Goner

***

      Томое никогда не понимала одноклассниц, часами сидевших и усиленно чиркавших что-то в свои пестрые дневники, украшенные, чаще всего, глупыми наклейками, бисером, бусами и другими чисто девчачьими штуками. Что такого интересного могло происходить в жизни кучки младшеклассников, чтобы они еще и записывали это? На ее взгляд, подобное было лишь пустой тратой времени и сил: она предпочитала потратить его на более важные или интересные дела. Но что же изменилось теперь, когда ей чертовых двадцать пять лет? Существенно, ничего такого, но их штатный психолог, который мониторил состояние всех работников, посоветовал вести записи для снятия стресса и начать с общего описания собственной жизни.       Хмм…       Задумчиво грызя колпачок от ручки, она немного посидела, постукивая пальцами о деревянную поверхность кухонного стола, а после начала строчить, выводя несколько сумбурные и кривоватые иероглифы на чистой странице.       Такеда Томое, двадцать пять лет. Родилась в самой обычной семье и росла во вполне нормальной обстановке. Ее родители развелись всего пару лет назад и живут с новыми половинками, но их расставание не особо ударило по ней: наоборот, она была удивлена, что те продержались так долго. Квирк у нее водный, как и у отца, правда, сильнее развит из-за геройской деятельности.       Что дальше?..       …В школе ничего шибко интересного никогда не было: училась она прилежно, держась на расстоянии с одноклассниками, но, вопреки опасениям матери, одиночкой не была. Более того, у нее даже появился друг в третьем классе. Тойя, мальчик, который казался ей сначала немного странным, но привлекал внимание, и они быстро подружились, став не разлей вода. Непринужденное общение, взаимовыручка, совместное решение домашнего задания, тренировки, хождения домой друг к другу — все атрибуты детской дружбы были на лицо. Их общение продолжилось и в средней школе, став еще крепче: они медленно раскрывались, делились секретами и проблемами, поддерживали один другого, и Томое ценила дружбу Тодороки, считая его неотъемлемой частью самой себя. У них были мечты и планы: поступление в Юэй, получение геройской лицензии и работа в качестве напарников. Она с грустью на сердце вспоминала, как они любили представлять себя известными героями, как с упоением придумывали всякие рассказы и рисовали себе эмблемы с костюмами. Тогда все было так просто или просто ей так казалось? В Геройскую Академию оба поступили с неплохими баллами, умудрившись попасть в класс «А». Первый год обучения шел очень быстро, и, казалось, Тойя делал большие успехи, показывая удовлетворительные результаты: он почти перестал упоминать про недовольство отца и сам выглядел вполне нормально.       Тем неожиданней для нее стало его исчезновение. В один момент он просто пропал, оставив только записку с исчерпывающим содержанием: он сбежал и возвращаться не намеревался. Просил исключить его из Академии и не искать.       Для Такеды это стало неожиданным ударом. Она была уверена, что Старатель всю Японию перероет, чтобы найти свое нерадивое чадо, но тот принял подобное хладнокровно, лишь подметив в первый месяц после побега, что мальчишка скоро вернется.       Томое хотела ему верить, но время шло, а человек, которого она считала лучшим другом, так и ни разу не объявлялся. Ей было особенно плохо в первое время: ведь она называлась его другом, а сама оказалась настолько слепа, что не видела всю серьезность его проблем. Отчасти, девушка винила себя в случившимся и с пришествием года прекратила все общение с семьей Тодороки, решив избавиться от всего, что напоминало о нем.       Было трудно: Тойя занимал слишком много места в ее жизни, и его исчезновение сильно бросалось в глаза, отдаваясь ноющей болью на сердце. Скуку она как-то перебивала усиленными тренировками, избегала их излюбленные места, забросила их общее хобби и, кажется, стало полегче, но на самом деле вся ее жизнь окрасилась серостью, от которой она так и не сумела избавиться окончательно.       Иногда Такеда винила его в том, что он бросил все и попросту сбежал, поджав хвост, укрылся от всех проблем вместо того, чтобы стойко бороться с ними, бросил ее,, но подобные мысли накатывали нечасто, только тогда, когда она от безделья тупо шлялась по городу, выкуривая сигарету за сигаретой.       