***
Ужин накрыли прямо в одной из комнат Саши, что Артема удивило и обрадовало, ему не хотелось терять время в какой-нибудь огромной пустой столовой, он еще не все книги просмотрел на предмет сюрпризов. Главным пока был томик «Опытов» Монтеня, из которых кто-то аккуратно извлек часть книжного блока и вставил такого же формата страницы со стихами Гумилева. Учительница литературы оказалась не простушкой с избытком духовности, а проницательной женщиной, у Саши действительно были какие-то особые отношения с этим поэтом, и он их тщательно скрывал. И все-таки у Артема крепло ощущение, что все здесь не просто так и путь перед ним выложен хлебными крошками, каждая из которых придавлена камушком, чтобы птицы не склевали до поры до времени. Например, зачем понадобилось подделывать книгу? Любимые стихи можно хранить в облаке, на телефоне, брать в библиотеке, в конце концов. Зачем нужен этот физический след? Чтобы он остался и был обнаружен первым, кто поднимет камушек? Под какими еще камушками спрятаны крошки? Артем отложил книгу и сел за стол, чтобы быстренько перекусить и продолжить. Ужин оказался очень в стиле этого дома, все просто и красиво. Ломти мяса трех сортов, сыр, овощи, свежий хлеб. Пахло все это волшебно, и Артем похвалил себя, что не стал наедаться в кафе, там такого бы точно не подали. Он уже налил себе кофе, когда услышал шаги — точно не Валерий, шли сразу несколько мужчин. Артем обернулся на входящих Сальникова и Аркадия Петровича. — Не вставай, не вставай. — Аркадий Петрович пожал Артему руку, сел напротив. Он все так же был лощен, загорел и легок в движениях. Вот и ответ на вопрос, что он при телефонном разговоре пил. Воду, всего лишь воду. — Давай-ка нам тоже кофе и вот этого всего, — распорядился за спину Сальников. — Ну, Артем, как продвигается? — Потихоньку. — Артем придвинул к нему по столу томик Монтеня, но Аркадий Петрович поймал его первым. Открыл, полистал. Сальников заглянул тоже. — Бар-р-раны, — с чувством выругался он. — Перетряхивали не глядя. — Похоже, Саша считал, что вы бы его литературные вкусы не одобрили. — Артем посмотрел поверх чашки на Аркадия Петровича. — Вздор. Ему никто не указывал, что читать, и ни в чем не ограничивал. Это все, — Аркадий Петрович ткнул в книгу пальцем, — какие-то детские игры в героев Сопротивления. — Я тоже так думаю, — согласился Артем. Молоденькая служанка вкатила столик, расставила посуду на столе, мужчины молча ждали, пока она уйдет. — Так что все-таки с Сашей было не так? — спросил Артем, едва они остались одни. — Вы уже говорили с Аленой, — констатировал Аркадий Петрович, и по лицу его было видно, что симпатий к бывшей няне он не испытывает. — Эти ее теории про атипичный аутизм. — Вы показывали Сашу другим специалистам? — Конечно. Никто ее точку зрения не разделил. Но Алена наладила с Сашей контакт, для меня это было важнее всего. Как только контакт разладился, мы с ней попрощались. — Через обвинение в краже денег из сейфа? Аркадий Петрович усмехнулся, Сальников, глянув на него, тоже заулыбался. — Сейф с камерой, Артем, — пояснил он. — Алена денег не брала, и никто ей этого не предъявлял. Артем перевел взгляд с одного на другого. — Разладился контакт, — догадался он. — Точно. — Алена давила, настаивала на школе, Саше это не нравилось, — пояснил Аркадий Петрович. — И я был на его стороне. Вы, может, нет, а я-то знаю, что творится в школах для детей обеспеченных родителей. Полюбуйтесь на Кирилла, он типичный продукт системы. Я жалею, что позволил матери отдать его в школу. А Саша хотел быть особенным, вне системы, и я это одобрял. — Вы набрали слуг с детьми, — выложил Артем первый козырь. Удачно, что с загадочным Олегом Владимировичем он успел поговорить до ужина. — Да, социализация. — Аркадий Петрович был невозмутим, вилка