Железное небо: Вспомнить всё

Если существует точка невозврата, то сегодня она была преодолена. Выйти из участка и добраться до машины оказывается нелегко даже для Кенджи. Прямо у входа в здание толпится возмущённый народ, требуя объяснений всему происходящему. Среди этих людей безусловно присутствуют родственники всех погибших и пострадавших, а также неугомонная пресса. Киборг щурится и рефлекторно прикрывает голову руками, пробиваясь через толпу, словно пытаясь плыть против мощного течения. Его обступают со всех сторон, дёргают, что-то спрашивают, но парень непоколебимо продирается до внедорожника, игнорируя всех вокруг. От чужих выкриков голова пухнет. Парень быстро покидает территорию участка и выруливает на улицу, но и там дела обстоят ничуть не лучше: кошмарные пробки и люди, бесстрашно снующие туда-сюда между машинами так, словно им наплевать, что их могут хладнокровно переехать, как только пробка немного протиснется вперёд. Это не те люди, которых можно увидеть в любой другой день в качестве безликих прохожих. Обычно никогда не задумываешься о том, куда спешат незнакомые люди, ведь, во-первых, это неинтересно, а во-вторых: куда бы эти люди не направлялись, они просто бредут в потоке такой же движущейся по своим делам массы: на работу, в магазин, на встречу, в клуб. Вариантов бесконечное множество, едва ли что-то способно намекнуть на верное предположение. Но глядя на этих зверей чётко осознаёшь, что они хотят чего-то более примитивного, а порой даже понимаешь, чего именно: выбить стёкла в магазине, стащить аппаратуру, опустошить кассу; зажать кого-то в тёмном переулке; распугать таких же животных парой выстрелов в воздух. А всё почему? Потому что сейчас до них никому нет дела. Действительно, а так ли опасны какие-то хулиганы и мародёры, когда по городу шастает некто вроде Соры? Если он захочет, то перережет всех в этом сраном городишке, а ведь он не единственный железный. Что, если всех горожан ждёт то же самое, что и Коду? Кто-нибудь сможет такое предотвратить или остановить несколько десятков таких же железных? Для жителей Тэрроза это их личный апокалипсис, а раз так, то почему бы не пуститься во все тяжкие? Почему бы не сделать то, что так давно хотелось, но на что никогда не хватало смелости? Почему бы не стать тем, кто всегда сидел глубоко внутри человеческой сущности, связанный дурацкими законами, запертый под замками общественной морали и нравственности? Поддаться всем своим первобытным желаниям, поверив в то, что конец света неизбежен, кажется абсолютно нормальным. Неужели это плохо — насладиться свободой перед смертью? Кто не поступил бы так же? А что, если представить на секунду, будто всё это — огромный жестокий социальный эксперимент? Якобы людей заставили поверить в надвигающийся неизбежный конец всему. «Смотрите, мы все скоро умрём, так что делайте, что хотите!». И они сделали. Стали теми, кто они есть на самом деле. А потом: снято! Камера — стоп! Отличная работа! И вся эта кипящая на улицах гниль осознала, что конец всему настал лишь для них самих и только благодаря их собственным усилиям, ведь смысл был в том, чтобы увидеть истинное лицо человека. Того офисного планктона, держащего лезвие ножа у горла перемазанной в косметике блондинки. Того студента-отличника, с упоением насилующего свою двоюродную двенадцатилетнюю сестру. Той женщины, задушившей своего годовалого ребёнка, потому что он своим плачем мешал спать после ночной смены. Разумеется, никакого апокалипсиса не предвидится, да и социальным экспериментом здесь и близко не пахнет. Но стоило кому-то одному поддаться искушению, как с цепи, словно