Железное небо: Вспомнить всё

— Эй, он очень похож на те… Сора так и не заканчивает фразу; не озвученное слово застревает в горле и перекрывает дыхательные пути. На мгновение в голове остаётся лишь звенящая тишина. Парень застывает с раскрытым ртом, его сверкнувшие тревогой глаза округляются; он смотрит в пустоту, но не метафорическую. Томо рядом нет. Ямарута слегка приходит в себя от первого впечатления. Это был шок. Затем наступает осознание; Сора мечет взгляд на человека, стоящего у дальнего края Арены, несколько раз смаргивает, щурится, а после сглатывает, отказываясь верить в то, что видит. Нет-нет-нет… Сора так сильно отвлёкся на собственные эмоции, что не заметил, как остался один? Он нервно усмехается, стискивая пальцами подлокотники, но так и не может выдохнуть. По спине неприятно бегут капельки холодного пота, желудок сжимается. Твою мать, почему же так страшно?.. — Это не можешь быть ты. Почему именно ты? — хрипло бормочет Сора себе под нос, не отрывая взгляд от чужого лица, рассечённого какой-то ненормальной улыбкой. — Какого хрена ты делаешь, Томо?.. Какого хрена? Сора, ты же всё прекрасно понял. Твой Томо, который так сильно тебя раздражает, — это и есть новый кумир толпы на Арене. — Это невозможно… — спорит парень со своим внутренним голосом, всё ещё отказываясь верить в то, что это правда. — Ты же Охотник, ты госслужащий… «— Эмоции имеют свойство накапливаться, что же ты делаешь, когда их становится слишком много? Пьёшь таблетки? А может посещаешь психотерапевта? Как ты пар выпускаешь? — Людей убиваю.» На Арене сражаются насмерть. Это ведь даже не бой, правильно? Это бойня. Бессмысленная резня на потеху богатеньким зрителям-садистам. Двенадцать побед, да? И сколько же противников ему приходилось убивать каждый раз? Как давно это началось? — Да ты издеваешься... — дрогнувшим голосом шепчет Ямарута. Томо? Он способен на такое? В голове не укладывается. И как только Сора не заметил этого раньше? Почему не увидел самое очевидное? Томо ведь никогда этого не скрывал и ясно дал понять, что те слова тоже не были всего лишь шуткой. Прямо под первыми рядами трибун ближайшая к Соре стенка так же открывается, поднимаясь вверх и пропуская вперёд двух других участников. Они выходят и слегка покачивают головами, кажется, оценивая противника перед собой и прикидывая, чем бы его убить побыстрее. Томо снимает кожаную куртку, под которой оказывается самая обыкновенная чёрная футболка, и разжимает пальцы, позволяя вещи рухнуть на песочное покрытие. Рукава футболки короткие, всего лишь до плеча, что позволяет всем вокруг обратить внимание на его правую руку, а точнее на качественный дорогущий боевой протез. Сора болезненно морщится из-за вспыхивающих перед глазами неясных образов. Он тихо стонет, давит пальцами на виски и жмурится, старается привести мысли в порядок. Он уже был здесь раньше? Он видел это место… кажется. Или… Он был по ту сторону сетки? Почему Арена до сих пор существует? Железные никогда не были участниками здесь, Сора уверен, их наняли только как охрану. Но пробраться внутрь можно: достаточно не показывать железо и не принимать регент, тогда никто даже не догадается, человек это или нет. То есть, нет, конечно, железные — это тоже люди… Он не то имел ввиду, в смысле, он, что, оправдывается перед самим собой? У Томо всегда был этот протез? Да, он же говорил об этом, но почему Соре кажется, что когда-то давно он выглядел иначе? Как будто… Как будто раньше протезом было лишь предплечье, а теперь им является вся правая рука. Целиком. Почему? Что с ним случилось? Мысли скачут словно взбесившиеся блохи, голова становится невыносимо тяжёлой, переполнившись новой информацией и обрывками мыльных воспоминаний. Сора пытается сфокусировать взгляд на Арене, но непонятные вспышки на обратной стороне век мешают сосредоточится, смешиваются с реальным изображением, глаза болят, словно парень посмотрел на солнце. Он протяжно отчаянно выдыхает, прислоняясь лбом к прохладной спинке чужого сиденья перед собой, прислушивается к шуму в ушах, заглушившему собой все посторонние звуки, и медленно приходит в себя. Восторженные возгласы и нетерпеливые подначивания зрителей постепенно прорываются, как сквозь толщу воды. Сора с трудом поднимает