и нож беззвучно разделывали ломтик буженины. — В этом вопросе я с Аленой был согласен. А еще мы с женой создали благотворительный проект совместно с детдомами области. Вы знаете об этом? — В общих чертах. — Небольшой пансионат для детей-сирот, мы отвели под него западное крыло. Шесть мальчиков, по одному из каждого детдома и интерната, приезжали сюда на три месяца, потом сменялись. Они жили в доме, учились вместе с Сашей, приобретали совершенно новый для себя опыт. И он вместе с ними, ведь это дети из совершенно другой среды, с другим мировоззрением, другими ценностями и отношениями. — Сколько лет этот пансионат существовал? — До старшей школы. Шесть лет. — Сколько детей за это время пропало? Взгляды Аркадия Петровича и Сальникова воткнулись в Артема одновременно. — Двое. — Игорь Валентинович старался подражать своему хозяину и говорил не быстро, как обычно, а неспешно, веско. — Одного позже нашли и вернули в детдом. Эти дети частенько сбегают искать родителей, а тут их никто... — И еще мальчик, родители которого работали здесь, — перебил его Артем. Аркадий Петрович прекратил попытки поужинать и откинулся на спинку стула. — Его нашли, — вмешался Сальников. — Несчастный случай, упал с обрыва. Слушай, ну мальчишки же. Везде лезут, письками меряются, а эти детдомовские вообще без тормозов. Бывает. — Второго детдомовца и мальчика из школы не отыскали. — Артем не стал дожидаться ответа, знал, что его не будет. — Так, может, поговорим наконец, почему именно я? — Теперь хоть вижу, что Лаврова в тебе нашла. — Сальников поднялся. — Я пойду, Аркадий Петрович? Тот кивнул. Когда шаги стихли, он неспешно налил себе кофе. — Как ты считаешь, Игорь хороший специалист? — Да. — Тут Артем душой не кривил. — Так вот он ничего не нашел. Он искал, поверь мне. И не стал бы фильтровать информацию, чтобы меня не расстраивать или что ты там себе можешь вообразить. — Но вы подозреваете худшее? — Это нужно делать. Самообман и самоуспокоение — прямая дорога к смерти. — Аркадий Петрович заметил, как прищурился Артем, и покачал головой. — Не в этом смысле. Все мальчики были невысокого роста, светловолосые и голубоглазые. Я не подхожу. — Не говорите, что Сальников прошерстил все детективные агентства Москвы в поисках мелких блондинов. — Не говорю. Саша перед отъездом основательно почистил свой компьютер, но кое-что удалось восстановить. Помнишь, о вашей спецгруппе была статья? — Когда поймали Татаринова, — кивнул Артем. — Вот она и осталась на диске. Там вы рассказываете о поимке маньяка, фотографии ваши, биографии, все мы на компе нашли. Артем молчал. Очередной камушек перевернулся, клюйте хлебные крошки, птицы. Кто был в той статье? Сухая птичка Лаврова, долговязый губастый Витя, холеная Ольга Андреевна, еще не очень разжиревший, но уже мордатый Варчук, седой носатый Лукерин и он сам, Артем, сопливый понторез, распинавшийся о своей любви к Гумилеву. Ему это казалось прикольным, мент с любовью к поэзии. Пять лет прошло. Всего пять? — Считаешь, я мог прийти к тебе в агентство и вывалить историю, как есть? — Аркадий Петрович смотрел в глаза, Артем их не отводил, но думал о другом. — Аркадий Петрович, — сказал он медленно и увидел, как тот напрягся, словно предчувствуя, какой вопрос сейчас прозвучит. — А если я смогу найти то, что не нашел Сальников? Тишина висела долго, такая глухая, как если бы они были в этом огромном доме одни. — Если, — наконец тихо ответил Аркадий Петрович, — ты найдешь доказательства, что это не он, то скажи, пусть возвращается. С деньгами, без денег, мне все равно. Артем не стал задавать вопрос о другом варианте. Он видел ответ в холодном тяжелом взгляде. — Я понял. Вот что нам нужно сделать. Первое, снимите с меня слежку. Аркадий Петрович молча поднял брови. — Это даст мне фору во