I fell in love with you watching «Casablanca»

Утром спокойный и тихий завтрак семьи Аллен прервал неожиданный шум мотора и несколько коротких гудков клаксона. Барри, отхлебнувший свой кофе с молоком, чтобы запить кусок тоста, замер, не дожевав, и переглянулся с такими же непонимающими взглядами родителей. Раньше, чем он проглотил и вскочил со своего места, Нора поднялась из-за стола. — Я сама посмотрю, сиди ешь, — сказала она, выходя из кухни. Барри вытянулся на своем месте, прислушиваясь, будто лисенок, к тому, как она прошла по коридору; на мгновение ее шаги затихли за входной дверью, когда она спустилась на крыльцо, а затем вдруг вместе с ее радостным голосом зазвучал другой, заставивший сердце Барри пропустить удар. Оливер. Приближающиеся шаги, голос матери; Барри в ожидании повернулся к двери. — Смотри, кто приехал, — радостно оповестила Нора, входя в кухню. Оливер застыл на пороге со своими руками, убранными за спину, и неожиданно легко одетый — без пиджака и жилетки, в одной лишь рубашке, с расстегнутой под самой шеей пуговкой. Когда он перехватил взгляд Барри, ни один мускул не дрогнул в его лице, но что-то все же изменилось едва ощутимо; Барри рассматривал его, не понимая, но чувствуя: что-то сделало его выражение мягче, нежнее, теплее; что-то сделало его словно бы более открытым, но так, что никто другой не мог этого заметить. Тепло, которое распускалось в его груди, вдруг заставило сердце Барри затрепетать; он не удержался от улыбки. — Оливер, — Генри поднялся со своего места и протянул ему руку. — Доброе утро. Останешься на завтрак? — Благодарю, сэр, — Оливер коротко сжал его ладонь. — Но я приехал только забрать Барри, — он повернулся, перехватывая взгляд Аллена, чтобы пояснить. — Карла, Кейт и Ронни составили плейлист, они хотят, чтобы мы поехали в церковь и послушали музыканта для финального выбора. Барри с готовностью вскочил со своего стула. — Может, хотя бы чашечку кофе? — предложила Нора. — Мы не виделись с того ужина. — В другой раз, — пообещал Оливер с вежливой улыбкой; Барри вымыл руки от крошек и наспех допил кофе, чтобы прийти ему на помощь раньше, чем родители ухитрятся посадить его за стол. — У нас времени только до полудня. — Я заманю его в другой раз, — вклинился Барри и, чтобы поставить в разговоре точку, положил ладони на грудь Оливера, подталкивая его к двери. — Сейчас у нас много важной работы и Кейт рассчитывает на нас. — Я запомнила, — ответила мать. Барри улыбнулся ей. Он чувствовал на себе взгляды родителей, пока вел Оливера по коридору; только когда они сошли с крыльца, он отдернул свои руки. Машина Карлы стояла у дома, сверкая на солнце; Барри обошел ее, садясь на пассажирское сидение, и Оливер сел за руль. Дверцы хлопнули почти одновременно. Барри вспомнил, как полторы недели назад он наотрез отказался садиться с Оливером в одну машину, в результате чего он подвернул ногу, упав в овраг вместе со своим велосипедом, а теперь им предстояла поездка в почти полчаса и Барри не мог усидеть на месте в предвкушении. Пристегиваясь, Оливер заметил его энтузиазм. — Ты в хорошем настроении, — сказал он. — Это получается у меня лучше, чем у тебя, — ответил Барри, невинно поднимая брови. Оливер, потянувшись было за ключами, чтобы завести мотор, метнул на него взгляд и прищурился: — Ты флиртуешь со мной? Лицо Барри вытянулось, его игривость будто бы водой смыли. — Я? Ф-флиртую? — запнулся он и почувствовал, как его щеки загорелись. — Нет! Я... я даже не знаю, как это! Оливер отвернулся с удовлетворенной улыбкой на губах и тронул машину с места; пораженный Барри рассматривал его лицо и не мог поверить в