***
— Неужели всё так просто? — Сатоми старается скрыть изумление, но не удерживается от вопроса. Тойя лишь вздыхает и кладёт ладонь на свою шею, разминая затёкшие мышцы. — Вообще-то это не было просто, — хмыкает он. — Если бы мы имели дело с прежним Ямарутой, который всё помнил, то ничего бы не получилось. Он скорее умер бы, но не сломался, а это… Это лишь его бледная тень. То, каким бы он был, не стань он железным. Отсутствие памяти сыграло свою роль, поэтому я так быстро управился. — А результат? — Я запрограммировал разум Соры так, чтобы в определённый нужный мне момент я мог всего лишь одним жестом заставить его подчиняться. Поначалу, когда он не делал этого, следовало наказание. Теперь он привык, что непослушание ведёт за собой жестокость и боль. Если проще, то его сущность, разделённую на две личности — с памятью и без — я поделил снова, создав третью. — Сделал из него сумасшедшего? — Нет, то, что с ним происходит, отличается от душевных болезней, — качает головой Тойя. — Отсутствие памяти о своём прошлом по умолчанию означает, что человек не является тем, кем был. Одна личность заперта вместе с памятью, а другая вынуждена жить, ничего о себе из прошлом не зная. Эту его часть я и изменил. Можно сказать, так же поделил надвое. Теперь, помимо единственно-настоящей сущности Соры, запертой глубоко внутри него, и помимо того несчастного, вынужденного жить с его именем и историей, есть тот, кто не имеет собственной воли. Его желания, мысли и поступки полностью под моим контролем. Эта часть Соры знает только одно слово: «Подчиняться». И эта часть знает, на что способно его тело. — Можно сказать, что ты отделил личность железного от человеческой и сумел подчинить себе? — искренне изумляется Сатоми. — Проще говоря, да. — Потрясающе! — Однако… Я могу лишь переключить Сору на этот… хм… «режим»… Но не могу повернуть это вспять. Он переключается обратно уже сам. Я задал некую установку… правило, помогающее его сознанию понять, когда пора переключаться снова, но это не срабатывает как нажатие кнопки, так что… К тому же, когда память вернётся, то, скорее всего, он снова станет самим собой. — Главное, что ты добился необходимого мне результата, — Сатоми гордо вздёргивает подбородок и глубоко вдыхает, выпрямляясь. Её слегка трясёт от предвкушения. — Проверим, как он справится с первой целью.***
Сейчас… Томо просыпается резко и, как обычно, без раскачки. Распахивает глаза и быстро поднимается, делая глубокий вдох и медленный выдох. Парень с удивлением и облегчением отмечает, что дышит легко и не ощущает болезненной тяжести в груди, которая сопровождала его весь вечер после случившегося накануне. Воспоминания вспыхивают на обратной стороне век, заставляя оглянуться. Ямаруты рядом нет. Закипевшая тревога едва не перерастает в панику, но брюнет успевает различить приглушённый стенами голос парня, который, судя по интонации, с кем-то спорит. Мужчина тяжело вздыхает и отправляется на звук. Оказывается, Ямарута спорит с Грин, только вот суть дискуссии до сих пор остаётся загадкой, хотя речь идёт явно про еду. Томо молча встаёт неподалёку от Кенджи, прислонившегося к кухонному гарнитуру поясницей, складывает руки на груди и вслушивается, пытаясь уловить чужую мысль. Пару раз он с Кенджи даже переглядывается, но парень только забавно пожимает плечами и не спешит вмешиваться. — И давно вы отношения выясняете? — не выдерживает Охотник, поморщившись. — С тех пор, как познакомились, — фыркает Трейн в ответ, откидываясь на спинку стула. — Я плохо спал. Встал рано, хотел поесть. Квартира-то не моя, а я не имею привычки лезть куда попало и брать что вздумается. Прихожу на кухню, а тут она, — Сора