*
Через полчаса Оливер постучал в дверь, посланный Норой проверить, собирается ли Барри спускаться и оставлять ли ему завтрак на столе. Не дождавшись ответа из ванной, Оливер повернул ручку и приоткрыл дверь, заглядывая внутрь, но комната была пуста; тогда он тихо прикрыл дверь за собой и застыл в коридоре в нерешительности. Он знал, что Барри нужно время, чтобы побыть одному, но в то же время что-то упорно не позволяло ему спуститься вниз и сказать Норе, что Барри вернулся в постель. Им нужно было поговорить. Он не мог оставить Барри наедине со своими мыслями, тревожиться из-за его отъезда и не услышать ни слова объяснений; пусть даже Оливер и сам не знал, что собирался ему сказать. Тем не менее, помедлив минуту-другую, мужчина повернул по коридору в сторону их спален и постучал в дверь. Ответа не последовало. Он повернул ручку и открыл дверь, но замер на пороге, не осмеливаясь войти: его взгляд уперся в спину Барри, свернувшегося в клубочек на кровати. Оливер затаил дыхание, прислушиваясь, но единственным звуком, донесшимся до него, был стук посуды в кухне на первом этаже, пока Нора мыла ее. — Я могу оставить тебя в покое, если хочешь, — сказал Оливер. Часть него была до смерти напугана тем, что он увидит слезы Барри, с которыми ничего не сможет сделать — как его успокоить, если сам Куин и стал причиной его слез? — но, когда ответа снова не последовало, он оставил дверь открытой и приблизился к кровати. Барри не спал. Его глаза и нос покраснели от слез, но он лежал, уставившись в одну точку взглядом, и обнимал себя руками. Оливер осторожно опустился на кровать; так близко, что его бедро соприкоснулось с поясницей Барри, и он едва не отодвинулся, когда подумал о том, что, возможно, сейчас Барри отталкивают его касания — случайные или нет. — Я останусь до конца лета, как и пообещал тебе, — произнес он тихо и повернул голову; Барри поджал губы при звуках его голоса, будто убеждая себя промолчать. — Я не нужен им сейчас, пока книга готовится к публикации. Мой отъезд запланирован вместе с Ронни и Кейт, ничего не изменилось. — Ничего не изменилось? — вдруг произнес Барри хрипло после долгого молчания и слез и повернул голову. Оливер недоуменно замолк. — Ты серьезно? Все изменилось. — О чем ты говоришь? — Оливер нахмурился. — Я сказал тебе, что останусь до конца лета, если ты захочешь, и ты согласился. Я пообещал тебе и я останусь. — До конца лета, — ответил Барри и заплакал снова. — Для тебя действительно ничего не изменилось? Озарение ударило Оливера так резко, что он перестал дышать. — Ты думал, я останусь? — недоверчиво переспросил он и с опозданием одернул себя, когда заметил, как от его тона Барри сжал губы и взгляд у него вдруг стал обиженный, будто у ребенка. Когда он моргнул, две слезы скатились по его щекам и замерли на подбородке, но он так задето смотрел на Оливера, что как будто бы даже не почувствовал этого. Оливер подавил импульс протянуть руку и стереть их, как если бы он потерял право на это в тот момент, когда Барри перехватил его взгляд за завтраком, услышав «хорошие новости». — Ты не собирался? — спросил Аллен тихо. — Все это время ты знал, что через несколько недель сядешь на поезд и вернешься домой? Оливер открыл рот... и вдруг понял, что не может издать ни звука. Не просто слова разом утратили для него любой смысл, как внезапно он осознал, как это выглядело для Барри. И волна отвращения к себе поднялась в нем, смешанная со стыдом и осуждением, что он, так хорошо разбиравшийся в словах, что считал писательство своим единственным призванием, позволил себе разбрасываться ими налево и направо, как безделушками; да так, что разбил доверие единственного человека, который впервые за долгое время наполнил для него эти слова смыслом, которого он раньше не понимал. Прежде, чем он успел ответить, по лестнице зазвучали шаги; Барри снова отвернулся и замер клубочком на своей кровати; и Оливер, едва заставив свое лицо принять нейтральное выражение, повернулся к двери, когда Нора появилась в проходе и замерла, заметив сжавшуюся на кровати фигуру Барри. — Он плохо себя чувствует, — произнес Оливер, поднимаясь. — Думаю, нам лучше оставить его отдохнуть. — Солнышко, что-то болит? — обеспокоенно спросила Нора. Голос Барри прозвучал совсем глухо: — Нет. Нора в сомнении посмотрела на Оливера, а потом перевела взгляд назад на Барри. — Я проверю тебя через несколько часов, если ты захочешь есть, — мягко сказала она. Барри не ответил. Когда Оливер прикрыл дверь в комнату, Нора в растерянности закусила губу. — Он показался мне бледным за завтраком, — пробормотала она, — но он был весел, и я решила, что просто преувеличиваю... — Я прослежу за ним, — ответил ей Оливер, едва держа маску любезности. — Спасибо, — Нора благодарно улыбнулась ему; вместе они двинулись к лестнице, чтобы дать Барри отдохнуть. — Сейчас, когда Кейт вышла замуж, ему особенно нужен кто-то, кто присмотрит за ним и не будет его родителем, — она повернулась к Оливеру. — Я так рада, что ты есть у него. Оливер проглотил сухой ком в горле. — Я тоже.39.
