Гештальт

— Я бесконечно благодарна Брайану Орсеру, Трейси Уилсон и всей команде «Крикет Клаба». Без них я никогда не добралась бы до Олимпиады и не смогла бы выступить так, как выступила на этих командных соревнованиях. Но хочу сказать, что мы выполнили свои обязательства друг перед другом, наше сотрудничество окончено, и… Самые сложные слова. Даже представить невозможно, какой ураган начнется во всем фигурнокатательном мире после этих ее слов. Ну и пускай будет ураган. Она все решила. — …и готовить к личным соревнованиям меня будет другой тренер. Я возвращаюсь к Этери Георгиевне Тутберидзе. Корреспондент Первого канала, бравший у нее интервью, конечно, не был экзальтированным фэном. Он не упал без чувств от такой сногсшибательной новости и не закричал на всю микст-зону «Скорее все сюда! У нас тут ТАКОЕ!», но глаза его все равно зажглись предвкушением сенсации. — Очень неожиданная новость, что и говорить. И что же толкнуло вас на такой радикальный шаг прямо в разгар Олимпиады? Заявление Медведевой — это уже событие, но ведь может быть еще интереснее. А вдруг сейчас Женя скажет, что вдребезги разругалась со своими тренерами, и поведает какие-то нелицеприятные вещи об Орсере? Что может быть лучше для рейтингов, чем такой скандальный эксклюзив? — Личные причины, — Медведева сразу же разрушила все его надежды на скандал. — Повторюсь, я бесконечно благодарна команде «Крикета», никаких претензий к Брайану и Трейси у меня нет. Дело не в них, дело во мне. — А Этери Георгиевна? Она знает о вашем решении? — Конечно, — Женя едва удержалась от смеха, представив реакцию Тутберидзе на ситуацию «без меня мне Медведеву вернули». — И да, она согласна. — Что ж, — корреспондент, похоже, был малость разочарован отсутствием скандальных подробностей Жениного перехода. — Желаем вам удачи с новым-старым тренером, и еще раз поздравляем с заслуженной медалью. — Спасибо, — кивнула Медведева, и, когда журналист со своим оператором покинули ее, проследила за ними. Конечно же, они направились к Этери. Обратный отсчет до урагана начался. *** Не так сложно принять решение, как разобраться с его последствиями. Это Тутберидзе прекрасно знала, и мысленно готовилась разбираться с последствиями. Сегодняшний ее день целиком принадлежал Саше, которой предстояло катать произвольную программу в командном, а потому внимание Этери тоже было сосредоточено на Саше. Но мысли о ночном разговоре с Медведевой все равно не покидали ее. — Я ждала тебя четыре года. И ждала бы в десять раз дольше. До конца жизни ждала бы. — Это значит «да»? — казалось, что Женя вот-вот расплачется. У самой Тутберидзе тоже щипало в носу и предательски подступали слезы. Куда девались показные гордость и неприступность обеих? Стремление доказать, что теперь они друг другу ну совершенно безразличны? Испарились, как будто и не было их. — Сама-то как думаешь? — женщина улыбнулась, изо всех сил стараясь не расплакаться, но, похоже, безуспешно. Лицо Жени перед ее глазами начало расплываться, еще секунда — и побегут по щекам соленые ручейки. — Нет, ну ты все-таки скажи, — Медведева надула губы, словно ребенок, которому не дают вожделенную конфету, и Этери не удержалась, одновременно засмеявшись и расплакавшись. — Да-а-а. Это значит «да». В этот момент им не хотелось думать ни о реакции окружающих на их воссоединение, ни о том, что им предстоит снова привыкнуть друг к другу и снова научиться работать вместе, ни о грядущем личном турнире, ни об олимпийских медалях. Хотелось только сидеть, обнявшись, и молчать, вспоминая, как это — быть вместе. А еще Этери захотелось дотронуться до волос девушки и перебирать их. Так, как когда-то, целую вечность назад. На миг Тутберидзе засомневалась: не отпрянет ли Женя? Прикосновение