Уличный кот с поместья Уэйнов

POV Константин Готэм. Поместье Уэйнов       — Господин Брюс, — Уэйн прикрыл глаза, тихо вздохнул и повернулся к дворецкому, что только что сцепил руки за спиной. — Я Вас понимаю, Вы не хотите оставлять своё расследование и уезжать из города, учитывая состояние Джейкоба, — Альфред кинул на меня быстрый взгляд и снова посмотрел на господина. — Однако те наёмники могут вернуться уже по Вашу душу. К тому же, в Швейцарии сейчас такая прекрасная погода, не менее прекрасная природа и свежий воздух.       Пенниуорт не впервой пытается вытащить Уэйна из поместья. Подобные разговоры повторяются день за днём, от того и такая реакция. И если Брюс начинал приводить причины, по которым он не мог покинуть Готэм, то Альфред тут же находил на них управу, поэтому первый, в свою очередь, стал уходить от разговора. Остановится расследование? Да, но по возвращению в Готэм, изрядно отдохнувший Брюс мог продолжить расследование с новыми силами. Не мог оставить Селину? Она сейчас на улице, а не в поместье, тем более Брюс никак девушке не помогает. Но оставалась одна причина, по которой Брюс не мог уехать, а от Альфреда я ещё не слышал альтернативного решения.       — Альфред, я не могу, — голос Брюса чуть дрожал от недовольства, но кроме изменившегося голоса ничто не указывало на раздражение. — Я же говорил, что не могу взять Джейкоба с собой пока у него перелом!       Брюс указал правой рукой на диван, на котором моя персона наблюдала за очередной ссорой. Как только надо мной нависла его рука, во мне появилось желание напрыгнуть на неё, но оно тут же было подавлено. Вместо этого, я наклонил голову вниз и уставился на тугую повязку на правой лапе. Да, эта самая причина, по которой Брюс не может выехать из города, — мой внутренний перелом. После того случая на складе, когда в меня выстрелили из пистолета, меня повезли к ветеринару. Вообще, никто не знает, что в меня стреляли, даже сам я не уверен, что та девушка не промахнулась, всё что осталось — резкая боль в лапе и не настолько сильная в голове. Но, если бы в меня попали я бы не лежал здесь, не станут же наёмные убийцы пользоваться холостыми патронами? Откуда в таком случае боль и следом перелом — не ясно.       Ветеринар провёл обследование и сообщил Брюсу, что у меня перелом пальцев, а если конкретней — перелом костей запястья. Настоящую историю появления перелома Брюс, естественно, не знал, поэтому на ходу придумал историю, по которой мне не удалось аккуратно приземлиться на землю с балкона. Ветеринар поверил, после чего предоставил два варианта лечения: наложить гипс или шину или провести остеосинтез, хирургическую операцию сращивания костей посредством металлических конструкций, что фиксируют кости друг с другом. И дураку понятно, что и при первом варианте, и при втором мне придётся ограничить свои передвижения, а это меня не устраивало. Но, во избежание осложнений, всё-таки лучше пару месяцев лишний раз не тревожить повреждённую конечность, дать ей срастись, от того мне пришлось согласиться на второй вариант, потому что тогда, в отличии от первого варианта, я буду более подвижен.       Но врачу никто не сказал, что у меня есть разум, соответственно моё мнение никого не интересовало. Говорил он только с хозяином, то есть с Уэйном, поэтому мои желания никакой роли не играли. И к моему счастью, Брюс был склонен ко второму варианту как и я. Врач наложил на лапу повязку и сказал прийти через четыре дня, чтобы кровь вместе с обломками тканей успела затечь в область перелома, тем самым ускорив скорость сращивания и облегчив операцию. Шёл второй день, через два дня должна быть операция.       — Это так, мастер Уэйн, однако после операции будет необязательно каждый день приезжать к ветеринару. Если мне не изменяет память, доктор Хирс Вам сказал, что после операции достаточно будет приехать в клинику через четыре недели…       — Или раньше, если что-то пойдёт не так, — заметил Брюс, всё никак не собираясь уступать дворецкому.       — В таком случае, можно будет поехать в любую клинику только уже в Швейцарии, — ответил Пенниуорт и дополнил: — всё-таки там Ваш дом находиться недалеко от города.       Я наклонил голову набок в немом вопросе. Либо Альфред не знает, либо знает, но решил опустить тот факт, что после какой-либо операции переезжать в другой город плохая идея, особенно если уровень медицинской помощи отличается. Во время переезда возможны осложнения, но если они не возникнут до, то никто не исключает возможности их появления после. А история болезни будет в другом месте, придётся местным врачам отталкиваться от слов пациента, а у них, если мы говорим о переезде в другие страны с отличающимся уровнем развития медицины, может быть иной способ лечения. Жизнь — не математика, никто не гарантирует, что плюс на плюс даст два плюса, вместо них может появиться один большой минус, который ни одним методом не будет исправлен. Поэтому приведённый аргумент крайне слабый.       