*
И в самом деле: когда через полтора часа они наконец поднялись из-за стола, Барри чувствовал себя так, словно все его тело затекло. Его план сработал: Том старался есть тихо и не встревать с комментариями, а Оливер держался обычно и не привлекал к себе внимание своим вполне естественным поведением, и из-за этого они организовали в этой части стола уголок тишины, с которым Барри удачно удалось слиться. Он поймал на себе лишь несколько взглядов, но по лицам родителей Куин ничего нельзя было сказать, а Кейт и Карла, даже если и заметили его исключительно тихое поведение, предпочли не обращаться к нему напрямую за столом. Поэтому, по истечении ужина, Барри встал из-за стола, чтобы размять свои ноги, и ускользнул в кухню, чтобы провести хоть несколько минут в тишине и уединении и вдоволь понервничать по поводу того, что он, судя по всему, не понравился родителям Оливера. Хотя им стоило отдать должное: они действительно держались очень вежливо, и трудно было сказать, что им нравилось, а что нет; в конце концов, Барри начал склоняться в сторону «нет»: даже несмотря на то, как все развернулось с Оливером, он не доверял городским, по лицам которых нельзя было прочесть ни одной эмоции. И в кухне, едва он перешагнул порог, кто-то вдруг схватил его за локоть и потянул в сторону, подальше от двери. Барри развернулся на месте и оцепенело уставился на лицо Оливера, и, при виде его испуганного вида, мужчина усмехнулся. — Ты весь на нервах, — тихо сказал он, привлекая Барри к себе. — Я бы посмотрел на тебя, если бы тебе прямо перед ужином сказали, что тебя будут оценивать, — возмущенно прошептал Барри, стараясь игнорировать то, как его сердце прыгнуло в его глотку, когда Оливер притянул его вплотную к себе. Оливер обхватил его, прижимая к своему телу, и повернул голову, прижимаясь щекой к его щеке. Барри помолчал, вдыхая тонкий аромат его парфюма, которым был пропитан его шейный платок. — Ты тоже прячешься от них? — спросил он наконец, скрепя сердце. — Они не принимают твой... выбор, да? Оливер выдохнул. Его дыхание защекотало ухо Барри; он чуть не отстранился. — Не принимают, — ответил мужчина после короткого молчания. — Но я не хочу, чтобы ты забивал себе голову этим. Барри прикусил на языке по-детски обиженное «я им не понравился». Большую часть времени Оливер сдерживал свои эмоции, а его интонации едва ли когда-то выходили за узкие границы вежливости, которой его вымуштровали за годы воспитания, но это поразило Барри — насколько хорошо он научился угадывать настроение мужчины даже когда в его голосе не было ни намека на истинное отношение к чему-либо. Еще несколько секунд они постояли так, а потом Оливер отстранил его. Барри принял это за знак возвращаться в гостиную раньше, чем остальные хватятся подозрительно совпавшей пропажи обоих свидетелей, но едва он шагнул в сторону двери, как Оливер вдруг схватил его за локоть. — Если ты переживешь этот ужин, — пробормотал он, наклонившись к уху Барри, — я смогу успокоить твои нервы дома. В первую секунду единственным, что услышал Барри, было слово «дом»; оно срикошетило в него и ударило в солнечное сплетение; и стало трудно дышать. Оливер, который называл его дом своим; Оливер, который тоже не мог дождаться вернуться с ним туда, где можно было не притворяться; Оливер, который повидал столько разных мест по всему миру, но, по крайней мере, на несколько вечеров считал своим домом только одно... А потом до него дошел весь смысл фразы. Его щеки вспыхнули; жар поднялся к ушам и они загорелись; он закусил губу до боли, надеясь сбавить свое смущение, и Оливер, с усмешкой протянув ладонь, потер его щеку костяшками пальцев. На контрасте его кожа ощущалась практически холодной. — Мне бы не помешало успокоить нервы сейчас, — ответил