к волосам для них обеих всегда было очень личным, тем, что позволено лишь немногим, и за прошедшие годы Медведева наверняка отвыкла от того, что Этери — одна из этих немногих. Но Женя не отпрянула. Наоборот, восприняла это как нечто само собой разумеющееся и склонила голову ей на плечо. Прямо сейчас думать о том, что будет теперь, когда Женя решила вернуться, а Тутберидзе решила принять ее, не хотелось, однако не думать об этом было нельзя. Будь они тренером и спортсменкой из какой-нибудь ДЮСШ в безвестном райцентре, которые решили помириться и воссоединиться, это касалось бы только их двоих их ближайшего окружения. Но они были тренером и спортсменкой из мирового топа фигурного катания, сейчас было не межсезонье, традиционное время переходов, а разгар главного старта четырехлетия, и от каждой из них тянулись ниточки к десяткам других людей, а от этих десятков — еще к сотням и тысячам. Поэтому хотя бы самое важное все равно стоило обсудить. — Ты говорила с Брайаном и Трейси? — негромко спросила Этери, пропуская сквозь пальцы темные пряди. — Да, — так же негромко ответила Женя. — Сказали друг другу спасибо, пожелали удачи. У них с этим просто: хочешь идти — иди. Хочешь прямо во время Олимпиады — иди прямо во время Олимпиады. Дело твое. «Конечно просто, — подумала женщина, — для них ты одна из спортсменок. Не особенная. Не «конечно, как дочь». Но вслух она этого не произнесла. Отношения Жени с ее теперь уже бывшими тренерами — дело самой Жени. Вместо этого задала еще один вопрос: — Когда ты хочешь заявить о том, что возвращаешься? — Завтра после произвольной. Не буду вносить смятение и создавать сенсации вокруг нашей сборной раньше времени. Пускай Саша завтра спокойно откатается. Тутберидзе кивнула в знак согласия. — Да. Так будет правильно. — А ты? — подняв голову, Женя вопросительно посмотрела на нее. — Скажешь заранее Сергею Викторовичу и Дане? Девочкам и мальчикам? — Дане и Сереже — да, — над этим Этери особо не раздумывала. — Девочкам и мальчикам — нет. Женя тоже кивнула, поняв, тренер решила поступить именно так. Завтрашняя произвольная у девочек решит судьбу медалей в командном турнире. От проката Трусовой зависит их итоговое место, и надо, чтобы Саша спокойно готовилась к прокату, а потом спокойно вышла на лед. Нельзя ведь сказать Камиле, Тарасовой, Морозову, Морису: «Женя Медведева возвращается, но вы пока никому об этом не говорите, а особенно — Саше Трусовой «. И Саше нельзя сказать: «Женя возвращается, но ты пока не говори об этом родителям». Как только родители узнают о возвращении Жени, сразу начнутся нервы, начнутся звонки, накручивание себя и спортсменок — «Тутберидзе приняла назад свою любимицу; сейчас махнет рукой на наших детей, станет заниматься только ею, реабилитироваться за Пхенчхан, вести ее к упущенному золоту». За неделю, которая пройдет до личных соревнований у девочек, родные успеют убедиться, что ни на кого Тутберидзе рукой не махнула, а за день — точно нет. Поэтому Жениному возвращению пока предстояло оставаться тайной. *** На утренней тренировке ничего не говорило о ночных визитах Жени. Медведева обменялась вежливыми приветствиями с ТимТутберидзе и как ни в чем не бывало проследовала к Брайану и Трейси, те как ни в чем не бывало следили за тем, как она сначала разминается, а потом начинает отрабатывать свои элементы. — Женя приходила ко мне вчера, — произнесла Этери, не сводя глаз с катающихся Саши и Камилы. Дудаков и Глейхенгауз переглянулись, потом перевели взгляды на нее, ожидая продолжения. — Сказала, что хочет вернуться, — продолжила Тутберидзе. — И я согласилась. — Ничего себе новости с утра, — Даня присвистнул от удивления. — И когда? — поинтересовался Сергей. — В мае, чтобы круг замкнуть, так