С переломами несколько проще, вот только в таком случае мне нужен будет не остеосинтез.       — Но врач же сказал, что лучше не выезжать из Готэма после операции, поэтому… — подросток не собирался отступать, продолжая гнуть свою линию, но и мужчина настаивал на своём:       — Господин Брюс, я понимаю Ваши опасения за своего питомца, однако у Вас есть время, чтобы пересмотреть свои планы на перелом Джейкоба. Если не операция, то можно наложить гипс, уверен, Джейкоб не станет тревожить его. В конце-концов его можно на это время сдать в приют, думаю, он не сбежит от туда и не попытается переплыть океан. Всё-таки, как Вы говорите, «Джейкоб — умный кот».       Уэйн не ответил. Да, гипс упрощал положение дел, если бы он испортился можно было поехать в любую поликлинику и попросить поставить новый гипс, на словах изложив суть дел. Так же было и с приютом: оставить своего питомца на время в приюте, если некому присмотреть за ним пока хозяин в отъезде, законная операция, вот только я не горю желанием снова оказаться там. Я бы не сказал, что шесть месяцев, проведённых в приюте, были для меня чем-то невообразимым в плохом смысле, но как же там было скучно, день за днём хотелось лезть на стену. Только сон был спасительным избавлением, ну и редкие приёмы пищи, хотя ко второму месяцу есть было невозможно из-за скуки и уныния.       — Альфред, я уже всё сказал, — наконец ответил Брюс, но в голосе было меньше раздражения, больше уверенность. — Я остаюсь в Готэме. Если и уеду, то после того, как перелом Джейкоба срастётся.       Пенниуорт кивнул головой как ни в чём не бывало, но взгляд изменился, став чуть более рассеянным.       — Как скажете, мастер Брюс. Но рассмотрите мой вариант в ближайшее время.       Дворецкий развернулся на каблуках и удалился. Тон Альфреда, в отличии от тона Брюса не изменился, но и без этого можно было уловить грусть, и дворецкого можно понять.       — И так каждый раз… — со вздохом сказал в пустоту Уэйн. Он присел возле меня и посмотрел мне в глаза. Его руки потянулись ко мне и аккуратно обхватили, чтобы приподнять над диваном и положить себе на колени. Я не был против, поэтому спокойно развалился в ногах хозяина. — Альфред сильно переживает за меня, пускай о тех людях уже как три дня ничего не известно, они могут в любой момент ворваться в поместье, только уже за мной. — Уэйн почесал мой подбородок, спустился ниже к шее и продолжил ласку. — Прости уж, но с повязкой от тебя будет мало толку, подвергать твою жизнь и жизнь Альфреда опасности я не хочу.       Тело невольно перевернулось на спину, открыв свой живот для продолжения, на что Уэйн грустно хмыкнул и провёл кончиками пальцев по ключице.       — Однако оставить всё я не могу. Мне кажется, что у меня вот-вот получится выйти на его след, что если я уеду даже на пару дней, то он сможет замести свои следы ещё лучше, что никто не сможет отыскать его. Я не могу рисковать, понимаешь?       Почёсывания перестали приносить былое наслаждение из-за слов Брюса. Голову заполнила проблема парня, ведь от неё зависело и моё ближайшее будущее. Не силясь открыть глаза, я углубился в проблему:       «С частью мыслей Брюса я могу согласиться, однако есть и другая часть, с которой я не соглашусь, и это возвращение наёмников. Если бы им нужен был Уэйн, они бы уже давно вернулись, но от них ни слуху ни духу, вероятность их возвращения с каждым днём всё меньше и меньше. Да, возможно из-за их провала наниматель пока решил не отсвечивать и залечь на дно, однако от той же Селины нет вестей. Хотя она не должна отчитываться за свои действия ни Брюсу, ни детективу Гордону. Скорее всего, с Кайл мы ещё встретимся.       Нельзя не отметить, что наниматель за долгое время показался, а значит нужно продолжить расследование, найти тех личностей, которых засняли камеры, узнать через полицию кто они, благо временно ограниченные финансы Брюса позволят это провернуть, тихонько сдать всю полученную информацию детективу Гордону и дальше дело за ним. Но Джеймс Гордон не зря в полиции работает, вмешательство Брюса может быть попросту лишним. А может и не лишним…       Но всё это — не стопроцентные вероятности. Хоть сейчас те люди могут ворваться в поместье и убить всех, так как они могли увидеть эту доску с фотографиями и доложить нанимателю. Конечно трястись за каждую вероятность глупо, но какой малой она не была, один факт её существования заставляет учитывать и её тоже.       