голову, вновь смотрит на Арену и только теперь замечает несколько небольших деревянных стендов, расположенных у стен по бокам от участников. Парень присматривается и понимает, что там расположено оружие: ножи, тесаки, мачете и топоры со сверкающими лезвиями; тяжёлые биты с неровными металлическими вставками и не очень длинные крепкие доски с огромными погнутыми гвоздями, вбитыми в разные стороны; железные трубы, способные идеально уместиться в ладонь, и болы (метательное оружие; несколько каменных шаров, прикрепленных к прочным ремням). Остальное, что предоставлялось Ареной в качестве оружия, Соре оказывается незнакомо. Этими штуками можно очень сильно покалечить человека, так, что он уже никогда не будет способен полностью восстановиться. Хотя, бессмысленно думать об этом, ведь здесь побеждает лишь один. — И что ты собираешься делать, а? — нервно усмехается Сора, вглядываясь. Брюнет больше не обращает на него внимание. Его ухмылка становится едва заметной, а взгляд продолжает лихорадочно блестеть. Мужчина не торопится дойти до стендов с оружием, он вообще никуда не двигается с места, наблюдая за двумя своими противниками. Те неспешно шагают к стендам справа, не сводя с него глаз. Внезапно для себя Сора очень чётко понимает, что сейчас в голове у Томо. Он их оценивает. Высчитывает возможные варианты того, каким оружием его попытаются убить. Подмечает детали: один из двух участников прихрамывает на левую ногу, так что он вряд ли захочет подходить слишком близко. Так и есть. Хромой блондин хватает тесак, а другой парень берёт биту с железными вставками. Его напарник начинает сближаться с Томо чуть ли не вприпрыжку, ловко прокручивая рукоять в ладони, с характерным звуком рассекая воздух. Если он намеревался припугнуть брюнета, то добиться получилось ровно противоположного: мужчина лишь вздёргивает бровь, тогда как расстояние сокращается до одного метра. Блондин уверен, что безоружный не сумеет ему навредить, максимум — увернётся и продолжит отступать. Он принимает немое позволение подойти за смирение с неизбежным, делает ещё шаг и замахивается клинком для удара. Звонкий стук — металлом об металл. Томо лишь слегка пригибается, горизонтально выставляя предплечье протеза перед своим лицом, ловким движением перехватывает чужое запястье, без труда выворачивая его и ломая пястные кости. Блондин роняет тесак и пытается отойти, но хватка брюнета слишком крепкая, нечеловеческая. Он не теряет времени: бьёт ногой по боковой области левого колена парня, тот коротко вскрикивает и падает на повреждённую задолго до Арены ногу. Он всё ещё пытается вырвать свою руку из капкана металлических пальцев, но причиняет себе лишь ещё большую боль. Второй участник, спохватившись, несётся к ним, замахиваясь битой, чтобы ударить ею точно по затылку брюнета. Такой удар сразу же проломит череп. И Томо это понимает. Он внезапно уходит вбок, а удар биты приходится чётко по центру лица оставшегося на коленях блондина. Его напарник, опешив, делает несколько шагов назад и пытается переварить произошедшее, глядя на результат. Чужой нос вдавлен в черепную коробку, кости вокруг глаз сломаны и воткнуты в лопнувшие от удара белки, из глазниц течёт непонятная жижа вперемешку с кровью. Лицо похоже на смятый комок бумаги. Блондин пошатывается и булькающе хрипит пару секунд, а после валится на спину и не подаёт признаков жизни. Не успевает его напарник прийти в себя от увиденного и вспомнить, что хитрый ублюдок всё ещё стоит рядом, как ему уже перерезают глотку тем самым тесаком. Парень роняет биту, тянется ладонями к своей шее, хрипя и кашляя кровью в попытках сделать вдох, покачивается и растягивается рядом со своим приятелем. Томо переводит взгляд на человека, в чьё лицо угодила тяжёлая бита, присаживается рядом с ним и, для уверенности, режет горло и ему. — Охренеть, — обескураженно выдыхает Сора, когда брюнет, поднявшись, поворачивается полубоком и резким коротким движением смахивает с лезвия красную влагу. На самом Охотнике ни царапины. Всё это время зрители бурно реагировали на каждое действие, происходившее в пределах зала, но Ямарута ничего не слышал, полностью погрузившись в процесс наблюдения. Он был в шоке; не мог сопоставить у себя в голове того