Прыжок, полёт, падение

      Отправив Адриану ответ, Маринетт выключила телефон и положила его в протянутую служащим коробочку, а потом, решительно выдохнув, уцепилась в бортики мигающей разноцветными огнями кабинки.       — Ну что, готова? — спросил Лука. Его глаза сияли, отражая огни каруселей, волосы растрепались, лицо чуть раскраснелось от ветра, адреналина и присутствия красивой девушки, которой он старался — и успешно — пощекотать нервишки.       Замерев от страха и предвкушения, Маринетт кивнула, Лука дал отмашку служащему.       Кабинка на двоих, представляющая собой открытую сферу из нескольких железных рам, медленно прокрутилась, уложив их на спины, лицом к ночному небу. Маринетт вцепилась в мягкие страховочные ремни.       Они уже покатались на нескольких аттракционах, но этот — катапульта, был из разряда экстремальных, и, кажется, она уже начинала сожалеть, что согласилась.       Сигнал. Рывок — их выбрасывает в небо.       Ускорение вжало её в кресло, уже через секунду сменившись невесомостью, позволившей им на мгновение увидеть скатерть огней ночного Парижа до самого горизонта. А потом это золотое марево кувыркнулось через темное небо, и они полетели вниз.       И это было самое страшное — кульбиты при падении. Паника. Переворот. Хватает ртом воздух. Рефлексы кричат действовать, взять падение под контроль, но её тело скованно, зажато ремнями безопасности, а перегрузка сдавливает дыхание.       Лука что-то выкрикивает рядом, но она не понимает, не может расслышать через рёв ветра и грохот крови в ушах. Еще несколько мучительных оборотов, уже не таких резких, постепенно идущих на спад.       И вот наконец это больше походит на гигантские качели, размашистые, но довольно предсказуемые. Перевороты больше не повторяются.       — Испугалась? — засмеялся Лука, протягивая к ней руку и отцепливая её ладонь от бортика. Казалось, его забавлял её ошалевший вид. Маринетт промычала что-то в ответ, борясь с подступающей дурнотой и головокружением.       Лука сжал её руку, пока они раскачивались в пространстве:       — Не знаю, я почему-то подумал, тебе понравится такой экстрим. Хорошо обновляет, правда?       Да, ничто так не вытрясает из тебя все лишнее, как перегрузка в 4g. Конечно, может, и меньше, но в очередной раз Маринетт убедилась, насколько суперкостюм меняет её физические характеристики. Для Ледибаг такие фокусы — раз плюнуть, а Маринетт чуть не попрощалась с жизнью.       — Я, просто… уф-ф, дай мне секунду, — выдохнула она, прикрывая глаза. Качели, раскачивающие их, могли показаться даже приятными сейчас — летящие и размеренные.       — Посмотри, как красиво, — тихо произнёс Лука. — Правда?       Маринетт открыла глаза и охватила взглядом огни ночного города, похожие на россыпь переливающихся блёсток. Такой Париж, с высоты — это привычный мир Ледибаг и Нуара, но сейчас с ней другой парень… поэтому и Париж выглядит как-то по-другому.       — Да, очень красиво, — согласилась Маринетт и тут впервые осознала, что Лука держит её за руку.       Наверное, что-то подобное испытывал и Адриан, вступая в отношения с Кагами: это чувство шага вперед, почти автоматического, как под порывом сильного ветра.       Кабинка наконец спустилась, ремни отстегнулись, и земля вдруг показалась ей слишком твёрдой. Или же её ноги — слишком слабыми.       Уже было очень поздно, серые облака плыли по практически черному небу. В парке оставались лишь такие, как они, самые последние посетители. Маринетт заглянула в телефон, осветивший её лицо голубым светом. Лука смотрел на неё.       