Стоит отметить и то, что сейчас у парня полно вопросов голове, каждый из них в той или иной мере связан друг с другом. Они перемешивается и образует такую кашу в голове, что вычленить что-нибудь нужно — дело непростое. Только один способ есть справиться с неразберихой: на время отойти от дел. Найти себе другое занятие, по возможности переехать в другое место, на что прямо-таки говорит Альфред. И для этого нужно довериться детективу.       Доверие. Завоевать его непросто, куда проще предать. Достоин ли Джеймс Гордон доверия? Да, вполне, вот только… нет, он не мог знать, что местоположение Селины вычислят так скоро. Нужно дать шанс детективу, по крайней мере, свои слова он подтверждает делом. Брюсу же нужно остановиться для его же блага».       Тёплые руки снова обхватили меня и прижали к груди. От этого я пришёл в себя и приоткрыл глаза, чтобы увидеть перед собой свитер парня. Парень куда-то шёл, скорее всего к столу перед доской. Так как морда уткнулась в свитер, а глазные яблоки по природе своей двигаться не могли, мне ничего не было видно.       Я поднял голову и посмотрел в лицо парня. Тот не сразу заметил моего взгляда, а когда заметил, ко мне пришло осознание, что парень держал свой путь к себе комнату. Наверное что-то решил спросить, что же, я к вопросам готов, к тому же мне некуда деться от них, двигаться самостоятельно я не могу. Но Брюс лишь бросил на меня быстрый взгляд и продолжил путь. Мне ничего не оставалось, кроме как снова уткнуться в свитер хозяина.       Рука оторвалась от меня, последовал звук открывающейся двери, за которым рука вернулась на прежнее место. Было бы удобнее и мне, и Уэйну, если бы я передвигался самостоятельно, но тревожить сейчас лапу — не самая лучшая идея. По началу было неприятно постоянно ощущать либо только мягкую поверхность, либо быть исключительно на руках хозяина, да и ощущать себя слабым до зубной боли неприятно, но накопленные знания твердили смириться и молчать, пока не будет проведена операция.       Столь знакомая комната встретила нас двумя столбами пыли, что шли от окна к полу. Альфред всегда проводил уборку раз в неделю и в последнее время стал подключать к ней Брюса. Бывало когда последний халтурил, и часто дворецкий ловил парня над этим. Последнюю уборку Уэйн выполнил некачественно, но Пенниуорт либо это не заметил, либо смирился.       До того как попасть в иной мир я не особо задумывался над тонкостями работы дворецкого. Просто было неинтересно. Только было представление о старике с серебряным подносом в руках и такими же серебряными чашками и чайником на нём или о таком же старике, только открывающем и закрывающем входную дверь, а вместе с этим убирается в доме, не привлекая к этому нанимателей. И на его фоне наниматели казались мне странными людьми, не желающими заниматься хозяйством. В мыслях прежде всего они представали капризными и высокомерными личностями, наверное потому, что те круга, где крутились такие люди, меня мало интересовали. И лишь после приходило осознание, что они заводят такого работника из-за того, что на дом времени и сил не хватает. И стоило мне попасть в поместье, как образ странных людей стал рушиться: дворецкий Уэйнов не всегда ходит с подносом и предлагает каждому чай, а в свободное время только и делает, как готовит и убирается. Даже до смерти родителей Брюса Альфред занимался воспитанием мальчика, когда четы Уэйнов не было дома. Что уж говорить о сегодняшнем дне?       Пока я стыдился своих прошлых мыслей, что жили так долго в голове и процветали, Брюс преодолел расстояние между дверью и столом и опустил меня на полотенце возле машинки. Нос тут же защекотала пыль в воздухе, от которой я, не сдержавшись, тихо чихнул в полотенце. Брюс это то ли не услышал, то ли не предал значения пока вставлял чистый лист в машинку. Когда дело было сделано, парень сел напротив машинки и опустил взгляд на меня в немом вопросе.       Попытка встать на три лапы была выполнена, следом я как подпрыгнул чуть ближе к клавиатуре и стал носом указал на букву «Y». Брюс на неё нажал, и на листе появилась эта же буква. И каждая следующая буква, на которую указывала моя морда, появлялась на листе. С тремя лапами нажимать на клавиатуру и при этом держать равновесие было для меня невозможно. Вскоре на листе появилось целое предложение.       — «Ты должен уехать», — Уэйн прочитал написанное, и взгляд его потемнел. — Ты тоже так считаешь? Но как же расследование? Кто будет заниматься им, пока меня не будет?       И вновь мне пришлось указывать на буквы на клавиатуре. Но не успел было я указать на четвёртую букву фамилии, как Уэйн меня остановил:       — Думаешь оставить всё детективу Гордону? — Брюс ненадолго замолчал, от чего я повернул голову в его сторону. Он продолжал молчать, но взгляд бегал от листа ко мне и обратно. Парень что-то знал, но говорить это не желал, вот только в чём была причина — ясно не было. — Ты, наверное, не знаешь, но теперь Джеймс Гордон не детектив. Его понизили до охранника в псих лечебнице «Аркхэм».       «Что?» — только и подумалось мне. Естественно я не знал об этом, как и причин соответственно. — «В таком случае, всё усложняется. Некому больше продолжить дело, полиция коррумпирована, доверять никому нельзя. Правда у Гордона был напарник Харви, если мне не изменяет память. Но между ними есть большие отличия, и из-за них напарник Гордона может просто не взяться за дело и послать Уэйна куда подальше в мягкой форме. И судя по всему, знакомых, доверенных полицейских больше нет. Это плохо».       — На самом деле, я считаю нужно отказаться от помощи детектива, — я не понял смысла этого действия и, наклонив голову набок, как бы задавая немой вопрос. — Сам посуди: за последнее время детектив… мистер Гордон никак не приблизился к настоящему убийце моих родителей. Да, он нашёл свидетеля, но сейчас никто не знает, где Селина. Мне легче самому продолжить расследование, пусть Гордон восстанавливает своё имя как детектива и сконцентрируется на беспорядках в городе.       «И много ли ты сможешь найти? Ты, Брюс, несомненно, умён не по годам, однако, как уже я говорил ранее, одного ума мало. Сейчас все улики и зацепки указывают, что к убийству твоих родителей виновен совет директоров, но твои подозрения можно легко опровергнуть».       — Чего? «Твои зацепки можно легко прикрыть халтурой Уэйн Энтерпрайзис»?! Похоже ты не видел мою доску, а если и видел, то невнимательно просмотрел, — я тяжело вздохнул и склонил голову к земле. — Внутри корпорации столько нарушений, взять хотя бы Аркхэм. И они происходили за несколько недель до…       Брюс замолчал. Я аккуратно повернулся к нему и наткнулся на грустное лицо, что пыталось скрыть свою боль под бесстрастной маской. Столько боли вызывает одна только мысль о смерти родителей, а ведь Брюс до сих пор винит себя в их смерти. Но постоянно молчать об этом событии невозможно, отправная точка расследования.       Я попытался подойти к парню, но на первом же шаге упал на полотенце. Из горла вырвалось недовольное рычание, но как только меня подхватили на руки, недовольство испарилось. Уэйн поднял меня на уровень лица и посмотрел мне в глаза. Я отвёл свой взгляд в сторону от неловкости, за то, что из-за меня поднялась эта тема, и прижался носом к большому пальцу парня и осторожно выдохнул, прикрыв на мгновение глаза. До моего затылка что-то коснулось и стало поглаживать, но я сразу же догадался, что это был большой палец другой руки Уэйна. Я приоткрыл глаза и чуть повернул голову к лицу парня. Тот уже не пытался скрыть свои настоящие эмоции — уголки губ опустились, глаза стали источать грусть, да и само лицо выражать скорбь. Дрожащим уже от горя голосом Уэйн прошептал:       — За несколько недель до смерти родителей… — я полностью повернул голову в сторону парня. Следом он задал вопрос: — Ты когда-нибудь видел смерть? Смерть своих близких и как ты жил, после их смерти?       И как мне было ответить на это? Ответить отрицательно я не мог, так как помнил о маме. Помнил её улыбку, её слова, что подбадривали меня, если мне было плохо, и хвалили, если бы я чего-то достиг, даже сущего пустяка. Как она слушала меня, давала советы, как выйти из какой-либо ситуации. Помнил, как мама сидела возле моей кровати, когда мне было страшно засыпать одним в тёмной комнате или как она оставалась дома, пропуская рабочие часы когда мне было плохо. Помнил, как она заступилась за меня однажды за семейным ужином, когда папа стал требовать от меня большей отдачи на тренировках. И помнил свои последние слова ей, когда видел её живую последний раз.       «Ты мне не мать, а он мне — не «братик»! — эти слова кружатся в голове как назойливая муха, которую никак нельзя отогнать. Мама дала мне столько любви и заботы, и как я на неё ответил?       Мой короткий кивок вызвал у парня большое удивление. На большее я не был способен, так как у самого не было сил что-либо показать или ответить. И я был искренне рад, что больше вопросов со стороны Брюса не было — не выдержал бы, сорвался.       — Так вот почему ты иногда такой… отрешённый — догадался Брюс. А ведь за всё это время я так и не сказал причину своей грусти, сначала не знали как общаться, а затем было как-то не до этого.       В следующий момент я почувствовал, как был прижат всем телом к тёплому свитеру. Руки сзади крепко обнимали, да так, что мне сначала было тяжело дышать. Судорожными вздохами и хрипами у меня получилось донести парню, как тяжело мне было дышать, от чего он стушевался и ослабил объятия, но не отпустил. Хотелось вырваться, но Уэйн чуть сильнее прижал меня к себе, но не так, чтобы дышать было невозможно. Пришлось терпеть, но в сердце возник какой-то трепет. Быть может, мне самому нужна была поддержка?       — Прости… — прошептал Брюс дрожащим голосом. — Я не должен был напоминать тебе о том, что с тобою было.       Я неприятно зажмурился и завертел головой из стороны в сторону. Усики на лице прошлись по шее хозяина, щекоча и моё лицо. Ведь это я должен извиняться перед Брюсом, из-за меня вся эта тема поднялась, я должен извиняться, не он.       За объятиями я сначала не заметил как стал тихо, успокаивающе урчать. Похоже, само тело знает что нужно сейчас лучше меня самого. А ведь эти небольшие вибрации, что раздаются по всему телу и передаются к парню могут не только послужить как успокоительное, но и как извинения.       Брюс в какой-то момент ослабил объятия и опустил меня обратно на полотенце. Я поднял свой взгляд на него. Краем рукава малец стёр непрошенные слёзы с уголков глаз и вздохнул, всё не прерывая зрительного контакта. Наверное, я выглядел не лучше, но внутри после затяжных объятий стало немного спокойней.       — Джейкоб, давай проведём сегодняшний день без подобных ситуаций? — я кивнул и подставился под тёплую руку хозяина. Нервы нам ещё понадобятся. — Так… почему ты считаешь, что всё что я нашёл — несильно поможет в расследовании.       Неохотно, но я подошёл к машинке (не без помощи Брюса), и стал указывать на буквы на клавиатуре, после чего шёл глухой щелчок. А на листе сверху печатались мои мысли.       «Нет такой компании, в которой абсолютно все выполняли все свои обязанности. Кто-то обязательно будет просиживать своё место, и чем больше сотрудников, тем больше халтурщиков».       — Похоже ты не знаешь, Джейкоб, — прервал меня Брюс, — но человека можно уволить, если он не исполняет своих обязанностей.       «Я знаю, но человек может отмахнутся тем, что неправильно понял или ему не все детали объяснили. Умный халтурщик изучит работодателя и будет тактично пользоваться своими шансами и его слабостями, чтобы глупо не вылететь с хорошо оплачиваемой работы».       — Хочешь сказать, что всё, на что я наткнулся — это всего-навсего продукты, недоведённые до конца кучей людей? — я кивнул. — В таком случае, почему Уэйн Энтерпрайзис разрешил Уэл Зайн создавать химическое оружие? Ты же видел человека, создавшего Гадюку? Или ситуация с лечебницей «Аркхэм»?       В голове я стал компоновать мысли, чтобы печатать было не так долго. Сложность была не столько в сокращении, сколько в переводе сокращённой фразы. Были слова, перевод которых я, каюсь, не знал, поэтому их приходилось заменять синонимами. Но и тут была проблема: заменяя слова на синонимы я грозил потерять смысл того, чего хотелось сказать. В итоге перевод значительно усложнялся.       Спустя некоторое время, в голове появилась нужные фразы, после чего Брюс стал печать то, на что показывала моя морда.       «Насколько я знаю из газет, Томас Уэйн был сильным лидером корпорации, благодаря нему она расширила своё влияние. Естественно он видел, что происходит внутри неё, поэтому убирал то, что плохо работает или не соответствовало его планам. Все криминальные компании закрывались, что не нравилось совету директоров. Если они и причастны к убийству, то какой прок тогда от половины лечебницы?»       — Небольшая жертва для других более нужных целей, не более. Кстати, ты так и не объяснил, почему ни мэр, ни Кармайн Фальконе не причастны к… произошедшему? — между тем спросил парень.       Я нахмурился, так как мне казалось, что объяснения теории были даны, но, похоже, моих обоснований было недостаточно. Со вздохом, я перескочил на другую тему.       «После того случая ты разве не заметил, как резко подскочил уровень преступности? Каждую неделю появляется человек с каким-то необычным способом убийства. Увеличилось число преступных банд, о которых ранее никто не знал или они были уничтожены, но появились вновь. И порой они заходят на территорию мафии, хотя никто раньше не смел и ногой наступить на землю Фальконе, что достаточно странно, не находишь?»       Брюс откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. Взгляд его уткнулся куда-то за машинку, словно и не здесь находился. Я ждал решения Брюса то поднимая, то опуская хвост. А он молчал. Видимо, пытался найти какие-либо неточности в теории. Про мэра же говорить не стоило, и так ясно, что он марионетка мафии.       — Если и так, — наконец подал голос Уэйн. Парень посмотрел на меня и спросил: — Но есть две мафии, что борются за власть друг с другом — Марони и Фальконе. Хотя можешь не «говорить», до того момента Марони никак себя не проявлял, по крайней мере в газетах он не так часто появлялся, как сейчас. Ты думаешь, Сальваторе Марони больше связан с тем самым, чем Уэйн Энтерпрайзис?       «У него больше причин, чем у Кармайна. Всё-таки, большая власть у последнего».       — Это невозможно, — начал отрицать Уэйн, а голос его стал более грубым. — Мой отец не стал бы связываться с бандитами.       «Если бы союза между ними не было, то почему после произошедшего уровень преступности так сильно возрос? Вполне возможно, что обе стороны не были в восторге от такого союза, но во благо города они могли пойти на этот шаг».       Брюс не ответил. Сначала посмотрел на меня рассержено, что неудивительно, осквернил светлый образ его папы, но через пару секунд отвёл взгляд на пол, чтобы я не так отчётливо заметил, как в глазах, на смену недовольству, приходила растерянность, а после и грусть. Видимо только сейчас «услышал» меня.       Было ли стыдно? Не то, чтобы очень, но что ещё я мог сделать? Коль пошёл в столь раннем возрасте в недетские дела, то и столкнуться ты должен, соответственно, с недетскими вещами и окончательно снять розовые очки. Иначе рискуешь быть белкой в колесе.       Брюс поднялся с места и подошёл к закрытому окну. Я проследил за ним и наклонил голову. На лицо его вернулась бесстрастная маска, а губы недовольно сжались. Спустя некоторое время он заговорил:       — Наверное, ты прав, и мне стоит копать в сторону Марони, но Кармайн мне всё не даёт покоя. Не буду забывать о нём и мэре. Надеюсь, то, до чего ты додумался, имеет цену.       Я кивнул и отвернулся к книгам, бережно лежащим в двух стопках — одна побольше, другая поменьше. Моё расследование так же не стоит на месте, оно идёт параллельно с расследованием Брюса, вот только скорость его продвижения заметно ниже, так как я просто не знаю на что нужно отталкиваться, плюсом идёт появляющееся время от времени нежелание двигаться дальше. Скорее копаться в истории и мифологии мне не интересно и всё тут да ещё отсутствие хоть каких-то зацепок играет роль.       Словом об истории: благодаря кабинету у меня появились книги, отражающую настоящую историю мира, а не то мракобесие, что напечатано в учебниках. Сложно иногда, но рядом есть Уэйн, что объяснит мне то или иное слово. И судя по тому, что я прочитал, истории моего и этого миров не так уж отличаются. Расхождения есть, но на конечный результат они имеют не сильное влияние. По крайней мере, Третьей Мировой войны ещё не было, повторной Великой депрессии в мире тоже не наблюдалось, чума так же высекла треть Европы, новых государств на современной карте мира нет, только парочка новых городов и все они в Америке: Метрополис, Централ-сити и Готэм. Не знаю, может два первых были и в реальном мире, вот только их география меня смущает. Про остальные страны ничего не скажу — на названия и имена у меня довольно плохая память.       Что же касается мифологии, то тут всё глухо: в скандинавской мифологии только одна богиня, связанная с кошками, — Фрейя, богиня любви. Легенды гласят, что в её колеснице были запряжены два кота, а за ней бежали или летели всевозможные звери. Именно звери, а не люди, обращённые ей в животных. И всё, больше коты никак не фигурируют, а других богов кошатников у скандинавов не было. В итоге время было потрачено зазря.       Мифологии славянской я в библиотеке не нашёл к моему сожалению, поэтому пришлось просить Брюса как-нибудь достать её. В Готэмской библиотеке был добыт сборник мифов и легенд. И это самый трудный материал, наверное, за всю мою жизнь. А всё потому, что во время христианизации Руси всё, что было связано с язычеством, уничтожалось, а тех, кто не собирался принимать новую религию, убивали. Из-за этого большая часть достоверной информации была утеряна, и по сей день историки пытаются полностью восстановить всю мифологию, сказывается недостаток информации. Поэтому везде стоят фразы «По мнению исследователей», «Скорее всего», «Возможно» и тому подобное. А на некоторые вопросы сборник либо отмалчивался, либо прямым текстом говорил, что ответов нет.       Все два дня были потрачены мною на изучение, и за этот промежуток я так и не смог добраться до конца сборника. И удручает ещё то, что о богах мало что написано, плюс там творится полный хаос: если в греческой мифологии есть сонм богов, где их чёткое количество, насколько я помню, а сила каждого бога известна, то в славянской просто тьма. Ни количества богов в сонме (даже историки расходятся во мнениях, был ли славянский сонм вообще?), ни силы богов, ни кто чей отец и сын, мать и дочь, прародитель и самый дальний потомок. После прочтения нескольких глав я ложился на стол и не двигался, слишком сильно меня изматывала данная мифология. И будет очень обидно, если и в ней я не найду ответа. Или хотя бы намёк на ответ, иначе итог будет тот же что и со скандинавской мифологией.       — Джейкоб, — я резко повернулся на голос и упал на край полотенца. Уэйн увидел это и усмехнулся: — Поосторожнее, тебе же не нужен ещё один перелом?       