Нелегко быть избранным

Валторана проснулся посреди ночи. В бок упиралось теплое пушистое существо, к которому Бильфельд успел прикипеть за несколько лет своих странных, но уже привычных отношений с Вальде. Аккуратно, стараясь не потревожить зверька, лорд сдвинулся в сторону, чтобы подняться. Не вышло: зверек поднял пятнистую голову, укоризненно взглянул на беспокойного соседа и беззаботно зевнул. Не удержавшись, Бильфельд осторожно почесал свою единственную соперницу за ухом. Микки благодарно муркнула, свернулась калачиком и снова уснула. Валторана почти завидовал ее безмятежности. Сам он никогда не спал долго: подсознание то и дело подкидывало лорду тревожные сны. Он давно уже перестал пугаться, но сны не давали покоя, особенно тот, что мучил его сильнее прочих: молодой генерал мадзоку замертво падал с лошади, пронзенный человеческой стрелой, яркие кровавые розы растекались по темно-зеленой форме. Бильфельд просыпался, судорожно пытаясь вдохнуть. Остаток ночи лорд проводил, разбирая бумаги или бродя по комнате, чтобы отвлечься. В те дни, когда он оставался у Вальде, проснувшись, он обычно сразу одевался и уходил; Гвендаль не останавливал, зная, что пройдет пара-тройка недель и неугомонный моряк вернется. Но сегодня все изменилось. Если он уйдет этой ночью, то дороги обратно не будет. Бильфельду не хотелось терять ни эту тихую теплую гавань, ни мирное сопение двух существ у себя под боком. Шторма, бушевавшие в его собственной голове, порядком измотали гордого адмирала. И все же решиться на шаг, предложенный Гвендалем, было непросто. Валторана взглянул в окно: яркая полная луна заливала нежным серебряным светом деревья и клумбы в королевском саду. Тишина и покой – то, о чем он мечтал последние пару десятков лет и чего никогда не смог бы добиться сам. Глядя на царящую вокруг безмятежность, можно было подумать, что заботами их правителя душа каждого обитателя замка обрела мир. Но Валторана знал, что это не так. Кто он такой, чтобы претендовать на счастье, когда лучшие из мира сего погружены в печаль? Адмирал стал стремительно одеваться. – Ты действительно этого хочешь? – спросил Вальде. Голос маршала звучит ровно, но это лишь военная выдержка, нужна причина посерьезнее, чем бегство любовника, чтобы вывести королевского маршала из себя. – Ты дорог мне, Вальде. Но я не думаю, что это хорошая идея, – отозвался Бильфельд. Он намерено не смотрел в сторону маршала, чтобы не передумать. – Ты уже однажды сбежал из моей семьи. Ты не разу не пожалел об этом? – Я сбежал дважды. Сначала от Бернхарда, потом от Сесилии. Не было ни единого дня, чтобы я не жалел об этом. Гвендаль поднялся с кровати и подошел к любовнику. – Что тебя гложет, Валторана? – примерно с этой же интонацией он уговаривал Вольфрама не бежать за Конрадом в пресловутый Руттенбергский поход. Воспоминания болезненны, но Вальде имеет право знать правду. Вздохнув, Бильфельд отворачивается и начинает рассказ. *** Он едва достиг совершеннолетия, когда отец, согласно старой традиции благородных родов, записал Валторану в ученики академии. Приходившийся дальним родственником Бернхард учился на выпускном курсе. Как большинство представителей своего рода, Вальде был блестящим студентом. Сильный, решительный, ответственный мадзоку, безукоризненный воин и прирожденный лидер. Его уважали однокурсники, им восхищались ребята помладше, преподаватели академии единодушно пророчили будущему выпускнику большое будущее. Вальторану не интересовали кумиры, но Бернхард был особенным. Упрямый, своенравный мальчишка с удивлением обнаружил, что тянется к обществу серьезного, не по годам повзрослевшего кузена. Симпатия оказалась взаимной. Нельзя сказать, чтобы Вальде как-то выделял Валторану среди других, но компания златокудрого лорда явно доставляла Бернхарду удовольствие. Старшекурсники, прекрасно знавшие историю их семей, посмеивались, за глаза называя юного Бильфельда «невестой». Однажды кто-то из них – Бильфельд уже не помнил кто именно – проговорился, заставив Валторану сжать кулаки и покраснеть до корней волос. Суровый взгляд Бернхарда раз и навсегда оборвал