Железное небо: Вспомнить всё

У всего есть свой предел. Особенно у человеческого терпения. Тойя подозревал, что границы его терпения стремятся к бесконечности, но, когда понял, что ничто не способно выбить его из равновесия, смирился с этим как-то слишком уж просто. Его вообще мало что когда-либо заботило, если речь шла о нём самом. Парню всегда было откровенно наплевать, что о нём думают и как к нему относятся. Он пытался развивать в себе какие-то сомнения по поводу всего этого, но выходило крайне не убедительно, он буквально не верил сам себе. Пытался навязать себе мысль, что у него есть какая-то там гордость и собственное я, способное ущемиться, но это было не так и он это понимал. Он пробовал реагировать более правдоподобно на вещи, которые должны были задевать нормального человека, бить по больному, но получалось… а получалось ли вообще? Ему ведь и на правдоподобие своей реакции было чуть более, чем наплевать, и только лишь благодаря Сатоми парень понял, что есть люди, способные всё это разглядеть. Девушка всегда чётко понимала его эмоции: он мог злиться, это он умел, хоть и редко и не слишком открыто. Но злость никогда не была следствием лопнувшего терпения. Тойя злился, когда его читали, как открытую книгу, а таким занималась только Сатоми. Хотя, кое-что её взгляду было всё-таки недоступно. Может быть, в силу возраста? Или Тойя действительно скрывал эту вещь особенно тщательно, так, что на всё остальное попросту забил? Это многое бы объяснило. Когда парень задумался над этим, то пришёл к выводу: если эта вещь станет предметом для обсуждения, то даже у бесконечности найдутся свои границы. Девчачий голос в голове жутко хихикает его мыслям. Тойя трёт висок и вздыхает. Ему нужно обсудить с Сатоми происходящее с Ямарутой, но как-то не хочется заводить эту тему самостоятельно. Придётся наступать себе на горло, ибо весь план крутится именно вокруг Тойи, а что делать дальше в нынешней ситуации он совершенно не представляет. — Здравствуйте, Кими, — парень давит из себя улыбку, приветствуя приёмную мать Сатоми. Кими — звонкая красивая женщина сорока лет. Хоть она достаточно эмоциональная, у Тойи не возникает внутреннего раздражения и даже мыслей о том, что Кими слишком уж шумная. Он спокойно относится к её детскому восторгу в глазах, когда она видит его на пороге квартиры. Кажется, будто она видит в нём надежду и опору для Сатоми, поэтому всячески старается угодить ему. Он в этом не нуждается, но не хочет расстраивать сияющую наивную женщину. — Привет, Тойя, — улыбается она ему в ответ совершенно искренне и пропускает в квартиру, а после вдруг ойкает. — Я совсем забыла! Аой сказал, что ему понадобится твоя помощь, и попросил тебя отправить к нему, если тебя не затруднит. Тойя прекращает пытаться разуться и меланхолично возвращается на лестничную площадку. — Он в гараже? — Да, что-то случилось с машиной, — кивает женщина чуть обеспокоенно. Тойя старается игнорировать этот взгляд. — Что-то случилось? Ты какой-то угрюмый. — У меня лицо такое, — равнодушно пожимает он плечами, — не берите в голову. Скоро вернусь. Аой — муж Кими — практически такой же, как она. Даже удивительно, что в нынешнем обществе ещё остались такие простые и добрые люди. Хотя, «добрые» — не совсем уместное слово. Скорее наивные, словно дети. Не стоит путать с глупостью. Или это Тойя настолько огрубел после всего пережитого, что обычный взрослый человек кажется ему ребёнком, не получавшим жестоких жизненных уроков? Может и так. Но ему нравятся эти люди. С ними не сложно общаться, можно даже сказать, что их общество парню приятно, хотя иногда ему откровенно хочется взять обоих за руки и отвести в ясли. Аой травмировал руку несколько дней назад на работе. Трещина в лучевой кости, заживёт