вытягивает ладонь в сторону раздражённой девушки. — Кофе пьёт. Я попросил её… Вежливо, между прочим! Попросил что-нибудь приготовить, потому что с пустым желудком я Землю захватывать не собираюсь. В ответ я услышал… не напомнишь? — «Его Величество Владыка Земли мог бы встать у плиты сам и не вынуждать величайший ум Тэрроза заниматься подобными вещами», — милостиво цитирует саму себя Грин. — Да, спасибо, — кивает ей Сора и вновь поворачивается к недоумевающим парням. — Я сказал, что завтрак — это важнейший приём пищи за весь день. Можно пропустить обед, забыть что такое полдник и даже не ужинать, но завтрак — это незаменимая утренняя традиция, дающая тебе энергию на весь оставшийся день. И что же? Я должен лишиться этого только потому, что нахожусь в чужом доме и не позволяю себе притрагиваться к еде хозяина квартиры, который, между прочим, спит. И ввиду отсутствия возможности спросить разрешения я вынужден просить помощи у друга хозяина квартиры, а в ответ получаю отказ? Я не согласен. — Ты заебал, а не «не согласен», — вновь фыркает Грин. — Долго придумывал эту чушь про завтрак? — А не проще ли было поступить так же, как в прошлый раз? — резонно замечает Кенджи, обращаясь к Трейн. — Ну, это же не весело. — Зато спорить с человеком, который нарочно тебя бесит, и беситься от этого ещё больше, значит, весело? — изумляется Томо и не скрывает издевательского смешка. — И после этого ты называешь себя величайшим умом Тэрроза? — Что ж, если этот кретин Владыка Земли, то по поводу себя я зря ограничилась одним лишь Тэррозом… — И в итоге сколько же ваш высокоинтеллектуальный диалог продолжается? — Час, может чуть меньше. — Сказать вам, что вы могли за это время сделать, если бы не развели здесь детсад, или сами догадаетесь? — Лучше скажи, как себя чувствуешь, — резко меняет тему Грин. Внезапная серьёзность в голосе девушки слегка обескураживает Охотника, поначалу не понявшего, что вопрос адресован именно ему, но внимательный взгляд учёного тут же развеивает сомнения. — Нормально, — брюнет делает вид, что вовсе не растерялся. — Уверен? — Это допрос? — Томо, я знаю, что вчера случилось, — девушка делает акцент на слове «знаю», заставляя мужчину напрячься. — Ты точно в порядке? — Харэ ебать мозги, сказал же, всё нормально, — огрызается Томо в привычной манере, решая, что иначе от этого разговора он не сможет отделаться. — А мне не расскажете, что там вчера произошло? Томо ожидал, что Сора не сможет остаться в стороне. Его упрямое любопытство так или иначе взяло бы над ним верх. — Нет. — И почему я должен продолжать доверять вам, если вы не рассказываете мне всё, что сами знаете? — зло хмыкает Ямарута, начиная закипать. — Может, мне стоит уйти, а вы разбирайтесь как хотите? — Тебя просто убьют, если ты уйдёшь, — холодно напоминает Томо. — Ну и пусть. Может, так даже лучше, — равнодушно отзывается Сора, пожимая плечами. Он успевает заметить отразившееся на лице Охотника недовольство и, прежде чем тот что-то возражает, пытается уколоть его побольнее, откровенно насмехаясь: — Или ты так сильно расстроишься, если окажешься не единственным, кто способен убить меня? Буквально через секунду после прозвучавших слов Томо должен внезапно оказаться рядом и ударить Ямаруту аккурат между глаз. Или, как минимум, схватить его за шкирку, как животное, и швырнуть спиной о кухонный гарнитур, да пожёстче. Вариант достать пистолет и шмальнуть парню в колено тоже применим, однако… Томо ничего не делает. Но как же он хочет. Это чувствуют и понимают все присутствующие, но секунды тикают и ничего не происходит. Подобное пугает; прямо сейчас на кухне Кенджи находится бомба замедленного действия, радиус