времени, — давил Артем. — Потому что это нелогично. Если он знает, что вы меня наняли и что я метнулся сюда, то значит, наверняка вы мне рассказали о своих подозрениях или я сам до них докопался. Кто после такого снимет охрану? Значит, что-то пошло не так и ему придется выяснить что. Он слишком осторожен и дотошен, он зацепится. Аркадий Петрович все еще молчал. — Вы ничего не выяснили, когда он был с вами двадцать четыре часа в сутки, — крепче надавил Артем. — Но надеетесь ворваться, как кавалерия, в нужный момент? Губы Аркадия Петровича стали жестче, но шевельнулись: — Обсужу с Сальниковым, он даст тебе бойца. Что второе? — Никакой боец мне не нужен, — ощетинился Артем. Нашли тоже школьника. — У тебя напарника нет, так? Ты один. Кого ты там взял, студента? А тут опытный человек, который, если что… — Аркадий Петрович не стал продолжать, но Артем и так понял. Не для защиты ему хотят выдать боевого толстолобика, а для решения определенного рода задач. — Сделаем так. Отправьте своего парня в Москву отдельно от меня, мы там встретимся, все обсудим. На работу я его не возьму, кавалерия должна сидеть в засаде, а не глаза мозолить. Аркадий Петрович какое-то время молча смотрел ему в глаза, затем кивнул. — Сальников даст тебе имя, фото, контакты. Так что второе? — Это проще. Найдите мне до отъезда левую, желательно безымянную симку. Будем держать связь через этот номер. По взгляду Аркадия Петровича Артем видел, что тот ожидал совсем другой просьбы. Она тоже будет, а как иначе. Тех, кто не умеет себя ценить, никто не ценит. — Если с этим все понятно, обсудим стоимость выполнения изменившихся задач.***
Знаешь, а если присмотреться, некоторые процессы не копируют те, что происходили сто лет назад, они не повторяются, а замыкаются в кольцо. То есть они длились, развивались и пришли к своему завершению, которое точно совпадало с отправной точкой. Либо из них не было найдено выхода, либо началось обратное движение. Это очень хорошо видно на примере толерантности, то есть терпимости к другим, готовности принять их инакость. Чаще всего этот термин используют, когда говорят о гомосексуализме, но, насколько я могу судить, как раз в этом плане ваше время было куда терпимее! Воспалившийся в двадцатом веке мачизм, о котором я говорил, и тюремная культура сыграли на обострение нетерпимости к геям, и мы пока даже не приблизились к уровню России начала века. Зато по иноверцам вообще и евреям особенно ситуация сейчас гораздо ровнее. Поэтому не будем разделять, поговорим о толерантности в целом. Человеку, как социальному животному, свойственно сбиваться в группы и разделять мир на своих и чужих. Это не вопрос воспитания или агрессивности, это базовое человеческое свойство, как прямохождение, например. Оно обусловлено биологически, и уровень гормона окситоцина повышен у матерей и солдат, то есть у тех, кто защищает своих от чужих. Чистая химия. Потребность человека в выделении своей группы так велика, что если отличия от чужих не удается обнаружить, он их с легкостью придумывает и охотно верит. Существует картинка, замечательно это свойство иллюстрирующая, смотри. * рисунок распечатан на листе А4, на нем две абсолютно одинаковые деревушки разделяет река. На одном берегу надписи «наши святые храмы», «наши мудрые руководители», «наши защитники родины», на другом, соответственно, «их мерзкие капища», «их беспринципные вожди», «их агрессивная военщина». Человеку это структурирование необходимо, это его базовая потребность, и защищать ее он будет яростно. Тысячи лет эта потребность прекрасно работала на результат, люди в основном жили и умирали там, где родились, внутри сложившейся общности. Но начался двадцатый век, и страну перемешали, словно салат в миске — все регионы, языки, национальности и сословия. Устоявшаяся