***
— Удивительно, как ты смогла выдержать такое… Да, из-за этого случая твоя реабилитация будет проходить чуть дольше, но ничего страшного. Твои позвонки полностью рабочие, так что всё будет хорошо. Сатоми смотрит на девушку перед собой ничего не видящим взглядом. Она не кивает и не издаёт ни звука, но отлично понимает: если бы с позвонками что-то было не так, от неё бы уже избавились. — Ты должна была попасть в группу обучения седьмой партии, но попадёшь, скорее всего, в восьмую или девятую. Однако ребятам из твоей группы разрешено навещать тебя, так как вы уже успели немного пообщаться, — Сатоми никак не реагирует. Девушка перед ней ждёт ещё немного, но, убедившись, что ребёнок не собирается идти на контакт, виновато заглядывает девочке в глаза. — Тебе будет легче пройти всё это, если ты позволишь кому-нибудь поддержать тебя. Сатоми отрывает взгляд от белой простыни и устремляет его на девушку. От увиденного та жмурится, мысленно прося прощения за своё участие в этом безумии. Гнев? Печаль? Желание отомстить за свои страдания? Во взгляде ребёнка нет ничего из этого. Там вообще ничего нет.***
— Ты пойдёшь на поправку гораздо быстрее, если перестанешь себя жалеть. Девочка метает взгляд в мальчишку, чей голос внезапно заставил замолчать всех детей, находившихся в палате. Ребята, пытавшиеся развеселить Сатоми, перестают плясать у её кровати. Они мгновенно затыкаются, стирая с лиц улыбки, и отходят, также смотря на мальчишку. Они — со страхом, а Сатоми — с яростью. — Раз ты такой умный, может, тогда ты расскажешь мне, что я должна сделать? — Будь проще. Не строй из себя великую страдалицу, это пойдёт тебе на пользу. Возомнил о себе чёрт знает что. Если это такая провокация, то не стоит на неё вестись. Сатоми резко успокаивается и снисходительно вздыхает. Впрочем, что взять с бестактного мальчишки, не имеющего понятия о том, о чём он говорит? Здесь вообще никто не имеет представления о том, что произошло с девочкой, и как она это вынесла, так что ей не стоит сердиться на подобные глупые высказывания. — Интересно, сказал бы ты тоже самое, если бы прочувствовал то, через что прошла я, — всё же не удерживается она от лёгкой ухмылки. Мальчик секунду смотрит на неё чуть удивлённо, а затем его губы трогает совсем не по-детски насмешливая улыбка: — Если бы?***
Проходит ещё полгода. Сатоми девять лет и она, наконец, полностью здорова. С того дня, как мальчишка смог зажечь в её взгляде эмоции, она активно шла на поправку. Не потому что последовала его совету, а чтобы доказать самой себе, что она способна на это и без чужой помощи. Хотя, если говорить начистоту, частично в этом всё-таки была его заслуга. Сатоми стоит среди рядов прочих учеников и не верит своим глазам, когда в качестве учителя и инструктора перед ними выходит тот самый мальчик. Быть такого не может. Это какая-то шутка, розыгрыш, нелепая ошибка — что угодно, но не может быть, чтобы тот самый мальчик… Он ведь её одногодка, почему он стоит перед ней, а не рядом? Хотите сказать, что пока Сатоми приходила в себя после несчастного случая во время операции, этот ребёнок развивался так быстро и успешно, что превзошёл все возрастные группы и стал годен в качестве инструктора? Это какой-то бред. Так не бывает! Оказывается, что очень даже бывает. Он учит по-своему, малость жестоко, но справедливо, вроде бы. По крайней мере, все его ученики успешно проходят обучение, слабых или непригодных среди них до сих пор никому не удалось выявить, а это значит, что ни от одного из подростков этой группы не станут избавляться, как от бракованного изделия. Она уважает его за это. Когда однажды после затяжной тренировки он протягивает Сатоми руку, чтобы помочь ей встать, она успевает заглянуть в его глаза и чуть не падает обратно, но мальчик тут же дёргает её на себя, заставляя сохранить вертикальное положение. — В чём дело? Ты будто призрака увидела. Теперь его улыбка кажется девочке безжизненно-весёлой. — Я раньше и не замечала… — Что именно? Она не может ему ответить. Боится оскорбить или затронуть что-то важное, загнанное глубоко внутрь души мальчика. Сатоми до самого вечера вспоминает взгляд его глаз, похожих на два потухших солнца, и чувствует, как нечто внутри неё снова надламывается и воет.***