по команде, тут же сорвались все остальные. Стадо безумцев — это ведь тоже стадо. Суматоха происходит даже внутри стен больницы. Кенджи лавирует вдоль лестницы, избегая столкновений с несколькими сотрудниками, спешащими на другой этаж, и направляется прямиком к палате Роши. Рядом с дверью толпится несколько человек, среди которых Кенджи не сразу узнаёт Тамию, но мгновенно различает Рёму — тот со своим ростом даже при всём желании не смог бы затеряться среди других людей. Парень подходит ближе, прислушиваясь, и ненавязчиво подаёт голос: — Эм… здрасьте… — Кенджи, напугал! — удивлённо вздыхает Рёма, поворачиваясь. — Как он? — киборг кивает на дверь. — Более-менее, — отзывается мужчина чуть мрачнее и поворачивается обратно к парочке молодых людей, явно не являющимися персоналом больницы. — Ещё раз спасибо вам, ребята… — Что вы! — беспечно отмахивается блондинка. Кенджи долго и внимательно всматривается в смутно знакомое ему аккуратное почти детское личико девушки и вскоре вспоминает имя известной журналистки. — Мы не могли его бросить! И вообще, благодарить стоит его, — Юи прихватывает своего смущённо-недовольного приятеля и подталкивает перед собой. — Ким выхватил парнишку и наложил ему жгут! Причём из своей же рубашки! А потом дотащил… — Ну перестань уже, идиотка, — бурчит оператор, не желая привлекать к себе внимание. — Если я могу чем-то отплатить вам… — Да бросьте вы, — снова отмахивается девушка. — Мы, наверное, лучше пойдём, дела есть. А вам удачи! Пусть ваш сын выздоравливает как можно скорее! — улыбается блондинка, подталкивая Кима к лестничной площадке. Кенджи раздумывает несколько секунд и догоняет странную парочку. — Эй, постойте! — окликает он. — Вы видели, что случилось? Парочка переглядывается и, чуть помедлив, напряжённо кивает. — Не расскажете? — С какой стати? — хмыкает Юи. — С такой, — Кенджи демонстрирует своё удостоверение. Девушка хмурится, наклонившись ближе к пластине и вчитываясь, и еле заметно бледнеет, вновь отстраняясь. — Я тебя вспомнил, — сообщает киборг. — Ты и твой дружок пять раз попадались на попытках подойти к Ямаруте, но вас постоянно оттаскивали, а однажды кое-кто даже получил протезом по носу, — ухмыляется парень, взглянув на раздражённого Кима. Тот рефлекторно потирает переносицу и морщится. — И что с того? — Юи складывает руки на груди и горделиво вздёргивает острый подбородок. С учётом того, что девушка настолько низкого роста, что едва не дышит Кенджи в пупок, её поза выглядит весьма забавно и нисколько не угрожающе. — А то, что я сильно сомневаюсь, будто вы случайно оказались в нужное время в нужном месте. Вы за ним следили? Парочка снова переглядывается. Оператор пожимает плечами, оставляя решение за подругой. Та со вздохом переводит взгляд на Кенджи и показывает жест, будто между указательным и большим пальцами трёт что-то незримое человеческому глазу. — За информацию нужно платить, — объясняет она с хитрой ухмылкой. — Заплачу, если она окажется полезной, — фыркает Кенджи беззлобно. Он замечает, что взгляд оператора с каждой секундой становится всё более враждебным: он то и дело поглядывает на свою чуть более легкомысленную спутницу, но продолжает помалкивать, оценивая степень угрозы. Юи сомневается ещё какое-то время, вздыхает и рассказывает, как было. — То есть, погоди, хочешь сказать, — Кенджи прикладывает пальцы ко лбу, ощущая, что от новой информации мигрень усиливается, — что ты всего лишь хотела взять интервью у Соры по поводу тех нераскрытых убийств? — Вроде того… — И это из-за тебя моему брату отрезали руку? Чувство вины не позволило бросить его там, вот вы и помогли