Новенький...в этом мире.

— Сынок, ты как? — спросил отец, сидя около сына, лежавшего в ванне, которую он заполнял, — Есть хочешь? Хочешь в кровать? Мы ещё поболтаем, ладно? — спросил папа. Мальчик отрицательно помотал головой. Отец вздохнул, выключил воду и вышел. Дверь закрылась. Том лежал в ванне и тихо плакал, закрыв лицо руками. Он уже практически успокоился, но одна мысль не давала ему покоя. Об первом разе. Её оказалось достаточно, чтобы слёзы снова потекли из его глаз. Он встал на ноги, вытер ладонью нос и взял полотенце. Из соседней комнаты донеслось шипение, как-будто кто-то что-то жарит. « Отец чем-то занимается, скорее всего, пытается что-то приготовить», — подумал мальчик и открыл дверь. На полу кухни лежала разбитая тарелка. Отец был в фартуке и держал в руках сковородку. В другой руке у него была лопатка. Он переворачивал их, повернувшись к Тому спиной. « Я ж забыл» — подумал мальчик и спустил воду в ванне. Вскоре шипение стихло. Было слышно только, как папа что-то поёт себе под нос, выводя носом сложноподчинённые звуки и выкликая: « бамм, бамм, бамм…», отчего у него появлялся то ли звук губ, то ли зубов. Затем он замолчал, и его песня стала быстрой, звонкой и совершенно неразборчивой. — Ты что-то готовишь? — спросил сын, укрываясь полотенцем. — По-твоему это котлеты? — Да, это называется котлеты. А что-то не так? Сын ответил после недолгой паузы, видимо раздумывая, можно ли в данном случае говорить «да» или лучше сказать «нет». — Котлеты выглядят совсем не так, как их делают по телевизору. Папа, ну скажи сам, они же жесткие, и их нельзя вилкой есть. Или можно? Папа задумался. — Не знаю. Надо подумать. — Папа, вот ты, когда берешь котлеты из холодильника, почему не берешь их пальцами? — А потому что они холодные, — ответил папа. — Теплые куда как лучше. — А они, папа, сколько стоят? — Для тебя дорого. Ну рублей двести примерно. — ответил Джордж. Сын тяжело вздохнул. — Я просто боюсь их съесть. — Что такое? — Да они жесткие. — Ну и что. Главное их есть. А ты что, не любишь котлеты? — Люблю. Мне нравится. Только мне кажется, что там внутри солома и всякое такое… ненатуральное. — Почему? — Потому что солома вредна для зубов. — с усмешкой произнёс Том, чтобы отмазаться от папиной трапезы. Он не очень любил его еду и, чтобы его не обидеть, всегда делал такие научно-глупые диалоги, которые заходили победой сына. В это время раздался звонок в дверь. — Наверное, мама пришла. — радостно произнёс мальчик. Том пошёл открывать дверь в одном полотенце, но, это не мама. Это Роберт. Он переоделся и теперь имел хоть какое- то подобие порядка, потому что был одет в синюю рубашку и чёрные джинсы. Тёмные волосы были завязаны в хвост. Ещё, он что-то прятал за спиной. Но, перед тем как заговорить, он вынул из кармана шоколадку. Он был очень озабочен и очень недоволен. Видно было, что он всё время с кем- то ругается, поэтому на его лице не было никакой краски. — Держи, это тебе. — протянул молочный шоколад Роберт, намекая, что Том так на него похож. Том поблагодарил и взял. — И еще вот, держи. — Роберт протянул ему пригоршню эскимо на палочке, которую он прятал за спиной. Том покраснел и встал на цыпочки, поцеловав в щёку Смита. Тот зашёл в дом и закрыл дверь. Смит ответил на поцелуй, но в губы. Он чувствовал, что кто- то наблюдает за ними. Вот только кто? Сквозь опущенные ресницы он заметил какое- то бледное лицо, и тут в его ушах раздался приглушенное откашливание. Смит резко отстранился от Тома и растерянно моргнул. Старик был хмурым. Но Смит видел только его макушку и огромную черную бороду. Он наклонил голову и попытался разглядеть лицо, которое пряталось за густыми усами. Но