— Что думаю о Соре? А почему тебя это интересует? — Мне кажется, что я начинаю его понемногу понимать, но убедиться в этом сложно. Разве что Вы мне подскажете, — Сатоми старается расположить Рей к диалогу. Та не настроена враждебно, но тема для разговора ей явно не по душе. — Он кажется неплохим, да? Помогает всем, хорошо учит, не ведёт себя вызывающе. — Вот и я так думаю, — бодро кивает Сатоми, но продолжить мысль ей не дают. Рей вдруг хмурится, а её интонация грубеет: — Тебе очень повезло не столкнуться с обратной стороной медали. Ты ведь наверняка не знаешь, что он убивал не только людей, но и железных? О, по взгляду вижу, что ты не знала. Всё хорошо, пока вы поддаётесь контролю и прилежно учитесь, пока соблюдаете правила и строго подчиняетесь ему, но стоит кому-нибудь из вас серьёзно оплошать — от того он тут же избавится. Сора — отброс. Запомни это хорошенько. После этого разговора Сатоми наблюдала за мальчиком ещё пристальнее, чем раньше. Не происходило ничего из ряда вон выходящего. Точнее, уличить Сору в чём-то, за что можно было бы счесть его отбросом, не получалось. Может, он хорошо скрывал подобные случаи или же они попросту происходили тогда, когда Сатоми не было рядом, а, может быть, их вовсе не бывало. Во всяком случае, тот разговор ни на что не повлиял; дни проходили как обычно. Вскоре Сатоми и вовсе начала забывать о словах Рей, сославшись на личную неприязнь девушки к молодому инструктору. Ей стоило отнестись к этому предостережению намного, намного серьёзнее.***
Сейчас Роши любил робототехнику столько, сколько себя помнил. Он хотел навсегда связать свою жизнь с железом, ковыряться в нём и изучать до мельчайших подробностей, конструировать и создавать что-то новое и необычное. Пределом его мечтаний было изучение позвонков железных, а, быть может, и их создание… Бойся исполнения своих желаний — вот что он понял. Он погряз в этом по уши. После того, как Роши успешно повторил изобретение создателей железных и вживил Соре новые позвонки, у подростка не было времени даже вздохнуть. Конечно, о том, как Ямаруте удалось выжить, придумали целую легенду, дабы сохранить в тайне нового конструктора, способного воссоздать опасное устройство. Если бы подобная информация вырвалась в массы, то Роши стал бы ценнее сотни учёных. Ради его знаний многие согласились бы пойти на преступление. Это ценнейшее и в то же время ужаснейшее знание из всех, которыми обладал Роши. Подросток расстался с большей частью своей наивности спустя несколько месяцев работы на Ская. Поначалу ему всё нравилось: он посвящал всё своё время работе, которая состояла в подробном изучении механизма хвостов железных. По сути, парень заменил лишь «начинку» позвонков Ямаруты, тогда как сами хвосты остались прежними. Кто знает, сколько длилась бы операция по полной замене железа в теле Соры? Да и не было в такой замене никакой необходимости, ведь пластины не были повреждены, а только устройство в спине. За эти полгода Роши удалось выяснить, что реабилитация у железных проходила достаточно долго, потому как сначала в их организме приживались сами позвонки, а только после этого тело привыкало к надетым на весь позвоночник доспехам хвостов, которые внутри организма расползались в виде пластин. То бишь некоторое время после операции каждый железный продолжал находиться без сознания, чтобы боль не мешала телу привыкнуть к, по сути, новому органу, а затем ребёнку позволяли осторожно проснуться, постепенно снижая дозы обезболивающего, чтобы он и его организм привыкали