Время шло, и раны затянулись: она нашла группку ребят, с которыми неплохо поладила, с отличием окончила Юэй, поступила в универ, параллельно работая на неполной ставке в агентстве Гидранта и даже начала отношения с Иидой Тенсеем — своим бывшим одноклассником, но их совместная жизнь, продлившаяся два года, канула в лету, когда все начало заходить слишком далеко: Томое мечтала о славной геройской карьере, а Тенсей все чаще заговаривал о семейной жизни, к которой она не была готова.       В двадцать один, получив диплом бакалавра, Такеда решила полностью сосредоточиться на карьере героя и потому ушла из агентства Гидранта, начав поиски нового места работы, которые, в конце концов, привели ее к Герою номер два.       Отказываться от столь заманчивого предложения было бы в наивысшей степени глупо, и, несмотря на детскую обиду на Тодороки-сана из-за его холодного отношения к побегу сына, Томое дала согласие, приступив к работе в одном из лучших агентств Японии.       Изначальные страхи и волнение не оправдались: работенка давалась легко, а особенно хорошо она справлялась с офисной частью, один раз даже по просьбе Рихо подготовив текст речи для выступления Старателя на телевидении. Продвижение по карьерной лестнице после этого пошло значительное — Энджи-сан остался доволен ее навыками в подготовке текстов его официальных выступлений, и уже к конце года она занималась всеми публичными выступлениями, а еще через полгода он стал брать ее на важные миссии в качестве помощника.       Сначала Такеда, в основном, устраняла последствия использования его огня и проводила защиту и эвакуацию гражданских, пока сам герой номер два разбирался с противниками, но позже он стал позволять ей участвовать в сражениях и прикрывать его, и эта связка оказалась, на удивление, весьма действенной, так что года два назад их признали самой лучшей геройской командой. До сих пор раз в пару недель выходили всякие статейки, в которых журналисты с упоением изливались о гармоничности их причуд и придумывали глупые прозвища для них, что слегка раздражало, но в то же время, льстило.       Если на работе у нее все было прекрасно, то вот с личной жизнью как-то не заладилось: после расставания с Тенсеем у нее два года не было и намека на что-то, а потом тот вновь появился на горизонте, видимо, решив еще раз попытать удачу, но ответ оставался прежним. Сначала Такеда честно пыталась как можно вежливей объяснить ему незаинтересованность в возобновлении их отношений, но в конце все скатилось до не самой приятной ссоры, после которой она с тяжелой душой пошла запивать горе, совсем забыв об отчете, который должна была передать Старателю вечером. Звонок от него почти отрезвил ее, и Томое судорожно накалякала что-то о том, что приболела и передаст все завтра, но полученный ответ заставил ее завизжать от страха — он собирался приехать самостоятельно и забрать нужные документы. Ее жалкие попытки разубедить его не сработали, и, поняв это, девушка стала быстро убираться в квартире, но приехал Тодороки-сан куда быстрее, чем она предполагала, так что предстала девушка перед ним в довольно жалком виде.       Пожалуй, он мог бы поверить в ее болезнь, не икай она каждые несколько минут от волнения и страха, но все было слишком очевидно. В попытке хоть как-то исправить ситуацию, она пригласила его на чай — благо, на кухне убралась в первую очередь. Слово за словом, распивая зеленый чай, Такеда как-то совсем увлеклась, говоря о том, о чем не следовало бы, а Энджи-сан слушал внимательно, не перебивая, и даже лицо его не казалось суровым: наоборот, он был неожиданно расслаблен, под конец ее рассказа даже дав ей пару советов.       Честно говоря, она до сих не до конца понимала, как все обернулось в такую сторону, но после чая на столе появилась бутылка саке, и они продолжили, как ни в чем не бывало, пить, ведя непринужденную беседу о чем-то, то ли высоком, то ли совершенно обыденном.       Потом же… потом они переспали и это произошло настолько просто, что, казалось, так и должно было быть. Еще никогда в своей жизни Томое не чувствовала себя настолько естественно и уютно с мужчиной, хотя, образ Старателя и вызывал едва ли не страх, но она почти сразу позабыла обо всем, стоило лишь оказаться в его теплых объятиях и ощутить дыхания на своей шее. Энджи-сан даже здесь поражал своей уверенностью и вел ее во время всего процесса, заставляя чувствовать себя ужасно неопытной. Его прикосновения, прямой взгляд, щекочущие поцелуи кружили голову, не походя ни на что из того, что доводилось испытать. Даже несмотря на то, что объективно Томое нельзя было назвать мелкой, рядом с Тодороки она ощущала себя букашкой, но это не было препятствием, и разница между ними почти не чувствовалась.       