то, каким открытым он видел теперь горожанина, который казался ему замкнутым и отстраненным, будто под чарами Снежной Королевы. — Ты флиртуешь, — утвердительно сказал Оливер, не глядя на него; Барри услышал смеющиеся нотки в его голосе, и впервые это его не задело. — Тебе не нужно знать, как это делать; ты уже это делаешь. — Тебе нравится? — в лоб спросил Барри. Оливер молчал до тех пор, пока не выехал на ровный и прямой отрезок пути, а потом повернулся, чтобы посмотреть на него. — Что будет, если я скажу да? Барри недоуменно наморщил лоб: — Я буду знать, что мне стоит продолжать. Оливер усмехнулся и повернулся назад к дороге. — Да, — ответил мужчина; он положил локоть на дверцу и вел машину только одной рукой, спокойно и ровно; и Барри, наблюдая за ним, вдруг поймал себя на мысли, что наслаждается тем, каким расслабленным он выглядит — это исходило от него ощутимыми волнами. — Мне нравится это. Продолжай. — Ты тоже флиртуешь со мной? Неожиданно для Барри, Оливер рассмеялся. — Я пытаюсь, — честно ответил он с улыбкой. — Ты держался на расстоянии от меня, а потом вдруг стал крутиться рядом со мной, и я упустил момент, когда и почему это изменилось. — После фильма, — Барри пристально смотрел, как улыбка медленно сошла с его лица, пока он вспоминал вечер, проведенный в кинотеатре под открытым небом. — Ты перестал... — он хотел сказать «высмеивать меня» и на середине фразы вдруг понял, что Оливер никогда не высмеивал его. Осознание того, как много вещей он понял неправильно, заставило его замолкнуть на полуслове, и мужчина, недоуменно нахмурившись, повернулся к нему. — Ты перестал... пугать меня своей серьезностью. Губы Оливера снова растянулись в слабой улыбке; Барри едва подавил импульс протянуть руку и коснуться его лица пальцами. Ему нравилось, когда он улыбался. Несколько минут они ехали в молчании. Легкий ветерок дул в лицо Барри; он отвернулся, подставил лицо солнцу и наслаждался теплом и тихим урчанием мотора. Безоблачное небо простиралось над их головами; он чувствовал себя хорошо. — Вчера вечером, — вдруг заговорил Оливер, и Барри повернулся; он все еще улыбался, но как-то неестественно, будто заставляя себя выглядеть расслабленно. Его рука сжала руль сильнее, а глаза не отрывались от дороги. — Ты сказал, что я нравлюсь тебе... Ты правда имел это в виду? — Да, — ответил Барри; перемена в поведении Оливера насторожила его, и он запаниковал. — Я не должен был? Я просто сказал то, что чувствую. Я привык говорить о том, что чувствую, так меня воспитали, и если я не должен был... — Нет, просто... Скажи это еще раз. — Ты нравишься мне, — Барри закусил губу. — Очень. Оливер повернулся, чтобы посмотреть на него: — Ты нравишься мне тоже. Барри откинул голову на спинку кресла; он скользил взглядом по профилю Оливера, очерченному солнцем, и ощущал, как его слова вибрируют в нем в ритм мотора машины; они волной прошли по его грудной клетке и ребрам, сосредоточились в позвоночнике и растеклись вверх и вниз; он почувствовал себя окруженным теплом, будто солнечные лучи растопили его кожу. Он повторил их про себя, а потом повторил их в своей голове голосом Оливера; и ему казалось, что тепло просачивается прямо между буквами. Время пролетело незаметно. Казалось — они только сели в машину, а меж тем уже совсем скоро показалась маленькая церквушка, окруженная раскидистыми яблонями и ровными лужайками; подъездная дорожка была украшена клумбочками с маленькими белыми цветочками. Солнечный свет, падающий через витражные мозаичные стекла, отбрасывал разноцветных зайчиков на пол и ряды скамеек из темного дерева; Барри было бодро шагнул внутрь, но едва