к движению пластин вдоль позвоночника. Если бы подобное плохо контролировали или же вовсе давали железному возможность ощутить всё и сразу, то он в ту же минуту встретил бы свою первую смерть на больничной койке. Однако, Ямаруте не пришлось вновь переживать весь цикл заново. Был шанс того, что его организм начнёт протестовать, когда в нём окажутся новые позвонки, а те будут долго приживаться, но всё прошло хорошо. Кто знает, что случилось бы, если бы он очнулся сразу на следующий день. В бессознательном состоянии парня насильно не держали, но то, что Сора впал в кому, возможно, спасло его от неприятных последствий. Подростку пришлось изучить не один десяток трупов железных, чтобы разобраться во многих вещах и найти ответы на некоторые вопросы. Когда он был всего лишь ассистентом Грин, то ковыряться в мёртвых телах лично ему почти не приходилось. Теперь же он занимается этим практически постоянно, изучая, изучая, изучая… И желая остановиться. Кажется, даже Скай стал замечать, что энтузиазма у подростка резко поубавилось. Парню в принципе тяжело находиться рядом с трупами, пусть сейчас он почти привык к ним, но всё же это до сих пор неуютно, а ведь он вынужден не просто стоять поблизости, а препарировать их, как лягушек на уроке биологии. Если он не успевает справиться с какой-то задачей на одном трупе, то процедуру приходится повторять и умудряться успевать закончить уже на следующем — всё-таки тела быстро начинают разлагаться и приходить в негодность. Видимо, переломным моментом, после которого Роши стало сложнее выполнять свою работу, оказался случай, когда на столе перед ним оставили труп одного из Карателей. Дело в том, что тот железный при жизни был хорошим знакомым Роши, а по итогу стал всего лишь расходным материалом для изучения и опытов. Воспринимать его так парень, конечно же, не смог, но с комом в горле взялся непослушными руками за инструменты. С тех самых пор ему всё это осточертело. — Чёрт, — вздыхает шатен, откидываясь на спинку стула и роняя ручку для письма на стол. Что-то в расчётах не сходится и ему хочется попросту бросить их, оставить на «потом», которое никогда не наступит. — Устал? Роши резко оборачивается и видит в дверном проёме Коду с неизменной половиной железной маски на лице. Присутствие сивого немного успокаивает, ведь они успели подружиться за эти полгода. По крайней мере, парни хорошо общаются, и Роши точно знает, что Кода не станет выносить личный разговор из стен помещения, в котором он случился. — Если честно, да, — подросток выдавливает из себя улыбку, но получается хило и натянуто. Кода смотрит внимательно и, похоже, всё понимает. — Почему не попросишь больше выходных? — Я не могу, — собственный голос даже самому Роши кажется отстранённым и холодным. — Почему? Кода настырный. — Потому что у Грин появились какие-то дела, и я должен работать за двоих, — парень чешет затылок так же, как Ямарута в своё время. Похоже, от него эта привычка и передалась подростку. — Я не против, но одному справляться сложно. Кода думает не долго. — Хочешь, я могу помогать тебе. — Чего? Нет-нет, забудь, Скай с меня шкуру спустит, если узнает, что я прошу тебя заниматься чем-то подобным. — А ты и не просишь, — резонно замечает сивый, присаживаясь на соседний стул лицом к спинке и складывая на ней руки. — Это жест доброй воли. Мне нечем заниматься, а тебе нужен помощник. Оба будем в плюсе, так? — Но Скай… — попытки шатена упираться становятся неуверенными. — У Ская полно своих забот посерьёзнее. В любом случае, не переживай о нём. Я знаю, как с ним договориться. Роши не комментирует играющую на губах железного едва заметную улыбку. Похоже, что-то между Дайлером и Кодой всё-таки есть, раз сивый настолько уверен. Так или иначе, в приятной компании работать будет проще, поэтому Роши соглашается, не ощущая никакого подвоха.***