Я тихо зарычал, но тут же успокоился и посмотрел на парня. Тот подошёл к столу и посмотрел на печатную машинку, как бы спрашивая меня, нужно ли она ещё? Мне осталось лишь отрицательно покачать головой и потянуться к Брюсу. Перед тем как взять меня на руки, он заботливо почесал меня за ухом, вырвав из моего горла тягучий звук одобрения. Затем аккуратно поднял меня над землёй и подошёл к стопкам книг.       — Какая книга тебе на этот раз нужна? — я кивнул в сторону славянского сборника, внутри которого была закладка в виде красной тонкой линейки.       Брюс одной рукой взял книгу, второй продолжая держать меня. Невольно взгляд зацепился за скандинавскую мифологию. Вообще эта мифология довольно весёлая, стоит вспомнить миф, в которой у Тора украли молот ледяные великаны и поставили ультиматум — либо Асгард даёт в жёны их лидеру одну из дочерей Одина, либо не видать Тору больше его оружия. Поэтому Фрейя решила переодеть громовержца в девушку и отдать его великанам. Как итог Тор побил всех великанов, молот себе вернул, а великаны ничего так и не получили. А вывод из этого мифа таков: не воруй у Тора.       «Фрейя, » — повторил про себя я её имя. — «ты точно не тот бог, что я ищу, просто потому что ты женщина и второе имя твоё просто не упоминалось. Печально».       В мыслях возникла девушка в желтом платье, держащая поводья колесницы, в которой запряжены два гепарда, хотя нигде не указывалось, что те два кота — гепарды, а вокруг неё бегут звери, как бы провожая свою любимую хозяйку, и, в случае чего, защитят от врага. Этакие телохранители.       Брюс пошатнулся от неожиданности, стоило мне ударить его головой в грудь. Он непонимающе уставился на меня и спросил:       — Ты чего? Задумался что ли? Конец POV Константин

***

Восемь лет назад. Архангельск       — Костя, — Николай потряс друга за плечо и тот, будто в полудрёме, повернулся к нему. Казанов переживал за состояние своего друга. Ещё бы, пару недель назад он чуть ли не покончил жизнь самоубийством практически у него на глазах. Об этом узнали в школе, и директор исключил его из-за этого, но, кажется, ему было плевать на это. Как и на причину. — всё нормально?       Демин опустил взгляд на землю и промолчал. Жить даже после неудачной попытки суицида не хотелось. Вина до сих пор давила на него, а вернуться обратно к живым он всё никак не мог. А к кому? К отцу, что губит горе в бутылке? К ненавистному брату, который каждый день что и делает, что кричит на весь дом? Нет рядом человека, по которому Константин задумался. Нет тех, кто Константину действительно дорог.       — Эй, — Казанов снова предпринял попытку вернуть друга в реальность, но тот лишь недовольно цокнул языком и дёрнул плечом, заставив Николая убрать руку. Но парень не отступил и продолжил попытки: — Если тебе нужно выговориться, то давай, я готов тебя выслушать. Можешь накричать, мне не будет обидно, правда.       Константин сжал руки в кулаки и скрипнул зубами. Только из-за Кирилла и дружбы с Колей он вышел на улицу в мороз. Может температура воздуха и не такая уж и низкая, но ветер, идущий с Белого моря, делал её ещё более низкой, от того и люди на улицах одеты слишком тепло для осени.       — Да какая тебе разница до меня и моих проблем? — не сдержался парень и, сощурившись, посмотрел в лицо Казанова.       — Потому что… я беспокоюсь за тебя…       — Не надо за меня беспокоится. Не надо жалеть меня. Не надо вообще трогать меня!       Константин резко поднялся с места, развернулся, чуть не поскользнувшись на корочке льда, и направился прочь от надоевшего Николая. Последний оторопел, но в следующий момент поднялся и побежал за уходящим. Он схватил его за локоть и чуть зажмурился от неожиданно поднявшегося колючего ветра.       — Отпусти, чёрт возьми! — из рта Константина выходило много нецензурной брани, что привлекало окружающих, но ничего больше, чем посылать удивлённые и неодобрительные взгляды на двух парней, они не делали. Ведь у каждого своя жизнь, зачем помогать кому-то незнакомому, ведь за это, скорее всего, ты ничего не получишь.       — Костя, пожалуйста, давай просто поговорим…       — Мы уже достаточно поговорили, а теперь, пожалуйста отвали от меня! — Константин развернулся на месте и ударил свободной рукой по лицу друга. Тот принял удар, но не отпустил его, только сильнее сжал локоть.       Демин однако сдаваться не собирался и продолжал наносить беспорядочные удары свободной рукой по лицу и торсу, а ноги били по животу и ногам. Казанов морщился от боли, что причинял ему Константин, но не отпускал несмотря ни на что. А удары вместе с бранью продолжали литься как рекой, но они становились всё слабее и слабее, и в конце стали напоминать больше лёгкие толчки да одно только «ненавижу». С холодной головой Демин смог бы вырваться из захвата, не раз он учился уходить от него, даже если схвативший превосходит в мышечной массе его, как Казанов, но эмоции затуманили его разум, от того ничего не вышло.       