он переступил порог, как Оливер схватил его за руку, останавливая. — Приношу извинения, — крикнул он; Барри проследил за его взглядом и увидел в углу на табуретке невысокого молодого мужчину, которого он не узнал. — Вы не сыграете нам музыку для выхода свидетелей? Мужчина не ответил, но подвинул табурет к пианино и поднял крышку, поворачиваясь спиной к ним. Оливер притянул Барри к себе и только потом перехватил его вопросительный взгляд. — Это отличный шанс порепетировать выход, если ты все еще нервничаешь, — пояснил он. Он отпустил Барри, а потом приглашающе выставил локоть, и Барри, после коротких колебаний продел свою руку через его. Он занервничал при мысли об очередной репетиции, и, когда музыкант начал играть, он чуть не поперхнулся от паники. — Посмотри на меня, — сказал Оливер и, когда Барри повернул голову, продолжил, понизив голос. — Слушай мой голос, сосредоточься только на нем. Все будет хорошо, слышишь? Вспомни, как мы репетировали. Барри проследил за его взглядом и уставился на свои ноги. Музыкант играл какую-то медленную, ровную мелодию, которая из-за пульсирующих ударов в висках Барри то приближалась, то отдалялась. Словно во сне он увидел, как Оливер выставил свою ногу вперед, и он повторил; этот шаг ощущался так, словно он был сделан над пропастью. — Раз... два... раз... два... Слушай мой голос, слышишь темп? — боковым зрением Барри заметил, что Оливер повернул к нему голову, и дерганно кивнул. — Держись за этот темп. Раз... два... раз... два... Барри выдохнул, а потом сделал еще один глубокий судорожный вдох и затаил дыхание. Только когда они остановились у последней скамьи, он заметил, что вцепился в руку Оливера; он отпустил ее и разжал сжатую в кулак ладонь. — Я все равно буду нервничать, — пожаловался он, когда Оливер потянул его к ближайшей скамье и опустил на нее. — Здесь будет много людей и они все будут смотреть на нас. — Не думай о них, — Оливер вытащил из нагрудного кармана сложенный лист бумаги, чтобы отдать его музыканту. Барри проводил его глазами. — Думай обо мне. — Это я могу, — Барри закусил губу, сдерживая улыбку; Оливер поднял бровь. — Я буду идти рядом с тобой. Представь, что больше никого нет. Только я. Барри понравилась эта мысль. Когда Оливер опустился рядом с ним на скамью, он взял его за руку и переплел их пальцы; Оливер посмотрел на их руки, а потом улыбнулся и положил их на свои колени, накрывая своей ладонью. Барри скользнул взглядом по его профилю, сдерживая улыбку, и отвернулся: музыкант начал играть. Несколько первых композиций проскользнули мимо его внимания. Он знал, что слышал их прежде не раз, но только этим осознанием «знакомости» все и ограничивалось. Они сливались для него в одну бесконечную, знакомую мелодию, от которой он не мог назвать ни исполнителя, ни строчек, а все из-за теплых рук Оливера, державших его ладонь. Ему требовалось много усилий, чтобы не опускать взгляд на их руки каждую секунду, и еще больше усилий — чтобы не двигать пальцами из опасения, что Оливер отпустит его ладонь, решив, что Барри неудобно. Они сидели так близко, что их колени и локти соприкасались; музыка растекалась по пустой церкви, и квадратик солнечного света на его коже, окрашенный в синий цвет из-за витража, ощущался горячим. Когда песня замолкла и музыкант взял паузу, чтобы изучить ноты, Оливер поднялся со скамьи и потянул Барри за собой. Аллен встрепенулся, будто просыпаясь ото сна. — Хочешь потанцевать? — спросил Оливер и улыбнулся, когда глаза Барри распахнулись в удивлении. Раньше, чем он успел ответить, Оливер остановился и притянул его к себе, и Барри шагнул вплотную к нему — как