— А где же мой ключ от квартиры? — Он тебе не понадобится. Сора приподнимается на локтях, и кровать под ним немного скрипит. — Почему это? — Ты не будешь выходить отсюда без меня, — холодно отзывается Томо, отстёгивая кобуру с пистолетом внутри и складывая в ящик стола. Сора внимательно следит за его движениями и пытается изобразить обиженное выражение лица. — Что, даже в магазин у подъезда? Ты так сильно за меня беспокоишься? Томо поворачивается, сверля парня нечитаемым взглядом, и подбрасывает ему связку из двух ключей: один от домофона, а второй от входной двери. Железный ловко ловит предмет и удивлённо приподнимает брови, вопросительно уставившись на Охотника. Это явно не дубликаты ключей брюнета, это его собственные. — Хочешь, чтобы тебя убили? Не смею мешать. Сора ждёт ещё минуту, а после возвращает брюнету ключи, так же подбрасывая их в воздухе. Томо тоже ловит их и, как ни в чём не бывало, оставляет на столе. Больше железный к ним не прикоснётся. — Я ведь не прошу слишком много, просто ответь на вопрос, — Ямарута тянет слова и приподнимается снова, почти принимая сидячее положение, но продолжая упираться руками в кровать позади себя. — Мне не всё равно. Достаточно? — Надеешься, что я всё вспомню? А если нет? Что, если я так и останусь незнакомым тебе человеком? Твои усилия сохранить мне жизнь пропадут напрасно, — пожимает плечами Сора, пытаясь говорить осторожно, но всё равно получается весьма грубо и бестактно. В следующую секунду он морщится, потому что внезапно оказавшийся почти вплотную Томо ехидно улыбается и выдыхает сигаретный дым ему прямо в лицо. Железный взбрыкивает назад и машет перед лицом ладонью, фыркая. — Эй! — Плевать, если я буду пытаться помочь тебе и ты ничего не вспомнишь, но если я оставлю тебя, а память вернётся, то ты мне все мозги выебешь. Сора не отвечает на это и никак не комментирует. Ему попросту нечем, а ещё он чуточку смущён, поэтому парень решает плыть по течению и отдать себя во власть прострации, а заодно принимается рыться в сумке Томо. Он механически вешает несколько своих вещей, забранных брюнетом из квартиры парня, в свободную треть шкафа, а остальными забивает пустое пространство верхнего ящика комода; ставит зубную щётку в подставку, стоящую на бортике раковины в ванной, долго сверлит своё отражение в зеркале и принимает решение встать под прохладный душ. Странно, но в этот раз приятный холод совершенно не бодрит, а словно раздражает. Мысли копошатся голодными опарышами, черепная коробка буквально чешется изнутри. Хочется отделить голову от тела, чтобы та с подобными неприятными ощущениями полежала где-нибудь в стороне и не мешала жить. Из доступных вариантов у Соры в наличии только один: подержать голову под холодной водой чуть дольше нужного и взъерошить мокрые волосы в попытке разогнать мысли по местам. Парень снова смотрит в зеркало, сдувает налипшие на лоб влажные белые пряди, но те под тяжестью воды вновь маячат перед глазами. Сора со вздохом облачается в черные свободные штаны и футболку, а поверх неё надевает белое хаори. Одежду, которую парень снял ранее, он отправляет в корзину, стоящую сбоку от стиральной машины, после чего усиленно трёт веки, делает глубокий вдох и выходит.***
Томо и не надеется, что будет легко. Любая его мысль каким-то невероятным образом сводится к Ямаруте, поэтому, чтобы прекратить это, мужчина предпочёл не думать вообще. Все документы, которым требовалось рассмотрение брюнета, переслали ему на ноутбук, так что мужчина быстро нашёл себе занятие. Когда в ванной зашумела вода, Томо начинает прикидывать, сколько примерно времени Ямарута там проведёт, и быстро набирает нужный номер. Голос по ту сторону звучит раздражённо, но не злобно: — Чего тебе? — Неужели на ту тычку в нос обиделся, Скай? — усмехается брюнет, разговаривая вполголоса. — Сильно болит? — Болит. Тишина. Томо думает, что ослышался, а после фыркает и закатывает глаза, принимая