подобные шуточки. Бильфельд надулся и несколько дней избегал общества друга, но голос крови оказался сильнее. Незадачливый шутник, сам того не желая, заставил молодого Вальде задуматься над вопросом, который ему самому не приходил в голову. Спустя некоторое время Бернхард силой затащил упирающегося приятеля на задний двор академии, чтобы поговорить. Бурное объяснение закончилось подожженным сараем, пощечиной, которую Бильфельд в порыве гнева влепил приятелю, и серьезным разговором в кабинете директора. Согласно уставу, их обоих должны были отчислить на следующий же день, но до выпуска оставались считанные недели, портить будущую карьеру многообещающего ученика преподаватели не решились. Что же касается провинившегося первокурсника, Вальде категорично заявил, что готов взять на себя ответственность за несдержанность жениха. Заветное слово немало смутило и самого Бильфельда, и дирекцию учреждения. Ситуация грозила скандалом, в который наверняка вмешались бы главы семейств. Известный своей сентиментальностью и преданностью эпохе Истинного фон Крист миролюбиво предложил вариант, устроивший всех. Время, оставшееся до выпуска, парочка провела в пострадавшем сарае, усердно начищая тренировочные мечи. Правда, мечи почему-то блестеть не стали. Вместо них сияли темно-зеленые глаза Бильфельда, тайно мечтавшего, чтобы Вальде завалил выпускной экзамен и остался на второй год. Вальторане хватило гордости, чтобы не говорить вслух подобные вещи. Бернхард блестяще закончил академию, навсегда оставшись в ее памяти как один из лучших студентов. Следующие несколько лет они активно переписывались, послания были краткими, под стать суровому стилю военных, но их постоянству могла позавидовать любая самая романтически настроенная девица. Потом началась очередная война, ничуть не отразившаяся на регулярности писем. Страной правила 26-ая мао, по слухам, совсем еще девочка, чьи решения зависели от воли ее честолюбивого брата. Война не собиралась заканчиваться. Карьера молодого офицера стремительно мчалась вверх. Бильфельд жаждал поскорее выпуститься и поступить на службу в отряд жениха. Накануне экзамена взволнованный Вальде приехал в академию с просьбой позволить ему поговорить с Бильфельдом. Устав учреждения позволял встречи с родственниками, но в нем ничего не говорилось о женихах, из уважения к личным заслугам Вальде дирекция не стала препятствовать его просьбе. Бильфельд не помнил ничего из того, что ему тогда наговорил Бернхард. Возможно, Вальде предлагал остаться друзьями, быть может, просил прощения или объяснял разницу между искренностью своих порывов и долгом перед страной. В сознании юноши отпечаталось лишь несколько слов: Истинный король, Сесилия, свадьба… Земля безжалостно плыла под ногами. Ему удалось сдержаться и не спалить казарму. Он наотрез отказался продолжать разговор, заявив, что не желает ничего знать о Бернхарде и его планах на жизнь. Печальный взгляд уже бывшего жениха – последнее, что запомнилось Валторане в тот вечер. С грехом пополам сдав экзамен, он внезапно для всех отравился служить на военный корабль, отплывавший к берегам Великого Шимарона. Спустя несколько месяцев пущенная рукой человека стрела оборвала стремительную карьеру молодого генерала, с честью носившего темно-зеленый мундир предков. За всю историю Шин-Макоку это был единственный Вальде, рядом с которым не оказалось златокудрого офицера, готового закрыть собой дорогого друга. *** Валторана рассказал все, включая подробности злополучной свадьбы родного брата, которые узнал предыдущим вечером, деликатно промолчав лишь о тех деталях, которые сын не должен знать о собственной матери. Сесилия – прекрасная женщина, он мог бы остаться с ней, она исцелила бы его раны, но Бильфельд и тогда уже смутно чувствовал, что Истинный использовал его в своих целях. Гордый лорд не готов был смириться с ролью пешки в великом плане капризного божества. – Я предал отца и сбежал от матери, разве я имею право на счастье с сыном? – впервые за долгие годы Бильфельд-старший честно говорил не только с любовником, но и с самим собой. Узнав всю эту историю, Гвендаль