*
Карла ждала их на подъездной дорожке; завидев ее, Барри сразу же догадался, что она будет расспрашивать их о подарке и мальчишнике, раз место для разговора было выбрано подальше от любопытных ушей Кейт. — Подарок будет готов в ближайшие дни, — сразу же произнес Оливер, едва остановив машину; по-видимому, он тоже сообразил, о чем она спросит. — Хорошо, — ответила Карла и перевела взгляд с него на Барри и обратно. — Что вы решили насчет мальчишника? Он должен быть уже завтра. — Я думал, но еще не успел предложить это Оливеру и мы не обговаривали, — Барри запнулся на имени мужчины и бросил на него быстрый взгляд, но Оливер смотрел на него, ожидая продолжения. — Если девичник будет у вас дома, мы можем привезти Ронни ко мне. Тихий вечер и... все такое. Карла закусила губу, а потом медленно и задумчиво кивнула. — Звучит хорошо, — сказала она. — Предложи это родителям, чтобы убедиться, что они не против, а я еще поговорю с Норой, но, думаю, ей понравится эта идея. Вы отлично сработались, — добавила она вдруг, с улыбкой оглядывая их обоих. — Я знала, что могу положиться на вас и что, в конечном счете, Оливер переборет твою тягу к приключениям. Барри повернулся, чтобы увидеть, как мужчина кусает губу, чтобы не улыбнуться, но морщинки в уголках его глаз стали чуть острее. Барри едва удержался, чтобы не пихнуть его локтем. — Еще кое-что, — проговорила Карла и устало потерла шею рукой сзади. — У нас генеральная репетиция послезавтра, последняя и самая главная, мы будем репетировать в церкви, жених, отец и свидетели должны быть уже в своих костюмах. Постарайтесь не пить много на мальчишнике, тяжело будет и без этого. Нагоните на праздничном ужине. — Праздничном ужине? — переспросил Барри недоуменно. — Накануне свадьбы у нас будет праздничный ужин, потому что приедут ваши родители, — Карла посмотрела на Оливера. — Телеграмма от них пришла с утренней почтой, когда вы уже уехали; они будут здесь через два дня. Поэтому мне и приходится торопить вас с мальчишником; нужно освободить день, чтобы помочь вашим родителям устроиться без волокиты и суматохи, в которой мы проводим все свадебные дела. Барри метнул на Оливера быстрый взгляд; его лицо больше не светилось той же радостью, но держало знакомое, вежливо-отстраненное выражение. — Мы подумаем о мальчишнике пока, — вставил Барри, уводя внимание Карлы на себя раньше, чем она заметит перемены в настроении Оливера, а потом распахнул дверцу со своей стороны, вынуждая ее отступить на шаг назад, чтобы он мог выйти из машины. — У меня были кое-какие идеи, которые могут понравиться Ронни. — О нет, — пробормотала Карла. — Пожалуйста, помни, что со сломанной рукой он не сможет надеть кольцо на палец Кейт. Барри возмущенно фыркнул: — Это было всего один раз! Как только Карла удалилась, бормоча что-то про вечный поиск приключений, а дверца за его спиной хлопнула, Барри обернулся. Оливер, со сдержанным, но сосредоточенным выражением, обошел машину и остановился рядом с ним; не удержавшись, Барри протянул руку и погладил его по спине. — Ты не рад их приезду, — мягко сказал он, опасливо наступая на тему, которую, как он знал, Оливер не любил и не хотел обсуждать. Но он беспокоился — резкая смена настроений Оливера заставила его насторожиться. — Скажем так, я бы предпочел их исключительно на свадьбе и нигде больше, — ответил Оливер, стараясь, чтобы голос не прозвучал сухо. Барри помолчал, осторожно поглаживая его по спине, будто надеясь успокоить. — Они принесут войну? Оливер перевел на него взгляд и несколько секунд рассматривал его лицо; его выражение чуть