сказ о наследниках

Сколько бы король Чан не проводил времени за бумагами, сколько бы ни тратил времени на то, чтобы расправиться с документами и разработками законов как можно скорее, он всё равно ничего не успевал. Хотелось просто проводить это время с сыновьями, хотелось спросить у них, как дела, узнать, чем занимаются целыми днями. Он помнил, что недавно выходил на прогулку в сад и видел, как Минхо занимался фехтованием с Хёнджином. Он искренне гордился сыном: он не заметил, когда старший Хан успел так сильно преуспеть в этом. Минхо делал огромные успехи в спорте, старался всего себя посвящать этому, и король был искренне рад тому, что сын нашёл себе союзника в этом. Омега, принадлежащий к роду Хван, действительно не чаял души в Минхо, но король знал, кому принадлежит хваново сердце. Чонин всегда смотрел на Хёнджина искоса, не так, как на остальных омег и бет при дворе. Чан заметил это месяц назад, когда в очередной раз устроил небольшое утреннее мероприятие для дворян в саду. Хван тогда был там вместе со своей матерью, которая, несмотря на возраст сына, пристально следила за ним и не давала свободно вздохнуть. Она всегда была очень требовательна к сыну, заставляла слушаться и могла с чистой совестью заставить его что-либо сделать. Чан знал, что дружба с Минхо очень многому научила Хёнджина и дала ему хоть какой-то глоток воздуха, а Чонин, в свою очередь, увидев, насколько дворянин отличается от остальных омег, что жили во дворце, равнодушным не остался. Джисон совершал прорывы в учёбе. Король ежедневно получал рукописные отчёты от Феликса и Чанбина, которые поражались искреннему и совершенно бескорыстному желанию учиться, отмечая, что благодаря этому Джисон совершает всё новые и новые достижения. Чан гордился тем, что у самого Джисона было желание узнавать новое, знал, что это досталось сыну от него, поэтому радовался тому, что среднего Хана не приходилось заставлять. Бан Чан, конечно же, был расстроен, что этого не было у Чонина, но он и не заставлял младшего Хана учиться насильно. Его предназначение было в другом, он чувствовал это и знал, что если Чонин не был хорош в сфере политики и социологии, то хотя бы знал базовые вещи об общении с людьми и точно старался изо всех сил. Трудолюбие отличало весь род Хан от остальных. Просто у каждого из наследников это трудолюбие ушло в разные стороны, и король никак не винил их за это, ведь то, что они разные, совсем не их вина. То, что им были интересны разные вещи — нормально, и он точно знал, что каждый из них преуспеет в жизни, в конечном итоге. Король проводил с документами дни напролёт. Расставлял подписи, перечитывал и корректировал какие-то старые указы, но казалось, что с каждым днём работы становилось только больше. Уджин приносил всё новые и новые бумаги, Чан видел детей только за приёмами пищи, они не горели желанием рассказывать о чём-то, а король ведь действительно скучал. Сколько бы он ни думал о том, что мог бы всё это время потратить на то, чтобы съездить хотя бы на конную прогулку со всеми, расспросить их, как дела. Правда, прекрасно понимал, что в ближайшие сроки нужно было выставить новый указ о неприкосновенности омег на улицах королевства (с каждым днём случаев, как альфы приставали к омегам на улицах городов, становилось всё больше, а увеличение охраны на улицах не помогало совершенно). Собственные мысли загоняли куда-то в угол, король действительно разрывался на части от собственных мыслей, хотелось просто скорее закончить с бумагами и всё, но он прекрасно понимал, что опубликовать новое распоряжение нужно было как можно скорее, поэтому банально не мог позволить себе даже отдохнуть. — Ваше Величество, тут ещё немного того, что может Вам помочь… Король поднял уставшие от света глаза и посмотрел на вошедшего мужчину устало, безнадёжно. Уджин ойкнул, но, всё же, оставил листы на краю массивного стола, тут и там заваленного книгами, перьями и закончившимися баночками чернил. Ким поглядел на пол, где повсюду были накиданы смятые листы пергаментной бумаги, застыл, боясь сказать что-то не то. Король не опускал взгляда, продолжал глядеть на смутившегося советника, который находился в замешательстве. Уджин мог только гадать, что в тот момент могло быть у короля в голове, поэтому продолжал стоять