просто обязан выставить его вон. – Никто из нас не идеален, Вальторана. Даже король, – на удивление спокойно ответил Вальде. Сколько раз он распрашивал об отце, но никто из старших не удосужился даже упомянуть о помолвке с Бильфельдом или о том, что брак Бернхарда с матерью – лишь еще один стратегический ход Шин-О. Истинный хорошо потрудился на благо страны, и не маршалу Шин-Макоку упрекать верное подданным, хоть и своенравное божество в том, что все они оказались заложниками его решений. – Моя мать должна была выйти за Веллера, чтобы родился Конрад. Отец был обречен. Рано или поздно это все равно бы случилось. – Они могли развестись, – упрямо возразил Валторана. – Если бы ты умер вместо него? Адмирал не ответил, но Вальде понял причину его терзаний. – Тогда не родился бы Вольфрам. Ты не виноват, Валторана. Это решение Истинного короля. – И ты готов так просто это принять?! – с вызовом говорит фон Бильфельд, его ладони сжимаются в кулаки. – Мы не можем изменить прошлое, но … – Будущее в наших руках, – закончил вместо него Валторана. Это была любимая фраза Сюзанны-Джулии, еще одной добровольной жертвы божественного плана Шин-О. – Леди фон Винкотт знала, что ее ждет. Тебе не приходило в голову, что выбор отца мог быть осознанным? – О чем ты? – Шин-О ценил боевых товарищей. Вряд ли он унизил бы их потомков обманом. Валторана фыркнул: – То, что они устроили с Альфредом… – Ты – другое дело, Валторана. Ты слишком упрям, чтобы признавать очевидное. Бильфельд обиженно сопит. – Ты слишком долго пытался уплыть от реальности, пора вернуться на землю. – Что ты имеешь в виду? – гордо спрашивает огненный лорд, скрестив на груди руки. – То, что ты никуда не уйдешь, – решительно отозвается Вальде, обняв морского офицера за плечи и притянув к себе. – Я не подчиняюсь главнокомандующему сухопутных войск, – ворчит упрямец. – Я не приказываю, Бильфельд. Но я очень тебя прошу. Микки подняла голову, ее сщурившиеся желтые глаза с любопытством смотрели на демонов. Гвендаль исчерпал скромные запасы красноречия. Валторана не исчерпал упрямства. Пора было брать дело в свои пушистые лапы. Она потянулась, сладко зевнув, и спрыгнула с кровати. Подойдя к Валторане, она потерлась об его ноги пятнистой головой и, заглянув в глаза, решительно муркнула. Бильфельд вздрогнул от неожиданности. – Мы с Микки просим, – смеясь, сказал Гвендаль. – Разве можно отказать даме, – обреченно вздохнув, отозвался фон Бильфельд, снова почесав красотку за ухом. – Хорошо, Вальде. Но преупреждаю, вряд ли из меня выйдет хороший муж. – На своем зонтике снег не кажется тяжелым, – отозвался фон Вальде. Их совместная жизнь с Бильфельдом наверняка будет сложной, но разве жизнь первого маршала когда-нибудь была легкой. Относительное затишье настало только сейчас, но кто знает, чем обернется для Шин-Макоку завтрашний день. За окном тихо, но Вальде чуствовал, что в замке назревала гроза. Если ты любил кого-то так сильно, что подставил под удар свою прежнюю жизнь, а потом пропал на семнадцать лет, ничего хорошего, скорее всего, не выйдет. Когда гром грянет, Вальде хочется, чтоб Валторана был рядом, пусть даже присутствие еще одного вспыльчивого упрямца (если бы одного… интуиция подсказывала, что племянники тоже из их числа) лишь осложнит дело. Маршал всегда думал о стране, заслужил же он что-то большее, чем стук спиц и мурчание кошки по вечерам. Довольная собой, Микки отправилась гулять по саду: все равно главнокомандующие не уснут до утра. Негоже истинной леди присутствовать при таких нескромных делах. Мягко ступая по залитой лунным светом траве, зверек направился к клумбе, где мирно спали плоды многолетних стараний Шери: загадочный Гвендаль, Конрад, стоящий на земле, прекрасный Вольфрам, улыбающаяся Грета, вечно печальный мао – каждый, кого любила Сесилия, обрел своего двойника в саду. Даже тот, чей лукавый лазурный взор вот уже четыре тысячи лет незримо следил за происходящим. – Умница моя, хорошо придумала, – ласково шепчет едва заметная златокудрая фигурка, спрятавшаяся в цветах, любовно почесывая ворсистый нос кошки. – Твои хозяева давно заслужили счастье.