Барри, несмотря на свою реакцию. Оливер улыбнулся; на его щеках выступили ямочки. — Если мы пропадем, нас хватятся. Барри улыбнулся тоже, но ответить не успел: дверь кухни вдруг распахнулась, и он в последний момент только успел отпрыгнуть назад. Рука Оливера сжалась на его локте; Карла и Мойра застыли на пороге. — Я тебя не задела, ребенок? — обеспокоенно спросила Карла, оглядывая его. — Мы не знали, что вы тут. Вы готовы к десерту? — Да, — нервно пискнул Барри; Мойра заметила руку Оливера на его локте и посмотрела на лицо Аллена. Ее взгляд был теплее, чем у ее мужа, но все та же городская маска вежливости мешала Барри прочесть ее настоящее отношение. Она была одета в кремовый костюм; на шее — нитка тонкого жемчуга, а на руках только обручальное кольцо, но, несмотря на видимую простоту ее образа, от ее одежды несло городским шиком. — Я как раз рассказывала Мойре, как хорошо вы смотритесь вместе на репетициях, — сказала Карла, проходя в кухню. Оливер разжал руку, отпуская локоть Барри. — Хорошо, что завтра я это увижу, — ответила миссис Куин; ее взгляд перешел на Оливера, а потом снова вернулся к Барри. — Когда еще я окажусь у алтаря, — с усмешкой добавил Оливер. Барри напряженно выпрямился. Карла подняла взгляд от корзины с выпечкой, раскладывая ее на тарелке. Мойра никак не отреагировала на холодную подколку сына. — Окажешься-окажешься, — уверенно ответила Карла в наступившей тишине, не понимая двусмысленности его комментария. — Я вообще поражена, что тебе удалось проходить в холостяках так долго. — Может, заварим чай с лавандой? — нервно вставил Барри, отворачиваясь. — Накануне свадьбы не помешает... успокоиться. — Отличная идея, — согласилась Карла и добавила уже для Мойры. — Оливер рассказал нам, что Роберт научил его пить чай с травами. Теперь мы тоже такой пьем. — Дома это традиция, — ответила Мойра, подходя поближе к столу и глядя, как Карла заваривает чай в большой фарфоровый чайник. В ее голосе звучала улыбка; Барри бросил взгляд на Оливера, но он неотрывно смотрел на мать. — Что бы ни происходило, мы собираемся вечером на чашечку чая. — У нас тоже есть такая традиция, — ответила Карла. — Иногда детей можно угомонить только чаем с булочкой и никак иначе. Барри догадывался, что Мойра, с тем воспитанием, которое получили Ронни и Оливер, скорее всего, понятия не имеет о буйных детях, но женщина вежливо улыбнулась: — Я знаю. — А сейчас оба ваших сына действуют на них как чашка чая, — доверительно сказала Карла и метнула на Барри сверкающий взгляд. — Они оба были сорванцами до этого лета. Кейтлин остепенилась с подготовкой к свадьбе, а на Барри очень хорошо влияет Оливер. Мужчина хмыкнул за спиной Аллена. Барри поджал губы и убрал руки в карманы брюк, надеясь не выдать свое смущение. Мойра обернулась, чтобы посмотреть на них. — Правда? — спросила она, устремив на Барри внимательный, несмотря на теплоту, взгляд. — Так уж хорошо влияет? — Очень, — запнулся Барри, не зная, как ответить, но чувствуя, что сейчас по его поведению и выбранным словам миссис Куин судит его жестче, чем до этого, просто наблюдая за ним. — Никогда не поздно начать вести себя по-джентельменски. — Не смущай его, мама, — подал голос Оливер; в нем звучала улыбка, но по тому, как он расставил более твердые акценты на словах, Барри послышалось что-то угрожающее. — Он очень долго привыкал к моему городскому снобизму. Тут всем нравится простота. — Это правда, — снова согласилась Карла, не замечая тонкой издевки в его словах. — Барри, поможешь мне отнести десерты? Барри пересек кухню; Мойра проследила за ним взглядом, который он предпочел проигнорировать, но зато он заметил то, как она обернулась посмотреть на своего сына. По лицу Оливера все так же ничего нельзя было прочесть.28.
