Железное небо: Вспомнить всё

Месяц спустя В заведении находятся всего несколько человек, но от их хорошего настроения и всеобщего веселья становится настолько душно и тесно, что кажется, будто эти люди решили отпраздновать что-то в набитом битком автобусе. Все переживания ими стойко отметаются на второй план в попытке освободить место для временной беспечности, позволяющей просто быть собой и расслабиться в приятной компании. Томо не понимает, что он делает на этом празднике жизни. Тоду исполнилось то ли сорок девять, то ли уже все пятьдесят — брюнет так и не понял, да и не особо стремится. Он знает лишь то, что никто изначально не рассчитывал на его участие во всеобщей вакханалии, догадываясь, что Томо молча отсидится в сторонке, вытерпит полчаса-час и свалит подальше от чужих радостных воплей, если вообще согласится прийти. Но он согласился, и даже более того — действительно пришёл. И он сам не в курсе, почему. — Дайте мне кусок с пятёркой! Хочу с цифрой! — Она несъедобная, Тод. — А это я сейчас и проверю! Вообще-то, старик равнодушен к сладостям, но за кусочек торта с цифрой бьётся не на жизнь, а на смерть. Никто, в общем-то, и не возражает имениннику, но тот всё равно ведёт себя так, словно весь мир нацелился на злосчастную красную цифру, водружённую на белоснежный кремовый кусочек торта. Значит, всё-таки пятьдесят. В таком возрасте вообще нормально вести себя настолько нелепо? Или это своеобразная дань уважения одному идиоту, которому такие детские капризы были по крайней мере свойственны? — Кенджи, ты… — Я?.. —…свинота. Парень изумлённо застывает, погрузив собственный указательный палец в рот на треть. На щеке откуда-то пятно крема от торта. Киборг выглядит таким удивлённым, будто ему только что сообщили, что он стоит среди всех присутствующих абсолютно голый. Рёма — двухметровая дылда — наклоняется к парнишке и сцеловывает с его щеки крем, а после улыбается и говорит что-то совсем тихо. Кенджи медленно качает головой. С пальцем по рту. Зрелище неприличное, благо никто не решается сказать об этом подзависшему парню. Совсем растерялся, бедолага. Кажется, они с Рёмой всё-таки приняли решение остаться жить в Тэррозе. Трудности наверняка имели место быть, но парни, несмотря на обстоятельства, были непреклонны. Помимо этого, не так давно Кенджи обзавёлся искусственной кожей для своих протезов, а потому чуть что тянет пальцы в рот, если прикасается к еде. Как ребёнок, честное слово. Но это пошло ему только на пользу: он стал заметно свободнее чувствовать себя в обществе, да и жизнь парня в некоторых аспектах наверняка упростилась в разы, чему радуется и Рёма — он с этим блеском восторга в глазах вообще похож на светящуюся лампочку. В целом, внешне Кенджи практически не выделяется на фоне того же Роши, разве что пластины вдоль его спины всё ещё виднеются из-под одежды. А Роши, кстати, не стал использовать кожу. Он смирился с утратой руки почти сразу, а теперь с удовольствием закатывает рукава своих ярких толстовок, обнажая протез и явно наслаждаясь его видом. Как бы странно это ни звучало, грубое железо в теле придало парню уверенности в себе. Наблюдать за его развитием становится всё интереснее. Наверняка, лет через пять Роши уже будет знать себе цену, а ещё лет через десять — набивать её. Впрочем, почему бы и нет? Гений же. А вот с Анемон всё ровно наоборот. —…Зато мне не нужны очки, чтобы видеть дальше собственного носа! Как ты вообще умудрился дожить до своих лет? Это же кошмар! — возмущается малышка, вертя перед своим лицом стянутые с гневно сопящего Ятсуме-младшего очки. — Операция по коррекции зрения стоит не дороже обеда, почему ты её не сделал? — Меня пугает мысль о том, что в моих глазах будут колупаться лазером, — ворчит парень, щурясь, чтобы видеть не разноцветное пятно, а девочку, которая им является. — А твой отец? Тоже боится? — Тоже… — Что за семейка ссыкунов?! Подумаешь, три минуты запаха палёного хрусталика — и хоба! Ты уже зрячий нормальный