сказанное Дайлером за попытку съязвить. — Похоже, ты в порядке. — Я повторю: чего тебе? — слышится уже более спокойное. — Отзови того парня. — Нет. — Скай, я не хочу решать это по-плохому. — А кто хочет-то? — резко усмехается Дайлер. — Ямарута — преступник. Думаешь, я послал за ним такого же человека? Ошибаешься. Это хороший парень. Если ты попытаешься и, боже упаси, сможешь убить его прежде, чем он разделается с этой жертвой амнезии, то ты должен знать, что у него тоже есть семья. Эта семья знать не знает о том, что парень подчищает за нами всякое дерьмо, вроде этого. Если он пропадёт во время своей командировки… Сам знаешь, что начнётся. — Спасибо, что дал понять, как разделаться с ним, не убивая. — Ты… Неужели ты думаешь, что это сработает? — Ещё как. С нами ведь до сих пор работает, — Томо расплывается в злой усмешке и откидывается на спинку кресла. — Как минимум я выиграю себе пару недель. — И что ты с ними собрался делать? — Пока что проверю одну теорию. Скай, — Томо слышит, что шум воды прекратился, а значит, Ямарута скоро выйдет. Нужно закончить разговор быстрее, чем железный услышит что-либо конкретное. — Если ты не станешь вмешиваться сильнее, чем уже влез, то я на твою голову претендовать не стану, а милостиво оставлю её сотне твоих ярых «фанатов». Скай упрямо молчит, время идёт, а Сора вот-вот выйдет из ванной. — Скай? Мы договорились? — тишина. Томо слышит открывающуюся дверь и скрипит зубами, не зная, как обратиться к Дайлеру так, чтобы Ямарута не понял, о ком идёт речь. — Две недели. Не больше. Томо тут же бросает трубку и выдыхает. Отлично, одной проблемой меньше. Брюнет понимает, что радоваться ещё рано, когда устремляет взгляд на железного. Тот по-турецки усаживается на застеленную кровать, вновь откидываясь назад и используя в качестве опоры правую руку, по-хозяйски разворачивает в воздухе перед собой небольшой экран, смахивая влажные волосы набок. Мокрые взъерошенные белые пряди прилипают к светлой коже, по которой под одежду стекают оставшиеся капельки воды. Хаори распахнуто и позволяет заметить, как правильно ткань не слишком свободной футболки облегает торс Ямаруты. Вроде бы ничего такого, но… Парень сейчас максимально расслаблен и открыт… Томо немедленно нужно перестать так откровенно пялиться. Он переводит взгляд на ноутбук и не может вспомнить, чем занимался до этого. Чем же? Чем… — Эй, это вот так я выгляжу? То есть, без шуток вот так? Сора внезапно разворачивает экран к брюнету и выводит изображение какого-то железного, запечатлённого на одной из улиц. Тот сверкает железной маской, видно несколько хвостов из-за спины, но весьма размыто, ибо фото сделано в движении. Томо всматривается и вспоминает, что на снимке отображены последние секунды жизни этого парня. — Ага. Примерно. — Примерно? — У тебя маска другая, но, в целом, да. Сора забавно хмурится, задумавшись, и усиленно что-то ищет. Видимо, фотографии в более лучшем качестве. Томо просто старается не обращать внимания и возвращается к работе. Слишком сложно. Не сосредоточиться. Он вчитывается в один и тот же текст раз восемь и не понимает, что там написано. Все мысли заняты тем, что Ямарута — вот он, сидит на кровати Томо всего в паре метров от него. Он живой. С ним можно поговорить, его можно потрогать, и это даже не иллюзия или сон, всё это реально. От этого крыша едет. Стремительно и неизбежно. — А это… то, что я здесь… это вообще надолго? Томо вздрагивает от внезапного вопроса и смотрит на Ямаруту. Тот лежит на боку спиной к мужчине и листает страницы на экране одну за другой, не спеша и явно не вчитываясь. Похоже, не только Томо не может думать о чём-то другом. — На две недели как минимум. — И чем же мне заниматься целых две недели? — Сора перекатывается на спину, широко раскидывая руки, и протяжно стонет на выдохе. От этой картины в голове брюнета всё вверх дном переворачивается. — Я не привык без