через пару недель, а пока что приходится ходить в гипсе. Водить машину он может, а вот поменять стартёр оказалось сложнее. Мужчина банально не в состоянии раскрутить все гайки и снять провода, левой рукой делать это настолько неудобно, что проще попросить о помощи Тойю. Железный не меняется в лице и лишь спрашивает, что именно ему нужно сделать. Затем возится во внутренностях автомобиля, выкручивая винты и гайки. Аой что-то в это время рассказывает. Вроде как о работе, о том, как неудачно то ли упал, то ли на него что-то упало — Тойя сразу же забывает всё услышанное и лишь изредка поддакивает, создавая иллюзию диалога. Мужчина тянет ему нужные инструменты, улыбается и благодарит за помощь. — Мне не сложно, — пожимает плечами железный, не отвлекаясь. — Ты ведь не обязан, — не унимается Аой, одобрительно хлопая парня между лопаток. Кожа от прикосновения начинает гореть. — Ты и так для нас много сделал. — Да? Что-то ничего не припоминаю. — Как это? А ремонт на кухне кто помогал делать? Кстати об этом: когда нас соседи сверху затопили, кто быстрее всех ликвидировал потоп? — Аой весело усмехается. — В конце концов, ты уже давно приглядываешь за Сатоми, это я ценю больше всего. У неё ведь кроме нас никого никогда не было, но появился ты и она сразу оживилась. «Вы даже представить себе не можете, почему». — Люди, к сожалению, жестоки. Мало кто способен принять в своё общество человека, вроде Сатоми, — мужчина печально отводит взгляд, не решаясь говорить об инвалидности девушки напрямую. — Кими боялась, что у Сатоми уже не будет нормальной жизни, у неё ведь и друзей-то не было никогда. «У неё и сейчас их нет». — Зато у неё появился отличный парень, — оживляется Аой, вновь улыбнувшись, — даже как-то не верится. У неё… кто? Тойя давится на вдохе, едва не роняя гаечный ключ из дрогнувших пальцев. Нет, стоп, он кто угодно для неё, только не… — Вы ведь не сразу стали встречаться? — Что? — не выдерживает Тойя, поворачивая голову. Он не знает, как себя вести. Что на это ответить? Простите, я не её парень, она всего лишь использует меня для того, чтобы заставлять сильнейшего железного убивать людей; потом, когда он всё вспомнит и осознает содеянное, Сатоми вдоволь насладится его болью, а меня убьют, потому что я возьму всю вину на себя, да, не стоит благодарностей, всего доброго. — Мы не… — парень пытается возразить, но не находит подходящих слов и роняет: — Э-э-э… Хочется треснуть себя в лоб. Стоп, если они не встречаются, то что тогда почти тридцатилетний парень может хотеть от двадцатилетней девушки в инвалидном кресле? Неужели чистой неподкупной дружбы? Скорее Аой решит, что Тойя какой-нибудь извращенец или ещё хуже. — Ну, как бы сказать, — парень сглатывает, бессмысленно шаря взглядом по внутренностям машины, — мы… да, не сразу, но… Честно говоря, я не думал, что придётся обсуждать это с вами… — О, извини, да, это личное, — тут же кивает мужчина и неловко машет ладонями. — Просто, понимаешь, одна и та же история может звучать совершенно по-разному от двух людей. Я волнуюсь, всё ли у вас в порядке. Может, тебя что-то беспокоит? — Всё нормально, — бормочет Тойя чуть осипшим голосом, принимаясь за установку нового стартёра. Какого хрена это было? Тойя чувствует прилив раздражения, но глушит это чувство ещё на подходе. Он быстро заканчивает с машиной и спешно удаляется, чтобы Аой не заметил, как дрожат его пальцы. Парень вваливается в комнату Сатоми и видит, как та, вытянувшись вдоль кровати, отнимает книгу от лица и чуть улыбается. Он прислоняется плечом к высокому шкафу и скрещивает руки на груди, сверля девчонку укоризненным взглядом. — Что? — издаёт смешок Сатоми, уголки её губ ползут выше. — И давно мы с тобой встречаемся? — Мм, пару лет, вроде, — прикидывает