поражения которой — как минимум половина всего города. Пугающая аура опасности и враждебности, исходящая от брюнета, стремительно сгущается. На секунду даже самому Соре показалось, что от столь резкой смены настроения Охотника в помещении заметно потемнело и стало холоднее. Парень слегка ёжится, чуточку жалея о сказанном. — Та-а-а-ак, слушай, давай свежим воздухом подышим, успокоимся, — Кенджи внезапно оказывается рядом с Ямарутой и подхватывает его под локоть, утягивая за собой в коридор. Томо провожает их боковым зрением. Взгляд у него достаточно выразительный, но останавливать парней он даже не планирует. — Не волнуйся, всё будет хорошо, мы буквально за дверью постоим и всё! — обещает ему Кенджи, стараясь сделать улыбку как можно дружелюбнее и поторапливая не сопротивляющегося Ямаруту, чтобы брюнет не успел передумать. «Не вздумай сделать какую-нибудь глупость», — доносится предупреждение Охотника до парней прямо перед тем, как входная дверь захлопывается за их спинами. Ямарута молча следует за Кенджи, не до конца понимая, почему вообще пошёл с ним. Они усаживаются на скамейку под деревом, создающим своей густой листвой гигантскую уютную тень, здорово спасающую от палящих лучей солнца. На улице весьма безлюдно. Даже слишком. Нет ни шума от чужих разговоров, ни звуков езды машин, только приятный слуху шелест листвы. — И зачем я пошёл с тобой? — усмехается Сора себе под нос, но Кенджи, конечно же, слышит его. — Потому что испугался, — заключает он после недолгой паузы, вытягивая одну руку вдоль спинки скамейки и откидываясь назад. — Сам-то понял, что наговорил ему? Ямарута фыркает. — Зачем ты это сделал? — Тебе-то что? — Просто ответь. — Почему я должен? — А тебя хорошо натренировали отвечать вопросом на вопрос, — клыкасто улыбается Кенджи, умудряясь при этом сохранять ауру дружелюбия. — Я всего лишь интересуюсь. На его месте я бы тебя прибил за эту выходку. — Ещё успеет, — хмуро отзывается железный. — Может и нет, за тобой ведь кого-то послали. — Долго же этот наёмник возится, — снова фыркает Ямарута, не скрывая раздражения. — Вот он я, на улице, без охраны, без Томо, я и железом пользоваться не умею. Почему сейчас не убить меня? Или этот наёмник настолько плох, что даже не знает, где меня искать? Если так, то мы зря тратим на него время. — У каждого человеческого поступка так или иначе есть своя причина. Даже если человек сам того не осознаёт, это не отменяет наличие причин того, что он делает или уже сделал. Взять, к примеру, тебя. — Я не хочу это обсуждать. — И всё же, — настаивает Кенджи, не боясь показаться чересчур любопытным. — Зачем ты это сделал?***
— Дышим ро-о-о-овно, споко-о-о-ойно! Вдох-выдох, вдох… — У тебя крыша поехала? Я же не рожаю. — Точно? — искренне изумляется Грин. — А то минуту назад мне показалось, что из тебя вот-вот вылезет, как минимум, три тонны словесного дерьма, а как максимум — вполне настоящего, напрягись ты чуть сильнее. — Продолжишь в том же духе и я тебе обещаю, что во втором случае обязательно размажу всё это дерьмо по твоему лицу, — спокойно отзывается Томо, закуривая. — Уместить целых три тонны на такой маленькой площади физически невозможно, — со знанием дела замечает девушка, ненавязчиво выуживая из оставленной на столе пачки сигарету. Томо следит за ловкими пальцами девушки, элегантно сжимающими никотиновую отраву, и коротко вздыхает. Хотел возмутиться, но, боже, это всего лишь сигарета. Его сигарета. Говорят, каждая из них сокращает жизнь человека на несколько минут, то есть, Томо косвенно виноват в том, что Грин проживёт более короткую жизнь? Чудесно, его это устраивает. В таком случае, пусть девушка хоть всю пачку себе