С каждой их встречей он все больше увлекался ею. Ему очень нравилась её непосредственность и чистота, над чем ранее он бы только посмеялся. Однако серьезная тайна, стоящая за этим простым девичьим образом, всё меняла. Переворачивала в глубину, заставляла видеть Маринетт намного объёмнее, чем он когда-либо кого-либо видел. А ещё, безусловно, она была очень красивой, и красота её была такой утонченно женственной, с магнетическим взглядом и кукольными губами, которые ему уже серьезно хотелось попробовать. Можно было подумать, что у него менялся типаж — с дерзких стерв на невинных дев — ну, а почему бы и нет? Но было одно НО.       Лука был достаточно опытен, чтобы понять, когда девушка хочет быть с тобой, а когда ты для неё скорее друг. Маринетт почти не флиртовала с ним. Ей было приятно его внимание, это было видно. И хотя период ухаживаний побил все его личные рекорды по продолжительности, Лука до сих пор не был уверен, готова ли она на большее.       Они не спеша шли к выходу из парка, практически в одиночестве — только в отдалении среди палаток передвигались какие-то люди. Разноцветные блики аттракционов плясали вокруг них, отражаясь от мокрого асфальта, а он всё ещё держал её за руку. Незаметно для себя, в своих мыслях Лука всё меньше оперировал привычными категориями охоты и всё больше позволял происходящему напрямую впитываться в сознание. Охотник сказал бы ему еще немного подождать, не действовать сегодня, но нетерпение взяло верх.       Лука остановился и притянул оглянувшуюся Маринетт к себе. Она тут же забыла, о чем они болтали секунду назад, потому что их лица вдруг оказались так близко друг к другу. Его взгляд стал серьёзным, а в следующее мгновение он склонился и поцеловал её.       Маринетт замерла. Чуть приоткрыла губы — и это не совсем ответ, но и не отказ. Она просто не знает, хочет ли этого на самом деле.       Лука поцеловал её снова, на этот раз ощутимее, побуждая ответить более определённо.       Так неправильно. Маринетт вздрогнула и отвернула лицо.       — Прости, Лука, — горечь растекается по её рту — вкус разбитой мечты, последней погибшей надежды… Не те губы, не тот запах — бьет по нервам. И она как будто не она, а кто-то другой.       Лука молчал, его тяжелое дыхание выдавало волнение, а взгляд голубых глаз потемнел и заострился. Маринетт чуть ли не скрипнула зубами от обрушившегося на неё чувства неловкости.       — Лука… Ты очень классный, — с тихим отчаянием произнесла Маринетт, пытаясь совладать с разошедшимся сердцебиением от этого внезапного (внезапного?) шага Луки. — Ты такой милый и понимающий. Классный и симпатичный.       — Ты дважды сказала «классный», — заметил он, облизывая губы. — Но не такой классный, как Агрест, похоже.       Его интонация балансировала между упрёком и констатацией факта. Маринетт обхватила себя руками, как будто ей вдруг стало холодно, и, пытаясь скрыть расстройство в своём голосе и говорить ровно, произнесла:       — Ты ведь всегда знал, что я… — язык не повернулся сказать «люблю его», она смешалась на секунду. — Что у меня всё сложно. Первую любовь всегда тяжело забыть.       Лука хмыкнул в полуулыбке, как делают иногда люди, услышав нечто до крайности наивное — а потом сделал полшага к ней, придвинувшись совсем близко, так, что она снова ощутила его лёгкий запах.       — Ты знаешь, — мягко произнёс он, — это всё детские сказки, твои милые чистые фантазии о нём. Осуществись они — и ты бы поняла, насколько всё приукрашала и идеализировала. Ты не знаешь, что такое любовь, настоящая любовь между мужчиной и женщиной, — его пальцы скользнули по её щеке, а во взгляде появилось нечто такое, от чего Маринетт охватила лёгкая слабость. — А знаешь, что я думаю? Тебе просто нравится страдать.       Он опустил руку и чуть склонил голову. В его интонации не было даже намёка на стремление её задеть, только спокойная уверенность, почти дружеская, почти братская. Отрицать его слова было трудно, ведь вся её любовь и правда прошла в воображении, неотправленных и непрочитанных письмах. Глупо и больно.       — А ты? — спросила Маринетт, инстинктивно переходя в наступление за отсутствием достойного ответа. — Тебе тоже нравится страдать? Хочется встречаться с девушкой, у которой есть чувства к другому? Ты ведь реально заслуживаешь кого-то получше. Любой заслуживает кого-то получше. Это не…       — Ты мне нравишься, — шепнул он, не обратив внимания на её слова. Маринетт осеклась, мгновенно пойманная его откровенным признанием. — Очень. И я тебе нравлюсь. Разве не это главное? Не понимаю, что может нам помешать. Я не собираюсь оглядываться на какого-то… — лёгкая морщинка меж его бровей, — …воображаемого соперника. Так что ни о каком страдании с моей стороны речи нет. Другое дело, если ты сама этого не хочешь… — он поднял руку и коснулся её волос. — Хотя я уверен, Маринетт, что отношения с реальным парнем пошли бы тебе на пользу. Такая красивая и интересная девушка не должна страдать, — пальцы легонько заправили прядь за её ухо, как бы невзначай пройдясь по чувствительной коже — и это вызвало у неё мурашки. Сережки Ледибаг тёмно мерцали, и глаза Маринетт были тоже тёмными.       Она молчала. Если говорить честно, ей хотелось… хотелось прикосновений, тепла, даже хотелось, чтобы он снова поцеловал её. Лука был достойным. И красивым. Всю эту неделю, когда он встречал её на пороге школы, она спиной чувствовала лёгкий шлейф зависти от женской половины. Чего только стоила Хлоя, не успевшая проконтролировать себя и ёмкой фразой «Ничерта себе, Дюпен-Чен» выдавшая себя прежде, чем прикусила свой язык. Да, Лука производил такой эффект. Его зрелость (местами даже чуть пугающая) и уравновешенность добавляли ему притягательности. Но всё же внутренний протест — просто какое-то тупое упрямство, твердящее о единственно возможной паре — не давало ей открыть рот и сказать «Да».       Какая же ты… сложная. Может, Лука прав, и тебе просто нравится страдать.       Кто-то из темноты хриплым мужским голосом крикнул, что парк закрывается. Маринетт вздрогнула и оглянулась.       — Пойдём, — Лука снова поймал её руку, переплетя их пальцы, и они двинулись к выходу. — Прости. Надеюсь, я не испортил тебе настроение. Всё же вечер был хороший.       Лука был прекрасен. У Маринетт перехватило дыхание.       — Тебе не за что извиняться, Лука. Это же не у тебя бардак в голове, — подавлено произнесла она, взъерошивая на ходу ногами прилипшие к асфальту листья. — Ты мне очень нравишься, но я не знаю, любовь ли это? Если мы начнем по-настоящему встречаться, я могу быстро разочаровать тебя.       — Господи, Маринетт, — Лука коротко засмеялся. — О чём ты? Я же не требую от тебя какой-то книжной любви, с клятвами там всякими и поясами верности. В конце концов, я скоро еду в небольшое турне, а там… — его взгляд многозначительно описал дугу, — сама понимаешь, фанатки.       Маринетт засмеялась на эту шутку, чувствуя, как напряжение чуть ослабевает.       — Нет, — продолжил он уже серьёзней. — Для начала, я просто хотел бы иметь возможность целовать тебя.       Смешок застыл у Маринетт в горле. Сердце забилось быстрее.       — Целовать в губы, в шею… — его взгляд почти задумчиво скользнул по её лицу. — Притягивать к себе. В общем, быть чуть больше, чем просто другом. Не думаю, что на этом этапе ты как-либо можешь разочаровать меня.       Каждое его слово смущало её, но в то же время она почти физически почувствовала легкую невесомость, постепенно заполняющую тело. Что-то в этом было. В той простоте, с которой он к этому подходил. В конце концов… а вдруг ей и правда пойдут на пользу эти отношения? Которые без заиканий и немой паники? И без груза ответственности, которой в её жизни и так было уже слишком.       Они вышли из парка на освещенную дорогу, и Лука тут же махнул такси.       А возле своего дома, напротив тёмных витрин закрытой на ночь пекарни, она сама робко потянулась, чтобы поцеловать его. Решение было принято. И на этот раз она уже не почувствовала горечь — это был лёгкий и тёплый поцелуй.