человека, который находился вместе с ним две недели взаперти в одной квартире, с тем, кто сейчас за минуту без особого труда убил двух людей. Но, стоит признаться, сделал он это красиво. Далее против Томо выходят трое и тут Сора начинает нервничать уже за него. Зря. На них брюнет тратит минуты две. Всё заканчивается слишком быстро, но в этот раз Охотника успевают задеть: когда он, уклонившись от длинной железной трубы, перехватывает её и рывком тянет на себя, чтобы сблизиться с противником, другой парень, лежавший на земле, подползает к нему и втыкает десятисантиметровый нож в бедро. Не похоже, что ему удалось задеть что-то важное, потому что Томо не чувствует себя хуже, а будто бы наконец-то начинает относиться к происходящему чуточку серьёзнее. Спустя двадцать секунд тем же ножом мужчина вспарывает парню глотку от ключиц до подбородка. Второму противнику, на чужом примере не научившемуся не подходить близко, Томо одним лёгким движением сворачивает шею. Третий вовсе умер быстрее всех: когда изначально они втроём попытались окружить Охотника и наброситься, тот с разворота метнул тесак в чужую голову, а дальше ему стало уже проще. Когда после этого выходят уже четверо, Сора перестаёт понимать, за кого тут нужно переживать. Почему-то каждый раз участникам Арены не удаётся успешно окружить брюнета. Если он может увернуться от чего-либо — он это делает, если ему выгоднее заблокировать что-либо железной рукой — он блокирует. Он бездумно ловит лезвие мачете бионической ладонью, сжимая его так крепко, что у противника не остаётся другого выбора, кроме как отпустить рукоять. Этой же рукой он наносит удары в солнечное сплетение согнувшегося от боли парня; Томо придерживает его за плечо, не давая упасть окончательно, а потом крошит ему кости лица. В какой-то момент он впервые подходит к левому стенду с оружием и берёт бол. Оценивает тяжесть каменных шариков, привязанных к ремням, и скептично смотрит на двух ползающих по песку парней. Один стонет от боли, пытаясь подняться на ноги и сохранять равновесие (после удара в ухо тяжёлым протезом можно попрощаться с ориентацией в пространстве минут на двадцать), а другой, справившись с этой задачей быстрее, в ярости срывается с места к правому стенду. Добежать он не успевает: Томо раскручивает бол, примеряет расстояние и забрасывает его, словно рыбацкую сеть. Оружие быстро настигает потерявшего бдительность участника Арены, в мгновение ока опутывает его ноги, плотно стягивая их между собой, и он падает, по инерции пролетая ещё полтора метра. Чертыхается, отплёвываясь от песка, резко разворачивается на спину и пробует ослабить путы, но вдруг замирает и поднимает взгляд. Томо одаривает его кривой усмешкой, играючи замахнувшись перемазанной в крови битой. Сора жмурится, чтобы не видеть этот удар. Даже судя по одному лишь звуку он кажется чудовищно болезненным. Лишь когда против Томо выходят пятеро и завязывается драка, становится понятно, что сложность наконец-то резко повысилась. Двоих он всё же достаточно быстро убивает; его собственная кровь смешивается с чужой. Несколько ударов кулаками под рёбра мужчина пропускает, хоть и не остаётся в долгу: впечатывает протез ладони прямо в лицо третьего противника и стискивает пальцы так, что вырваться уже невозможно. Кости черепа беспомощно покрываются трещинами и крошатся под давлением, заставляя несчастного кричать в попытках отодрать от себя чужую руку. Кажется, в этот момент Томо слишком увлекается своим занятием, потому что не замечает, как со спины к нему подходит молодой парнишка — почти что подросток — и с размаху бьёт тонкой трубой по затылку. Но на большее его почему-то не хватает — или же он уверен, что этого будет достаточно; парнишка испуганно шарахается, когда брюнет после удара особенно сильно сдавливает ладонь, заставляя чужие кости лица с жутким хрустом лопнуть, впившись в кожу и органы зрения. Потом Томо отпускает его и поворачивается. Подросток пятится назад и что-то бормочет. В ужасе он едва переставляет ногами, но добраться до него не даёт кто-то пятый; Томо успевает отшатнуться назад, избежав встречи с двусторонним лезвием топора, пролетевшего в каких-то миллиметрах от его лица и воткнувшегося в песок. Сначала он разбирается с тем, кто