*
В конце концов, солнце разморило их, и репетиции плавно сменились на разговоры и обсуждения. Расслабились все, даже Оливер, который осмелился снять свою жилетку и остаться в одной рубашке; Барри, занявший кресло Кейтлин, которая устроилась на коленях Ронни, кисло смотрел, как он расстегнул ее, снял и повесил сложенную на спинку; в каждом его неторопливом движении было столько педантизма, что Барри даже не пытался скрыть отвращение на своем лице. Его раздражало все — и медлительность горожанина, и его аккуратность, и то, как он воротил нос от всего непривычного; и мысль о том, что он переступит порог дома Барри со своей городской брезгливостью, доводила его едва ли не до тошноты. За разговорами, в ожидании, пока Нора приготовит ужин, Карла ввела их в курс дела относительно приготовлений к свадьбе: она нашла музыкантов и флористов, договорилась с церковью и забронировала день, а также они с Ронни отослали сообщение портному семьи Куин в городе, чтобы уточнить его занятость и узнать, в какие сроки он сможет пошить одежду. Затем разговор перетек на цвета одежды, и стали звучать всего два голоса — Кейт и Ронни; Карла воздержалась от комментариев, Оливер молчал всю беседу, а Барри пытался представить себя в этой модной франтовской одежде, которую для него пошьют, и старался не показывать свое отношение ко всей затее: Кейтлин заслуживала красивую свадьбу, а если эти помпезные костюмы сделают ее счастливой, значит так тому и быть. Генри запаздывал; Карла заняла его место во главе стола, а Нора устроилась на своем месте напротив нее. Дети расселись по бокам от матерей, и неожиданно Барри оказался за столом рядом с Оливером. Косо он посмотрел, как Оливер сложил салфетку и положил ее на свои колени, а потом расстегнул пуговицы на манжетах и чуть закатал рукава рубашки; Нора разлила всем по чуть-чуть вина для аппетита и праздничной атмосферы, и возбужденный гул голосов сошел на нет, когда все начали есть. Ужин прошел плавно; говорили, в основном, только Карла и Нора; изредка Кейтлин или Ронни что-то добавляли, но оба Оливер и Барри хранили абсолютное молчание, и если для Оливера это было нормально, то Барри несколько раз поймал на себе подозрительные взгляды матери и подруги. Он просидел как на иголках весь ужин: из-за того, что их стол был не очень большим, он сидел почти вплотную рядом с мужчиной, и иногда, когда тот двигался, их локти почти соприкасались; и каждый раз, когда Барри поворачивал голову, Оливер повторял его жест, будто готовый чопорно извиниться за случайное касание. Они не переглядывались, но это маленькое движение, которое можно было поймать лишь боковым зрением и будучи очень внимательным, настораживало Барри и заставляло его желудок сворачиваться еще туже. Пытаясь расслабиться, он опустошил свой бокал с вином в первые же пять минут ужина, и с непривычки и на жаре оно ударило в голову. Расслабиться ему не удалось, но его мысли затуманились. Стало легче. Было решено, что, если он уже может ходить, то на следующий день они переместятся для репетиций в дом Сноу; благодаря тому, что это выходной, Том обещал понаблюдать и поучаствовать. Под конец ужина появился Генри. Он поцеловал свою жену, похлопал Ронни по плечу, погладил Кейтлин по голове, улыбнулся Карле, взъерошил волосы Барри и, наконец, застыл перед Оливером. Ведомый этикетом и своими манерами, Оливер поднялся со стула и протянул ему руку для рукопожатия. — Оливер Куин, сэр, — представился он. Генри пожал ему руку, а потом опустил взгляд на своего сына, сидящего рядом с ним. Барри посмотрел на него, но не смог ничего прочесть по его лицу: Генри держался вежливо во всех ситуациях. — Генри Аллен, — произнес он. — Барри говорил, ты свидетель со стороны Ронни? Барри отвернулся к своей тарелке. Оливер кивнул. — Так и есть, сэр, — ответил он. — У свидетелей обычно больше всего работы, — сказал Генри и посмотрел по очереди на Карлу, Ронни и Кейтлин, прежде чем повернуться обратно к Оливеру. — Если вам в чем-то понадобится помощь, дайте знать. Благодарности слились в один голос. Оливер сел рядом с Барри, не взглянув на него и расправил салфетку на коленях; сидя с опущенными плечами, Барри смотрел в свою тарелку, не поднимая взгляд и гадая, что думал горожанин о его отце. Может, он и не носил жилетки с белыми рубашками, но какое это имело значение, если он был хорошим мужем и отцом, а это главное? После ужина было решено возвращаться домой. Пока Карла и Нора договаривались о следующем ужине «чисто для девочек», Барри стоял у машины с Кейтлин и старательно игнорировал сидящего на пассажирском сидении Оливера. Оливер рассматривал его — или их обоих; Барри случайно перехватил его взгляд один раз, но решил для себя, что не станет играть в эту игру, и если безупречные манеры горожанина позволяют ему неприкрыто глазеть на других, то он, Барри Аллен, воспитанный в деревенской, но порядочной