человек! — Тебе не страшно только потому, что ты не представляешь, о чём говоришь, — терпеливо вздыхает парень. — Бояться нужно чего-то конкретного, — многозначительно пожимает плечами Анемон. — А если я чего-то не пробовала, то как я пойму, стоит ли мне этого бояться? Анемон рассуждает по-взрослому, тут не поспоришь. Но Томо отлично помнит, как две недели назад девчонка пересеклась с ним по пути к заведению Тода и к чему это привело. Анемон самозабвенно завела диалог, не обращая внимание на редкие сухие ответы, и перескакивала с темы на тему, одну из которых брюнет вспоминает почему-то именно сейчас, хотя он не то что бы с большим интересом слушал детские откровения. Малышка тогда искренне недоумевала по поводу того, что все её одноклассницы бессмысленно гонятся за модными новинками, то приобретая дорогую одежду, то не менее дорогие телефоны. Анемон заявляла, что эти курицы, как она выразилась, не нуждаются в подобных вещах на самом деле, но желание повыёбываться перед своими знакомыми затмевает им рассудок. Казалось бы — в принципе, логично. Только вот Анемон добавила, что ей этого не понять, и старалась при этом выглядеть максимально пренебрежительно, но завистливо-гневный взгляд выдал её с потрохами. Глубоко внутри она тоже хотела обратить на себя внимание этих «тупых малолеток», чтобы обрасти новыми знакомствами, сомнительной школьной популярностью и каким-то там авторитетом среди подростков, однако у неё банально не хватало денег на приобретение столь необходимых безделушек, да и богатых родителей тоже не наблюдалось. Томо не стал иронично выводить девочку на чистую воду, однако непонятно откуда взявшееся любопытство одолело верх, вследствие чего Анемон, немного позже, внезапно обнаружила у себя в кармане несколько тысяч сейн. Подозревать Охотника она даже и не подумала. На радостях от неожиданной и приятной находки Анемон забыла обо всём на свете, а уже через полчаса прибежала в заведение Тода со счастливой улыбкой на лице и новыми кроссовками на ногах. Подошва кросс имела разнообразную неоновую подсветку, которая некоторое время была популярна ещё лет сто назад и быстро наскучила поколению подростков тех времён; теперь же она вновь набирала обороты. А Анемон, став гордой обладательницей светящихся кроссов, была популярна среди своих одногодок ещё целую неделю и открыто этим наслаждалась, напрочь позабыв о том, что других девчонок она за подобное вроде как презирала. В общем-то, эксперимент удался, но Томо, разумеется, промолчал и об этом, чуточку позабавившись. От того нынешние рассуждения Анемон кажутся брюнету не менее провокационными: она прям нарывается на новые проверки силы воли. Только Охотник всё ещё не понимает, почему вообще находит это забавным. Не менее забавен для Томо тот факт, что именно его внезапная остановка сердца лишила Грин последней колбы с кровью Ямаруты. Девушка больше не сможет изучить состав и выяснить новые подробности, однако кое-что она успела узнать ранее и всё же поделилась этим с Томо. Например: кровь Ямаруты отличается от крови Бага. Организм последнего попросту несовместим с человеческим, тогда как с Сорой всё иначе — он-то изначально был обычным человеком и подвергся своей «мутации», если так можно выразиться, спустя время. Баг же изначально родился с такими изменениями тела, которых в природе быть не должно. Его кровь с кровью обычного человека даже не смешивается, зато смешивается с кровью железных и того же Ямаруты, действуя подобно регенту. Что же насчёт крови Соры: она хранится намного дольше человеческой и идеально подходит для донорства другим людям, что уж говорить о её способности исцелять травмы. К тому же, в случае с его кровью не может быть передозировки, потому как организм, не нуждаясь в исцелении, воспринимает эту жидкость как лекарство или простой физраствор. Парня буквально можно было бы использовать для откачки из его тела миллионов галлонов ценной исцеляющей крови. Не ясно только, способна ли она возвращать человеку