даже тогда, когда король привстал с места и тяжело вздохнул, падая головой с великолепной гривой белокурых волос куда-то в стол и закрывая лицо руками. Уджину жаль Чана. Но оба мужчины прекрасно понимали, что помочь Ким здесь никак не в силах. — Я очень устал, — донесся глухой возглас из-за стола. Мужчина, который стоял рядом, нервно кивнул, сжимая ладони от страха. Чан поднял голову, Уджин заметил, насколько сильно потускнели его обычно искрящиеся тёмные глаза. — И пойду отдыхать. Уже поздно, и… закончу завтра. Осталось совсем немного, я справлюсь. — Конечно, справитесь, Ваше Величество. Мне жаль, что я ничем не могу помочь, и… — Ты уже своим присутствием очень помогаешь, Уджин, — Чан устало улыбнулся и потряс головой, чтобы белокурые кудри слетели с лица. Ким шокированно похлопал ресницами, провожая Бан Чана взглядом, который, продолжая улыбаться, спокойно покинул свой кабинет, оставляя советника наедине со своими мыслями. Иногда альфа действительно не мог понять, что в голове у короля и какие мысли там кроются, но всегда молчал, думая, что так и должно быть. Уджин познакомился с Хан Бан Чаном случайно. Будущий король был умён не по годам, все придворные альфы искренне восхищались единственным наследником династии, почитали и уважали его. Ким не был исключением; но однажды, из-за натиска всех людей со стороны, Чан дал слабину. Случилось так, что тогдашний король, его отец, решил начать выбирать невесту принцу, посчитав, что он уже готов к взрослой жизни. Чан не хотел, отнекивался всеми возможными способами, стараясь отложить помолвку и выбор невесты до самого крайнего срока. Тогда альфу Ким Уджина «присоединили» к Бан Чану, потому что король считал, что Уджин — парень способный, следующий правилам, сможет повлиять на принца. В итоге всё равно выбор невесты отложили, но… что-то в белокуром парне его зацепило; то же самое произошло и с самим принцем. Они начали общаться не только на темы дворцовых дел, но и как обычные друзья. Так Уджин и стал самым близким и верным другом Чана, из-за чего позже был назначен советником, в тот самый момент, когда Бан Чан взошёл на престол. Чан быстро шёл по коридору, думая сейчас свернуть к сыновьям в крыло и спросить у них, как дела. Он остановился у развилки, чувствуя, как сердце в груди застучало быстрее от осознания того, что они, скорее всего, сейчас спят, да и, возможно, обидятся. Чан стоял, размышляя о том, стоит ли вообще это того. Сомнения скреблись в душе неприятно, заставляли неуверенно метаться из стороны в сторону, но в итоге отправили Чана к себе в комнату, сея в его душе страх того, что все трое наследников расстроятся и откажут отцу в его просьбах. В голове появились несколько смутных воспоминаний из детства принцев. Чан помнил, как обрадовался Джисон, когда узнал, что у него будет брат. Помнил, как Минхо прыгал от радости, как поранился и упал на будущую королеву, запачкав её платье и участок кожи кровью из ладони, которой по случайности задел стол. В тот вечер женщина совсем не разозлилась на пасынка, привыкшего очень эмоционально воспринимать важные новости, связанные с семьёй. Минхо искренне любил Чонху, а она любила его также сильно, как и обоих своих сыновей. Жаль только, что эту любовь она не смогла дарить долго: едва ли Чонину исполнилось два года, после продолжительной болезни, Чонхе было суждено умереть. Она была совсем молодой, любили женщину все, и всё королевство позже скорбило по ней. Даже Минхо, который, по факту, сыном ей не был. Но любил Минхо её также сильно, как любил и свою мать тоже. Чонин как был в младенчестве милым крохой, так и остался. Старший Хан всегда просился пойти потискать младшего брата, который лежал в кроватке и грыз свои деревянные игрушки. Сейчас было то же самое, только спрашивать приходилось уже у самого Чонина, а не у отца, как тогда, раньше. Джисон в то время был ещё совсем маленьким: сам недавно научился читать, ему было четыре, он всё свое время проводил в библиотеке вместе с мальчиком, что был на побегушках у короля — Енбоком. Позже этот рыжий омега стал учителем Джисона, стал помогать ему во всех начинаниях и обучать базовым знаниям, что должны были быть у правителя. Джисон всегда был способным ребёнком: это очень удивляло Минхо, который всегда интересовался, как дела