этот топор бросил, потому что тот подросток, словно овечка, продолжает стоять и просто наблюдать, парализованный страхом. Похоже, дерзкое метание топора в свою сторону Томо не оценил, поэтому противника он убивает с его помощью: после парочки блоков чужих ударов и череды собственных, брюнет пинает участника Арены в грудь с такой силой, что тот не удерживается на ногах и падает спиной вперёд. Прямо на воткнутый в песок топор. Звук удара тела об лезвие глухой и с каким-то хрустом — прощай позвоночник. Противник судорожно трясётся, хрипит и быстро обмякает, переставая дышать. С подростком оказывается проще всего с физической точки зрения, но, наверное, не с моральной. Томо понимает, что парень оказался здесь то ли по глупости, то ли в уплату долга — что от первого не слишком-то далеко находится. Он смеряет дрожащего подростка взглядом, апатично переводит его на валяющийся около одного из трупов нож и вздыхает. Правила есть правила. Побеждает только один. Сора мысленно пытается посчитать, сколько раз он задерживал дыхание и сколько ударов пропускало его сердце за время этой резни. У него мелко подрагивают пальцы и губы саднят от укусов. Он даже не может понять, почему его так колбасит: потому, что Томо имел все шансы умереть? Или потому, что это означало бы, что они не смогут подраться сами? Или же всё-таки из-за того, что Сора его попросту не узнаёт? Точнее, узнаёт с совершенно новой для себя стороны. Она пугает парня, но есть в ней что-то притягивающее. Может быть, как раз-таки то, что это их общая черта: они — два психа, которые когда-то давно сумели разглядеть друг в друге всё это и принять. — «Потом поймешь», да, Томо? Я понял. Я всё понял, — улыбается Ямарута так же, как до этого улыбался брюнет перед тем, как выйти на Арену. Томо разминает шею и незаинтересованно окидывает взглядом пространство, щедро усыпанное свежими трупами. На Арену, мельтеша, словно тараканы, выбегают «уборщики» — группа из пяти человек. Они быстро освобождают окровавленный песок от остывающих тел, утаскивая их обратно вглубь помещений под трибунами. До ушей вновь доносятся чужие довольные возгласы, чуть реже — вздохи проигравших свою ставку зрителей, а после и голос из громкоговорителей: — Четырнадцать противников на одного! Тринадцатая победа! Невероятно! Судя по выражению лица Томо, ему на всё это наплевать: сколько там и кого он убил. Его не волнуют чужое восхищение, вспыхнувший страх или обещанные за победу деньги. У него своя причина стоять здесь. На Арене он не Охотник — тут он и близко не полицейский, — поэтому он не утруждает себя лишними размышлениями о том, кто сегодня проиграл по его вине, ведь его вины в этом нет. Это Арена; место, где убивают ради удовольствия — своего или чужого, не столь важно. Здесь это в порядке вещей. Здесь может оказаться любой. Если ты находишься по ту сторону сетки против своей воли, то у тебя есть два пути: победить или умереть. Ты вынужден убивать сам, иначе сможешь покинуть это помещение только оказавшись трупом. Те, кто приходят сами, делают это по разным причинам: им нужно либо красивое зрелище и признание толпы — их можно считать обычными серийными убийцами, хотя они выживают здесь значительно реже остальных, — либо внимание достойного работодателя в сфере определённых услуг. Есть ещё те, кому нравится чувство смертельной опасности, ощущение адреналина в крови. Иначе говоря, все те, кто не входят в список как первый тип, — это люди, которые хорошо умеют убивать. А Томо ни разу не проиграл. Теперь-то Сора осознаёт всю серьёзность предыдущих предупреждений брюнета. Он не преувеличивал, не шутил и не брал на себя слишком много. «Надменная выскочка. Вот где твоё настоящее лицо прячется? На Арене?» — делает вывод Сора, скрипя зубами и не замечая, что дрожащая улыбка так и не сходит с его лица. — Потрясающе зрелище, браво! — вещает, тем временем, мужской голос из динамиков. — Но является ли тринадцать побед пределом? Может быть, есть желающие попытаться прервать эту возмутительную, но в то же время удивительную череду выигрышей?! Ну? Кто-нибудь? Неужели никто? Трибуны вздрагивают от чужих перешёптываний. Сора ловит на себе взгляд брюнета и понимает: тот смотрит с вызовом и ждёт. Ждёт его прямо там, на дне. Что ж…