смягчилось, и Барри почувствовал прилив облегчения, что подобрал верные слова, как будто бы заговорил с ним на одном языке. — Я буду с тобой, — добавил он, набираясь смелости, чтобы сказать то, что он чувствовал, но боялся озвучить. — Буду твоим... громоотводом, хочешь? Оливер улыбнулся, морщинки снова прорезали уголки его глаз. — Хочу, — ответил он, обнимая Барри за плечи. Но у раскрытой двери он снова отстранился, пропуская Барри в дом, где они и застыли прямо на пороге, пытаясь уловить суть разговора. — Мы не можем отселить их к соседям, — заявила Карла, эмоционально взмахивая руками. — Это сумасшествие! И дурной тон, мы же пригласили их в наш дом. — Что тогда ты предлагаешь? — Кейтлин подняла бровь. — Что происходит? — спросил Барри, обводя взглядом лица остальных. — Со всей этой свадебной подготовкой мы забыли, что одна из комнат закрыта на ремонт после того случая с плесенью, — ответила ему Карла. — И у нас не осталось свободных комнат, чтобы разместить родителей Куин в доме, не отправив кого-либо спать на диване в гостиной. Кейтлин считает, что мы можем попросить соседей приютить их, а я говорю... — А как насчет нашего дома? — моргнул Барри. В воцарившемся молчании все уставились на него недоуменно, но он выпалил это так внезапно, что еще несколько секунд не мог заставить себя продолжить, пытаясь поспеть за скачущими галопом мыслями. — Я имел в виду, — помедлив, пояснил он и облизнул губы, стараясь не тараторить и чтобы его голос не сорвался от нервов. — Мы можем забрать к себе Оливера, — он повернулся, чтобы посмотреть на мужчину и надеясь увидеть на нем одобрение, которое бы помогло ему продолжить, но лицо Оливера светилось задумчивостью и внимательностью, как если бы он искал в словах Барри второй смысл. — У нас есть свободные комнаты, родители будут рады, а мистер и миссис Куин смогут занять его комнату здесь. Карла посмотрела на Оливера, и он перехватил ее взгляд, а потом посмотрел по очереди на Ронни и Кейт, прежде чем повернуться назад к Барри. Кейтлин сжала губы в тонкую линию, чтобы не улыбнуться, и не сводила взгляд с Барри; он почувствовал, как его уши покраснели. — Это хорошая идея, — ответил Оливер спокойно. — Барри прав, так будет удобно всем. — Если ты согласен, то хорошо, — Карла пожала плечами. — Я могу забрать тебя завтра перед мальчишником, — Барри снова повернулся к мужчине, — и тогда ты просто останешься у нас. — Мальчишник будет у вас? — оживился Ронни. Барри неловко посмотрел на Карлу: — Это не должно было быть сюрпризом, правда же? Вместо ответа она лишь махнула рукой. — Ни от кого из вас невозможно сохранить хоть что-либо в секрете, — она потерла лоб и выдохнула. — Ну хоть еще одной проблемой меньше. Сияя, Барри повернулся к Оливеру и увидел, как тот опустил глаза в пол, сдерживая улыбку; он хотел узнать, что показалось ему забавным, но не мог спросить при остальных, и для себя решил, что это, наверное, просто снова был флирт. Он все еще не различал толком, когда и как они флиртовали, но он точно знал, что это всегда ощущалось приятно.23.
25 января 2020 г. в 17:50
Дорога домой была на удивление тихой. Барри чувствовал себя горящим — не только из-за жары, но и из-за того, что произошло на почте; он сидел, уставившись в одну точку, и игнорировал все взгляды, которые Оливер бросал на него; касаясь пальцами своих губ, он думал только о том поцелуе, и ему казалось, что он плавится под обжигающими лучами солнца.
Рука Оливера легла на его колено. Словно очнувшись ото сна, Барри повернул к нему голову; его лоб и щеки горели.
— Останови машину, — хрипло произнес он.