у младшего братишки. Средний принц всегда отмахивался, краснел, говорил, что ему нужно больше читать, чтобы быть, как папа. — Да ладно тебе, я же могу с тобой почитать! — постоянно восклицал Минхо в очередной раз, когда приходил в библиотеку после занятий Джисона. — Мне и одному нормально, не приставай, а, — закатывал большие глаза младший, надувая щёки. Естественно, Минхо всё равно не отставал и просто садился рядом, погружаясь в истории, которые читал Джисон. Чонин всегда стремился быть, как братья, хоть и не подавал виду. С пяти лет за ним везде ходили его нянечки, от которых он периодически сбегал и прятался в саду. В одиннадцать лет Чонин обрёл первого друга — Сынмина, за которым попусту увязался, когда у Джисона был день рождения. Позже Чонин начал проводить всё своё свободное время с сыном Ким Уджина, играл с ним, рассказывал какое-то истории, что рождались в голове. Сначала Сынмин не особо отвечал взаимностью: не привык, что к нему может быть столько внимания, сколько оказывал ему Чонин. А маленький альфа и вправду восхищался холодностью и необыкновенностью нового друга: запаха нет, не понять, какие эмоции сейчас бета испытывает, всегда сидит с одним и тем же лицом, эмоции почти не меняет. Красноволосый принц восторженно удивлялся, замечая, что Сынмин испытывал искреннюю радость, понимая, что действительно ОН смог развеселить Кима. Ему всегда казалось, что сделать это просто невозможно, но когда получалось, то он сразу же рассказывал обо всём отцу. Раньше было как-то проще. Кто-то кого-то обидит: сразу бежали к отцу, и плевать, ужин у него, переговоры, какая разница? Принцы искренне считали, что нет у отца никого на свете дороже и важнее, чем они. А сейчас… выросли и поняли, что отца от работы лучше не отвлекать, лучше дать ему время на работу, а потом уже можно будет провести время всем вместе. Только вот… когда найти это время? Чем старше они становятся, тем больше минут и часов у них уходит ни на то, что они сами хотят, а на то, что нужно делать. Таков закон жизни, и, к сожалению, с ним никто не мог поспорить. В коридоре темно и пусто. Король заходит в свои покои, громко хлопает дверью и оседает на пол, закрывая лицо руками. Совсем ничего сложного: просто подойти и спросить, как них дела, узнать, всё ли в порядке. Но Чан так привык к узнаванию новостей из отчётов, не с их собственных слов, что, казалось, сам себя в эту ловушку загнал. Нельзя сразу столько чувств испытывать, хочется только от боли кричать, потому что ничего больше не кажется возможным в данной ситуации. Чан встал и подошёл к кровати, скинул с себя неудобный повседневный красный атласный костюм, выглаженную белую рубашку и туфли, упал на кровать и взял пару книг с прикроватной тумбочки. И там политика и устройство государства. Ничего из того, что действительно хотелось бы прочитать прямо сейчас. Чан подозвал слугу, что дежурил сейчас, ночью в его крыле и попросил его принести ему что-то, что может отвлечь. Король не очень любил тревожить слуг в принципе, только в действительно особых случаях, когда, например, нужно было справиться с нарядом к важным мероприятиям или разобрать накиданные вещи и безделушки в комнате. Сейчас же, из-за усталости, Чану вообще не хотелось вставать из-под одеяла, поэтому он решил, что сейчас самое время позвать кого-то, кто может этим заняться. Слуга вернулся через несколько минут с парой книг. Чан благодарно кивнул и сказал небольшому парню обязательно отдохнуть после ночного дежурства; король написал записку на небольшом куске пергамента. Получив от него сердечный поклон, Чан принялся смотреть, что же такого он принёс. В руках оказались три разных книги. Бан Чан пододвинул к кровати подсвечник, чтобы увидеть лучше, что оказалось у него в руках. Правда, одна из них привлекла внимание сильнее остальных двух. Красная обложка, на которой было выведено красивыми прописными буквами «Легенды Скинциллаардена» немного смутила. Король нахмурился, открывая и замечая, как конец выученной им наизусть легенды о красноволосом мальчике оказался заменён на счастливый. В голове появились тысячи противоречивых вопросов и ответов, но главным остался именно тот, что стал сигналить красным с самого начала. Это действительно ли это то, о чём он думает, или волноваться не о чем?