забирает. Но только одну. Томо просто жадный. Честное слово. — Итак… — тянет девушка, разрывая неловкую тишину. — Что планируешь делать с ним? На секунду мне показалось, что это прежний Сора. — Если верить всему, что видишь, то никогда не узнаешь правду, — вздыхает брюнет так, будто его ни капли не задело сказанное Ямарутой. — Он не помнит, каким он был, а ведь у него нынешнего и прошлого так много общего в характере. Например… Он уже пытался взбесить меня, чтобы вызвать ненависть. — Правда, что ли? — Тогда у него получилось, урок я усвоил. — Что-то мне слабо верится… Томо не хотел бы рассказывать всё, но девушка и так крайне враждебна по отношению к Соре, так что… — Подобный случай произошёл довольно давно, но я сразу его вспомнил. А вчера Ямарута спросил, не было бы проще отдать его Скаю, чтобы всё закончилось быстро. Как ты понимаешь, мой ответ был «нет». — Получается, Сора хочет сдаться? — Он знает, что натворил нечто ужасное, но не знает, что именно и с кем. Может быть, благодаря твоим сегодняшним намёкам он даже догадался, что вчера он успел меня выпотрошить. Постоянно проходить через такое невозможно. Он боится, что мы не сможем предотвращать его убийства вечно и всё окажется пустой тратой времени, вот и решил, что заставить меня избавиться от него будет логичнее и надёжнее. Но, как я сказал, мы это уже проходили. — Ты машина, — констатирует Грин. — Невозможно так контролировать свои эмоции! — Сама же сказала, что я выглядел так, будто из меня вот-вот что-то вылезет, — фыркает Томо, не слишком обрадовавшись сравнению с неодушевлённым предметом. — Тонна дерьма. И она не вылезла же, — невинно хлопает ресницами Трейн, уточняя. — Хотя, честно говоря, я успела представить, как отправлюсь на курсы реаниматологии, чтобы вас обоих периодически откачивать. С вами хрен разберёшь, кто кого…***
— Вот как, — удивлённо выдыхает Кенджи, часто моргая. Сейчас он выглядит как невинный подросток, услышавший нечто невероятное, но Сора этим не обманывается — скользит взглядом по выглядывающим из-под одежды протезам и хмыкает. Актёр из этого парня как из Ямаруты разумный человек. — Зря ты так… Думаю, тебе лучше довериться Томо, он явно знает, что делать. — Если всё, что он рассказывал, правда, то в какой-то момент ему придётся снова со мной подраться, причём не в шутку и не поучения ради. Он будет вынужден убить меня снова или умереть самому, потому что не сможет повторить то, что однажды сделал. Понимаешь? Если он замешкается хоть на секунду, я… Даже представить не могу, что я способен натворить. Кенджи никак не комментирует, отстранённо отводит взгляд и коротко вздыхает. Соре почему-то кажется, что это умалчивание. Кенджи есть, что сказать, но он не хочет. — Может, стоит связаться со Скаем самому. Это заставляет киборга встрепенуться. — Чего? Зачем? — Чтобы привёл, наконец, того парня, которого послал за мной, и сделал что нужно. Раз он не спешит ко мне на свидание, то проще прийти самому. — Слушай… — Кенджи опускает голову, пряча взгляд, проводит ладонью по волосам на затылке — жест скорее нервный, чем осмысленный — и снова вздыхает, будто решается, стоит ли продолжать говорить. — Не обязательно так отчаянно пытаться уложить свою голову на плаху. Это не решит всех бед. Ты должен ответить за свои действия перед семьями тех, кого убил, но этого не случится, если ты умрёшь, и этого не случится, если ты ничего не вспомнишь. Скай сам это понимает, вот и даёт тебе шанс. Это же справедливо. Сору как электричеством прошибает. Скрутившиеся в животе органы срываются вниз. Неприятное ощущение. Парень даже жалеет о наличии своей хорошо развитой внимательности, иначе такой реакции после