ему? Так, получается? — сдержано выдыхает Кенджи. — Кода первый вмешался, но его никто не просил! — возмущённо отпирается Юи. — А этот пацан влез к ним сам, меня там уже и близко не было! И… И, погоди, это что же получается, он твой… — Ты не рассказывала об этом отцу подростка? — невозмутимо перебивает Кенджи. — Нет, он не спрашивал подробности… — Хорошо, иначе тебя ждала бы совсем не благодарность, — ехидно усмехается киборг. — У тебя не язык, а помело! — раздражённо вздыхает оператор, одаривая свою спутницу невесомым подзатыльником. — Может, и ты тогда поделишься информацией? — предлагает Ким, переводя взгляд на киборга. — Что здесь вообще происходит? — разводит он руками и показательно оглядывается. Кенджи хочет послать парня куда подальше, но в голове щёлкает идея. Раз эти двое журналисты, то с их помощью можно слегка успокоить народ, а заодно выиграть немного времени для Ямаруты. Не то что бы Кенджи сильно за него переживал, но ему кажется, что Томо подумал бы точно так же. — Слушайте. Тот железный, которого Охотники пытались найти столько месяцев, уже пойман. Он нарочно подставлял Сору, используя тот же способ убийства, что и он, — на ходу сочиняет киборг. — А Кода? — удивляется Юи. — За что его убил Ямарута? — Это была личная… ссора. С Ямарутой сейчас разбираются по этому поводу, ведь его, в общем-то, и подозревали в предыдущих убийствах, но он, как оказалось, в них не виноват. В это трудно поверить, я знаю, но это действительно так. Парочка вновь переглядывается. Ким отрицательно мотает головой, будучи куда сообразительнее своей спутницы и словно общаясь с ней телепатически, без помощи слов донося до неё необходимую информацию. — Личная разборка? — с сомнением фыркает Юи, вновь повернувшись к киборгу. — Он убил бы и меня, и того подростка, дело тут вовсе не в Коде и какой-то там личной неприязни. И ты всё равно думаешь, что мы тебе поверим? — Придётся, — нервно улыбается Кенджи и добавляет чуть тише: — Или мне стоит рассказать отцу того подростка о том, из-за кого именно он лишился руки? Ты вообще в курсе, что это за человек и что с тобой произойдёт, если у вас случится столь громкий скандал? «Юи Савада виновна в инвалидности сына гениальнейшего инженера Тэрроза!» — звучит как сенсация, не правда ли? Интересно, в какой выгребной яме окажется твоя репутация? — он задумчиво постукивает пальцем по челюсти, растягивая губы в ухмылке. — Я не виновата! — вновь защищается Юи, но уже менее уверенно. — Он сам полез! Никто его не просил! А даже если ты попытаешься обставить всё иначе, тебе никто не поверит! — А если мы спросим у самого пострадавшего, который, между прочим, является ещё и свидетелем твоего чудесного спасения? — Кенджи кивает в сторону палаты. — Ему поверят, как думаешь? — Ах ты… — Давай так, — предлагает киборг. — Ты расскажешь людям о том, что настоящего преступника уже поймали и допрашивают, а случай с Сорой и Кодой был всего лишь… личной разборкой, как я и сказал. Тогда я буду держать рот на замке и пацана попрошу о том же. — Ты меня шантажируешь?! — ахает оскорблённая девушка, пунцовея от негодования. Её напарник окончательно мрачнеет и смотрит на Кенджи исподлобья, борясь с желанием врезать ему. Пока что успешно. — Да, шантажирую, — беззастенчиво кивает киборг и косит взгляд на сжатые кулаки Кима. Он решает провоцировать до конца, мысленно соглашаясь с тем, что порой прибегать к подобным вещам действительно очень выгодно. — Поверь, так будет лучше для всех, а для вас двоих — в первую очередь. Ты же не хочешь, чтобы твоя карьера полетела к чертям собачьим? Хотя бы о дружке своём подумай, что ли, — улыбается