сказать? — Нет, — Этери отрицательно мотнула головой. — По документам — после Олимпиады, чтобы контракт считался выполненным. А фактически — сегодня, после вручения наград. Они снова переглянулись. — Ничего себе еще раз, — Глейхенгауз посмотрел на Женю, которая, подъехав к бортику, слушала Трейси, и по которой совершенно нельзя было сказать, что она собирается куда-то переходить. — Но почему прямо посреди Олимпиады? Этери подумала пару секунд, стоит ли делиться со своими коллегами такими вещами, и решила быть откровенной. — Хочет во время личных соревнований быть с нами. Со мной, вернее. Она сделала паузу, а потом добавила: — И я тоже хочу быть с ней. — Закрыть гештальт? — спросил Дудаков. — Так, кажется, психологи говорят? — Да, — кивнула женщина. — Отдать друг другу долги за ту Олимпиаду. — Лично я вас обеих понимаю, и вообще-то рад тому, что Женя к нам вернется, — Сергей на минуту перевел взгляд на Сашу, делавшую каскад, увидел, что у нее все получилось, и снова повернулся к Этери. — Но момент вы выбрали, конечно… — Я тоже рад, — поддержал его Даня. — Люблю Женьку, хоть она и не подарок совсем. Но ты представляешь, что сейчас начнется? Все всполошатся. Все занервничают. И девочки в том числе. — Ты думала о том, что будет, если Женя опять не возьмет золото? — добавил Дудаков. — С ней, с тобой, с вами обеими? Опять драма, опять скандал? Тутберидзе тяжело вздохнула. — Я понимаю все, о чем вы говорите. И… Это, наверное, на меня совсем не похоже, но мне нечего вам ответить. — Кроме того, что, когда речь заходит о Жене, твое сердце оказывается сильнее твоей умной головы, — закончил Даня. — Ну что ж, мы с тобой в любом случае. — Спасибо, — Этери, улыбнувшись, приобняла обоих за плечи. — Я думаю, все у нас будет хорошо. И теперь, уже после феноменального проката Саши, после итоговых результатов, после вручения наград, увидев телевизионщиков, быстрым шагом идущих от Жени к ней, Этери поняла: Медведева объявила о своем возвращении. Сейчас ее поздравят с командным золотом, попросят прокомментировать выступление Трусовой, а потом, естественно, перейдут к главной новости. А потом сюжет выйдет в эфир, и начнутся последствия. Впервые телефон зазвонил, когда Саша проходила допинг-контроль, а по ТВ шли новости, и там показывали Этери, с милой улыбкой рассказывающую о том, что да, Евгения Медведева теперь снова ее ученица. «Александр Георгиевич Горшков», — прочла Тутберидзе на экране телефона, набрала воздуха в грудь, приготовившись отвечать на неудобные вопросы, и ответила на звонок. — Этери Георгиевна, — без долгих предисловий начал глава Федерации, — скажите пожалуйста, что это за цирк? *** За следующие несколько часов этот вопрос в том или ином виде ей задали человек двадцать, не меньше. На третьем или четвертом звонке Тутберидзе перестала различать, с кем она разговаривает, потому что всем приходилось говорить примерно одно и то же. Нет, она не сошла с ума. Нет, возвращение Жени не означает, что она перестанет заниматься остальными спортсменками и спортсменами. Да, ее сил и внимания хватит на всех, она это гарантирует. Нет, у всех равные шансы, она никого не станет зажимать и никого не станет тянуть на пьедестал, неужели за прошедшие годы вы этого так и не поняли? Да, после Олимпиады вы можете забрать своего ребенка, если посчитаете, что именно тренер виновата в ее результатах. Да, в суд на нее тоже можете подать. И на дуэль можете вызвать. Но все это — потом. А сейчас дайте ей выполнять свои обязанности, окажите такую милость. Будет личный турнир — там все увидите. — Я в своем уме, и это не цирк, — ответила Этери, в очередной раз снимая трубку. Уже у себя в номере — до этого она отвечала на звонки, ожидая Сашу, и по дороге до олимпийской деревни. Надо