услышанного не последовало бы. Кенджи не сказал ничего странного, напротив, он мыслит логически и Ямарута ему инстинктивно верит. Однако, за эти несколько дней Ямарута успел прочувствовать сдержанный характер парня и привык к его манере речи. Кенджи излишне вежлив — боги, он, кажется, ни разу даже не выругался, — держит дистанцию и больше слушает, чем говорит. Такой человек способен идеально оценивать происходящее вокруг и закономерно приходить к правильным и логическим выводам. Но слова про Ская — это не вывод, не умозаключение, и даже к предположению они не имеют ни малейшего отношения. Это был вслух озвученный факт. Ямарута прочищает вмиг пересохшее горло. Ошибки быть не может, но теперь его интересует другое. — Томо сказал не делать глупостей, — Сора выдерживает паузу, но Кенджи снова не комментирует, просто переводит на него взгляд. Любой другой человек сказал бы нечто вроде «Что ты задумал?», но только не Кенджи. И Ямарута догадывается, почему. — Интересно, кому из нас это адресовано? Железный не слишком хочет поворачивать голову, чтобы узнать, что там на лице у Кенджи. Может, удивление, замешательство, раздражение или звериный оскал — там может оказаться что угодно. Слева доносится запоздалое задумчивое мычание и беспечное: «Тебе, кому же ещё?» Ой ли. Сора едва вслух это не говорит. Он косит взгляд на покоящуюся на бедре парня протезированную руку лишь на секунду и снова смотрит перед собой — тяжело и устало. На нормальных людей нынче только в музее можно посмотреть, заключает он мысленно. — Ты сказал, что вы за дверью постоите, а отсюда до неё метров пятнадцать, — раздаётся сверху спокойный голос Томо. Сора аж подпрыгивает. — Надо уточнить. Принесу рулетку, — Кенджи валяет дурака, а брюнет в ответ беззлобно фыркает, провожая парня взглядом, который затем плавно переводит на железного. — Я не собираюсь сидеть на улице, но и тебя одного здесь не оставлю. — Тогда на руках неси, — слабо огрызается Ямарута, демонстрируя не злость, а природную вредность. Ну кто за язык тянул? Томо пообещал оттаскать парня за шкирку, но как угроза это не сработало, и он действительно дёрнул парня за шиворот, одним рывком заставляя подняться на ноги. А затем просто подхватил его и, невзирая на отчаянные попытки Соры брыкаться и возмущаться, отнёс его в квартиру. Надо было видеть лица Кенджи и Грин. Хотя, Грин почти сразу загоготала так, что, наверняка её слышали в соседних районах, а Кенджи… Кенджи честно пытался сделать вид, что ничего необычного не произошло, но его тщетные попытки слиться с местностью, словно хамелеон, не остались не замеченными. — Пожалуйста. Отпусти, — сдавшись, тихо просит Ямарута, упираясь ладонями в плечи мужчины. — Как скажешь. Руки, державшие железного под коленями и спиной, испаряются как по щелчку пальцев. Парень удивлённо вскрикивает. Он почти успевает по-кошачьи перевернуться в полёте, дабы упереться в поверхность руками прежде чем произойдёт удар, но его манёвренности хватает лишь на то, чтобы повернуться на бок. По итогу он падает не на задницу, а на бедро, что, кажется, даже больнее. Сора шипит и морщится, не торопясь вставать. Ближайшие пару минут вертикальное положение будет для него чересчур болезненным. Над макушкой слышится сдавленный смешок брюнета. — Идиот, — выплёвывает Ямарута. — От идиота слышу. Сора смотрит на него и слегка успокаивается. И правда, глупость сделал. Зря решил провоцировать. Томо ни капли не рассержен, словно ничего не произошло полчаса назад. Ему не нужны извинения или объяснения — и так всё понимает. Ямарута чувствует себя нелепо и тяжело вздыхает. Похоже, нет смысла поднимать эту тему, всё нормально. Пиздюли заслуженные. — Всего-то