В ту ночь она поняла, что ничего не знает о сексе, и ей было стыдно за ту реакцию, что вызывал в ней Энджи-сан своими уверенными движениями, размеренными толчками, руками, сжимавшими ее бедра и пронзительным взглядом, от которого все внутри нее сжималось в тугой узел. Ей все никак не удавалось сдержать рвущиеся из груди стоны, и она отчаянно комкала простынь, подставляясь под его губы и сама целуя его с нетерпеливостью и несдержанностью. В конце она уже кричала, подмахивая его движениям и сгибалась под его весом, ощущая приближение пика и, достигнув его, замерла в немом крике, чувствуя безумно приятную дрожь, волнами прокатывающуюся по всему телу.       Утром следующего дня она проснулась, почти не помня о вечере и сладко потянувшись, пошла в душ, будучи слишком сонной, чтобы обратить внимание на факт собственной наготы. Правда, герой номер два, стоявший в ее ванной и спокойно смывающий пену с плеч быстро выветрил весь сон из головы, и Томое так и застыла с глазами по десять йен, пялясь на своего голого начальника и медленно вспоминая все детали произошедшего.       Разговор, к которому Тодороки-сан приступил только после завтрака, был краток, но вполне обстоятелен: если ее все устраивает, то он хотел бы иногда приходить к ней, конечно же, заранее предупредив. Все, что от нее требовалось, так это сохранить данное в полном секрете. Ему не было особой разницы, есть ли у нее кто-либо, и он готов прекратить все без вопросов и какого-то изменения в их деловых отношениях в любой момент.       Договорив, Энджи-сан подхватил куртку, лежавшую на спинке стула, и пошел к двери, сказав, что дает ей время на раздумывание, но Такеда не стала тянуть с этим и остановила его, на секунду замявшись под его прямым взглядом. — Я согласна.       Мужчина спокойно кивнул и, дежурно попрощавшись, ушел, оставив ее стоять посреди коридора со странными мыслями, витавшими в голове.       Как она и предполагала, факт их личных отношений никоим образом не влиял на деловую часть, и, вообще, нельзя было понять, что их что-либо связывает. Встречи не имели какого-то четкого графика: иногда он мог не приходить две недели, а иногда несколько дней подряд бывал у нее. Их отношения нельзя было назвать романом: Томое не любила Тодороки, испытывая к нему, в целом, уважительные чувства и признавая в нем привлекательного мужчину, и он, казалось, отвечал ей тем же, не выказывая каких-то особых признаков любви.       Все же было кое-что, что хоть и не смущало ни ее, ни, тем более, Энджи-сана, что могло дискредитировать их связь в глазах общественности. И это даже не то, что они работают вместе, что он годится ей в отцы, что они вообще находятся в свободных отношениях, нет. То, как он проявлял внимание. Старателя с трудом можно было назвать особым любителем нежностей, да и сам формат связывающих их отношений не предполагал чего-то подобного, но мужчина все же делал ей подарки. Это не были цветы, конфеты или украшения; они никуда не выходили вместе, и когда он в один из дней просто прислал ей ссылки на сайты с недвижимостью, Такеда не знала, что и сказать. На ее несмелый вопрос об этом, он ответил с такой невозмутимостью, что она побоялась ему перечить, покорно выбрав одну из квартир поближе к агентству.       Некоторое время после этого она не знала, как реагировать на случившееся: собственное положение казалось странным и неправильным, ведь Старатель — женатый человек, отец четверых детей, а она, по сути, его содержанка, если говорить наиболее честным языком. Сначала Томое это волновало, но позже она свыклась с этой мыслью и не стала забивать себе голову подобным. В конце концов, их обоих устраивало положение вещей, и он сам решил подарить ей квартиру, так что ее совесть была чиста.       И вот, так продолжалось уже больше двух лет, и пока девушка не думала, что это прекратится в ближайшее время: из-за загруженности у нее не оставалось времени на личную жизнь, и она лишь раз в месяц-полтора выходила в город просто развеяться. Пожалуй, она слишком сильно привыкла к удобству и довольно слабо представляла себя в традиционных отношениях, а, впрочем, и не особо к ним стремилась.       