утраченные конечности, но исходя из того, что передозировки быть не может, это легко можно было бы выяснить, хотя что-то подсказывает, что да — она способна и на такое. К сожалению, узнать наверняка уже не получится. Томо даже слегка удивился тому, что Грин больше всего обеспокоилась не этим, а тем, почему именно «не получится». Узнав о том, что Ямарута добровольно остался в горящем здании, девушка буквально потеряла дар речи на несколько минут, и лишь затем запоздало поняла, что об этом ей рассказал сам Томо. Не просто рассказал, а сделал это так, словно всё случившееся совершенно естественно. Грин отчаянно пыталась разглядеть за привычным хладнокровием брюнета что-то иное, загнанное глубоко внутрь, искренне переживая за его психику и моральное состояние, но так ничего и не добилась. Спрашивать напрямую у неё язык не повернулся. Она побоялась ранить Охотника своей бестактностью, а потому предпочла не поднимать эту тему вовсе. Зато двухнедельный отпуск пошёл ей только на пользу. Грин наконец-то начала выглядеть как человек, который высыпается каждую ночь. Изредка она всё же забегала в участок к Охотникам — так, обменяться парой-тройкой приветствий и поболтать ни о чём. В один из последних своих визитов Грин без тени смущения во всеуслышание заявила, что проколола соски, чем вызвала десятки синхронных фейспалмов от не впечатлённых таким откровением сотрудников и несколько фырканий от тех из них, кто мог похвастаться более экстремальным пирсингом. А такие правда присутствовали. Как-то раз по воле случая Томо застал своего молоденького помощника, обжимающимся с охранником участка — а это, стоит напомнить, девушка — в мужском туалете. Видимо, парочке было настолько невтерпёж, что на обеде они решили уединиться по-быстрому, а вот дверь запереть забыли. Томо успел зайти за порог и застыл, сразу поняв, что происходит. Вышел он лишь через несколько секунд, самую малость растерявшись: стоило наорать на дебилов, он ведь имел на это полное право; с другой стороны, их можно было понять, ну и запереть снаружи (смеха ради). Пока он стоял и раздумывал, как поступить, совершенно не испытывая никакой неловкости, парочка завозилась, поправляя одежду. В этот момент Томо чисто случайно увидел, что у его секретаря — довольно робкого (казалось бы) и мелкого парнишки — металлический шарик пирсы блестел ровно под головкой члена, а если ещё точнее, то сам прокол проходил через уздечку. От невольной попытки представить примерные ощущения в момент прокола члена в таком месте у Охотника аж помутнело перед глазами. Он буквально почувствовал, что побледнел, и так же молча вышел обратно в коридор, считая немного странным тот факт, что от увиденного не начал рыдать кровавыми слезами и даже не ослеп. Забыл об инциденте уже минут через десять. А вот о пирсинге своего помощника невольно вспоминал каждый раз, когда натыкался взглядом на красного, как варёный рак, парня. Впрочем, вопли Грин о проколотых сосках тоже не остались без столь необходимого ей внимания, судя по тому, как она стреляет глазками в сторону Рей, а та отвечает ей взаимностью, потягивая виски. Буквально сорок минут назад Трейн нарушила личное пространство Томо, подсев к нему практически вплотную, и завела разговор о таких вещах, от которых хотелось без передышки закатывать глаза. В целом, тема глаз в её монологах тоже присутствовала. — Вот я смотрю, короче, тебе в твои серые глазёнки, которые мне в душу пялятся, и знаешь, чё думаю? Знаешь, чё они мне напоминают? — пробормотала Грин, подперев щёку ладонью. Томо и бровью не повёл, ни капли не заинтересовавшись. — Луну! Прикинь! А вот здесь он подавился на вдохе. Назвать данное сравнение неожиданностью — это слабо сказано, но Томо решил промолчать, потому что девушка не нуждалась в расспросах, чтобы продолжить пьяную мысль. — Луна — она ж, ну такая, тоже серая, такая далёкая и таинственная, но завораживающая и немного пугающая… Знаешь, скока легенд про неё всяких ходит? Прям как про