нужно было попросить отпустить и ты в любой момент убрал бы руки? — уточняет железный на всякий случай, осторожно поднимаясь. — Нет. Но этот умоляющий тон мне понравился, — довольно скалится брюнет. Соре начинает казаться, что он либо слабослышащий, либо заводится с пол оборота. Он хмурится, наклоняясь чуть ближе. Нахальная улыбка испаряется с лица напрягшегося Томо. — Умоляющий? Серьёзно? — Ладно, не бесись… Сора тут же перебивает: — Ты, кажется, не знаешь, что такое «умоляющий тон», — и расплывается в блядски ехидном оскале. Парень замечает, как дёргается кадык брюнета. Охотник пытается сделать вид, что не обескуражен поведением Ямаруты, но из-за внимательности Соры получается не убедительно. Последний хватает Томо за запястье и дёргает на себя, уводя в другую комнату под пристальными взглядами Кенджи и Грин. Сора не успевает задуматься или удивиться отсутствию сопротивления со стороны брюнета. Он лишь хлопает дверью, но не запирает её — если кто-нибудь зайдёт, то Ямарута точно вспомнит, как пользоваться железом, и разрубит несчастного пополам. Он толкает мужчину к кровати, заставляя рухнуть, а сам седлает его бёдра. Возможно, Томо попросту догадывается, что на уме у парня, поэтому не останавливает его. — Значит, умоляющий тон, — ухмыляется Сора в предвкушении, откровенно прижимаясь к мужчине всем телом. — О нет, не дождёшься, — сразу предупреждает брюнет, отвечая самоуверенной усмешкой. Вызов принят. Сора едва не рычит, ухмыляясь шире, наклоняется и целует. Он не хочет думать, что на него нашло, какого хрена вообще. Наплевать. Абсолютно. Язык мокро лижет чужие губы, беспрепятственно проникая в рот. Томо не просто позволяет делать с собой что захочется, он активно принимает участие в этой игре: лижет в ответ, кусается, сцеловывает эту усмешку с губ Ямаруты, заставляя переключить внимание только на собственные ощущения, кладёт ладони ему на бёдра и медленно ведёт вверх, поглаживая. Сора чувствует тепло его рук даже через ткань штанов, притирается ближе. Чужие ладони оказываются на ягодицах и резко дёргают на себя, выбивая из лёгких сдавленный вздох. В эту игру могут играть двое. Томо явно не собирается лежать бревном. Сора зарывается пальцами в волосы на затылке мужчины, грубо сжимает и слышит в ответ низкий рык. Его снова притягивают ближе. Колени, упирающиеся в матрац, разъезжаются, и парень чувствует жар, исходящий от тела брюнета. Внизу живота вспыхивает — горячо и приятно. Железный делает круговое движение бёдрами и чувствует, как мышцы плеч под его пальцами перекатываются. Он удовлетворённо мурчит, разрывает поцелуй и повторяет движение, жарко выдыхая на ухо. Он не видит лицо Томо, но почти уверен, что он зажмурился. Его руки смещаются на бока в попытке задрать футболку, но Ямарута перехватывает запястья и шипит. Нельзя позволить себе возбудиться сильнее, иначе ничего не получится. Томо не возражает, продолжая гладить парня через одежду. Для Соры подобных запретов не следует. Он очерчивает сильные плечи пальцами, спускается ладонями на грудь, живот, бока. Трогает везде, куда может дотянуться, мажет языком вдоль шеи, прикусывает тонкую кожу и тут же зализывает, чувствуя, как крепкие пальцы Томо сжимаются, остановившись чуть выше колен. Ямарута выпрямляется, прогибаясь в спине, чуть ёрзает, наверняка вызывая этим приятную порцию мурашек по телу Охотника, и жадно целует. Этого уже попросту мало. Сора бесцеремонно опускает ладонь на пах мужчины и слегка сжимает. Брюнет коротко хрипит, но тут же берёт себя в руки, не позволяя разорвать поцелуй и отпустить парочку едких комментариев. Ямарута держит контроль над ситуацией, очевидно, лишь до тех пор, пока ему это