Кенджи, кивая на Кима. — Может, тебе просто зубы выбить, чтобы ты не болтал лишнего? — рычит оператор, еле сдерживаясь. — Так себе идея, Ким, если честно… — бормочет Юи, наконец-то обращая внимание на ненавязчиво торчащие из-под одежды протезы и первой понимая, что удар по этому парню ничем хорошим не кончится. — Она права, — соглашается Кенджи, пожимая плечами, и нарочно обращается конкретно к Юи: — Тебе лучше принять моё предложение, иначе разговор будет менее дружелюбным. — Я ему щас всеку, — держа себя в руках из последних сил, выдыхает Ким. Кенджи улыбается шире. — Попробуй. Ким наверняка смог бы стерпеть угрозы в свой адрес, но подобное отношение к своей спутнице сносить не собирается и таки теряет над собой контроль. Он с размаху бьёт киборга кулаком в челюсть и тут же сам сгибается пополам, прижимая запястье к груди и шипя от боли. Кенджи при ударе даже голову не поворачивает, хотя кожа на его скуле слегка краснеет в ту же секунду. Слабая жалящая боль присутствует, но киборг получил куда меньший ущерб, чем сам обидчик. — Блять! Я как по чугуну ударил! — стонет Ким, морщась, с трудом разгибая ноющие пальцы. Костяшки кулака тут же краснеют и заметно опухают. — А я пыталась предупредить… — вздыхает Юи с видом «ничего уже не поделаешь». Ким трясёт запястьем, сжимая зубы, и недоумённо шипит: — Ты что, весь из металла?! — Ага. — В смысле, блять, «ага»?! — В прямом, — вздыхает Кенджи, стирая с лица мерзкую самодовольную ухмылочку. — Ребят, мне некогда с вами возиться… Честное слово… У меня есть куча важных дел, но вы двое сильно облегчите работу мне и другим людям, если поможете. Обещаю, в долгу не останусь, — он утыкается в телефон на минуту, стирая из него лишние данные, и протягивает пластину Юи. — Если сделаете, как я прошу, то я свяжусь с вами и рассчитаюсь. Подумайте над цифрой, прежде чем озвучить её, идёт? — улыбается он, подмигнув журналистке. Та оторопело забирает пластину, косо поглядывая на парня. — Думаешь, меня волнуют деньги? — хмуро интересуется она, тем не менее отправляя чужой телефон к себе в сумочку. — Всех всегда волнуют деньги. Не ты ли сказала, что за информацию нужно платить? — усмехается киборг. — Информация — это то, в чём вы сильны. И мне необходимо, чтобы та информация, которой вы теперь владеете, дошла до остальных людей. Вряд ли призыв к благородству и слепому доверию сработали бы лучше, чем шантаж и купюры. — И что будет, если я сделаю так, как ты просишь? — скептично уточняет блондинка. Кенджи, не взирая на очередной испепеляющий взгляд от оператора, мягко прихватывает Юи за плечо и подводит к широкому окну, давая возможность увидеть, как где-то вдалеке за домами что-то дымится, а панорамные витрины магазинов на улицах разбивают какие-то подростки с битами в руках. — Ты остановишь нарастающую панику и облегчишь работу людям, вроде меня. Это в твоих интересах, потому что иначе не железные, а сами жители Тэрроза разрушат весь город своими руками, — тихим вкрадчивым голосом произносит Кенджи на ухо журналистке. Та застывает, словно мраморное изваяние, взирая на творящийся на улицах хаос. — Какой кошмар, — сипло резюмирует она, замечая, как кого-то тащат по асфальту прямо за волосы. Не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что всех полицейских и работников спецподразделений в Тэррозе попросту не хватит, чтобы успеть предотвратить все подобные случаи. Теперь девчонка точно не откажется. — Я на вас рассчитываю, — киборг небрежно машет ладонью на прощание, удаляясь обратно к палате. Юи и Ким стоят у окна ещё несколько минут, всматриваясь и убеждаясь в том, насколько всё серьёзно, но