Оливер чуть нахмурился, но сбросил скорость, а потом и вовсе остановился и в ожидании повернулся к юноше.
— Поцелуй меня еще раз, — не моргнув глазом добавил Барри, пощипывая мочку своего уха пальцами; он как будто бы ожидал, что Оливер откажется, и искал в его лице хотя бы намек на это раньше, чем мужчина подберет слова.
Оливер хмуро огляделся вокруг, а потом посмотрел на него — так, будто сомневался в том, все ли он услышал правильно.
— Мы стоим посреди пустой дороги, в окружении полей, — ответил он, сделав акценты на «пустой» и «полей»; будто кадр из сюрреалистического фильма.
— И здесь нет никого, кто мог бы нас увидеть и осудить, — выпалил Барри на одном дыхании.
Лицо Оливера как-то потемнело, будто в одну секунду из него испарилась вся радость и легкость солнечного дня. Барри кольнула совесть глубоко внутри; он чувствовал себя задетым, обиженным, беззащитным; со всеми этими секретами он как будто бы был помещен в стеклянную коробку, где все могли его видеть, но не слышали, как он просит быть выпущенным, и принимали его отчаянную жестикуляцию за детское кривляние.
Он отвернулся, смаргивая слезы и чувствуя, что Оливер продолжает смотреть на него.
— Моя мать приняла бы нас, — добавил он, глядя вперед, на простирающуюся дорогу; красавица-«шевроле» тихо рычала под ними, но даже радость, которую он испытал, когда отдал ключи Оливеру, чтобы увидеть его за рулем своей машины, испарилась, стоило ему только снова позволить этим мыслям одолеть его. — Кейтлин уже принимает нас, Ронни тоже. Почему я сижу рядом с тобой за столом и не могу взять тебя за руку? — он повернулся, чтобы посмотреть на Оливера, и моргнул, и почувствовал слезы на своей горящей коже.
— Я не знаю, — тихо ответил Оливер; он выглядел виноватым.
Барри оглядел его лицо пораженно, а потом моргнул еще раз, будто надеялся, что выражение вины, которое он видел на лице Оливера, исчезнет вместе с пеленой слез.
— Меньше всего на свете я хочу делать тебе больно, — добавил Куин. — Скажи мне, если я делаю что-то не так, и я исправлю это, но я не могу исправить человеческое поведение, Барри. Здесь, вдали от влияния, — да, возможно, твоя семья и друзья не знают ничего о ненависти и травле, но там, за пределами твоего мира, все иначе, и я не хочу втягивать тебя в это. Я не хочу, чтобы ты видел, как люди отводят взгляд при виде тебя или как шепчутся за твоей спиной; или бог знает что еще. Я прошел через это. Я не хочу, чтобы ты испытывал то же самое.
Он сделал паузу, с болью рассматривая лицо Барри, пока тот плакал, отвернувшись, всматриваясь до боли в глазах в ослепляющий блеск металла на корпусе машины, лишь бы только не встречать взгляд мужчины. Он вспомнил все чувства, которые испытывал рядом с ним; все — даже те, которые прожигали его стыдом, и неожиданно он осознал, как много всего изменилось так стремительно. Как головокружительная карусель — оно началось как игра, забава теплого летнего дня, наполненного томной ленью и ярким солнцем, и закрутилось, завертелось, затянуло его прямо в сердце урагана; и вдруг он почувствовал себя оторванным от земли, кружащим в неизвестности, без опоры; и это пугало его, как ребенка.
Он и был ребенком. Для них всех, всегда; маленький мальчик, которому нужна защита, чья-то ведущая рука, чья-то забота. Ему хотелось, чтобы кто-то объяснил ему, что это все нормально и он все делает правильно — и что «неправильной любви» не бывает. Ему хотелось, чтобы кто-то успокоил его страх и поговорил с ним; и единственный человек, который знал об этом, пытался относиться к нему как ко взрослому, чтобы каждый раз они неизменно оказывались в ситуации, где ему приходится объяснять простые вещи, которые Барри просто не может понять, потому что, как ребенка, его защищали и оберегали. Прямо как он и хотел.