твою мутацию! Доля правды в этом есть, только связи всё ещё не заметно. — Кста-а-ати, Луна ведь отражает свет Солнца, да? — вздохнула Трейн, мечтательно улыбнувшись. Томо это почему-то самую малость напрягло. — А у кого у нас тут глаза сравнивали с Солнцем? Кто та желтоглазая змеюка? А это вполне очевидное сравнение… — Ты ведь и впрямь первый, кто заметил проблеск света в этом омуте дерьма под именем Сора Ямарута, — Грин скосила взгляд в сторону шумно галдящих смеющихся людей и добавила: — И именно ты дал возможность другим людям увидеть это… Странные у неё мысли возникли. Отмахнуться и не развивать их в своей собственной голове получилось с трудом. Пусть этим занимается вдохновлённая непонятно чем пьянь. Только Трейн спустя сорок минут уже так наклюкалась, что, сменив между собой пару-тройку других более общительных собеседников, вот-вот перейдёт в яростное наступление в отношении Рей. И действительно: вскоре девушка отрывается от своего места, решительно надвигаясь на железную, а та, в свою очередь, подпустив Грин поближе, внезапно меняется с ней местами: усаживает на диван, где сидела сама, и, что-то шепнув, смотрит на Томо. Он буквально затылком чувствует на себе чужой внимательный взгляд, пока тенью проходит мимо галдящей толпы к выходу на улицу, и даже не удивляется, когда следом за ним показывается Рей. Они молча закуривают и стоят в тишине до тех пор, пока оба окурка не отправляются в урну. Томо не торопится возвращаться назад, вместо этого подкуривая новую сигарету. — Выглядишь, как глубинная бомба, только не в море, а в яслях, — улыбается Рей. — Что-то коснётся тебя и — бам! — сразу взрыв. — Ничего подобного, — пожимает плечами брюнет, выдыхая струю дыма. Любопытное сравнение, только вот… неуместное. Томо не ведёт себя странно. Хотя… Может быть, как раз в этом всё дело? — Да неужели… Томо не отвечает. — Хочу выговориться кому-нибудь, прости уж, но выбор пал на тебя, — спустя минуту вновь подаёт голос Рей и, убедившись, что отговаривать её от этой затеи не собираются, продолжает: — Знаешь, я… Я впервые чувствую себя такой опустошённой. Я ведь думала, что Сора убил ту несчастную девочку, а оказывается, что он был не так уж и плох, как я думала, и спас её. Жаль, но благими намерениями вымощена дорога в Ад… В итоге получилось, что он спас вовсе не несчастную девочку, а монстра. Хотя… — Рей оборачивается и сразу же находит взглядом Кенджи, маячащего за панорамным окном. — Благодаря Соре так же выжил вполне неплохой парень. Видимо, не такой уж он и отброс. Мне стоило бы извиниться перед Сорой, что скажешь? Охотник не меняется в лице и сухо кидает: — Поздно уже. Поддерживать этот диалог он точно не станет. Рей тихо вздыхает, опуская взгляд под ноги брюнета чуть правее от него. — Гляди-ка, кто-то опять принёс подарочек. Томо рефлекторно косит взгляд туда же. На асфальте прямо рядом с вывеской, светящейся тёплым оранжевым светом, лежит чёрная роза. — Не твоя разве? — сухо удостоверяется Томо, прислонившись спиной к стене и уставившись куда-то перед собой. — Я свою принесла три недели назад, — мягко улыбается железная. — Они каждый день появляются. То одна, то две. Кто-то приносит другие цветы. Однажды я видела, как какая-то женщина с маленьким мальчиком оставили тут коробку конфет и одуванчик. Удивительно, сколько людей вспомнили одного и того же человека ровно тогда, когда его не стало. И ещё более удивительно то, что они по нему скорбят. — Тод неделю назад нашёл здесь куклу Вуду с жёлтыми пуговицами вместо глаз, — скептично фыркает Томо в противовес услышанному. — Игрушке вспороли живот и вывернули наполнитель наизнанку. — Какая прелесть! — смеётся Рей. — Искренность всегда ценнее, даже если она порой бывает неприятной, — лукаво мурлычет она, не отводя взгляд от профиля Охотника. Он догадывается, что прозвучит дальше. Девушка выжидает некоторое время, наблюдая за тем, как Томо подкуривает уже третью сигарету, и спрашивает уже без игривых ноток в голосе: — Есть ли смысл