система рассыпалась в прах, но большевики очень быстро заново структурировали общество. Наличие общего внешнего врага во второй мировой войне довершило процесс. Конечно, внутри страны продолжалось движение — людей из Сибири бросали на восстановление Донбасса, а чеченцев и крымских татар, наоборот, принудительно двинули на восток, комсомольские стройки растаскивали молодежь по всей стране, но любой человек в любой момент был встроен в довольно небольшую группу — стройотряд, семья, коллектив на работе. Каждый понимал, где границы его группы. Двадцать первый век пришел с интернетом, и все изменилось. Сначала в нем сидело относительно немного людей, и все они были примерно одного типа: молодые, хорошо образованные, открытые новому, противостоящие телевизору и закоснелости. Эта среда была малоконфликтной. Но люди продолжали прибывать в интернет, и первоначальное единство размывалось — разница во взглядах, мировоззрении, возрасте, образовании привела к тому, что люди начали распределяться по разным ресурсам, будто по углам разбредались. Вот тут сидят те, кто попроще, дача и поделки из бутылок. Вот тут лидеры мнений и огромные дискуссии. А тут всякие веселые картинки и не грузите меня. И так далее. Казалось, что этим все и закончится, каждый найдет себе нишу, встроится в нее и так будет продолжаться. Но люди в интернет продолжают прибывать, мир затекает в него широким потоком, причем приходят те, кто все это время от Сети был крайне далек. И через десять-пятнадцать лет после начала широкого распространения сетевого общения стало заметно явление, которое не сразу смогли оценить, — резкое повышение агрессивности. Нельзя стало слова сказать, чтобы кто-то не вообразил себя обиженным и не устроил скандал. Сначала это списывали на перенос из реальной жизни, говорили, каждому надо где-то пар спускать, а в интернете это можно делать безнаказанно. Но явление ширилось и кристаллизовалось, обрисовались контуры групп обид по интересам. Этих ранит безграмотность, этих мужской шовинизм, этих атеизм, этих, наоборот, религиозность, и так далее. Люди сбиваются в группы не по возрасту, полу, образованию и нации, людей стали объединять общие болевые точки. Ксенофобия оторвалась от бренного мира, но никуда не делась, она снова образует маленькие закрытые общины со своим уставом. Мы сделали круг и вернулись в ту же точку.***
Москва встретила низким серым небом и слякотной грязью летного поля. Желтые машины уныло месили ее щетками и гоняли скребками, никакого видимого эффекта не достигая. Витя тоже был мрачен и темен, но Артем, совершенно не ожидавший, что его станут встречать, ничего спрашивать не стал, по лицу было видно — жопа. И раз встречает, значит, скажет. — Хер ли ты телефон не берешь, — буркнул Витя, протягивая руку. Артем мысленно отвесил себе подзатыльник: он еще не привык маневрировать, попеременно отключая и включая телефоны, и вот пожалуйста, в первые же сутки облажался. Достал безжизненный «самсунг», с озабоченным видом потыкал в кнопки. — Разрядился. Витю, понятно, таким не обманешь, но сейчас он только рукой махнул, и это было дурным знаком. — Поехали. Наши все там. Они действительно все были там: Лаврова со сжатым в линию ртом и темными сухими глазами, ненакрашенная и потому будто затертая ластиком Ольга Андреевна, когда-то работавший с ними старичок Лукерин. Традиционно не было Варчука. Витя кивнул всем и рухнул в кресло, будто подломился. — У нас серия, Тема, — без приветствия сообщила Лаврова. — Третья машина. Артем не стал спрашивать, о какой серии речь, это и так было ясно, но он все еще не понимал, почему у всех похоронный вид. Промахнулись, бывает. Он был прав, Варчук нет, первый раз, что ли? — Любовник бывшей в СИЗО? — предположил он. — Естественно, — хмыкнул