***

— Так значит, отец, всё же, решил отпраздновать… — протягивает Минхо, усаживаясь на скамье поудобнее. Хёнджин, который стоял всё это время рядом, начал трясти головой в знак согласия. Минхо нахмурился. — Наверное, сказать мне не успел просто, хм. Обидно, конечно, что я не от него узнал. — Или от Джисона хотя бы, — пожал плечами Хван, приподнимая чёрную бровь и убирая волосы со лба пальцем. Ли кивнул в раздумьях, тем самым напрягая дворянина ещё больше. — Хочешь обидеться на него? — Что ты, — засмеялся принц, опуская ладонь в полупрозрачной белой перчатке себе на колено. — Нет, конечно. Нашёл, за что обижаться… Всякое бывает. Отец сейчас в работе, понятное дело, всё запомнить невозможно. Я вообще рад, что о праздновании узнал не за день до самого дня рождения Джисона. Было бы обидно и грустно. — Но ты говорил, что хотел бы провести весь день с ним… Двадцать два, всё-таки, не абы какой день рождения, — Хёнджин всё же сел рядом, склоняя голову к Минхо, который продолжал сидеть очень задумчиво, подпирая подбородок рукой. После цветения глиттыний раннее лето в саду окончательно вступило в свои права. Дул лёгкий тёплый ветер, светило солнце, припекая макушки людей и верхушки деревьев. Где-то в сочных зелёных кронах деревьев свистели птицы, стрекотали насекомые и шуршали листья. Ветер обдувал лицо, обнимая и заставляя закрыть веки, подставляя белую фарфоровую кожу солнцу. Минхо слабо улыбнулся, наслаждаясь погодой. Он давно ждал солнце, лето, потому что очень любил теплое время года из-за того, что летом они с братьями и отцом ездили в королевские купальные источники. Лето в целом имело в разы больше красок, нежели та же зима, лето сочнее, ярче, запоминается четче. Моменты все такие тёплые, словно чувства, что только начали появляться в душе. Минхо поднял глаза на чистое голубое небо, на котором не было ничего, кроме солнца. Поморгав, он вновь посмотрел на парня перед собой. — Ну и… ты пойдёшь? — Минхо посмотрел странно, неоднозначно, проникновенно, чем застал Хвана врасплох. Омега похлопал ресницами и заглянул в глаза принца, которые выражали слепую заинтересованность и надежду. Губы Хёнджина тронула улыбка, и Ли на секунду показалось, что даже родинка по его глазом заулыбалась. Хёнджин был очень красивым, и принц был искренне рад, что внешняя красота дворянина не уступала внутренней. Хёнджин, пусть и был ранимым, и, возможно, иногда нелогичным, был очень хорошим человеком, по мнению Минхо, и именно из-за своих внутренних качеств он оказался рядом со старшим принцем. — Конечно, пойду, — пожал плечами, одетыми в тёмно-синий легкий пиджак, Хёнджин. Ли кивнул, расплываясь в улыбке. — Если не ты, то Чонин заставит. А какой смысл с ним спорить? И без этого… всё так странно. — Я думаю, что ты уже всё понял для себя, — игриво ответил принц, опираясь локтем на скамейку и подпирая щёку кулаком. Он исподлобья глянул на Хёнджина, который, краем глаза наблюдавший за чужой реакцией, моментально вогнал самого себя в краску. — Так значит, я прав? Жду подробностей, которыми, я надеюсь, ты готов поделиться. Хёнджин замялся, отворачиваясь. Чёрные как смоль волосы взвились высоко из-за его резкого движения, Минхо вздрогнул, не ожидая этого от дворянина. Он прикусил собственный кулак, за несколько секунд раздумывая над тем, стоит ли рассказывать Минхо о первом свидании (?) с младшим принцем. Хван испытывал эмоции, и это радовало Минхо больше всего, так как это был первый показатель того, что Хёнджин действительно что-то чувствует к Чонину, сколько бы он это не отрицал. Для старшего Хана всё стало практически очевидным, главное, чтобы все то, что увидел он, стало таким же очевидным для самого Хёнджина. — Да, в общем-то, особенного ничего… просто кое-что случилось, возможно, по моей инициативе? — пролепетал парень напротив, тем самым заставляя Минхо придвинуться поближе из-за дикого интереса по поводу произошедшего. — Вообще-то, случилось кое-что. Я хотел проверить свои чувства к твоему брату. — И что же ты сделал для этого? — принц сглотнул, заглядывая в глаза повернувшегося к нему Хёнджина. Брови черноволосого дрогнули, старший