27 февраля 2020 г. в 15:43
К моменту, когда Оливер остановил сияющую «шевроле» на подъездной дорожке дома Сноу, Барри уже нервничал так сильно, что едва ли не подпрыгивал на сидении. Если дома он смог пустить свои нервы на домашние дела, помогая матери с мытьем посуды и легкой уборкой, то в машине, не зная, что делать и куда себя деть, он весь крутился, будто юла, и Оливеру пришлось держать его руку всю дорогу, чтобы остановить его от дерганных движений и постоянного поправления одежды; и даже теплая ладонь мужчины не помогла Барри успокоиться.
— Все будет хорошо, — повторил Куин уже, наверное, в двадцатый раз, выключив зажигание. Он сжал руку Барри, привлекая его внимание, и Аллен повернул к нему голову. — Они не съедят тебя.
Барри издал звук — среднее между недоверием и тревогой.
— Иди сюда, — Оливер протянул к нему руки, чтобы поправить его шейный платок. — Постарайся не трогать его, чтобы не обнажать шею.
Барри издал еще один звук — на этот раз больше похожий на нервный смешок. Только когда они начали собираться на ужин и он оказался перед зеркалом, он понял, что Оливер имел в виду, когда повязал ему платок: его белая шея была усеяна следами прошлой ночи. Он смутно помнил, когда и как Оливер оставил их, но момент, когда он коснулся подушечками двух пальцев одного из пятнышек и потер его, как будто бы думая, что он может исчезнуть, наполнил его странным экстатическим чувством, смешанным со смущением: при свете дня он стеснялся вспоминать вчерашнюю ночь, но каждая секунда, каждый удар его сердца, каждый рваный выдох и каждое случайное движение, когда он ненароком впивался в плечо Оливера пальцами или утыкался носом в его шею, чтобы сдержать любой звук, — это все вызывало в нем такой трепет, что подкашивались ноги.
— Все будет хорошо, — повторил Куин, быстро чмокнув его в губы, а потом отстранился, убирая руки. — Я буду с тобой.
Барри молча и сосредоточенно кивнул. Когда они вышли из машины и захлопнули дверцы, Оливер, обходя «шевроле» протянул руку, и Барри со вздохом прильнул к нему так, чтобы ладонь мужчины легла на его поясницу. Он хотел, чтобы так они и появились — ему было бы намного спокойнее, если бы он ощущал поддержку Оливера на себе весь ужин, как наверняка ощущала Кейт, но он знал, что ему придется большую часть вечера провести в притворстве и дистанции; и это пугало его сильнее всего.
— Еще кое-что, — добавил Оливер, когда они поднялись по ступенькам на крыльцо. — Они будут... оценивать тебя. Постарайся не реагировать.
— Оценивать? — в тревоге спросил Барри. — Оценивать в каком смысле?
Оливер неловко сжал губы в тонкую линию с виноватым видом. Барри распахнул глаза.
— Они знают, что ты...? — прошептал он в ужасе. — И ты не сказал мне об этом?!
— Я не хотел, чтобы ты нервничал еще сильнее, — ответил мужчина и, отняв руку от Барри, нажал на кнопку дверного звонка.
Барри в панике повернулся к двери. Мистер и миссис Куин вот-вот должны будут встретить своего старшего сына, который, как они знают, предпочитает мужчин, в компании молодого юноши, у которого он живет; а значит, его они будут оценивать придирчивее, чем Кейт.
Совсем нет причин для волнения.
Замок щелкнул, дверь распахнулась; Карла с легким вечерним макияжем появилась на пороге, одетая в длинное темно-коричневое платье и с полураспущенными волосами. Увидев гостей, она расплылась в радушной улыбке.