беспокоиться за твоё состояние? — Нет. — Почему? — Я не твой друг, чтобы тебя это волновало. — Какой же ты грубый, — вздыхает Рей, в самом деле чуточку оскорбившись. — Даже для такой, как я, это кажется… ненормальным. — Что? Грубость? — Твоё спокойствие. — Мм. — Я бы переживала куда меньше, если бы ты психовал или стал налегать на спиртное — да что угодно, — хмурится Рей, переводя разговор в более серьёзное русло. — Но ты ведь ведёшь себя… — Как обычно? — подсказывает Томо. — Именно. Это меня и настораживает, хотя я знаю, что тебе не наплевать. Вряд ли кто-то приставал к тебе с расспросами… — Помимо тебя? — усмехается Охотник. — Нет. — Не удивительно… Но все мы заметили, что, несмотря на твоё поведение «как обычно», ты будто смотришь сквозь всех, кого видишь перед собой. Томо задерживает дым в лёгких, обдумывая услышанное, и медленно выдыхает, решая промолчать снова. — И тем не менее, больше ничего настораживающего никто не смог увидеть. Даже сейчас: я первая, кто завёл с тобой разговор о Соре в таком ключе, но ты всё ещё спокоен. Не понимаю, как у тебя получается… — Контролирую вот это, — Охотник стучит пальцем по виску, продолжая смотреть перед собой пустым нечитаемым взглядом. — А мне кажется, что на этот раз дело в другом, — улыбается Рей чуть шире, внимательно следя за брюнетом. Тот остаётся невозмутимым даже после этой фразы. — Не расскажешь, что именно случилось с Сорой? — Ты и так всё знаешь. — Что он остался в горящем доме? Да. Но что было потом? Томо таки поворачивает голову к девушке, и теперь она видит, что за последние минуты он успел устать от чужой болтовни на эту тему. — Ничего. Ничего потом не было, Рей, — выдыхает мужчина бесцветным голосом и вновь переводит взгляд на улицу. — Он умер. Звучит настолько убедительно, что железная даже шумно сглатывает, в первую секунду испытав острое желание извиниться, но тут же умудряется взять себя в руки. Она так просто не отстанет. — Его тело не нашли. — Интересно, почему. Может, потому что он сгорел? — Невозможно сгореть в обычном пожаре так, чтобы не было никаких останков, — хмурится девушка, веря словам брюнета всё меньше. — Даже в крематории при более высокой температуре на сгорание тела уходит не меньше часа. — Почему бы тебе это не проверить и не поджариться самой в, как ты говоришь, обычном пожаре? — чуть более раздражённо отзывается Томо. — А позвонки? Железо? Куда всё делось? — вновь сыплет вопросами Рей, игнорируя слова мужчины и продолжая давить. — Они не могли сгореть, но их тоже не обнаружили. Почему же все вокруг закрыли на это глаза? — Сказать почему? — сдержанно цедит Томо, потирая переносицу. — Потому что Ямарута однажды уже подстроил свою смерть, выдав фальшивые позвонки за свои. После подобного случая наличие позвонков среди обломков не стало бы безоговорочным доказательством его смерти. Этот придурок умирал слишком часто. Охотника еле заметно потряхивает, а дрожь в его голосе на последних словах ощущается слишком заметной на контрасте с его привычной твёрдостью и хладнокровием. Мужчина глубоко вздыхает, растирая лицо ладонями, а Рей едва заметно ёжится, ощущая холод, пробирающийся под одежду. Девушке становится стыдно, что она посмела заговорить об этом, будучи уверенной в том, что вытянет из Томо какую-то иную правду. Рей вновь смотрит на чёрную розу, лежащую под вывеской, и глотает вставший в горле ком. — Люди устали ему верить, — продолжает брюнет, взяв себя в руки. — Они устали раз за разом испытывать одно и то же, каждый раз думая, что вот теперь-то он точно умер. Вот он и доигрался со своими фокусами. Эти люди всё ещё дорожат Ямарутой, — Томо кивает в сторону зала, где самозабвенно веселится основная масса народа, — но в очередной раз скорбеть по тому, кто имеет привычку постоянно воскресать, им уже попросту кажется нелепым. И сейчас они уверены, что он как обычно однажды снова вернётся. — А разве это не так? — не скрывая надежду в голосе, спрашивает девушка. — Нет. В этот раз уже нет.