позволяет Томо. В любой момент брюнет может запросто подмять парня под себя или вовсе уйти, оставив обоих ни с чем. Сора перемещает ладонь на собственный стояк, обтянутый тканью штанов, и крепко сжимает, вырывая из своей глотки несдержанный выдох и прикрывая глаза. Он кусает свою нижнюю губу, облизывается, оглаживая вдоль ствола и дразня пальцами головку. По телу прокатывается приятная дрожь, скручиваясь сладкой истомой внизу живота. Парень возвращает взгляд брюнету и остаётся доволен собой: Томо беззастенчиво смотрит на его ладонь и сглатывает. Он уже не может выравнивать сбившееся дыхание. В серых глазах пляшут черти. Брюнет хочет прикоснуться, но помнит, что ему запретили. Может, парню вовсе начать дрочить при нём? Похоже, это маленькое представление нахрен срывает чердак полицейского. — Засранец, — не удерживается он от усмешки. — Это стоит расценивать как признание поражения? — Я же сказал: не дождёшься, — напоминает Томо. — Ещё не поздно сдаться, — издевается Ямарута в перерывах между собственными вздохами. — Тогда поторопись. Не любит оставаться в долгу. Что ж… Сора неохотно убирает от себя ладонь, морщась от резко пропавшего приятного тепла, и толкает мужчину в плечи, заставляя слегка откинуться и упереться ладонями в кровать позади. Сам опускается на пол, устраиваясь между широко расставленных ног, и быстро расправляется с пряжкой ремня и ширинкой. Он обхватывает твёрдый горячий член в кольцо из пальцев и на пробу делает движение вдоль ствола. Сверху раздаётся шумный вдох. Сора хмыкает, оценивая реакцию, наклоняется и размашисто лижет влажную от смазки головку. В этот раз брюнет, похоже, успевает задержать дыхание. Ямарута поднимает взгляд и, смотря прямо в глаза начавшего плыть Охотника, вбирает в рот всю головку, начиная её посасывать. Томо откидывает голову назад, но тут же снова опускает её. Вот так уже лучше, думает Ямарута, полностью забывая про собственное возбуждение. Он щекочет языком, давит, лижет, продолжая обсасывать только головку. Смыкает губы плотнее, задаёт удобный ритм и слышит довольный хриплый выдох. Прикрывает глаза и внимательно слушает сбивчивое дыхание, изредка срывающееся на рваные выдохи и шипение. Сора разводит ноги шире. Из-за собственного стояка сидеть на коленях банально неудобно — даже чуточку больно. Всё тело горит, в штанах пульсирует, одобрительно отзываясь на звуки, доносящиеся сверху. Ямарута успевает смириться с мыслью, что способен кончить просто так, лишь из-за голоса брюнета. Но нужно постараться. Парень помогает себе рукой: массирует основание ствола, отстраняется на секунду, сглатывая вязкую слюну, и вдруг заглатывает сразу наполовину. Награда следует незамедлительно: Томо коротко стонет, но тут же сжимает зубы. Ямарута, кажется, даже слышит это злобное разгорячённое клацанье, но не отвлекается. Стискивает пальцы свободной руки на чужом бедре и теперь чувствует, как под подушечками пальцев мышцы напрягаются после некоторых движений языком. Полезный индикатор. Как только Сора не затягивал эту пытку: то менял темп на мучительно медленный, то ненадолго ускорялся, усиливая стимуляцию. Размашисто лизал от основания члена до головки, снова обсасывал её, плотно — почти болезненно — смыкая губы. И не переставая поглаживать бедро Охотника свободной рукой. Ямарута без понятия, сколько времени уже прошло, но одно он знает наверняка — сейчас чувствительность настолько мощная, что, если не менять темп и движения, Томо быстро подойдёт к разрядке. Сора даёт себе отдохнуть, стараясь отдышаться около минуты, в течение которой лишь поглаживает влажный от слюны член мужчины ладонью, не делая грубых активных движений. Томо тоже удаётся