Витя. — Считай, сознался. — Понятно. Вы мне хоть покажите, что там было. Что-нибудь необычное есть? Все разом посмотрели на Артема, затем Ольга Андреевна медленно повернулась к Вите. — Ты ему что, не сказал? Тот пожал плечами, растер ладонью лоб. — Это Варчук, Тема, — сказала Лаврова. — Машина точно его, по телу работаем, но, судя по всему, это он. — Кто? Этого быть не может! — Артем подавил глупую улыбку, растер лицо и прошагал к окну. Когда он отучится улыбаться от неожиданности. — Не может. Он знал все детали, он бы... — И все-таки это он. Все молчали, пока Артем мерял шагами комнату, в которой никто не догадался включить свет, и в ней было так же пасмурно, как за окном. Они дают мне время осознать, думал Артем. Им кажется, что мне нужно время. — Опять сильный мужчина средних лет. — Он прижал ладонь ко лбу и поймал себя на том, что повторяет Витино движение. — Все остальное? — Один в один. Вчера была метель. Удушение. Оттепель часто бывает после метели, думал Артем. А после прошлого убийства было солнце. — Монетка, волк… — продолжал перечислять Витя. — Только машина старье, механика, сцепление сгорело. Артему захотелось уйти. Распахнуть дверь и вон отсюда, из этой комнаты с клетчатым низким потолком, от этого всего. Уйти и поверить, что ничего не случилось, что Варчук где-то там, надирается тихонечко за «танчиками» или втирает за жизнь очередной дурочке с чистыми глазенками. Все у него как обычно, пусть там и остается, и тогда Артему не нужно ничего решать… — Я сейчас, — сказал он, выложил на подоконник из кармана «самсунг» и вышел. Не так, как хотелось, конечно, не насовсем. Нашел в коридоре закуток потише, включил непривычный пока «сяоми». — Это мой новый телефон, — сообщил он Герману. — Что, и у тебя эта херовина нашлась? А зачем новый номер, можно же просто... Артем сморщился от несовместимости добродушной, домашней неспешности Герки с тем, что ему сейчас предстояло узнать. Но это придется сказать, это нужно сказать, Герман одно время дружил с Варчуком, оба любили потрындеть за пивком за политику, пожрать и погонять танчики. — Все потом. Варчук убит. Детали позже. Вспомни, после той истории на трассе он что-то там себе придумал для подстраховки. Я слышал краем уха, а ты должен помнить. Что? — Погоди. — Герман то ли прокашлялся, то ли подавил истерический смешок. — Как это убит? — Потом. Сейчас мне нужна информация. Она у тебя в голове. — Я приеду. — Убью нахер, если ты здесь появишься! Вспомни про его машину! Сейчас. Что он придумал для подстраховки? — Машина, машина. — Герман, кажется, ходил по комнате. — Это после того, как его грабанули? — Да. — Там все просто, открывается любая пассажирская дверь, начинается запись в салоне, он заднюю камеру внутрь воткнул. — Облако или карта? — Конечно облако! Он ее замаскировал, понятно, но все равно… — Ясно! И чтоб сидел в своей Казани! — Артем отключил телефон и вернулся к остальным. Никто за время его отсутствия не сдвинулся с места, они даже не разговаривали. Наверняка все слова были сказаны еще вчера. — Нужны очень хорошие спецы, очень хорошие. — Артем смотрел на Айзану, если кто точно может найти, то она. — Если сможем взломать комп Варчука, мы увидим все. Все, от начала до конца. Витя сморщился, потом расправил лицо, посветлел, догадавшись. — Камера в салоне? — Да, после того случая под Саратовом. — Он жил один, защита не должна быть сложной! — разволновалась Ольга Андреевна. Без привычно-четких бровей, ресниц и губ она казалась моложе и человечней. — Я найду людей. — Айзана Манчин-Ооловна посмотрела Артему в глаза. — Как ты считаешь, его смерть случайность? — Конечно нет. Она обвела вопросительным взглядом остальных. Все кивали. — Значит, вы меня поймете. Группы не будет. Я отдаю дело, мы им не занимаемся. Тема, ты хорошо расслышал?