она, продолжая улыбаться. — Ну, что ты так смотришь? — Как можно быть такой легкомысленной? — искренне недоумевает Тойя. — Да ладно тебе, — пожимает она плечами, возвращая взгляд на текст. — Родители переживали, что ты в любой момент можешь развернуться и уйти, бросив меня, бедняжку, совсем одну в этом жестоком мире. Ну не говорить же им, что в будущем тебя убьют вместо меня, поэтому ты не можешь меня бросить? Вот я и сказала, что мы встречаемся. Тойя тихо и отчаянно стонет сквозь зубы. Как это нелепо. — Так надёжнее и меньше вопросов. — Меньше вопросов? Аой только что спросил меня, всё ли у нас в порядке, — хмурится он недовольно. — По взгляду вижу, что нет, — снова улыбается Сатоми, — но ты ведь иначе ответил? Тойя страдальчески закатывает глаза. — В следующий раз можешь хотя бы предупреждать? Я чуть было не опроверг твою историю. — Но не опроверг же, — равнодушно реагирует девушка. В сознании вновь раздаётся оглушительный звонкий смех. Парень шипит себе под нос: — Заткнись. Сатоми, опешив, отрывает взгляд от книги и видит, как Тойя дважды лупит себя ладонью по затылку. Она окидывает его критичным взглядом и, упираясь в кровать руками, с трудом подтягивает корпус выше и садится у изголовья. — Хоуп разбушевалась? — Да какая разница, — устало выдыхает парень, решая сменить тему. — Что с Сорой? Слышала, что он по городу с хвостами разгуливал? Сатоми хмурится и молчит какое-то время, но вскоре кивает. — Он определённо что-то вспомнил. — Что-то? — Если бы он вспомнил всё, то уже попытался бы нас найти, а он, говорят, прогуливался по городу и никуда не спешил, — губы Сатоми растягиваются в холодной усмешке. — Значит, память вернулась лишь частично. Для нас ничего не изменилось, но теперь тебе лучше быть аккуратнее. Тойя прислоняется затылком к стенке шкафа и закрывает глаза. Он едва успевает услышать слова девушки сквозь хохот Хоуп. Не обращать на это внимание становится всё сложнее. Может, стоит начать пить таблетки? — Иди домой, если плохо себя чувствуешь. Ты понял, о чём я, — хмурится Сатоми. Тойя не удостаивает её ответом и просто молча уходит. Хоуп не прекращает смеяться. Почему именно сегодня она такая шумная?

***

Парень вваливается в квартиру и раздражённо хлопает дверью. Для сумасшедших ещё не придумали такой кнопки, которая была бы способна выключить это радио в башке. — Да что с тобой такое? Ты можешь помолчать хоть немного? Голос смеётся ещё громче. Если у галлюцинаций бывают истерики, то это точно она. Тойя не может заставить себя пойти на кухню, чтобы отвлечься и поесть, или просто лечь спать — он не уснёт из-за этого шума в голове. Парень садится на кровать и зарывается пальцами в волосы, начиная массировать кожу, чтобы хоть как-то уменьшить давление на череп. Он болезненно морщится, едва справляясь с желанием беспомощно застонать. «Прости-прости, но ты такой смешной, я не удержалась!» — Чего? — хрипит Тойя, осторожно открывая глаза. «Ты о такой забавной вещи сегодня подумал, причём так осторожно, будто побоялся, что я успею заметить эту мысль, но я и так успела, я ведь у тебя в голове», — хихикает Хоуп. Парень устало опускает голову вниз. — Не понимаю, о чём ты. «А почему ты решил, что можешь сравнивать меня с собой? — хмыкает вдруг галлюцинация. — Вот у Сатоми никогда никого не было, а тут появился ты, готовый защищать её от всего мира и выполнять любой каприз этой девчонки. Думаешь, это то же самое, что произошло когда-то давно между нами с тобой? Ты заблуждаешься». — Я ни о чём таком не думал… «Ой, да ладно! А знаешь, в чём разница между вами? Ты до сих пор один. И всегда был». — Разве что в тот период, когда ты… «Когда я что? Появилась? А это уже разница между нами, Тойя, — Хоуп словно улыбается своим словам, настораживая