десятки раз прежде на репетициях. Он не знал, что делать — когда-то давно они с Пэтти танцевали вместе, но он был ведущим и знал, что единственное, что от него требуется, — это держать руки на ее талии и не перемещать их. И когда Оливер переложил его руки на свои плечи, он чуть вздрогнул — потому что секундой позже ладони мужчины легли на его талию, горячие из-за того, как долго они просидели, держась за руки; и этот жар Барри ощутил даже через рубашку. Он почувствовал тепло в своем горле; оно поднялось вверх по его челюсти и охватило его щеки и уши; и когда он посмотрел Оливеру в глаза, он знал, что Оливер видит его смущение. — Я побоялся, что танцуешь ты так же, как проходишься к алтарю, — подколол он. Барри закатил глаза; шутка Оливера облегчила его смущение. Пианист начал играть; это была первая песня, название которой он вспомнил мгновенно, и он уставился на Оливера, пытаясь понять, ждал ли он ее намеренно. — «Earth Angel»? — спросил он и поднял брови. — Ты подсказал Карле, когда я уехал. Оливер лукаво прищурился. — Возможно, — он на мгновение отвел взгляд в сторону, сдерживая улыбку, а потом снова посмотрел Барри в глаза. — Или же я просто люблю эту песню. Барри закусил губу, чтобы не улыбнуться. Он боялся, что Оливер прав и он будет нервничать в танце так же, как в репетициях выхода к алтарю, но, атмосфера ли или ощущение рук на его талии, — он расслабился и позволил Оливеру вести танец, который, в конце концов, свелся к тому, что они просто переступали на месте в ритм песни. — Ты напрасно репетируешь со мной, — сказал Барри, сдерживая улыбку; Оливер недоуменно нахмурился. — Я смогу отсидеться в углу, а вот к тебе на танец выстроится очередь. У нас редкость городские мужчины... вроде тебя. Оливер вскинул бровь. — Я должен знать, что это значит? — Только если Карла выделила тебе комнату без зеркала. Оливер коротко рассмеялся. — Ты все еще поражаешь меня своими непосредственными комплиментами, — Барри чуть склонил голову набок. — Но не рассчитывай, что я дам тебе сидеть весь вечер в углу. Барри пришлось прикусить щеку, чтобы не улыбнуться, и отвести взгляд; Оливер рассматривал его лицо, и было сложно одновременно танцевать, думать над ответом, ощущать его руки и не смотреть ему в глаза. — Что если я ускользну? — спросил он после короткого молчания, снова переводя взгляд на мужчину. — Я последую за тобой, — тут же ответил Оливер. — И если я уединюсь? — Я нарушу твое уединение. Барри почувствовал, как его улыбка ослабла. — И если я захочу, чтобы ты остался до рассвета? Оливер понизил голос. — Я останусь. Барри остановился, всматриваясь в его лицо, не понимая, шутит ли он. Песня завершилась; послышался шорох страниц — музыкант искал ноты следующей среди кипы листов, и на мгновение воцарилась такая тишина, что Барри показалось, будто он может слышать кружащий полет пылинок в воздухе. А еще он почувствовал себя так, словно то, что происходило между ними, было таким огромным, что могло заполнить всю церквушку до самого потолка, выдавить узорчатые стекла и хлынуть наружу, разносясь по жаркому, сухому, летнему воздуху; что-то ощущалось настолько всепоглощающим, что на мгновение Барри показалось, будто он не сможет сделать вдох — его грудная клетка просто не сможет двинуться под давлением этой невидимой силы. Оливер очнулся первым. Он опустил глаза, а потом разорвал объятия, но почти тут же переместил свою руку на спину Барри, разворачивая его назад к скамье. Когда они вновь сели, музыкант разложил ноты перед собой и еще раз сверился со списком песен; Барри переплел их с Оливером пальцы и накрыл его руку своей ладонью. Оливер улыбнулся.