Нелегко быть избранным

Родня встретила семью Шибуи с бурными криками восторга. Их обнимали, тискали, скакали вокруг, восторженно ахая и вздыхая. Залившиеся краской подростки, как и сам Шори, немало смутились, Вольфрам не обращал внимания: он всегда знал, что женщины в его семье, включая служанок и Аниссину, чересчур эмоциональны, не говоря уже о Гюнтере, который то и дело порывался упасть в обморок от переполнявших его чувств. Лишь строгий королевский маршал хмурился и не разделял всеобщего восторга. – Нужно поговорить, – не терпящим возражения тоном заявил он брату и развернулся в сторону кабинета. Вольфрам не стал задавать вопросов и, оставив сыновей и мужа на попечении матери, направился в след за ним. – Скажи честно, – синие глаза маршала строго смотрели в упор, – за семнадцать лет можно было передать матери, что ты жив. Бильфельд вздрогнул. Вопрос оказался настолько неожиданным, что он не знал, что сказать… Ни разу за все время ему и в голову не пришло, что в Шин-Макоку за него волновались. – Можно было, – честно признался демон, выдержав суровый взгляд брата. Будучи младшим, он был самым заласканным из сыновей Шери, ему всегда многое сходило с рук, но даже он не привык увиливать. – Но ты не пытался. – Нет. – Так я и думал, – сухо произнес Гвендаль, расстегивая ремень. – Раздевайся. Вольфрам слегка побледнел, но спорить не стал, послушно стянув футболку и развернувшись к стене. Маршал не подал виду, но его левая бровь дрогнула, когда он увидел шрам. – Это за мать, – сказал он, занося руку. Десять ровных, одинаково сильных ударов опустилось на золотую спину. Земная жизнь отучила Вольфрама пользоваться мареку, он не сразу сдержал броню, тут же попытавшуюся его закрыть. У него не было обиды на брата, но рука маршала была тяжела, и Бильфельд чувствовал, как нагревается каменная стена под его ладонями. Он мысленно обратился к Истинному с просьбой, чтобы их неугомонное божество не допустило в замке пожара. – Ты считаешь, что я не прав? – строго спросил Вальде. – Нет. – Тогда убери защиту. Я не закончил. Вольфрам с трудом заставил броню исчезнуть. Гвендаль назвал имя Греты, одного его упоминания было достаточно, чтобы собственная совесть накинулась на Бильфельда не хуже голодного хищного зверя. Он стойко вынес следующие десять ударов, стараясь не думать о нежной и доброй девочке, с которой даже не попрощался. Что бы он чувствовал, если бы Эрхард или Руфус внезапно перестали звонить… – Это за короля, – произнес Вальде. Камень под ладонями раскалялся. – Король мог бы и сам, – мелькнуло в золотой голове, но чувство вины и гордость не позволяли спорить. Еще двадцать таких же ровных тяжелых ударов багровыми полосами отпечатались на золотой коже. Вольфрам дрожал, пытаясь собраться с мыслями и удержать пламя. Гвендаль остановился. – Теперь достаточно, – хрипло сказал старший, искренне надеясь, что ему никогда больше не придется поднимать руку ни на кого из братьев. – А за себя благородный маршал Шин-Макоку мстить не станет? – нет, он не хотел продолжения, но братья с детства внушали ему, что справедливость важнее. Вопреки характеру, Вольфрам был хорошим учеником. – Если я отомщу за каждого, кому ты причинил боль, ты рискуешь пропустить шестнадцатилетние сыновей, – деланно пробурчал маршал. – Прости меня, – выдохнул младший из демонов, неожиданно уткнувшись брату в плечо. В отличие от Конрада, Гвендаль редко проявлял чувства: история их общих предков смущала честного маршала, Вольфрам был слишком похож на мать, чтобы Вальде мог позволить себе расслабится хоть на секунду. Но так было раньше. Семнадцать лет – небольшой срок в жизни мадзоку, и все же много воды утекло с тех пор, как неугомонный огненный мальчик ушел из дома. Время унесло с собой ненужные страхи, научив каждого, кто жил в замке, ценить то счастливое время, которое отведено демонам, чтобы быть вместе. Благородный маршал бережно обнял брата. – Ты счастлив? – заботливо спросил он. – Господин Шори – хороший человек, и у меня есть мальчики, они славные, вот увидишь. – Муж любит тебя? – Супружеская любовь – не единственное, ради чего стоит жить. – И давно ты пришел к такому выводу? – в дверях стоял тот, кого Вольфрам меньше всего ожидал здесь увидеть. Темно-зеленый взгляд адмирала фон Бильфельда не предвещал ничего хорошего. – Валторана, не усложняй, – вздохнул Вальде, отстранившись от брата. – Часто у вас такие беседы? – недовольно фыркнул лорд Валторана, заметив багровые полосы на спине сына. – Всю мою сознательную жизнь Гвендаль был мне вместо отца, он может делать все, что считает нужным, – гордо отозвался Вольфрам, натягивая футболку. Пальцы его слегка дрожали, но он старался вести себя так, будто ничего не произошло. – Ну конечно… – Бильфельд-старший укоризненно посмотрел на Вальде. – Я не стану извиняться, – твердо ответил маршал. – И прошу тебя, перестань вести себя, как ребенок. Вольфрам не верил своим ушам: только владыка мог безнаказанно разговаривать с его отцом в подобной манере. Вопреки ожиданиям, огненные львы не спалили кабинет маршала. – Нелегко быть заменой собственному сыну, – печально вздохнул Вальторана. – Равно как и отцу, – спокойно отозвался Вальде, в синем взгляде сквозила нежность. – Ну же, успокойся, мой адмирал, тут не с кем сражаться, – тихо добавил он, близко подойдя к Валторане и ласково поправив одну из золотых прядей. Вольфраму стало неловко, и он попытался незаметно проскользнуть мимо родственников, но зоркий глаз маршала уловил движение с его стороны. – Вольфрам, стой! Младший брат по привычке замер, услышав командный тон маршала. – Вам есть, что обсудить. Я вернусь через два часа. И, пожалуйста, не заставляйте меня запирать вас на ночь, – последняя фраза, скорее, была шуткой, хотя, зная Гвендаля, оба Бильфельда не удивились бы, если бы он исполнил угрозу. – Прости меня, я не должен был врать, – начал Валторана, когда они остались вдвоем. – Не должен был, – согласился Вольфрам, – но я рад, что ты мой отец. Адмирал не ответил, но его взгляд потеплел. – Ой, – вдруг сообразил младший из демонов, – у меня для тебя новости. – Еще новости? Надеюсь, хорошие… – Не совсем, но, мне кажется, что ты будешь рад. Я знаю, где дядя Альфред… Когда Гвендаль вернулся, отец и сын мирно беседовали, словно старые друзья, которым всегда есть, что сказать друг другу. Впервые в жизни они говорили на равных.