вскоре скрываются в тени лестничного пролёта. Кенджи уверен, что Савада займётся репортажем незамедлительно, так что смело отбрасывает мысли о ней и приближается к старой коротенькой скамейке, расположенной вдоль стены с дверью в палату. Сгорбившаяся мрачная фигура с длинными каштановыми волосами, местами испещрёнными седыми прядками, поднимает голову, услышав шаги. Тамия пытается улыбнуться при виде Кенджи, но выходит очень вяло. У неё слегка опухшее от слёз лицо и покрасневшие глаза. Женщина тихонько шмыгает носом, комкая в руках носовой платок. Кенджи осторожно присаживается рядом, ощущая себя немного неловко. Скорее даже неуместно. — Как вы? — обеспокоенно спрашивает он вполголоса. — Ужасно, — признаётся Тамия. — Но не так ужасно, как мой сын. — С ним всё будет нормально… — Конечно, — кивает женщина, вздыхая. — Рёма пошёл обсудить с ним кое-что… По поводу руки. — Протез? Он сделает для него протез? Тамия кивает и сдерживает вновь подкатившие к горлу слёзы. Кенджи сочувствующе хмурится, не зная, что сказать. — Вас это в некотором роде сблизит, да? — Тамия смотрит на ладони парня. — Я не смогу поддержать его как следует. Понятия не имею, каково это… Так что, может быть ты… Может быть, ты поможешь ему принять себя? — с надеждой спрашивает она. «Я сам себя до сих пор не принял…» — Помогу, — глухо отзывается Кенджи и чуть более бодро улыбается. — Знаете, а ведь Роши вполне может не расстроиться из-за того, что вместо своей руки у него будет железная. Он ведь фанатеет по всей этой фигне. — Отчасти так и есть, — внезапно соглашается женщина. — Только этот фанатизм до добра не доводит, — вновь мрачнеет она. — Он должен был убедиться в этом ещё в прошлый раз… — В прошлый? Тамия ядовито улыбается. — Знаешь, кто виноват в смерти моей младшей дочери? Женщина переводит взгляд на парня и одними губами произносит ненавистное ей имя.

***

Скай вваливается в квартиру и идёт на кухню прямо в обуви, оставляя за собой грязные песочные отпечатки подошвы. В небольшом баре он находит непочатую бутылку виски, откупоривает крышку и пьёт с горла большими глотками. Горьковатая жидкость раздирает глотку и обжигает желудок. На фоне всего остального это кажется приятным ощущением. Перед глазами вместо гладкой столешницы возникает холодный металлический стол с лежащим на ним мёртвым телом. Скай делает ещё несколько глотков и прерывисто выдыхает, стараясь справиться с желанием сломать что-нибудь, а потом плюёт на это и с размаху запускает опустевшую на треть бутылку в стену. На светлых обоях тут же остаётся огромное мокрое пятно, а осколки стекла разлетаются повсюду и катятся по дорогому ламинату в разные углы. Дайлер ощущает себя таким же — разбитым куском дорогой безделушки. Он борется с новым порывом ещё пару секунд и не выдерживает: кричит настолько громко, насколько способен, пока не выбивается из сил окончательно, срываясь на беззвучные всхлипы. Он видел Коду. Видел его изломанное тело с перерезанным горлом. Скай закуривает, чтобы занять себя хоть чем-то, держит сигарету дрожащими пальцами. Та вскоре выскальзывает и падает на пол. Мужчина зло матерится себе под нос, тушит окурок ногой, не трудясь поднять его, и закуривает новую сигарету. Он не знает, что ему делать дальше. В городе чёрт ногу сломит, от мэра требуют принятие каких-то мер, а его это не волнует. Ему настолько наплевать, насколько это вообще возможно. Если бы он мог, то каждого из этих людей не задумываясь обменял бы на парня с железными челюстями, из-за которого его жизнь дважды за последние полгода перевернулась вверх ногами. Ямарута мог бы убить любого. Абсолютно. Почему