ничего не разглядел. Затем его глаза скользнули вверх. Там была только тьма, где вдали пульсировали огоньки от люстры. Смит посмотрел на Тома. Том засмеялся. Смиту точно было не до смеха. Он опять взглянул на него. Том на этот раз покраснел. Перкинс прикрыл руками обнаженное тело полотенцем. — Мальчики, давай-те не тут, — произнёс отец хриплым голосом. Джордж понимал, что это ему не нравится, он готов противостоять всей его семье, чтобы защитить своего сына. Том кивнул и схватил своего парня за руку и повёл вверх, в свою комнату. Роберт лишь мурлыкнул в ответ, заставляя Джорджа вызвать омерзение. Смит был как ванильный мальчик, как-будто сама невинность. Но сразу их остановили, потому что твёрдый голос сказал: — Сейчас никто никуда не пойдёт. — грубо сказал глава семьи и сел за стол. Ещё несколько тяжёлых шагов. Тишина. Тиканье больших часов. Безмолвие. Белая скатерть на столе. На неё падает тусклый отсвет лампы. Шкаф с книгами. Часы с кукушкой. Кухонный стол, заставленный несъедобными приборами и предметами. Желтоватая полутьма. Темная, тяжелая мебель, освещенная белой лампой, свисающей с потолка. За столом сидит мужик в сизой безрукавке и закусывает черным хлебом, присыпанным луком. Он не особо скрывается. — Том, можешь идти, мне надо поговорить с Робертом. — Как скажешь, — вздохнул блондин. На редкость грустная получилась сцена. Надеюсь, Смиту удастся пережить и это, т.е. его отца. Том направился к лестнице, и тут Роберт ухватил его за плечо, когда Том пошёл вверх, Роберт сказал: — Извини, что прервал. — произнёс Смит, подрагивая ресницами. От лица Роберта Мне очень не хотелось объяснять что- то этому странному человеку, и я, изо всех сил стараясь казаться безразличным, спросил: — Слушайте, я не хочу с вами говорить… — кажется, я тогда не смог подобрать нужные слова, — об этом. Вы, наверное, все знаете. Но если вы не хотите… Ну… Короче, я… — Заткнись и убирайся от сюда, щенок! — крикнул отец Тома и изо всех сил ударил меня по лицу, как только я подошёл к краю стола. Это было так неожиданно, что я потерял равновесие и сел прямо на кухонный пол. И тут же мне на плечи обрушилась тяжесть. Я поднял глаза, когда Перкинс встал ст стола и навис надо мной, сжимая кулаки. Он был в бешенстве, и еще от него сильно пахло водкой. Это было заметно даже в полутьме комнаты. Несколько секунд он молча меня изучал. Потом я услышал его странный прерывающийся голос: — Я что-то не то сказал? Да? Убирайся! Сукин ты сын! Чтоб ты подох! Хоть бы ты… Блядь! Убью, блядь… Убью, блядь! Убью, блядь! — он так сильно матерился, из-за чего я просто слушал эти слова, потому что ничего не мог сделать, пока...Я не мог бездействовать, я ждал того момента, когда заветный «зеро» станет красным от гнева. Ожидание было мучительным, но неизбежным. Я увернулся от удара и в ответ двинул здоровяку в челюсть. Перкинс повернулся, потерял равновесие, покачнулся и спиной врезался в стойку с ящиками. Сверху посыпались деревянные обломки. « Зеро» прыгнул ему под ноги, я мо всей силы ударил его, здоровяк покачнулся и рухнул в щель между ящиками. Вокруг его головы расплывалась небольшая лужица. Спина Перкинса оказалась единственным, что еще не было сломано. Я на него тяжело дышал, замешкавшийся на секунду. Я разыскал скотч и стал скручивать руки поверженного. Потом к нам подошёл Том. Из моего носа шла кровь и я размазывал её по лицу. Том внимательно осмотрел моё лицо и сказал: — Так, и когда же ты его ударил, пап ? - спросил младший-Перкинс. - Неважно. - ответил я. Дальше, взял свой телефон и набрал номер Кондратьева, мне сразу ответили. Я вышел в коридор и сказал: - Меня избили. Это Мистер Перкинс. Продолжение следует...