успел это заметить, правда, это не отменило того факта, что Хван замолчал, собираясь с мыслями. — Проверил, — тяжело выдохнул дворянин, переводя взгляд в сторону заинтересованного во всём принца. Минхо опустил брови, мол: «И всё?» — пошёл к нему в покои после отбоя. Мы поговорили. И… он сказал, что для таких проверок готов целовать меня хоть каждый день. Внутри Минхо только что что-то явно разбилось: иначе он не мог понять, почему его сердце заколотилось так быстро, почему счастье за этих двоих разлилось по телу тёплой волной, и почему он, от радости прикусив губу и опустив веки, сдержал радостный писк. Сам от себя не ожидал. Но рад был настолько, что и вправду кричать захотелось. Хёнджин опустил одну бровь, улыбаясь краешком губ и наблюдая за очевидной внеземной радостью друга. — Что чувствуешь? — дрожащим голосом спросил принц, но глаз не поднял. Дворянин склонил голову набок, чувствуя, как от этого разговора задрожали руки. Минхо вжался пальцами в перчатках в колени, заставляя себя молчать, чтобы не смутить Хёнджина ни в коем случае, потому что знал, что эта тема может быть ему неприятна, в какой-то степени. — Чувствую… чувства, — честно признался Хван, не выдерживая и расплываясь в улыбке. Минхо, тут же отодвигаясь, чтобы не выбить Хёнджина из колеи своей реакцией, тяжело выдохнул. Улыбка с лица сползать уже отказалась, принц сидел, сжирая самого себя из-за переполняющих его эмоций и счастья. — Я смотрю, ты рад? — Да! — вышло ещё громче и радостнее, чем ожидалось, но принц не обратил внимания. Хёнджин заливисто засмеялся, прикрывая рот ладонью с длинными пальцами, а Минхо просто смотрел на него, широко улыбаясь. — Ты так долго думал, что, честно, я боялся, что ты уже не решишься. Я, правда… Я так рад, ты не представляешь! Минхо в порыве эмоций и чувств налетел на Хёнджина, который, чуть удержавшись рукой за дерево скамьи, остался сидеть на месте. Принц обнимал крепко, искренне, держась обеими руками за чужие плечи. Для старшего Хана такое было редкостью: он чаще всего старался выражать чувства словами, а сейчас и вправду был счастлив настолько, что решил выразить это всеми возможными способами. Хван, сначала опешивший от этого, просто похлопал друга по спине, но, немного погодя, всё же обнял его в ответ. Минхо продолжал улыбаться, закрыв глаза и всем телом прислонившись к Хвану, который, чувствуя, как у того бьётся сердце, сидел спокойно и ждал, пока принц его отпустит. — Так достаточно понятно, насколько я рад за вас? Не знаю даже, за кого больше, — честно признался принц, отстраняясь. Хёнджин расплылся в благодарной улыбке. — Спасибо, — он всё улыбался, пока вдруг не вспомнил что-то. Он очень резко начал хлопать себя по пиджаку, и, достав из внутреннего кармана карманные часы. — Чёрт, он уже ждёт, скорее всего… — Иди, — Минхо поднял брови, улыбаясь и кивая. Хёнджин перевёл глаза на него и, спокойно кивнув, поднялся и скрылся в кустах, оставляя Минхо наедине со своими мыслями. Хёнджин понял, как сильно одно упоминание в его голове о том, что он сейчас увидит Чонина, могло вскружить ему голову. Сердце начало стучать где-то в горле очень быстро, само собой, Хван даже не успел понять, когда именно это произошло: слишком быстро для того, чтобы действительно осознать это. Чувства, оказывается, имели свойство разрастаться и занимать весь разум — это Хёнджин понял, когда подошёл к дворцу и даже не заметил этого, будучи погружённым в свои мысли. Он переживал из-за встречи с Чонином, ведь последний раз показал, что от них обоих можно ожидать всего, что угодно, и Хван этого боялся. Боялся неизвестности и всего того, что он сам мог вытворить под влиянием запаха и чувств. Оказавшись около библиотеки, Хёнджин остановился, услышав обрывок фразы Уджина: — То есть, Вы хотите сказать, что готовы бросить занятия ради сына дворянки? Вы с ума сошли? Да Вы знаете, что Вам Его Величество скажет… Хван остановился, переставая дышать и широко распахивая веки. Он услышал чужой тяжёлый вздох, и ему на секунду показалось, что в эту самую секунду его могло этим самым вдохом снести. Хван задержал дыхание, подходя к дверям