именно Кода? Он не заслужил такой смерти. Он вообще не должен был умереть. Парень и без того достаточно хлебнул дерьма за свою жизнь, у него только-только начало что-то налаживаться, так почему же?.. Это просто несправедливо. Скай тоже виноват. Он сам лишил сивого той возможности выжить, которая была у Соры. Коду могли бы спасти точно так же, если бы Роши создал запасные позвонки. Ну и что, что пришлось бы кем-то жертвовать ради этого? Но зато Кода сейчас был бы жив. «Нельзя разменивать одну жизнь на другую только потому, что это кто-то из твоих близких», — так бы он и сказал, если бы кто-то иной начал умолять его вернуть к жизни любого другого железного. Но… Если бы только Скай заранее знал, что произойдёт с Кодой, то наплевал бы на все собственные правила и перестал считать многие вещи аморальными и неправильными. Если бы ради спасения Коды пришлось убить кого-то другого — Скай замарал бы руки не раздумывая. Чужая личная трагедия никогда бы не довела его до подобных мыслей, а теперь… Мужчина хочет выть в голос. Все умирают. Это же нормально. Естественно. Так и должно быть. Только для Ская смерть Коды рядом с этими словами и близко не стоит. Он достаёт ещё какую-то бутылку и пьёт уже из неё, но алкоголь его вообще не берёт. Нисколько. Даже на секунду. Только голова сильнее гудит и горло дерёт так, будто Скай наглотался гвоздей. Он морщится и только теперь понимает, что просидел так уже около полутора часа. Хочется распластаться горящим лицом на прохладной столешнице и закрыть глаза, чтобы не видеть непривычно пустую квартиру. Не видеть чужую футболку на спинке дивана. Не видеть чужую кружку на столе. Не видеть ни-че-го. А ещё было бы неплохо не слышать собственные мысли и пугающую тишину в помещении. Собственная территория кажется незнакомой и враждебной. Столешница и впрямь приятно холодит кожу. Голова, правда, моментально начинает безбожно кружиться, стоит только закрыть глаза, но ничего, это терпимо. Скай тяжело вздыхает и старается не думать о том, что нельзя смешивать алкоголь и мощное успокоительное, и улавливает едва различимые медленные шаги, сопровождающиеся тихим хрустом разбитого стекла. — Я у тебя в гостях со студенчества не был, — раздаётся усмешка знакомого мужского голоса. — Если ты будешь преследовать меня в виде галлюцинации, то я точно наложу на себя руки, — хрипло и глухо отзывается Скай, даже не дёрнувшись от неожиданности. У него и на ответ-то силы едва нашлись. — Ты дверь не запер, кретин. — А надо было? — равнодушно уточняет Дайлер и таки поднимает голову, сталкиваясь взглядом с Томо. — Зачем ты притащился? Поиздеваться? — А как же, — улыбается брюнет, останавливаясь с другой стороны от столешницы и скептично покачивая полупустой бутылкой в воздухе. — Вроде бы я сказал «успокоительное», а ты меня понял вот так? Ты же не собирался использовать себя в качестве блендера и отравиться сомнительным сочетанием веществ? — Не собирался, — обессилено выдыхает Скай, массируя ноющие виски. Он честно не планировал ничего такого, но предательские мысли всё равно позорно проскакивали. Даже не удивительно, что Томо сразу это понял. — Убедиться всё же стоило. — И как? Убедился? Теперь проваливай. — Не хочу. — У тебя, кажется, есть дела поважнее. — Разумеется. — Ну так катись отсюда! — выплёвывает Скай раздражённо. Спокойствие Томо выбешивает его с новой силой, заново вспенивая все негативные эмоции, испытанные за сегодня. — Вали нахрен к своему драгоценному Ямаруте, а меня оставь в покое! — шипит мужчина чуть сдержаннее. — Сначала ты меня выслушаешь. — Не собираюсь я… — Меня это не волнует, — перебивает брюнет. — Ты