— Совсем не похож на сорванца, — сказала она, окидывая взглядом Барри.
Нора выбрала ему одежду для «выхода в свет»: белую рубашку с шелковыми манжетами и черные брюки с подтяжками, а Оливер подобрал ему другой шейный платок. Они выглядели похожими; и если до этой минуты Барри наслаждался их сходством, то теперь он заволновался, не было ли это намеренным, чтобы Барри предстал в лучшем свете перед его родителями.
— Ужин вот-вот будет готов, — добавила Карла, пропуская их; оживленная гостиная замолкла при их появлении, и Барри застыл.
Несколько мгновений прошли в тишине — не считая приглушенной фоновой музыки на радио; Барри сразу заметил рядом с Ронни и Кейтлин невысокую женщину со светлыми волосами до плеч и остановился под ее взглядом, смущенный и растерянный, пока Оливер не возник рядом с ним.
— Мама, — произнес он. — Папа.
Барри уловил краем глаза движение: мужчина сделал несколько шагов вперед, отступая от стола с закусками и приближаясь к ним. Рука Оливера легла на спину Барри и передвинулась по ней, обнимая его плечи; Аллен вздрогнул всем телом, но отстраниться не решился.
— Это Барри, — мягко произнес Оливер.
Барри вперился взглядом в лицо мужчины. По тому, как Оливер эмоционально отстранялся и закрывался всякий раз, как заходил разговор об отце, ему было любопытно и страшно представить, каким человеком он может быть. Оливер унаследовал его пристальный и холодный взгляд небесно-голубых глаз; на секунду Барри почувствовал неприятное покалывание под шеей, как будто бы это снова был июнь, до свадьбы была еще целая бесконечность и он только-только познакомился с тихим городским незнакомцем, который своими манерами заколдованного Снежной Королевой принца высмеивает каждое слово Барри. Он напрягся; вместе с ним напряглась и рука Оливера, обнимавшая его, но, несмотря на то, что время тянулось для Аллена бесконечно долго, прошло, должно быть, несколько секунд, пока отец рассматривал его лицо и одежду, а потом, с дежурной вежливой улыбкой он протянул Барри свою ладонь — Аллен мгновенно узнал и то, как холодно-любезно держался Оливер, когда закрывался ото всех.
— Роберт Куин, — представился он и, коротко сжав руку Барри, почти тут же отпустил ее, развернувшись и отсалютовав бокалом в сторону. — И моя жена, Мойра.
— Очень приятно, — ответил Барри вежливо; его голос прозвучал чуть выше от нервов; он метнул взгляд на мать Оливера, но она молча подняла свой бокал с улыбкой, и Барри не смог сказать наверняка, что пряталось за ее любезностью.
Но он был уверен, что отцу он уже не понравился: представившись, Роберт бросил на него последний взгляд и отошел, возвращаясь к своей жене. Оливер отнял руку от его плеча; без его поддержки Барри вдруг ощутил себя так, будто висит над пропастью.
— Рассаживайтесь, — произнесла Карла, снова возникнув рядом с ними и похлопав Барри по плечу. — Ужин готов.
Когда Барри отодвигал стул, он перехватил взгляд Кейтлин; одетая в золотой сарафан, чтобы оттенить свои распущенные огненные волосы, она ободряюще улыбнулась ему и чуть качнула головой, мол не обращай внимание. Они с Ронни сели за стол рядом, напротив родителей Куин; надеясь, что они весь ужин будут отвлекать внимание на себя, Барри занял свое место по левую руку от Тома, зная наверняка, что отец Кейт тоже постарается быть тише воды, и перехватил взгляд Оливера, который сел напротив него, рядом со своей матерью.
По лицу мужчины ничего нельзя было понять, но Барри хорошо знал, что по его собственному — очень даже можно; и, когда Карла и Том начали расставлять на столе посуду, от которой поднимался чарующий аромат мяса и специй, Барри понимал, что ужин предстоял мучительно долгий.