ближе. Неужели Чонин проговорился?.. Но зачем? Да ещё и Уджину. Разве ему это нужно? — Тише ты, а, — зашипел младший на советника. Хёнджин положил ладони на край двери и осторожно выглянул, замечая, что Чонин сидел за столом, а прямо над ним, спиной к выходу из библиотеки, стоял его учитель. — Отец не знает ни о чём. Я расскажу ему сам, тебе необязательно трепаться об этом направо и налево, так? Я решу сам, что мне делать. Хёнджин тихо выдохнул, прижимаясь спиной к холодной стене. Чонин говорил когда-то, что очень не любит, когда в его жизнь лезут и помыкают им, а Уджин, видимо, задел за больное и сокровенное — то, о чём Чонин боялся говорить даже братьям изначально. Если король Бан Чан узнает это из уст советника, а не сына, то, скорее всего, Чонину очень сильно попадёт. А Хёнджин никак не мог этого допустить, но и зайти в библиотеку прямо сейчас не мог. Поэтому остался стоять в ожидании, когда же мужчина уйдёт, оставив принца в покое. — Да как Вы смеете, — замялся Уджин. Хёнджин был готов поспорить, что мужчина прямо сейчас очень сильно покраснел от гнева, что венка на его лбу, скорее всего, взбухла. Хван нахмурился. Уджин имел такое качество, как упрямство: он всегда считал, что он прав в любом случае, кроме спора с самим Его Величеством. Хёнджин уважал его мнение и его самого, но всегда очень злился, когда мужчина вытворял что-то подобное. — Вы же совсем головой не думаете, погубите и репутацию, и своего собственного отца. Это сделает всё только хуже, Вы этого хотите?  — Прости, конечно, а какая ТЕБЕ разница, с кем и как я буду? Я могу это с отцом обсудить? — издевательски ответил принц. Хёнджин опустил брови, понимая, что спорить с младшим бесполезно вообще всегда, особенно, если это касалось его личных предпочтений и надежд. — Паршивец, — протянул советник, захлопывая книги. — Я даю Вам шанс рассказать обо всём отцу самому. Я не знаю, как Его Величество отреагирует на это, с учётом того, как сильно он устаёт в последнее время… — из помещения послышались шорохи и шаги: Уджин остановился у самых дверей, заставляя дворянина прижаться к ним так сильно, как он только мог, чтобы не быть замеченным. — Я даю Вам срок в три дня. Если за это время Вы не расскажете обо всём отцу, то расскажу я. Понятно? — Да, — холодно ответил младший Хан. Уджин ничего не ответил и вышел, быстрым гневным шагом удаляясь от библиотеки. Хёнджин, как только увидел, что мужчина скрылся за поворотом, аккуратно прошмыгнул внутрь душного помещения. Принц сразу же заметил появившегося в дверях дворянина, но ничего не сказал ему. Хёнджин посмотрел на него с состраданием, какое было присуще только ему, медленно подошёл к младшему и сел на стол, за которым сидел Чонин. Хвану было очень жаль младшего, но он прекрасно понимал, что должен сказать ему Бан Чан на всё то, что младший сын скрыл от него. Нос защипало, голова немного закружилась, но омега не подавал вида и ждал, пока Чонин соберется с мыслями. Почему-то где-то в районе лёгких стало очень больно, грудь начало колоть, а сам Хван еле сдерживал себя, чтобы не заплакать. Кажется, что одно неверное слово могло повлечь за собой целый ряд ужасных событий. Самым отвратительным было то, что Хёнджин никак не мог помочь Чонину в этой ситуации, только попытаться поддержать. — Слушай, я понимаю, что с мнением короля нужно считаться, и… — дворянин запнулся, вжимая руки в бёдра и чувствуя, как начал дрожать голос. Морозный запах стал чувствоваться ярче и сильнее, но Чонин продолжал сидеть молча, выглядеть разбито и совершенно не подавать никаких намёков на свои эмоции. — В общем, если Его Величество скажет тебе, чтобы ты шёл искать себе принцессу… Я пойму. Ты же младший наследник. Репутация важнее чувств, а отец и страна должны быть на первом месте. Чонин продолжал молчать. Хван был готов поклясться, что прямо сейчас он слышал скрежет шестерёнок в голове младшего, ведь он выглядел настолько задумчивым и серьёзным, что Хёнджин осознал, что никогда в жизни не видел принца таким. Чонин всегда относился ко всему как-то просто, толи равнодушно, толи без какого-то явного желания задумываться, но сейчас он