выслушаешь, а потом я уйду. Скай нервно усмехается, с трудом сдерживая себя в руках. — Как же вы меня заебали, — вздыхает он. — Вы оба, — рычит он уже громче. — Все вы. Один другого лучше. Психопат на психопате. Убийца на убийце. Привыкли, что вам всё дозволено, что вам всё будут прощать и спускать с рук. Что ты — Охотник, привыкший, что закон для него пустой звук. Что Сора: железный, для которого сами законы природы — нелепая условность. Кенджи вообще, блять, уникальная находка. Сборище фриков. Да на вашем фоне любой серийный убийца или психически больной человек выглядит более адекватным. — Один ты нормальный? — Да. Да, блять! Я один среди вас нормальный, — устало вздыхает Скай, раздражённо хмурясь. — Обычный, сука. Самый, мать его, обыкновенный человек. Томо не меняется в лице, лишь вопросительно вздёргивает бровь. — А обыкновенному человеку стоит напомнить, как его на самом деле зовут? Скай нервно сглатывает, стремительно бледнея, и рычит: — Не смей. — Тогда давай сделаем вид, что мы оба нормальные люди, и просто поговорим, — предлагает брюнет, огибая стойку. Он занимает соседний высокий стул рядом с Дайлером и возвращает бутылку обратно на стол. Скай сразу прилепляется к ней, но вскоре ставит на место, потому что алкоголь всё ещё не начинает действовать и это страшно раздражает. — Тех, кто использовал Ямаруту, было двое. — Прекрасно, — фыркает Скай без интереса. — Одного мы нашли среди Карателей. Второй должен быть где-то в городе. — Удачи в поисках. — Они несут ответственность за то, что случилось, а вовсе не… — Я знаю, — морщится Скай, взъерошивая взмокшие от пота волосы. — Знаю, но… Я не могу ничего с собой поделать. Коду убили его руками. Умом я всё понимаю, но я просто не могу перестать думать о том, что видел… Если бы я этого хотя бы не видел, то, может быть, было бы проще. Но я, блять, видел, — горько усмехается мужчина. — И я… — Договаривай. — Ненавижу его. — А ещё кого? — Тебя, — выдыхает Дайлер, жмурясь в попытках справиться с бурлящими внутри него эмоциями. — За то, что ты его защищаешь. Томо переводит на мужчину спокойный изучающий взгляд. Скай неторопливо растирает собственные пальцы так, словно в любую секунду сломает их, случайно приложив больше усилий. Брюнет катит бутылку с алкоголем по поверхности стола ближе к Дайлеру и кивает. — Давай. Разбей её. — Я уже разбил одну… — Ну так сделай это ещё раз. Уверен, ты не обеднеешь. Скай, чуть подумав, поднимается со стула, ощущая себя немного нелепо, хватает бутылку за горлышко и с размаху швыряет в ту же стену. Третью бутылку он достаёт уже сам и отправляет всё туда же, чувствуя, как тело пробирает лёгкой дрожью. Он выкидывает всё, что попадается ему под руку. Каждый новый бросок даётся легче предыдущего, а приятная судорога в мышцах вскоре сходит на нет. Мужчина усаживается обратно, выравнивая чуть сбитое активными действиями дыхание, и пытается сообразить, почему сразу так не сделал. Оказывается, лёгкий дебош приносит капельку умиротворения и проясняет сознание. — Всё ещё ненавидишь меня? — вновь подаёт голос Томо, меланхолично рассматривая валяющиеся на полу разноцветные осколки. — Не знаю, — чуть подумав, вздыхает Скай как-то несчастно. — Смотри-ка, уже не «да», а «не знаю», — лукаво улыбается брюнет. — Теперь другой вопрос. Если бы все действующие лица поменялись местами, ты поступил бы иначе в отношении Коды? Дал бы мне зайти в камеру и пристрелить его? — Ни за что! — Вот и хорошо. Эта мысль должна уберечь тебя от глупостей. — Блять… — Скай роняет голову поверх сложенных на столе предплечий и бормочет, еле ворочая языком: — Я понимаю, к чему ты клонишь. Но