Подыграй мне

      Варя медленно раскрывает глаза. Кажется, что веки налиты свинцом. Взгляд удаётся сфокусировать только через пару мгновений. Над ней — небо. Не розово-золотое, как в небесных чертогах, а ясно-голубое с белыми облаками — такое, вообще-то, обычно видят люди, но не анеглы.        «Что это?..» — хочет спросить Варя, но язык беззвучно врезается в зубы. Горло болит, словно она всё-таки сорвала голосовые связки, как предупреждала Маша. Во рту сухо, а губы словно обтянуты восковой плёнкой. Варя с трудом приоткрывает рот, но тут же ощущает кончиком языка солоноватую жидкость с металлическим привкусом на нижней губе — кровь.       Варя хочет коснуться её пальцами, но не успевает: задерживает их в пяти сантиметрах от лица. На грубых подушечках — бурые разводы и серый пух, какой птицы носят под оперением.       Варя хмурится, и голову сдавливает тугим обручем тупой тянущей боли, от которой хочется зарыться лицом в подушку. Только подушки нет. Вообще нет ни намёка на знакомую комнату: спину ломит от твердости, пальцы на ногах поджимаются от стылого холода, руки врезаются во что-то рыхлое.       Вокруг витает сырой запах земли. От него в горле поднимается тугой тошнотворный ком к горлу, и Варе кажется, что вчера она всё-таки переборщила с нектаром. И сейчас наблюдает сны наяву — обычное явление у слишком эмоциональных ангелов. Точно. Надо просто встать, умыться живой водой — и всё будет хорошо. В ладони впиваются мелкие камешки, и Варя встаёт. Пытается.       Стоит ей только приподняться, как боль разрубает раскалённым докрасна лезвием спину. Мрак вмиг накрывает мир. Остаются только колючие жёлтые звёзды, похожие на японские сюрикэны. Крик хрипом застывает в глотке. Лёгким не хватает воздуха, связкам — силы.       Варя безвольно падает обратно и тут же заваливается на бок: каждое прикосновение к спине — безжалостный удар хлыстом. Изнутри рвётся крик, но выходят лишь слабые хрипы. Варя обнимает себя за плечи, глотая невольные слёзы. «Неужели повредила крыло?» — она лихорадочно переводит взгляд с неба на камни перед собой и пытается вспомнить, что делала вечером.       Тщетно. Вчерашний день — белый лист. Как будто кто-то вынул его из сознания. Она даже не помнит, какой был день недели, рабочий или выходной.       Варя издаёт слабый скулёж, жалея себя, и решительно сжимает руки в кулаки. Она не может больше так долго валяться. Чтобы узнать, что случилось, надо встать, пойти и спросить. Кого-нибудь.       — Эй, ты жива там? — хрипловатый спросонья голос, осторожный и как будто знакомый щекочет слух.       — Что? — выходит лишь слабый шёпот, и Варе приходится постараться, чтобы твёрдым хрипом проскрежетать: — Что?       — Жива… А я думал, что после Первого Падения ангелы совсем неженками стали. А ты вроде ничего оказалась. Крепче, чем я думал…       Голос, хоть звучит издевательски, но немного подрагивает. Словно говорящий то ли волнуется, то ли боится. А потом крепкая светлая мужская рука хватает её за руку. Варя пытается рвануться, но под лопаткой простреливает болью. Остаётся подчиниться парню, который, закинув её руку себе на плечо, помогает присесть. Кончики пальцев путаются в мягких прохладных чёрных волосах.       — Пей, — свободной рукой Варя рефлекторно обхватывает протянутую флягу.       — Что это? — шепчет Варя, пытаясь посмотреть на парня, но он старательно отворачивается, словно боится её.       — Пей. Так легче станет, — с нажимом повторяет парень.       «Где-то я тебя слышала…» — прищуривается Варя, а потом принюхивается к фляге. Кажется, обыкновенная вода.       Жадно припадает губами к прохладному горлу и делает глоток, другой, третий. Это действительно вода, не такая вкусная, как у неё дома, но всё-таки желанная сладковатая вода.       — Спасибо, — Варя смахивает ладонью капли с лица и протягивает почти опустошённую флягу в сторону. — Ну, а теперь мне пора.       Она решительно сбрасывает руку с его плеча и поднимается. Спина ноюще тянет, и каждое телодвижение отдаётся глухим выстрелом в затылке.       — Ну и куда ты пойдёшь? — голос звучит откровенно издевательски, и Варя решительно оборачивается.       Голос и дар речи пропадают. Чуть прикрывшись иссиня-чёрными потрёпанными крыльями, у дерева стоит сброшенный триста лет назад верхновным небесным правителем повстанец. Морок! Он сверкает ледяными голубыми глазами, а чёрные кудри касаются лёгкой щетины. Он выглядит свежее, чем тогда, перед падением в Ад, похудевший и осунувшийся.       — Морок?! — вскрикивает Варя и тут же захлёбывается в сухом кашле.       — Вальки-ирия… — скрипит зубами Морок и отводит взгляд в сторону. — По-простому Влад, а ты Варя. Вот и познакомились. Так куда ты пойдёшь-то?       — Мы пойдём, — Варя решительно подходит к Мороку, хватая его за запястье одной рукой, а другой касается ножен. — Именем Небесных Стражей ты арестован за нарушение изгнания!       Рука хватает воздух. Клинка из небесной стали нет.       — Куда ты его дел! Что ты мне дал! — Варя хватает его за жёсткий воротник голубой рубашки. — Признавайся, если не хочешь лишиться крыльев.       Во взгляде Морока сверкает не страх, не издёвка — сострадание. А потом спину снова простреливает болью. Варя пошатывается и непроизвольно падает в грубые руки своего главного врага.       — Что ты сделал?       — Ты… Ничего не помнишь? — Морок туго сглатывает и медленно присаживается на траву.       Варя дрожит, натянутая, как последняя гитарная струна, и чувствует, как панические слёзы подкатывают к глазам.       А потом он шепчет, отведя взгляд и как будто чуть виновато: «Ты упала. Тебя казнили. Ты Падшая».       Так не сочувствуют своему злейшему врагу, усилиями которого тебя свергли в Ад. Так не верят своему главному врагу, благодаря свержению которого получили повышение.       Но Влад сочувствует. А Варя верит.       С минуту она смотрит на отчаянно трясущиеся руки, покрытые не грязью и птичьим пухом — ЕЙ. Они покрыты остатками крыльев главной воительницы Небес — Варвары, которую зовут Валькирией. Варя обнимает себя за плечи в тщетной попытке нащупать крылья. Пальцы врезаются в развороченную плоть.       — Нет. Нет-нет-нет… НЕТ!       Из груди вырывается не крик — отчаянный вопль, на который хватает сил. Варя не понимает, в какой момент захлёбывается в отчаянии и слезах, намертво прижатая спиной к груди Морока.       Она всё вспомнила.       Арестовали её Алёнка и Саша с огненными мечами — элита Небесных стражей. Дочь Неба и её возлюбленный.       Маша держала Варю за голову, пока травник Вася вливал Варе в горло особенно крепкий нектар. Она давилась слезами и любимым напитком, который стал ядом. Молила о пощаде. Просила позволить остаться. Просила хотя бы не отрубать крылья.       Помнит, как наставник, воспитывавший её, грустно посмотрел на неё, прижал к себе. А потом был тихий свист. И боль. Боль, которая всё заглушила. И стремительно удаляющиеся небеса.       — Они ошиблись. Они совершенно точно ошиблись! — Варя приходит в себя героически быстро и решительно вырывается из ослабевшей хватки Морока. — Я сейчас пойду в храм и свяжусь со Снежкой. Она всё, конечно, объяснит.       — Ну да… Как же! — фыркает Морок, отпуская её. — Может, тебе хотя бы переодеться? А то так одетых…       — Не учи меня жить! — перебивает его Варя, заплетая волосы в длинную косу.       Она решительно удаляется прочь от проклятого места, когда ей в спину ударяет нахальный вопрос:       — А «спасибо»? Хотя бы за то, что всю ночь тут с тобой торчал, проверяя, жива ты или помрёшь!       — Ты отдал долг, — через плечо бросает Варя, приподняв бровь.       — Чегооо?..       — Ты остался с крыльями, только потому что я не дала улики, — больше нечего скрывать.       Однажды Варя пожалела Морока. Где-то в глубине души она понимала, что они слишком похожи. Просто он глуп, а она — нет. Его амбиции были очевидны всем, а её — нет. Поэтому ему впору пасть, а ей получить повышение.       — Брешешь! Ты не нашла их.       Варя не отвечает. Пожимает плечами и уходит прочь.       Что сложного может быть в мире, за порядком в котором она следила неотрывно в течение пятисот лет? *       Проблемы находят Варю через полдня. Когда она пытается взять с витрины бутылку воды, а её скручивают какие-то мужчины в синих костюмах. Их не смущают ни идеальные длинные волосы, ни неестественного цвета глаза, зато откровенно напрягает белая сорочка в кровавых разводах и отчаянные крики про ошибку и храм.       — Куда её? — спрашивает что повыше. — Может, скорую вызвать?       — Да не, давай в обезьянник…       «Что? Зоопарк?.. — Варя вертит головой по сторонам, ничего не понимая. — Людей к обезьянам?! Сколько я летела?»       — Куда ты летела? — один из мужчин потряхивает её, так что на глазах выступают слёзы. — Откуда ты прилетела? Может, её в ФСБ сдать?       — Ага, и они себе всё припишут.       — Фэ-Эс-Бэ уже здесь… — холодный голос Морока замедляет время. — Отдайте мне задержанную и проваливайте. Если услышу — оба пойдёте… В УСБ связи у меня тоже есть.       Прохладная тень крыльев Морока накрывает Варю, он берёт её за руку и заговорщицки шепчет:       — Подыграешь мне?       Варя, прикрыв глаза, кивает. И переплетает с ним пальцы.       Очевидно, ей придётся немало узнать об этом мире. *       Морок приносит Варю в бетонную коробку, называемую людьми квартирой, которая, конечно, не идёт ни в какое сравнение с Небесными Чертогами. Но, в принципе, выглядит сносно. Морок небрежно наливает ей воду и даёт плюшку, бормоча, что много есть сейчас вредно.       — Ну что? Ты всё ещё уверена, что тебе не нужна моя помощь?       — Не учи меня жить, — Варя залпом выпивает воду. — Лучше проводи в храм. Мне нужно связаться со своими.       — Ну ты и Колючка.       — Лучше быть колючкой, чем Падшим Ангелом, — щерится Варя, но получает в ответ лишь равнодушную усмешку.       Что-то в груди болезненно тянет. *       Варя — Падший Ангел.       Бескрылый Падший Ангел.       Она даже ниже Морока.       Ангел, которого предали все: подчинённые, друзья… Те, кого она считала семьёй.       Слова Снежки, невыносимо далёкой и холодно равнодушной, вновь вскрывают поджившие за три дня шрамы на спине.       «Вы больше не принадлежите к рангу Ангелов. Вас отказались принять в Аду. За склонность к смертному греху вы были приговорены к казни. Казнь исполнена. Приговор обжалованию не подлежит».       Варя выходит из храма, пошатываясь и цепляясь за косяки. Её потряхивает, но она одёргивает большую рубашку Морока и делает ещё пару шагов. До ближайшей скамьи на солнцепёке. Ноги больше не держат. Да и не привыкла ангел, привязанный к небу и ветрам, ходить.       — Ну что, Колючка, убедилась? — Морок появляется за её спиной, упираясь ладонями в спинку скамьи, и шумно дышит ей в макушку.       Варя не шевелится. Лишь кончиками пальцев растирает скулы до покалывающего жара.       — Колючка? — издёвка сменяется тревогой. — Эй, ты чего?       — Отстань! — Варя хлопает его по руке и, резко поднявшись, делает ещё десяток шагов.       А потом земля уходит из-под ног, и она врезается в грудь Морока. От него исходит тепло. Особое, чуждое людям, тепло Высших. И от этого тепла становится спокойно. Варя сжимает руки у груди и до боли закусывает губы. И просто сотрясается в объятиях самого главного врага.       