дела сидеть, раньше хотя бы работа была, а теперь… Мы же будем из дома выходить? Хотя бы иногда. Иначе я с ума сойду. — Шило в заднице не даёт спокойно жить? Сора весело фыркает. — Пока что только шило. Ну и на что он намекает? — А спать как? Под одним одеялом? Это смущает. — Мне показалось или ты стал чересчур болтливым? Ты, случаем, ничего вспоминать не начинаешь? — язвит брюнет, буравя парня взглядом. Тот приподнимается, смотрит на него скучающе-безразлично и вздыхает. — Не. Но у меня такое чувство, будто так и должно быть. Так что там по поводу одеяла? — Могу выделить тебе коврик в коридоре. — Ладно, одно одеяло на двоих — значит одно на двоих, — быстро сдаётся Ямарута, пожимая плечами. — Ты ведь за день не ел ничего, да? Томо впервые за долгое время теряется и роняет: — А? — Надо с этим что-нибудь придумать, — сам себе проговаривает железный, вскакивая с кровати и отправляясь на кухню. Она смежная с комнатой и находится буквально за спиной Томо, так что мужчина бесцеремонно прослеживает взглядом за парнем. А потом просто не может перестать на него смотреть. Не то что бы до этого у него успешно получалось не косить взгляд в сторону железного, но теперь Томо себе в этом попросту не отказывает. Либо Сора чувствует себя в своей тарелке, либо очень убедительно делает вид, что чувствует. Как-то иначе объяснить полное отсутствие напряжения у парня не получается, да и ведёт он себя крайне уверенно и спокойно. Он не из тех, кто будет спрашивать разрешение, чтобы воспользоваться чем-то в чужом доме — ему это ни к чему. Если всю следующую неделю он будет здесь жить, значит, пользоваться можно всем, что тут есть, и парень не нуждается в дополнительном позволении. Необычно видеть человека, понимающего такие, казалось бы, простые вещи. Обычно люди излишне вежливы в таких случаях. Сора никуда не торопится, но у плиты чувствует себя настолько свободно и правильно, что успевает делать несколько вещей одновременно: то в сковородку что-то закинет и помешает, то огня добавит, то нарежет что-нибудь, то ополоснёт чайную ложку, чтобы вновь ей воспользоваться. Он так увлечён, что не ощущает на себе чужого внимательного взгляда. Томо так бы и пялился в спину парня, если бы тот внезапно не зашипел, опустившись на колени. Брюнет тут же выныривает из транса и приближается к железному. Тот прижимает правую ладонь к левой, сжатой в кулак. На полу под ним пара капель крови. — Порезался? — предполагает Охотник. — Угу, переборщил немного. Блин… Томо действует на автопилоте. Шарит в ящике несколько секунд, а затем возвращается к парню, требовательно, но не грубо берёт его раненую руку в свою и разворачивает раскрытой ладонью вверх. Неглубокий порез вдоль указательного пальца. Всего-то. Томо настолько быстро расправляется с происшествием, что, кажется, Сора не успевает ничего сообразить и смотрит на пластырь, скрывающий неприятно зудящую ранку, с огромным удивлением. — Спасибо, — Ямарута улыбается. Томо хочет провалиться под землю. Вместо этого просто кивает, не доверяя голосу. — Не поможешь мне? А то одному теперь будет труднее. Томо хочет отказаться, но вместо этого спрашивает: — И что я должен делать? Сора крутит левым запястьем, объясняя, что намочить пластырь он не хочет, а потому было бы хорошо, если бы Томо занялся посудой, и снова принимается что-то резать, но уже медленнее, осторожнее. Томо хочет уйти, но вместо этого закатывает рукава рубашки и встаёт к раковине. Нет, он вовсе не против помочь Ямаруте, ему даже интересно поучаствовать, понаблюдать за железным в этой обстановке поближе, подольше. Просто он понимает, что одним только наблюдением может не ограничиться. Они почти не разговаривают, но это не создаёт неловкости. Сора сам себе на уме и увлечён готовкой, а Томо продолжает искоса наблюдать за ним и, благо, больше ни о чём не думает. По итогу Сора приготовил жаркое. Брюнет понимает, что