еще было обязательно поговорить с Камилой и Сашей — из-за необходимости постоянно объясняться со звонящими, ей так до сих пор и не удалось это сделать. — Мам, ты чего? — услышала она в трубке изумленный голос Дианы. — Тебя, наверное, замучили вопросами про Женю? — Извини, Диша, — вздохнула Тутберидзе. — Я уже рефлекторно всем это отвечаю, потому что все звонят и спрашивают одно и то же. — Да я поняла, — засмеялась дочь. — Еле дозвонилась, занято постоянно. Но я этого спрашивать не буду. Хочу, во-первых, поздравить тебя с победой, а во-вторых сказать, что понимаю вас с Женей. И думаю, что вы обе правильно поступили, хотя это и выглядит как сумасшествие. — Спасибо, — растрогано ответила Этери. — Самые главные люди в моей жизни меня понимают, и я спокойна. Они еще немного поговорили о спортивном и домашнем, а потом их прервал стук в двери номера Этери. «Неужели кто-то из обеспокоенных возвращением Медведевой уже примчался в Пекин, и желает выяснить отношения со мной лично?» — подумала Тутберидзе, прощаясь с Дианой, и открыла двери. На пороге стояла Женя, по обе стороны от нее — Камила и Саша. Лица у всех трех были крайне серьезными, а у Жени еще и измученным. «Ну, я почти угадала». *** В олимпийскую деревню Женя возвращалась отдельно и от своей старой-новой команды, и от теперь уже бывшей. ТимТутберидзе оставались ждать Сашу с допинг-контроля, и присоединяться к ним с радостным криком «эй, друзья, я снова одна из вас» было как-то преждевременно. «Пускай сначала обсудят мое неожиданное возвращение со своим кудрявым генералом», — подумала Медведева, улыбнувшись про себя только что придуманному званию для Этери. А присоединяться к ТимОрсер было уже поздно: слова сказаны, в эти минуты наверняка готовится выпуск новостей на Первом, скоро о ее решении узнает весь мир, и Женя для Крикета уже отрезанный ломоть. Конечно, остаться совсем неприкаянной ей не дали: Синицына и Кацалапов, увидев одинокую Женю, уволокли ее к себе в автобус. Всю дорогу дружная компания из тренеров и спортсменов хохотала, вспоминая разные веселости с только что закончившегося командного турнира, они отвечали на шквал звонков и сообщений с поздравлениями, и Медведева даже забыла, что совсем скоро ей предстоят тяжелые объяснения с некоторыми людьми по поводу своего перехода. Напомнило ей об этом сообщение от Алины: «Поздравляю, олимпийская чемпионка! И не могу не спросить, говорила ли ты с Этери Георгиевной?». «Спасибо, олимпийская чемпионка, — написала Женя, пряча в воротник улыбку: было видно, что Никита с Викой ну очень хотят поцеловаться, и только присутствие других людей удерживает их от этого. — Да, говорила. Она согласилась. Скоро все в новостях должны показать». «Офигеть… — пришло от Загитовой спустя несколько минут. — Я, честно говоря, не верила, что ты решишься, а она согласится. Рада за вас обеих. Надо поговорить, когда будет спокойная обстановка. У тебя там, наверное, ураган?». «Надо будет, да, — ответила Женя. — Ураган, все поздравляют, но это ерунда по сравнению с тем, что начнется, когда все узнают о моем переходе». «Да уж, представляю. Крепись, что я тебе еще могу сказать». «Креплюсь, что мне еще остается». *** Мама уже звонила ей самой первой, сразу после вручения наград. Едва Женя вошла в номер и разулась, как она позвонила снова, и теперь явно не для того, чтобы поздравить еще раз. «Ну что, начинается самое сложное…» — внутренне приготовившись защищаться, Медведева сняла трубку. — Да, мам. К ее удивлению, Жанна не начала с места в карьер спрашивать, не сошла ли Женя с ума. Кричать, называя ее безответственной, тоже не стала. — Жень… — в голосе у мамы вообще не было ни злости, ни раздражения, только какая-то усталость. — Ну зачем тебе это? Думаешь, она махнет