Снимки

Себастьян смотрит на него. Проигравшего, но не менее самоуверенного. В его голосе — лишь легкая досада. Он и правда считает, что так многого не сделал, но разгребать это все Кастелланосу. И вместо того, чтобы предпринять попытки спастись, он тянется к своему фотоаппарату, словно это он — единственный его круг спасения. Но весь его смысл жизни заключается в прекрасных изображениях и выставок своих шедевров. «Кому они предназначались, если искусство было доступно всем, но и состояло из людей?» — хороший вопрос, который внезапно ударил в голову Кастелланосу в абсолютно не подходящее время. Но, похоже, у этого фотографа действительно были грандиозные планы на СТЭМ. Тем не менее, всему приходит конец. И Багровому рассвету Стефано Валентини тоже. — Единственный снимок... — шепчет Валентини. — Последний мой шедевр. Кастеланнос мгновенно разворачивается и стреляет в сторону итальянца. Но Валентини повезло: пуля попала не в него, а в сам предмет, выбив его и из рук. И фотограф с шоком смотрит на сломанную вещь и, будто позабыв о множестве ран, бросается к ее останкам, не веря в то, что это произошло. И это же заставляет хмуриться. Валентини явно ставил свое искусство превыше всего, в том числе и своей жизни, раз не думает о последствиях своей тяги к прекрасному своей души. Либо уже само устройство было слишком ценным для этого человека, но Кастелланос не хочет знать. Размышлений за последние несколько лет и так предостаточно. Но Себастьян вновь смотрит на него, и чувствует, что не может снова поднять ствол и покончить с этим безумием, хотя настоящее безумие только начинается. Несмотря на то, каким ублюдком был Стефано Валентини. Потому что Себастьян, прежде всего, всегда остаётся прекрасным и проницательным детективом. Одежда пачкается алой кровью, и даже это Стефано подмечает, смеясь. Больной наголову. Кастелланос знает, что пожалеет об этом не раз. Но, на удивление, он не тяжелый, как предпологалось. Худой, лёгкий, и стройный. Откуда бралась та сила, с которой в него яростно вонзали нож все это время? Стефано цепляется за него, бормоча неясные фразы на итальянском, смотря куда-то вперед потерянным взглядом. Но, стоит переступить ворота, он шепчет благодарность и прижимается ближе.