действительно голоден, когда чувствует ароматный запах жареной картошки, овощей и курицы. Парни даже не садятся за стол: Томо упирается поясницей в кухонный гарнитур, держа горячую из-за еды тарелку, второй рукой шарит по столу, не глядя находит вилку и начинает уплетать жаркое прямо так. Сора поступает так же и едва не мурчит от удовольствия, а потом отдаёт пустую тарелку брюнету, вновь закатавшему рукава у раковины. — Если честно, я специально это сделал, — низко тянет Сора почти над самым ухом Охотника. Тот слегка поворачивается на звук его голоса. Если бы мужчина не знал, что парень стоит к нему вплотную, то точно вздрогнул бы. — Я просто ненавижу мыть посуду. — Вот как? — хмыкает брюнет, изображая удивление. Ему на самом деле всё равно: это его дом и его тарелки, а порез у Ямаруты настолько несерьёзный, что даже без помощи таблеток заживёт без шрама. А ещё железный стоит сейчас настолько близко, что Томо кожей чувствует его тёплое ровное дыхание и постепенно дуреет от голоса парня. — Ты в курсе, что мог просто попросить? — Правда? — Сора тоже изображает удивление, продолжая практически нависать над брюнетом. Он может забыть о личном пространстве на эту неделю, верно? Томо с вызовом ухмыляется и брызгает в парня водой. Тот смешно фыркает и, наконец, отшатывается, стирая капли с лица. Охотник поворачивается к нему, вытирая руки, и теперь привычно смотрит сверху вниз. Если у Соры железные конечности, то у Томо железная выдержка. Он из тех, кто ведётся на провокации исключительно осознанно, а сейчас не тот случай, чтобы поддаваться так легко. — Правда. Иначе такому, как ты, могло бы прийти в голову отрезать себе целую руку, чтоб наверняка, а мне потом пришлось бы объяснять случайным свидетелям какого хрена я вместе с мусором выбрасываю чьи-то конечности. Сора весело улыбается и вдруг боковым зрением замечает чёрное пятно, медленно проходящее вдоль комнаты. Парень сразу переключает своё внимание на нечто, щурится, пытаясь разглядеть объект, и восклицает: — Ты не говорил, что у тебя кот есть! — Он порой сутки спит где-то, так что я и сам о его существовании забываю, — недовольно бормочет брюнет, мысленно задаваясь вопросом: где же в его квартире можно спать почти двадцать часов в сутки так, чтобы тебя не нашли? Даже если речь идёт о коте, в голове его магические исчезновения не укладываются. Томо смотрит на то, как Ямарута присаживается на корточки перед животным и начинает подзывать его, осторожно протягивая руку. Кот без тени страха приближается к протянутой ладони и обнюхивает кончики пальцев, едва ощутимо касаясь их носом. Он узнаёт Ямаруту, ошарашенно отшатывается, медленно заносит лапу над собственной головой и, словно прицелившись, сильно бьёт по раскрытой ладони и убегает. Сора остаётся в молчаливом недоумении и вопросительно косит взгляд на Томо, которого изнутри распирает смех. Непонятно, почему эта картина с Ямарутой и котом оказалась такой смешной, но брюнет усиленно пытается подавить распирающий изнутри хохот. Пока что успешно. Сора выпрямляется, вздыхая. — И как зовут твоего двухвостого друга? — Без понятия, я не планировал оставлять его у себя. — Но он же… Погоди, я что-то не понимаю… Он же живёт у тебя? — Я просто не прогоняю, — равнодушно пожимает Томо плечами, садится на стул перед ноутбуком и закуривает. — Так нельзя, — хмурится Сора, ловя на себе недоумённый взгляд брюнета. — Над именем надо подумать. Томо только машет ему ладонью, словно отгоняя назойливую муху. «Думай сам, а меня не втягивай», — вот что означает этот жест. Сора недовольно вздыхает и вновь разворачивает перед собой экран, упёршись спиной в кровать. Уже через полчаса Томо краем глаза замечает, что, пока Сора копается в интернете, кот незаметно заходит обратно в комнату, прыгает на кровать и ложится у самого уха железного, кладя голову ему на плечо. Томо прислушивается и даже, кажется, слышит