рукой на своих Камилу с Сашей и сделает так, чтобы ты их победила? — Не думаю, — вздохнула Женя. — И не хочу, чтобы ради меня на кого-то махали рукой. Мам, я одно знаю: с ней у меня есть какие-то шансы на золото в личном, а без нее — никаких. — А если нет? — спросила Жанна, — Что тогда? Опять твои слезы? Опять искать нового тренера? Бороться за третью Олимпиаду? — Если нет — значит, не судьба, — ответила девушка. — Пойду в шоу кататься или детей учить. Буду золотом в командном гордиться. — Как знаешь, — похоже, мама не слишком поверила в то, что она спокойно примет возможную неудачу, но спорить не стала. — Удачи тебе. — Спасибо, мам. Не успела она положить трубку, как телефон опять зазвонил. «Александр Георгиевич Горшков», — прочла Женя на экране, и снова настроилась защищаться. Мама поняла, что в некоторых вещах сломить Женино упрямство невозможно, и не стала с ней скандалить, но вряд ли глава Федры был настроен так же. — Здравствуйте, Александр Георгиевич, — Медведева постаралась придать своему голосу максимально дипломатичные интонации. Защита защитой, однако ругаться с Горшковым равносильно самоубийству. — Здравствуй, Женя, — за его вежливыми интонациями сквозило сильное раздражение. — Во-первых, поздравляю тебя с командным золотом. Во-вторых, хочу спросить: что это за цирк? При слове «цирк» Женя вспомнила свою прошлогоднюю «Алегрию», и хотела ответить «Дю Солей», но в последний момент прикусила язык. Сейчас Александр Георгиевич точно не оценил бы шутку. *** В двери номера забарабанили, когда Женя уже успела сначала убедить Горшкова, что возвращение к Тутберидзе никак не ухудшит ее возможный результат, что она не будет требовать к себе особо тренерского отношения и устраивать скандалы, и вообще все будет хорошо, потом ответить Татьяне Анатольевне Тарасовой, что нет, она не помутилась рассудком от радости после победы в командном, потом разочаровать Вайцеховскую, сообщив, что нет, Тутберидзе не шантажировала ее, заставляя вернуться, и не держит Джерри в заложниках. — Медведева! — голос Камилы разнесся на весь коридор. — Мы знаем, что ты здесь! Открывай! — Иду, — Женя оторвалась от написания ответа Лизе Туктамышевой, после прочтения новостей приславшей ей лаконичное сообщение «Ну ты даешь, мать!». — Ками, не ломай дверь! За дверью Валиева оказалась не одна, а в компании Саши. Вид у обеих был крайне рассерженный. — Ты нас предупредить могла? — негодующе воскликнула Саша, проходя в номер. — Ты мне вчера вечером написала, не у нас ли Этери Георгиевна, и я сразу догадалась, что ты что-то задумала, но кто ж знал, что ты вернуться задумала? Теперь нам все звонят, пишут, просят прокомментировать, задают какие-то идиотские вопросы, причем звонить начали еще до того, как мы новости почитали. — Так, стоп, — Медведева прервала ее поток слов. — Я сразу после того, как пообщалась с журналистами, хотела вам сказать, но ты ушла на допинг, а Камила куда-то потерялась. Потом я уехала. А потом мне самой все начали звонить и писать. — Ну а с утра сказать? До всех этих заявлений? Нет, никак? — Если бы я с утра сказала, то ты бы думала не о своем прокате, а о том, как мы втроем теперь уживаться будем — парировала Женя. — О том, не забьет ли Этери Георгиевна на вас из-за меня. О том, что будет в личных соревнованиях. Так ведь? А так вышла, не забивая себе голову всем этим, всех порвала, завоевала золото. — Ладно, — Саша немного остыла. — Ты права. — Извини, что наехали, — Валиева тоже сменила гнев на милость. — Просто ты не представляешь, какую хренотень нам тут уже наговорили. — Ну-ну-ну, — заинтересовалась Женя. — Кто вам там что наговорил? — А пойдемте к Этери Георгиевне, — предложила Саша. — Расскажем вам обеим сразу, и пускай она развеет наши