железного. — Ты ни разу не задумывался, почему никто, кроме тебя, никогда обо мне не слышал?» Тойя сглатывает вязкую слюну, тут же отогнав от себя пугающую мысль. Ей есть опровержение. — О тебе слышал тот учёный, который занимался учётом детей, он говорил про тебя, сказал, что… — Тойя в ужасе осекается и чувствует прокатывающуюся по телу дрожь; мысль всё-таки формируется в голове. Чётко и ясно. «Сказал что? — она точно улыбается, нет, насмехается над ним. — Ты не думал, что он сразу понял, что перед ним стоит спятивший ребёнок, и просто решил поразвлечься? Что он просто поддакнул тебе, выдумал историю, которая будет звучать правдоподобно и сломает тебя окончательно, а потом предложил увезти тебя в Тэрроз, чтобы было ещё смешнее?» — Хоуп будто пожимает плечами. Тойя судорожно выдыхает, кусая губу до крови. — Это бред. Я же видел, как ты избивала тех школьников… «А это точно была я? Или твой мозг придумал себе эти ложные воспоминания, чтобы тебе было проще принять реальность? Ты правда не помнишь, как избивал их?» — Я этого не делал, — парень сгибается пополам и роняет лицо в похолодевшие ладони. Он уже и сам не уверен в том, что говорит. Воспоминания кажутся расплывчатыми и чужими. — Я не мог… «Но ведь никто никогда обо мне не слышал. Никто, кроме тебя, — возвращается Хоуп к самому важному аргументу. — Понимаешь теперь, о чём я говорю? У тебя никогда не было кого-то, кто сейчас есть у Сатоми». — Нет, нет, нет… «Меня никогда не существовало». — Сука, нет, не может быть, — вздыхает парень как-то жалко, резко поднимаясь на ноги. Он мечется взглядом по комнате, пытаясь справится с порывом разнести всё к чёртовой матери, но руки начинают дрожать от подавляемых порывов. Сердце бьётся где-то в горле, в виски словно заколачивают гвозди при каждом ударе. Тойя не справляется и, зарычав, пинает прикроватную тумбочку. Дверца у той с хрустом сразу отламывается. Этого мало. Он неверяще проводит ладонями по лицу, стараясь выровнять сбившееся дыхание, разворачивается и бьёт стену кулаком. Ещё раз. Ещё. До кровавых разводов, до боли и хруста в костях. Это не отрезвляет, легче не становится. Боль злит лишь сильнее. Блять. Неужели?.. Тойя чуть успокаивается, осознав, что Хоуп молчала, пока он вымещал злобу на всём подряд, но стоило ему остановиться, как она снова заговорила: «Твоя психика изъела себя изнутри, создала ложный образ и воспоминания, сделала тебя больным, а ты позволил себе сопротивляться, отбрыкиваться от этого, словно с таким можно нормально жить? — в голосе Хоуп сквозит презрение. — Нашёл утешение вымышленного чувства вины в девчонке, которая хочет отомстить какому-то парню, но ты ведь понимаешь, что он не сделал ничего плохого?» — Заткнись! Замолчи, замолчи, замолчи! «Ты ведь знаешь, что он хотел спасти её от чего-то? Она должна быть ему благодарна». Тойя бессильно падает на колени, снова хватаясь за голову, будто собираясь голыми руками оторвать её от тела. Он шипит сквозь зубы, понимая, что не может остановить голос, звучащий у него в голове. «Ты ведь не смел хоть на секунду допустить, что она начнёт относиться к тебе иначе? Увидит в тебе нечто большее, чем инструмент? Что она поставит тебя выше своей тупой мести? Правда, Тойя? Ты посмел думать об этом?» Тойя воет в надежде, что хотя бы собственный голос заглушит галлюцинацию, но и это бесполезно. Голова болит немилосердно, горло удушливо раздирает следом. «Ты этого не достоин, потому что готов ради неё изуродовать человека, который её спас». Тойя вскакивает на ноги и переворачивает вверх дном всё, до чего дотягивается, ломает всё, что попадается под руку, лишь бы эти звуки оказались громче того, что звучит в его голове. Хоуп снова смеётся тому, насколько ничтожна оказывается бесконечность.