— Ты заставляешь меня чувствовать так много, — всхлипнул он и машинально сомкнул колени, отдернувшись от руки Оливера; воспоминания о собственном горящем теле ожили в нем и наполнили его новой волной стыда и отвращения к мыслям, которые не должны были у него возникать. — Я не знаю, что мне делать, и это... это все пугает меня.
— Ты не должен ничего делать, — тихо ответил Оливер, понизив голос практически до шепота. — Пусть все идет своим чередом, без спешки; это не марафон и ни тебе, ни мне не нужны ни рекорды, ни дистанции. Просто... будь собой. Ты самое спокойное, что у меня есть сейчас; что, наверное, вообще когда-либо было в моей жизни. Ты не связан с войной и ненавистью; ты как лето посреди бесконечной зимы. Мне не нужно большего. Я просто хочу проводить с тобой время, и нам ни к чему делать это на глазах у остальных. Их одобрение ничего не изменит, Барри. Это только о тебе и обо мне.
Барри закусил губу, пытаясь побороть новый поток слез, но рука Оливера легла на его плечо, а потом, не встретив сопротивления, притянула его ближе; и он заплакал. Как испуганный, маленький ребенок; он почувствовал тепло, которое хотел, и ощущение безопасности в кольце рук мужчины, и уткнулся лицом в его плечо.
— Все хорошо, — пробормотал Оливер, гладя его по спине. — Все хорошо. Ты в порядке. Я здесь, все хорошо.
Барри сцепил пальцы за его спиной, обнимая его, и прижался к нему, насколько мог, сидя на соседнем сидении, а потом спрятал свое лицо на его груди — от солнца и от собственных слез, стесняясь своей слабости.
— Прости меня, — всхлипнул он. — Я не умею не спешить... мне всегда хочется... — он передернул плечами. — Я всегда хочу, чтобы все происходило быстро, и тогда у меня было бы больше времени, чтобы насладиться этим, когда я уже все знаю.
Оливер тихо хмыкнул над его ухом: — Это одна из черт, которые мне нравятся в тебе.
У Барри перехватило дыхание.
— Правда?
— Да, — в том, как Оливер гладил его по спине, ощущался неясный, но успокаивающий ритм. — Твои эмоции... твоя спешка... твоя открытость, и наивность, и настойчивость, и безумная любовь ко всему вокруг... это все делает тебя тобой. Я бы не променял ничего из этого, ни единой частички тебя на что-то другое.
Барри чуть отстранился; Оливер позволил ему отодвинуться ровно настолько, чтобы поднять на мужчину взгляд.
На его ресницах блестели капельки слез, а глаза покраснели, но, даже несмотря на это, в том, как он уставился на Оливера, мгновенно проскользнуло знакомое живое любопытство.
Оливер едва удержался от улыбки.
Барри шмыгнул носом.
— Никто никогда не говорил мне, что спешить — это хорошо, — пробормотал он и нахмурился с видом ребенка, который услышал что-то новое и обдумывает, как уложить это в картину мира. Оливер, не успевавший за сменой его эмоций, едва уловил момент, когда лицо Барри прояснилось, и он метнул на мужчину чуть виноватый, но в то же время сверкающий взгляд. — Из меня бы вышел отличный Флэш, да?
Напряжение так резко сменилось облегчением, что Оливер усмехнулся; его горящие нервы в одну секунду расслабились — и он буквально ощутил это в своей голове, а следом и во всем теле.
Барри, который посреди безудержных, сильных, искренних слез перестал плакать, чтобы сделать отсылку к его подарку — это было настолько в его характере, что Оливеру захотелось рассмеяться от осознания, сколько еще миллионов раз этот ребенок удивит его.
— Самый лучший, — согласился он и привлек Барри к себе снова, чтобы поцеловать его в лоб.