Ближе которого у неё больше нет.       От осознания этого становится совсем дурно, и ядом слетают с губ слова:       — Они предали меня. Понимаешь, все до единого! Никто даже не постарался смягчить приговор. А он… Он! — Варя шумно втягивает воздух сквозь зубы. — Меня ударил ножом в спину Высший, которому я до последнего верила… Которого... Любила...       Влад молчит. Не злорадствует, не язвит, не успокаивает. Просто прижимает к себе и накрывает крыльями.       И лишь когда она успокаивается, шепчет:       — Скажи, за что таких ангелов выгоняют из Рая?       Варя поднимает голову, и кривая усмешка искажает лицо:       — За гордыню…       Влад вскидывает брови:       — Как и меня!       Варя выворачивается из его рук и, ядовито оскалившись, утыкает указательный палец в его крепкую грудь:       — Только я не поднимала восстание и не пыталась убить правителя. Я просто… «Желала…» — слово слетает с уст обоих одновременно.       А потом Влад, отведя взгляд в сторону, предлагает пройтись по магазинам и выбрать Варе одежду по душе. *       Варя старается одеться в широкие толстовки и длинные футболки, чтобы скрыть кривые шрамы. Рука сама тянется к пурпурным, красным, бордовым кофтам — почему-то хочется носить на себе цвет крови, чтобы те ангелы, кто наблюдают за ней, помнили о сотворённом при взгляде на неё. Влад тоже покупает себе одежду: чёрные и синие джинсы; чёрные и голубые рубашки.       «Как можно выбирать одно и то же, когда столько разного?» — закатывает глаза Варя, перебрасывая третью футболку с крыльями ангела через руку. Попутно Влад рассказывает ей, что на земле уже сотню лет: в Аду он тоже не прижился, «слишком ангельская» у него натура. В наказание его сослали к людям. Единственный не то ангел, не то демон, скитающийся по земле сто лет.       «Ужасно! — думает Варя, закусывая губу и скрываясь от Влада за плотной ширмой примерочной. — Ужасно быть бессмертным и одиноким!»       Варя сбрасывает его рубашку и видит кровавые шрамы на спине.       Она обречена на такую же участь.       Влад рассказывает ещё много интересного: о том, что все люди верят в бога и ангелов, даже те, кто это отрицает; что ежесекундно придумывают что-то новое; что не видят крыльев; что все верят в чудеса, но не доверяют.       И Варе жаль, что придётся с ним расстаться.       Она ощущает себя подобранным котёнком. С ним весело, пока его лечишь. Но как только он выздоравливает, то становится сам по себе и быстро надоедает: пока Варя стажировалась, неоднократно видела такое у своих подопечных.       Варя не хочет быть таким котёнком для Морока. Очередным развлечением для заскучавшего ангела. *       Они живут бок о бок с Владом месяц. Как раз заживают Варины шрамы, и она окончательно вникает в мир людей. В блокноте — планы по обустройству собственной жизни; только вот в душе не хватает решимости.       Влад, словно зная о её намерениях, в тот самый вечер приносит прекрасное вечернее платье и, облачившись в костюм, зовёт в ресторан. Варя не может отказать.       Она оттягивает момент расставания до последней секунды.       А в ресторане Влад огорошивает её фразой:       — Ты уверена, что хочешь уйти?       — Да, — только бровь предательски дёргается. — Так нужно. Ты демон, я ангел. Ты преступник, а я страж.       — Это всё в прошлом, Колючка, — Влад перегибается через стол и фамильярно треплет Варю по щеке. — Мы теперь в одной лодке под названием мир людей. Дырявой лодке, прошу заметить.       Варя отпихивает его руку и делает глоток вина.       — Даже если и так, назови хоть одну причину, почему мне нужно остаться с тобой.       — Ну… Скажем так… Ты прониклась эмпатией к одному своему да-а-авнему врагу. То есть это было уже давно, но сейчас стало сильнее. Я прав? — подперев руками подбородок, Влад улыбается.       — Н-нет, — голос почему-то срывается. Неужели лжёт?       — Я совсем не против, если ты действительно хочешь уйти. Только… Поверь, я скитался не мало и знаю, о чём говорю. Ты не сможешь жить в одиночестве долго. Люди будут поражать тебя своей глупостью и упрямством. А ещё мизерными амбициями. А вдвоём с тобой… — Влад потирает щетину на подбородке, а потом решительно поднимается. — Что ж, если ты решила уйти, то предлагаю сделать это с утра. Могу даже помочь с выбором квартиры.       — Не стоит, — оскаливается Варя. — Справлюсь сама.       И только от ощущения Влада за спиной как-то не по себе.       «И что же он хотел мне предложить?..» *       Влад валяется на матрасе на диване, слушая, как Варя сбрасывает вещи в чемодан. Расставаться с этим ангелом ужасно не хочется. Сначала Влад просто пожалел её, такую же жертву жестоких небес, как он. Потом привязался, как к зверюшке. А сейчас… Сейчас чувствует что-то страшное в своей необычности. Он не чувствует к ней влечения, только какое-то желание оберегать, поддерживать, слушать и говорить.       Как будто Варя и не враг ему. И не была никогда.       Влад отбрасывает в сторону планшет с очередной книжонкой про соблазнительницу Тёмного властелина (приходится читать что ни попадя, чтобы не помереть от скуки в этом мире!) и решительно сворачивает за стену: в Варину комнату.       Варя как раз снимает платье. Пурпурный королевский шёлк медленно сползает с изящной бархатной кожи, постепенно обнажая кровавые рубцы длиной от лопаток до ягодиц. Кривые шрамы меча жестоких небес.       От вида этих шрамов становится дурно, и в груди вспыхивает ярость. Варя прижимает платье к животу и внимательно разглядывает их в зеркале. И в ярком свете мерцают слезами её глаза. А потом решительно сбрасывает платье, накидывает рубашку Влада и оборачивается.       Варины глаза расширяются при виде Влада на пороге, и он действует решительно. В один шаг притягивает её к себе за плечи, поглаживая по голове:       — Варя…       — Я жалкая? — Варя всхлипывает, прижимаясь к нему ближе. — Почему никто не извинился? Почему никто не попытался мне помочь?       Влад знает, что этими вопросами Варя терзается каждую ночь. Поэтому решительно прижимает её к себе и шипит:       — Ты прекрасная, хоть и колючая. И я голову готов открутить лично каждому, кто посмел тебя сбросить. А хотя… — Влад щурится, глядя на жёлтую лампу.       — Что? — Варя поднимает голову и напрягается в его руках, готовая ударить.       — Озолотить, — Влад расплывается в улыбке, наблюдая, как наливаются тёмной яростью её глаза, а потом поспешно объясняет: — Тогда я бы не узнал тебя. А скитаться по земле в одиночку — такая себе забава.       Варя наигранно обиженно хмурится, бурчит, что для него лишь игрушка, попутно пытаясь вывернуться из объятий. Но Влад не даёт:       — Помнишь, я в ресторане кое-что хотел сказать?       — Угу. А потом передумал. Ничего удивительного!       — Просто я был не готов…       — А сейчас? — Варя поворачивает голову к окну, и свет ламп очерчивает её хорошенький профиль.       Влад кивает. И шепчет то, что хотел сказать. Он предлагает ей не покидать его, а объединиться. Если даже он ошибся (чего быть никак не могло), если даже она не считает его другом, то они могут действовать как деловые партнёры. В одиночку Высшему, хотя и крылатому, гораздо сложнее провернуть такую аферу, как покорение земного мира и столкновение Небес и Ада в безжалостной войне.       Варя, выслушав общую концепцию, вскидывает брови и мучительно молчит, терзая Влада ожиданиями. А потом согласно кивает и приосанивается, как королева, требуя немедленного плана действий.