2 июля 2020 г. в 14:06
И, в довершение к тревожному чувству, которое охватило его после их разговора, и всем его неясным и размытым сновидениям, Барри проснулся один. Сонный и недоверчивый, он приподнялся на локте и провел ладонью по второй половине кровати, будто ожидая, что откроется портал, который поглотил Оливера, так неожиданно исчезнувшего из его постели, пусть даже до этого они все утра проводили вместе, целуясь и нежась в постели; и, напуганный тем, что это недоброе предзнаменование, Барри стряхнул с себя остатки сна и вскочил с кровати, судорожно одеваясь.
Оливер, однако, нашелся в кухне. Барри спустился и пошел туда, привлеченный шумом голосов и на ходу застегивая свою легкую рубашку; он не успел ни умыться, ни причесаться — только пригладил волосы дрожащей ладонью, спустившись с лестницы. Нора и Оливер обернулись на звук его шагов, когда он вошел.
— Доброе раннее утро, — улыбнулась Нора; и тут же улыбка сошла с ее лица, стоило ей увидеть его внешний вид. — Ты что, только что с постели?
— Плохой сон, — зевнул Барри; взгляд его перескочил на Оливера и быстро пробежал по мужчине. — Сейчас очень рано?
Он метнул взгляд на окна, пытаясь определить время по положению солнца, но мать опередила его с ответом.
— Сейчас девять, — она отвернулась назад к кофейнику. — Я не ждала вас обоих в такое время; после свадьбы я не жду вас раньше полудня. Будешь завтракать или вернешься в постель?
Аромат свежесваренного кофе защекотал Барри нос.
— Буду завтракать, — ответил он и обошел стол.
Оливер, когда он сел рядом, повернул голову; Нора стояла спиной к ним, и Барри, пользуясь этим, вопросительно поднял брови, но во взгляде Куина мелькнуло столько нежности, что Барри даже забыл свою тревожность, поднявшую его с постели.
Рука мужчины погладила его по щеке; жест вышел быстрым — Нора громыхнула крышечкой чайника, закрывая его, и Оливер отдернул свою руку как раз в тот момент, как она повернулась.
— Держи, — улыбнулась она, ставя чашку кофе перед Барри, и подвинула к нему тарелку с тостами и банку джема, а потом вдруг подняла взгляд на Оливера. — Поделишься с ним хорошими новостями?
Барри навострил уши, замерев с тостом в руках.
— Хорошими новостями? — переспросил он, глядя на Оливера.
И он не знал, что смутило его больше — неясный восторг матери или то, как Оливер помедлил, как если бы он не считал свои новости хорошими. Добавило Барри тревожности и то, как Куин посмотрел на него, слабо закусив губу.
— На адрес Карлы пришла телеграмма, которую она переслала сюда буквально полчаса назад, — произнес он. — Она от моего редактора в городе. Он дочитал мою книгу и готовится издавать ее.
— Это же замечательно...? — вопросительно начал Барри, не зная, что в этом может быть плохого.
А затем вдруг осознание ударило его в солнечное сплетение так резко, что выбило воздух из его легких, стоило ему заметить легкую вину, мелькнувшую в глазах Оливера, когда тот опустил взгляд на свою чашку.
— Ты должен уехать, — пробормотал Барри, едва шевеля губами. — Когда?
— Мы как раз обсуждали это, — встряла Нора, не замечая растерянности Барри или, должно быть, приняв ее за удивление внезапным новостям. — Оливер думает, что останется, как и планировалось, до конца августа, но он хотел обговорить это с тобой.
— Со мной? — машинально повторил Барри.
Он вдруг почувствовал себя задыхающимся. Никто не отменял его отъезд; с самого начала, с того момента, как Кейт и Ронни решили задержаться, само собой подразумевалось, что Оливер останется тоже; но отъезд лучшей подруги и ее мужа Барри закрепил в своей голове, а вот отъезд Оливера вылетел из нее совершенно бесследно — ведь как он мог уехать после всех их разговоров и клятв любви?
Никто не обговаривал то, что он останется, но как-то получилось так, что его запланированный отъезд оказался таким внезапным.
Оливер осмелился перехватить его взгляд, будто хорошо зная, что творится в его голове.
— Я останусь до конца августа, — уверил он, словно пытаясь больше убедить себя, чем Барри и Нору. — Завтра я отправлю редактору ответ с уточнением всех сроков. Сейчас, пока книга готовится к публикации, я ему не нужен, и неделя-другая не сыграет никакой роли.
Неделя-другая?
Барри отвернулся, намазывая тост джемом, чтобы не выдать матери свою странную реакцию, хоть он едва ли видел хлеб в своих руках и навряд ли осознавал, что он делает.
— Мы будем скучать по тебе, — улыбнулась Нора, — пусть даже об этом еще рано говорить.
— Да, для прощаний еще точно не время, — ответил Оливер любезно.
— Не волнуйся, когда придет время, мы закатим вам троим самую лучшую прощальную вечеринку и убедимся, чтобы все знали о ней и пришли попрощаться с тобой. Может, — она лукаво пожала плечами, — кто-то из нашей деревни убедит тебя вернуться снова.
Барри положил тост на блюдце и поднялся из-за стола.
— Извините, — произнес он, старательно контролируя свой голос, и откашлялся, прогоняя хрипотцу, предвещавшую слезы. — Я лучше приведу себя в порядок до завтрака.
— Но твой кофе остынет, — ответила Нора.
— Нестрашно, — мотнул головой Барри и, не взглянув на Оливера, попятился к выходу из кухни.
У лестницы, прислушиваясь к звукам из кухни, он догадался, что разговор не был возобновлен, а это значило, что Оливер бы под первым же предлогом ускользнул вслед за ним, но меньше всего на свете Барри хотелось слушать его объяснения.
Из последних сил сдерживая плач, он заперся в ванной и там, включив воду, чтобы заглушить всхлипы, он уткнулся лицом в свое полотенце и заплакал.