Излюбленный бар встретил ее ненавязчивой музыкой и приглушенным светом. Людей было не особо много, так что вечер не обещал приятного продолжения. Сев за стойку, она поздоровалась со знакомой барменшей и, вытащив сигарету из пачки, закурила, благодарно кивнув, когда та поставила перед ней бокал вина. За ничего незначащей беседой, девушка долго распивала алкоголь, медленно пьянея и раздумывая над тем, что скоро уже стоит идти домой.       Когда она уже собиралась уходить, рядом сел какой-то парень, кинувший на нее мимолетный взгляд, и Томое решила не спешить, заказав еще бокал. Краем глаза наблюдая за ним, она отметила его весьма нетипичный внешний вид: кожа вокруг его глаз, нижняя губа, челюсть, шея и руки были покрыты темными шрамами от ожогов, а на лице виднелись следы от швов. Томое с внутренним интересом внимательно разглядывала его напряженную шею, жилистые руки и профиль лица, подметив за темными растрепанными волосами блеск от серег, которыми были проколоты его уши. Засмотревшись, она не сразу поняла, что он повернулся к ней и прямо смотрел в ее сторону.       Томое смело ответила на его взгляд и слегка улыбнулась, вновь прикурив сигарету. Гляделки между ними продолжались еще минут двадцать, пока она не попросила у него зажечь ей сигарету. Завязался разговор, и они представились, непринужденно флиртуя и прощупывая почву. Не прошло и двух часов, как они уже шли по ярко освещенным улицам, спеша попасть к Даби домой. Она понимала, что это не было его настоящим именем, но сейчас ее это мало волновало.       Еще в лифте он прижал ее к стенке и поцеловал, а попав в тёмную квартирку, они едва не протаранили собой тумбу, стоявшую у входа. Разорвав поцелуй, они прошли в спальню, и Томое скинула с его плеч плащ и потянулась к краю футболки, чувствуя то, как цепкие мужские пальцы расстегивают молнию ее платья. Стряхнув ткань вниз, она сняла с него белую футболку, проведя ладонью от его шеи до каемки штанов и чуть ниже, быстрым движением стянув их вниз.       Плавно опустившись на колени, девушка подняла глаза на лицо парня, выражавшее его крайнее напряжение. Их взгляды встретились, и ее будто током прошибло от того, как смотрели на нее синие глаза парня, будто бы горевшие в темноте. Не прерывая зрительный контакт, она коснулась его твердого члена, крепко обхватив его у основания, и провела ладонью по всей длине, пытаясь запечатлеть даже самую мимолетную смену эмоций Даби.       Медленно водя рукой по стволу, Такеда с внутренним трепетом отмечала то, как у него участилось дыхание и напряглись мышцы живота и ног, выдавая насколько он был возбужден, но, вопреки ожиданиям, Даби убрал руки за спину вместо того, чтобы направлять ее, и это удивило, но также и заинтриговало, давая возможность не спешить, чем она и пользовалась, неспешно проводя пальцами по стволу и изредка опаляя дыханием головку с выступившей смазкой.       От мимолетного касания языком головки, парень громко выдыхает и замирает с глухим стоном, сорвавшимся с губ, когда Томое умело вбирает его член в рот, старательно заглатывая его до самого основания. Несколько размеренных движений на пробу, и она начала повышать темп, сжав пальцы на бедре парня. Его сдержанность ломается под ее напором, и он сипло постанывает, начиная неосознанно толкаться ей навстречу, и девушка все больше входит во вкус, чувствуя то, как алкоголь и возбуждение смешались в сознании, делая ощущения ярче. Кажется, она может кончить от одного мучительно-прекрасного выражения наслаждения, застывшего на лице Даби, от того, как он на каждом выдохе шепчет ее имя с каким-то особым придыханием, как он, не сдержавшись, кладет руку ей на голову и давит, вгоняя член настолько глубоко, что она едва не давится, чувствуя содрогание и слыша низкое рычание парня. Его пальцы сжаты на ее волосах и оттягивают их, делая больно, но Томое, словно помешавшись, тянет голову вверх, царапая кожу его бедер, силясь разглядеть его лицо, на которое падает тень от еще более растрепавшихся волос.       Его грудь тяжело вздымается, когда хватка на волосах девушки ослабевает, позволяя ей слегка отстранится. Даби мягко проводит пальцами по ее скулам, и Томое прижимается щекой к его бедру, ластясь к нему и прося о большем.       