***

Кенджи не может перестать нервно барабанить ладонями по рулю. Ему не терпится завалиться в комнату, выгнать Трейн куда подальше и позвонить. Просто если он позвонит прямо сейчас, то вмажется в другую машину, перестав различать дорогу перед собой. Трудно было не думать обо всём этом в течение дня, благо перед лицом вечно маячил Ямарута, полностью перетягивая на себя одеяло переживаний киборга. Кенджи останавливается на светофоре, прикладывает пальцы к губам и медленно выдыхает. Раз, два, три… Он свихнётся, если не позвонит прямо сейчас. Парень срывает машину с места тут же, стоит лампе на столбе загореться зелёным. Он гонит на ближайшую стоянку, не слишком осторожно паркуется и шарит по карманам в поисках телефона. Есть свои плюсы в том, чтобы не иметь собственных человеческих рук: бионические не дрожат от волнения. Гудки кажутся оглушительными. Парень откидывает кресло назад, ложась в нём, скрещивает руки на груди и закрывает глаза, стараясь успокоиться. Если он скажет что-нибудь не то… Он в любом случае скажет что-нибудь не то. Такое уже бывало раньше. Рёма всегда избегал разговоров о себе. Кенжди только сейчас понимает, что совершенно ничего не знает о мужчине. Имя, возраст, род деятельности — да, а помимо этого? Чем он занимался раньше? Где он жил? У него есть друзья? Родственники? Почему он никогда не говорил парню о том, как он… — Кенджи, привет! Ну наконец-то! Парень вздрагивает и делает короткий вдох. — Последний раз созванивались две недели назад, — самозабвенно продолжает Рёма. — Правда, уже время позднее, но ладно. — Привет, — Кенджи пытается сделать голос хотя бы ровным. — Я не мог ждать утра, извини. — Да ничего, — мужчина, судя по интонации, улыбается. — Неужели ты так соскучился? — Я… Да, разумеется. Очень. Кенджи вздыхает. Как вообще ему надо завести разговор так, чтобы не превратить его в допрос? — Рёма, слушай, — он сглатывает, растирая пальцами переносицу, — я тут по делам мотаюсь постоянно. Не сказал бы, что устал… блин, усталость объяснила бы то, что я сегодня услышал… Рёма не отвечает. Кажется, он отчётливо различил нервозность Кенджи и теперь думает, как реагировать. — Что случилось? Так и есть. Мужчина вмиг становится серьёзным. Кенджи прикидывает ещё пару секунд. Спросить сразу в лоб или попытаться издалека? Может, удастся узнать что-нибудь ещё перед этим? — Рёма, а ты… У тебя есть… — Есть что? — Извини, — парень жмурится и набирает больше воздуха в лёгкие. Всё, хватит ходить вокруг да около. — У тебя есть семья? Тишина. — Когда-то давно я подслушал твой разговор с кем-то по телефону, — вспоминает Кенджи, копошась в собственных мыслях, словно в клубке спутанных проводов, — это была девушка, вы обсуждали меня и ты назвал её… Ты назвал её «милая». Кто она? — Я не помню такого, — холодно отвечает Рёма. Слишком быстро для правды. — Ты отлично всё помнишь, потому что я тогда сорвался, — хрипит парень. — Я вёл себя как придурок в то время, но именно в тот день всё и началось. С кем ты тогда разговаривал? — Это, — Рёма делает паузу, — подруга детства. — Да что ты? Смотри-ка, вспомнил! — Кенджи зло усмехается, а в груди у него царапает холодом. — То есть, с друзьями детства ты ведёшь себя так же, как со мной? Что-то не припомню, чтобы ты с кем-то ещё… Ах да, постой, я ведь не знаю ни одного твоего приятеля. Может, нам стоит познакомиться? Кого ещё из них ты называешь милыми? Мне стоит начать ревновать собственного отчима? Кенджи старается не думать о том, как странно и двусмысленно звучат его слова. В данной ситуации Рёма вряд ли обратит на это внимание. — Молчишь? — хмыкает киборг. — Ладно. Я подозревал, что ты снова ничего не расскажешь. Тогда, может, твоя «подруга» окажется