я — не ты. Я не могу по щелчку пальцев перестать думать или чувствовать. Хотел бы, но не могу. Да-да, я знаю, все эти… эмоции… для тебя это слабость, но… — С чего ты взял? — хмурится Томо, искренне недоумевая. — По-твоему, я считаю проявление эмоций слабостью? В отношении себя могу сказать, что мне удобнее, когда я могу контролировать себя вне зависимости от обстоятельств, — с лёгкостью объясняет он, — но никто не обязан жить по моим принципам. Скай поворачивает голову, смотря на Охотника из-под упавших на глаза тонких красных прядей, и не моргает. — Удивлён? А что с тобой будет, если я скажу, что именно попытки сдерживать эмоции я считаю слабостью? — спрашивает Томо абсолютно серьёзно. — Ведь это всё равно что бежать от проблем вместо того, чтобы жить с ними. Стресс имеет свойство копиться внутри, ему необходим выход наружу, иначе это может плохо закончиться, — он скользит взглядом по шраму на шее Дайлера, но вскоре пожимает плечами и переключает внимание на что-то другое. — Да тебе то же самое любой детский психолог скажет. Зачем я тут распинаюсь? Хочешь разбить всю посуду в доме — разбей, хочешь рыдать в подушку — пожалуйста. Осуждать тебя будет только полный идиот. Я не из их числа. Но всё должно быть в меру, — Охотник смотрит куда-то перед собой и добавляет уже тише: — Есть решения, которые нельзя принимать на эмоциях. Скай долго молчит, обрабатывая услышанное. Он не помнит, когда последний раз напрямую сталкивался с искренностью брюнета, когда его голос не был пропитан привычным ехидством, а произнесённые вслух слова не были нацелены на то, чтобы оскорбить или поиздеваться над собеседником. Скай фыркнул бы в ответ и тут же забыл всё услышанное, скажи то же самое любой другой человек, но эти слова принадлежат Томо. И теперь Скай растерян. Он невольно вспоминает, как наставил пистолет на брюнета, и понимает, что если бы тот выстрел произошёл, то одной пулей Дайлер убил бы десятки людей. Но даже не это самое главное. Направив дуло на Охотника, Скай неосознанно сделал то же самое в отношении себя: выстрел в Томо был равносилен выстрелу себе в висок. — Чего ты от меня добиваешься? — вздыхает, наконец, Скай, разрывая повисшую на кухне тишину. Томо молчит, закуривает. Делает несколько затяжек и только затем произносит: — Дай мне найти того, кто остался. — А потом что? — Хочу знать, что такого сделал Ямарута и что он сам скажет по этому поводу. — То есть, будешь ждать, когда он всё вспомнит? — уточняет Скай с новой слабой порцией раздражения в голосе. — А что будет после этого? Сделаешь вид, будто ничего не случилось, и вы с ним начнёте ходить в кино за ручку? Ну уж нет. Если нашлись эти двое, кто сотворил с ним такое, то где гарантия, что это не повторится снова? А если кто-то ещё решит попользоваться услугами этого парня и сделает это намного масштабнее? Не-е-ет… Ни за что! Я больше не буду идти у тебя на поводу, хватит. Находился уже, сыт по горло, — хрипло посмеивается Дайлер, ощущая, как спустя столько времени его резко начинает клонить в сон из-за выпитого алкоголя и усталости. — С меня довольно доверия поехавшим железным. Я согласен либо на его окончательную смерть, либо на заточение. — Но ты позволишь мне закончить. «Но»? Скай аж вздрагивает, не веря своим ушам, и поворачивает голову. — Что ты сказал? — Ты позволишь мне закончить, — терпеливо повторяет брюнет, всматриваясь во что-то перед собой жутковатым отстранённым взглядом, от которого мурашки бегут по коже, — и больше никогда его не увидишь. По рукам? — Ты… — Скай спотыкается на полуслове и с трудом собирает мысли в слова: — Ты сейчас серьёзно? — Абсолютно.