В комнате ужасно жарко и душно, несмотря на начало весны, а тело Даби словно и вовсе горит. Томое будто обжигается при каждом его прикосновении, влажных и быстрых поцелуях, но это лишь сильнее заводит, и она почти хнычет, мечтая о разрядке, только вот он никуда не спешит, покрывает поцелуями каждый сантиметр ее тела, вызывая мурашки приятно-теплым дыханием. Девушка отчаянно сжимает ноги на его бедрах, чувствуя то, как он кусает кожу ее шеи, сжимая в ладонях ее грудь, сама тянется к нему губами, трется промежностью о стояк, обнимая его за жилистые плечи, и лижет линии шрамов на его шее, хватает зубами стежки, слегка тяня на себя.       Она вскрикивает, когда он входит в нее: глубоко и до самого упора, неожиданно. На несколько безумно долгих секунд они застывают, и Томое видит животную страсть на дне его глаз, от которой ей становилось не по себе. От Даби веяло странной опасностью, и от этого адреналин бурлил в крови, заставляя ее выгибаться и жмуриться от быстрых и мощных толчков. Кровать под ними жалобно скрипит и ходит ходуном, они дышат в унисон, прижавшись лбами и сжимая друг друга в объятиях, будто бы желая полностью соединиться.       Она не знает, как долго это длится: может, лишь секунду, а может, несколько часов; она сорвала голос и уже почти обмякла, когда он, наконец, кончает ей на живот, едва не упав на нее.       Проходит много времени, прежде чем они приходят в себя: Даби лежит рядом, собственнически прижимая ее к себе и, кажется, засыпает, явно удивившись, когда Томое садится, спрашивая о местоположении ванной комнаты. Молча указав на дверь справа, он лежит и ждет ее, но девушка после короткого душа не возвращается в постель, а начинает одеваться. — Не останешься? — спрашивает он, стараясь звучать непринужденно, но Такеда слышит плохо скрываемое волнение в его голосе. — Мне завтра на работу, — невозмутимо произносит девушка, собирая волосы в низкий хвост и выходя в коридор.       Даби выходит вслед за ней, успев натянуть домашние штаны, и рассеянно наблюдает за тем, как она шарит под тумбой в поисках второй пары обуви. Нацепив туфли, она поправляет рукава темно-синего платья, собираясь уже выходить, и вздрагивает, когда парень хватает ее за запястье, притягивая к себе. — Могу ли я попросить у тебя номер? — шепчет он ей на ухо. — Прости, но я занята, — его брови вздымаются вверх, и Томое сдерживает улыбку, готовую появиться на губах, наблюдая за недоумением парня. — У тебя кто-то есть? — в его голосе сквозит разочарование, а сам он тут же поникает, так что ей хочется обнять его и приласкать, но Такеда сдерживается, понимая, что ни к чему хорошему это не приведет. — Если можно так сказать, то да, — пожимает она плечами, и обычно после этого никаких вопросов больше нет, но сегодня ей попался не совсем простой экземпляр. — В смысле? — хмурится парень. — Если тебе не понравилось, то так и скажи…       Не удержавшись, оно коротко смеется, вводя Даби в еще более неловкое положение, и по-дружески подмигивает ему, продолжая лукаво улыбаться. — Ты был хорош, но вряд ли у нас что-то получится. И да, я не вру: у меня действительно есть… партнер, — видя непонимание парня, она быстро поясняет: — Ну, там любовник, папочка, мужчина… как там еще можно было выразиться?.. Короче, ты и сам меня понял! — усмехнувшись, она оставляет мимолетный поцелуй на его губах и нажимает на ручку двери, кивнув ему на прощание. — Кто он?       Дар речи возвращается к нему, когда она уже нажимает на кнопку вызова лифта. Томое молчит, задумчиво оглядывая его взвинченную фигуру и качает головой, не отвечая на вопрос. — Может, еще свидимся, — кидает она, заходя в лифт, а он так и стоит на пороге дома, чувствуя неприятный холод кафельного пола прихожей.       Зло прорычав, он громко хлопает дверью, возвращаясь в квартиру и проходит в спальню, со свистящим звуком вдыхая воздух. Вся комната пропахла ей, и от этого хочется выть волком или же повернуть время вспять, чтобы вновь овладеть ей, но он держит себя в руках, чувствуя покалывание на кончиках пальцев от отчаяния, охватившего его после непонятных слов Томое.       Он не оставит это просто так. Не теперь, когда наконец осмелился показаться перед ней, спустя три месяца слежки.       Все же он окончательно сошел с ума, но сейчас это волновало его в последнюю очередь.