сомнения. — Пойдем, — согласилась Медведева. — Ей, наверное, сейчас тоже пришлось ото всех звонящих-пишущих отбиваться. *** — Как под конвоем, — открыв двери на стук и увидев их троицу, Тутберидзе не удержалась от улыбки. — И кто кого привел? — Друг друга привели, — ответила Женя. — Можно войти? — Заходите, конечно, — тренер шагнула в сторону, впуская их в номер. — И делитесь своими сомнениями. — Нам позвонили все, — начала Саша, когда они зашли и расположились на стульях и креслах, а Этери заняла кровать. — Вообще все. Мне, например, позвонил Плющенко, и сказал, что сразу после Олимпиады он ждет меня с распростертыми объятиями. — А мне написала Яна Рудковская, — продолжила Камила. — Тоже обещает сделать главной звездой в «Ангелах». И журналистка звонила. Та, которая перед Олимпиадой громадную статью накатала, помните? «Падение Хрустального неизбежно» называлась. Предлагала прокомментировать «тайные переговоры Тутберидзе и Медведевой». — А мне звонила Татьяна Анатольевна, — Женя закатила глаза. — Очень осторожно интересовалась моим психическим здоровьем. — И еще много кто звонил и писал, — кивнула Тутберидзе. — Родные в первую очередь. И общий смысл того, что они говорили, был такой: сейчас Этери Георгиевна вас бросит, станет заниматься только Женей, но у нее все равно ничего не получится, потому что Женя безнадежно отстала по технике. Как результат, пьедестал в личных забирают Сакамото, Ю Ен и Лью, а Россия в пролете. Примерно так? — Так, — девушки не стали спорить. Этери угадала. — Идите сюда, — тренер сделала приглашающий жест. — Идите, идите. Когда все три подошли, она встала и обняла их. Ни дать, ни взять — многодетная мама с повзрослевшими дочками. Девушки густо покраснели. Камила и Саша нечасто сталкивались с такими проявлениями чувств своего тренера, а в Жене эти объятия пробудили воспоминания, надежно спрятанные и сейчас не слишком уместные. — Золото только одно, — сказала Этери. — И заберет его сильнейшая. Но я сделаю все, чтобы каждая из вас могла стать этой сильнейшей. Обещаю вам. — Спасибо, Этери Георгиевна, — первой ответила Камила, краснея еще сильнее. — Спасибо, — присоединилась к ней Саша. Ее щека прикасалась к уху Медведевой, и та почувствовала, что об кожу Трусовой сейчас можно обжечься. — С-с-пасибо, — выдавила Женя. Воспоминания упорно не желали уходить. Наоборот, становились еще красочнее. — Успокоила я вас? — засмеялась Этери, разжимая объятия. — Все будет хорошо, если дурака валять не станете. Она поочередно развернула всех троих, и легонько подтолкнула их к двери. — А теперь шагайте отдыхать. Это был очень длинный день. Слишком длинный. На миг Жене захотелось спросить, можно ли ей остаться. Снова сесть рядом с Этери, как вчера, положить голову женщине на плечо, и чтобы та перебирала ее волосы. Не говорить о том будущем, которое начнется уже завтра, просто молча сидеть, чувствуя ее близость. Но это желание она прогнала: Камилу и Сашу только что все, кому не лень, пугали, что Тутберидзе забудет их ради Жени. Если она останется, а они уйдут, то убедятся в том, что пугали не зря. Поэтому все три пожелали Тутберидзе спокойной ночи, и вышли. — Надеюсь, ты не собираешься спать? — спросила Валиева, едва они отошли от номера своего тренера. — Собиралась, — Женя посмотрела на нее непонимающе. — А что? — Ну-у-у… — протянула Камила. — Я думала — раз ты теперь с нами, то тебе можно рассказывать зловещие тайны Хрустального… — …а этих тайн за четыре года много накопилось, — поддержала ее Саша. — Давай завалимся к кому-нибудь из нас в номер и поболтаем. Обо всем подряд. — Ла-а-адно, — хохотнула Женя. — Давайте. От себя обещаю вам зловещие тайны Крикета. Ничего страшного не произойдет, если этот очень длинный день продлится еще пару часов.