немного остыть. Он сжимает пальцы на подбородке парня и раздвигает его блестящие от влаги губы, медленно растягивающиеся в ухмылке. Томо довольно щурит взгляд, награждает парня звонкой пощёчиной, слыша в ответ тихий удовлетворённый стон, и вновь требовательно поворачивает лицом к себе. Взгляд Ямаруты становится в разы безобразнее. Железный снова наклоняется и берёт в рот сразу до конца. Мужчина вздрагивает всем телом от неожиданно острых ощущений, а мышцы его бедра под ладонью Ямаруты аж сводит, заставляя дёрнуть ногой в сторону. Сору буквально начинает сводить с ума такая реакция. Он довольно мычит — еле слышно, — но вибрация горла творит что-то невероятное. Парень чувствует, как член в глотке дёргается, а щеки осторожно касаются подрагивающие пальцы. — Стой. И скольких усилий ему стоило одно-единственное слово? Ямарута приподнимается, делая вдох и мысленно благодаря брюнета за возможность растянуть эту игру подольше, а затем вновь насаживается горлом. Задаёт быстрый ритм, заглатывая целиком и выпуская практически до конца. Сбитое дыхание Томо изредка обрывается тихими стонами и едва слышным мычанием. С ума сойти. Сора резко отстраняется, чувствуя, что ему вот-вот спустят в горло. Даёт отдышаться несколько секунд, а затем повторяет проделанное. Томо предупреждающе сжимает ладонь на плече Ямаруты и тот вновь отстраняется, вызывая разочарованный вздох. Парень замечает, что Томо жмурится и склоняет голову то на один бок, то на другой. — Голова кружится? — уточняет Ямарута с каплей самодовольства. Томо натягивает на лицо вымученную ухмылку. — Нет. В попытках сдержать собственный голос — не из стыда, а из вредности и назло Ямаруте — так часто задерживать дыхание и удивляться, что в голове шаром покати? Ну-ну. Стоит отдать должное Томо: за всё время он сказал лишь два слова, но приложил максимум усилий, чтобы его голос звучал твёрдо и без эмоций. Получилось крайне убедительно. Да и к тому же, всё происходящее — результат того, что Охотнику тоже интересно, как долго парень сможет продолжать свои потуги и не начать умолять о большем. Сора ещё несколько минут продолжает издеваться: то заглатывает целиком, пуская горлом вибрацию, то вновь лижет и обсасывает только головку, то подключает руку, массируя ствол. Губы уже неприятно саднят, подбородок мокрый от стекающей слюны, которую парень не успевает сглатывать. Собственный член болезненно ноет, требуя внимания. И Сора сдаётся: свободной рукой расстёгивает штаны, обхватывает ствол ладонью и в пару движений доводит себя до разрядки, не прекращая при этом активно насасывать. Похоже, Томо всё это отлично видит, потому как сверху раздаётся какой-то новый звук, и от этого вдоль позвоночника выстреливает электричеством. Парень удовлетворённо мурчит и трётся об стояк щекой, подпустив удовольствие брюнета к самой грани, но так и не дав ему кончить. — Ямарута… Что-то среднее между стоном и шёпотом. Твою мать. Железный победно хмыкает и пропускает член в горло, берёт чужую ладонь в свою и кладёт на собственный затылок, позволяя задать нужный ритм. Ему кажется — или так и было, — что он слышит пресловутое «блять» где-то между короткими выдохами брюнета, и запоздало понимает, что пальцы, сжимающие его волосы, в этот раз не позволят парню отстраниться, пока он всё не проглотит.***
— Держу в курсе, твою спальню только что осквернили, — будничным тоном оповещает Трейн, помешивая ложкой несуществующий сахар в чае. Кенджи, сидящий на кухонном гарнитуре, со свистом втягивает воздух в лёгкие, возводит голову к потолку с видом полного отчаяния и ребячески болтает длинными ногами в воздухе. — Сказать, что я разочаровался в людях — ничего не сказать.