семье, точно не станет поддаваться этому. Он не мог прочесть эмоции во взгляде Куина, и это раздражало его; и раздражение заставляло его убежать себя, что он будет выше этого. Карла села на водительское место, помахала семье Аллен и тронула машину с места. Едва машина исчезла за холмом, Барри в нетерпении кинулся за отцом в дом. Генри накладывал себе остывшую еду. — Что ты о нем думаешь? — возбужденно спросил он. Генри помолчал. Задумчиво помешал чай. Посолил пищу и неторопливо перемешал в тарелке, а потом повернулся и посмотрел на Барри. — Он такой, каким должен быть настоящий мужчина, — ответил он. Лицо Барри изменилось — он почувствовал это. — Ты серьезно? — Более чем, — Генри чуть передернул плечами. — Это всегда должно быть видно с первого взгляда. И, забрав тарелку, он удалился в гостиную. Барри постоял в оцепенении; из гостиной донесся смех Норы и будто бы разбудил его ото сна; развернувшись на месте, он ушел в свою комнату.*
Больше всего Барри обрадовался тому, что он был не единственным, кто чувствовал себя потерянным на репетиции: Том слушал Карлу с недоумением, но обходился без комментариев. День выдался теплый, но облачный; благодаря огромным, пушистым облакам им удалось разместиться в саду, не умирая от палящего солнца; а из-за того, что Том должен был участвовать, чтобы понимать, как вести Кейт, Барри, игравший роль псевдо-невесты, держался рядом с ним и игнорировал Оливера. Несколько первых репетиций уже пошли у них прахом: Том не понимал, что делает, и постоянно ошибался, и за час таких репетиций Барри ни разу не дошел до невидимого алтаря и фальшивого жениха; и даже когда Карла взялась продемонстрировать, Том начал задавать ей так много вопросов, что посреди репетиции ей пришлось отпустить Барри и начать объяснять. Оливер, застывший у выдуманного алтаря, казалось, был в своей тарелке с ролью невидимки, к которому никто не обращался и ничего не говорил. Он много наблюдал; когда репетиция начиналась, он вставал у алтаря раньше, чем Карла скажет ему сделать это, а когда он понимал, что споры займут некоторое время, он возвращался к своему креслу и сидел там; и когда бы Барри ни бросал взгляд в его сторону, контраст белой рубашки с шоколадного цвета жилеткой и брюками резал ему глаз на фоне яркости, взорвавшейся вокруг него с приходом лета: зеленой травы, садовых цветов, сарафанов Кейтлин и даже футболок Ронни; Оливер выглядел так, будто был вырезан из черно-белой фотографии. В конце концов, Карла пожаловалась на жару, усталость и сухость в горле от постоянных объяснений; она ушла в дом, чтобы принести всем чего-нибудь прохладительного, и оставила детей с отцом. Неловко откашлявшись, Том начал самую знакомую тему, какую только мог: он повернулся к сидевшему рядом с ним Барри и спросил его, в каком состоянии «шевроле». Барри потер нос: все неожиданно повернулись к нему, даже горожанин. — Мы покрасили ее сегодня до завтрака, — сообщил он и не удержался от улыбки, услышав, как восторженно ахнула Кейтлин. — Значит ли это, что скоро мы увидим тебя на старушке? — оживился Том, радостный, что можно уйти от темы свадебной подготовки, в которой он ничего не смыслил. — Я думаю, завтра мы нанесем еще один слой краски, а вот послезавтра... Она уже ходит, папа говорит, мотор рычит как зверь, осталось только поправить ее внешний вид. — Это замечательно! — воскликнула Кейт; ее глаза загорелись. — Обещай, что я буду первой, кто прокатится на ней. Я хочу видеть твое лицо. — Обещаю, — рассмеялся Барри. — Что за клятвы вечной любви? — спросила Карла, услышав обрывок их разговора, и вынесла поднос, который она расставила на садовом столе. — Генри почти закончил машину Барри, — ответил Том. — Мы увидим ее послезавтра. Карла, державшая стакан с холодным чаем, всунула его Барри, а потом раскинула руки, чтобы обнять его. Барри отдал стакан хихикающей Кейт, стараясь не пролить чай, и обнял ее мать. Оливер смотрел на них с пустым лицом; Барри перехватил его взгляд на секунду и почти тут же отвел его. — Это замечательная новость, — сказала Карла. — Только соблюдай правила и не превышай скорость. — Хорошо, мэм, — смеясь, ответил Барри. — Пейте чай, — Карла проследила за тем, чтобы все взяли по стакану, а потом устало потерла свою шею сзади ладонью. — Пять минут перерыва и продолжим с того, на чем остановились. — Мы не продвинулись, — напомнила Кейтлин. — Значит ли это, что мы начнем сначала? — подхватил Барри. Карла сделала большой глоток чая и подняла палец в воздух, призывая их не шутить. Ронни, увлеченный семейной атмосферой, посмеивался с их взаимодействия, но Барри наблюдал за Оливером и видел, что он снова оказался в стороне; на мгновение ему показалось, что если бы не манеры, он бы прямо сейчас под любым предлогом ушел в дом. Но манеры требовали от него держать лицо и вести себя достойно. И Барри вдруг осознал, что начинает понимать незнакомца.