довольное тихое урчание, на которое Сора никак не реагирует. Несколько минут он попросту не обращает никакого внимания на кота, но вскоре тянет ладонь к его голове и легко треплет блестящую чёрную шерсть за ушами. Животное удовлетворённо прикрывает глаза и урчит громче. Томо так ничего и не делает с чёртовыми документами. Он просто не может не отвлекаться от них на мирно увлечённого своими делами Ямаруту. Мужчина не привык находиться дома не в одиночестве, но раньше, даже когда он оставался здесь с Ямарутой, они либо обсуждали какие-то рабочие вопросы, либо дрались, либо переводили драку в горизонтальное положение. Томо мотает головой, отгоняя сразу все мысли. Раньше у них не было времени на что-то обыденное, а сейчас есть целых две недели. Чёрт возьми, в этом и проблема! Если бы не отсутствие памяти у Соры, то, Томо уверен, они бы проводили дни именно так, как сейчас. Разве что иногда продолжали бы драться из-за глупостей или зажимать друг друга в любой части квартиры. Впрочем, кто знает, как пройдёт эта неделя, верно? Спустя ещё почти час Ямарута откладывает торжественное вручение клички коту на завтра и забирается под одеяло, сложив хаори на подлокотнике. Томо долго не решается последовать его примеру, да и бумажная работа шла уже гораздо проще, но вскоре всё же сдаётся под собственными зевками и укладывается рядом. Правда как только он оказывается в кровати, как назло сна ни в одном глазу, а мучительная зевота не исчезает. Томо просто сверлит потолок взглядом, слушая размеренное дыхание железного, и старается не думать о нём. Не получается. Почему-то такой Ямарута кажется безумно милым. Даже если порой он ведёт себя так же, как раньше, это больше не вызывает таких ошеломляющих волн раздражения. Томо не перестаёт ловить себя на мысли, что Ямаруту очень хочется подкалывать и зажимать просто чтобы посмотреть на его реакцию, чтобы провоцировать его, смущать и выводить на эмоции. Господи, Томо что, подросток? Откуда ноги растут у таких дурацких желаний? Надо перестать думать об этом, иначе он правда выкинет что-то подобное… Дыхание железного внезапно меняется, становится рваным и коротким, смежным с какими-то звуками, которые невозможно однозначно идентифицировать. Томо переводит взгляд на парня и засекает пару минут, по истечению которых железного пришлось бы будить, но Сора резко вскакивает, принимает сидячее положение и несколько секунд жадно хватает воздух ртом. Он подтягивает колени к груди и складывает на них руки, упирается лбом в правое предплечье и тихо протяжно выдыхает. — Кошмар? — А? А, ну… — Сора на секунду поворачивается, понимает, что Томо ещё не спал, и снова смотрит в темноту помещения перед собой. — Что-то вроде того, — он слышит неестественный хрип в своём голосе и прокашливается. — Тебе они и раньше часто снились. — Да? Думаю, я просто темноты боюсь, — вяло усмехается Ямарута и трёт веки. — Извини, если доставляю неудобства. Ему неловко из-за того, что это произошло в присутствии Томо? Что за… Нет, так не пойдёт. Пусть будет неловко от чего-то другого. — Извинения приняты, — беззлобно ухмыляется брюнет и протягивает руку к парню. Тот инстинктивно осторожно берётся за чужую ладонь и резко оказывается лежащим на боку, роняя голову практически на плечо Томо. Сора смущенно застывает, но не отстраняется и не сыплет возражениями. — Так должно быть спокойнее? «Не сдержался и притянул парня к себе, браво, молодец, а если бы он взбрыкнулся? Что бы ты делал?» — рычит внутреннее «я» Охотника, но тот с легкостью отмахивается от него. Ничего плохого не произошло, так что какой смысл ругать себя за то, что уже сделано? Ямарута, кажется, не против, поэтому остаётся только плыть по течению. Железный угрожающе молчит и неуверенно зарывается носом в чужую футболку, что, в целом, сходит за положительный ответ, а этого более чем достаточно, чтобы расслабиться и попытаться уснуть.