сговорчивее, чем ты. Кенджи молчит пару секунд и досадливо цокает языком: добиться реакции от Рёмы, ещё и по телефону, — это нечто из разряда фантастики. — Кстати, а разве она не является матерью Роши Ятсуме? Снова тишина. Кенджи жмурится до звёзд под веками, ощущая себя так же, как когда в детстве сорвался на Рёму — глупо и нелепо. Но сейчас это отличается от того раза. Его злит отсутствие ответов, которые он хочет знать, а это ведь его право. Если Рёма продолжит увиливать или снова промолчит, то, может быть, будет лучше оставить его в покое и не ковыряться в прошлом мужчины. Если он хочет продолжить скрывать его, значит, на то есть причины. Кенджи может заткнуться, закончить здесь все дела; потом он просто соберёт все свои вещи и переедет, забудет о Рёме. Ладно, не забудет. Кенджи даже не думает о том, что мог ошибиться в этой связи. Человек, чьё имя сейчас прозвучало, мог бы оказаться для той женщины кем угодно или же оказаться ей никем. Только вот Кенджи уверен, что мужчина связан с незнакомкой чем-то большим, чем просто дружбой, а ещё он знает возраст Роши. Из дела Ямаруты стёрли фамилию подростка, чтобы Кенджи не отвлекался на него, но вся остальная информация осталась. Пацану сейчас семнадцать лет, а это значит, что Рёма его… — Роши мой младший брат, верно? Он не дождётся ответа. Этого просто не случится. Из динамика не слышно даже дыхание мужчины, будто он вовсе оставил телефон на столе и ушёл куда-нибудь, бросив Кенджи наедине с его надоевшими вопросами. Но это не так и парень это знает. Он помнит, какой испуг отражался во взгляде мужчины каждый раз, когда Кенджи пытался поговорить о его прошлом. Сейчас это чувство следует умножить раз в десять. — Почему ты бросил семью и переехал? Из-за Кенджи. Это же очевидно. Вывод всегда лежал на поверхности, несмотря на то, что парень никогда не формулировал эти вопросы до конца. Тогда он не был уверен в существовании какой-то иной семьи у мужчины, а теперь всё стало ясно: настоящая семья Рёмы всегда жила в Тэррозе. — Ты бросил своих детей и жену ради… ради чего? Чтобы воспитать чужого ребёнка? — не унимается киборг, уставившись в крышу автомобиля изнутри. Глаза почему-то слезятся против воли. Он снова жмурится, глотая эмоции. — А о них ты подумал? Почему ты не забрал их с собой? Оставил их в городе, в котором… Парень осекается: чуть было не рассказал про железных. Хотя, Рёма, наверное, и так всё знает об этом. — Или, может быть, ты подумал, что они меня тоже не примут, как люди из Тэнри? Не смогут считать меня членом семьи, как ты? Поверить не могу… Ты всерьёз переживал за незнакомого ребёнка больше, чем за своих близких? Или тебе было так жалко меня, что ты решил бросить родных и… — Я никого не бросал, — говорит вдруг Рёма твёрдо и грубо. Кенджи тут же затыкается, прекратив дышать, и распахивает глаза. — Никогда. Киборг впервые в жизни слышит такой голос мужчины. Горло почему-то удушливо сдавливает от чужой интонации, пропитанной скрытыми раздражением и болью. Значит, ему не плевать на семью, которая осталась здесь, но… — Тогда почему? Рёма вздыхает так тяжело, как может только безумно уставший человек. — Тамия моя подруга детства. Мы были подростками и просто… не нашли себе место в мире и решили, что будем жить вместе. Она полюбила меня, а я не смог, — в голосе Рёмы слышится обвинение и одновременно раскаяние. — Сейчас она живёт ради детей, которых любит, наверное, даже больше, чем меня. Оно и к лучшему. Я помогаю им материально, ты сам знаешь, мне хорошо платят. Кенджи глубоко вдыхает, закрывая глаза и стараясь осмыслить каждое слово, чтобы сложить паззл воедино. — Но когда я нашёл тебя… когда я осознал, что с тобой произошло, то понял, что тебе нельзя оставаться