сидел, максимально погрузившись в собственные эмоции и заставляя старшего волноваться за него. Хван нахмурился, игнорируя то, что с ресниц, всё же, слетела одна небольшая слезинка, которая тут же приземлилась на его темно-синие брюки. Принц всё молчал, напряжение в и без этого душной комнате. Хёнджину показалось, что прошло около часа, пока он ждал ответа, сидя на столе неподвижно и боясь услышать какой-либо вердикт младшего. — Ты же знаешь, цветочек, что я всё равно сделаю так, как считаю нужным для себя, — склонил голову набок Чонин, наконец поднимая серьёзные лисьи глаза на Хёнджина, который, хоть и в глубине души ожидал услышать именно это, удивлённо посмотрел на принца в ответ. — А сейчас самое и нужное и важное для меня сидит прямо передо мной. Хван не знал, как реагировать, поэтому просто продолжал в упор смотреть в глаза младшего, который, не улыбаясь, смотрел на дворянина. Хёнджин видел в чужих глазах искорки, которые не видел никогда и ни у кого; Чонин, несмотря на то, что сидел серьёзно и дерзко, казался Хвану настолько важным и нужным прямо сейчас, что сдержать себя сейчас оказалось очень сложно. Запах продолжал распространяться по библиотеке, и его совсем не волновало то, что в помещении было очень душно: лёгкий аромат зимнего холодка и свежести распространялся с бешеной скоростью, оповещая все вокруг о том, что обладатель этого запаха сейчас на самой грани своих чувств. Хёнджин так ничего и не ответил, стараясь найти все ответы в глазах младшего и пытаясь понять, что творится у него в голове. Правда, глаза у него отражали только любовь и привязанность. И конкретно этот факт выбил из Хёнджина все остатки эмоций и чувств на сегодня.

***

После ухода Хёнджина Минхо так и остался сидеть на скамье в саду, задумчиво всматриваясь в дальнюю поляну с глиттыниями. С одной стороны, до безумия хотелось помочь Джисону с подготовкой к балу, потому что старший Хан знал, что он не умеет так хорошо танцевать, как хотелось бы. Хотелось помочь с выбором наряда и ткани, цветов, оттенков, в общем, провести время за подготовкой к балу вместе, как действительно влюблённые люди. Новость о праздновании двадцать второго дня рождения сказалась на его состоянии странно: он не совсем понимал, стоит ли сейчас вообще тревожить Джисона и рассказывать ему обо всём, что он узнал от Феликса. Не знал, как рассказать, не знал, нужно ли Джисону знать о том, что Ли Хоа жива и активно участвует в их жизнях. Настолько активно, что решила подать внезапные знаки о своём существовании… Минхо думал о том, что стоило надавить на Феликса без помощи отца. Принц Ли был уверен, что этот способ помог бы, ведь рыжий омега очень любил свою работу и прекрасно понимал, что любое неправильное движение могло лишить его всего самого дорогого, всего, что появилось у него благодаря дворцу. Но Минхо был уверен, что Феликс не сдастся так просто — это ему невыгодно, да и, скорее всего, глупо как-то. Мысль о том, что мать писала письма не ему, своему сыну, а Ликсу (по непонятным причинам), коробила очень сильно. Минхо действительно не понимал её и его мотивов, тем более, дать подсказку через книги? Почему? Стоило ли вообще ждать от неё вестей? Принц был в полном замешательстве по этому поводу, ведь точно знал, что всё так просто не будет. Если она оставляла такие загадки ради своего появления, если она тайно писала письма Ликсу, которые, Минхо был более чем уверен, передавались через Чанбина, значит, так было нужно. Он думал о том, что Хоа хотела подготовить его к новости о том, что она есть, она всё это время была рядом, ближе, чем думал он сам, настолько близко, что рукой можно было подать. Но принц, при всём том, что он уже знал, всё равно был уверен во всём и одновременно не был уверен ни в чём. Хотя, он точно знал, что хотел бы видеть её и расспросить обо всём. — Хён? Не помешаю? Минхо перевёл затуманенный взгляд на только что пришедшего Джисона. Он попытался улыбнуться, но не вышло, поэтому просто кивнул на место на скамейке рядом с собой. Хан аккуратно сел рядом, чуть касаясь брата плечом и молча смотря куда-то в одну точку. Минхо стало немного