы заметно дрожат, и парень слишком часто прочищает горло. Конечно, когда так тянет прикоснуться, а твой соулмейт ведет себя как полный баран, точнее, весьма отстраненно. Чонгук ведь говорил о необходимости избавления от этой глупости, верно? — Нет, я так не могу! — Тэхен так резко встает со стула, что тот, покачнувшись, шокировано падает в обморок. Ваза, мирно наблюдающая за происходящим со стороны, стоя на нескольких ящиках, хранящих в себе секреты наиболее ценных книг, со звуком, похожим на уханье совы, падает следом за стулом. Звон раздражает барабанные перепонки, заставляя всех читателей и тех, кто сосредоточенно подыскивал книгу, обернуться. Слегка завявшие цветы с приятным шелестом сена рассыпаются по полу, кружок воды из вазы вытягивается в ниточку, приближаясь к испуганно отскочившему Тэхену; их взгляды встречаются. То, что читает Чонгук в темных глазах, — не смятение, не чувство вины, скорее… Тэхен смотрит с вызовом, мол, погляди, что ты наделал. Чон, сжав в кулаках всё наличие духа, прикрывает глаза на мгновение, чтобы успокоиться, смотрит на беспорядок и начинает собирать осколки. Ким было подрывается помочь, хрустнув коленями, присев на корточки, но библиотекарь останавливает его рукой, тем самым жертвуя еще одной нервной клеткой и пропуская по телу обоих электрический разряд. Чонгук нарочно медленно и плавно убирает остатки вазы, полевые цветочки собирает в пучок, скидывая на стол; поспевает Джин с половой тряпкой и промакивает лужицу. Тэ стоит, опустив голову, кусает губу без остановки, уже жалея о том, что его неосторожный поступок вызвал триумф даже без желания извиниться, перебирает пальцами синюю водолазку, Чон куда-то уносит растения, возможно, ставит их в другое место или вовсе выкидывает; это остается за кадром, пока Ким краснеет от смущения. — Прости, я… — с громким вдохом все же начинает Ким, когда Чон возвращается, укоризненно сложив руки на груди. — Забудь, — как-то просто отмахивается библиотекарь, — можешь продолжить читать, я не попрошу у тебя денег за разбитую вазу. — Эм, — переминается с ноги на ногу Тэ, хочет сказать что-то более значимое, но Чонгук, крутанувшись на каблуках туфель, уже чешет в противоположную сторону. Ким, так до конца и не успокоивший бешено бьющееся сердце, осторожно садится, открывает Шекспира, зачесывает назад волосы и принимается сосредоточенно впиваться в буквы, стараясь понять хоть что-то. Чон не был виноват в разбившемся предмете, без которого теперь как-то пусто, несмотря на то, что Тэхен даже не заметил его сначала; но Ким в данный момент ненавидит соулмейта. И этот резкий, громкий взгляд, брошенный Тэ в его сторону, был наказанием за игнорирование очевидных вещей. Прикосновение во время передачи книги, тот непонятный жест с его стороны, когда он решил приблизиться, этот возмущенный оглушающий грохот вокруг и отлетевший Тэхену в щиколотку осколок, наверняка царапнувший, — это всё было наказанием ему! Если бы Ким умер от инфекции, забравшейся в ранку, это тоже было бы наказанием ему! Понемногу шум в ушах Тэ стихает, пальцы перестают хаотично тереть между собой страницы приятно пахнущей книги. Проходит около часа, и книга дочитана. Небольшое произведение не занимает много времени, желание взять новое притупляется, усталость и стресс, накопившиеся за время обустраивания на новом месте, склонившись над Кимом, угнетают. Он без всяких эмоций, даже негативных, подходит к Чонгуку, отдает книгу, сказав, что дочитал, нащупывает в кармане брюк прохладу металлического номерка, протягивает Сокджину, забирая свою парку. Тэхен, остановившись у порога, застегивается и, не попрощавшись и не посмотрев на Чона, под звон дверного колокольчика натягивает шапку на уши. Все планы на день сузились, потому что были исполнены. Тэ хотел сходить в библиотеку, а после пойти искать Чонгука. Он отметил звездочками в приложении «Карты» те места, которые хотел посетить и где надеялся почувствовать среди массы людей того единственного, но сейчас это уже бессмысленно. Истинный найден, но результат, вопреки ожиданиям, совершенно не удовлетворяет. Тэхен ведь совсем не так его себе представлял. Их встреча планировалась иначе. Да, Ким рассматривал версию в библиотеке, но уж точно не такую, в которой Чон — работник в этом заведении, а не клиент. Чонгук должен быть богатым, ходить в той же одежде, что и сегодня, но носить еще и пиджак, который будет плавно снимать, опуская на плечики стула. Он тоже возьмет Шекспира, сядет напротив, улыбаясь то ли происходящему в книге, то ли тому, что его соулмейт, его Тэхен, настолько красивый. Но он точно не библиотекарь, нет! Как же грустно… Живешь вот так, строишь воздушные замки, а они с треском или звоном, подобным разбившейся вазе, ломаются, меняются, и на месте оказываются готические храмы. Тэ покупает латте с банановым сиропом в ларьке, постукивает по деревянному выступу, осматривая окрестности и морщась от солнца. Вот был ведь до этого дня таким жизнерадостным, ценил, что имел, солнцем да небом восхищался, а теперь с нетерпением ждет свой кофе, бросает деньги и стучит ботинками по холодному асфальту. Тэхен знает, что вернется в библиотеку. Пускай не сегодня точно, но завтра или после обязательно навестит Чонгука, чтобы узнать причину его странного поведения. И чтобы вообще узнать Чона получше. Тэ — именно тот человек, который стремится запоминать привычки своих приятелей и друзей, хоть было их и немного. Например, у Дэвида — одного из американцев, работающих вместе с отцом, — был обычай каждый вечер смотреть на звездное небо, указывать куда-то наверх маленькому Тэхену своим мозолистым пальцем и говорить: «Смотри, друг, видишь тот огонёчек?». Ким, конечно, видел, но стеснялся спросить, на какую именно звезду следовало обратить внимание. «Так вот. Это истинная моя. Всё жду, жду, когда же спустится, когда снова смогу обнять её. А до сих пор жду». Тэхен, будучи девятилетним ребенком, не совсем понимал, почему судьба приятеля отца сидит где-то там, а истинный грустит. Или Робби, постоянно хрустевший пальцами. Мама Кима вечно ругала его, ведь суставы стираются и руки болеть потом будут, уже не исправить. Или Ксандра, вторая женщина в коллективе, которая пила исключительно ромашковый чай. Эдвард, рисовавший пингвинов столько, сколько дышал. Рэй, певший под старенькую гитару. Папа, любивший бегать по снегу. И мама, своей улыбкой способная растопить весь лед Южной Джорджии и Антарктики следом. Наверняка ведь у Чонгука есть подобное, хоть что-то, за что легко зацепиться. И Тэхен бы простил сегодняшний инцидент, объяснив всё шоком от встречи, пусть это шуткой хоть окажется — не обидится Ким на соулмейта, никогда в жизни. Поэтому завтра прижмет Чона к тому самому шкафу с полкой поэзии, не позволяя отвертеться.