в городе. Ты стал сиротой, некому было вывезти тебя из Тэрроза. Тамия была первой, кому я рассказал обо всём. Она отпустила меня, но мы часто созванивались. Она помогала мне советами, когда я не справлялся с ролью отца. Зря ты думаешь, что тебя бы не приняли, но нужно было поступить по-другому, поэтому я забрал тебя и уехал, а они остались здесь. У Кенджи хватает сил только на один вопрос: — Роши знает? — Только я и Тамия. Вот как. Так даже лучше. Кенджи улыбается, прикусывает губу, чтобы не смеяться. Звучит как выдумка, но парень знает, что это, наконец-то, правда. Теперь он вспоминает ещё кое-что. Одну вещь, которую забыл — загнал глубоко в собственное сознание — из-за страха и шока, испытанного много лет назад. — Ты ведь сам нашёл меня, да? Успел вовремя, как говорится. А как ты понял, что кто-то выжил? Рёма замолкает ненадолго, будто тоже вспоминая. — Ты звал на помощь. В том состоянии? Мальчик с изломанным телом, с перекрошенными в пыль рёбрами и перебитыми в кашу внутренними органами? Он наверняка вообще был без сознания. Минутку… Ну, конечно! Точно. Вот оно. Теперь всё сходится. Кенджи сдавленно прыскает, зажимает рот ладонью и глухо смеётся. Он пару раз ударяется затылком об сиденье, мышцы живота сводит от спазмов. Собственные мысли, словно щекотка, заставляют смеяться против воли. — Кенджи? — Да? Да, прости, — парень едва успокаивается, садится ровнее и вытирает слёзы. Влажные ресницы слипаются между собой, заставляя часто моргать. — Ты так и не объяснил, почему ты всё это время не рассказывал мне об этом. — Да как ты не понимаешь? — искренне удивляется Рёма, тоже нервно посмеиваясь. Похоже, истерика имеет свойство перекидываться на всех вокруг. — Я не хотел, чтобы ты снова оказался в этом проклятом городе. Нельзя было, ты понимаешь? Они бы закончили то, что не смогли тогда! Я ведь увёз тебя именно для того, чтобы до тебя не добрались. А теперь ты где? В чёртовом Тэррозе! Господи, Кенджи, умоляю, возвращайся… — Прости, я не могу, — парню действительно жаль, — хочу, но не могу. Я тут ещё не закончил. — Что не закончил? Ты говорил, что это практика, что всего лишь… Стой, нет, нет, только не говори, что… Теперь молчат оба. Кенджи не торопится его успокаивать: если он закончит фразу вместо Рёмы, то проболтается о том, чем зарабатывает на жизнь на самом деле, но вот если мужчина предположит что-нибудь такое сам, то Кенджи сделает оскорблённый вид и разубедит его. Простое уравнение. — Так, ладно, хорошо, я понял, — цедит мужчина сквозь зубы. Кенджи напрягается. — Я заберу тебя. Вот чёрт! — Что? Нет, погоди!.. — Это не обсуждается. Какого чёрта я вообще отпустил тебя туда, чем только думал? — бормочет мужчина себе под нос. — Я позвоню тебе сам, потом встретимся. — Стой! Рёма! Кенджи отрывает телефон от уха и смотрит на дисплей: горит главный экран. Парень спешно пытается набрать номер снова, пробует дозвониться, но гудки идут, а трубку уже не снимают. Сердце пропускает удар за ударом, голова начинает кружится. Рёма собирается приехать. Фантастика! И как это остановить? Он ведь, в таком случае, рано или поздно узнает, что Кенджи связался с железными, а там и до раскрытия настоящей деятельности парня недалеко. Только этого не хватало. Только он на минуту подумал, что у них с Рёмой всё вот-вот наладится, но куда уж там — стало только хуже. Точнее, пока ещё нет, но обязательно станет, когда мужчина узнает, в кого превратился ребёнок, которого он спас. Что ж, обратной дороги нет, Кенджи сам в этом виноват. Он бессильно падает обратно на сиденье и бьёт себя ладонью в лоб. Чуточку не рассчитал: кожу неприятно жжёт после удара тяжёлым протезом. Парень злится сам на себя и выплёвывает: — Просто великолепно…