От бессилия Константин стал медленно оседать на асфальт, но Николай успел подхватить его и стал успокаивающе похлопывать по спине, не обращая на грязь на одежде и боль на теле внимания. А слух уловил тихие всхлипы и слова «Это я виноват». И Казанов не понимал, в чём же так виноват Демин? В том что побил его? Одежду можно постирать, а на тренировках он ощущает большую боль. Или же не в этом дело?       — В чём? Не переживай, мне не больно…       — Из-за меня мама умерла! — не сдержался Демин и признался. Николай удивился и посмотрел на рыдающего парня. А он продолжал: — Кирилл не должен был родиться так рано, он ещё должен был полторы недели быть в маме, но тогда, когда вы позвали меня на вечеринку, мне она запретила, у меня были плохие оценки, а я… — он сглотнул слюну и чуть тише продолжил, борясь с судорожными вздохами: — я накричал на неё, сказал, что она мне не мать и попытался сбежать. И почти сбежал, но… она преградила дорогу, а я толкнул…       Николай застыл. Не так страшно родить раньше на полторы недели, насколько он знал, но ситуация в корне меняется, если они прошли раньше из-за внешних причин. Может сказаться не то что на здоровье ребёнка и его жизни, но и на жизни и здоровье будущей матери. Он всё это время был уверен, что просто Анастасии не повезло, что так всё закончилось, в конце концов даже при нынешней медицине, на самом идеальном сроке есть вероятность умереть, но чтобы произошло такое… Он не ожидал.       — Я вызвал скорую, и она быстро приехала, — между тем продолжал говорить Демин будто в бреду. Всхлипы стали громче, а к ним прибавилась дрожь. Дрожь от ужаса и горечи вместе, что разрывали итак неспокойное сердце на части. — Я поехал вместе с ней в больницу, потом приехал папа, а дальше…       Ветер перестал щипать кожу на лице, а с неба стал падать мелкий снег, покрывая землю своим белым цветом.       — Не продолжай, не нужно себя и дальше мучать. — Прервал его Казанов, склонив голову. Его шёпот для Константина был слышен как будто в вакууме и эхом раздавался во всех уголках мозга. Успокаивал ли он? Да, он притуплял боль и слизывал кровь на ране. — Не нужно убивать себя за это. Не вини за то, что было, у тебя есть папа и брат, заботься о них, им ты нужен, они не отвернуться от тебя.       — Они не знают, а стоит им узнать… В тюрьме, может, мне самое место.       — Не надо так говорить, Костя. Твой папа — добрый человек, хоть и излишне требовательный, а твой брат — единственное, что осталось тебе от матери. — Казанов наконец освободил локоть парня от захвата и поднял за подбородок голову Константина. — Если ты действительно любишь её, то дай эту любовь ему. Но помни и о маме, только о ней, не о том, что произошло. Хорошо?       В глазах у Демина было расплывчато из-за накопившихся слёз, но даже через это он мог поклясться, что точно различил грустное лицо, но добрые глаза на нём.       — Я… слабак, не смогу это сделать…       — Нет, ты сильнее, чем считаешь. Сильнее любого человека, которого я только знаю. Просто… иногда даже самому сильному человеку на Земле нужно побыть хоть немного слабым. — Николай приблизился лицом к лицу парня и продолжил: — Даже если тебе мои слова кажутся бредом, то знай, я всегда буду на твоей стороне. Куда бы ты не пошёл, как бы не называл за спиной и какое бы горе у тебя не было знай, я всегда буду на твоей стороне.       Константин закрыл слезящиеся глаза и стал понемногу выравнивать дыхание, но в голове всё стояли слова друга и не отпускали. Морозный воздух приятно остужал пылающее лицо, а вместе с горячим дыханием Николая по всему телу бежали табунами мурашки, успокаивая сердце парня. Было до дрожи в конечностях приятно ощущать эту резкую смену температур. С нею весь тот груз, что был так долго на душе, будто падал на землю, а тот дёготь и грязь, что покрывали лёгкие, начали наконец сползать, давая наконец спокойно вздохнуть полной грудью. И от ощущения позабытых чувств Константин не заметил робкое, почти невесомое прикосновение сухих губ к его всё ещё горевшему как от жара лбу.       Мир изменился. Да, он стал тусклее, некоторые краски окончательно потеряли цвет в глазах Константина, но остался ещё свет, на который Константин Демин пойдёт и будет хранить эту крохотную, но такую важную искру жизни ещё долгие годы. И пока она горит в его душе, пока в нём самом есть силы идти дальше, спотыкаясь, падая в грязь, останавливаясь, поворачиваясь назад, он не забудет вспомнить тот день, встанет на ноги и продолжит свой путь. И пускай сама дорога будет извилиста и узка, темна и страшна, а под ней будет бездна отчаяния, он не сойдёт с пути, пока в нём горит жизнь.