неловко из-за того, что он боялся начать разговор о своём визите к Феликсу, ведь всё внутри кричало о том, что нужно было рассказать, Джисону в неведении быть нельзя, это нечестно и неправильно по отношению к нему, но что-то мешало. Чувства, которые принц Ли сейчас испытывал, невозможно было сравнить ни с чем: он настолько запутался, что не мог понять, с чего вообще стоит начать. — Книги менял Феликс, — быстро отчеканил Минхо. Сон в удивлении медленно повернулся к брату, волосы которого тут же подхватил лёгкий ветер, из-за чего они стали похожи на серебристый ураган, освещаемый солнцем. — И… не ради того, чтобы пошутить. Он… Он делал этого для моей… — Минхо сглотнул, замечая, как глаза младшего поползли на лоб, — Моей матери. Она жива, Джисон. И я не знаю, что делать с этой информацией. В глазах Джисона за несколько секунд сменилась буря эмоций. Он молчал, переваривая полученную информацию и совсем не знал, что ответить старшему, поэтому просто продолжал смотреть на него, стараясь сильно не паниковать. Он всё прекрасно понимал, по крайней мере, старался, ведь в его голове вопрос, почему Минхо был в тот день такой грустный, сразу же отпал. Стало понятно, почему он не рассказал обо всём сразу, ведь, значит, он был настолько загружен мыслями о том, что мама (его мама!) была жива, и, скорее всего, существовала где-то неподалёку, раз Феликс помогал ей. Челюсть на секунду отпала, из-за чего принц услышал негромкий смешок над собой. — Она всё это время вела переписку с Феликсом, — пояснил Минхо. Джисон медленно кивнул, не сводя глаз с брата. — И всё это была рядом. Прямо… рядом, понимаешь? — Стараюсь понять… — пробормотал Джисон, отводя взгляд куда-то в сторону и складывая руки на груди. — Она ведь появится здесь. Рано или поздно. — Да, наверное, я… я надеюсь на это? — Минхо пожал плечами, дернув скулой. Младший положил голову ему на плечо, поглаживая руку. — Я… прости, что не сказал раньше. Думал, что у тебя своих дел полно, ещё и бал… — Плевать на бал вообще, — темноволосый принц закатил глаза, поднимаясь и разворачивая худое лицо старшего к себе. — Если тебе нужна поддержка, пожалуйста, не молчи. Я знаю, что иногда тебе нужно собраться с мыслями, чтобы всё рассказать, но… пожалуйста. Если это важно для тебя, значит, и для меня тоже. Поговорим сегодня на крыше? Обо всём. — Да, я бы очень хотел, — устало ответил принц Ли, чувствуя, как на лице непроизвольно появилась лёгкая улыбка. Джисон кивнул и приблизился к нему, невесомо, невероятно мягко касаясь чужих губ своими. — Я ещё немного побуду один, ладно? — Договорились. Жду вечером, после заката. — Хорошо. Минхо вновь улыбнулся, выпуская младшего из объятий и смотря ему вслед. Он не думал оставаться здесь долго, не думал, что будет говорить Джисону ночью, ведь точно знал, что ещё успеет всё обдумать и точно понять, что нужно сказать. В его душе отпали все сомнения по поводу того, что Джисон может не понять его: он действовал и говорил убедительно, да так, что мурашки по коже пошли. Принц Ли улыбнулся, запуская пальцы в волосы и поднимаясь с места. Только бы дотерпеть до вечера и, наконец, поцеловать его… — Далеко собрался? От неожиданности Минхо чуть не подпрыгнул, в страхе чувствуя, как задрожало сердце. Дыхание участилось, Минхо побоялся оборачиваться, ведь чужой голос был звонким, довольно дерзким, кому бы он мог принадлежать? Минхо при дворе с женщинами не общался, тем более, с такими необычными запахами… с запахами земли после дождя? Но в итоге, чуть успокоившись, оставаясь на месте, просто повернулся, не закрывая глаз. Перед ним стояла женщина. Красивая, почти молодая женщина, у краёв глаз которой едва были видны неглубокие морщины. Глаза у неё были довольно большие по сравнению с узким лицом, нос острый, прямой, а серебристые распущенные волосы струились аж до самой талии, которая Минхо показалась невероятно тонкой для женщины её возраста. Он стоял, как вкопанный, весь мир будто заглох, когда он смотрел в глаза человеку, что появился перед ним. Не верил глазам и уж точно не мог действительно осознать до конца, что… — Чего стоишь? Маму родную не обнимешь?